Пищеблок. Под звуки горна и барабана

Пролог

Вечер укутал своим тёмным одеялом лагерь. Давно прозвучал отбой, призывающий к сладкому сну. Но никто в лагере не спал. Вожатые, удовлетворенные тишиной в палатах, как мотыльки, упорхнули к кострам петь песни под гитару и читать друг другу стихи о любви под покровом ив. Пионеры же, выдержав испытание тишиной внимательных надзорных, вскочили с кроватей, заряженные адреналином от осознания себя нарушителями местного порядка. Это было прекрасное время тайной свободы, опасных вылазок за пределы корпусов и надуманных кошмаров, прячущихся в мрачных углах зданий и непроглядной тьме бездонного пространства под кроватью. Или не вполне надуманных…

– Пацаны! Что я сейчас услышал… – раздался возбужденный голос Гурьки, протиснувшегося внезапно в дверь. Шепот в палате стих, и ребята заинтригованно уставились на вошедшего.

– Помните историю про горнистку и барабанщика?

– Да её уже десять раз все рассказывали, – отмахнулся Титяпкин, а парни поддержали расстроенными возгласами.

– Да ты послушай сначала, – цыкнул на него Гурьянов. Ребята собрались вокруг него кружком. – Сейчас подслушал у вожатых, что двадцать лет назад из лагеря якобы начали пропадать дети. Расследование зашло в тупик. Ни живых, ни мёртвых не нашли, но перед лагерем появились новенькие фигуры девочки – горнистки и мальчика – барабанщика, – он обвёл многозначительным взглядом внимающих, мол «вы же понимаете, что это значит». Все взволновано зашептались.

– Как в том итальянском фильме [1], – промолвил Колька Горохов.

– Где-где? – сразу влез Титяпкин.

– Вот ты тёмный, – фыркнул на него Колька. Но тёмными оказались и все остальные. Пришлось рассказывать про фильм, популярный совсем недавно.

– …и её положили в ящик и заложили цементом. Представляете, людей в стены замуровывали. Мы с вами сидим тут такие, а там, – он указал на стенку, – труп незримо пялится на нас… – ребят передёрнуло.

– Тьфу ты! – возмутился Славик Мухин, – Здесь стены деревянные! – но от стен он все же отодвинулся.

– А раньше в деревянных домах проходы между стенами делали… – в своей обычной манере, тихо сказал Юра Тонких.

Валерка поначалу слушал жаркие споры ребят, наблюдая за кособокой луной, заглядывающей в окно и в щель простыни от домика, но потом его мысли убежали прочь от реальности. Сначала он в красках представил, как кричащих пионеров превращают в недвижимый камень, и эти мысли вызвали волну холодных мурашек, ведь потом он сразу представил себя на их месте. Что делал бы он? Возможно ли выжить после такого? Можно ли изнутри подать сигнал о помощи? И действительно ли двадцать лет назад уже кто-то пропадал из этого лагеря? Вампиры ли были этому виной? Может быть уже был кто-то навроде Валерки, кто пытался противостоять этой тёмной силе, найти помощь, спасти дорогих людей…

[1] Имеется в виду итальянский фильм «Признание комиссара полиции прокурору республики» 1971 г. режиссёра Дамиано Дамиани.

ГЛАВА 1. ПИОНЕР, БУДЬ ГОТОВ!

1960 год.

Витя Маухин

Пространство перед воротами лагеря было заполнено воодушевлёнными пионерами, их тяжёлыми сумками и машущими руками вожатыми, пытающимися собрать расползающихся, как тараканов, ребят во что-то наподобие отрядов. Первый день, заезд в лагерь – самый тяжёлый для всех, ведь, во-первых, это расставание с родителями. Только поначалу захлестывают эмоции ожидания чего-то нового: тайн, знакомств, смены местности, и переживают больше родители, чем дети. Но потом неизменно большинство начинало скучать по дому. Во-вторых, необходимость жить в коллективе, следовать правилам и распорядкам – ещё один камень преткновения перед летом, которое хотелось провести в веселых играх, купаниях и беззаботном бездельничестве.

Вот и я хотел провести это лето на море. Целый день в воде, изучать подводных жителей, как ихтиолог, и собирать красивые камушки да ракушки с морского дна. А, когда бы вытаскивали силком из воды, чтобы не успел схватить солнечный удар, объедался бы сочными фруктами и копался бы в тёплом песке. Ну или строил бы башни из горячих камней. Но родители сказали, что есть какие-то обстоятельства «выше их», и вот он я – стою вновь перед лагерем в красном галстуке, перетягивающим мне ворот.

Я стоял очень недовольный и надутый, разглядывал мельтешащую толпу между железных столбов, на которых висела сверкающая на солнце вывеска «Пионерлагерь «Буревестник», словно она была сделана не из железа тоже, а из серебра. Лагерь буквально только построили и открыли, и нам выпала честь быть первой сменой и первыми отрядами, которые пройдут по каменным нехоженым дорожкам. Быть первооткрывателями.

Я и до этого был в лагерях, каждый год, в разных. Я быстро вхожу в коллектив, завожу друзей и в общем-то всегда поездка оставляла положительные эмоции, но почему-то с каждым разом во мне всё равно растёт грусть и тоска по вечерам с семьей, по тем редким мгновениям, когда отец посвящает меня в свои рабочие дела, когда мама рассказывает истории из своей жизни и жизни многочисленных родственников и прогулкам в парках в выходные. Поэтому я так ярко представлял нашу поездку на море. Только мы втроем и огромный мир вокруг нас.

Я вижу много знакомых лиц: одноклассники из школы, несколько ребят с нашего двора. Похоже все посчитали заманчивым идею отправить детей в только открывающий свои двери лагерь.

Услышав знакомый звонкий смех, мой взгляд бежит по нашему первому отряду, пытаясь выхватить его обладателя. Конечно же, она стоит во главе строя рядом с вожатой и что-то мило рассказывает другим девочкам. Надя Зайцева. Пышные косы собраны в баранки и украшены белыми бантиками, топорщащимися вверх словно заячьи ушки. Каким-то магическим образом с этой девочкой мы оказывались вместе во всех лагерях. И хотя наше первое знакомство началось не совсем с дружбы, точнее сказать даже с противостояния – как и все нормальные мальчишки, мы дёргали девчонок за косы и обмазывали их пастой, приклеивали пух от подушек и клали яйца под те (к слову один раз несколько штук укатилось под кровать и там стухло, вот шуму потом было от вожатых, а ночью месть от девчонок…), но спустя время мы все очень сильно сблизились. И наши шалости уже были не ради пакости, а ради вызова команде «девочек» или команде «мальчиков», дружеские подначивания, затем коллективное обсуждение и смех.

– Витя! Маухин! – кричит на меня вожатая Анна Павловна, стирая мою глуповатую улыбку от воспоминаний с лица. – Потерял отряд? Быстро в строй, не задерживай всех!

Я ковыляю на прямых ногах под всеобщим вниманием и усмешкам к отряду. В отличие от всех Надя не посмеивается, а искренне улыбается и кидается мне на встречу. В какой-то момент мне даже кажется, что она собирается меня обнять. Я смущенно представляю это, раздумывая, куда тогда мне положить руки, и как отреагируют на это остальные, но она останавливается передо мной и протягивает ладонь для пожатия.

– Витя! Я так рада тебя видеть!

– Я тоже рад видеть тебя! – с улыбкой говорю я, а внутри, к своему же удивлению, чувствую лёгкое огорчение от того, что мои предположения не оказались правдой. Чего это я в самом деле. Наоборот, это к лучшему. А то было бы неловко перед мальчишками ещё.

Разобравшись в кутерьме из детей, вожатые повели свои отряды к жилым корпусам. В отличие от других лагерей, в которых я был, этот располагался вдали от деревни и тем более города, спрятанный в середине пышного леса и окруженный серебристой Волгой. Он встретил нас ароматом свежескошенной травы, сладких цветов и недавно обработанной древесины. Помимо высокого забора (интересно, защищал ли он лес от вандализма детей или детей от гостей из леса?), лагерь окружали могучие сосны, накрыв территорию тенью от колючих лап. Каменные дорожки, виляющие между зеленой зоной и клумб с неизвестными мне крупными красными и розовыми цветами, подвели нас к корпусу номер один – теремку весёлого канареечного цвета. Он выглядел приплюснутым, жилой только первый этаж с двумя крыльями: слева девочки, справа мальчики. Второй этаж использовался, видимо, как склад, лестница предупредительно была перегорожена веревкой.

Нам дали время занять кровати, выложить необходимые вещи. Как по команде мы все сорвались с места, чтобы успеть занять более удобный угол. Но на удивление деление кроватей обошлось без ссор и кровопролитных войн. Лишь двое играючи помяли друг другу бока, но после цыканья второго вожатого Леонида Борисовича, уже, смеясь, пошли на выход. Я как обычно выбрал кровать возле окна. Люблю полежать вверх ногами и понаблюдать за лениво плывущими облаками и мерцающими по ночам звездами.

ГЛАВА 2. БУДНИ ПИОНЕРА

Надя Зайцева

Первое утро в лагере началось с весёлых звуков горна, оповещающих о начале дня и подъеме, а также с недовольных стонов девчонок, пытающиеся зарыться в мягкую подушку посильнее. Раннее солнышко заглянуло в комнату, кидая на пол причудливый кружевной узор от тонких занавесок. Вставать жутко не хотелось. Внутри все протестовало, а веки так и липли к друг другу. «Сейчас же лето, никакой школы, можно позволить поваляться подольше, обнимаясь с мягким одеялом», – ныл внутри меня ребенок. «Надо быть примером! Вставай немедленно, лентяйка!» – ругала в ответ совесть, исполняющая роль командира отряда. Последняя, конечно же, победила, и я стянула себя с кровати.

– Девчонки встаем! – прикрыв рот рукой, сквозь зевоту сказала я. – Мы же не позволим мальчишкам прийти на зарядку раньше нас! – уже более бодро продолжила я, пытаясь пробудить, если не самих девчонок, то хотя бы их дух соперничества.

Я резко вскочила с кровати, чтобы прогнать остатки сна, цепляющиеся за мое сознание и тянувшие обратно в сладкие объятия грез. Переоделась в спортивные шорты и белоснежную футболку, а на голове скрутила из кос тугие рогалики. Даже на зарядку я привыкла приходить опрятной. Что не скажешь о мальчиках, в комнату которых я ворвалась, не заметив активности с их стороны. Лишь за одну ночь они смогли забарахлить комнату вещами и фантиками. Они сразу же загомонили, что я нарушаю их личное пространство и «девочкам нет входа в их комнату».

– Я ваш командир! – отрезала я все пререкания. – И я несу ответственность за ваши поступки. А сейчас вы задерживаете весь отряд, мы опоздаем на зарядку, «позор первому» – скажу все! – Я стянула одеяло, в которое пытался завернуться Миха Овсо. Кажется, сейчас мальчишки уже пожалели, что выбрали меня главной в отряде. Ну и пусть. Я люблю решать тяжелые задачки, с этой тоже справлюсь.

Мне бросилась на глаза пустеющая, аккуратно заправленная кровать возле окна. Ну, конечно, я знала, кому она принадлежала. Я усмехнулась. А ведь раньше я так же стягивала одеяло с Вити Маухина.

– Берите пример с Вити! Он оделся, убрался и уже готов к ному дню, к новым подвигам! – распекалась я. – Или вы хотите, чтобы я, девчонка, как маленьких детей собирала вас на зарядку?

Ребята вновь недовольно заголосили, но, пристыженные, явно начали собираться быстрее. Удовлетворенная этим, я пошла на улицу. Витя стоял возле лестницы, ведущей на веранду, прислонившись боком к перилам, ковыряя носком ботинка что-то в земле. За эти несколько лет, сколько я знаю его, он сильно изменился. Безусловно подрос, черты лица заострились, копна волос цвета молочного шоколада стала пышнее и взгляд начал что-то задевать в моем сердце, отчего оно начинало биться чаще – но больше всего изменилась его душа. Из взлохмаченного задиристого мальчишки уже можно было сказать, что вырос юноша. Спокойный, рассудительный, очень заботливый, идеальный пионер со страниц учебника, на которого все должны равняться. А в карих глазах с зелеными искорками можно было углядеть, как беззаботное веселье сменяется порой тоской. Есть в этом что-то поэтическое: очаровательный писатель, который не может найти себе место и убегает от реальности в грезы, в которых на волнах фантазий бороздит просторы невиданных границ земли. Вот и сейчас он посмотрел на меня, и на мгновение я уловила легкую печаль, ускользнувшую вместе с его мыслями.

– Опаздываете, товарищ начальник, – язвительно сказал он, – как и все остальные…

Кажется, я поспешила в своих суждениях. Вот как можно одной фразой разрушить такое идеалистическое представление?..

– Если бы кто-то не был эгоистом и помог ближнем своим, увидев, что они не справляются даже с такой задачей, как подняться на зарядку, то никто бы сейчас не опаздывал, а мне не пришлось нравоучений читать, – спокойно ответила я на его замечание.

– Я не эгоист! – фыркнул на меня Витя. – Это ты командир. Кто я им, чтобы раздавать указания?

– Товарищ? – резонно заметила я. – Сверстник, соотрядовец, да просто друг, который подсобит в любую минуту. Или научит. Мы же отряд. Один коллектив! Мы должны быть одним целом.

Он хотел что-то сказать, но я поспешила добавить:

– Как для меня друг… ты же поможешь мне быть хорошим командиром? Как помогал всегда… – мягче и тише сказала я. Витя как-то весь напыжился, отвернулся и буркнул «Ты же знаешь, помогу».

Это было всегда очень мило, как он смущался или терялся. Нахохливался, будто замерший воробей, сводил грозно брови, отворачивался и бубнил себе под нос.

К приходу вожатых все ребята вывалились из домика. Нас повели опять на поле. В центре оного стоял Кузнецов Иван Васильевич – наш физрук. Как успел донести шепот от ребят, в прошлом перспективный спортсмен, бегун, но после травмы в колене переквалифицировался в тренера. Не знаю, каким бегуном он был, больше похож на борца со своими огромными ручищами, на которых натягивался даже спортивный костюм. А со своим безумным взглядом и громким свистком вовсе оставлял жуткое впечатление.

Сначала были безобидные наклоны, махи руками, топтание на одном месте, растягивание ног вперед и назад. Потом мы быстро шагали по кругу, прыгали, высоко поднимая колени, а после начался бег трусцой. Казалось, что в нас он увидел будущих спортсменов и свои несбыточные мечты.

– Зачем… нам… это… нужно… – задыхаясь ныл Миша Овсо. – Лучше бы… мяч погоняли, – он зацепился ногой и свалился в траву, окрашивая форму зелеными узорами. – Оставьте меня здесь… – он махнул рукой мальчишкам, которые сразу кинулись к нему помогать подняться.