Петровна, бабуля-попаданка

Часть 1. Глава 1.Странный день

Петровна шла по улице, мрачно глядя под ноги. Позади поскрипывала тележка с овощами. Скрип действовал на нервы, и она принялась вспоминать, куда положила пузырек с машинным маслом, но потом плюнула на это дело и решила зайти к подруге Валентине — у нее наверняка найдется. Та, даром что зрение было не очень, зарабатывала прибавку к пенсии шитьем и продажей сумок. Авоськи в последнее время стали популярны даже у молодежи, и Валентина на жизнь не жаловалась. Когда-то она работала швеей и теперь строчила их не глядя, так быстро, словно волшебной палочкой махала.

Петровна шить не умела, зато у нее имелся клочок земли с тепличкой и несколькими грядками недалеко от дома — с лета и до конца осени вместе с такими же дачниками-пенсионерами она торговала овощами на стихийном рынке у супермаркета. Валентина со своим добром сидела там же, справедливо рассудив, что где урожай, там и сумки.

Петровна любила свой маленький бизнес — можно и поболтать, и отдохнуть, и денег заработать. Компания на рынке сложилась крепкая, не каждый был хорош, но большинство терпимы.

Конечно, порой они несли потери — возраст не шутка, здоровье не железное. В прошлом году их покинул Степаныч, шустрый мужичок, продававший мед. Хороший был медок, почти не разбавленный, да и сам Степаныч тоже ничего — дружелюбный, бодрый.

Этим летом недосчитались Серафимы. Не то чтобы кто-то сильно убивался об этой вздорной бабище, но ее уход лишний раз напомнил о неизбежном, а это хорошего настроения не добавило. Хотя без Серафимы и ее вечной ругани всем стало только лучше. Самой Петровне уж точно, поскольку склочница торговала по соседству.

Теперь рядом обосновались Макарыч и Валентина. С Валентиной всегда приятно поболтать, а Макарыч, хоть и конкурент, цены ставил выше, из-за чего покупатели сметали с прилавка Петровны всё подчистую. После чего наступал его звездный час, в дело шли профессорская внешность и самоуверенный вид — огурцы у него были не просто огурцы, а экологически чистый продукт без добавок и ГМО, а помидоры становились элитным сортом с повышенным содержанием ценных веществ. Макарыч не был профессором, он был библиотекарем и очень любил читать, что играло ему на руку — редкие, но серьезные покупатели забирали его товар быстро и не мелочась. Петровна с Валентиной, каждый раз наблюдая этот спектакль, не переставали удивляться артистическому таланту соседа.

Вот и сегодня, двигаясь к супермаркету, Петровна ожидала чего-то подобного. На сердце словно камень лежал, настроение с самого утра было паршивым, хотелось поскорей его исправить. Однако у магазина ее ждал сюрприз, и крайне неприятный, — Валентины на месте не оказалось. Это было странно, поскольку в это время та всегда находилась здесь. Макарыч на вопрос «где?» только развел руками, остальные тоже оказались не в курсе. И только спустя пару часов, когда к рабочему месту, потирая поясницу, подтянулась главная сплетница Егоровна, выяснилась причина лежащего на сердце камня.

— Так уехала она, — уверенно произнесла опоздальщица. — К сыну.

— К какому сыну, что ты несешь? — возмутилась Петровна, точно зная, что никакого сына у Валентины нет.

— А к такому! Сынок ейный вчера объявился, он ее и забрал. «Нечего, — говорит, — мамуля, тебе в нищете прозябать, теперь я стану о тебе заботиться». И забрал. Да-да! Я сама его вчера видела. Видный такой, высокий, глазастый, — при этих словах Егоровна почему-то поморщилась и потерла висок, словно у нее внезапно разболелась голова.

— Да откуда у нее сын-то? — рассердилась от такой дикости Петровна.

Валентина всю жизнь прожила старой девой, да и самой Петровне детей бог не дал, хоть и замужем побывала.

— Откуда-откуда, — передразнила Егоровна. — Дети — дело нехитрое. Родила, да и в детдом сдала. А он вырос и объявился.

— Ну ты по себе-то не суди! — возмутилась такому поклепу Петровна. — «Детдом»! Валентина на такое не способна!

— Ой, ну надо же, — Егоровна уперла руки в боки. — Да много ты знаешь!

— Да уж побольше твоего!

— Тихо, тихо, девочки, — вклинился между ними Макарыч. — Остыньте. Что вы раскипятились? Может, она еще придет.

— Не придет, — мстительно произнесла Егоровна, — не ждите, — и, задрав подбородок, принялась выкладывать на прилавок свои дурацкие помидоры.

С трудом поборов желание вцепиться в ее седые космы, Петровна шумно выдохнула и нехотя принялась доставать свой товар. Настроение стало совсем гадким.

Покупатели, чувствуя это, обходили ее прилавок стороной. А те, что осмеливались подойти, в результате уходили ни с чем.

Спустя пару часов, поняв, что находиться здесь больше не в силах, она ссыпала овощи обратно в сумку и отправилась домой, решив первым делом зайти к прогульщице Валентине и узнать, куда ее черти засунули.

До дому она не дошла. Дорога была привычной, поэтому под ноги Петровна не глядела, топала и топала под звук скрипящего колеса…

Внезапно она обо что-то запнулась, мир совершил кувырок — и темнота накрыла сознание вместе с ускользающей мыслью «ну вот и конец».

Глава 2. Дивный новый мир

Петровна открыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд… Вскоре ей это удалось. Понять, где она находится, оказалось сложнее.

Помещение было маленьким, темным и запущенным. На исчерченном мелом полу горели свечи, по углам залегли глубокие тени. Кроме свечей и какой-то книжки, лежащей неподалеку, больше ничего и не было. Поодаль, вжавшись в стену, сидел тощий замызганный мальчишка лет двенадцати и смотрел на Петровну выпученными от страха глазами. Сама Петровна лежала на полу посередине комнаты, тележка громоздилась поблизости. Паршивое колесо все-таки отлетело и нагло валялось перед самым носом. «А чтоб вас всех…», — мысленно ругнулась Петровна и хрипло произнесла: «Где я? — мальчишка не ответил, вид у него стал еще более перепуганный. — Эй, мальчик, ты так и будешь там сидеть? — Петровна попыталась подняться. — Может поможешь бабушке? — Тот вздрогнул, но с места не сдвинулся. — А ну иди сюда, паршивец! — рявкнула Петровна, вспомнив годы работы в детском саду нянечкой. И добавила: — Живо!»

Прием подействовал безотказно, мальчишку словно подбросило. Он бросился к ней… но в нескольких шагах остановился, переминаясь с ноги на ногу. Петровна уже и руку протянула, но тщетно — мальчишка мялся, жался, а ближе не подходил. Поняв, что помощи не дождаться, Петровна, кряхтя, принялась подниматься самостоятельно. Радуясь тому, что вместо юбки надела бриджи — сверкать трусами было бы не к лицу.

Когда она поднялась, темно синие в цветочек бриджи оказались измазаны мелом. Зато пестрая майка отлично скрывала грязь, хоть какая-то радость. Отряхнувшись насколько возможно, Петровна подобрала отвалившееся колесо и сунула его в карман. Завязки у сумки не подвели — все овощи остались на месте. Подхватив колченогую таратайку, Петровна двинулась к мальчишке.

Тот побледнел, попятился, но быстро уперся в стену и, взвизгнув, сполз вниз, сжавшись в комок.

— Да что с тобой? — Петровна растерялась. А затем, оставив тележку, подошла ближе и присела на корточки, легонько тронув его за плечо. — Ты чего это, а? Не бойся, не съем, — в ответ на ее слова мальчишка вздрогнул и тут же обмяк, потеряв сознание. — Приехали, — произнесла Петровна, глядя на бездыханное тело. — И что теперь делать? — Незнакомое место, подозрительная комната и полуживой ребенок — в такую ситуацию она еще не попадала. Петровна встала и огляделась повнимательней. В углу обнаружилась дверь, к сожалению, запертая. Окон не было. Свечи догорали…

Петровна снова опустилась на корточки и стала приводить мальчишку в чувство. После четвертой пощечины тот наконец открыл глаза, мутным взором уставился на Петровну и прошептал: «бабуля». После чего попытался отползти, но ему не дали — встряхнули, посадили, привалив к стене и учинили допрос.

Поняв, что сжирать его заживо никто не собирается, Алмус немного успокоился — возможно, ему все-таки повезло, и существо, которое он извлек из чужого мира, это не беталисса. Несмотря на двойку по морфологии, он точно помнил, что беталиссы к разговорам не склонны, разве что после обеда и с сородичами. Он помнил, что захватил арканом только одно существо, и при нем оно ничего не ело. «А вдруг штуковина, которую она притащила с собой — это метаморф, сейчас он разинет пасть, и они с «бабулей» меня сожрут?»

«Бабуля» и впрямь потянулась к своему мешку, дернула за веревочку и запустила руку в раскрытую пасть.

Алмус издал вопль ужаса, снова попытался отключиться, но ему не позволили, крепко тряхнув за плечо.

«Совсем плох, — подумала Петровна, запуская руку в сумку. — Может, его голодом морили? Вон какой тощий». И принялась выискивать под овощами пакет с бутербродами. Что в овощах толку, одна вода. Достав заветный сверток, развязала пакет и, отлепив кусок хлеба с маслом и сыром, протянула мальчишке. «На-ка, пожуй».

Взгляд у мальчишки сделался дикий. Переводя его с бутерброда на Петровну и обратно, он слабо пискнул и робко протянул руку к подношению. Взял, понюхал, а затем осторожно откусил.

«Ешь, не бойся. Не отравлено».

Мальчишка поперхнулся.

«Бедняга, — с жалостью подумала Петровна, хлопая его по спине, — беспризорник, наверное. Сирота. Ни кола ни двора, спит под забором, питается на помойках». Сама Петровна с подобным не сталкивалась, зато одна из детсадовских нянечек, которая прежде работала в детском приемнике, много успела порассказать. Тогда Петровну ее рассказы не трогали, мало ли у кого какая жизнь, но сейчас, когда один из бедняг сидел перед нею, стало не по себе. Захотелось отдать ему и второй бутерброд, но включился здравый смысл, и весь стратегический запас Петровна решила не разбазаривать.

Мальчишке и одного бутерброда хватило — откусывая осторожно, по чуть-чуть, он съел его и немного успокоился.

— Ну что, — произнесла Петровна, — давай, рассказывай, кто ты такой, что это за место, и как я здесь оказалась, — парень смотрел настороженно, не горя желанием отвечать. — Ладно, — решилась Петровна, — расскажешь — и я угощу тебя помидоркой. Она извлекла из сумки сочный мясистый плод, нарочно выбрав самый крупный. Мальчишка отпрянул, на лице отразился ужас.

— Расскажу! Я все расскажу! — воскликнул он, не сводя взгляда с помидора.

Это был конец! Уж лучше бы это оказалась беталисса, они сжирают своих жертв сразу. А вот гортеры любят поедать по частям, оставляя в живых на долгие месяцы. Для этого у них есть помощники-симбионты, которых они таскают с собой и скармливают тем, кого хотят съесть. Картинка из учебника с красным шарообразным симбионтом и раздутым телом жертвы тут же возникла перед глазами Алмуса. У «бабули» симбионтов был целый мешок. О, небеса, притащить в свой мир гортера — большее несчастье трудно вообразить! Алмус не знал, кого жалеть больше – себя или других людей, которые даже не догадываются, что скоро им всем придет конец.

Глава 3. В поисках ясности

Петровна слушала рассказ мальчишки и молчала, чувствуя, как тает с каждым словом надежда вернуться домой. «Кажется, где-то в сумке был валидол», — подумала Петровна. Но тут Алмус огорошил ее новой порцией информации, и мысль о лекарстве была отринута. «Нет, не дождетесь!». Умирать в незнакомом мире Петровна не собиралась. Не для того она прожила свою нелегкую жизнь, чтобы бесславно сдохнуть не пойми где. «Нет уж! — думала она, пока мальчишка вываливал на нее новые шокирующие подробности. — Зинаида Петровна Макарова этому миру не по зубам, и не такое побеждала!». Собрав волю в кулак, она молча переварила рассказанное, а затем заявила притихшему Алмусу:

— Ясно. А теперь марш за сумкою! Живо!

«Что же такого ценного в ее сумке, раз она так о ней беспокоится?» — думал Алмус, спускаясь в подвал. И по дороге обратно, пыхтя под тяжелой ношей, тоже думал, но только безрезультатно. В сумку он, конечно же, заглянул, да только без толку. Обнаружил помимо так называемых помидоров еще какие-то длинные зеленые штуки, трогать их не рискнул, вдруг ядовитые. И лишь на последних ступеньках его оглушила мысль, ужасная в своей простоте. Задыхаясь от страха, он рванул на кухню… однако, самоубитого съеденной помидориной тела там не оказалось, Бабазина, живая и здоровая, деловито расставляла посуду на столе.

— А вы это чего? — растерялся Алмус.

— Чего-чего, обедать будем, — заявила она. — Принес? Молодец. Сейчас салатика сделаю. У тебя соль есть?

— Да, вон там, — он указал на покосившийся настенный шкафчик. Бабазина с брезгливостью потянула за ручку и, обозрев содержимое, произнесла:

— М-да, подзапустил ты хозяйство, дружок. Ну ничего, после обеда разберемся. Нож у тебя где?

— В ящике стола, — ответил Алмус и на всякий случай отошел.

Опасения оказались напрасными, вскоре на столе воздвиглись две тарелки с нарезанными овощами (зеленые длинные штуки тоже оказались съедобными). Бабазина затребовала масла, его в доме не оказалось, но и так обошлись.

Не без опаски приступал Алмус к обеду. Однако вид жующей старушки его успокоил, и он рискнул попробовать. Незнакомая пища оказалась вкусной.

— Ну а теперь, дружок, время уборки, — сообщила гостья, когда тарелки опустели. Доставай ведро, тряпку — и вперед. Если уж ты притащил меня в этот мир, изволь создать человеческие условия, иначе в этой грязище я задохнусь.

Алмус почувствовал, что съеденная пища вот-вот попросится обратно. Его затошнило от подлости и малодушия, ведь главное доброй старушке он так и не сказал. Она и не знает, что пребывать ей в этом доме придется недолго.

«А может не отдавать? — подумал Алмус. — Совру Схону, что аркан не сработал, верну задаток и пусть отвяжется. А Бабазина останется здесь, со мной… Хотя кого я обманываю? Соврать Схону? Да этот тип ложь насквозь видит, а если поймет, что ему наврали, то не жить нам с Бабазиной обоим. Нет, это не вариант».

Алмус нахмурился, пытаясь найти решение, однако Бабазина расценила ситуацию по-своему.

— И нечего так недовольно сопеть. Насвинячил — убирай.

«Она права, — подумал Алмус, — я должен исправить свою ошибку и привести всё в порядок. Чего бы мне это ни стоило».

— Что ты там бормочешь? — подозрительно спросила старушка.

Глядя как мальчишка неумело прибирает дом, Петровна пыталась осмыслить произошедшее. Да, угораздило же влипнуть в историю! Магия, другие миры, перекрестки, арканы какие-то… чистый бред. Вот только вид за окном утверждал, что это реальность. Петровна даже вышла на крыльцо, потрогала траву у ступенек и быстренько вернулась обратно, когда увидела показавшегося невдалеке прохожего.

— Вы лучше не выходите пока, — произнес мальчишка, выглянув из гостиной на скрип двери.

— Почему это? — насторожилась Петровна.

— Ну, мало ли… В глаза бросаетесь.

Подумав, Петровна решила, что мальчишка прав, однако что-то ее все-равно смущало.

Она зашла в гостиную посмотреть, что он там наубирал. Понаблюдала как он развозит грязь по подоконнику, вздохнула и тоже взялась за тряпку, понимая, что иначе уборка затянется на века. Алмуса отправила мыть пол.

Работа пошла быстрее — мальчишка зашевелился, пол оказался вымыт почти хорошо. «Может, если захочет», — подумала Петровна, наблюдая, как он домывает последний кусочек.

Мебель в комнате была старой, но вполне добротной. Чувствовалось, что ее делали основательно и обращались бережно, пока единственным хозяином не остался ребенок. А тот уж пользовался как мог. Точнее, как получалось.

Петровна вспомнила своего племянника, которого несколько лет назад пустила пожить на время. И ремонт, который потом пришлось делать в его комнате. Сейчас это вроде бы недавнее прошлое показалось ей таким далеким. А ведь еще сегодня утром она пила чай у себя на кухне, с булочками, которыми накануне угостила ее Валентина. А несколько часов назад ругалась у магазина с Егоровной — сейчас эта ссора показалась ей такой мелкой и глупой. А ведь если бы она по дороге домой лучше смотрела под ноги, может ничего бы и не случилось. Петровна тяжело вздохнула. Вот если бы можно было закрыть глаза, а потом открыть — и ты снова дома… Но нет.

Глава 4. Обустройство

Валидол Петровне все-таки пригодился. Сунув таблетку под язык, она попыталась осмыслить сказанное… и не прибить паршивца. Доверие терять было нельзя, поэтому сдержалась. Чувства ее были противоречивыми — она не только злилась, но и жалела глупого запутавшегося ребенка, вообразившего себя взрослым. Как бы она сама поступила на его месте? Возможно, нашла бы еще более худший вариант. В свои пятнадцать она была ого-го. Если бы не родители и старшая сестра, может и не дожила бы она до нынешних лет.

По рассказу Алмуса, ее «извлечение» заказал местный работорговец. Официально работорговля в королевстве запрещена, поэтому действовал он этот тип по-тихому и чужими руками, привлекая к своим делишкам тех, кто владел магией. По его заказу такие «мастера» выдергивали людей из других миров, а уж работорговец потом превращал добычу в доходный товар. Очень удобно — несчастных никто не ищет, делай с ними, что хочешь. А если поймают на горячем, так сам он рук не марал, всю грязную работу сделали за него такие вот маги-недоучки типа Алмуса или взрослые, сидящие на мели колдуны. Чего не сделаешь ради денег, когда их нет.

Если верить мальчишке, он еще долго держался, отказывался до последнего, но, когда погнали с работы, где и так платили гроши, ничего другого не осталось.

Петровну должен забрать заказчик, когда узнает, что работа сделана. Алмус заявил Петровне, что никакого сообщения отправлять не будет, на вопрос о неустойке снова заюлил, но потом сказал, что конкретного срока исполнения не было, так что еще можно что-нибудь придумать. И это давало им небольшой, но все-таки шанс выкрутиться. И теперь, глядя на то, как старательно виновник отмывает кухню, Петровна раздумывала, что бы такое предпринять, чтобы вывести мальчишку из-под удара и самой остаться в живых.

— У тебя, даже дальних родственников нет? Дяди, тети? Бабушек? Дедушек?

Ответом ей послужил еще один тяжелый вздох.

— Нету. В соседнем королевстве жила вторая бабушка, мамина мама. Но она тоже умерла.

Схватив за хвост мелькнувшую в голове идею, Петровна спросила:

— А кто-нибудь кроме тебя об этом знает?

— Э-э-э… нет.

Мальчишка оказался понятливым, озадаченность на его лице сменилась робкой надеждой.

— Да, может получиться, — кивнув, ответил он. — Только вам придется очень хорошо притворяться.

— Об этом можешь не беспокоиться, — усмехнулась Петровна. — Лучше расскажи о вашем мире. И одежду для меня раздобудь.

— Одежда — это запросто, — обрадовался мальчишка, — у меня бабушкиной одежды целый сундук остался!

И он потащил Петровну на второй этаж.

Комнат наверху оказалось три. Одна — родительская — стояла закрытая, во второй обитал сам Алмус. Третья, тоже закрытая, когда-то принадлежала бабушке.

Бархатистый налет пыли густо покрывал пол, застеленную кровать, низенький столик с гнутыми ножками, уставленный какими-то бутыльками, полку с коробками и массивный кованый сундук. Оставляя за собой следы на сером пылевом покрытии, Алмус направился к сундуку, отпер замок и распахнул крышку.

— Вот, — произнес он, сделав приглашающий жест, словно банкир, предлагающий взглянуть на сейф, полный золота.

Приблизившись, Петровна заглянула внутрь. Взгляду предстали темные свернутые деяния, поверх которых лежали растоптанные сапоги немалого размера. Полная дурных предчувствий, Петровна двумя пальцами извлекла их, оставив в сторонку, после чего развернула лежащую под ними вещь... и мысленно чертыхнулась, поняв, что предчувствия сбылись. В темно-бордовый жилет мог с легкостью поместиться средних размеров бегемот — размерчик у почившей бабули оказался настолько впечатляющий, что впервые за много лет Петровна ощутила себя дюймовочкой. Затем вспомнила про подругу Валентину: не зря, ох не зря та пыталась привить ей навыки шитья. Сейчас бы они очень пригодились.

— Иголка с ниткой у тебя есть? — содрогнувшись от объемов работы, спросила Петровна у Алмуса. О том, что Валентина всякий раз поражалась ее криворукости, она предпочла не думать.

— Зачем ножницы? — удивился Алмус. — Можно же и так, — он сделал неопределенный взмах рукой.

— Ну знаешь ли! — возмутилась Петровна, представив себя в чудовищном балахоне, надетом как есть, да еще с сапогами в придачу. — Я этот парашют на себя не надену!

— Да зачем? — растерялся мальчишка. — А что такое «парашют»?

— Мешок такой, с веревками, — в подробности Петровна вдаваться не стала. Алмуса объяснение устроило.

И тут мальчишка ее удивил — взмахнул руками, пробурчал что-то невнятное, и бегемотские тряпки тут же уменьшились в размере. Цвет и фасон лучше не стали, но Петровна, облачаясь в обноски, утешила себя тем, что сейчас не до жиру.

— Неплохо, — с некоторой заминкой произнес мальчишка и протянул ей уменьшенные сапоги. Выглядели они по-прежнему гадко, но других не было.

— Ладно, — смирившись с чудовищным новым видом, произнесла Петровна, — с одеждой разобрались. Теперь мне нужна комната, потому что бабушки в гостиной не живут.

Алмус захлопал глазами, огляделся вокруг и произнес:

— Тогда вам придется жить тут, — и торопливо добавил: — Я все уберу! И пол вымою, и пыль сотру!

Глава 5. Незваный гость

Был еще один вопрос, прояснить который Петровне хотелось как можно скорее. А именно — на что они будут жить. Вряд ли полторы тысячи российских рублей хоть что-нибудь значат в этом мире, а у мальчишки наверняка нет денег.

Прямой вопрос, заданный Алмусу подтвердил, что догадка верна – мальчишка гол как сокол.

Петровна прилегла на кровать, дав отдых усталому телу.

— Если нет денег, надо их заработать, — заявила она. — Или что-то продать, — «например, себя», — мелькнула ехидная мысль.

Сидящий на сундуке Алмус вздохнул.

— Я уже продал, что можно. Остальное не берут.

— А что у тебя есть? — поинтересовалась Петровна, приподняв голову с подушки. — Что не берут-то?

Мальчишка задумался.

— Да так, ерунда всякая, я бы тоже не взял. Книжек немного, какие-то старые настойки бабушкины…

— Не старые, а выдержанные, — оживилась Петровна. — А старые книги — это вообще клад. Бешеных денег стоить могут.

— Да какое там, — махнул рукою Алмус.

— Да ты просто торговать не умеешь, — заявила Петровна, садясь. Усталость исчезла, уступив место возбуждению. — Ну-ка, пойдем-ка, оценим твои… наши владения.

— Пойдемте, — пожал плечами мальчишка, поднимаясь. — Хотя чего там оценивать, сами увидите.

Петровна отправилась за ним, но на пороге не выдержала и оглянулась — взгляд в спину был таким ощутимым, что между лопатками зачесалось. Конечно же, позади никого не оказалось. «Нервишки разыгрались, — подумала она, — неудивительно при таких-то событиях».

Поиски начались. Петровна с Алмусом заглянули во все углы, осмотрели все комнаты и кладовки. В чулане возле кухни обнаружили мешочек с мукой и кувшин с картофельным порошком, которому парень обрадовался, как лучшему другу, и пообещал приготовить чудесный ужин. Больше ничего съедобного не нашли.

Зато несъедобного оказалось немало: целый ящик флакончиков с вонючими жидкостями, горшок с отвратительного вида мазью, куча книжек со схемами, которые не то, чтобы понять, прочитать было невозможно. А еще старый баул со множеством застежек, три ржавые лопаты, огромный ботинок и плед, от которого воняло. Всё, кроме последнего, вызвало у Петровны небывалый энтузиазм. Отослав Алмуса готовить ужин, она занялась предпродажной подготовкой, решив для начала рассортировать добытые сокровища, а потом уже обдумать хорошенько, как их представить в выгодном свете и сбыть с максимальной выгодой.

Отвлек ее знакомый запах, от которого мгновенно потекли слюнки — Петровна поняла, что зверски проголодалась. Она отложила ботинок и двинулась кухню.

— Вот, — улыбающийся Алмус указал на стол, где благоухала миска с румяной жареной картошечкой, — прошу к столу!

— Сейчас, — не в силах оторвать взгляда от гастрономического пиршества, произнесла Петровна, — только руки вымою.

Когда она мыла руки, тарелка стояла перед ее внутренним взглядом, дразня поджаренными кусочками и заставляя сглатывать слюну.

Словно во сне, наскоро вытерев руки, она подсела к столу, наколола на вилку золотистый ароматный ломтик, отправила в рот и зажмурилась.

— Вкуснотища, — произнесла она. — Кто тебя научил так жарить картошку?

— Я не жарил, — засмущался мальчишка. — Это магия.

— Значит, ты талантливый мальчик, — подытожила Петровна, смутив его окончательно.

— Да не, я так… не очень, — тихо признался он. — Талантливых из академии не выгоняют.

Петровна хмыкнула.

— Да ладно, всякое бывает.

— Это как? — удивился мальчишка.

Но ответ получить не успел — дверной колокольчик сердито звякнул, после чего раздался уверенный стук в дверь. Побледнев, Алмус посмотрел на Петровну.

Та поняла его без слов.

— Ну что ж, иди открывай. И предупреди наглеца, что бабушка, которая к тебе приехала, не любит лишнего шума.

Осторожно, словно хрустальную, Алмус положил вилку на стол и вышел из кухни.

Аппетит резко пропал. Проводив мальчишку до двери, Петровна ушла в гостиную. Разложенные богатства немного успокоили. Чтобы хоть чем-то себя занять, она взяла в руки ботинок и стала прислушиваться к разговору. Голос гостя, низкий и резкий, давил на слух. Мальчишка что-то отвечал, пытаясь выглядеть дерзко, но неуверенность все-равно сквозила. Понимая, что лучше не высовываться, Петровна принялась вертеть ботинок из стороны в сторону, разглядывая грязные бока, словно хотела отыскать знаки, способные помочь в сложившейся ситуации.

Громкость голосов резко усилилась, послышались шаги, и в гостиную, словно к себе домой, ввалился наглый тип с недовольной физиономией. Уставился на Петровну, скривив губы. Этой наглости Петровна простить ему не смогла. Точнее, не захотела.

— Кто это такой? — игнорируя пришельца, спросила она у Алмуса. — И почему он вламывается в наш дом? — ботинок в ее руке угрожающе качнулся.

— Бабушка, это… это…

— Достаточно, я вижу, кто это, — перебила его Петровна, вложив в свой тон максимум презрения. — Я запрещаю тебе общаться с людьми, которые не умеют себя вести в чужом доме и даже не научились здороваться, когда входят. О почтении к пожилым людям я уже не говорю, — она наконец обратила свой взор на вошедшего и звенящим от негодования голосом, указывая на дверь, воскликнула: — Вон отсюда!

Глава 6. Бабуля

Незваный гость, словно вампир, выпил все силы, поэтому дальнейший разбор находок Петровна отложила до утра. Мальчишка хоть и бодрился, тоже выглядел измученным, поэтому оба отправились на покой. И теперь, ворочаясь с боку на бок (на кровати умершей бабули), Петровна никак не могла уснуть. А сделать это она очень хотела — в глубине души теплилась надежда, что произошедшее — всего лишь дурной сон, и утром, проснувшись, можно вновь оказаться дома.

Петровна уже почти задремала, когда на край кровати кто-то сел. «Переволновался ребенок», — подумала она, открывая глаза.

Это оказался не Алмус.

Массивную полупрозрачную старуху в чепце и белом саване Петровна узнала сразу, по габаритам и суровому выражению лица. На портрете, найденном в сундуке, бабуля Алмуса выглядела также, разве что одежда была другая.

Сейчас покойница буравила Петровну взглядом, словно хотела проделать в ней дыру.

— Чего тебе? — рассердилась Петровна. Что за мир! Никакого гостеприимства!

— Самозванка! — прошипела старуха, угрожающе протягивая к ней полупрозрачные руки. Кольца на пальцах-сосисках тускло светились.

— От самозванки слышу! — не осталась в долгу Петровна. — Твой внучек меня сюда притащил, ему и выговаривай! Смотри-ка, деловая нашлась! Да мне ваш мир и даром не сдался! — от возмущения Петровна даже села. Старуха внезапно успокоилась, убрала руки и вздохнула, плечи ее поникли.

— Да знаю я, знаю, — она отвернулась, глядя на сияющую в окне луну. — Глупый он, неразумный, не может один без присмотра. Я и так задержалась больше возможного, а теперь вот… — она развела руками, — застряла тут, в комнате. И все зря, меня он не видит, не слышит, да и не заходит сюда почти, а я по дому не могу двигаться, даром что всё вижу и слышу. Обидно, — по щеке, оставляя серебристую дорожку, скатилась слеза. — Ай, ладно, чего жаловаться, — старуха махнула рукой, — Я же зачем пришла-то, — проведя рукой по щеке, она повернулась к Петровне, — если уж ты тут, присмотри за моим внучонком. Тебя-то он видит, в отличие от меня. И послушается. А я буду тебе помогать, подсказывать что да как. Да и в мире нашем помогу освоиться. Он-то ребенок, взрослой жизни не знает, да и в наших женских делах не разбирается. Ну, что скажешь?

Петровна задумалась.

Глянула на ждущую ответа бабулю. И согласилась.

— Вот и славно! — обрадовалась та. Даже светиться начала сильнее. — Тогда отдыхай, силы нам еще пригодятся, — и растаяла, словно сон.

Петровна еще долго смотрела в темноту, а потом и сама не заметила, как уснула.

* * *

— Уважающая себя женщина нижние юбки так не носит! — возмущалась бабуля.

Петровна, которая перед выходом в мир решила посоветоваться с ней по поводу наряда, уже тысячу раз пожалела о своей идее.

— Уважающая себя женщина вообще не напялит на себя этот кошмар, — буркнула Петровна, выпуская подвернутую юбку на нужную длину. — Как вы вообще это все носите? А главное, зачем!

— Чтобы теплее было. И удобней. Где у тебя ножны?

— Чего? — уставилась на нее Петровна. — У вас тут что, партизанская война? Какие ножны?!

— В сундуке посмотри, — не отреагировала на ее выпад Галкея (а именно так звали бабушку Алмуса). — Ищи кожаный ремешок с петелькой... Да нет же, это держатель для прически… Вон там, под пелериной посмотри… Да, да, это они! — найденному короткому черному ремешку с кармашком она обрадовалась, словно старому другу. — Теперь пошарь на самом дне, там должен быть кинжал, — на лице ее появилось предвкушение. — Да нет же, это зажим для волос, сверток ищи! — старушка от нетерпения подскакивала на месте. А когда Петровна наконец откопала завернутую в ткань штуковину и развернула ее, на лице Галкеи отразилось умиление. — Ах, мой дорогой, как я по тебе соскучилась. Посмотри какая прелесть, Зиночка! Это мне покойный супруг подарил, сладких ему снов за небесными вратами. Ах, — она всплеснула руками, — сколько всего я пережила с этим кинжалом!

— Да зачем он нужен-то? — спросила Петровна. Мир за окном не выглядел настолько агрессивным, чтобы махать оружием.

— Как зачем?! — возмутилась Галкея. — А хлеба нарезать? А коренья нужные откопать? А нос утереть завистницам?

Утирание носа кинжалом сразило Петровну наповал. Собеседница посмотрела на нее сочувственно и решила прояснить ситуацию.

— Видишь ли, Зинаида, в нашем мире каждая уважающая себя женщина должна быть на высоте. И не только заботиться о семье и хозяйстве, но иметь достойный статус среди себе подобных. Мы не часто пользуемся кинжалами на людях, но если уж приходится, то ударить в грязь лицом не должны. Кинжал — это статус, и поэтому мой супруг позаботился о том, чтобы меня воспринимали как женщину обеспеченную и уважаемую, ценимую своей семьей. И теперь, — лицо ее приобрело торжественное выражение, — я передаю этот кинжал тебе. Пользуйся с умом. И не потеряй, а то изведу!

— А давай, я его вообще брать не буду, — произнесла Петровна, с опаской глядя на блестящий металл со сверкающим на рукоятке камнем. Она всегда недолюбливала ножи, поэтому идея таскать острую штуковину, пристегнутую к ноге, ее совершенно не грела.

— Надо, Зина, надо, — вздохнув, произнесла Галкея, бросая прощальный взгляд на кинжал, — Бери, пока я не передумала. Без него у тебя в нашем обществе приличного статуса не будет.

Глава 7. Петровна выходит в люди

Вчерашние труды дали о себе знать — утром Петровна проснулась разбитая и без сил. «Ну а что ты хотел, — ответила она Алмусу, когда тот спросил, как она себя чувствует, — годы — дело такое. Не переживай, сейчас сходим в город — развеюсь».

Поход в город и впрямь подействовал на Петровну освежающе. После того, как она чудом не попала под лошадь. Случилось это сразу после выхода из дома, поэтому дальше она шла бодрая и собранная, разглядывая новый мир во все глаза и с большим вниманием.

Повозки, лошади, каменные дома, булыжные мостовые, люди в странных одеждах — все это было совершенно чужим. Тут даже запахи были другие — вместо выхлопных газов пахло навозом. А еще жареным мясом, свежим хлебом, немного помойкой и чем-то еще таким, что Петровна сходу не смогла распознать. Запахи менялись в зависимости от места, мимо которого Петровна с Алмусом проходили.

Когда они завернули в переулок, помои на голову им тоже вылили. К счастью, промахнулись, и основная часть выплеснулась под ноги. Впрочем, риск оказался оправдан — переулок вывел их прямо на рыночную площадь.

В маленьком городке и рынок оказался невелик — размером со средний супермаркет. Часть прилавков пустовала, за остальными расположился разношерстный народ со своими товарами. Петровна с Алмусом неторопливо прошлись между рядами. Алмус с любопытством глазел по сторонам, Петровна приглядывала место. Торговали всем вперемешку: тележные колеса соседствовали с пирожками, от запаха которых у Петровны мигом побежали слюнки (и снова вспомнилась Валентина, которая не только отлично шила, но и в выпечке была мастерица). Однако уже на следующем лотке на Петровну мертвыми глазами уставилась отрубленная свиная башка с лежащими рядом конечностями, и аппетит пропал.

— Рыба! Свежая рыба! — гаркнул торговец, расположившийся напротив, взмахивая вонючей тушкой, которая была свежей не меньше недели назад, и Петровна потянула Алмуса дальше.

Беглый осмотр показал, что зельями на рынке почти не торгуют (ряды с бутылками местного алкоголя не в счет). Найдя свободное место в конце одного из рядов, Петровна забрала у Алмуса сундучок, водрузила на прилавок и, открыв крышку принялась ждать звездного часа.

Таковой настал быстро — любопытная кумушка с корзиной, из которой торчала уже знакомая Петровне свиная голова, притормозила рядом с прилавком.

— Невероятный эффект, — слегка подавшись к ней, многозначительно произнесла Петровна. — Берите, не пожалеете.

— Приворотное? — заинтересованно спросила та.

— Лучше, — Петровна слегка понизила голос.

— Эликсир богатства? — глаза женщины сверкнули.

— Лучше, — посмотрев по сторонам, еще более таинственным голосом произнесла Петровна.

На лице женщины вспыхнуло понимание.

— Да вы что! — вскрикнула она, прикрывая ладонью рот. — Неужто то самое?..

— Именно, — кивнула Петровна.

— Беру два! — не спрашивая о цене воскликнула женщина и, достав кошель, протянула Петровне две золотые монеты. — Этого хватит?

Петровна задумалась, понятия не имея, сколько должно стоить таинственное нечто.

Женщина расценила заминку по-своему, и Петровне на ладонь легла еще одна золотая монета. После чего, схватив два бутылька, радостная покупательница умчалась прочь.

— Что она купила? — спросил Алмус, наблюдавший за происходящим с молчаливым удивлением.

— Понятия не имею, — честно призналась Петровна. – Но продавала я ей бодрящий эликсир. Кажется.

Она торопливо пересчитала флаконы со слабительным и наконец выдохнула.

Пока Петровна размышляла, что лучше сделать — сбежать, пока обманутая покупательница не вернулась, или остаться и продолжить, к ней подошла еще одна кумушка и негромко поинтересовалась, есть ли еще «то самое зелье».

— Какое «то самое»? — на голубом глазу поинтересовалась Петровна. — У меня большой выбор, — она указала на открытый ящик.

— Ну, то самое… — замялась потенциальная покупательница, с жадным любопытством обводя взглядом ряды пузырьков.

— А, то самое, — сдалась Петровна, видя, что хитрюгу не расколоть. — Конечно, есть. Вот оно, – она достала еще один флакон с бодрящим.

Кумушка полезла в кошель и положила перед Петровной одну золотую монету. Петровна приподняла бровь и к золотой монете прибавились две серебряные. После чего, спрятав в ладони заветный пузырек, счастливая покупательница исчезла, уступив место двум новым, за которыми маячили еще три озабоченные женские фигуры.

Однако насладиться богатством Петровне не дали. Не успел поток страждущих иссякнуть, как возле прилавка возник унылый тип в сером мундире, с коротким жезлом в руках.

— Торгуем незаконными зельями? — произнес он лениво.

— С чего это вдруг «незаконными»? — возмутилась Петровна. — Обычные нормальные зелья.

— А у меня другая информация. Что у вас тут? — сомнительной чистоты палец указал на полупустой ящик с флаконами.

— Снотворное, слабительное и бодрящий эликсир, только и всего.

Проверяльщик скривился. Наклонил жезл вниз и вырвавшимся оттуда лучом, похожим на лазерную указку, провел по стоящим на прилавке бутылочкам. После чего скривился еще больше.

Глава 8. Зельеварка

— Точно! — воскликнула Галкея, когда Петровна поведала ей о случившемся, — про лицензию-то я забыла! — Она нахмурилась. — Да, непорядок, она именная, тебе свою получать придется. Тут я уже не помогу. Хотя… — она выдержала драматическую паузу, — могу научить тебя варить зелья, ты сдашь экзамен — и будешь полноценной зельеваркой. Как тебе такое, а? — она уставилась на Петровну с довольным видом. — Представь, у тебя и доход будет, и статус, и уважение в обществе!

— Ну не знаю. Здесь же поди магия нужна, а я ею не владею.

— Не хочешь, так и скажи, — обиделась Галкея, — ты, мол, бабка, видом не вышла меня учить, что с тебя взять, с покойницы. А то сразу «магии нету», ерунду всякую городишь.

— Ничего я не горожу. И не думаю я что ты покойница… тьфу, видом не вышла. Глупости какие! Ну нет у меня никакой магии, в нашем мире ее не существует!

— Ну да, конечно! Не было бы в тебе магических способностей, ты бы сейчас со мною не говорила. Вон внучек мой, даром что мальчишка способный, но ведь не видит, не хватает ему таланту. А ты вон и видишь, и слышишь, и вообще… Так что можешь сказать прямо: «Не хочу!»

— Да я-то не против, — пошла на попятную Петровна, — но мне же почти восемьдесят, куда тут новому учиться?

— Всесветлые боги, — Галкея руки глаза к потолку. — Восемьдесят ей! А зелье долголетия тебе на что? Да восемьдесят — детский возраст! Ты знаешь, сколько лет я на свете прожила? Двести тридцать четыре! Ну, почти… через три дня бы исполнилось. А она «восемьдесят»! Зельеварки долго живут, так что тут тебе сплошные плюсы, еще и здоровье поправишь.

— А долго учиться-то? — спросила Петровна. Лед сомнений еще не тронулся, но уже изрядно трещал.

— А это уже от тебя зависит, насколько серьезно отнесешься. Возьмешься крепко да основательно, то и полгода хватит, чтобы лицензию получить. А будешь лениться, так и в сто лет не уложишься. Ну, думай, стоит ли мне на тебя время тратить.

— Ладно, — решилась Петровна, — попробую.

— Вот и славно, — заулыбалась Галкея, потирая руки. — Тогда завтра с утра и начнем.

* * *

Утром Петровна объявила Алмусу, что решила заняться зельями, чтобы получить лицензию. «Надо же нам с тобой на что-то жить». На что мальчишка, смутившись, сообщил, что возвращается на прежнее место работы. Что мытье полов на постоялом дворе — не такое уж сложное дело, и пока Петровна освежает навыки и готовится к экзамену, он пойдет и немного заработает.

И ушел.

Его слова и неуверенный вид насторожили Петровну, но останавливать Алмуса она не стала. Решила поговорить с ним позже и поспешила на встречу с Галкеей.

Преподавательницей та оказалась хорошей, к концу занятия Петровна уже неплохо разбиралась в растениях, необходимых для большинства простейших зелий. На завтра они запланировали сварить зелье бодрости, потому что, несмотря на успехи, Петровну изрядно утомила ученическая роль — усталость навалилась такая, что ноги едва держали.

Спать Петровна не собиралась, хотела только прилечь на минуточку, а потом спуститься на кухню, чтобы приготовить ужин и встретить Алмуса, который обещал вернуться сразу после заката. Однако, едва голова коснулась подушки, Петровна мгновенно отключилась.

Тело обдало жаром. Комната превратилась в пылающую долину, посередине которой чернело озеро. В самом центре озера на островке стоял дом: черные стены, черная крыша, в черных глухих окнах отражаются всполохи огня. К дому по глади озера вела дорожка, зыбкая, словно утренний туман. Она покачивалась на воде и манила сделать шаг, другой, третий…

И вот уже дом совсем рядом, можно заглянуть в окно... или открыть дверь и зайти внутрь. Черная ручка на двери так призывно блестит золотыми отсветами… Она так близко, что надо только протянуть руку и войти в блаженную черную тишину, и тогда адское пламя, бушующее вокруг, больше не будет опалять кожу, перехватывая дыхание. Покой и умиротворение, что находятся за черной дверью, ждут, чтобы принять в свои объятия, обнять, успокоить…

Петровна протянула руку, не в силах сопротивляться неведомой силе. Пальцы коснулись холодного металла…

И в этот миг кто-то выдернул ее из огненного мира, тряся за плечи, хлопая по щекам… возвращая в темноту спальни с жалким огоньком светильника, стоящего на тумбочке у кровати.

— Бабазина! Бабазина, проснись! — в голосе Алмуса звучал испуг. Петровна подняла голову, сбрасывая остатки морока и постепенно приходя в себя.

— Что случилось? — садясь на кровати, произнесла она.

— Ты… ты была похожа на призрака, я думал — ты умерла! Сквозь тебя кровать просвечивала! Чем ты занималась, пока меня не было?!

— Да ничем особенным, — пожала плечами Петровна. — В травах поразбиралась, устала, легла отдохнуть…

— Не надо тебе этим заниматься! Ну ее, эту лицензию. Я другую работу найду, — и Алмус замолк, поняв, что сболтнул лишнего.

— Что-то случилось? — спросила Петровна.

— Нет… то есть да, — мальчишка вздохнул, отводя взгляд.

— Знаешь что, — Петровна поднялась с кровати, — пойдем-ка на кухню. Там поговорим, — и она покинула комнату, уводя с собою Алмуса. Подальше от Галкеи, сердитый взгляд которой ей очень не понравился.

Глава 9. Вечерний переполох

Петровна отправилась на рынок одна, сразу после разговора с Галкеей. Опасения Алмуса оказались напрасны, в этот раз торговля прошла без приключений. Ушлый проверяльщик лишь раз прошел мимо, скучающим взглядом окинув ржавые лопаты. Чуть дольше его взгляд задержался на безразмерном башмаке, но удивление оказалось недостаточно сильным для того, чтобы остановиться.

Покупателям башмак тоже приглянулся больше остального, и «объект универсального назначения» первым обрел новую хозяйку.

Торговля не особо бойко, но все же шла, Петровне удалось пристроить всё, включая ржавые лопаты. Времени для этого потребовалось изрядно — домой она отправилась только под вечер, зайдя по дороге в лавку за продуктами.

Когда Петровна, груженая покупками, вышла из лавки, город окутали сумерки, улицы опустели. Она поглядела по сторонам и задумалась, какой дорогой пойти: длинной или короткой? В пользу длинной говорило освещение, в пользу короткой — только длина: два поворота по темному переулку — и ты дома.

Подхватив корзину с покупками, Петровна свернула в переулок. Подобные мрачные места она не любила, мало ли кто ожидает тебя в тени, с чем-нибудь увесистым в загребущих ручонках.

Словно в подтверждение ее слов где-то впереди послышалась возня, затем вскрик и удаляющийся топот. Сжав корзину покрепче, Петровна замерла и навострила слух. Убедилась, что шум не повторяется и осторожно двинулась вперед.

Она кралась тихо, как мышка, несущая зернышко в нору. Медленно и осторожно, прислушиваясь на каждом шагу. Стены домов, выходящих в переулок, окон не имели, лишь лунный свет немного освещал путь. Кляня себя за глупое решение, Петровна медленно продвигалась вперед. На втором повороте одна из стен сменилась забором, заросшим травой.

Петровна почти дошла, до дома было рукой подать, когда невдалеке послышался шорох, а затем — полный страдания стон. Кто-то зашевелился в траве, пытаясь подняться, но, вскрикнув, упал обратно.

— Кто здесь? — произнесла Петровна.

В ответ снова раздался стон.

Раздумывала Петровна недолго, осторожно двинулась в сторону источника шума.

— Эй, вы где? — спросила она, вроде бы что-то разглядев в траве у забора.

Шорох, невнятное мычание… и снова все стихло.

«Чтоб тебя, забулдыга… — в сердцах ругнулась Петровна, подходя ближе. Наверное, наклюкался в трактире, да не заплатил, вот и выкинули». Пьяниц Петровна не любила, хватило первого мужа, любителя горячительных напитков. Негодование уже было готово выплеснуться наружу, и тут лежащий в траве, собравшись с силами, прохрипел: «Помогите!» После чего вырубился, оставив Петровну в полной и безоговорочной тишине. Даже цикады затихли, словно прониклись драматизмом момента.

Тяжело вздохнув, Петровна поставила корзину на землю.

Когда, поминутно останавливаясь и переводя дух, она дотащила беднягу до дома, силы ее окончательно оставили. Чудом не оборвав колокольчик, она призвала на помощь выскочившего на крыльцо Алмуса. Вдвоем они занесли пострадавшего в дом, сгрузили на диван в гостиной, после чего Петровна наконец смогла оценить масштаб трагедии. И тут же велела Алмусу тащить воду и что-нибудь для перевязки.

Пострадавший оказался высоким представительным мужчиной в годах, седая бородка и усы его были аккуратно подстрижены. На этом представительность и заканчивалась: одежда была такой грязной и рваной, словно его терзала стая диких зверей; глубокие царапины испещряли лицо, руки и грудь; один глаз заплыл, волосы являли собой ссохшийся серо-бурый колтун.

— К доктору бы его, — произнесла Петровна.

— Только утром, — вздохнув, ответил Алмус. — Ночью не найдем.

— Значит, действуем сами, — Петровна принялась стаскивать с пострадавшего одежду, бросив Алмусу: — Помоги!

Вдвоем они кое-как раздели беднягу, убедились, что серьезных повреждений нет, обработали раны и, укрыв одеялом, оставили отдыхать до утра.

Петровна постелила себе здесь же, на узенькой кушетке в углу гостиной, стараясь лишний раз не ворочаться, чтобы не улететь на пол.

Мера оказалась не лишней — бедняга то и дело просыпался, стонал и просил воды. Успокоился лишь под утро, позволив и Петровне наконец-то забыться сном.

Утром Петровну с Алмусом ждал сюрприз — пациенту полегчало настолько, что он смог объяснить, где живет. Однако везти его в таком состоянии на другой конец города Петровна рискнула только под вечер, накормив бульоном для поднятия сил. Бульон пациент жадно выпил и попросил еще, а после второй порции уснул, и сон его был намного спокойней ночного, что обнадеживало и позволяло рискнуть отправить его домой.

До дома герцога Рида, где бедняга трудился дворецким или кем-то вроде того (кем именно Петровна так и не поняла) ехать пришлось изрядно. Глядя как страдалец мужественно переносит тряску, она все больше проникалась к нему расположением. Поэтому, когда они наконец-то прибыли и сдали его с рук на руки, Петровна, отведя самого важного из слуг в сторонку, вежливо попросила замолвить словечко перед хозяином, чтобы тот отнесся с пониманием к пострадавшему, который и так натерпелся. Чтобы дал ему отдохнуть и восстановиться, прежде чем тот вновь приступит к работе. И, чтобы по возможности, не загружал его слишком сильно.