Солнце только коснулось верхушек Тэллисара — древнего леса, где каждая ветвь отзывалась звуком. В воздухе витали запахи пыльцы, мха и влажных трав — так дышит лес, когда просыпается.
Меж корней старых деревьев тянулись ручьи — прозрачные, с холодным звоном, как стекло. Вода стекала всё ниже, собираясь в единую гладь, где лес встречался со светом.
Там, внизу, лежало озеро Лин’Элар — тихое, но живое: свет скользил по поверхности, будто кто-то невидимый расправлял на воде крылья. У самой кромки стояли двое эльфов — словно часть этого пейзажа, дышащая вместе с ним.
Элар — молодой эльф, семнадцать лет по меркам людей; среди своих он считался едва вступившим во взрослость, натягивал тетиву и щурился на отражение. На нём была простая темная рубаха, мокрая по краям — он уже не раз падал в воду. Непослушные длинные пряди липли к вискам, а серо-зеленые глаза ловили отражения света, как будто сам лес смотрел через него.
— Смотри, Саэ, — сказал он, прищурившись, — вот этого поймаю.
На кончике стрелы дрожал светлячок — маленькая искра, упрямая, как сама Саэлин.
Она стояла чуть поодаль, босая, с венком из трав — шестнадцатилетняя певчая света. Волосы — светло-лиловые, с мягким серебряным отливом — спадали на плечи и чуть светились в лучах солнца. В глазах — фиалковый блеск, а когда она смеялась, на щеках появлялись ямочки — и казалось, сам воздух становился мягче.
— Конечно, поймаешь, — фыркнула она. — Как в прошлый раз? Когда ты прострелил себе рукав?
— Это была разведка.
— Разведка дураков, — хмыкнула она и шагнула ближе. — Смотри, sael rin var — “ветер слушает”. Не шуми.
Элар послушно затаил дыхание. Светлячок описал медленный круг, и вдруг — исчез.
— Видишь? — тихо сказала Саэлин. — Он не твоя цель, Элар. Это ответ на твоё нетерпение.
— Это сейчас что было — мудрость старейшин? — усмехнулся Элар.
— Такому недалёкому, как ты, не понять, — сказала она со смехом и толкнула его в плечо.
Он сделал шаг назад — и с плеском ушёл под воду.
— Элар! — её крик перешёл в смех. — Lin vel thar! — “Пей свет, если уж такой жадный!”
Он вынырнул, отплёвываясь; мокрые волосы липли к лицу, а глаза сверкали смехом.
— Нечестно, — сказал он, тяжело дыша. — Я же почти попал!
— Почти — не значит, — сказала Саэлин с насмешкой, приподняв бровь.
— Сказала певчая, которая боится нырнуть дальше трёх ладоней, — усмехнулся Элар, и в его голосе проскользнул вызов.
— Я? боюсь? — она приподняла бровь. — Сейчас посмотрим.
Она отбросила лук, шагнула к кромке и, не оглядываясь, прыгнула. Вода вспыхнула отражённым солнцем, словно под кожей озера проснулся свет.
Элар смотрел, как круги расходятся всё дальше, и на мгновение забыл как дышать — настолько красива была Саэлин в этом сиянии.
Он нырнул следом.
Под водой всё было другим. Звук исчез, осталась только тишина и лёгкое мерцание, скользящее по коже. Вода Лин’Элара не была холодной — она будто дышала вместе с ними.
Саэлин плыла чуть впереди. Её волосы, лиловые под солнцем, под водой превращались в серебристое облако. Она вынырнула первой, откинув голову, и свет разлетелся брызгами.
— Признай, я выиграла, — сказала она, улыбаясь.
Элар тоже всплыл, тяжело дыша.
— Ты просто легче, — сказал он, избегая её взгляда; в голосе звенело оправдание.
— Ты просто медленнее, — сказала она с тем самым тоном, от которого Элар обычно закатывал глаза.
Он усмехнулся, но в этой усмешке было тепло, не укол.
— Слышишь? — спросил он вдруг.
Она прислушалась. Ветер пробежал по верхушкам деревьев, и в нём действительно слышалось что-то вроде голоса.
— Sael rin var, — тихо повторила Саэлин. — Ветер слушает.
— Пора домой.
Они выбрались на берег. Вода стекала по коже, солнце подсушивало волосы. Саэлин расправила плечи, провела рукой по мокрым прядям. Элар смотрел — и ему казалось, что мир вокруг чуть светлеет от её движения.
— Кейрон опять будет ворчать, — сказала она. — Скажет, что мы слишком шумим.
— А мы и правда шумим.
— И правильно, — сказала она, стараясь улыбнуться. — Потом уже не будет времени на такие глупости.
На миг замолчала, глядя куда-то в воду. — Ты вступишь к Щитам, а я застряну в доме хвори, петь над чужими ранами.
Голос прозвучал спокойно, но в нём было что-то хрупкое, как будто каждое слово она выдыхала с усилием.
Элар нахмурился, потом посмотрел на неё — и в его взгляде мелькнула та же грусть, что звучала в её голосе.
— Саэ, — тихо сказал он, — мы всё равно будем рядом. Ну да, забот станет больше… но это не значит, что мы не сможем веселиться. Мы же всегда вместе — с самого детства.
Он улыбнулся, пытаясь разрядить тишину:
— Даже когда у тебя не было зубов, и вместо песен выходил один свист — я всё равно хотел с тобой дружить.
Саэлин рассмеялась и шлёпнула его по плечу:
— Ты обещал это не вспоминать! — сказала она, всё ещё смеясь. — И вообще, нам пора. Нужно поторопиться, пока нас обоих не отчитали. Старейшина не любит, когда кто-то опаздывает.
Дорога к деревне шла вдоль ручья, через корни, которые сплетались в мостики. Тропинки не были видны сразу — они проявлялись, когда ступала нога. Лес принимал их, как родных.
Чем ближе к Тэллисару, тем тише становился воздух. Не потому что звуки исчезали — наоборот, всё звучало яснее: листья звенели, ветви перешёптывались, где-то вверху хором отзывались птицы.
И вот — первый знак деревни.
Старое дерево, в коре которого светились спиральные письмена. Его называли Древом Дыхания — каждый, кто возвращался домой, должен был коснуться его перед входом. Так лес узнавал, что перед ним свои.
Саэлин провела по письменам пальцами. Свет под её ладонью дрогнул, будто ответил.
— Tél aren vel, — произнесла она.
— «Лес держит дыхание жизни», — повторил Элар, почти шёпотом.
Тэллисар спал. Только светильники — ил’вэ мерцали в кронах, колыхаясь от ветра, словно дышали вместе с деревней. Мосты поскрипывали — не громко, а как сонный вздох. Элар шёл по ним, стараясь не шуметь.
Саэлин ушла раньше — он видел, как огонь в её окне погас.
Внизу, под ветвями, блестело озеро. Туда тянуло, будто там кто-то всё ещё звал по имени.
Он остановился у Древа Дыхания. Провёл ладонью по спиральным письменам — не всерьёз, скорее по привычке.
— Tél aren vel, — сказал тихо.
Кора под пальцами отозвалась теплом, будто дерево узнало его голос.
— Хочешь улизнуть к озеру, сразу после запрета? — голос Кейрона вынырнул из темноты.
Элар вздрогнул, не сразу различив наставника — тот стоял в тени, опершись на перила.
— Не спишь?
— Я сегодня дежурю на южном посту, больше некому — почти все из Щитов ушли на задание. — Кейрон прищурился. — Ты весь вечер ходишь сам не свой.
Элар пожал плечами, избегая его взгляда.
— Просто устал, наверное. Ничего такого.
Кейрон кивнул, взгляд стал серьёзным.
— Элар… не ходи пока к озеру. Не время бродить там одному, особенно после того, что случилось на границе.
Элар нахмурился.
— Ты правда думаешь, что это опасно? Оно ведь совсем рядом с деревней.
— У меня плохое предчувствие, — Кейрон нахмурился, задержав взгляд на темнеющем лесу.
— Ты пытаешься меня напугать? — Элар усмехнулся, не скрывая раздражения.
— Я пытаюсь уберечь тебя, — сказал Кейрон мягче. — Просто будь осторожен. Если услышишь что-то странное — не геройствуй, уходи.
— Кей, я уже не ребёнок.
— Вот именно, — тихо ответил Кейрон, уголки губ дрогнули. — Дети хотя бы слушают, когда им говорят. Отдыхай, Элар. Завтра будет длинный день.
Кейрон хлопнул его по плечу и пошёл прочь. Элар остался один.
Несколько мгновений он стоял на мосту, глядя вниз, пока мерцание ил’вэ не легло на воду.
Мысли путались — то вспыхивали, то гасли, как огоньки в листве.
Он почти решил вернуться, когда услышал звук — лёгкое движение воздуха, знакомое, как собственное дыхание.
Звук шагов Саэлин он бы узнал среди тысячи — лёгкий, прерывистый, будто она всегда шла в такт мелодии, слышимой только ей.
Но звук шёл не со стороны домов — а снизу, от воды.
Он склонился над перилами моста.
И тогда услышал — голос. Тихий, тянущийся, словно сама ночь пела её устами.
Наверное, и ей не спалось в эту тихую ночь.
Элар спустился по тропинке и заметил тонкий след босой ступни — ещё влажный.
Ветви нависали низко, заслоняя обзор, и сквозь листву едва пробивались блики ил’вэ.
— Саэ?.. — позвал он, стараясь не слишком громко, будто боялся спугнуть тишину.
Ответа не было, только лёгкий плеск где-то впереди.
Ещё несколько шагов — и деревья расступились.
Он увидел её у самой кромки воды: длинные пряди волос спадали по спине серебристыми волнами. Свет ил’вэ скользил по ткани, и платье казалось почти прозрачным — сквозь мягкое сияние проступал её силуэт, хрупкий, живой.
Она пела.
Голос Саэлин был тихим, но заполнял всё вокруг.
Он не поднимался ввысь, как птичий, — наоборот, словно уходил вглубь, к воде.
“Lin saer ven talen... sael iren var...”
(Пусть свет спускается в воду. Пусть тишина слушает.)
Озеро действительно слушало. На каждом её слове поверхность чуть дрожала, будто от дыхания.
Элар замер. Он слышал её пение раньше — на играх, на праздниках, но сейчас было иначе.
Он стоял, едва дыша, пока песня не стихла.
Саэлин обернулась.
— Думала, ты уже спишь, — сказала она.
— Не мог уснуть. А ты зачем вернулась к озеру?
— Проверить. Лин’Элар сегодня другой. Я ещё днём это почувствовала… хотела убедиться. Несмотря на запрет.
Он прислушался — и правда, под звуком ветра было что-то ещё. Низкое, почти неразличимое, как отголосок далёкой ноты.
Саэлин опустила руку в воду. Капли блестели на её пальцах, как рассыпанный свет.
— Знаешь, — сказала она, не глядя на него, — когда вода отвечает, кажется, будто она помнит нас.
— Нас?
— Всё, что мы ей когда-то говорили. Даже когда думали, что молчим.
Элар улыбнулся краем губ.
— Тогда она, наверное, знает обо мне больше, чем я сам.
— Вряд ли, — тихо ответила она. — Ты же всё прячешь.
Он хотел ответить, но не смог.
Небо давно потемнело, и светильники в кронах горели, как звёзды, укрывшиеся в ветвях.
Саэлин запела снова — короче, чем прежде, и в этот раз он ловил каждое слово.
“Lin’naer vel saen,
Sael tor ilen ven...”
(Пусть свет слушает сердце. Пусть не ломается звук.)
Элар подошёл ближе. Гладь дрогнула у его ног.
Он сглотнул, будто хотел сказать что-то другое — и всё же выдохнул:
— Саэ…
— М? — она подняла взгляд, глаза блеснули в полумраке.
— Когда ты поёшь… — он запнулся, — у меня будто что-то в груди дрожит.
— Это плохо? — тихо спросила она, глядя прямо на него. Голос мягкий, но в нём слышалось ожидание.
Элар отвёл взгляд, пальцы сжались в кулак.
— Не знаю. Наверное, да.
Саэлин молчала, и от этого пауза только тянулась, словно лес сам затаил дыхание.
— Почему? — её голос прозвучал тихо, почти несмело.
Он выдохнул, будто боялся, что слова сорвутся неправильно.
— Потому что я не хочу, чтобы это кончалось. — Голос дрогнул, и он чуть улыбнулся, неловко, почти виновато.
Саэлин подняла на него взгляд — спокойный, но растерянный
— Элар… что ты хочешь этим сказать?
Он опустил голову, будто поймал себя на глупости. Плечи чуть дёрнулись, будто хотел отшутиться — но не смог.
— Прости. Я, наверное, сейчас выгляжу глупо… — он провёл ладонью по лбу, словно пытался стереть смущение. — Никогда не умел говорить красиво. Но если не сейчас… не уверен, что потом вообще осмелюсь.
Он глубоко вдохнул, будто воздух мог придать слову вес.
— Ты мне нравишься.
Элар не сразу понял, где кончается сон и начинается реальность — в воздухе стоял смолистый аромат трав с горечью дыма от лампы. Он лежал, и всё вокруг казалось податливым, как мягкая ткань. Под спиной живое сплетение корней, покрытое тёплым мхом и тонким слоем трав. Ложе дышало — чуть пружинило под телом, словно слушало его боль и старалась унять. В груди — тяжесть, будто на него опустилась чья-то ладонь.
Он попытался пошевелиться — и отозвалась боль. Сухая, резкая, будто внутри него жили искры. Тогда пришло первое осознание — он жив.
Где-то глубже пронеслась мысль: а она? — и утонула, как камень в воде.
Веки поднялись с трудом, будто к ним прилип ночной туман. Свет резанул глаза — мягкий, зелёно-золотой, фильтруемый сквозь листву. Зрение возвращалось медленно: тени, полосы света, колышущиеся узоры на потолке.
— Очнулся, наконец, — Элар услышал знакомый голос — уставший, низкий, чуть хрипловатый, как у тех, кто слишком долго молчал рядом с болью.
Он медленно повернул голову.
Кейрон сидел на резном стуле, опершись локтями на колени. Под глазами тени, щека небрито обросла, в складках мантии — следы трав. Он выглядел так, будто не спал несколько ночей.
— Ты… — Элар сглотнул. Голос прозвучал неуверенно, будто чужой. — Где я?
— В доме Хвори. И не пытайся подняться, — Кейрон наклонился чуть ближе, в его голосе мелькнула привычная мягкость. — Лекари еле тебя собрали.
Элар моргнул. Всё внутри возвращалось медленно, как будто по частям. Озеро. Нападение. Голос Саэ… вспышка. Тишина. Потом — темнота.
Он машинально сжал ладонь — и понял, что пальцы перебинтованы. На запястье что-то давило. Попытался вспомнить — и память ударила, будто волна.
Он резко вдохнул, и Кейрон поднял ладонь, будто удерживая его дыхание.
— Тише. Не спеши. Я нашёл тебя у воды. — Он на миг замолчал, посмотрел куда-то в пол. — Я был на посту, но не стал ждать смены. Решил проверить — не пошёл ли ты к озеру. Не знаю, что меня туда потянуло… но оказалось, не зря.
Ты лежал прямо на земле, весь в крови. Я сначала подумал, что опоздал — дыхания не слышно, кожа холодная, пульс едва прощупывался. Стоило мне задержаться и прийти позже — ты бы и часа не протянул. Перевязал раны как смог, кое-как остановил кровь… потом звал на помощь, но никто не слышал. Пришлось тащить тебя одному.
Элар слушал, и каждое слово проходило сквозь него, как через воду. Он хотел спросить про Саэ, но язык будто не слушался.
— Сколько… — выдохнул он. — Сколько прошло?
— Три дня. — Кейрон произнёс это спокойно, но глаза выдали усталое беспокойство. — Целитель сказал, что если к утру не очнёшься, придётся звать Старейшину.
Три дня.
Для него это звучало как разлом. Три дня, пока он лежал здесь, а она — где? В плену? Среди людей? Жива ли вообще?
Каждая мысль отзывалась болью, будто он слышал отзвуки её страха, но не мог дотянуться.
Он закрыл глаза. Перед внутренним взором — вспышки: мокрые волосы Саэлин, крик, который не успел сорваться. Браслет. Он рванул рукой, забыв о боли, и только глухой стон сорвался с губ.
— Эй-эй, — Кейрон перехватил его запястье. — Осторожней, иначе раны откроются.
— Браслет, — прошептал Элар. — Где он?
Кейрон на мгновение замер. Потом тихо вздохнул, встал и подошёл к низкому столу у стены. На нём — миска с водой, травы, кусок ткани. Из-под неё он достал небольшую коробку из латуни.
Поставил её на край постели и открыл.
Внутри, на мягком мху, лежали обломки. Серебристые, местами почерневшие. Элар узнал их сразу — хоть бы одно звено осталось целым.
Он коснулся краёв пальцами, будто боялся сломать ещё раз.
— Он был у тебя в руке, — тихо сказал Кейрон. — Пришлось силой разжимать пальцы, чтобы достать и перевязать раны. Подумал, что вещь слишком ценна для тебя, и ты захочешь её вернуть, когда придёшь в себя.
Элар не ответил. Он смотрел на порванный браслет, и дыхание сбивалось. Всё, что было между ними и Саэлин, теперь помещалось в ладони — холодное, разбитое.
Он сжал кулак, но металл не поддался. Только боль в пальцах вернула ощущение тела.
— Мне нужно к ней, — сказал он наконец, хрипло. — Кейрон, я должен её найти.
Кейрон опустился обратно на стул, покачал головой.
— Сначала тебе нужно оправиться, — сказал Кейрон. — Подлечить раны, встать на ноги. А уж потом думать о поисках.
— Я не могу ждать.
— А тебе придётся, парень, — его голос стал твёрже, но без грубости. — Ты истёк половиной крови. У тебя ожоги, рассечения. Целитель сказал, это чудо, что ты вообще жив.
Элар отвернулся. В висках гулко билось. Всё тело отзывалось болью, но боль была честной — единственное, что ещё оставалось живым.
Он снова посмотрел на браслет. Серебро отражало свет лампы — тихий, неровный.
В груди стало холодно.
Саэ…
Он не знал, сколько ещё просидел в молчании. Кейрон не уходил. Только где-то в другой комнате кто-то переставлял чаши, ветер шевелил листья у оконных проёмов. Мир жил — а его будто оставили позади.
На следующее утро дом Хвори дышал светом. Сквозь листву в потолке лился рассеянный золотой дождь, на стенах играли тени от ветвей. Элар лежал, слушая, как под окном журчит ручей — этот звук был слишком мирным, будто издевался.
Кейрон вошёл почти бесшумно, с кувшином и куском хлеба. Пахло травами и утренней росой.
— Ешь хоть что-то, — сказал он, ставя всё на низкий столик. — тебе нужны силы.
Элар приподнялся, морщась. Каждое движение отзывалось болью в боку. Но он взял хлеб — просто чтобы не спорить.
— Силы на что? — спросил он, не глядя.
— На то, чтобы жить, — спокойно ответил Кейрон.
Элар не выдержал:
— Как я могу без Саэлин? Если она… — он осёкся, будто это слово было слишком тяжёлым.
Кейрон поставил ладонь ему на плечо.
— Пока ты жив, у тебя есть шанс её найти. Но сначала нужно, чтобы ты мог стоять, а не падать от ветра.