Тьма окружает, введя нас в свой омут
Медленно тихо кружиться средь нас-
Зло обитает в покоях сейчас.
Вороны крыльями славно так машут-
Чёрные Лики, гуляньями пляшут.
И все мы глупцы, что слепо всем верим…
А все так циклично, имеет конец,
А время бежит не смотря на наш век.
И Красная лента вот-вот оборвётся
Чаша весов снова качнется.
Когда Создатель пробудился, его первый вздох породил вихрь. Он коснулся груди и, раздирая ткань небытия, оторвал от своей сущности искру чистого Бытия.
«Живи», — прошептал он.
Искра вспыхнула, и из огненного кокона явилась Эйна — Перворожденная. Ее первый вдох зажег звезды.
«Ты — начало, — голос Создателя растворился в пустоте. — Первый свет. Но миру нужна тень».
Из складок ее сияющего платья выползла черная дымка, сгустившаяся в мужчину с кожей цвета межзвездной пустоты. Мортимер. Владыка Теней.
Они были противоположностями, сшитыми одной нитью. В Небесном Саду они творили миры. Эйна лепила горы из света, Мортимер вливал в них эхо забытых снов.
Их любовь была творящей силой. Когда его пальцы, холодные как космическая пустота, касались ее щеки, зажигались новые туманности. Он был ее покоем, она — его светом.
Но даже искра Перворожденной не вечна. Пламя Эйны погасло, разбитое коварством сестер. Однако божественное пламя не исчезает насовсем. Оно тлеет в сердце мироздания, чтобы однажды вспыхнуть вновь...
Вернуться. Это слово жгло гортань, как раскаленный уголь. Тлеющая в сердце искра. Варвара стояла у запертой двери. Побитый временем чемодан нелепо болтался в ее руке, тяжелый, как камень вины.
Собрав волю в кулак, она вставила ключ. Древний, животный страх сжал горло. Дверь отворилась с жалобным скрипом, словно последний вздох.
Запах ударил в нос — забвения, горя и времени, остановившегося десять лет назад. Пыльная полутьма встретила ее как склеп.
Она опустилась на диван. Покрывало взметнулось облаком пыли. И в голове что-то щелкнуло. Нахлынули воспоминания. Мощным валом. Сладковатый запах маминых блинов... холодный ветерок... и тот день. Сердце сжалось так сильно, что Варя схватилась за грудь, задыхаясь.
...Они лежали на бархате мха в садах Мално.
— Смотри, — прошептала Эйна, проводя рукой по его груди, где мерцал осколок ее искры. — Они так похожи на твои тени.
Мортимер поймал ее руку, прижал ладонь к губам. Его поцелуй был беззвучным обещанием.
— Без твоих теней мой свет слепил бы сам себя, — она прижалась лбом к его виску.
Он не ответил. Лишь обвил ее волосы пальцами — пальцами, которые могли разрушать галактики, но сейчас дрожали, касаясь ее шеи. Он целовал ее плечо, основание горла, и каждое прикосновение было сотворением нового, крошечного мира. В эти мгновения он не был Владыкой Теней. Он был просто ее мужчиной. Ее противоречием... болью и отрадой...
– Вставайте, пора завтракать, Мирослава, Варя!
Мамин голос, теплый и звонкий, плыл с кухни. Варя, восьмилетняя, уткнулась носом в подушку. Счастье было простым и осязаемым.
Они с сестрой, словно два сонных медвежонка, сползли с кроватей и понеслись сквозь прохладные комнаты.
– Так, быстрее умываться, потом за стол! – напутствовала мама, ставя на стол стопку румяных блинов.
Умывшись ледяной водой, они уселись за стол. Мамины блины исчезали с тарелок с ликующим аппетитом.
Варя медленно открыла глаза. Мир, закутанный в теплую ткань воспоминания, распадался. Вспышки ярких образов – мамины руки, Мирины кудряшки, смех отца – утекали прочь, растворяясь в серой пыли настоящего. Воздух снова пах затхлостью.
Перед ней была лачуга, понимавшая ее лучше всех на свете. Он будто держался на честном слове; казалось, чихни – и он сложится грудой досок и воспоминаний.
– Ты пришла поиграть со мной?
Голосок прозвучал так явственно, что сердце Варвары ёкнуло. Голос Миры. Тот самый.
– Здравствуй, сестрёнка... – выдохнула Варя. – Да, я здесь. Я пришла... чтобы жить. Снова.
Слова звучали фальшиво.
– Это хорошо! Значит, будем собирать яблоки и лежать на поляне! Как раньше! – Голос звучал откуда-то справа.
Она говорила обычными словами, но они пробуждали забытое тепло детства, смешанное с ледяным ужасом. Варя почувствовала, как по щеке скатывается слеза.
– Хм... Думаешь? – спросила Варя, молясь, чтобы это был просто ветер, игра воображения.
– Знаю, – прозвучало с непоколебимой детской уверенностью.
Свет в глазах Варвары померк. Рядом промелькнула девочка в белом платье. Варя резко обернулась. Пустота. Лишь луч пыльного солнца.
– Не прячься! Я знаю, ты злишься на... – начала Варя. – На меня. На тот день...
– Неправда, – перебил голосок, звучащий эхом. – Злилась бы – не вышла встречать. – Пауза. – А помнишь, как ходили в лес? Лежали на поляне... Вон те облака похожи на дракона...
Легкий смешок прокатился по комнате.
– Помню... – прошептала Варя. Ком в горле мешал говорить. Лишь горечь и всепоглощающая вина.
– Маме нездоровится. Она... очень скучает.
– Я тоже... Очень-очень скучаю. Правда-правда, – прозвучало, и в голосе послышалась недетская тоска.
Варя закрыла глаза, пытаясь сдержать волну тоски. Но волна накрыла с головой, утягивая в пучину. Ту самую, что поглотила ее детство.
Тот день...
Небо было затянуто свинцовыми тучами. Воздух спертый, пахло грозой.
– Ну пойдём! Пожааалуйста! Соберём клюквы! – Мира тянула слова, ее глаза гипнотизировали.
– Ладно, ладно. Уговорила, – сдалась Варя.
На следующее утро дома, кроме нас, никого не было.
– Пошли! Пошли! – Мира вскочила на кровать. – Мама разрешила! Пошли скорее!
Ее глаза горели азартом.
Варя почувствовала сомнение, холодок страха, но отмахнулась.
– Собирайся.
Две плетеные корзинки – и они двинулись в лес.
– Смотри! Белка! Та самая! – радостно закричала Мира, указывая на рыжий комочек в ветвях. – Она меня ждет!
– Вижу. Не уходи далеко. Я соберу яблоки, – крикнула Варя в ответ.
– Ага!.. – донесся голосок Миры.
Дальше – туман. Провал. Очнувшись, Варя обнаружила лишь брошенную Мирину корзинку. Пустую. Тишина. Только ветер.
– Мира! Эй, ты где?! – Крик сорвался с губ, резкий, полный ужаса.
Тишина. Только ветер. Худший кошмар.
Бег. Безумный бег сквозь кусты. Имя сестры, разрывающее горло. Отчаяние.
...Солнечные лучи пробивались сквозь листву. Белка с рыжим хвостом скакала по ветвям. Девочка следила за ней, затаив дыхание.
– Ой, как ты быстро! – выдохнула Мира. – Подожди! Расскажи мне все секреты!
Белка вдруг замерла. Повернула острую мордочку. Ее глаза-бусины сверкнули.
– Ма-а-ало ждёт. Войдешь в круг, дитя тины, – прошелестел голос, холодный, шелестящий.
– Ты говоришь?! – ахнула Мира. – Качели – это круги? Надо Варе сказать!..
Она оглянулась, но сестры не было видно.
Белка метнулась глубже в лес. Девочка, забыв про все, рванула за пушистым проводником.
Голос эхом вторил в голове: «Кровь твоя – ключ...»
Она едва поспевала, петляя между корнями. Деревья расступились. Перед ней зияло болото. Черная, маслянистая вода. Запах торфа и гнили.
Клюква. Рассыпалась рубинами по мху. Она стала собирать ягоды, набивая карманы. Ветер ласково касался щёк, но где-то за спиной ощущался пристальный, чужой взгляд. Тень приближалась, медленно, неотвратимо.
Тоска, которой хватило бы на несколько жизней.
Первая жизнь Кэтрин закончилась пожаром. Рассветные лучи безуспешно пробивались сквозь едкий, маслянистый дым. Запах гари — удушливый, вязкий. Вой сирен резал слух.
Я выглянула в окно, стирая ладонью копоть. Внизу метались силуэты соседей. Рывком распахнула окно — и в этот миг дверь с треском рухнула, выбросив в комнату языки пламени. Жара ударила в лицо.
Выхода не было. Только окно. И на карнизе — белка. Ее глаза-бусины отражали пламя.
«Прыгай!» — нашептывал инстинкт. Лапки зверька толкнули мою руку. Падение. Вспышка белого света. Боль. Запах гари смешался с запахом земли.
Тьма. А потом — режущий свет лампы. Резкий запах антисептика.
— ...Чувствуете? — Голос пробился сквозь муть.
Я медленно открыла глаза. Стерильная палата. На груди тлел уголёк боли.
— Вы в безопасном месте... — продолжала врач. — Вам невероятно повезло. Целой нашли лишь одну карту...
Она положила на одеяло обгоревший прямоугольник картона.
Пальцы сжали обгоревший аркан. В нем чувствовалась странная тяжесть. Угадывались очертания колеса.
Всплыл голос из детства: «Когда придёт большая беда, моя кровь в тебе проснётся. Помни». По спине пробежали мурашки.
Я проваливалась в беспокойный сон. Обрывки фраз: «Ключ...», «Двойник...», «Болото...». Реальность и сон сплелись. Ощущение немигающего взгляда. На подоконнике сидела белка, бросая на меня безразличные взгляды.
Через три недели меня выписали. Дом превратился в пепелище.
В полицейском участке я замерла: передо мной, у стойки, стояла моя точная копия. Мы уставились друг на друга.
— Ты... — сорвалось у меня.
— Кто?.. — ее голос был моим, но холодным.
— Мне кажется, нам... нужно поговорить, — прошептала девушка.
Мы сидели в кофейне. Тишина между нами была густой.
— Меня зовут Кэтрин, — сказала я первая.
Моя двойница молча потягивала американо. Ее взгляд был ледяным.
— Варвара, — буркнула она. — У родителей... только двое детей: я и Мира. Сестра.
— Мира? От имени Мирослава?
— Да.
— Красивое имя, — пробормотала я.
Грохот!
Я повернулась к окну. Вороны. С оглушительным треском бились о стекло! Раз за разом. Черные тушки, кровь, перья. Их карканье звучало как проклятие.
Варя застыла, ее глаза расширились от ужаса.
Я схватила ее за руку, потащила вглубь зала. Стекло взорвалось внутрь. Каскад осколков, перьев, падали. Вой ветра и хриплый женский хохот:
— Проклятые... Вам место в болотах! Золотая клетка станет вашим гробом... Она близко... Ха-ха-ха!
Женщина в лохмотьях билась в конвульсиях на пороге.
— Уходим отсюда! — Мы протолкнулись к черному ходу.
После этого кошмара я рассказала Варваре все. Мы решили жить вместе.
Тест на родство был ошеломляющим: мы не были даже дальними родственницами.
— Кэтрин, хватит копаться в интернете, — сказала Варвара. — Нам нужно поехать. К тебе. На пепелище. Там ответ. Я чувствую.
— Боюсь, там лишь пепел.
— Да. — В ее голосе звучала железная решимость.
— Ладно, — вздохнула я, сдаваясь.
Дорога к пепелищу была бесконечной. Каждый поворот напоминал о последней поездке с мамой, о ее смехе, о планах, которые теперь обратились пеплом.
Нас встретило море серого угля. Остовы стен торчали, как ребра мертвого гиганта. И та самая карта — на обломке кирпича, будто записка, адресованная мне. Невредимая. Слишком целая для этого пожарища. Неземное везение? Или чей-то умысел?
«Колесо Фортуны» с обугленными краями лежало в кармане, тяжелое, как свинцовая гиря. Я чувствовала его сквозь ткань, словно пульс чужой судьбы.
— Ого, не знала, что ты увлекаешься Таро.
Голос Вари прозвучал у самого уха, заставив вздрогнуть. Она появилась бесшумно, как тень.
— Я не увлекалась. И дома их не было. Это... чужое. Подбросили. После.
— Странно. Карта обгорела, но цела. Слишком цела... — Она прищурилась, осматривая пепелище. — Будто ее подбросили позже. Или она... защищена. От огня.
Монолог о несправедливости мира оборвал оглушительный удар грома. Земля дрогнула. Гром прокатился по свинцовому небу, словно вселенная требовала молчания. Холодный ливень хлынул через минуту, смывая пепел с наших лиц.
Мы обыскали пепелище. Сантиметр за сантиметром. Переворачивали балки, разгребали сажу. Ничего. Только грусть и отчаяние. Полная потерянность.
Вернулись к Варе с пустыми руками. Карта в кармане жгла, как уголь.
Остаток дня провели за экранами, попивая крепкий чай — единственную отдушину в этом кошмаре. Звонок нотариусу вогнал в пучину глубже — бюрократическая машина молчала. Мы были одни.
— Нашла! — Варя придвинула ноутбук. — Слушай. Карты Таро — древний инструмент. Делятся на Старшие и Младшие Арканы. Наша карта — «Колесо Фортуны», десятый Старший Аркан. Символизирует поворот судьбы, кармический цикл, неожиданные перемены. Вращение колеса. Судьбу, которую не остановить.
— И какой вывод? — тревога сжимала горло. Логичного вывода не было, лишь смутные догадки, опутывающие сознание.
— Нас втянули в игру. Карта не случайна. Это знак. Начало чего-то. Или конец. — Варя посмотрела на меня серьезно. — Кто-то играет с нами. Ставит на кон нашу судьбу.
— Логично. Но маловато конкретики... — Руки дрожали. — Нужно понять, чья это колода. Узнать художника.
— Рисунок нестандартный. Не Уэйт, не Марсельское Таро. Уникальный стиль. Мрачный. Возможно, владелец колоды причастен к пожару. Завтра едем в участок. Сегодня ищем магазины эзотерики. Узнаем, кто покупал такие колоды. Найдем художника — размотаем клубок.
План звучал разумно. Единственной соломинкой в болоте безумия.
— Согласна. Ищу магазины. Держи меня в курсе.
Мы погрузились в цифровую паутину. Полночи ушло на бесцельное блуждание. Сеть молчала, как стена. Никаких следов «лимитированных мрачных колод». Казалось, след тщательно замели.
щательно замели.