Сентябрь, пять лет назад
— Оставь меня в покое! — закричала рыжая, преодолевая метр за метром.
Вблизи показалось озеро, уходящее далеко за пределы видимости. Позади простирался густой лес. Поздний вечер подкрался незаметно.
Они часто проводили время здесь, на этой полянке. Уютное романтичное местечко наполняло уставшее после тяжелых трудовых будней тело спокойствием и умиротворением. Этот маленький мир много лет существовал только для них двоих. Но не сейчас. Сейчас оторванная от цивилизации полянка, отрезанная от мира, представляла собой нечто жуткое. Мрачное. Опасное.
— Прибежала? — насмешливо, с издевкой спросил он. — Дальше остается только плыть. А плавать ты не умеешь.
Задыхаясь от долгого бега, девушка уставилась на своего возлюбленного.
— Не узнаю тебя. Во что ты превратился? Загнал меня в это ужасное место, как кролика в клетку!
Воздух пронзил зловещий смех. Обезумевший дрожащей рукой провел по своей темной гриве. Его трясло от гнева. Рыжая стерва разбила ему сердце. Так просто он ее не оставит.
— Я буду гнать тебя дальше. Пока ты не сдашься, — процедил он.
— Ты выжил из ума.
Он сделал резкий выпад в сторону, коснувшись ее волнистых волос, но девушка прытко проскользнула под его рукой и побежала в обратную сторону. Подальше от страшного озера. Подальше от спятившего парня. Подальше…
Внезапная боль пронзила тело девушки, лишая равновесия. Охнув, она упала на прохладную землю.
— Думаешь, ты так просто от меня уйдешь? — прошипел он ей в ухо. — Ошибаешься. Я тебя так легко не отпущу. Ты мне за все ответишь. Ты мне все нервы вымотала, гадина.
С расширившимися от ужаса глазами, девушка схватила мужские руки, тянувшие ее за волосы. Раньше она восхищалась этими сильными руками.
— Мне больно!
— А мне не больно? — наклонившись к ней, брызжа слюной, выплюнул он. — Как ты вела себя со мной? Как ты могла? — в голосе монстра послышались слезы. — Я так тебя любил, а ты растоптала меня. И знаешь, что с тобой за это будет? — его голос дрожал от слез, злости и вожделения. Она и не думал, что жажда истязания вызывает в нем похоть.
Девушка заплакала навзрыд. Она перестала что-либо говорить. Она боялась просить. Возлюбленный совершенно спятил. Превратился в маньяка. В монстра. Рыжая понимала, что здесь ей некому помочь. Рядом нет защитника-отца, брата, который и не знает о ее существовании. А она так хотела с ним познакомиться. Нашла его контакт. Хотела навести мосты между своим отцом и его родным сыном, которого папа никогда не видел. И теперь она за это поплатится.
— Ты сумасшедший, — ее голос сел от страха и душащих слез.
Он выпустил волосы девушки из рук, с силой оттолкнув. Она ударилась зубами о землю и застонала, сдерживая крик, рвущийся наружу. Рыжая решила вести себя тихо и ждать, когда монстр придет в себя. Но он и не думал останавливаться. Парень развернул ее лицом к себе и ударил в нос. Послышался хруст переломанной кости. Обессилившая девушка, находясь на грани обморока, тихо всхлипнула.
Монстр вошел во вкус и продолжил колотить рыжеволосую красавицу, оставляя от нее лишь кровоточащее истерзанное тело.
Октябрь, наши дни
— Яра! Остановись немедленно! — сердитый голос Егора отлетал от идеально отполированных стен подъезда. — Почему я должен орать на весь дом?!
— Ну и не ори! — я выглянула в проем между круговой лестницей и показала раскрасневшемуся брату язык.
Гладкое мраморное лицо Егора всегда покрывалось красными пятнами, когда у него наступала стадия бешенства.
А его стадии я изучила наизусть. Их всего пять:
1.Спокойная просьба сделать так, как он говорит.
2. Просьба с нажимом.
3.Просьба с повышением голоса.
4.Приказ с нескрываемым гневом.
5.Бешенство.
— Яра, не выводи меня, — процедил он, пытаясь вызвать во мне чувство благоразумия.
— Да щаз!
С дружным рваным хохотом мы с друзьями пнули домофонную дверь и вывалились на свежий воздух. Отойдя от многоэтажного дома на приличное расстояние, я оглянулась и, заметив в одном из окон лестничной площадки злое лицо Егора, показала ему два средних пальца.
Мрачный непривлекательный подземный переход встретил нас обшарпанными стенами, смесью запахов грязи, пыли, сигарет и дешевого парфюма, которым были плотно забиты киоски с пыльными окнами. Лампочки светили тускло, но этого хватало, чтобы рассмотреть пьяные рожи друг друга и снова впасть в истерический смех.
Мы с Валькой устроились на шатающейся во все стороны узкой лавке, а Игорек, по прозвищу Кисель (прозвище приклеилось к нему из-за фамилии Киселев), бросил темно-синий рюкзак на пол и плюхнулся на него сверху. Валька пихнула меня локтем, кивая на Игорька, протирающего круглые очки с диоптриями. Он выдохнул облачко пара на одно стекло, затем на другое и протер их о свою замусоленную серую толстовку.
— А ты че, украл портфельчик, Игореша? — смачно жуя жвачку, спросила пьяным голосом Валя. Ее светлые с яркими оранжевыми прядями волосы выглядывали из-под темно-коричневой шапки, сползшей на макушку.
Кисель недовольно цокнул, закурил сигарету и посмотрел на Вальку своими серыми бездонными глазами. Я невольно захихикала.
— Что вы несете, Валентина? — обиженно спросил он и густо затянулся дымом.
— Не, просто странно, что ты постоянно бухаешь, живешь со старенькой бабулей, но при этом имеешь адидасовский портфель. Ну, это, типа, странно. Не находишь? — подруга лопнула надувшийся жвачный пузырь с душераздирающим хлопком. Я вздрогнула.
Валя повернулась ко мне:
— Ты че подпрыгиваешь? Обкурилась что ли?
Я пихнула ее в бок.
— Иди ты, Валька. Пузырями своими в могилу сведешь.
— Возвращаясь к вашему, Валентина, вопросу, хочу сказать, что я все лето работал, чтобы купить себе этот портфель, — друг сделал еще одну затяжку и выпустил дым из ноздрей. Его темные волосы начали виться от влажного подземного воздуха.
Валя засмеялась и дернула меня за короткую косу, длиной чуть ниже ключиц. С детства у меня были длинные волосы медного оттенка. Каждое утро я заплетала «французскую косу» или, в простонародье, «дракончик». Либо две косы под названием «рыбий хвост». Год назад, когда мы с Егором крепко поругались, я обрезала свои волосы обычными хозяйственными ножницами. Вот Князь орал! Это надо было видеть. Не удивлюсь, если его потрясенный голос слышал весь микрорайон. Потому что Егор Князев, по прозвищу Князь, всегда хвалил мои густые длинные волосы. С тех пор волосы достигают уровня ключиц.
Но привычка заплетать косы у меня сохранилась.
— Оу! Простите, я не в курсе, — подруга щелкнула зеленой жвачкой еще раз. — Если ты забыл, родители отперли меня в деревню к бабке, которая два летних месяца пыталась сделать из меня человека.
— Я помню об этом, Валь, — Игорек потушил окурок, медленно поднялся на ноги и шатающийся походкой направился к урне. Интеллигент. — Пока ты приобщалась к труду, я зарабатывал на этот рюкзак. Считайте это моей сбывшейся мечтой, девочки. И ради мечты я пахал без выходных. И даже не пил.
Хотя в переходе было не так холодно, как на улице, мне сделалось зябко. Я плотнее запахнула шоколадное кашемировое пальто, доходящее до колен. Поясок не спасал, а оторванную изнутри пуговицу я все время забывала пришить. Она до сих пор лежала в моем правом кармане — крупная шоколадная пуговица.
— Ты молодец, — сказала я Киселю, который снова уселся на свою брендовую мечту.
— Такой молодец, что бросил портфель на пол и придавил своими семьюдесятью пятью килограммами живой массы, — хмыкнула Валька, приближая к розовым пухлым губам банку с пивом.
Кисель метнул на подругу огорченный взгляд и без тени улыбки произнес:
— Все ради того, чтобы твоя милая попка сидела сейчас на лавке, а не на грязном полу, — он отхлебнул из своей бутылки. — Делай выводы.
Я знала о том, что Игорек неравнодушен к Вальке, но она упорно продолжала делать вид, будто ничего не замечает. Иногда, глядя на Игорька, мне казалось, что он пьет ради того, чтобы иметь хоть какой-то общий интерес с Валей Миланской. Чтобы тусоваться с ней, оберегать ее, быть рядом. А, впрочем, быть может это лишь мои пьяные фантазии.
Ненавижу вставать по утрам. Больше люблю после полудня. Но сейчас мне плохо. Мой желудок выворачивался наизнанку вовсе не из-за объема выпитого, а от зверского голода. С трудом натягивая пижаму, состоящую из белого шелкового топа с принтом лаванды и шелковых коротких шортов, я усердно напрягала извилины, пытаясь вспомнить, когда ела в последний раз. По моим подсчетам, ровно сутки назад.
В ванной комнате я обнаружила свою одежду.
— Что вы здесь делаете? — нахмурив темные аккуратные брови, я подцепила бордовым длинным ногтем свой бюстгальтер.
Мой вопрос остался без ответа. После гигиенических процедур, расчесав свои наращенные ресницы и увлажнив распухшие непонятно от чего губы, я сгребла в охапку кучу вещей и закинула их в стиральную машинку. Элла все равно сегодня стирать не будет. Займусь сортировкой завтра.
Причесавшись, я собрала волосы в высокий хвост.
— Ну вот, теперь ты стала похожа на человека, Ярочка, — сказала я самой себе и поцеловала зеркало, оставив смачный след на поверхности.
Вошла в кухню и запустила кофеварку, в которую кто-то (Егор, стало быть) уже насыпал ароматные зерна. Пока кухня наполнялась чарующим ароматом, я открыла дверцу холодильника, выудила хлеб, майонез и банку с крупной красной икрой.
— Приветствую вас, мои вкусные бусинки, — прошептала я, распределяя по свежему хлебу круглые оранжевые шарики.
Внезапно бахнула входная дверь.
— Яра, ты встала? — голос Князева звучал недовольно.
И выражение лица было таким же недовольным. Глаза цвета океана все еще переживали тайфун.
— А в чем дело? — лениво протянула я, удобно устраиваясь на кухонном диване.
Егор снял верхнюю одежду и встал передо мной. Кипенно-белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, темные приталенные брюки, часы с золотым циферблатом и черным кожаным ремнем в сочетании с суровым взглядом свели бы с ума любую девушку, которая посмела бы столкнуться с невероятно притягательным, грамотным юристом, Егором Александровичем Князевым.
— У тебя такой вид, будто ты все еще в суде, — усмехнулась я и впилась белыми ровными зубами в бутерброд.
— Я как раз оттуда. Но говорить мы будем не обо мне.
Егор облокотился о край кухонной тумбы, скрестив руки на груди.
— Обо мне опять? — я слизнула с пальца икринку.
— Так точно. Вчера мне звонила твой куратор, Елена Ивановна. Она жаловалась, что ты регулярно отсутствуешь на парах, а когда соизволишь порадовать ВУЗ своим присутствием, ведешь себя непристойно.
Я удивленно приподняла одну бровь:
— Непристойно?
Егор прошелся по мне сердитыми грозовыми глазами.
— Именно так. Вешаешься на одногруппников, вместо того чтобы прилежно записывать лекции и слушать преподавателей.
Во рту сделалось солено и сухо. Кофеварка давно затихла, а я совсем забыла про кофе.
— Братик, плесни мне кофейку, плиз, — я состроила милое личико.
Егор заиграл желваками. Так-так, начинается стадия едва сдерживаемого гнева. Нужно быть осторожной.
— Будь добра сама встать и налить.
— У меня голова болит. Ты что, деспот? Налей кофе, говорю. Все равно рядом стоиш-ш-шь, — прошипела я и принялась за второй бутерброд, мечтая скорее запить его горячим напитком.
Шумно выдохнув, Князев выполнил мою просьбу и поставил передо мной наполненную красную кружку. Я спешно взяла стакан и поднесла ко рту, прикрыв глаза. Божественно. Уже как будто и голова не так гудит.
— Яра, я хочу, чтобы до тебя дошло, что у моего терпения есть предел.
— Да что ты?
— Оно небезгранично.
— И что же теперь делать? — я не могла оторваться от кружки, глоток за глотком опустошая емкость.
— Ты должна взяться за ум и начать учиться. Ты только поступила, а уже так себя позиционируешь. До первой сессии осталось два месяца. Два месяца! — Егор поднял указательный и средний пальцы. — Учись, будь добра, окончи университет, стань психологом и делай, что хочешь. Я устал наставлять тебя на правильный путь.
Я поперхнулась.
— Устал? — я похлопала пушистыми ресницами. — Так отдай меня обратно в детдом, как это сделала моя мать!
— Во-первых, тебе восемнадцать. Во-вторых, ты ни дня не была в детдоме, Яра.
Я отвела взгляд от разгневанного брата и уставилась на пустую тарелку.
— Я забрал тебя сразу же, как оформил опеку. С десяти лет я растил тебя и так и не смог вырастить нормальным человеком, — слова Егора острыми иглами вонзались в мою кожу и ранили до крови. — Я восьмой год тебе и за отца, и за мать, а ты изводишь меня каждый день! Сколько еще ты планируешь пить мою кровь?!
Егор стукнул кулаком по столу и наклонился ко мне, заглядывая в глаза.
— За что ты меня ненавидишь? — тихо произнес он.
Я сглотнула сухой ком, стянувший горло.
— Я тебя не ненавижу, — прошептала я.
— Нет, этого не может быть, — пробормотала я, стараясь унять участившийся пульс.
У Егора никогда не был девушек. Хотя откуда мне знать?
— Он тебе что, докладывает, с кем спит?! Или думаешь, он девственник? — произнесла я.
— Но он же только что сказал, что ему двадцать семь и девушек он домой не водит, — продолжала я диалог сама с собой.
— Но это не значит, что у него нет пассии. Просто он ее сюда не приводит!
— О, не-е-ет… — прошептала я, медленно ложась на упругий матрас и натягивая одеяло до подбородка.
Я не знала, почему мысль о том, что у Князева есть отношения, выбила меня из колеи. Сон как рукой сняло. Ворочаясь с боку на бок и прислушиваясь к любым звукам, я медленно анализировала происходящее. Хотя мне и тяжело было пораскинуть заскорузлыми мозгами, все же я попыталась и пришла к одному любопытному заключению — я страшно боялась, боялась до ломоты в костях, что Егор заведет семью, а меня выбросит на улицу, как безродного кота. Я никогда не думала, что этот дом — вовсе не мой дом. Этот дом принадлежит Егору и его будущей жене. Его семье. А я просто прихвостень, которого он когда-то подобрал. И если Егор женится, новоявленной жене может совершенно не понравиться мое пребывание здесь.
— Кошмар… — я попыталась унять дрожь в теле, но ничего толкового не вышло.
А потряхивать меня продолжало изрядно.
Я выбралась из постели, нащупала в ящике трюмо пачку сигарет. Пройдя через идеально убранную гостиную, открыла пластиковую дверь и вышла на широкую лоджию. В сорочке было холодно, но возвращаться за теплой кофтой было лень. Непослушными пальцами я щелкнула зажигалкой и подожгла фитиль сигареты. Егор не в курсе, что я иногда покуривала, но сил сдерживаться не было. Едкий дым распространился по свежему прохладному воздуху и перетек в мои легкие. Я курила, и курила, и курила. Потушив один окурок, принялась за вторую сигарету, как вдруг вспышка света озарила комнату позади меня.
— ЯРА, ТЫ ЧТО, КУРИШЬ?! — потрясенно спросил Егор.
Мое сердце подпрыгнуло до подбородка, и я стремительно потушила сигарету.
— Я… Нет. Нет, что ты, я просто тут… — обтирая провонявшие пальцы о дорогую сорочку, я шустро шагнула в гостиную, плотно закрывая за собой балконную дверь.
Опустив глаза, я прошмыгнула мимо оторопевшего Князя.
— От тебя разит, как от пепельницы! — судя по всему, спокойствие Егора было на пределе.
На выходе из гостиной, я бросила:
— Нет-нет, тебе показалось.
Я заперлась в комнате на два замка и улеглась в остывшую постель. Чем занимался Князев и что он подумал о моем поведении, я размышлять не стала. Я сделала все, чтобы пасть в его глазах как можно ниже. Не удивлюсь, если завтра он сообщит мне о том, чтобы я собирала тряпки и перебиралась жить на улицу. Князев годами привыкал к тому, что я пью, но он не подозревал, что я еще и курю. И куратор нажаловалась, что я непотребно веду себя на занятиях.
То есть окончательная характеристика Ярославы Пономаренко следующая:
1. Пьет
2. Курит
3. Ругается матом
4. Прогуливает универ
5. Развращает одногруппников
6. Возвращается домой после полуночи
7. Не уважает старших
Если сюда добавить еще наркоту и воровство, то ниже падать будет уже некуда.
— И все-таки я не употребляю запрещенные вещества. Так что все в порядке, — приободрила я себя, после чего незамедлительно уснула.
***
Утро началось с того, что я умылась, причесалась, выпила кружку кофе и съела овсяную кашу на молоке. Элла сегодня выходная, поэтому можно расслабиться и не заправлять кровать.
У Эллы есть особенность — она требует, чтобы постель прибирала я сама. Якобы это слишком интимно — прикасаться к чужим простыням.
Погода стояла пасмурная и прохладная. Я надела серые джинсы с высокой посадкой, серый теплый свитер и белые кроссовки. На правой руке пристегнула тонкий золотой браслет, в уши вставила простые гвоздики в виде цветка. На лицо нанесла тон, губы подкрасила коричневой матовой помадой. На выходе из квартиры сбрызнула распущенные, немного волнистые волосы духами унисекс.
В кабинете Егора послышался шум и его голос, разговаривающий по телефону. Дверь приоткрылась, и из щелки высунулся Князь.
— Подождите секунду, — сказал он в трубку. — Далеко собралась?
Я достала из шкафа черный утепленный пиджак.
— К маме поеду.
— С чего бы это? — удивленно приподнял брови Егор.
— Давно не виделись.
— И ты знаешь, где она?
Я непонимающе посмотрела на Князева.
— Ну, ты же говорил, она в Красной долине квартиру снимает, недалеко от наркологической больницы.
Егор странно смотрел на меня в течение минуты, затем сказал в телефон:
— Алло. Прошу меня простить, срочное дело. Перезвоню через два часа, — он убрал смартфон от уха, прикрыл дверь кабинета и начал спешно надевать свое черное полупальто.
Старое кладбище укрылось в окутавшей его мгле. Впереди замаячило мрачное здание. Со всех сторон его окружали мертвые деревья с черными стволами, с некрасиво изогнутыми, крючковатыми ветвями. Хотя сейчас осень, большинство деревьев в городе еще не опали. Напротив, они украшены пушистыми красными, оранжевыми, желтыми листьями. Эти же деверья были такими, будто из них выкачали всю жизнь.
С колотящимся сердцем я подалась вперед, пытаясь разглядеть само здание. Серое, неприветливое, пугающее. Двухэтажное. С черной покатой крышей. Мы подъехали ближе, и в глаза бросились заколоченные решетками окна. Полуразвалившийся балкон опасно висел прямо над входом, служа ему козырьком.
— Какой ужас, — прошептала я.
Во мне нарастала паника. Ничем хорошим визит к матери не закончится.
В последний раз мы виделись два года назад, когда она лежала в наркологическом диспансере. И виделись мы недолго, потому что мама не очень-то хотела со мной общаться. Вернее, совсем не хотела. Все отведенное нам время, мама просидела, уставившись в окно. Изредка она поворачивала ко мне голову. Медленно поворачивала. Как будто ее головой управлял жуткий механизм. Пугающая картина до сих пор стояла у меня перед глазами: изможденное мамино лицо, потухший взгляд и длинные распущенные темно-русые волосы с редкими полосками седины. А седеть ей было рановато. Хотя, кто знает, что происходит с организмом алкоголика с огромным стажем?
Егор припарковал автомобиль, примяв под себя давно некошеную траву. О парковках здесь явно не заботились. На небольшом пятаке возле здания стояла только наша машина. И это настораживало.
Мы вышли на свежий воздух, пахнущий аномальной зоной.
— А мы точно прибыли, куда надо? — уточнила я, надеясь, что мы ошиблись адресом.
Егор, на ходу одергивая свое полупальто, подошел ко мне. Что-то в его взгляде мне не понравилось. Он выражал… жалость?
— Яра, я знаю, ты не понимаешь, где мы и что это за место. Я не говорил тебе раньше, но Лидия не лечится в наркологической клинике уже год. Дело в том, что основная ее проблема — не алкогольная зависимость.
— А что же тогда? — прошелестела я.
С каждым его словом мне становилось все хуже.
Егор долго смотрел в мои глаза. Его рот приоткрылся, будто собираясь раскрыть тайну жизни моей матери. Но вместо этого он вздохнул и на выдохе сказал:
— Сейчас узнаешь.
Егор взял меня за руку и повел к неприглядной железной двери с глазком. Теплая ладонь Князева согревала мои холодные пальцы.
Егор постучал в дверь особым образом — несколько стуков, затем тишина, потом еще несколько стуков. Как по Азбуке Морзе. Создалась напряженная пауза. По моему телу прошлась ледяная волна страха.
— Не бойся, я же с тобой, — Егор сильнее обхватил мою руку и повторил: — С тобой?
— Угу.
Раздался оглушающий лязг, будто открывались разом десять засовов, и дверь со скрипом отворилась.
— К кому? — с таким же скрипом поинтересовался непонятный субъект, напоминающий одновременно и бабку, и деда с двумя черными длинными косами, выглядывающими из-под замысловатого головного убора.
— К Пономаренко Лидии Семеновне, — ответил Егор.
Похоже, в этом месте не принято здороваться.
— Проходите.
Шаркнув подошвами, субъект посторонился, пропуская нас, после чего захлопнул дверь. Мы оказались в длинном, узком, плохо освещенном коридоре. Редкие тусклые лампочки были приделаны в потолок в метре друг от друга. По обеим сторонам тянулись темно-коричневые подписанные двери, но в темноте было сложно разобрать надписи. Мы с Егором неуверенно топтались на одном месте.
— Прямо идите. Там вас встретят.
И мы пошли. Темно-коричневая дверь была приоткрыта. Егор постучал и заглянул в помещение. Князь обернулся и сказал:
— Заходим.
Небольшой кабинет в светлых тонах резко контрастировала с чернотой коридора. За столом, сидела грузная женщина лет шестидесяти. В черном строгом костюме с белой рубашкой, выглядывающей из-под пиджака и аккуратно уложенными короткими черными волосами, она напоминала директора школы. Мы поздоровались, после чего «директриса» предложила присесть, указав рукой с опрятными ногтями на два стула.
— С Егором Александровичем мы знакомы, а вас я вижу впервые, — грудным голосом проговорила женщина, сверкнув в мою сторону зелеными глазами. — Меня зовут Анастасия Викторовна, я заведую «Местом в ЛНП».
— Что значит в ЛНП? — я непонимающе посмотрела на заведующую.
Она снисходительно улыбнулась.
— ЛНП расшифровывается как «лучше не приезжать».
Я проглотила сухой ком, вставший в горле.
— И что это значит? — снова не поняла я.
Князев зашевелился на своем стуле.
— Анастасия Викторовна, мы приехали к Пономаренко Лидии, — Князев глянул в мою сторону. — Это ее дочь, Ярослава.
Брови заведующей взлетели и спрятались под челкой.
— Вы совершеннолетняя?
Я посмотрела на Егора. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и не отрывал от меня удрученного взгляда. Так захотелось обнять его и попросить убедить меня, что все это кошмарный сон. И мама на самом деле лежит в наркологической клинике. И все хорошо. Только бы не то, что я видела сейчас.
Вместо этого я погладила маму по голове, взяла ее руки с сухой огрубевшей кожей в свои и пожала их. Каким бы не было мое детство и юность, мама навсегда останется для меня самым близким человеком на свете. Я зажмурила глаза, запрещая горячим слезам пролиться.
Анастасия Викторовна сочувствующе провела по моей руке.
— Не печальтесь так. Мы поможем Лидии Семеновне. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы избавить ее от этого недуга.
Я приблизилась к заведующей. Егор переводил глаза с меня на Анастасию Викторовну и обратно.
— А чем вы их «лечите»? — вопрос сорвался с языка раньше, чем я сообразила, что это самые умные слова, произнесенные мною за много лет.
— Хочу вас сразу заверить, что никаких, совершенно никаких медицинских препаратов наши угнетенные (так у нас принято называть одержимых) не получают, кроме тех, что назначены врачами. Ваша мама не получает никаких лекарств. К Лидии, как и к остальным, приходят священники, психиатры, экзорцисты. Чтобы каждый раз не перечислять, мы зовем это трио просто — «специалисты». Также со следующей недели мы будем проводить сеансы гипноза, который раньше здесь не практиковался. Есть вероятность, что с помощью погружения одержимого в транс, мы узнаем нечто, что поможет спасти его жизнь.
— Как работают священники, психиатры и экзорцисты? — тихо проговорила я.
Егор метнул на меня удивленный взгляд. Анастасия Викторовна без заминки ответила:
— Что ж, хороший вопрос, но в двух словах не рассказать. Мы не имеем права скрывать от близких, что происходит с их родными в стенах нашего «Места», поэтому вы можете отслеживать визиты специалистов по камере видеонаблюдения.
— Здесь, — я обвела взглядом светлую, благодаря выглянувшему солнцу, комнату. — Установлена камера?
Заведующая улыбнулась:
— Вообще-то да. Но в данный момент она отключена. Наши угнетенные — люди, и мы не имеем права снимать их круглосуточно на камеру. Это противоречит законодательству. Однако когда нечистая сила просыпается и берет под контроль тело и разум одержимого, мы дистанционно включаем видеонаблюдение. Нам необходимо контролировать одержимого, чтобы он физически никак не пострадал, и в случае чего к нему успела прийти помощь. Также мы подключаем камеру во время визитов специалистов. К примеру, приход экзорциста. Он проводит работу, после чего мы передаем ему файл для анализа состояния угнетенного.
Внезапно раздалась вибрация. Егор запустил руку в карман и, кивнув нам, бесшумно вышел в коридор. Анастасия Викторовна посмотрела на меня как-то по-матерински, заботливо.
— Да вы чуть не плачете, Ярочка. Понимаю, насколько тяжело увидеть маму в бедственном положении. С моим родным человеком тоже произошло такое… — глаза заведующей заблестели. — Но мы не успели его спасти.
— Сочувствую, — прошептала я.
Мой голос совсем сел и перестал нормально звучать.
Мама так и сидела, не шевелясь, и продолжала смотреть, изредка моргая. Мне стало до боли приятно увидеть, как открываются и закрываются ее безжизненные глаза.
— Кажется, мама приходит в себя, — сказала я, наблюдая, как мама переводит взгляд со стены на меня, с меня на стену. И обратно. И при этом моргает.
— О нет! Вам нужно немедленно покинуть помещение. Выходите! Сейчас же! — заведующая распахнула передо мной дверь и вытолкнула вон. В ее руке появился телефон: — Серж, быстрее! В четвертую комнату! Началось.
Егор, разговаривающий в самом начале коридора с кем-то по телефону, отнял его от уха и прикрыл динамик. Я быстрым шагом направилась к нему.
— Что случилось?
— Мама. У нее начинается приступ! — задыхаясь от скручивающего мои внутренности спазма, я уткнулась головой в широкую грудь Князева, борясь с подступившей панической атакой.
Он прижал меня к себе и убаюкивающим тоном произнес:
— Тише-тише, все в порядке. Все в порядке. Дыши спокойно. Я рядом. Дыши спокойно. Тише…
Замутненным взглядом заметила движение по лестнице и субъекта с черными косами, спешащего в комнату мамы. Из другой комнаты вышла Эдита и, быстро перебирая ногами в черных брюках, зашла в мамину комнату, хлопнув дверью.
Мы с Егором медленно спустились на первый этаж, прошли по темному коридору. Егор нажал на красную кнопку, и дверь открылась, выпуская нас на улицу. Он, поддерживая за талию, довел меня до машины и усадил внутрь. Через несколько секунд, сел рядом и повернул ко мне свое озабоченное лицо.
— Ты как?
Я прислонилась лбом к окну.
— Жива-здорова, — хрипло произнесла я.
Князев мило улыбнулся. Если бы я не пребывала в подавленном настроении, я бы заметила, как преображается лицо всегда серьезного юриста, когда улыбка касается его губ. Суровые морские глаза отражают жар самого знойного летнего месяца.
— Мы должны вернуться туда.
Он втянул ноздрями воздух и сделал шаг назад. В синих глазах плескались в тандеме печаль и досада. Князев слегка кивнул головой своим мыслям и сказал, поджав губы:
— Опять пила.
Его голос прозвучал тихо и безэмоционально. Меня начали одолевать угрызения совести.
— Честно, обещаю, я…
Князь предупреждающе выставил ладонь.
— Сто раз уже слышал. Одно и то же изо дня в день.
— Не зря говорят про день сурка, — я неловко опустила глаза в пол, стараясь подавить в себе нервную улыбку.
— До сих пор веселишься? — он махнул рукой. — Ладно. Делай, что хочешь, только эту неделю веди себя нормально. Завтра мы вместе едем на занятия. Не забудь собрать сумку к парам.
Он развернулся и двинулся на выход. Я остановила его за руку. Князев остановился, но не повернулся ко мне.
— Егор, я правда буду стараться не пить. Просто ситуация с мамой выбила меня из колеи. Не хочу признавать, но я иду по ее стопам. Она тоже пила с тринадцати лет. И вот до чего докатилась. Меня ждет та же участь. И сегодня я оплакивала свою непутевую жизнь, — я заправила непослушную прядь за ухо и потерла слезящиеся глаза.
Взгляд Егора прошелся по моему подбородку, поднялся к губам, переместился на нос и встретился с моими глазами. Всеми клетками своего тела я ощущала пронзающий меня страх.
— Убедись, что завела будильник на семь тридцать. Ровно в семь жду тебя на кухне за завтраком, — голос Князя напоминал раскаленную сталь. — Спокойной ночи.
— Егор, — начала я неуверенно.
— Еще не все?
— Я хотела спросить про маму. Ты смог договориться о камере?
— Да. Завтра в обед заберу.
Больше не произнеся ни слова, он вышел из кухни, и я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Как мне пережить завтрашний день? Как?
Перед сном, чувствуя себя первоклашкой, которому мама наказала свериться со списком, все ли предметы он собрал, я дважды проверила учебники по философии, английскому, истории психологии, тетради, ручки и фломастеры (если станет невыносимо скучно, буду рисовать карикатуры на Князева).
Ближе к двенадцати часам я улеглась в постель. Внезапно в голову, как дротик в мишень, воткнулась мысль, что я не подготовила одежду. Понятия не имею, в каком состоянии моя университетская форма. В принципе, дресс-кода у нас нет, но одеваться принято опрятно и строго. На душе стало тревожно, но мне было слишком лень вставать и включать свет, чтобы рыться в шкафу. Поэтому я поступила так, как поступала чаще всего — забила.
***
— Яра, вставай! — раздался за дверью сердитый голос Егора. — От твоего голосистого будильника уже все соседи проснулись.
Я с треском разлепила глаза.
— О, какой кошмар, — протерла глаза и сонно зевнула. — Как вообще можно встать в такую рань?
Часы показывали 6:35.
Кое-как я приняла вертикальное положение и с закрытыми глазами нащупала ногами мягкие тапочки. По инерции вышла из комнаты и направилась в ванную. Открыв дверь, шагнула внутрь и тут же наткнулась на препятствие.
— Здравствуй, — прощебетал ангельский голос.
Застыв в оцепенении, я открыла глаза. Передо мной стояла высокая, стройная блондинка с густыми ресницами, идеальными бровями, пухлыми алыми губами. Ярко-голубые глаза в сочетании с платиновыми длинными прямыми волосами делали ее похожей на снежную королеву. Образ дополняли роскошное платье небесного цвета, украшенное нашивкой из серебристых нитей в виде бабочки, расстегнутая белая куртка из непонятно какого, но явно дорогого материала. Золотая цепочка вокруг шеи, руки украшали позвякивающие тонкие золотые браслеты, один из которых с жемчугом. Блондинка провела рукой с мерцающими длинными ногтями по волосам, открывая взору аккуратные золотые серьги с горошиной жемчуга посередине.
Я справилась со ступором и хрипло произнесла:
— Вы, должно быть, Снежана?
Блондинка изменилась в лице. Милое личико в считанные секунды преобразилось. Теперь передо мной стояла снежная дьяволица. Ледяная и злая. По моей коже прошел морозец.
— Какая еще Снежана? — неприятно повизгивая, спросила блондинка.
Я приготовилась ответить что-нибудь умное, но меня прервала открывшаяся дверь.
— Ларочка, что шумите? Вы уже познакомились с Ярой? — дружелюбно поинтересовался Егор, глядя то на меня, то на Ларочку.
— А, Егорушка, так это твоя младшая сестренка? — приторно сладким голоском пропела Снежана.
Для Ларочки она слишком холодная.
Егор неловко кашлянул.
— Девочки, может, пообщаемся в более уместной обстановке и в другое время? — Егор посмотрел на меня. — Яра, поторопись. Еще надо успеть позавтракать и переодеться.
Снежана вышла из ванной и прильнула губами к едва успевшему договорить Егору.
— Я не завтракаю в такую рань, — буркнула я и закрыла дверь перед милующимися голубками.
От этого зрелища стало так противно на душе. Оно и без того погано. Вокруг меня сплошные проблемы: с мамой, с учебой, с Егором. Теперь еще и ее величество Снежная королева пожаловала. И уже добралась до ванной. Я глянула в зеркало и оторопела от своей унылой мины.
На лекции мы с Мельником не общались. Он прилежно записывал за словами преподавателя, изредка поглядывая в мою сторону. А я, слушая монотонную речь, держалась изо всех сил, чтобы не уснуть. Побороть сонливость помогали кривые рисунки, которые я непринужденно выводила на последней странице тетради. Хоть какое-то развлечение! Но вот Мария Игоревна заговорила о теориях Зигмунда Фрейда, и я сразу приободрилась.
— Известный австрийский психолог призывал не стесняться своих истинных желаний и потребностей, — Мария Игоревна прошла мимо нашей парты.
Мельник придвинулся ко мне и тихо сказал:
— Теперь я понимаю, почему ты всегда недовольная.
Я обратила на него испепеляющий взгляд.
— Потому что ты стыдишься своих желаний, крошка. Но я готов помочь тебе раскрепоститься.
Я цокнула и отодвинулась от Мельника на самый край стула.
— Ну почему я должна слушать этот бред, — прошипела я, принимаясь за карикатуру Мельника. Вот тебе рожки, длинные тараканьи усы и дамская сумочка на плече!
После оглушительного звонка, знаменующего окончание занятия, все засуетились и постарались поскорее покинуть аудиторию, чтобы попасть в буфет. Конечно, там же ужасные очереди! Мельник испарился вперед всех, так что я спокойно собрала сумку и двинулась на выход. Но выйти не успела — Мария Игоревна придержала меня за локоть.
— Вот что, Ярослава. Я не стала делать тебе замечание по поводу внешнего вида, только из уважения к твоему опекуну. Не хотела ставить в неловкое положение такого серьезного человека, — Мария Игоревна сурово поглядела на меня исподлобья. — Но в следующий раз приди в более скромном наряде. Хорошо?
Я кивнула, переместив сумку из одной руки в другую. Опекун. Очередное напоминание, что меня воспитывали не родители. Но я была не робкого десятка, поэтому процедила:
— Он мне больше не опекун. Я выросла из того возраста.
Куратор пропустила мое замечание мимо ушей и, натянуто улыбнувшись, выдала:
— У нас серьезное учебное заведение. Мы не приемлем студентов, противоречащих требованиям ВУЗа. Если ты продолжишь наплевательски относиться к внешнему виду и учебе, мы будем вынуждены выставить тебя за дверь.
— Что вам не нравится? Я нормально одета, не голая пришла, спокойно писала всю лекцию. В чем проблема? — меня начинало трясти.
Почему каждый день мне кто-то высказывает претензии? Почему я все время должна позволять это?
Мария Игоревна отшатнулась. Она удивленно вздернула брови:
— Не думала, что ты такая хамка.
Так и вырывалось сказать: «А вы в следующий раз думайте», но вместо этого я пожала плечами и спокойно ответила:
— Я могу идти?
Мария Игоревна нервно дернула губами. Эпично развернувшись на каблучках, преподаватель оставила меня наедине со своими мыслями. Однако предаваться раздумьям я не стала, поскольку голодный желудок урчал на полную катушку. Мне срочно нужен хот-дог и кола. Я решительно направилась в фойе.
— Встретимся вечером? — свернув за угол, я уткнулась носом в грудь Мельника, обтянутую белой рубашкой.
— Уйди с дороги, — сухо сказала я, обходя его.
— Эй, нет. Погоди, — он развернул меня к себе. — В пятницу ты пообещала мне вечер понедельника. Сегодня понедельник.
Спорить с упертым Мельником было себе дороже, к тому же я зверски хотела есть, поэтому…
— В силе, — выдохнула я.
— Сегодняшний вечер у тебя не будет скучным. Обещаю, — томно проговорил Артур.
— Это я уже поняла.
Я обогнула Мельника и встала в самом хвосте очереди в буфет.
Но настырному одногруппнику моего ответа оказалось не достаточно. Он пристроился рядом со мной и, склонившись к самому уху, заворковал:
— Знаешь, как меня заводят твои закидоны?
Я округлила глаза и уставилась на него.
— Что, прости?
Он обдал горячим дыханием мое ухо.
— Мне нравится, как ты себя ведешь. Ты такая… острая на язык. Хочешь, чтобы за тобой побегали, с легкостью отшиваешь парней. Может, твое сердечко уже кем-то занято, м? Признавайся.
Я рассматривала витрину, прикидывая, что взять, чтобы успеть запихнуть в себя за оставшиеся десять минут перерыва.
— Эй, девочка, — томно произнес Мельник. — Становится скучно разговаривать со стеной.
Я повернулась к Артуру, чтобы сказать что-нибудь грубое, но подошла моя очередь. Я взяла хот-дог и апельсиновый сок (колу разобрали), и, пока Мельник покупал обед, едва ли не бегом помчалась в следующую аудиторию.
***
Егор сел в автомобиль, когда в кармане брюк завибрировал телефон. Он посмотрел на экран — Анастасия Викторовна.
— Слушаю.
— Доброе утро, Егор Александрович, — раздался мелодичный голос заведующей. — Не отвлекаю?
— Доброе! Говорите.
Егор завел двигатель и выехал с парковки. До офиса пятнадцать минут езды, а оттуда до здания суда ему еще минут тридцать. Остается двадцать минут в запасе. Успевает.