Песнь Полуночи

Глава 1. Чёрный оникс

Цзоянь, дворец Императора

В чёрном ханьфу с кровавыми лентами ранним осенним утром в крытую колоннаду из покоев всемилостивейшего Императора Хэй Цзы Шаокана вышел верховный инквизитор, Чёрный Феникс Цзояня Хэй Даожэнь. Промозглый мелкий дождь, казалось, вмиг вымочил одежды, невзирая на крышу. И такая же сырость была у Хэй Даожэня на душе. Дядюшка Шао, как он именовал Императора в своих мыслях, но никогда — вслух, благоволил ему, вопреки пересудам придворных. Но порой забота эта становилась навязчивой и чрезмерной, например, как сегодня.

— Хэй Инь, — отослав всех вельмож, обратился к нему государь по личному имени, — моё сердце разрывается, когда я вижу, что столь одарённый заклинатель, как ты, до сих пор не отдал никому своё сердце, не подарил нашей семье наследников. Одиночество — юдоль печали.

— Одиночество — лучший щит от шантажа и вероломства, — резонно возразил Хэй Даожэнь, но Император и слушать не захотел.

— Когда ты один, тебе не за что сражаться, — веско перебил он, — и напротив, забота о других, делает сильнее и осторожнее.

Верховному ли инквизитору не уметь слышать слова, которые не прозвучали? Августейший дядюшка уже нашёл ему подходящую невесту, брак с которой непременно принесёт бесчисленные политические выгоды. И сколько бы он ни спорил, все доводы растворятся в пустоте.

Так оно и вышло.

Облокотившись плечом на ближайшую колонну, Хэй Даожэнь тоскливо уставился на серое небо. Конечно, Мин Циань, дочь одного из министров, связанных с императорской семьей дальним родством, на весь Цзоянь славилась своей красотой и добродетелями, но впускать в свой дом и спальню почти незнакомую женщину — мимолётные взгляды на дворцовых торжествах не в счёт — на правах жены и хозяйки ужасно не хотелось. И пусть Хэй Даожэнь приказал бы отрезать язык любому посмевшему пошутить, будто Чёрный Феникс Цзояня верит в сказки о любви, что-то в нём противилось подобному союзу. Неприятие лишних хлопот и лишней уязвимости за спиной? Пожалуй.

— Мастер Хэй…

Носильщик, что на свою беду оказался поблизости, вздрогнул и выронил корзину с шёлковыми тканями, после чего рьяно рухнул на пол исправлять свою оплошность. Хэй Даожэнь даже головы не повернул — он находил привычку Мо Юаня появляться ниоткуда безмерно раздражающей, но ради прочих талантов помощника закрывал на неё глаза.

— Что случилось?

— Очередного пророка демонического культа поймали, мастер Хэй, — сообщил Мо Юань, поклонившись. — Желаете взглянуть?

— Иногда мне кажется, — соизволил пошутить Хэй Даожэнь, — что в демоническом культе вовсе нет ни послушников, ни учеников, ни адептов. Одни лишь мастера, пророки и основатели.

— Вы, как всегда, отменно остроумны, мастер Хэй.

Мо Юань улыбнулся. Заметно, но не широко, не показывая зубов. Правильнее всего было бы назвать эту улыбку безупречно вежливой. Фу Цзи Кан, вознесшийся к небожителям мудрец прошлых веков, в одном из своих наставлений написал, что: “слуга должен быть тенью своего господина”. Было похоже, что Мо Юань понял этот совет слишком буквально. Молчаливый, почтительный, невидимый, но всегда оказывающийся рядом, он действительно напоминал тень. Смертоносную и неумолимую тень.

Преодолев большой дворцовый сад и северные ворота, знакомым путём, который смог бы безошибочно пройти даже во сне, Хэй Даожэнь в сопровождении верного помощника, спустился в бесконечные подвалы под Министерством благодатных дел, служители которого неустанно берегли Империю от происков тёмных сил.

На лице связанного пророка багровел кровоподтёк, правый глаз почти не открывался, волосы местами слиплись от запекшейся крови, но всё же он нашёл в себе достаточно наглости, чтобы встретиться взглядами с верховным инквизитором.

— Рад приветствовать самого пророка демонического культа в моей скромной обители, — не скрывая усмешки, поприветствовал его Хэй Даожэнь.

Мо Юань сохранил вид отчуждённый и бесстрастный, хотя слова мастера позабавили его: пыточную министерства никак нельзя было назвать скромной. Помимо ножей, крюков, клещей, деревянных палок для битья любых размеров здесь находили своё место механизмы — изобретения ответственных инквизиторов, которые всегда было на ком испытать. Была даже железная решётка под большим окном, прикрытым ставнями, чтобы исчадие демонов могло видеть карающий свет солнца, пока сквозь его тело прорастают стебли молодого бамбука…

— Ах, меня навестил сам Чёрный Феникс, — глумливо протянул пророк, не выказывая ни капли страха. Пока не выказывая. — Цепной пёс, который по нелепому капризу судьбы присвоил имя нашего истинного владыки.

Хэй Даожэнь брезгливо поморщился и коротким, отработанным тысячи раз ударом разукрасил еретику и вторую щёку.

— Говорить будешь, когда я разрешу.

Так просто было правильно — а вовсе не потому, что его задели эти слова. Феникс издревле считался символом императорской семьи, украшая дворцы и знамёна. Величественная птица, которая всегда возрождалась из пепла вопреки всем смертям. Истинным Фениксом порой называли самого государя. А он — Чёрный. Порченный. Сын сестры Императора и отца, чьё имя не сохранили даже тайные летописи. Дядюшка Шао великодушно принял его в семью, но для многих придворных Хэй Даожэнь так и остался напоминанием о грехах, что могут поразить и совершеннейших из живущих.

Но вот же действительная нелепость: демонический культ, борьбе с которым он посвятил свою жизнь, как святыню почитал пророчество о пришествии Чёрного Феникса, вождя, что объединит разрозненные секты и свергнет династию Хэй, что некогда изгнала весь нечистый сброд из поднебесного мира. Была во всём этом какая-то изумительная ирония, а потому верховный инквизитор носил своё прозвище, задуманное, как насмешка, со злорадной гордостью.

“Ваше пророчество никогда не исполнится, ведь Чёрный Феникс — это я”, — любил повторять он, подвешивая очередного еретика к потолку за выкрученные руки.

— Я предлагаю тебе выбор, как и всем до этого, — продолжил Хэй Даожэнь, когда пророк чуть отдышался, — ты можешь рассказать мне, где логово твоей секты и умереть быстро. Или я спрошу иначе, и тогда ты будешь умолять меня просто ещё раз ударить по лицу.

Глава 2. Горный хрусталь

Чаньсай, северная окраина Империи

Мо Юншэн, Багряный Коршун Императора, любовно провёл пальцами по тетиве Погибели Душ, прежде чем зачарованное оружие растворилось в воздухе в ожидании часа, когда придётся вновь обагрить стрелы кровью клятвопреступников. Двадцать освящённых стрел, двадцать стальных когтей впились на закате в сердца членов раскрытой демонической секты, приговорённых к смерти. Закон не различал детей и стариков, мужчин и женщин. Равны были все.

“Тот, кто выносит приговор, сам его вершит”, — так любил говорить господин Хэй.

Мо Юншэн не спорил.

Он улыбнулся краешком губ, чувствуя, как запах крови смешивается с ароматом приближающейся грозы.

— Пошлите весть в столицу, — едва слышно велел он.

Один из подчинённых заклинателей молча поклонился и скрылся в сумерках опустевших улиц. Никто из жителей не смел и нос высунуть со двора, пока посланцы верховного инквизитора были здесь. Единственный, кто имел право находиться подле Мо Юншэна, был префект Мэн И с отрядом верных ему людей. Весь бледный, он не смел поднять глаз — ему ещё повезло, что сам не присоединился к казнённым за то, что допустил такой позор на вверенной ему земле.

— Всех повесить вдоль центральной улицы и у ворот. Стрел не вынимать, тела не снимать всю луну. Приказ исполнить, — он, лениво прикрыв глаза, посмотрел на префекта сверху вниз, — сейчас же.

— Слышали приказ? — он махнул рукой. — Выполняйте!

— А нам пора готовиться к отбытию, — Мо Юншэн повернулся к своим и обворожительно улыбнулся.

Наконец-то они покинут эту глушь, которая за время охоты смертельно надоела. Он жаждал окунуться в бурную жизнь столицы, её роскошь и удовольствия. О, удовольствия, пожалуй, Мо Юншэн любил больше всего на свете.

***

Конный отряд неспешно двигался по улицам Чаньсая на юг. Ни начавшийся ливень с почти ураганным ветром, ни сверкание молний, не препятствовали желанию Мо Юншэна поскорее оставить этот город. Более того — он обожал непогоду. Буйство стихии пробуждало внутри дикий восторг. Надо ли говорить, что Багряный Коршун пребывал в наилучшем настроении?

Которое было подпорчено тем, что впереди завязалась какая-то потасовка. До слуха Мо Юншэна донеслись недовольные возгласы и звук удара хлыстом. Кто-то тоненько вскрикнул. Неужели на пути отряда попался смертник?

— Что здесь происходит? — спросил он, когда оказался ближе.

Двое из заклинателей спешились и охаживали хлыстами по спине какого-то бедняка в обносках. Фигура лежала в луже прямо на дороге, отчаянно закрываясь руками от ударов. Рядом валялась плетёная корзинка с пучками каких-то трав. Услышав голос командира, оба застыли на месте.

— Наглый бродяга, господин, осмелился оказаться на нашем пути.

Мо Юншэн скривился. Одного короткого взгляда на скорчившуюся фигурку было достаточно, чтобы понять, что это девушка. Что она делает здесь так поздно ночью? Не может же она не знать, что за такое полагается наказание.

— Встань и назови своё имя, — велел он.

Девушка не шевельнулась. Может, глухая?

— Встань, я не буду повторять в третий раз, а прикажу убить тебя на месте.

Хрупкие плечи вздрогнули. Через разорванную от ударов ткань была видна белая кожа и кровавые подтёки, смешавшиеся с дождевой водой. Чёрные глаза Мо Юншэна азартно сверкнули. Сколько крови пролилось всего лишь за один день, какое удовольствие.

Девушка с трудом поднялась на ноги. Вся её нехитрая одежда вымокла от дождя, ткань облепила тонкую фигурку, не скрывая практически ничего.

— Капюшон сними, — добавил он, видя, что девушка в замешательстве.

Немного помедлив, дрожащими пальцами она показала своё лицо. Даже Мо Юншэн, искушённый в женской красоте, не смог бы сказать, что девушка была некрасива. Её кожа была удивительно бела, как фарфор, а губы красные как киноварь. Редкого цвета даже среди столичных красавиц фиалковые глаза смотрели на него с ужасом и болью. Всё портило лишь то, что девушка была совершенно седой. Поистине было чудом застать девушку со столь необычной внешностью здесь.

— Слышала, что сказал тебе господин Мо? Назовись!

— Я… я… Ши Байсюэ меня зовут, господин.

Мо Юншэн прищурился. Похоже, говорит правду. В девушке не ощущалось никакой магии, она была обычным человеком, самым что ни на есть заурядным. Если бы только не её вид. Хэй Даожэнь уж точно заинтересуется ей. По крайней мере, Мо Юншэн надеялся, что на новой рабыне его господин задержит внимание чуть дольше, чем на предыдущих девушках.

— Ши Байсюэ, значит, — задумчиво произнёс Мо Юншэн. — Тебе идёт. Кто твои родители?

— Я родилась в семье Ши, мы самые простые люди, господин.

— Нищие, ты хочешь сказать, — вздохнул Мо Юншэн, глядя на неё. — Впрочем, не важно. Странно, что твой отец до сих пор не продал тебя в бордель, он, верно, любит тебя. Сколько тебе лет?

— В… восемнадцать. Недавно исполнилось…

Восемнадцать… Девушка тряслась от холода и слабости. Единственный вариант, по которому её никому не продали, значил то, что она старшая в семье и почти наверняка выполняет всю тяжёлую работу. Сегодня, очевидно, её послали в окрестные горы за травами, которые надо собирать на вечерней зоре. Их можно продать.

— И твой цветок, надо полагать, уже распустился.

Мо Юншэн улыбнулся, его люди бесстыдно заржали и тут же смолкли, когда он поднял руку, велев замолчать. По тому, как девчонка залилась краской, всё стало понятно. Нет, это точно удивительное сокровище.

— А знаешь ли ты, Ши Байсюэ, что я должен с тобой сделать как с нарушительницей порядка?

Он подошёл ближе.

— Прошу, пощадите меня, господин!

Она упала перед ним на колени, готовая совершенно на всё.

— Я одна помогаю своей семье, мои братья и сёстры умрут с голоду, если я не буду ходить в горы за редкими травами. Вы же заклинатель, господин, вы же знаете, что некоторые из них можно собирать только в темноте. Прошу вас!

Глава 3. Алмазы и стёкла

Цзоянь, здание Министерства благодатных дел

В выдержанный в благородных тёмно-красных тонах кабинет верховного инквизитора, когда он был погружён в работу, без крайней нужды не решалась входить ни одна живая душа. Да что там, даже мёртвые поостереглись бы нарушать сосредоточение Хэй Даожэня. Но всё когда-то случается в первый раз.

Сначала за дверью послышался шорох и чьи-то голоса. Они приближались, и вскоре Хэй Даожэнь смог различить отдельные фразы.

— Госпожа, сюда нельзя! Прошу вас, уходите! — громким шёпотом надрывался мужчина.

— Уйди с дороги, и забуду, как ты посмел препятствовать будущей госпоже Хэй! — высокомерно отозвалась женщина.

Мгновение, и створки распахнулись, явив Мин Циань с дрожащими от гнева губами.

— Господин, простите меня! — слуга за её спиной согнулся в земном поклоне. — Я пытался её остановить…

— Всё в порядке. Можешь идти, — спокойно перебил его Хэй Даожэнь, поднимая взгляд от бумаг.

Слуга сгинул в мгновение ока, радуясь, что избежал кары. Мин Циань прикрыла дверь за собой и натянула на лицо маску невинного очарования. Окинув взглядом кабинет, произнесла с положенной долей восторга:

— Эта обстановка кажется одновременно строгой и роскошной. А узор так естественно гармонирует с оттенком стен! У господина Хэй восхитительный вкус.

Она казалась белой жемчужиной, нежным бутоном лотоса — именно такой, как надлежит быть быть благовоспитанной молодой госпоже. Точёную фигурку прикрывали шёлковые одежды, маня ощущением тайны, высокая причёска, украшенная золотыми заколками, безупречно подчеркивала овал лица. Может, Хэй Даожэнь хоть на миг, но поддался бы этим чарам, если бы не слышал того, другого голоса. Умелая притворщица с лёгкостью изображала и надменную хозяйку, и счастливую невесту. Но чтобы узнать, какова она на самом деле, придётся сыграть в затеянную игру.

— Молодая госпожа Мин весьма наблюдательна и учтива.

Мин Циань раскрыла веер и, манерно прикрыв им лицо, проворковала со столь же невинной интонацией:

— Мне очень жаль, что я не могу сказать того же о господине Хэй.

Хэй Даожэнь чуть заметно скривился. Обычай сацзяо, предписывающий девушке вести себя, как избалованный ребёнок, всегда виделся ему несусветной глупостью, хотя среди сановников его принято было считать невероятно милым. Но даже они согласились бы, что докучать во время службы мужчине, который ещё даже не муж — верх неприличия. По сути, сейчас Мин Циань рисковала своей репутацией. Вряд ли она просто глупа, не одарённых умом дочерей отцы не выпускают из поместья без охраны. Тогда зачем?

— Я успел чем-то обидеть молодую госпожу Мин? Если это так, смиренно прошу меня простить.

— Господин Хэй обижает меня своим равнодушием, — посетовала она с виду искренне, но в голосе послышалось что-то другое. Знакомое… Неужели?.. — Как только всемилостивейший государь сообщил о своём решении, я, как добродетельная невеста, стала ждать вашего визита. Разве в таких случаях не следует выпить вина с моим отцом, обсудить свадьбу? А вам как будто безразлично наше будущее, безразлична бедная Мин Циань…

С одной стороны, она была права насчёт устоев. Хэй Даожэнь пренебрёг подобающим церемониалом, ограничившись сухим и формальным письмом, что он покоряется воле Императора. И глава семьи Мин имел право оскорбиться таким поступком. Но в этом случае именно он пришёл бы в Министерство благодатных дел — будь чуточку посмелее…

— Вам совсем наплевать, что о вас думают люди, господин Хэй? — попыталась добить его Мин Циань, но только поставила ловушку сама себе.

— А вам, молодая госпожа Мин? — легко парировал Хэй Даожэнь, решив, что услышал достаточно. — Вы врываетесь в государственное учреждение, угрожаете его служителям статусом, которого ещё нет, отвлекайте меня от важных дел. Если вы желаете услышать ответ на свой вопрос: да. Мне наплевать. Никакое надлежащее поведение не изменит моего образа в глазах вельмож, я — неизбежное зло, стоящее на пути зла ещё большего. И вы достаточно умны, чтобы это понимать. Поэтому прекратите притворяться и скажите, зачем вы здесь.

На глазах девушки выступили слёзы.

— За что вы так со мной, господин Хэй? Неужели вы правда такой чёрствый? Впервые мы остались с вами наедине, а вы уже заставляете Мин Циань плакать…

— Если мы всё ещё говорим о приличиях, — он слишком часто слышал искренние рыдания, которые невозможно удержать в себе из-за боли, телесной или душевной, чтобы купиться на фальшивые, — наедине мы должны были впервые остаться после свадьбы.

— Вы… вы что, намекаете, что я распутница?! — тут же взвилась Мин Циань, меняя маски, — я… я хотела узнать вас поближе, только и всего! Вы ведь не слишком-то делитесь сведениями о себе, всё, что у меня есть, это слухи и домыслы! О страшной магии, о мёртвых наложницах…

Попалась.

— Вы боитесь меня.

Не вопрос. Утверждение. Что будет дальше зависит лишь от того, хватит ли ей мужества признаться.

Мин Циань молчала долго. Что-то высчитывала в уме. Наконец вздохнула, и в это миг её лицо выглядело почти искренним.

— Боюсь.

— И несмотря на это, — многие на этом признании проявили бы мягкосердечие, но Хэй Даожэнь давно забыл это слово, — вы пришли в моё Министерство, где ни один слуга не посмеет раскрыть рта, если я не разрешу, не расскажет никому, если с вами что-то случится?.. Я отдаю должное вашей смелости, молодая госпожа Мин.

Она стояла перед ним, лишившись всякой защиты, обнажённая духом. Потерянная и уязвимая, но настоящая, и от того куда более приятная глазу.

— Я… не знаю, зачем я пришла. Мой поступок идёт вразрез с тем, как должно себя вести, и отец выбранит меня, если узнает. Но неопределённость слишком мучила меня, чтобы её вытерпеть. Я хотела взглянуть на вас, поговорить, понять… — запнулась, — правда ли вы такое чудовище, как о вас говорят.

— Ну и какие же выводы вы сделали? — спросил Хэй Даожэнь.

Более насмешливо, чем следовало, но без обычной издёвки.

Глава 4. Розовый агат

Цзоянь, Розовый сад

Накануне вечером…

Мо Юншэн сдержал своё обещание — за всё время дороги Байсюэ никто не причинил вреда. Её не то что пальцем не тронули, даже не смотрели лишний раз. Когда им приходилось разбивать лагерь в глуши для отдыха, никто не мешал ей свободно по нему ходить. Сбежать бы она всё равно не смогла, Мо Юншэну даже не было нужды заботиться об этом. Он, кажется, и вовсе глаз не сомкнул за всё путешествие, а если и спал, то так чутко, что становилось не по себе. Однажды, когда они ночевали на постоялом дворе в двух днях езды до столицы, Байсюэ встала, чтобы спуститься попить воды. Ей казалось, что она кралась как мышка, дома ей всегда удавалась неслышно выскользнуть ночью и прогуляться на свежем воздухе. Но не в этот раз. Мо Юншэн пугал своим умением неслышно возникнуть, будто из воздуха, прямо за спиной. О, нет, он не заламывал ей руки, достаточно было молчаливого взгляда.

…В Цзоянь, огромный никогда не спящий город, они прибыли после заката. Сквозь крохотное решётчатое окно повозки Байсюэ не могла ничего толком разглядеть. Шум многолюдных улиц оглушил её. Гомон человеческих голосов лишь ненадолго стихал, когда инквизиторский отряд проезжал мимо, но спустя мгновение, стоило им скрыться из вида, всё возвращалось на круги своя.

Сначала они ехали через ремесленные районы, где никогда не прекращалась работа. Даже сейчас грохотали по мостовой гружёные материалами телеги, а в воздухе повис едкий щелочной запах. Где-то рядом были дубильни. Благо, совсем скоро мастерские сменились жилыми домами, а затем…

Затем они оказались в месте, где пахло ночными цветами, мерцали огни, слышался смех и музыка, журчание воды в фонтанах. Байсюэ готова была поклясться, что если сейчас обоз остановится и она наконец выйдет наружу, то окажется среди цветущих садов, где в искусственных прудах плавают золотые рыбки и покачиваются на водной глади белоснежные лотосы.

Вскоре они действительно остановились. Когда Байсюэ вышла, то чуть не упала — так за время дороги устала. Ныло всё тело, несмотря на то, что она с детства была привычна к суровым условиям и жёсткой постели. Но ещё никогда ей не приходилось так долго быть без движения.

— Где мы? — спросила она, когда открылись ворота в роскошный двор.

Можно было подумать, что её привезли во дворец, но нет. Красные фонарики, освещавшие улицы, прогуливающиеся снаружи парочки и фривольный смех, слышимый то тут, то там, ясно дали понять, где Байсюэ оказалась.

— Чего стоишь, цветочек? — спросил Мо Юншэн, тут же оказавшийся рядом. — Нас любезно приглашают внутрь, идём. Это царство госпожи Цзи Линь, феи изящных искусств. Розовый Сад, — он на мгновение мечтательно прикрыл глаза, — самые прекрасные цветы в столице цветут здесь.

С этими словами Мо Юншэн широким жестом пропустил Байсюэ вперёд. Она нервно огляделась, но делать было нечего. Ворота за спинами закрылись, отряд двинулся дальше, а они остались посреди благоухающих клумб и прудов с карпами.

— Господин Мо, — их тут же встретили две юные девушки, — какое счастье видеть вас здесь! Госпожа Цзи знает о вашем прибытии и встретится с вами чуть позже, просит простить за ожидание, она…

— Занята? — Мо Юншэн улыбнулся уголками губ. — Чем же?

Девушки, побледнев от тона его голоса, переглянулись.

— П-простите, господин Мо, вы же знаете… Скоро праздник, в столице много гостей, много хлопот, день и ночь она сидит за счётными книгами. А вы, должно быть, устали с дороги, отдохните, выпейте вина, послушайте музыку. Красавица Цзиньхуа поёт сегодня в Жемчужном Доме…

Мо Юншэн качнул головой:

— Не утруждайте себя, я всё понял. У красавицы Цзиньхуа, девушки, несомненно, выдающихся достоинств, сегодня и без меня много благодарных слушателей. Займитесь-ка кое-чем, — он указал на Байсюэ, — эта девушка подарок для господина Хэй, и я хочу, чтобы вы… подготовили её и обучили этим вашим женским штучкам, чтобы она хотя бы в обморок в первую ночь не упала.

Мо Юншэн коротко рассмеялся, девушки тут же залились мелодичным смехом, вторя ему. Байсюэ залилась румянцем.

— Вы как всегда большой шутник, господин Мо, — они приветливо и в то же время сочувственно посмотрели на Байсюэ. — Мы сделаем всё, как вы хотите.

— Вот и славно.

На этом они распрощались в саду. Девушки, называя Байсюэ сестричкой, повели её в один из домов.

— Не бойся, у нас тут хорошо.

***

Появление Байсюэ в Шёлковом Доме, в котором жили девушки, вызвало всплеск бурного любопытства. Её тут же подхватили под руки и ловко избавили от грязной после долгой дороги одежды. Байсюэ не успела толком осознать произошедшее, как уже сидела в огромной бочке, полной горячей воды, вместе с парой других девушек. Здесь приятно пахло мылом и эвкалиптом и, если не знать, что это за место, пожалуй, можно было бы наконец расслабиться хотя бы на время.

— Это правда, что тебя привёз лично господин Мо? — спросила одна из девушек в розовом, которая мыла Байсюэ волосы.

— Да, — коротко ответила она. — Правда.

— О, тебе должно быть очень повезло, ты же понимаешь о чём я?

— Он убийца, — Байсюэ не поддержала игривый тон беседы, — купил меня у родителей и увёз против воли в столицу.

— А! — воскликнула вторая, в голубом, махнув рукой. — Здесь он прежде всего просто мужчина.

— Очень красивый, — поддакнула другая.

— И щедрый на подарки, — мечтательно протянула та, что нежилась в тёплой воде напротив.

Байсюэ закатила глаза. О красоте Мо Юншэна она бы думала в последнюю очередь, как и прочих его… достоинствах. Но девушки отсюда будто не замечали его злую натуру или не хотели замечать. Все как одна были очарованы господином Мо.

— Не думай о нём плохо, господин Мо хоть и личный помощник Чёрного Феникса, а с нами никогда не обходился сурово.

— Да-да! Когда он тут у нас появился и стал часто бывать у хозяйки Цзи, в Розовом Саду сразу стало спокойнее. Конкуренты даже пискнуть боятся, а посетители ведут себя как шёлковые, хотя раньше бывало всякое.

Глава 5. Циркон в серебряной оправе

Цзоянь, городские улицы

Когда за спиной закрылись двери кабинета верховного инквизитора, Мо Юань остановился, ненадолго задумавшись. Как только удавалось поймать пророка демонического культа, неважно, была ли это крупная секта или совсем крохотная, молодая и дерзкая, или старая, которую пришлось выслеживать несколько лет — вся деятельность еретиков в Цзояне словно замирала. Выжившие и пока что нераскрытые превращались в деревья и статуи, не смея даже произносить крамольных слов. Охотиться на них в период затишья было столь же скучно, сколько и бесполезно. По сути, исполнив роль гонца, Мо Юань до вечера мог быть свободен. Рядовые инквизиторы, пока демонический культ вновь осмелеет, наводили порядок в бумагах и проверяли самые сомнительные жалобы от населения, которыми некогда было заниматься раньше, а вот высшие чины предпочитали проводить время в объятиях пылких дев, читали книги, написанные не для того, чтобы поделиться мудростью, а для развлечения, отдавали должное отменным блюдам и винам. Разумеется, никто из них не позволял себе таких скандальных выходок, которыми славился Мо Юншэн — им двоим мастер Хэй позволял куда больше, чем любому другому подчиненному. Мо Юань полагал, что знает причину такой терпимости, хоть и не понимал её в полной мере — они с братом просто сделали то, что должно… и всё-таки, когда для хранителей мира людей от происков демонических сил не было работы, праздность была в порядке вещей.

Сам Мо Юань отнюдь не был в этом плане аскетом. Он бы солгал, скажи, что равнодушен к выдержанному вину, не видит женской красоты или оставит без внимания хорошо пропечённый сладкий сунжуань. Но всё это не могло в полной мере утолить той невыносимой жажды, которая разъедает душу, когда некого арестовывать и некого наказывать.

В последний раз оглянувшись на дверь, Мо Юань спустился с верхнего этажа в подвалы. Будучи инквизитором первого ранга, он имел право на собственный кабинет и выбрал для него небольшое помещение без окон рядом с пыточной. Пусть не так роскошно, как у Хэй Даожэня, зато никто случайно не забредёт сюда в дни тишины. Не заметит, как Мо Юань, сняв с себя подобающие статусу верхние одежды, остаётся в безликом чёрном ханьфу, собирает волосы в тугой пучок, чтобы удобнее было накинуть капюшон, и надевает маску, изображающую немыслимое мифическое чудовище.

Его путь лежал на площадь пяти углов у восточной стены, место запущенное и сомнительной репутации. Именно здесь вырыла себе нору преступная группировка, называвшая себя “Зелёные крысы”. Министерство благодатных дел не вмешивалось в дела обычных бандитов, это была вотчина Министерства общественного спокойствия, но Мо Юань находил, что иногда они могут быть полезны.

Его появление в большом, заставленном ящиками и бочками помещении, одновременно похожем на склад и питейную, не вызвало ни удивления, ни тревоги. У Шань, главарь крыс, только чуть кивнул ему, приветствуя.

— Ты сегодня рано, Тень.

— Есть добыча для меня? — глухо спросил Мо Юань, маска искажала голос.

— Есть, есть, — глумливо усмехнулся У Шань, — знаешь храм за рыбным рынком? Крадущиеся крокодилы сегодня собирались туда девочек пощипать…

— Прямо-таки ради девочек собирались?

— Да не совсем, конечно. Там купец один дары небожителем собрался принести, щедрые, видать, сильно его прижало… Служаночек с собой возьмёт, конечно. Знаешь же, у некоторых одни бабы на уме…

— Ты ведь не собираешься просто проредить крокодилов моими руками? — спросил Мо Юань, вроде бы в шутку, но У Шань заметно побледнел и замотал головой:

— Не-не-не, я договорённости помню! Ты ж знаешь, я никогда… я ж не папаша Крыс!

— А я думал, ты мне благодарен за его место…

— Ну это-то конечно да, но моя головушка мне пока дорога. Я ж к тебе со всем уважением! Да ты присядь, выпей с нами… Эй, Тень? Тень!

— Ба, исчез! — первым опомнился один из бандитов.

— Вот всегда он так… — подхватил другой. — Из никуда приходит, в никуда уходит…

— Может, он вовсе демон?.. — робко предположил третий, но соседи тут же зашипели на него, чтобы замолчал.

— Никакой он не демон, ясно?! — с суеверным страхом в голосе отрезал У Шань, — заклинатель он. И чтоб речей таких я больше не слышал! Еще не хватало, чтобы благодатное Министерство в нашу сторону посмотрело!

Осознав, какую опасную тему затронул, бандит втянул голову в плечи и уткнулся носом в миску с супом.

Наблюдая за этой сценой из темноты, Мо Юань позволил себе насмешливую улыбку. Идея заявиться сюда искать самого себя показалась ему чрезвычайно забавной. Пожалуй, он прибережёт её до того момента, когда крысы ему наскучат.

Но пока что сотрудничество оставалось взаимовыгодным, они могли не опасаться обвинений в ереси. Крысы охотно сдавали Мо Юаню конкурентов, которые задумали нарушить имперский закон, то есть людей для государства вредных, без которых великий Цзоянь станет только чище. Лишь однажды папаша Крыс, прошлый главарь, задумал обмануть таинственную Тень, оклеветать своего личного врага. Глядя на его отрезанную голову, У Шань, ставший преемником, всё понял и сам подобных ошибок не допускал.

Что ж, пусть будет рыбный рынок. Выскользнув из убежища группировки, Мо Юань привычно зацепился магическими нитями за ближайшую крышу, взбежал на неё по стене и притаился, просчитывая путь. Сегодня неуловимый и таинственный убийца по прозвищу Тень славно поохотится на крокодилов.

…Внизу замелькали улицы и дома, переплетающиеся как замысловатая вышивка: неряшливые лачуги сменялись просторными усадьбами и уютными садиками для медитации. Пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обогнуть рыбный рынок — среди хлипких торговых рядов не за что было зацепиться и негде укрыться он случайного взгляда, не спускаясь к толпе, но даже так ноздри раздражал запах, что пропитал это место… Полёт над городом до места преступления горячил кровь, настраивал на нужный лад. И когда Мо Юань приземлился на крышу храма, чтобы дождаться появления своих жертв, сердце учащённо билось в радостном предвкушении. Пусть. Тем интереснее. Чтобы всё прошло по плану, нужно затаиться и подгадать нужный момент. Мо Юань умел ждать, но, благо, в этот раз пришлось недолго: процессия купца показалась из-за поворота, отсюда напоминая пёструю сверкающую змею. Слуги нарядились в лучшие одежды, самого хозяина шестеро носильщиков несли в резном паланкине. Если они успеют добраться до храма — добычи крокодилам не видать. Значит, нападут раньше, попытаются посеять панику, разделить господина и слуг, не давая организовать отпор.

Глава 6. Киноварное небо

Цзоянь, Розовый Сад

Первым, с чем Байсюэ не могла свыкнуться, когда оказалась во владениях Цзи Линь, было вовсе не количество людей, не выходки подвыпивших посетителей и не назойливое внимание, а еда. Её было так много, столько всего вкусного, чего она никогда в жизни не видела. Байсюэ ела много, быстро, и всё не могла наесться. Такого просто не может быть, чтобы в одном месте можно было столько всего съесть. И учениц, и действующих куртизанок даже самой низшей категории кормили лучшей едой.

— Байсюэ, — смеялась одна из девушек, — ты что, из голодного края к нам сюда приехала? Никуда эта еда не исчезнет.

Байсюэ вздрогнула, замерев с куриной ножкой у рта. Перед глазами пронеслись воспоминания из совсем недавнего прошлого, когда и так скудная еда действительно могла исчезнуть. Не без помощи родственников, конечно, но не в первый раз ей приходилось делиться с младшими, ничего не оставляя себе. Или, как часто бывало, отец забирал себе всё самое вкусное, что можно было добыть в их условиях. Но и это не было бы так страшно, если бы не…

— У нас неурожай, — коротко ответила она без всякой злобы.

Девушки вокруг, хихикавшие без злого умысла, резко замолчали. Северные провинции не единственные пострадавшие от небывалой в этом году засухи. На удивление скудные урожаи были и на юге, и на западе, и на востоке у моря. И только Цзоянь ещё не столкнулся с недостатком продовольствия.

— Я слышала, — сказала Ю Мин, лениво вылавливая палочками из супа корень лотоса, — на празднике сам Император проведёт обряд обращения к Небу и принесёт искупительные жертвы. Но, — она повеселела, — нас это не касается.

— Испортим всё благочестие.

Девушки снова рассмеялись, пока наставница из старших куртизанок не постучала по столу закрытым веером. Это значило, что обед пора заканчивать и расходиться. Кому по делам, а кому учиться искусствам.

Времени, чтобы обучить Байсюэ всем премудростям пения, танцев и музицирования, было слишком мало, поэтому остановились на том, к чему она проявила наибольший талант. Танцы давались ей удивительно легко, она быстро схватывала налету все движения, хорошо чувствовала ритм и музыку. Также у неё была отменная память, Байсюэ легко заучивала стихи и мудрые изречения, только лишь услышав их. Наставнице приходилось читать ей вслух — дочери безграмотных крестьян некогда было учиться читать и писать.

— Не волнуйся, у тебя будут учителя во дворце, если господину верховному инквизитору будет угодно, чтобы ты была обучена чтению и каллиграфии. В конце концов, — заявила наставница, — ценность наложницы не в умении читать. Это прихоть.

Главная ценность наложницы, говорили ей, умение доставлять удовольствие в постели. И, конечно, рождение здоровых детей.

— Ты должна ублажать взгляд господина красотой, слух пением и умением развлекать в разговоре, обоняние благоуханием притираний, страстные желания — готовностью исполнять всё, что потребуется.

Так говорила ей сама Цзи Линь, которая лично взялась контролировать обучение. Она же рассказывала ей о премудростях любви. И показывала. Когда Байсюэ увидела эти картины и иллюстрации, у неё полезли на лоб глаза.

— Неужели мужчина и женщина должны делать это? Я не смогу такое повторить…

Сказала она, крутя туда-сюда изображение с позой, в которой сложно было разобрать положение рук и ног. Для воплощения в жизнь некоторых из иллюстраций к эротическим трактатам требовалась невероятная гибкость, а для других множество диковинных приспособлений. Но больше всего её возмутило то, что госпожа назвала “собиранием жемчужной росы со стебля лотоса”.

Цзи Линь таинственно улыбнулась:

— Это приносит удовольствие обоим.

Байсюэ раскраснелась от смущения. Удовольствие? Недавно она прогуливалась в саду, заплутала и оказалась рядом с домиком для отдыха. Звуки, которые слышались оттуда, мало походили на блаженство. Скорее наоборот. Мо Юншэн делал с бедной Цзи Линь что-то страшное.

— Есть ещё кое-что, что ты должна запомнить…

Байсюэ слушала наставления Цзи Линь и запоминала. Ходить плавно и мелкими шагами, а не как она привыкла размашисто шагать, руками не махать, есть аккуратно, прикрывая рот, не сутулиться, не прыгать и не скакать. Причёска должна быть безупречной, как одежды и макияж, голос тихий и мелодичный, взгляд в пол.

— Не пялься на своего господина, это невежливо, — продолжала Цзи Линь, медленно расхаживая взад и вперёд, лениво обмахиваясь веером. — Не докучай лишний раз болтовнёй, говори, когда к тебе обратятся и, если не знаешь, что сказать, мудрее будет вовсе промолчать, чем позволить глупости сорваться с твоего языка, понятно?

— Понятно, — протянула Байсюэ, украдкой поглядывая в окно, за которым уже темнело.

— Хэй Даожэнь член императорской семьи, — продолжала Цзи Линь, — хоть он и живёт в Старом дворце. Когда тебя представят ему, пади ниц и, если будет дозволено, коснись края одеяний. Не поднимай головы и не вставай, пока не разрешат. И никогда. Никогда не обращайся к нему ваше высочество, он ненавидит это больше всего на свете.

Уроки длились днями и ночами напролёт, пока наконец накануне праздника ей не сказали, что завтра вечером после церемонии Байсюэ отвезут в её новый дом. Она впервые поймала себя на мысли, что в Розовом Саду не так уж и плохо. И уж точно гораздо больше свободы.

***

Единственный раз в году закатные ворота императорского дворца открывались для горожан, которым дозволено было занимать весь внешний Осенний двор. Праздник воцарения династии Хэй, удерживающей власть в своих руках бессчётные столетия, приходился на первые дни сезона Лицю*. В этот день царствующий Император приносил богатые дары своим божественным предкам, пребывающим на высшем из Небес, прося их о благословении потомков и всей Империи.

Бедствия справедливо считались карой небесной, а это значило, что жертвоприношения должны быть обильнее предыдущих. В этот раз вместе с драгоценностями, вином и яствами на Небо отправлялись посланцы, которые должны были передать просьбы, и рабы, чьим посмертием станет вечное служение Небесному Императору. Все они были одеты в красное. Пятьдесят юношей слуг и пятьдесят девушек наложниц должны отдать в этот день свои жизни и души. Этот высочайший долг непременно зачтётся их семьям, которым помимо пожизненного уважения и привилегий полагалась щедрая сумма денег.

Глава 7. Аметистовый туман

Утро праздничного дня стало для Байсюэ самым суетным из всех — у неё и у служанок было множество дел. После омовения её тело умастили ароматическими притираниями, позволив самой выбрать из предложенных. Байсюэ никогда не приходилось пользоваться духами и благовониями и она выбирала, полагаясь на наитие.

— Нежный жасмин лучший выбор, чтобы подчеркнуть хрупкость, — согласилась служанка с её выбором.

Впрочем, она бы согласилась с любым. В последний день её пребывания здесь Байсюэ заметила, как неуловимо изменилось отношение к ней с тёплого почти дружеского на отстранённое и даже уважительное, хотя по статусу она мало чем от них отличалась. Разве что фамилией будущего господина. Байсюэ вздохнула, беря в руки зеркальце, чтобы посмотреть на себя без макияжа в последний раз.

С этого дня ношение краски на лице не просто прихоть, даже обязанность. Это только нищие, у кого нет денег даже на простую рисовую пудру, могут позволить ходить себе так. Покажись она без должного макияжа, все решат, что у её господина нет денег, чтобы содержать хотя бы одну наложницу, или же он крайне скуп на подарки и безразличен к женской красоте. Конечно, заподозрить в нищете главу Министерства благодатных дел и племянника Императора, самое глупое, что можно было бы сделать. Но вот остальное…

— Ты же не хочешь, чтобы тебя все жалели, правда?

Цзи Линь сама вызвалась заняться наведением красоты. Должно быть, исполняла волю своего нынешнего покровителя. Она какое-то время задумчиво всматривалась в лицо Байсюэ, а затем ловко разложила на столике всё необходимое.

На и без того бледное лицо нанесли белую пудру, чтобы оно сияло подобно луне, и нежные румяна на щёки. Поверх собственных тонких светлых бровей Цзи Линь нарисовала чёрные, изогнутые дугой, как мосты над прудом.

— Будешь жить во дворце, не отставай от моды, — сказала она. — И не морщи лоб! Ты же не хочешь испортить узор хуа-дянь? Я долго думала, что нарисовать, — Цзи Линь достала кисть и окунула её в золотую краску. — Нужно что-то, что отразит твою индивидуальность. Ты такая белая, как северная звезда, которая первой восходит на небо зимой.

Так на лбу между бровей засверкала звезда, а губы стали маленькими и красными как кровь. Из зеркала на Байсюэ смотрела совершенно незнакомая девушка, но она определённо не была такой некрасивой, как о ней говорили родители. Пока Цзи Линь занималась макияжем, служанки делали причёску, украшая волосы серебряными шпильками с аметистовыми подвесками, красиво свисающими по обе стороны от лица. Мо Юншэн не пожалел денег, чтобы упаковать свой подарок для господина как подобает.

Прежде всего на талии Байсюэ застегнули тончайшую серебряную цепочку с крохотными колокольчиками, которые звенели при каждом движении. Одели девушку в тончайшие шелка, которые окутывали тело подобно облаку в туманных сумерках. Фиалковый, белый, серебристый — все эти цвета напоминали о вечерней прохладе и первых звёздах. Байсюэ боялась вздохнуть и пошевелиться, когда на ней затягивали пояс, такой тонкой ей казалась ткань одежды, что порвётся от любого прикосновения.

Последними Цзи Линь достала туфельки, сделанные специально на заказ из шёлка и расшитые мелким бисером. Одна эта пара обуви стоила дороже, чем дом, в котором жила Байсюэ.

— Мы сняли мерки сразу как ты приехала, — пояснила госпожа Цзи, — улыбаясь.

Хозяйка Розового Сада с упоением возилась с Байсюэ как с куколкой из тех, с которыми играют растущие в роскоши девочки. Последним Цзи Линь вручила ей веер и велела покрутиться. Служанки, помогавшие наряжать Байсюэ, захлопали в ладоши.

— Какая красавица!

Байсюэ улыбнулась впервые за долгое время. Может статься, и правда не всё так ужасно…

Её отвели вниз, на первый этаж Яшмого Дома в отдельную залу, куда должен был вот-вот прийти Мо Юншэн, чтобы забрать Байсюэ отсюда навсегда. На какое-то время она осталась совершенно одна, слушая смех и музыку из соседних помещений. Там бурлила жизнь, а из Зала Обещаний забирали тех, кого выкупали из Розового Сада.

В новых туфельках, у которых подошвы столь тонкие, будто она босая стоит, было неуютно. Байсюэ вздохнула. Вот бы их снять! И нос так чешется…

Услышав шелест и позвякивание завес из бусин, разделяющих залы, Байсюэ замерла. А когда увидела, что вместо Мо Юншэна вошёл незнакомый мужчина, испугалась. Он был огромен и пьян.

— А! — воскликнул он, увидев Байсюэ. — Вот ты где! Обещала пойти со мной наверх, а сама спряталась! Думаешь, прикрыла плечи, трогать тебя нельзя?

— Вы… — Байсюэ попятилась. — Вы меня с кем-то путаете…

— Не важно, — возразил мужчина, — пожалуй, мне и без разницы, вы тут все на одно лицо. Я Чжан Ву, уважаемый человек из округа Циньмэн.

Он успел коснуться лишь края её рукава, как в Зале Обещаний совершенно беззвучно возник Мо Юншэн. Никогда ещё Байсюэ не была настолько рада видеть господина инквизитора первого ранга, как сейчас.

— Этот незаконнорожденный сын свиньи дотронулся до тебя? По глазам вижу, что да. Цветочек, отойди, — приказал он, мотнув головой в сторону.

— Ты ещё кто, сопляк, смеешь мешать мне? Найди себе девку попроще.

Чжан Ву имел неосторожность замахнуться на Мо Юншэна, за что тут же лишился кисти руки.

Байсюэ взвизгнула, пятясь подальше, чтобы брызги крови не попали на её наряд. Чжан Ву прижал культю к телу и то скулил от боли, то изрыгал проклятия.

— Посягательство на собственность члена императорской фамилии почитается за воровство и карается отсечением правой руки немедленно. Оскорбление инквизитора от седьмого до второго ранга карается вырыванием языка. Оскорбление инквизитора первого ранга считается недопустимым и признаётся проступком против благополучия и благочестия Империи. Карается смертью.

Холодно перечислил преступления и наказания за них Мо Юншэн, не моргая, с нескрываемым удовольствием глядя на мучения господина из Циньмэна. Он бы немедленно привёл приговор в исполнение, обладая полным на это правом, если бы в Зал Обещаний не прибежала Цзи Линь со служанками, услышав шум.

Интерлюдия

На лазоревых пиках Третьих Небес никогда не наступала ночь. Прекрасные феи Утренней и Вечерней Зари, наперсницы Солнца, отдыхали здесь, совершали омовения в чистейших озёрах и выходили из них, сияя ещё ярче.

Когда лёгкая нога госпожи заката коснулась Третьего Неба, всё здесь окрасилось в цвета золота и янтаря. Сверкали её тончайшие одежды в персиковых тонах, они не могли скрыть мягкого сияния её кожи. Огнём горели её локоны, а в причёске сверкали вечерние звёзды, в одном рукаве фея прятала брызги росы, а в другом стелющийся после заката туман. Когда она шла ко дворцу повелителя, чтобы поприветствовать владыку этих мест, за ней расцветали ночные цветы.

В каждый такой визит она приносила из мира смертных новые истории, рассказывая всё, что успела увидеть. Сегодня был тот из редких дней, когда на прекрасном лице феи Вечерней Зари не было весёлой и беззаботной улыбки.

— Приветствую владыку Третьих Небес Сян Веймина, — поклонилась она, придя ко двору, где её уже ждали.

— Рады видеть госпожу заката в добром здравии, — учтиво ответил ей владыка. — Какие вести из подлунного мира?

— Недобрые.

Смех и весёлые разговоры среди придворных тут же смолкли, затихла музыка, замерли прекрасные небесные танцовщицы. Небожители, проводящие время в праздности, не любили недобрых вестей, как и не желали слышать стенания и мольбы людей.

— Когда я пролетала над Цзоянем, из любопытства ненадолго выглянула из-за туч…

— Что? — взревел Сян Вэймин, поднимаясь со своего бирюзового трона, когда услышал рассказ Вечерней Зари. — Быть такого не может!

— Господин может приказать бить меня плетьми за дурные вести, но это истинная правда.

Госпожа заката пала ниц, закрыв лицо, и пиршественный зал дворца погрузился в полумрак. Сян Вэймин не стал наказывать её из любви к её сверкающей красоте. Вместо этого он велел подать его паланкин для путешествий. Настало время нанести визит придворному оракулу на самой высокой горе.

…Услышав, как внизу башни засуетились служанки, провидица Чжан Цзиюй поняла, что к ней гость. На открытой террасе для наблюдения за звёздами на столике стояло два кувшина вина, к которому тот, кто явился сюда, не притронется.

— Цзиюй! — владыка Третьих Небес появился на площадке. — Как ты могла не предупредить меня о том, что произойдёт вечером первого дня Лицю? Они встретились!

— Господин мой, угоститесь вином, успокойте сердце и послу…

— Не нужны мне твои любезности, предсказательница! — воскликнул Сян Вэймин.

— Я говорила вам, судьба непреложна. Однажды произнесённое пророчество должно сбыться. Но даже мои серебряные глаза не видят так далеко, нити будущего плетутся порой так, как им вздумается, а предсказания исполняются самым невероятным образом.

— Да… — согласился с ней Сян Вэймин. — Да… Встреча лишь случайность, краткий миг, если нет иных знамений, может статься, беспокоиться и незачем.

Чжан Цзиюй мягко улыбнулась и ради приличия ещё раз предложила вино. В этот раз владыка благосклонно согласился, и она разлила его по маленьким пиалам. Внизу, среди залитых золотым закатным светом садов, пели птицы. Их чарующее щебетание услаждало слух небожителей и, никогда не замолкающее, казалось таким привычным. А потому, когда тёплым вечером вечной весны округу затопила тишина, это было дурным знаком.

Сян Вэймин, взяв в руки вино, так и не пригубил его. Внимание привлекло то, чего не должно быть на небе.

— Госпожа Чжан, смотрите, звезда Иньлу взошла! — воскликнула служанка, беззастенчиво тыча пальцем в сверкающую холодным серебристым светом звезду на северном небосклоне.

Она была столь ярка, что закатные лучи не могли затмить это ледяное сияние. Сян Вэймин в гневе топнул ногой.

— Несносная девчонка и после смерти не желает исполнять мою волю!

***

Юг столичного округа Цзояня, усадьба Фа

Вечером первого дня Лицю старый чиновник в отставке, бывший хранитель императорских архивов Фа Паньлун вывел следующую запись в дневнике:

“Серебряный Иней снова в северных небесах над столицей, вестница горя. Зима будет жестокой, беда для династии, добрая весть для демонов…”

Глава 8. Мелкий жемчуг

Цзоянь, дворец Императора

Астрологи объявили дни потрясений. Восход звезды Иньлу встревожил учёных мужей, они долго совещались, пытаясь разгадать знаки этого загадочного явления, и после вынесли такой осторожный прогноз. Быть добру или бедствиям, астрологи умолчали, но Хэй Даожэнь сомневался, что в нынешней ситуации потрясения могут означать хоть что-то хорошее.

По так и не выясненным причинам северная звезда пропала с небосклона без малого девятнадцать лет назад. Её возвращение сейчас никак не могло случиться по естественным причинам, и во всём этом отчётливо угадывалось вмешательство Небожителей, тех самых, что давно не слышат ни проклятий, ни молитв. Министерство благодатных дел смотрело сквозь пальцы, как в провинциях зарождаются культы героев, мудрецов и аскетов. Могущественные духи, усиленные искренней верой, ещё не забывшие о том, какова юдоль смертных, и впрямь помогали взывающим — ересь, конечно, но лучше так, чем искать покровительства демонов. В то же время ближе к центру продолжали ревностно соблюдать обряды почитания богов, слыша лишь тишину в ответ. Всё ради иллюзии общности. Всё ради спокойствия Империи.

Хэй Даожэнь размышлял об этом, присутствуя на заседании большого совета, что был в кратчайшие сроки созван в Сапфировый зал дворца. Знамение Иньлу напугало министров и вельмож, они поглаживали бороды, важно кивали головами в высоких вычурных шапках, делая вид, что им всё совершенно ясно, и при этом не знали, что сказать.

— Дозволено ли мне будет говорить, великий Император? — вдруг прозвучало среди удушливого безмолвия.

— Мы слушаем вас, министр Чжу, — разрешил Хэй Цзы Шаокан, и глава Министерства земельного хозяйствования, тощий и желчный человек средних лет, поклонившись, предположил:

— Небожители разгневались на нас, покарав засухами и неурожаями. Владыка принёс искупительную жертву, как подобает, и в ответ нам послали северную звезду. Не значит ли это, что наших даров недостаточно? Не значит ли это, что Небеса требуют ещё?

Большинство присутствующих постарались сохранить отчуждённый вид, не выражая ни согласия, ни укора, но некоторые сановники принялись шептаться друг с другом и одобрительно качать головами.

Верховный инквизитор поймал взгляд Хэй Цзы Шаокана. Император, как и он, знал, что попытки докричаться до Небес бесполезны. И точно так же не имел права сказать это вслух.

— Правильно ли я понял, — Хэй Даожэнь поднялся со своего места, приходя дяде на помощь, — что вы, министр Чжу, обвиняете Императора, что он неверно трактовал волю богов и положился на ошибочные расчёты? Вы это хотели сказать?

Он наблюдал, как самодовольное выражение первооткрывателя, улетучивается с лица министра, как начинают испуганно бегать глаза.

— Ни в коем случае! — почти выкрикнул он. — Я всего лишь…

— А раз так, — перебил его жалкие оправдания верховный инквизитор, — куда вы собрались потратить ценные ресурсы, если богам достаточно? Вы не читали наставлений, где говорится, что всё отвергнутое Небом, достаётся демонам? Вы заставляете меня думать, что тайно сочувствуете демоническому культу, министр Чжу.

— Я самый верный слуга небожителей, клянусь!

— Надеюсь, ваши опрометчивые высказывания были просто глупостью, а не ересью, — резюмировал Хэй Даожэнь, — и мне не придётся вас арестовывать за демонопоклонничество.

Сановники зароптали. Последние слова верховного инквизитора выходили за грани приличий, и эту дерзость во время большого совета ещё долго будут обсуждать. Хэй Даожэнь знал это — и потому сделал. Нужно было дать им пищу для ума, пусть лучше думают, что Министерство благодатных дел опять злоупотребялет властью, нежели размышляют об опасной теме.

Более ничего заслуживающего внимания произнесено не было, совет постановил готовиться и наблюдать, после чего, с позволения Императора, все начали покидать Сапфировый зал.

В дворцовом коридоре Хэй Даожэня нагнал глава Министерства общественного спокойствия, генерал Ли Шанью.

— При всём уважении, господин Хэй, — начал Ли Шанью, едва они поравнялись плечами, — прилюдно обвинять влиятельного человека в ереси, не имея веских доказательств — это вызов всем нам. Сколько преданных слуг государя будут засыпать в тревоге, что они могут быть следующими?

— Моё Министерство не всегда работает без нареканий, но в чём нас точно нельзя упрекнуть — оклеветании невиновных, — с холодным спокойствием отозвался Хэй Даожэнь, — положение министра Чжу очень шаткое, уже несколько лет земля не балует нас обильными урожаями, в этом году ситуация вовсе катастрофическая, а он не может справиться с проблемой без вмешательства высших сил. Я полагаю, в ближайшие дни, он попытается принести жертвы крови в обход установленного церемониала, что будет являться нарушением закона Империи, оскорблением её граждан и Императора лично. Я бы на вашем месте отдал приказ приглядывать за ним.

На миг показалось, что Ли Шанью примет эти доводы — он был по крайней мере здравомыслящим человеком. Но, к сожалению, оскорблённая гордость оказалась сильней, и ответ прозвучал заносчиво:

— Это не более, чем ваши домыслы! Вы слишком много на себя берёте, верховный инквизитор.

Хэй Даожэнь позволил себе вежливую ухмылку:

— Кто-то же должен, если вы не хотите. Хорошего вам дня, генерал.

После чего ушёл, не оборачиваясь. Если Министерство общественного спокойствия больше беспокоит незыблемость иерархии, нежели реальные угрозы, Чёрный Феникс — не в первый раз — позаботится о них сам.

***

Цзоянь, здание Министерства благодатных дел

Хэй Даожэнь застал Мо Юаня в пыточной за смазыванием колеса замысловатого механизма, предназначенного, чтобы выкручивать руки еретикам для пробуждения красноречия — и ломать их в случае огорчающего упрямства.

Он жестом остановил Мо Юаня, когда тот попытался поклониться, и неожиданно спросил:

— Ты знаешь, что в столице появился таинственный мститель, убивающий преступников? Некоторые граждане даже называют его героем. Тень, кажется?

Глава 9. Каменная крошка

Цзоянь, Старый дворец

Если бы всё проходило как положено, Байсюэ следовало бы дождаться Хэй Даожэня в покоях, куда её привели. Но с самого начала всё пошло не так, как ей рассказывали. Будь она девушкой из знатной семьи, подобная встреча считалась бы оскорблением, но Байсюэ всего лишь простолюдинка из северной глуши, которые обычно не попадали не то что во дворцы, а хотя бы в более или менее приличные районы столицы.

Павильон, построенный для наложниц и их служанок, едва ли отличался уютом — это был всё тот же тёмный, почти чёрный, камень, красное дерево и облетевшая позолота. Разве что резьба была изящнее, больше света и нежных колокольчиков, позвякивающих от каждого движения. Было заметно, что комнату привели в порядок наспех — она давно не использовалась по назначению. Место, куда Байсюэ привели, казалось обезлюдевшим. Слишком тихо, ни голосов, ни смеха, только пронизывающие сквозняки и вой ветра за окном, в котором слышался плач призраков.

Казалось, что из холодной каменной стены напротив шагнёт привидение. Байсюэ не могла отделаться от ощущения, что рядом кто-то есть. И всё же, несмотря на жуть, которую навевало на это место, после полуночи сон оказался сильнее всякого страха.

Покоя он, однако, не принёс. Байсюэ снились измученные тела прежних наложниц, лужи крови и леденящий душу злодейский смех…

— Спит?

— Бедняжка. Не успела появиться во дворце, как уже забыта господином. Видишь? Ничего не прислали наутро.

— А ты думала, в этот раз…

— Ничего я не думала, А-Фэнь.

— Прекрати улыбаться, — шикнул незнакомый голос.

Байсюэ уже не спала и слышала, как кто-то открыл ставни. Вместе со свежим воздухом в помещение вползла сырость и прохлада раннего дождливого утра. Было слышно, как крупные капли барабанят по крыше, подвешенным колокольчикам, шуршат в листьях деревьев в старом яблоневом саду.

Она открыла глаза и увидела пару служанок в тёмных одеждах. Девушки были незаметны как тени, сливаясь со стенами. Они не носили ни украшений, ни яркого макияжа, а волосы убирали в стянутые на затылках пучки или косы, которые оборачивали вокруг головы и закрепляли небольшими шпильками.

— Проснулась? — спросила одна из них, та, что пониже ростом. — Я принесу воды умыться.

— Как тебя зовут? — спросила другая.

— Ши Байсюэ.

Разве не должны они обращаться иначе и не на ты?

— Я Фа Сяоцин, старшая здесь, — назвалась служанка. — А моя напарница, что пошла за водой, Вэн Фэньфань. Мы здесь живём и работаем и должны были бы служить тебе вместе с другими, если бы, — девушка почесала пальцем подбородок, — ты была бы наложницей. Привезти-то тебя привезли, а не приняли по всем правилам.

— Но…

— Не расстраивайся, — успокоила служанка Байсюэ, — так даже лучше. Безопаснее, понимаешь? Кто знает, куда несчастные девушки пропали, а служанки, такие как мы, живут тут и спокойно работают.

— А если…

— Чем меньше привлекаешь внимание господина, тем лучше тебе же, глупышка, — Фа Сяоцин беззастенчиво села рядом и взяла Байсюэ за руку. — Мы тени этого дворца, нас не видно, не слышно, это благо. Не кажется ли тебе, что лучше мыть полы, чем рисковать собой?

Фа Сяоцин говорила так уверенно и была столь убедительна, что Байсюэ ничего не оставалось, как довериться ей, той, кто живёт здесь уже достаточно долго. Как бы ей ни пытались вбить в голову этикет и прочие премудрости в Розовом Саду, в жизни во дворце она ничегошеньки не смыслила.

…Все служанки, что работали в Старом дворце, жили здесь же, в Зелёном павильоне. Как и у наложниц самого низшего ранга, у них были общие покои, где девушки спали все вместе. Лишь те, кто был выше по статусу и прислуживал непосредственно господам и госпожам, имели право на отдельные комнаты. Не говоря уже о госпоже Хуа Цзинфэй, которая заведовала всеми хозяйственными делами, подбирала новых слуг и следила за порядком.

— Никогда-никогда не ходи сюда без приглашения, — сказала Сяоцин, показывая на двери покоев госпожи Хуа. — И старайся не попадаться госпоже на глаза лишний раз, очень уж любит она придираться и придумывать наказания. На наше счастье, она сейчас в отъезде.

— Да-да-да, — тут же подтвердила её подруга, яростно кивая головой, — а её личные служанки те ещё высокомерные… В общем, в этой части павильона лучше не показываться без крайней нужды.

Госпожа Хуа, как рассказывали, жила здесь ещё со времён правления прошлого Императора, родного деда Хэй Даожэня. Когда-то она была его наложницей, но после смерти правителя не пошла за ним в могилу — госпоже повезло. Из-за болезни она больше не могла рожать детей и была отправлена в отставку с приличным содержанием из любви к ней. Однако, Хуа Цзинфэй не желала уходить на покой в достаточно молодом возрасте, она была женщиной умной и образованной с прекрасными организаторскими способностями. Так, постепенно, она и заняла свою нынешнюю должность.

— Господин относится к ней с большим уважением и приязнью, — поведала Сяоцин. — Говорят, она заменила ему мать, когда…

Девушка замолчала, поняв, что болтает лишнего. В саду она заметила высокую чёрную тень, которая быстро исчезла.

— Не важно, — отмахнулась Сяоцин, — давай я покажу тебе кухню и всё остальное…

В следующие несколько дней, когда на Байсюэ свалилось огромное количество работы, господин Хэй ни разу так и не появился здесь. Ей надо бы радоваться этому, учитывая множество дурных слухов о нём и его жестоком обращении с прошлыми наложницами. Но в глубине души Байсюэ чувствовала себя уязвлённой. Мо Юншэн так много говорил о её особой красоте и так бы искренен в этом. Неужели Хэй Даожэнь настолько чёрств сердцем, что не заинтересовался ей хотя бы на мгновение? И она, так выделяющаяся среди остальных девушек, всё же оказалась недостаточно хороша? И неясно даже, что было бы лучше — добиться благосклонности или быть забытой. Говорят, жизнь наложниц, лишённых всякого внимания и покровительства, не так уж и хороша.

Глава 10. Отблеск мориона

В десятый день сезона Лицю Небо соизволило даровать Цзояню прекрасную погоду. Лучи разгорающегося рассвета окрасили улицу в нежно-розовый с оттенками золотого. Мо Юаню нравилось это тихое безветренное утро, как затишье перед бурей. Сегодня вечером у боевых заклинателей Министерства благодатных дел будет очень много работы. В отличном настроении он шёл мимо больших окованных железом ворот, которые редко открывались полностью. В городе даже подшучивали, разумеется, шёпотом, что когда они распахнутся во всю ширь, наступит конец света.

На улице перед зданием Министерства, как всегда, было пустынно — люди предпочитали не ходить здесь без крайней нужды. А потому Мо Юань сразу заметил девушку, что в позе для медитации сидела у самых ворот. Ночь искажала лица, делая их более острыми и резкими, и сейчас она выглядела моложе и нежнее, чем в круге огней возле фамильной пагоды, но он был уверен, что узнал Чжу Янли. Интересно, что ей нужно?

Когда Мо Юань подошёл ближе, девушка вздрогнула от неожиданности, резко подняла глаза и тут же опустила, соблюдая приличия.

— Я могу вам чем-то помочь, молодая госпожа…

Он сделал паузу, предлагая назваться. Мо Юань не боялся быть узнанным — он усердно тренировался, чтобы манера речи Тени ни капли не походила на строгий и формальный тон на службе.

— Чжу. Моё имя Чжу Янли, господин инквизитор.

— И что же привело молодую госпожу Чжу сюда в столь ранний час?

Она вновь встретилась с ним взглядом и немного дрожа от собственной дерзости выпалила:

— Я хочу стать инквизитором, как вы!

Сказать, что Мо Юань был удивлён — не сказать ничего. Вот, значит, до чего она додумалась ночью на кладбище! Что ж, у людей, по счастливой случайности избежавших гибели, часто рождаются совершенно безумные идеи, и это опрометчивое намерение никак не может быть серьёзным. И потому Мо Юань отрицательно покачал головой:

— Эта служба не для такой утончённой молодой госпожи, как вы. Пожалуйста, уходите.

— Но…

Он жестом остановил дальнейший спор и отвернулся. Ждал, что Чжу Янли, как это свойственно юным девушкам, топнет ножкой, сердясь, что не получила желаемого сейчас же, но она осталась сидеть. Пусть. Мо Юань не стал оглядываться, просто открыл калитку слева от главных ворот, и исчез во дворе Министерства.

Сегодня там было многолюдно: инквизиторы не стали пренебрегать тренировкой, всё-таки им не часто доводилось сталкиваться с таким количеством озлобленных мертвецов — проверить, что всё готово, не помешает. Мо Юань и сам был не прочь немного размяться. Повторяя давно заученные движения цзаогун, что было сродни медитации, он быстро выбросил из головы Чжу Янли с её странной просьбой.

Хорошенько взбодрившись, Мо Юань прошёл в оружейную и, как и ожидал, нашёл там Мо Юншэна. Погибель Душ, верный лук, лежал рядом со снятой тетивой, а брат колдовал над новыми стрелами, которые всегда делал сам. Заметив Мо Юаня, он широко улыбнулся до ушей:

— Нас ждёт добрая охота, какой не было давно. Я даже ловлю себя на мысли, что государь делал подарок Небу, а достался он нам.

— Не люблю дважды убивать одних и тех же, — усмехнулся Мо Юань, поддержав его весёлый настрой, — но за неимением лучшего и так сойдёт.

— А ты привередлив в выборе жертв, брат мой.

— Не более, чем ты в выборе женщин.

— В этом мне есть достойный соперник, — Мо Юншэн указал пальцем вверх, намекая на их главу. — Я так старался привезти ему дивный цветочек с самого севера, чтобы он не увял по дороге, и что? Даже не зашёл посмотреть ни разу…

— Видимо, лисий хвост закрывает тебе взор, раз ты не видишь, — Мо Юань не удержался от безобидной колкости. — Двумя днями ранее я сопровождал мастера Хэй. Мы шли вдоль границы восточного сада, когда мой слух потревожило тихое пение. Сбросив туфельки, девушка сидела на нижней ветке старой хурмы, что росла там ещё при дедушке нашего Императора, беспечно болтая ногами. А после, умолкнув, потянулась за спелым плодом. Он треснул под её пальцами, капли сока окрасили подол, что привело бедняжку в очаровательное смятение…

“Что за глупость затеял Мо Юншэн? — спросил у ветра мастер Хэй. — Он думает, что достаточно научить наложницу вести себя нелепо, чтобы подкупить меня?”

Но, брат мой, я ручаюсь за своё чутьё: она не видела нас и вовсе не притворялась. И мастер тоже это знал. Не оттого ли на его губах показалась тень улыбки?

— Он и подарок принимал, улыбаясь, что с того? — отмахнулся Мо Юншэн, нахмурившись. — А уж как, должно быть, довольна таким вопиюще неприличным поведением Хуа Цзинфэй…

Мимо прошли двое послушников, куда-то несущих шкатулки с защитными талисманами, и насмешливая улыбка, предназначавшаяся брату, так и не появилась на лице Мо Юаня, уступив место лёгкой и приличной.

В отличие от Мо Юншэна, он вовсе не был одержим идеей непременно заинтересовать господина женской красотой, но точно так же радел о его благополучии. Во всей Империи не было человека, который бы знал дворцовый этикет лучше, чем Хэй Даожэнь, — как и настолько утомлённого им. И если каждая из благовоспитанных красавиц лишь напоминала мастеру об оковах без замков, что знатный человек обязан носить от рождения, то, может, свежесть дикого цветка принесёт ему желаемое облегчение?

— Мне нужно закончить со стрелами, — проворчал Мо Юншэн, прекрасно увидев не показанную усмешку, — не отвлекай, если не собираешься помогать.

— Увидимся на охоте, — покладисто кивнул Мо Юань.

Как говорил мастер Хэй, умение вовремя остановиться — лучшее качество инквизитора. Даже когда дело касается дружеской шутки.

…В подготовительных хлопотах день пролетел быстро. Когда солнечный диск едва коснулся края земли, из ворот Министерства благодатных дел выехал конный отряд в сопровождении крытой повозки. Все в одинаковых чёрных одеждах без знаков отличия, расшитых защитными символами. Инквизиторы молчали — исчез смех и дружеские подколы, что они позволяли себе днём, каждый знал, что бой предстоит тяжёлый.