Пиратка в космической академии

Глава 1

Лицо обдает жаром, когда припадаю к иллюминатору в переднем отсеке. Капитан злится, когда я "путаюсь под ногами", мне приказано сидеть в своей каюте. Но любопытство гонит прочь из комнаты.

Только что взятый на абордаж торговый космолет полыхает как бумажный. Наверху, куда еще не добрался пожар, вижу мечущиеся тени в круглых окошках обреченного космолета.

Наши действовали как всегда ювелирно. Незамеченными приблизились к кораблю, протянули присоски-щупальца к обшивке ничего не подозревающего судна, вырезали лазером несколько дыр-проходов и ввалились на чужую территорию весело и шумно.

Они выгребут оттуда все, что сможет нам пригодиться.

Капитан всегда знает, что перевозит космолет. Добычи хватит на всех. Даже мне что-нибудь перепадет. Хотя я и просиживаю все самое интересное в своей каморке.

Ничего, вот исполнится 16, и все сразу поймут, чего я стою.

Капитан обещал взять меня на дело сразу после Дня Рождения. Готовлюсь к этому дню, сколько себя помню. Ни за что не упаду в грязь лицом и сделаю все, как надо.

Капитан обязательно оценит меня, когда увидит в бою. Не сможет не оценить. Посмотрит своим долгим взглядом, прищурится и скажет: "Я и не подозревал, какая ты крутая". Ну, или что-то в этом роде.

Родителей я не помню. По словам капитана, мне было 6, когда пираты подобрали меня во время разорения космополицией лагеря беженцев на моей родной планете.

6 лет – взрослый возраст, но как ни напрягаю память, родителей вспомнить не могу. И вообще ничего из прошлой жизни.

Я привыкла думать, что родилась здесь, на нашей посудине, которая стала мне домом, а команда – семьей. Семью же не выбирают? В какой родился, ту и принимаешь всю жизнь. Мне досталась такая – частенько нетрезвая, дурно пахнущая и через слово сквернословящая.

Но это не главное, главное – что однажды мы с кэпом станем настоящей семьей. Я вырасту и выйду за него замуж.

Он пока об этом не догадывается, да ему и не надо. Я стану настоящей пираткой для него и научусь всему.

Я уже много чего умею. Он оценит и не сможет в меня не влюбиться. И мы с ним будем жить долго и счастливо и умрем в один день, как в сказке.

Я люблю его уже давно. Наш Капитан – самый лучший. И самый красивый. У него всегда чистые руки, в отличие от остальных наших. Он никогда не кричит, но его всегда внимательно слушают.

Возвращаются. Пора линять обратно к себе, пока меня не засекли.

Запыхавшись от быстрого бега, плюхаюсь на кровать и делаю вид, что сплю.

Как раз вовремя. Дверь запереть не успела, и ко мне без стука вваливается вусмерть пьяный боцман. В одной руке у него что-то, что он прикрывает полой жилета.

Шатаясь из стороны в сторону, тянет руку в мою сторону:

– Мелька... д... дер-ржи... Вот...

На его огромной коряжистой ладони трясется белый пушистый комок и таращит на меня большие льдисто-голубые глаза.

Беру в руки котенка, он тут же цепляется коготками за мою куртку.

– У него кровь! – обнаруживаю, проведя рукой по шерсти.

– Эт... не... его, – громкий ик заставляет боцмана дернуться, от чего он теряет равновесие и вываливается наружу из моей каюты. Падая, успевает добавить:

– Это его хозяйки...

После хорошего улова экипаж празднует. Я почти неделю стараюсь не попадаться никому на глаза. Наша команда – неплохие ребята, но пьяными не ведают, что творят.

Одиночество в этот раз скрадывает Снежинка. Мне кажется, это очень подходящее имя для такой милой и ласковой кошечки. Никогда не видела настоящие снежинки, но мне они представляются красивыми и нежными, как моя киса.

Первый день она просидела под койкой, и я ничем не могла ее выманить. Но рыбные гранулы, которые я раздобыла на камбузе, заставили-таки ее выползти наружу.

Теперь мы с ней не расстаемся. Она уютно устраивается на плече возле шеи и совсем не мешает.

На седьмой день команда утихает. Больше не слышно громких песен и шумных драк. Значит, можно выбираться.

Решаю пройтись до капитанского мостика. Соскучилась по Кэпу, жуть. Шутка ли – семь дней его не видела.

Издалека замечаю Капитана. Он слегка растрепан и выглядит невыспавшимся. Ничего удивительного – под шум и грохот пиратского веселья трудно уснуть.

Как обычно просачиваюсь к своему месту на ящике в углу и затихаю. Капитана нельзя отвлекать, поэтому я просто сижу и наблюдаю.

Он замечает меня, но продолжает заниматься своими делами. Я привыкла и могу сидеть так часами. А он делает вид, что ему все равно.

Ну, ничего, недолго осталось, скоро все узнают, что никакой я не гадкий утенок, а очень даже толковая пиратка.

Мы со Снежинкой тихо сидим в углу, я чешу ей за ушком, а она в ответ мурлычет с закрытыми глазами.

Кажется, я тоже придремнула, потому что голос над ухом заставляет дернуться от неожиданности:

– Что это там у тебя?

Открыв глаза, вижу нависшего надо мной капитана. Он редко подходит так близко.

От страха и восторга теряю дар речи и не сразу отвечаю:

– Вот. Это Снежинка, – открываю вид на свое сокровище.

Снежинка недовольна, что я убрала теплую ладонь с ее спинки, поэтому начинает елозить, устраиваясь получше.

– Это кошак? – капитан брезгливо кривит красивый рот, – Кто притащил эту гадость на корабль? – поворачивается к команде.

Те недоуменно переглядываются и пожимают плечами.

– Кажись, я видал его в руках у дочки капитана, когда мы туда ввернулись, – чешет затылок один из матросов.

Капитан поворачивается ко мне и, сузив глаза, хватает Снежинку за загривок. Я не успеваю ее спрятать, потому что сижу, ни жива, ни мертва. Кэп бывает таким нечасто, и я не понимаю, что вызвало его гнев. Пока он не произносит:

– Терпеть не могу кошек.

Снежинка в его руках болтается как неживая шкурка, только раскрывает время от времени рот, неслышно мяукая.

Держа котенка на вытянутой руке, Капитан быстро доходит до люка капсульного отсека и отворяет его.

Глава 2

Подушка насквозь пропиталась слезами. Рыдать больше нет сил, когда раздаётся стук.

Открываю дверь каюты. На пороге Капитан. Молча впускаю его и забиваюсь в угол кровати, натянув на поджатые ноги плед.

Он садится на стул напротив:

– И чего ты так разошлось? Смотри вон, глаз уже не видно.

И не подумаю ему отвечать.

Капитан продолжает:

– Ты б еще платье нацепила и губы намазала. Придумала тоже, кошку завести. Ты пиратка или кто?

Продолжаю упорно молчать.

Он встает:

– В общем, некогда мне тут тебе сопли утирать. Если слабачка, так мы тебя на первой же планете в институт благородных девиц сбагрим. Нам тут соплежуйки не нужны.

Он хлопает дверью каюты. А я остаюсь наедине с мыслями.

Наверное, он прав. Капитан всегда прав. Девчачьи слабости не для настоящей пиратки. Я должна быть сильной. Но Снежинкаа... Слезы брызгают с новой силой.

Не проходит полчаса, как в дверь снова стучат. Утираю слезы и иду открывать, хотя видеть никого не хочу.

На пороге старик Боцман. Трезвый, чего с ним не случалось уже очень давно.

Задумываюсь, видела ли я его трезвым вообще когда-нибудь. Кажется, нет.

– Впустишь старого? Ноги не держат...

Я опускаю взгляд на ноги Боцмана. Две вполне себе крепкие ноги немалого размера.

Он понимает мой взгляд по-своему:

– Да не в ногах дело... Мель, я... Ты прости меня, дурака старого.

Сколько помню Боцмана, он всегда притаскивал мне что-нибудь для развлечения. То игрушку какую-нибудь, то сладость, а когда подросла, он начал добывать для меня книги. Настоящие книги с бумажными, вкусно пахнущими страницами.

Кажется, на нашем корабле нигде кроме моей каюты настоящих книг не водилось.

Капитан не был против моего увлечения. Он следил лишь за тем, чтобы я не выходила в галактическую сеть. Он всегда говорил, что этим я обязательно нас всех выдам и погублю. Поэтому я никогда сама не пыталась пользоваться сетью, хотя и видела, как это делают другие.

Зато у меня были книги. Я читала все, что попадалось под руки. Со временем многие из команды начали подкидывать мне книги.

А недавно Боцман принес не книгу, а Снежинку... При воспоминании о теплом комочке на моем плече опять льются непрошеные слезы. Думала, что плакать уже нечем, но оказалось, есть.

Боцман нерешительно мнется на пороге, когда я оставляю дверь открытой, а сама бухаюсь ничком на кровать.

Он осторожно заходит и остается у входа, слышу только, как он сопит.

– Я тебя не виню, – всхлипываю в подушку, но он слышит.

Он тяжело вздыхает:

– Я не подумал, прости...

– Зачем Кэп... так...

– Знал, что он животин недолюбливает, но чтоб так...

Сажусь на кровати:

– Боцман, я – слабачка?

Он удивленно вскидывает мохнатые брови:

– Что за глупости? Ты хорошая девочка!

– Я – пиратка!

Он прикрывает глаза и через пару секунд произносит:

– Ты – не пиратка, ты...

– Боцман, смотрю, у тебя времени свободного много, раз здесь околачиваешься?! – в проеме двери стоит Капитан и мечет глазами молнии.

Боцман не закрыл дверь. Не знаю, зачем вернулся капитан, но разговаривать с ним я пока что не желаю. Откатываюсь в угол кровати, накрываюсь пледом до самой шеи и отворачиваю голову в противную от Кэпа сторону.

Боцман, нехотя, покидает мою каюту, напоследок произносит:

– В порту будем, я тебе книжек новых прикуплю.

Когда шаги Боцмана стихают в проходе, до этого молчавший Капитан говорит:

– Скоро на дело. Готовься или сиди тут и дальше и сопли на кулаки наматывай.

Уходит, не дожидаясь моего ответа.

Глава 3

После Снежинки прошло уже две недели. Капитан больше не приходит, сама на капитанский мостик я тоже не заглядываю.

Про то, что скоро новое дело, команда со мной ни гу-гу.

Но вчера я ощутила, как что-то изменилось. Я всегда чувствую. Каждый раз, когда впереди дело, в воздухе что-то неуловимо меняется.

Боцман ходит чернее тучи и каждый вечер напивается до беспамятства.

Команда суетится, латая скафандры и экипируясь.

А сегодня утром на борт доставили несколько наглухо заколоченных ящиков без опознавательных знаков. Но я знаю, что внутри. Это оружие: бластеры, гранаты-липучки, дротики с взрывающимися наконечниками и взрывчатка.

Все это означает лишь одно – мне тоже пора готовиться. Я столько лет ждала этот миг, что сейчас не могу облажаться.

Я покажу Кэпу и всей команде, что зря они меня не воспринимали всерьез.

Вечером Капитан созывает всех. Он делает так перед каждым делом. Я тоже иду в кают-компанию.

Раньше меня отсюда прогоняли, но последнее время перестали обращать внимание. Сегодня я присутствую на сходке на общих правах. Я тоже иду на дело, значит все, что скажет Капитан, касается и меня в этот раз.

И хотя стараюсь держаться смело, вздернув подбородок и не пряча глаз, место занимаю обычное – на бочке в углу. Команда если и замечает мой бравый вид, внимания не обращает.

Боцман, увидев меня, ничего не говорит, только засовывает руки в карманы жилетки и хмурится.

Кают-компания у нас на корабле – столовая и зал для совещаний одновременно. "Бригантина" – космолет по современным меркам небольшой, но на оборудовании Кэп не экономит. Оснастка у нашей старушки что надо. Еще ни одному кораблю космополиции не удалось нас догнать.

Все собрались. Ждем только Капитана, но он почему-то задерживается.

От скуки разглядываю команду. Кого-то я знаю с детства, как Боцмана. А кто-то появился на корабле совсем недавно. Пиратство – дело опасное, не всегда команда возвращается в том составе, в котором уходила.

В метре от меня ковыряет в ухе Малыш. Странная кличка для двухметрового толстого верзилы. Хотя умом он и вправду не блещет.

Рядом с ним нога на ногу сидит Лис и качает ступней в блестящих остромысых сапогах. Его я не люблю и стараюсь держаться подальше.

Неподалеку курят Хряп, Бывалый и Ворон – они иногда приносят мне книги. Правда, в ответ всегда просят что-нибудь зашить или залатать.

Имена у пиратов не приняты. Чем меньше о себе рассказываешь, тем безопаснее для всех, так мне это объяснил когда-то Боцман.

Наконец раздаются чеканные шаги, и общий гул прекращает громкий голос Капитана:

– Пираты! Мои благородные братья! Я не оговорился – все вы благородные люди! И пусть весь мир утверждает обратное – мы прогнем этот мир под себя!

– Да! Да! – раздается в ответ хор нестройных прокуренных голосов.

– Мир толстосумов и эгоистов, они выкинули нас на обочину, не потрудившись проверить, дышим мы или нет!

И снова в ответ общее:

– Да! Да!

Капитан продолжает:

– Их мир погряз во вранье! Их богатство добыто чужой кровью! Мы призваны восстановить справедливость и избавить мир от скверны! Завтра! Завтра мы снова выполним долг, чего бы это ни стоило! – Капитан вскидывает руку с зажатым в ней кортиком. Ловкая смена режима и вместо кортика – длинная лазерная сабля, способная резать все.

Пираты, бряцая оружием, вскакивают с мест, отовсюду раздаются крики: "Ура! Да здравствует Капитан!".

Я тоже вскакиваю и кричу вместе со всеми. Мурашки бегают по коже от слов Кэпа. Мне хочется плакать и смеяться одновременно.

Когда Капитан распускает всех по каютам, я подбегаю к нему:

– Капитан, какое у меня завтра задание?

Остальная команда получает от него личные инструкции. Хотя большей частью все действуют по накатанной, не первый раз берут на абордаж торговое судно.

Капитан оглядывается на меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем закрывает. Поджимает губы и через пару секунд выдает:

– С Боцманом полетишь.

– С Боцманом? Но я думала, сама поведу капсулу...

– С Боцманом, я сказал! – рявкает Капитан.

– Есть, с Боцманом, – не остается ничего кроме как согласиться.

Торжественное предвкушение испаряется, когда плетусь в свою каюту. Лететь с Боцманом – это все равно, что с нянькой. Он точно не даст мне показать себя в настоящем бою.

А я мечтаю, что ввяжусь в передрягу вместе со всеми. Смогу подоспеть вовремя, когда враг нападет на Кэпа со спины. Или заставлю какого-нибудь толстосума открыть самый большой сейф с сокровищами. А потом вместе со всеми буду сидеть, латать царапины и делиться впечатлениями в кают-компании.

Боцман же не даст осуществить мечты. С досады пинаю дверь каюты, прежде чем войти. Делать нечего, с Капитаном спорить бесполезно. Он терпеть не может, когда нарушают его приказы.

Глава 4

Ночь почти не сплю, боясь пропустить рынду.

В 4.30 утра раздается долгожданный звон. Сонная "Бригантина" мгновенно оживает.

Сквозь дверь каюты слышу топот ног. Я тоже собрана и готова к вылету.

Идти искать Боцмана или ждать его здесь? Пока размышляю, раздаётся стук в дверь.

На пороге Боцман:

– Капитан отдал приказ взять тебя с собой, – он сердится, слышу по голосу.

– Я просила его дать мне капсулу, у нас ведь есть запасные. А к тебе я не навязывалась, – с вызовом вздергиваю подбородок.

Боцман глубоко вздыхает:

– Меля, ни к чему это тебе. Не дури, оставайся дома.

– Еще чего! – срываюсь на крик, – Я многое могу, вот увидишь! Ты просто ничего не понимаешь! Я полечу, даже если ты меня не возьмешь!

Боцман, кажется, не ожидал такой реакции, он слегка отступает:

– Ладно-ладно, летим. Не петушись.

В космокапсулах "Бригантины" помещаются двое – водитель и пассажир. Но пираты редко летают по двое, не знаю, почему. Сегодня я пассажир Боцмана.

Капсульные отсеки располагаются в нижней части космолета.

Все готовы к вылету и ждут только приказа Кэпа.

Через иллюминатор в нашем отсеке вижу, как присоски с лазерами разгерметизируют чужой корабль, и наш десант проникает внутрь.

В наушниках раздается команда Кэпа: "На абордаж!".

Вот оно! Мое время! Сердце колотится в районе шеи. Одной рукой сжимаю бластер на поясе, а другой хватаюсь за подголовник кресла Боцмана, словно это может как-то ускорить наш полет.

Не проходит и трех минут, а мы уже на вражеском корабле, пришвартовываемся в отсеке через пробоину.

Начинаю отстегивать ремни безопасности, но Боцман делает это быстрее.

Не успеваю встать со своего места, а старый пират уже выпрыгивает наружу.

Но вместо того, чтобы подождать меня, захлопывает крышку капсулы и запирает ее снаружи.

В наушниках раздается:

– Малышка, прости, но тебе лучше подождать здесь.

– Боцман, не смей! – стучу кулаками в полистекло.

Он в ответ лишь сдвигает к переносице мохнатые брови. Отворачивается и исчезает в темном проеме.

– Ну, нет, старый хрущ, не на ту напал, – пыхчу, расстегивая карман на левом бедре. Там у меня припасена универсальная отмычка. Говорила же, что готовилась долго и тщательно.

Справиться с замком удается не сразу, но через пять минут я на свободе.

Отсек разгерметизирован, здесь царствует невесомость. Я почти всю жизнь провела на корабле с искусственной гравитацией, и ее отсутствие на миг вводит в ступор.

Боцман закрепил на противоположной стене арбалетный болт с привязанным канатом. Без труда передвигаюсь по нему от капсулы до виднеющегося в глубине люка, за которым скрылся Боцман.

Поднатуживаюсь, поворачивая штурвал гермозатвора, и вскоре оказываюсь внутри.

В проходе темно, но впереди виден свет и слышны голоса. Спешу туда.

Комната оказывается огромной кают-компанией, в которой мигает аварийное освещение.

По всему видно, что наше нападение стало для команды космолета неожиданностью. Внезапность – вообще коронный пиратский трюк.

Двое из местных лежат, уже не шевелясь. Еще двое стонут от полученных ран. Вокруг столько крови, что у меня мутнеет в глазах, и к горлу подкатывает тошнота.

Отвлекает, не дав опозориться, грохнувшись в обморок, гул оружия. Кто-то бьется на лазерных саблях. В дальнем углу кают-компании продолжается бой.

Проморгавшись от непрошеных слез, узнаю в одном из дерущихся Капитана.

Миг – и я рядом, готовая защищать Кэпа.

Глава 5

Сама не заметила, как достала бластер из кобуры. Его мне подарил на последний День Рождения Боцман со словами: "Используй только в крайней нужде". А что это сейчас, если не крайняя нужда?

Кэп, конечно, отлично бьется, он владеет лазерной саблей лучше всех, кого я знаю. Но и противник хорош.

Этот высокий худой мужик не только отбивает все атаки Кэпа, но и умудряется нападать. Что мне совсем не нравится. Держу бластер наготове. Спущу курок, как только представится возможность.

Улучить момент нелегко, противники двигаются слишком быстро. Рука дрожит, но все равно пытаюсь целиться.

Сосредоточиваюсь на противнике Кэпа и неожиданно делаю открытие: Кэп дерется с женщиной! Я приняла ее за мужика из-за высокого роста и короткой стрижки.

А теперь вижу, что это женщина-воин. Сражается она свирепо. Будь на месте Кэпа кто-нибудь другой, давно был бы мертв.

Звук боя разбавляет другой – кто-то приглушенно рыдает. Всматриваясь в темный угол за спиной воительницы, замечаю силуэт в светлой одежде.

Осторожно обхожу по кругу дерущихся, и подкрадываюсь ближе.

Оказывается, воительница защищает сжавшуюся в углу женщину. Присматриваюсь и понимаю, что под светлой накидкой женщина прячет детей. Они прижимаются к ней с двух сторон и плачут, спрятав лица у нее на груди. Вот откуда рыдания.

Меня словно прошивает током. Ноги прирастают к полу, а руки обвисают плетьми.

Это их мама. Слово, которое я давно запретила себе произносить даже мысленно. Мама.

В мозгу вспыхивают непонятные картинки: корабль, похожий на этот, и кровь на нежно-голубом шелке.

Боль раскаленной иглой прошивает виски, она такая сильная, что я не удерживаюсь на ногах. Падая, теряю бластер. Сквозь мучительную пелену в голове доползаю до стены и опираюсь спиной.

Если сейчас меня найдет неприятель, я не смогу даже руку поднять в свою защиту. Сжимаю виски изо всех сил, кажется, череп сейчас треснет, но боль разрастается еще больше. Присоединяется тошнота.

Слезы текут, не спрашивая моего разрешения. Сил хватает лишь на то, чтобы держать глаза открытыми.

Все вокруг делается нечетким и размытым. Кэп и воительница все еще дерутся.

Неожиданно позади воительницы возникает чья-то тень. Кто-то подкрался, пользуясь темнотой вдоль стен.

Миг – и тень подскакивает к воительнице сзади, делая подсечку. Подлый удар, перерезавший подколенные сухожилия. Воительница падает на колени, возле ее ног тут же разливается лужа крови, но она продолжает драться.

Теперь уже с двумя противниками. Осталось недолго. С обоими ей не справиться.

Во втором узнаю Лиса. Если бы мне не было настолько плохо, я бы и так поняла, что это он. Удары в спину исподтишка – в этом весь Лис.

Резкий выпад Капитана и воительница не успевает отразить удар. Смелая женщина падает замертво.

Не восхититься ее стойкостью невозможно, что в своей манере и делает Лис.

Он подходит, пинает бездыханное тело мыском острого, даже в полутьме блестящего ботинка и произносит:

– Вот же упертая баба, отступила б, может и шкуру бы сохранила, – сплевывает в сторону и обращает внимание на трясущихся от страха мать и детей.

Капитан тоже делает пару шагов в их сторону.

Не знаю, что на меня находит, кажется, разум окончательно покинул голову, потому что я вскакиваю, бросаюсь наперерез Кэпу и Лису с воплем:

– Не трогайте их!

Они останавливаются, удивленно на меня глядя. По-видимому, они даже не замечали меня раньше.

– О, Мель, кого я вижу! – расплывается в фальшивой улыбке Лис, – У тебя никак боевое крещение? Что, нервишки не выдержали? Тебе ж говорили, сиди на корабле, да носки команде штопай.

Так и вцепилась бы в его противную рожу и глаза бы выцарапала! Мой пыл охлаждает Капитан:

– Ты что тут забыла? И где Боцман?

Отступаю, раздумывая, стоит ли признаваться, что сбежала от Боцмана. Решаю, что так и так попадет нам обоим:

– Он меня запер, но я выбралась.

– Ясно. Потом с вами разберусь. А сейчас дуй в свою капсулу. Еще тебя здесь замечу, месяц будешь на гранулах и воде сидеть.

Решив, что разговор окончен, он вновь оборачивается к несчастному семейству.

Знаю, что сейчас нарушаю приказ, но не могу просто так уйти:

– Капитан, отпустите их. Они же ничего не могут, наверное, даже бластера никогда не видели, – мне до дрожи хочется, чтобы эти трое выжили.

Сейчас получается рассмотреть ближе: женщина прикрывает собой мальчика и девочку, совсем малышей. В детях я не понимаю, но, думается, им лет по пять-шесть.

А их мать очень красива: узкое лицо с огромными глазами, длинные, сейчас сбившиеся локоны, тонкие запястья рук и длинные пальцы. Она пытается отодвинуться дальше, увлекая за собой детей, но позади стена.

Капитан резко оборачивается ко мне:

– Ты еще здесь? Пошла вон, я сказал! – Капитан ожидаемо приходит в ярость из-за невыполнения приказа.

– Капитан, пожалуйста! – молю я, переводя взгляд с Капитана на молодую мать.

– Лис, займись этой идиоткой! – рявкает Капитан, кивая на меня.

Лис подступает ко мне:

– Ты приказ Капитана не слышала? Давай-ка помогу! – он больно хватает меня за предплечье, выворачивая руку.

– А ну отпусти, скунс вонючий! – вырываюсь из его пальцев, клещами сомкнувшихся на моей руке.

– Ах ты, подстилка каютная! – он дает мне такую оплеуху, что голова начинает трещать по новой.

Брыкаюсь в ответ, а Лис держит меня на вытянутой руке и при этом мерзко гогочет:

– Добавки просишь?

Но ударить еще раз не успевает, откуда ни возьмись появляется Боцман и перехватывает занесенную руку Лиса.

– Успокойся, рыжий.

Лис ненавидит, когда ему напоминают о его цвете волос. Он тут же вскидывается:

– А вот и защитничек! Уже набрался или еще ворочаешь языком?

– С тобой справиться я даже после бочки рома смогу, – Боцман отталкивает Лиса от меня.

– Ну-ну, поживем – поглядим, – он возвращается к Капитану, который отрывает детей от матери.

Глава 6

Не сговариваясь, мы срываемся с места и несемся что есть мочи к своей капсуле. Добегаем до отсека, в котором ее оставили.

Едва отдышавшись, Боцман кладет руку на гермозатвор, но передумывает открывать люк сразу. Вместо этого приникает лбом к ближайшему иллюминатору. Я тоже выглядываю в соседний.

Снаружи идет бой. Нас окружают катера космополиции. Их столько, что не сосчитать.

Часть атакует лазерными пушками "Бригантину", которая отстреливается, спешно убирая присоски от захваченного корабля.

Другая часть катеров пришвартовывается к нам, оттуда выскакивают как черти из табакерок солдаты космополиции.

– Боцман, что делать? – шепчу не потому что, боюсь говорить громко, а потому что голос куда-то пропал.

Боцман отходит от иллюминатора и несколько секунд медлит с ответом, дергая себя за мочку уха. А потом хлопает по бедрам, что-то решив:

– Не дрейфь, Мелька, не из таких передряг выбирались. "Бригантина" – старушка укрепленная, выдержит, нам главное отсюда выскользнуть.

Надеваем шлемы, застегиваем скафандры и осторожно открываем люк. В нашем отсеке никого, космополиция сюда пока не добралась.

По канату передвигаемся к капсуле. Боцман заводит движок.

Мы готовы сорваться с места, но что-то меняется в окружающем пространстве. Не сразу понимаю, в чем дело, а когда вскидываю голову, накрывает ужас.

Он приходит в виде огромного корабля космополиции.

Корма чудовищной громадины, по сравнению с которой "Бригантина" – маломестная лодка, выплывает справа.

Мы не могли заметить корабль раньше, потому что он появился с противоположной от нас стороны.

"Бригантина" продолжает огрызаться, осыпая катера дождем из лазерных пушек. Многие удары достигают цели. Катера космополиции взрываются один за другим. Все-таки наши на корабле не зря хлеб едят.

Неожиданно бой прекращается. "Бригантина" замолкает, словно у нее в раз заканчивается оружие. Катера тоже перестают палить. Они как один разворачиваются на 180 градусов и пропадают из поля зрения.

Пара секунд – и я понимаю, отчего одновременно смолкли все пушки.

Наверное, так рассыпается в стороны мелкая рыба, когда появляется настоящий хищник.

Подплывший к "Бригантине" гигант космополиции неспешно выдвигает бронированную голову исполинской лазерной пушки.

Пушка, словно голова акулы, а синие огни по бокам в ряд напоминают оскал.

В оглушающей тишине открытого космоса происходящее кажется еще более жутким.

"Бригантина" как бьющаяся в паутине муха виляет сначала вправо, потом влево, но даже я понимаю, что набрать скорость она не успеет.

Пушка следит за ней, зеркально копируя направление.

Последнее, что ощутила "Бригантина" в своей долгой веселой жизни, это красная точка оптического прицела на корме.

Зажмуриваюсь и открываю глаза, потом опять зажмуриваюсь. И так раз за разом.

Произошло немыслимое . Только что была "Бригантина", а теперь на ее месте лишь рассеивающееся облако пыли.

Кажется, я забыла, как дышать.

Прихожу в себя, только когда Боцман глушит капсулу.

До меня доходит, в каком положении мы оказались. На капсуле далеко не улетишь. "Бригантины" больше нет. За спиной враги.

– Боцман, что делать? – шепчу в наушники.

Боцман на переднем кресле не отвечает и не шевелится. Он что там, помер?

Трясу его за плечо, он слегка ко мне поворачивается. В наушниках раздается:

– Идем сдаваться.

– Что? Ты с ума сошел? Будем биться! Отобьем у них корабль и сбежим на нем! Нас много, мы...

– Мель! – прерывает он мой поток, – Мы. Идем. Сдаваться.

– Нет. Я не пойду! Я не хочу.

– Меля, послушай, – Боцман разворачивается ко мне настолько, насколько позволяет положение, – Ты – ребенок, тебя они не смогут наказать слишком жестоко. Не могу обещать, что тебе ничего не грозит. Но я сделаю все возможное, чтобы ты смогла вернуться к нормальной жизни, – и уже про себя, – Может, это и к лучшему...

– К какой нормальной жизни? – начинаю рыдать, – моя жизнь на "Бригантине", с тобой и Кэпом. Я – пиратка!

– Ты не пиратка! – Боцман злится, как всегда, когда я себя так называю, – Ты... хорошая девочка...

Он переводит взгляд за мою спину. Я тоже оглядываюсь. Вместе мы наблюдаем, как с той стороны кто-то поворачивает штурвал гермозатвора.

– Мель, послушай, – дергает меня Боцман, – сейчас не время и не место все объяснять, но когда-нибудь, ты узнаешь правду. А сейчас запомни одно – никому и никогда не давай себя в обиду, потому что ты – выше их всех. Поняла?

Киваю, шмыгая носом.

Глава 7

Когда в открытом проеме люка появляются полицейские с нацеленными на нас бластерами, мы уже сидим с поднятыми руками.

После того как мы под дулами преодолели зону невесомости все по тому же канату, нас ведут под конвоем в знакомую кают-компанию. Там все изменилось.

Теперь горит яркий свет, освещая все углы. Убитых и раненых унесли. Посередине комнаты ровным кругом спинами к центру сидят до боли знакомые лица.

Похоже, нас с Боцманом взяли последними. Все, кто находился на этом корабле в момент крушения "Бригантины", похоже, сейчас тут.

Ищу глазами Капитана. Он сидит между Лисом и Хряпом. У него рассечена губа, а под глазом наливается здоровенный фингал.

Конечно, Кэп не сдался без боя! Из-за этого мне становится стыдно за нас с Боцманом. Настоящие пираты не должны так легко идти в руки врагу.

Кэп замечает, что привели новеньких, но только вскользь проводит по мне взглядом, не обращая особого внимания. И поделом мне. Нечего идти как безвольная овца.

Шальную мысль выкинуть что-нибудь этакое отбрасываю, потому что пятнадцать минут назад поклялась Боцману ничего такого не делать.

Нас сажают в круг вместе со всеми. Чуть ли не каждого пирата в круге держит под прицелом солдат космополиции.

Через несколько минут в кают-компанию вкатывают два больших металлических ящика на колесах. Они противно дребезжат при движении. Вид этих штуковин настораживает всех.

– Покурить не успел, – вздыхает Боцман.

Перевожу взгляд на Кэпа, но он смотрит в пол перед собой. Ко мне он сидит боком, вижу только часть лица и спину. Делаю неприятное открытие: Кэп гораздо мельче, чем всегда мне казался. Это заметно, когда рядом спины коренастого Хряпа и длинного Лиса.

Солдаты подкатывают ближе к нам первый ящик и откидывают крышку.

Мне с пола не видно, что там внутри. Но когда солдаты достают из ящика содержимое, раздаётся дружный вздох. Не сразу понимаю причину общего уныния.

В руках у солдат непонятные штуковины. Это две пары колец – перевёрнутых восьмёрок, они соединены между собой цепью.

Первым подзывают Кэпа, и становится ясно, для чего нужны цепи. Это кандалы. И сделаны они не просто из металла, а с антилазерным усилением. Антилазерная цепь дублирует железную, извивается между железных колец синей змейкой.

Я никогда не видела ничего подобного. Первую восьмёрку одевают на руки капитана, вторую на ноги, между собой они соединены цепью.

– Экипировать нас решили по полной, – хмыкает Боцман.

Простые металлические оковы любой из нас мог бы легко разрезать лазерным кортиком или ножом, который у каждого пирата где-нибудь припрятан. Похоже, полиция в курсе наших привычек.

Одного за другим всех пиратов "наряжают" в мерцающие синие браслеты.

До меня очередь доходит последней.

– Ребёнка хоть не трогайте, – ворчит Боцман, когда меня поднимают, чтобы одеть кандалы.

Полицейские замедляются, с сомнением глядя на меня. Один из них кидает вопросительный взгляд на старшего офицера.

Но тот непреклонен:

– Одевай!

Кандалы изнутри как будто гудят и вибрируют. Словно все тело разом охватил зуд, но от него не избавиться простым почесыванием. Наверное, это сделано специально, чтобы узнику было не по себе.

Когда все "окольцованы", нас снова сажают в круг. Теперь охрана не так пристально за всеми наблюдает.

Со стороны коридора слышится шум. Кто-то стонет и отборно ругается. Такой набор слов могут выдавать только пираты.

И вправду, в кают-компанию ввозят несколько каталок. На них раненые пираты.

Первым к ящику с кандалами подкатывают Малыша. У него перебинтовано полголовы, он стонет, временами подвывая.

– Шибко опасаются, – кряхтит рядом Боцман, – и раненых приодеть решили.

Солдаты космополиции, как и сказал Боцман, не церемонятся даже с ранеными, кандалы теперь на всех. Раненых снова куда-то увозят.

А мы остаемся сидеть. Ожидание длится долго.

Мне тяжело, затекли ноги и спина, противный зуд от наручников не дает отдохнуть. Я устала, хочу есть и спать.

И до меня только сейчас начинает доходить весь ужас ситуации. Моего дома, "Бригантины" больше нет. Мы все, включая Капитана, закованы в кандалы, и о побеге не может быть и речи.

Капитан все время смотрит перед собой и словно забыл о существовании своей команды.

Поднимаю взгляд на Боцмана – старик подмигивает и кривовато улыбается. Но меня не сбить с толку – в глубине его глаз тоска и еще что-то, что он хочет скрыть.

Боцман. Никогда не задумывалась, как много места в моей жизни занимает старик. А сейчас смотрю на него, и в горле ком. Чувствую, что мы прощаемся.

– Мелька, не реви... – его голос дрогнул.

И через пару секунд:

– Прости меня, принцесса.

Так он меня никогда не называл.

Хочу что-то ответить, но слова сталкиваются в голове и отскакивают друг от друга как резиновые мячики.

В этот момент над нашими головами раздается:

– Встать! – команду отдаёт старший офицер, – В колонну по одному стройся!

Глава 8

Пираты, кряхтя и матерясь, поднимаются на ноги и выстраиваются в кривую неоднородную шеренгу. Солдаты космополиции, подталкивая бластерами, все-таки делают из нашей разношерстной толпы строй.

Когда построение закончено, перед нами прохаживается все тот же старший офицер. Осмотрев всю линию, он дает команду:

– Женщины и дети, шаг вперед!

Шеренга ожидаемо не двигается с места.

И не подумаю подчиняться их приказам. Останусь со своими несмотря ни на что.

Мои планы рушит резкий толчок в плечо. Вылетаю из строя и оглядываюсь: Боцман. Хочу стать обратно, но меня уже берет на прицел один из конвоиров:

– Ни с места! – приходится остаться там, где стою.

Старший офицер подходит ближе:

– Твое имя?

Отворачиваюсь в сторону.

Он не обращает внимания и продолжает допрос:

– Возраст?

Только поджимаю губы. Не мешали б кандалы, еще б руки на груди сложила.

– Ей нет и шестнадцати! – подает голос сзади Боцман.

– В карцер пока, – кивает на меня офицер, – остальные на выход! И без глупостей! При попытке побега стреляем без предупреждения.

Последнюю фразу слышу уже в дверях. Меня куда-то ведут двое.

Миновав несколько отсеков, оказываемся в дальнем, с четырьмя глухими дверьми, на каждой из которых зарешеченное окошко.

Не надо быть шибко умной, чтобы понять, что мы в тюремном отсеке. Присмотревшись, вижу, что все двери открыты. Я буду единственным узником.

– Заходи внутрь! – командует один из конвоиров, не забывая держать меня на прицеле.

Подчиняюсь и, уже сделав шаг внутрь, поворачиваюсь к солдатам:

– Кандалы-то снимете, отсюда все равно не убежать.

Они не реагируют, продолжая молча ждать, пока я скроюсь в камере.

– Я, между прочим, ребенок, – меня осеняет мысль выдавить из них жалость, – А детям кандалы могут причинить непоправимый вред или даже убить! – Это я придумала только что. Но, к моему радостному удивлению, солдатов проняло.

– Протяни руки! – он достаёт из-за пазухи электронный ключ, – И без глупостей!

Глупости под прицелом бластера мне Боцман делать не велел. Так что молча подчиняюсь приказу.

Избавившись от изматывающей вибрации кандалов, тело сразу становится мягким и сонным.

Оказывается, я устала настолько, что сил хватает только чтобы сделать пару шагов до койки. И жесткий матрас кажется сейчас самым приятным местом во вселенной.

Глава 9

Не знаю, сколько проспала, у нас отобрали все устройства ещё когда надевали кандалы. Время посмотреть негде, непонятно, день сейчас или ночь.

Лежу, глядя в серебристый потолок камеры. Стены тоже отливают металлом. Холодно и неуютно. Хочется есть.

Словно в ответ на мысли раздается скрежет открываемой двери, и чья-то невидимая рука вкатывает столик с ужином.

Меню так себе: гранулы, сухие хлебцы и кисель. Гранулы оказываются картофельно-мясными и вполне съедобными, а кисель морковный. Даже куски настоящей моркови плавают – вкуснотища.

После заправки сразу становится веселее. Лежать больше неохота, и я начинаю прогуливаться взад-вперед по камере. Даже делаю несколько приседаний. Во время одного из них, ощущаю, как что-то тыкается в бедро. Отмычки! Как я про них забыла!

И как их не заметили обыскивающие каждого пирата полицейские?

Первая мысль – сию секунду попробовать отпереть дверь. Но следом приходит другая – здесь явно пристально следят за арестантами, спешить не стоит.

Усаживаюсь на койку с ногами и украдкой изучаю свою тюрьму.

Насчитала три "глаза" в разных частях комнаты. Но работают ли они? Все-таки мы с ребятами изрядно потрепали эту посудину. Вообще удивляюсь, как она осталась на плаву.

Как проверить, работают ли "глаза"?

Не придумываю ничего умнее, как разыграть маленький спектакль. То, как они повелись на "несчастного ребенка" доказывает, что случись со мной сейчас неприятность, они не останутся равнодушными.

Встаю и начинаю нарезать круги по камере, словно просто хочу размяться. Затем делаю вид, что прихватывает сердце.

Валюсь на пол в максимально, как мне кажется, правдоподобной позе.

Лежу так несколько долгих минут. Никто не приходит. Вставать рано, буду лежать столько, насколько хватит сил и терпения.

Кажется, проходит час, но никто не идет спасать несчастную пиратку.

Лежать больше нет терпения. Была не была! Встаю, достаю отмычки из потайного кармана и на мысочках подхожу к двери.

Прикладываю ухо и слушаю. Сначала ничего. Потом как будто кто-то проходит, скрипя подошвами сапог. Теперь снова тихо.

Аккуратно подношу устройство к замку. Действую как можно тише. Но три щелчка взламываемой двери производят такой шум, что, наверное, за дверью меня уже будут ждать.

Медленно толкаю массивную дверь и выглядываю наружу. Никого. Неужели получилось?

Надо разузнать, где заперты все наши, и попробовать их освободить. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.

Свет вокруг совсем тусклый. Видимо, корабль всё-таки работает на резервной энергии. Удивительно, что они не поскупились на свет в моей камере, у меня там его много.

Крадусь вдоль стен, стараясь ступать как можно тише. Выхожу из отсека с камерами и попадаю в другой. Насколько могу разобрать, это место для охраны, но сейчас здесь никого.

В следующем отсеке что-то вроде буфета с парой столов и холодильниками.

А перед третьим отсеком притормаживаю, оттуда виден свет, и доносятся голоса.

Подхожу совсем близко так, что мне становится слышен разговор.

Один голос хрипловатый, даже сиплый, кашляя, произносит:

– Так она жива?

Другой, спокойный и низкий, отвечает:

– Жива. Но раны такие, что может до конца никогда не оправиться.

– Жаль. Такого солдата теряем...

– Я распорядился, ей будет предоставлено лучшее оборудование для лечения.

– Ладно, выкарабкается, мы ей место поспокойнее подыщем. Не женская это работа...

– Только ей этого не пробуйте сказать – хмыкает второй.

– Характер у нее точно не для домашних дел. Хотя кто их, баб, знает... Кстати, как там девчонка-то?

– Сидит.

– Что думаешь делать с ней?

– А что тут думать? Вызвал комиссара по делам несовершеннолетних. Завтра с нами состыкуется и заберет ее в приемник для малолетних.

– Вот нелюди что с ребенком сделали. А с виду кукла – куклой. Глазища огромные, кучеряшки... Где они ее выкрали, поди ж теперь выясни.

– Комиссары разберутся. Теперь это их дело.

– Ладно, иди отдыхай. День выдался – врагу не пожелаешь. Хорошо хоть их всех сразу полиция забрала, а то возись еще с этой швалью на корабле.

Глава 10

Как забрали? Кого забрали? Что, наших нет на этом корабле? И я здесь... одна?!

Прижимаю ладони к губам, чтобы не взвыть ненароком. Понимаю, что меня вот-вот обнаружат, пулей бросаюсь обратно к своей камере.

Если всех наших уже куда-то отправили, моя вылазка не имеет смысла. Поймают и, чего доброго, снова закуют в противно дребезжащие кандалы.

Серой тенью просачиваюсь обратно в камеру и закрываю дверь.

Вот теперь точно все. Я одна. Ни Боцман, ни Капитан не придут на выручку. И я тоже ничем не могу им помочь!

Не описать словами, чего я только не передумываю, сидя в одиночной камере на вражеском корабле в ожидании своей участи. В моей голове поочередно возникают то план побега, то идея захвата корабля, то задумка выторговать себе свободу.

Но ни одна из этих мыслей не проходит барьер моей же внутренней критики. Вконец измученная собственным бессилием и неопределенностью, проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от грохота отворяемой двери. Успеваю вскочить с койки, прежде чем входящий покажется полностью.

Это женщина. Грузная тетка в форме космополиции. По возрасту она ближе к Боцману. Поджатые губы, пучок седых волос и колючий взгляд светлых глаз:

– Здравствуй. Собирайся, ты пойдешь со мной.

– Куда? – не могу не спросить, хотя и знаю ответ.

– В очень подходящее место для тебя.

– Вам-то откуда знать? – произношу вроде бы про себя, но она слышит.

– Там будет точно лучше, чем на корабле космических пиратов.

– Много вы понимаете! – я не собиралась грубить, но при воспоминании о родной "Бригантине" внутри всколыхнулась обида.

Женщина вздергивает бровь:

– Можешь обращаться ко мне "госпожа комиссар".

– Очень приятно, – из вредности на стану называть ей свое имя.

Но комиссарша не обращает внимания на маленький бунт. Она окидывает взглядом камеру:

– Ты все взяла?

– Здесь нет ничего моего.

– Хорошо, тогда иди за мной.

Мы быстро покидаем опостылевший корабль.

Никто не препятствует и не встречается на нашем пути. Даже немного обидно. Хотя бы поинтересовались, кто и куда уводит их арестантку.

На подходе к стыковочному отсеку останавливаемся. Невесть откуда в руках комиссарши появляется большой серый сверток.

– Переоденься, – она бросает его мне в руки.

Разворачиваю и оказывается, что это новенький скафандр. Правда, цвет у него не очень – грязно-серый. Слева на груди красуется эмблема: какая-то взъерошенная птица на фоне солнечных лучей. А по краю надпись: "Сиротский интернат для исключительных трудновоспитуемых".

– Спасибо, у меня свой, – протягиваю скафандр обратно.

– Надевай. Теперь из своего у тебя только незавидное прошлое.

– Не буду, – не станет же она силой меня заставлять переодеться?

– Послушай, дорогуша, у меня нет никакого желания тут с тобой нянчиться. Если тебе милее тюрьма, только скажи, мигом обеспечим. Но в интернате у тебя будет шанс стать нормальным человеком и когда-нибудь найти своих близких.

Звучит резонно. Из-за решетки я точно никому из своих помочь не смогу. Старая карга умеет убеждать.

Со вздохом беру скафандр из ее рук.

Глава 11

Карга прилетела на легком космолете. Я насчитала шесть посадочных мест, не считая водительского.

Никогда на таких не летала. На "Бригантине" были только двухместные капсулы, не рассчитанные на долгие расстояния.

Когда задраиваем люк, включается автоматическая система гравитации. Ничего себе! У нас это приходилось делать вручную.

Комиссарша садится на водительское место, а мне велит занять одно из пассажирских и пристегнуться.

Глазею по сторонам, изучая невиданную машину. Не знаю, что там за заведение меня ждёт, но техника у них на уровне.

То, что это не частный космолет понятно по все тому же грязно-серому цвету обивки в салоне и по уже знакомым эмблемам с птицей. Изображения выплавлены на каждом подголовнике и на стенах.

Когда надоедает рассматривать интерьер, о себе напоминает желудок. Мы летим уже часа два, а я в камере ела только раз.

– Я есть хочу, – решаю не юлить, а выразить просьбу в лоб.

Комиссарша оглядывается через плечо:

– Потерпи, осталось полчаса. На месте тебя покормят.

Вот же вредная. Неужели на всей этой расфуфыренной посудине нет ни крошки съестного?

Шарю взглядом вокруг в поисках хотя бы воды. Безрезультатно.

Не рассчитывая на успех, просовываю руку под кресло и – о чудо! – достаю бутылку воды. Пить мне тоже хочется.

Комиссарша поворачивается ко мне, услышав, как я откручиваю пробку:

– Не советую это пить. Бутылку оставили наши воспитанники, когда пару дней назад мы возили их на экскурсию. Внутри может быть что угодно.

Я замираю с бутылкой в руке. С сомнением смотрю на прозрачное содержимое. По виду обычная вода.

– Да, на вид вода. И на вкус тоже может быть обычной водой, – словно услышав мои мысли, объясняет комиссарша, – Но что станет с тобой после того, как ты это выпьешь, гарантировать не может никто. Дети у нас, знаешь ли, большие шутники, – совсем не весело подытоживает комиссарша.

Я осторожно закручиваю крышку обратно и собираюсь вернуть бутылку туда, откуда взяла.

– Дай-ка мне ее лучше сюда, – протягивает руку и забирает у меня бутылку.

– Как служба уборки проглядела? – бормочет под нос женщина, покрутив сосуд в руке.

Летим молча несколько минут.

Неожиданно комиссарша спрашивает:

– Что, сильно есть хочешь?

Как по заказу вместо меня отвечает желудок, затрубив так, что даже комиссарша его прекрасно слышит.

Она наклоняется куда-то под приборную панель, выныривает оттуда с ярким шуршащим пакетиком в руках:

– На вот, погрызи, – кидает пакетик мне в руки.

Конфеты. Шоколадные. В тонкой карамельной корочке и с натуральным орешком внутри. Такие Боцман иногда дарил на праздники или с очень большого куша.

Натуральные продукты на пиратском корабле – роскошь. Одно дело, если ты живешь на планете. И совсем другое, когда вынужден парить в открытом космосе, скрываясь от космополиции. Затариться свежими продуктами "Бригантина" не могла себе позволить часто.

А тут конфеты. Натуральные. Только за них я прощаю комиссарше всю ее сухость и даже вежливо благодарю. На мое "спасибо" комиссарша удивленно смотрит и отвечает:

– Пожалуйста.

Конфеты – это радость. С конфетами можно жить. Не смогла растянуть удовольствие, чувство голода заставляет слопать весь пакетик.

Только когда на дне остается последняя конфета, спохватываюсь и прячу пакетик за пазухой. Я привыкла растягивать удовольствие от сладостей. Никогда не знаешь, когда вкусности перепадут снова.

В иллюминаторе появляется желто-оранжевая планета. Видимо, туда мы и направляемся.

Мягко входим в искусственную атмосферу планеты и садимся.

Глава 12

Здесь я точно никогда не была.

Хотя планеты, на которые меня брал Боцман, можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и там я дальше местных рынков ничего не видела.

Пираты на твердой земле только затаривались провизией, выбирая места, куда не суется космополиция.

Комиссарша отстегивается и командует:

– Прибыли, вставай.

Давно я не ступала на твердую поверхность. Ощущения такие, словно прилипаешь ногами каждый раз, когда делаешь шаг. Этот дискомфорт быстро проходит, тем более что я люблю это чувство.

Раньше "прилипание" означало увлекательную вылазку с Боцманом. Сейчас вряд ли меня ждет что-то приятное.

Размышляю и одновременно глазею по сторонам. Что-то место, куда мы пришвартовались, не кажется приветливым.

Хотя сама планета вполне себе симпатичная: желтая земля, невысокие растения, тоже желтые и два оранжево-красных солнца над головой.

Мы с комиссаршей шагаем в сторону высокого гладкого забора. Черная сплошная ограда напоминает глянцевые щиты космополиции.

Когда подходим ближе, я даже стучу согнутым пальцем по воротам. Точно! Сплав такой же, как у щитов.

Ворота отъезжают в сторону ровно настолько, чтобы мы смогли протиснуться внутрь.

Дальше проход перегораживает решетка, по которой струятся голубые змейки. Противная антилазерная защита. Аж запястья зачесались – вспомнила кандалы.

Когда и эта преграда пройдена, проходим внутрь. Здесь нас встречают две хмурые тетки, одетые также как комиссарша.

– Принимайте новенькую, – подталкивает в спину комиссарша, – Вся информация по ней уже у начальства.

Она разворачивается на каблуках и уходит, даже не взглянув в мою сторону.

Молча рассматриваю двух комиссарш. Обе они отличаются громадным ростом и телосложением, больше подходящим мужику.

Между собой они тоже похожи. Лица словно вытесаны из горной породы.

Разнятся они только цветом волос. У первой рыжие, у второй иссиня-черные. "Рыжуха" и "Чернуха" я их прозвала про себя.

– Раздевайся! – командует Рыжуха трубным басом.

– Вот еще, – хмыкаю в ответ и скрещиваю руки на груди.

– Девочка, тебя нужно продезинфицировать, – на удивление приятным голосом поясняет Чернуха, – мало ли каких паразитов ты на себе могла привезти.

– Нет у меня никаких паразитов! – они меня что, за какую-то замарашку подзаборную приняли?

– Может, и нет, но к остальным мы тебя все равно не пустим, пока не обработаем.

– А я туда и не стремлюсь, – не сдаюсь я.

– Милочка, ты ведь понимаешь, что мы сделаем это в любом случае, с твоей помощью или без? – со вздохом пускается в объяснения Чернуха.

Понимаю. Глядя на двух громадин, живо представляется, что они без труда разденут любого, если им захочется.

– Ладно, куда идти, – цежу сквозь зубы.

– Вот и славно! – чуть не хлопает в ладоши Чернуха, – Анна Львовна тебе все покажет, – кивает она на Рыжуху.

Рыжуха Анна Львовна ведет меня в комнату, где стоит большая кабина с открытой дверью. Внутри нее горят разноцветные лампочки и видны форсунки в стенах.

– Разденешься полностью и зайдешь внутрь, система все сделает сама, следуй инструкциям, – пробасив наставление, Рыжуха уходит.

Раздеваюсь не спеша. Разглядываю помещение, где нахожусь, хотя ничего примечательного в нем нет.

Аккуратно складываю одежду, ровно ставлю ботинки. Одним словом, "растягиваю удовольствие".

Но идти в кабинку все равно приходится. Перед глазами зажигается строчка: "Закройте глаза и задержите дыхание на 10 секунд". Делаю как велено, и тут же из форсунок на меня брызгает что-то липкое и противное.

Через 10 секунд выясняется, что оно еще и дико воняет. Это что, я теперь буду так смердеть?!

Перед самым носом, словно в ответ, загорается: "Закройте глаза. Режим помывки".

Из форсунок бьет обычная вода, а из стенки выезжает контейнер с пенкой для мытья.

Меня никто не торопит, поэтому купаюсь долго. Намылившись и вымыв голову, повторяю все еще раз, очень уж вкусное у них тут мыло.

Да и вообще, на корабле воды всегда впритык. Не помню, чтобы я когда-нибудь могла накупаться всласть. А тут настоящее блаженство.

Кажется, я смыла с себя тонну неприятных мыслей и печалей.

За такое я даже стану вежливой с громадинами. За все в жизни нужно платить. Думаю, доброе отношение настоящей пиратки станет хорошей благодарностью для Рыжухи и Чернухи.

Когда выхожу из душа, ищу глазами свою одежду. Но вместо нее на стуле аккуратно сложенная серая стопка. По уже успевшему набить оскомину серому цвету, понимаю, что это, скорее всего, форма, которую меня заставляют напялить. Разворачиваю ее:

– Бластер мне в бок!

Они хотят, чтобы я напялила юбку! Я! Настоящая пиратка! Юбку!

Со зла несколько раз пинаю стену. Как можно нацепить на себя этот нелепый кусок ткани в складочку? Ладно бы под низом предполагались шорты, это еще можно стерпеть. Но там у меня сразу трусы! Ни нагнуться, ни присесть, ни задницу почесать!

Злая как дикий вепрь выхожу на суд Рыжухи и Чернухи. Мое доброе расположение к ним исчезло вместе с моей одеждой.

– Ну, вот! Совсем другое дело! – чуть не хлопает в ладоши Чернуха, – Какая хорошенькая девочка получилась!

Я?! Хорошенькая?!

– Я – пиратка, – рычу сквозь зубы.

Она словно не слышит меня, продолжает лепетать:

– Сейчас выдадим тебе еще один комплект одежды, и можешь идти знакомиться с новыми друзьями.

Хочется нагрубить, но вместо этого спрашиваю:

– Кормежка когда будет?

Мой живот уже давно приклеился к позвоночнику.

– Вот как раз к ужину и успеешь, если поторопишься.

Не заставляю объяснять себе дважды. Через пару минут уже стою перед большой, обитой металлом дверью. В моих руках второй комплект одежды и я полностью готова к встрече с "новыми друзьями". Если, конечно, к ним я попаду через столовую.

Глава 13

За массивной дверью меня встречает женщина в уже привычной серой форме.

– Здравствуй, Меланья, твоя комната под номером три. Прямо по коридору. Занимай свободную кровать и иди в столовую, еще успеешь на ужин.

Как она меня назвала? Что за имя?

– Меня зовут Мель, – только и успеваю возразить уже на ходу.

Голод гонит вперед. Быстро забегаю в комнату с цифрой три на двери. Там никого. Бросаю вещи на первую попавшуюся кровать и мчу в столовую, которую нахожу по запаху съестного.

В большом обеденном зале быстро оцениваю ситуацию: подносы, очередь, еда.

Беру поднос, становлюсь позади какой-то щуплой девчонки и двигаюсь вместе со всей очередью, попутно набирая все, что попадается под руку.

Когда стол с едой заканчивается, мой поднос ломится от еды. Я нагрузила столько, сколько смогла. Тарелки и салатники стоят на нем в два ряда. Поднос тяжёлый, идти с ним приходится на полусогнутых ногах, чтобы не расплескать содержимое трех стаканов.

Сосредоточенно двигаясь к примеченному заранее пустому столу, слышу сбоку смешок:

– Она, наверное, с дикой планеты, где и еды-то толком никогда не видели.

Аккуратно, чтобы не уронить поднос, оглядываюсь туда, откуда прозвучал ехидный девчачий голос.

За столом справа в окружении подружек сидит длинная тощая блондинка. На голове у нее дурацкие розовые бантики, на белоснежном воротничке блузки тоже розовый бант.

– За собой смотри, а то подавишься.

В ответ блондинка окатывает презрительным взглядом.

Добираюсь до свободного столика и набрасываюсь на еду. Пока ем, со стороны блондинки и ее компании все время слышу противное хихиканье. Не обращаю на них внимание. А когда, наконец, по телу разливается приятное чувство сытости, мне и вовсе становится фиолетово на всех вокруг.

Откидываюсь на спинку стула и довольно поглаживаю живот. Если я смогу так есть каждый день, то жизнь здесь может быть не так уж плоха.

После ужина, объевшись, вразвалочку бреду в комнату три. Надо повнимательнее рассмотреть место, где придется коротать время, пока я здесь.

Но на пороге меня ждёт неприятный сюрприз. На койке, куда я впопыхах бросила свои вещи, сидит, закинув нога на ногу, та самая тощая блондинка. А мои вещи валяются на полу у двери.

– Ой, кажется, ты что-то потеряла? – невинно хлопая глазами, обращается ко мне блондинка.

– Я ничего не теряла. А ты давай поднимай свой костлявый зад с моей кровати! – командую противной дылде.

Она не двигается с места. Но взгляд ее становится злым, и она цедит сквозь зубы:

– Это моя кровать. И если ты еще хоть раз к ней приблизишься или хотя бы дотронешься своим грязным пальцем, пеняй на себя.

Меня такими угрозами не запугать. А еще я обещала Боцману не давать себя в обиду. Поэтому медленно подхожу к белобрысой и произношу:

– А у вас тут неплохая кормежка, только вот мясо в зубах застревает, – с этими словами я демонстративно ковыряю в зубе, делаю вид, что рассматриваю что-то извлеченное оттуда, а потом вытираю палец о покрывало блондинки.

В комнате наступает полная тишина. Остальные девчонки, которых я пока не успела рассмотреть, затаили дыхание.

Блондинка опускает взгляд на покрывало, где только что я повозила пальцем. Затем она медленно встает, возвышаясь надо мной двухметровой башней. Кажется, ее глаза сейчас вывалятся из орбит, так она их на меня таращит.

Следующим движением она бросается на меня с громким воплем:

– Ах ты, крыса!

Но я ожидала нападения, поэтому ловко уворачиваюсь от рук этой нескладухи. Попутно успеваю заметить длиннющие ногти у нее на руках. Такими кинжалами, пожалуй, она может меня исполосовать.

Не успеваю додумать эту мысль, как получаю сзади подлую подсечку. В наш поединок включились остальные обитательницы комнаты три.

Отбиваюсь яростно, уроки Боцмана не пропали даром. Пару носов я точно разбила, и синяков наставила немерено. Но их больше, поэтому они побеждают.

Пришпиливают меня к полу как навозную муху. Кто-то держит руки, еще двое – ноги, а блондинка с разбитой губой возвышается надо мной:

– Сейчас мы тебе устроим торжественное знакомство.

Она задирает мне юбку и хватается за трусы. Я брыкаюсь и извиваюсь, как могу. Но ее товарки сильные, не зря их тут откармливают.

Я уже почти вывернулась, чтобы что есть силы укусить того, кто держит меня за руки, но над нашими головами раздается возглас:

– Что здесь происходит?!

В эту же секунду от меня все отскакивают и рассаживаются по своим местам.

– Маргарита Павловна, это все новенькая. Она дикая какая-то. Посмотрите, что она с нами сделала, – жалобным голосом ноет блондинка и указывает на свою губу, – Набросилась на меня сразу как вошла.

И тут блондинистая актерка начинает натурально рыдать.

Я поднимаюсь с пола и отряхиваюсь.

Та, которую назвали Маргаритой Павловной, прищуривается, глядя на меня, а потом командует:

– Новенькая – за мной!