Молодость – это время, когда тебе тесно в самом себе. Изнутри распирает, давит и крутит. Кажется, что ты слишком большой для этого тела, для этого мира. Что все вокруг только и жаждут, что обтесать тебя. Сделать понятным, компактным, удобным, втиснуть в нужные рамки. Правила, бесконечные правила…
«Ты можешь стать кем угодно», говорят они. Но порой кажется, что стать тебе позволено лишь тем, кем угодно другим. Не тебе.
А мыслей и возможностей так много, что ты не можешь выбрать. Ты не хочешь выбирать.
В этом-то и проблема.
Глава 1
Макс
Я увидел ее первым.
Черные лосины на длинных ногах, черная водолазка облегает фигуру, будто вторая кожа. Медные волосы собраны в высокий пучок. Такая тоненькая и гибкая, такая сильная. Она кружилась с огнем в руках, будто пламя было частью ее самой. Пои выписывали кольца, восьмерки и цветы, замирали в воздухе, будто приклеенные, и вновь пускались в полет, то обманчиво медленный, то нереально быстрый.
Я забыл, куда шел. В руках остывал латте, на очки оседала морось, а я смотрел, не в силах двинуться с места. Барабанный ритм ввинчивался в уши, подгоняя сердце стучать в унисон. Девушка двигалась, отыгрывая телом звуки. Перетекала, будто воды Невы, и прогибалась, едва не касаясь затылком влажной мостовой. Отталкивалась от земли, будто и в самом деле могла летать, и падала на колени, вызывая дрожь ужаса и восторга.
- Во дает! – раздалось за плечом.
Я вздрогнул и только сейчас заметил, сколь большая вокруг собралась толпа. Рядом были и другие фаерщики: один парень только что закончил крутить пои, высокий юноша с высветленными волосами показывал трюки с шестом, а полненькая девушка на заднем плане размахивала веерами, словно огненная птица. Но смотрели, кажется, лишь на нее.
Пялился, открыв рот, не только я.
Опомнившись, я поставил у ног стаканчик с кофе и схватился за фотоаппарат, старенький, еще дедовский. Успел поймать момент: девушка изогнулась назад, и огненное колесо, раскрученное ею перед собственным носом, едва не коснулось плит мостовой.
Она выпрямилась, и пои начали гаснуть. Сначала один шар – резко, будто ослабшее пламя поглотили темные воды Невы. Потом второй: она пустила его над своим телом, обманчиво медленно проводя то над головой, то под грудью. Девушка поклонилась, сорвав аплодисменты и одобрительные вопли, и положила реквизит возле парапета. Присосалась к бутылке с водой, а потом окинула взглядом толпу и пошла прямо ко мне.
Во рту пересохло. Я смотрел, как она приближается – тонкая, легкая, с ореолом золотисто-медных волос вокруг головы – и не мог шевельнуться. Не дошла пары шагов. Наклонилась и подхватила с мостовой шапочку для денег. Потянулась рукой к голове, стащила с пучка объемную резинку и надела ее на запястье. Девушка тряхнула волосами, и они рассыпались по плечам огненной волной. Она скользнула по мне взглядом, мимолетно улыбнулась – от этого ожили и заискрились ее зеленовато-карие глаза, а меня будто под дых ударили. Повинуясь наитию, я вновь поднял фотоаппарат и нажал на кнопку.
Когда опустил, она уже шла по кругу, удаляясь от меня против часовой стрелки.
Фаерщики заканчивали выступление, народ начал расходиться. Я так и не смог оторвать взгляд. Даже когда она отвернулась, когда растворилась в толпе, я видел след от ее движений, будто огненный шлейф, тающий в воздухе.
- Поддержи артистов, друг.
Парень с пирсингом в брови сунул мне под нос шапку, в которой лежали смятые купюры. Я пошарил в кармане – одна лишь мелочь да чек от кофе. Слишком жалкое подношение, но я выгреб все и опустил в шапку, заслужив кривую ухмылку и «спасибо», которое показалось мне почти издевательским.
Рыжая собирала остывший реквизит в черный рюкзак. Натянула объемное серое худи и свободные светлые джинсы, спрятав точеную фигурку в чехол. Закинула лямку на плечо и зашагала вместе с белобрысым фаерщиком и второй девушкой к метро. Они быстро смешались с толпой туристов, но рыжие волосы еще долго мелькали огненными язычками среди темных курток прохожих.
Я увидел ее первым, но так и не решился подойти.
Тогда я еще не знал, что она станет моим наваждением.
Что Артем будет называть ее принцессой.
И что она разрушит наш хрупкий мир.
Алина
Квартира пахла затхлостью и печалью. А еще – непомерной усталостью, от которой у людей опускаются руки и вместо нормальных разговоров выходят лишь ссоры и брань.
Денис, мой троюродный брат со стороны матери, ругался с женой постоянно. Вернее, она с ним. О том, что зарабатывает он мало, что ремонт давно пора сделать и поменять диван, что машина его дурацкая жрет денег больше, чем вся семья. Брат лишь вздыхал и почти не огрызался, но по выходным устраивал себе отдых, зазывая в гости друга-собутыльника. И это Настя, сколько ни ворчала, исправить не могла.
Нет, тут не было так уж ужасно. Да, тесно, соседи не очень, и ремонт делали еще до моего рождения, но жена брата старалась держать комнату и общие зоны в чистоте. Выбиваясь из сил, она тянула на себе ребенка, работу, дом… а порой и мужа, податливого и безвольного. Лишь раз он проявил характер – когда согласился принять меня. «На пару дней, не больше».
Я осталась на две недели. И съехать пока не могла. Мои сбережения и деньги, выданные матерью тайком от отца, стремительно таяли, и тратить последнее на жилье было глупо.
Да, совсем не так я представляла свою жизнь в Питере.
Из комнаты слышались голоса, орал телевизор, а с кухни долетал сердитый грохот посуды. Я прижалась спиной к входной двери, обшитой искусственной кожей, и вдохнула поглубже, будто перед прыжком в воду. Качнулась вперед, едва выглядывая из-за косяка. На диване рядом с клюющим носом Денисом сидел Василий, его товарищ, и активно комментировал передачу на спортивном канале. Я скривилась. Ясно теперь, почему Настя так недовольно гремит посудой. Это брат мой, если выпьет, становится дурным, но веселым, а после быстро засыпает там, где придется – вот, как сейчас. А этот Василий вечно ищет себе развлечений. Его и из дома-то не выставишь – он живет тут же, на другом конце квартиры, и я стараюсь туда не соваться.
Алина
Приятный мужской голос вклинился в мои мысли. Пели «Город-сказку» Танцы Минус, и я улыбнулась, удивляясь своевременности песни. Подошла ближе, шепотом подпевая и выстукивая ритм ладонью по бедру. Музыкантов было трое. Смутно знакомый солист с гитарой, худой и длинноволосый, девушка-барабанщица с фиолетовым каре и татуированный басист в косухе. Барабанщицу я узнала – с Ирой мы встречались пару раз на джемах, она отлично играла на всем подряд, подхватывая любой ритм. Она улыбнулась мне и окликнула во время гитарного проигрыша:
- Алина! Давай включайся!
Вздернула вверх палочку и, прокрутив ее в пальцах, указала на пятачок перед группой. Я хмыкнула. Еще светло, но… почему бы и нет. Бросила рюкзак рядом с вещами ребят, выудила пои – на этот раз световые. Такие и в приличной одежде крутить можно, не то, что огонь. С огнем ведь как: пару раз заденешь себя – и джинсы из выходных превратятся в рабочие. Хоть выкидывай. А такую роскошь я себе позволить не могу, джинсы у меня одни.
Я шагнула вперед, быстро подстраиваясь под бодрый ритм.
«Город-сказка, город-мечта,
Попадая в его сети, пропадаешь навсегда»
Слова крутились на языке, а пои – в моих руках. Рисовали причудливые узоры, ускорялись, превращаясь в смазанную линию, и замедлялись, позволяя свободно двигаться мне. Я танцевала, играла со светом и увлекалась этой игрой, забывая о людях, которые толпились передо мной.
Стих финальный аккорд. Я крутанула сальто, вызывая вздохи толпы. Кивнула ребятам, которые объявили перерыв, подхватила шапочку и пошла по кругу, пока народ, впечатленный представлением, не разошелся. Сегодня люди были щедры, и я с досадой подумала, что зря не взяла огненное. Деньги в большом городе таяли, как мороженое на солнце.
Музыканты отдыхали. Ира присосалась к бутылке, глотая быстро и жадно, но солист ловко выхватил тару из рук девушки, и вода полилась мимо рта. Барабанщица, возмущенно рыча, кинулась на парня, но тот сгреб ее в объятия и смачно поцеловал. Саша – вспомнила я его имя. Кажется, Иркин парень.
Я завершила круг и подошла к ребятам. Обняла порывистую Иру, кивнула Сашке и, помедлив, обернулась к третьему в команде. Парень скинул косуху и, безучастный ко всему, возился с гитарой. Высокий, поджарый, темные волосы выбриты на висках, а остальные стянуты в хвост на затылке. Черные джинсы, красивые руки в вязи татуировок, кончик еще одной выглядывает из-под ворота черной футболки, будто манит посмотреть весь рисунок. Классический бэд бой, с которым лучше не связываться. Знаю я таких парней. Они берут, что хотят, а потом идут дальше. А ты пытаешься склеить свое сердце из осколков и заставить его биться вновь. Знаю, проходили. Мне такое не нужно.
И все же в груди предательски екнуло, когда он поднял на меня взгляд и улыбнулся.
- Артем.
- Алина.
- Я слышал – Ирка орала на всю улицу.
- Эй, вы офигели? – возмутилась девушка. - Сговорились меня ковырять? Кто тут главный, а?
- Конечно, ты. Наш биг босс.
Я усмехнулась. Ростом Ира хорошо если метр шестьдесят. На «большую» она точно не тянет, особенно, рядом с этими лосями. Но именно она – главный организатор и идейный вдохновитель группы с хулиганским названием «Билет на Свалку». Девушка с темпераментом бульдозера – прет вперед, невзирая на препятствия. Она любого заставит делать то, что ей надо.
Вот и сейчас Ира, даже не интересуясь моим мнением, заявила:
- Так понимаю, ты сегодня свободна. Значит, тусуешься с нами. Мы… - она заглянула в шапочку с деньгами и перебила сама себя, - ого! Молодец, Алинка! Вот что значит опытный аскер!
- Я не опытная… - попыталась возразить я.
Ирка хмыкнула, а я пожала плечами. Опытной себя точно не считала, наоборот, поначалу ужасно стеснялась подходить к людям и о чем-то их просить – тем более, о деньгах. Но потом втянулась. Это была своего рода игра, выход из зоны комфорта – идти туда, где тебе неловко или страшно. Искать точку роста, обретая уверенность.
Сашка откинул со лба светлую прядь волос и прищурился, глядя на Иру:
- Просто она так улыбается, что ей душу тянет отдать, не только деньги.
- Эй!
Девушка попыталась ткнуть солиста палочкой, но тот увернулся. Ребята встречались уже давно, но постоянно подначивали друг друга в попытке вызвать ревность.
- Шуты гороховые, - прозвучало за спиной, и от теплого низкого голоса кожа вздыбилась мурашками.
Как Артем подошел, я даже не заметила. Резко повернулась. Он стоял рядом, нависая темной скалой. Шрам на рассеченной когда-то левой брови, глаза цвета хмурого неба, щетина, обветренные губы. От него пахло кожей, сигаретами и машинным маслом.
- Батон будешь? – внезапно спросила я.
Кажется, удивила не только себя, но и его. Он хмыкнул и приподнял бровь, обозначая вопрос. Я смутилась.
- Поесть забыла, но у меня с собой есть кефир и батон. Подумала, вдруг ты тоже захочешь.
- Ну, давай.
Я присела, доставая из рюкзака пакет, протянула его парню и тут же убрала за спину, не дав коснуться.
- Знаешь, наверное, тебе не понравится. Он керосином пахнет, - сказала я. – У меня в рюкзаке все начинает пахнуть керосином.
- Пофиг. Давай сюда свой батон.
Он отломил горбушку, откусил и принялся тщательно жевать, будто дегустировал какое-то необычное блюдо. Окончательно смутившись, я отошла в сторонку и присела на брошенную на тротуаре куртку.
- Спасибо, - донеслось от парня.
Я кивнула. Показала батон Ире с Сашкой, но те лишь отмахнулись. Артем сказал им что-то, и на их лицах заиграли ухмылки.
Ребята вернулись к инструментам: Ира взяла шейкер, Артем достал губную гармошку. Заиграли веселый проигрыш, который я узнала не сразу, а угадав, прикусила губу в попытке сдержать улыбку. Не смогла. Она появилась на лице сама собой – глупая и счастливая. Куда-то ушла неловкость и смущение, и я, настукивая ритм ладонью, принялась тихонько подпевать Саше:
«Бутылка кефира, полбатона.
Артем
- Макс, я спальник возьму! – проорал, уже заходя в комнату друга.
Он всегда бесился, когда кто-то проникал на его территорию или трогал вещи, будь то книги, конспекты или несчастный плед, который я складывал не так и не там. Но походный хлам хранился у Профессора в шкафу, сам он, судя по шуму воды, принимал душ после пробежки, а я ждать не мог – и так опаздывал. Мы с ребятами собирались на выездное выступление в какую-то глушь, и Ирка сказала, что рулить по темноте не хочет, потому ночевать мы останемся там же. Я не знал, готовы ли они уложить четверых музыкантов, потому решил прихватить спальник.
В комнате Макса царил идеальный порядок: шторы с прихватами, тщательно заправленная кровать, плед с кистями на кресле, на полках книги, выстроенные как по линеечке. Все настолько правильно, что так и тянет что-то нарушить. Зато рабочий стол выглядит так, словно там погуляли грабители: старенький ноут придавлен учебниками, везде завалы тетрадей, огрызки листов, искусанные карандаши – друг, когда думает, сжирает их пачками. Мне всегда казалось, что тут живут два разных человека, и какого из них я вижу вне комнаты каждый день – тот еще вопрос.
Я открыл шкаф, собираясь достать спальник – он всегда валялся где-то внизу, втиснутый между сумками, зимней одеждой и прочим хламом, - но зацепился взглядом за развешенные для сушки фотографии. Двор-колодец, один из многих на Петроградке, люди, бегущие под косой стеной дождя, бабуля, продающая цветы. Макс, несмотря на весь свой практичный ум и педантичность, умел ловить моменты. Удивительно, как все это сочеталось в одном человеке. Он мог бы работать фотографом, но почти никому не показывал свои снимки, считая их недостаточно хорошими. Как по мне, они были идеальны. Но максимум, что мне удалось отвоевать – это несколько фотокартин для гостиной, своего логова.
Нагнулся и хотел уже уцепить спальник, когда заметил еще кое-что: карточки, прикрепленные к задней стенке шкафа. Цветные, а не черно-белые, как большинство снимков Макса. Рыжие всплески огня, точеная фигурка в черном. Я присвистнул. Профессор фоткает девушек? Или какую-то определенную девушку?
Фоток было немного, и на всех – она. Танцевала, изгибаясь едва не до земли, рисовала огнем цветы, кружилась, размывая силуэт. Все это напомнило о девушке, с которой я провел в прошлые выходные всю ночь, при этом, странное дело, только гулял и разговаривал. Я потянулся, чтобы рассмотреть последнюю пару фоток, когда в комнату ворвался Макс.
- Ты что здесь забыл?!
Друг захлопнул дверцу так быстро, что едва не долбанул меня по голове.
- Эй, я за спальником!
Макс наклонился, точным движением выдернул из шкафа нужную вещь и сунул мне в руки.
- Бери его и проваливай.
- Ты чего такой злой? Из-за фоток, что ли?
- Не важно. Тем, ты же знаешь, я не люблю, когда заходят в мою комнату.
- Прости, брат, я спешил.
Макс выразительно указал взглядом на дверь. Я усмехнулся.
- Так что за девушка? – спросил, уже выходя.
Друг заколебался.
- Фаерщица.
- Это я вижу. Как звать?
- Тебе-то какое дело? – Макс отвел взгляд.
- Погоди… - я широко оскалился, - хочешь сказать, ты к ней даже не подошел? Ну, брат…
Я покачал головой, но так и не дал слететь с языка всем тем словам, что крутились в голове. Он и сам все прекрасно знал.
- Ты говорил, что спешишь, - холодно произнес друг.
- Ладно, я побежал. Не скучай тут.
- Отдохну хоть без тебя, - проворчал Макс.
Я унес усмешку с собой. Он ворчал и занудствовал постоянно, но ни разу за те три года, что я тут жил, не попытался избавиться от меня. То ли он терпеливый ангел, то ли я не так уж и плох.
Отыграли мы хорошо. Было странно делать это в лесу, под открытым небом, среди фонариков и столов с закусками. К тому же – на свадьбе. Но свадьба эта была необычной: бородатые мужики в косухах, их прекрасные дамы, невеста в кожаном корсете с заклепками и укороченной спереди юбке. Короче, этим ребятам зашел и старый добрый рок, и новенькое – уже нашего авторства.
В ночи, когда наконец-то стемнело, начали представление фаерщики. Двое парней, один высокий, с выкрашенными в блонд волосами, второй пониже и покрепче, с пирсингом в брови. Одетые в кожу с заклепками – совсем как гости на свадьбе.
Там, позади, возле реквизита, еще кто-то стоял, но внимание сразу же приковали выступающие. Парни крутили синхронно и бодро, один горящие косы, другой две палки. Они сходились и расходились, менялись местами, и в зыбкой питерской ночи распускались огненные цветы, рисовались узоры и кольца. Оба дыхнули огнем, осветив площадку и заставив прищуриться зрителей. Когда пламя опало, между парнями уже стояла она. Алина. Вся в черном: корсет, усыпанный блестками, короткие шорты и каркас пышной юбки. На медно-рыжих волосах – сидящая набекрень маленькая корона, в руках – огненные веера. Эпатажная, тонкая, гибкая.
И вправду принцесса.
Она танцевала, порхая от одного парня к другому. Вот высокий блондин подхватил ее, придерживая шестами под спину, закружил, и она откинулась назад, прогнулась так сильно, что показалось – сломается. Вот второй, пониже, встал у девушки за спиной, обнял, и перед носом у нее замелькали огненные змеи, наверняка опаляя жаром лицо. А она лишь улыбалась, задорно и обаятельно. Потом был новый реквизит, искры от пой, летящие во все стороны, поджигание нижнего края юбки Алины и – салют.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь, наблюдая за девушкой. Выступление кончилось, и когда все, кто хотел, сфотографировались с фаерщицей, я подошел ближе.
- Ну, здравствуй, принцесса!
Она оглянулась, натягивая на лицо дежурную улыбку. Потом в глазах отразилось узнавание, и девушка улыбнулась уже искренне, так широко, что я понял: она мне рада.
- Артем! Ты тут как?
- Мы играли прямо перед вами.
- Да? Жаль, я не слышала. Мы только приехали. Все бегом…
Алина
Не успела я расстроиться, как свет костра заслонила чья-то тень. Стало холоднее, я подняла взгляд. Артем. Черные джинсы, футболка на плечах в обтяг, татуировки словно неведомые письмена и истории. И взгляд такой мрачный, что впору испугаться. Он схватил меня за руку и вздернул на ноги так резко, что его куртка упала на лавку. Вместо нее на мои плечи лег шерстяной плед. Он дарил колючее тепло, но при этом топорщился на каркасе юбки. Она вообще сильно мешалась, к тому же, пахла керосином – все же ее в нем вымачивали, а потом поджигали.
- Юбка мешается, - пожаловалась я парню.
- Так сними ее.
Судорожно кивнула. Нащупала на талии завязки, дернула и сдавленно чертыхнулась, когда поняла, что узел затянулся намертво. Пальцы мои озябли и плохо слушались, развязать не выходило. Артем вздохнул и опустился передо мной на одно колено. Его горячие ладони легли на мои, я вцепилась в него и напряженно замерла.
- Я помогу, - сказал он и поднял на меня взгляд.
В серых, как питерское небо, глазах светилось что-то новое. Что-то опасное. Я вздрогнула и отвела взгляд. Темные волосы, резкие линии скул, губы…
Губы его согнулись в усмешке, и парень вернулся к делу. Сердце екнуло, когда он принялся распутывать узлы: сначала пальцами, а после, наклонившись к моему животу, зубами. Я почувствовала его дыхание на оголившейся полоске кожи, и воздух замер у меня в груди.
- Вот и все, принцесса, - хрипловато выдохнул он, отстраняясь и спуская с меня юбку.

Ирка глянула на нас и сбилась с ритма, пробормотала что-то вроде «ну я же говорила». Щеки полыхнули жаром – я поняла, что мы привлекаем слишком много внимания.
Артем поднялся на ноги и поправил на мне плед. Надел косуху, сел и потянул укутанную меня к себе на колени. Потеряв равновесие, я едва не рухнула на него. Сильные руки обняли меня, прижали к груди, и я, дезориентированная, затихла. Я вижу этого парня второй раз в жизни – и уже сижу у него на коленях. Кошмар!
- Твоя девушка? – услышала я за спиной голос мужика, который предлагал мне выпить.
- Моя, - хмуро отозвался Артем.
- Ну ладно тогда.
Я подняла голову, пощекотала дыханием ухо парня, отчего он напрягся.
- И что это было? – спросила тихо.
- Я тебе немного помог, - так же тихо ответил он, - ну, и себе тоже. Знаешь, не хочется сегодня никого бить из-за одной маленькой глупой принцессы.
- Эй! – возмутилась я, но он прижал мою голову обратно к своему плечу.
- Сиди уже и не дергайся. Грейся.
Ирка наклонилась к Сашке, сказала что-то, и тот ухмыльнулся. Аккорды новой песни были простыми и странно знакомыми, а когда я услышала первые слова, то сладко защемило сердце. Уткнулась в плечо Артему, чтобы никто не видел моего лица – смущенного и пылающего. Запах кожи и сигарет мешался с керосином, я слушала, как ровно и сильно стучит сердце парня, а в уши мне медом лился голос Саши:
«Я укутываю, убаюкиваю
Электрический свет просто выключаю
Недоверчивую и застенчивую
Я укутываю, я укутываю»
- Эй, хватит эти сопли разводить! – раздался чей-то возмущенный возглас, - давай КиШа!
Сашка допел еще один куплет и ударил по струнам. Я не услышала, а скорее почувствовала смешок Артема. В груди его тихо завибрировало, когда парень начал напевать «Лесника».
Не сразу, но я расслабилась. Снаружи было тепло от пледа и объятий парня, изнутри грел коньяк. Я слушала ребят и иногда тихонечко пела, уже не так сильно стесняясь своего голоса. Когда Ирка между песнями завела бойкий ритм, я беспокойно заерзала на коленях Артема. Его ладонь скользнула мне на талию, подтащила ближе, прижимая спиной к груди. Парень дохнул в ухо:
- Чего вертишься?
- Жалею, что кероса не осталось.
- Проснулась, что ли? Жечь и барабанить хочется?
Я смущенно кивнула.
- Все вы, фаерщики, такие. Жидкость для розжига подойдет?
- Шутишь? Конечно! Сейчас пои достану.
Я вскочила на ноги, и его ладонь скользнула по моему бедру.
- Значит, ты тут без штанов, но с поями, да?
Он хитро сощурился, но я не поддалась на провокацию. На мне корсет и шорты, так-то! Показала ему язык и присела, ныряя в рюкзак. Ирка, когда поняла мою затею, радостно взвыла. Кажется, она была за любой движ, лишь бы не скучать просто так.
Жидкости хватило на три полноценных прожига. Я отрывалась: крутила пои, танцевала и поджигала сигареты желающим, чувствуя себя на редкость свободной и шальной. Потом топливо кончилось, ребята остались у костра, а меня Артем взял за руку и куда-то повел.
- Нескучной вам ночи! – крикнула вслед Ира, но я лишь отмахнулась.
Стало все равно, кто и что думает, что говорит. Главное – что ощущаю я. А я была совершенно, неприлично, нереально счастлива. Энергия бурлила в крови, и хотелось бежать, лететь, делать безумное. Я отпустила ладонь парня и закружилась на месте. Плед сполз ниже, оголяя плечи, но я это едва заметила.
- Как же здорово, а!
- Ну вот, а ты оставаться не хотела, - насмешливо произнес Артем.
- Знаешь, я и сейчас думаю, не зря ли осталась. К такому очень легко привыкнуть. Но этот лес, небо, эти люди, эта легкость и свобода – оно ведь не навечно. Завтра будет новый день. Обычный день. И я, наверное, стану грустить об этой ночи. Оценивать, все ли было так, как положено, как хотелось. Возможно, скучать или, наоборот, ругать себя за что-то. Но сегодня думать об этом я не хочу, нет!
Я крутанулась вновь и врезалась в Артема. Он схватил меня за руки, не давая упасть, и замер.
Грохотало сердце, оголенных плеч касался холодный ночной воздух, а от тела парня веяло жаром. Прямо перед носом у меня оказался хвостик татуировки, уходящей под ворот футболки. Будто завороженная, я коснулась ее, провела пальцем вниз, наконец догадавшись, что это – маховые перья какой-то большой птицы. Кадык парня дернулся, и я скользнула взглядом выше.

Алина
Я познакомилась с ним на Витебском вокзале.
Элегантный, прекрасный, будто замерший в начале прошлого века, вокзал влюблял в себя с первого взгляда. Тут хотелось гулять в длинном платье, чинно, с зонтиком и кавалером под ручку. Я вспомнила друзей из клуба исторических танцев и улыбнулась. Им бы тут точно понравилось.
И парень удивительно шел этому месту. Высокий и аристократически худощавый, каштановые волосы тщательно причесаны, карие глаза за очками в тонкой оправе кажутся огромными. Классические темные джинсы, клетчатая рубашка и жилет. И ретро-фотоаппарат, наведенный на меня.
Когда он понял, что я его заметила, то замер, будто статуя, а потом двинулся в мою сторону. Я невольно улыбнулась. Привыкла, что меня постоянно снимают, когда танцую или жгу, но чтобы так, во время обычной прогулки по городу… нет, такого не бывало.
- Добрый день. Прости… те, - несколько скованно произнес он и поправил очки, - надо было спросить разрешение на съемку.
Мои губы дрогнули.
- Ничего страшного. Я не против.
Он кивнул, но не отошел. Молчание стало неловким, и я представилась, чтобы разрушить вязкую тишину:
- Алина.
- Максим… Макс. А я вас знаю, - выпалил он и тут же поправился, - вернее, не знаю, но видел. Вы танцевали с огнем на Дворцовой набережной.
Я не помнила его, хотя… эти очки, эта камера и красивые длинные пальцы, ее держащие, показались знакомыми. Но сколько людей смотрели на мои танцы? Сотни!
- Ясно, - я улыбнулась, и он завороженно замер, - странно, что запомнили – в обычной жизни я выгляжу иначе.
- Вас невозможно забыть.
Я улыбнулась его неловкому комплименту, а он смутился и вновь поправил очки. Это было так мило, что мне внезапно захотелось его обнять. Чтобы не поддаться этому странному желанию, я сцепила руки в замок.
Вокзальные часы пробили три раза, будто подчеркивая всю странность этой встречи. Пальцы юноши теребили ремешок фотоаппарата, а взгляд скользил по стрельчатым окнам, витражам с позолотой, полу – лишь бы не останавливаться на мне.
- Вы… э-э… знаете, что это здание – первый вокзал в России с электрическим освещением? - вдруг сказал он, указывая на стилизованные под старину светильники. – А тут…
Наши взгляды встретились и он запнулся. Сглотнул, вновь поправил очки.
- Продолжайте, пожалуйста, - мягко подтолкнула я.
Ветер с платформ донес запах кофе и металла – упоительный и чуть тревожащий аромат дальних странствий, разлук и встреч. Макс кивнул и взялся за свой рассказ.
Я слушала и наблюдала метаморфозу: сдержанный и немного стеснительный парень оживал, глаза его загорались знакомым мне жаром увлеченности. Я и сама так горела, когда занималась любимым делом.
- Наверное, я много болтаю, - перебил он сам себя.
- Мне нравится, - сказала я. – С удовольствием послушаю еще.
И он говорил. Слова его вились ажурным узором, как чугунное литье на перилах лестницы. Чувствовалось, что он любит то, о чем говорит. Любит Петербург – именно так Макс называл этот город. Мы кружили по залам, разглядывая детали. Вышли к чудесной винтовой лестнице, прогулялись на перрон. В моей голове рисовались прелестные картинки: господа в костюмах и дамы в длинных платьях и в шляпках, беспокойные мальчишки, умытые пять минут назад, но уже грязные, и девочки, похожие на маленьких принцесс. Они гуляли тут же, будто их призраки скользили рядом с нами и рассказывали свои истории.
- Максим, признайтесь, вы подрабатываете экскурсоводом?
- Нет, - растерянно отозвался он.
- А могли бы! Наверняка учитесь на историка.
Он мягко улыбнулся, и тень этой улыбки зажгла искорки в глазах.
- Не угадали.
- Что, совсем?
Мне стало любопытно.
- Абсолютно. Я будущий биоинженер.
- Ого! Так сильно я еще не ошибалась.
Он усмехнулся.
- Да, с моими увлечениями и не поймешь. А вы… - он замялся, будто не решался ступить на личную территорию малознакомой девушки, - наверное, из Академии Вагановой.
- Балерина? Ну не-ет. Я, конечно, думала о балете, но… не сложилось.
- Значит, Консерватория – там точно есть современное направление.
Я замерла. Сам того не ведая, он попал в мою боль, в мое страстное желание и комплекс. Я безумно хотела учиться на танцовщицу… и боялась этого. Боялась, что не смогу, что это все-таки не мое. Глупость, шалость, детское хобби, которое никогда не перерастет во что-то серьезное. Где я – и где они? Нереально. Шансов поступить на бюджет нет, а платное я ни за что не потяну.
- Я что-то не то сказал?
- Нет, все нормально. Я не собиралась туда поступать.
- Почему? Я видел, как вы танцуете, такое нельзя оставлять просто так. Талант – это ответственность. Если ты можешь делать что-то гораздо лучше других, ты обязана это делать! Вот и все.
В волнении он перешел на «ты», но даже не заметил этого.
- Ух, как сурово! А если я не хочу?
- Но почему? – он выглядел действительно озадаченным, но тут же изменился в лице, - погоди, а сколько тебе лет? Ммм… вам лет.
- Можно на «ты», - улыбнулась я и добавила чутькокетливо, - а ты знаешь, что задавать подобные вопросы девушкам неприлично?
- Знаю. Просто…
Он не договорил. Лицо его окаменело, но щеки покраснели так мило, что я куснула губу, пытаясь сдержать смешок. Он решил, что я мелкая школьница, от которой лучше держаться подальше? Не думала, что я настолько молодо выгляжу.
- Двадцать, - сказала я, вздергивая нос, - а тебе?
- Двадцать два, - выдохнул он, кажется, с облегчением. – Я... мне хотелось бы поснимать тебя здесь ещё. Лучше, конечно, ночью, когда нет никого, но и сейчас хорошо. Можно?
Я удивилась, но виду не подала.
- Ладно.
- Это не слишком нагло с моей стороны?
- Пока не знаю. Если мне понравится, значит, не слишком. Что мне делать?
Алина
В парадной было тепло, внизу пахло кошками и индийскими благовониями. Мы поднялись на третий этаж, мокрые, разгоряченные от бега по лужам, но с ледяными ладонями и носами. Артем открыл дверь и распахнул ее перед нами картинным жестом.
- Только тихо, - прошипел он, - и разувайтесь, я недавно полы мыл.
Я погасила смешок. Какой хозяйственный, надо же. Но Ира и «тихо» – понятия несовместимые, даже если она будет очень сильно стараться. Я скинула мокрую куртку и стянула кроссовки – в них едва не хлюпала вода. Прошла в гостиную, смущаясь от того, что мокрые носки оставляют следы на старом паркете.
В квартире пахло книгами, кофе и чем-то очень мужским – можжевельник, озон, бергамот. Высокие потолки с остатками лепнины, широкий подоконник, светлые стены, завешанные черно-белыми фотографиями Питера вперемешку с рок-группами на плакатах. Современность тут соседствовала с духом старины: синий диван, простенький шкаф, кресло, гитары в углу – и старинный комод, деревянный, резной, с облупившейся краской. И книги, очень много книг: на стеллаже, полках, стопкой на комоде.
Хоть мы и наследили, тут было довольно чисто – насколько это вообще возможно в квартире, где живет парень. Я отерла лицо, мокрое из-за дождя, и начала разматывать шарф.
- Все на кухню, быстро, - рычал на ребят Артем, посматривая куда-то мне за спину.
Обернуться я не успела – дверь в смежную комнату скрипнула, открываясь, и раздался недовольный и странно знакомый голос:
- Тем, ты вообще в курсе, что сейчас почти два часа ночи? Это что за балаган?
- Привет, Профессор! – Ирка будто и не заметила его недовольства, - на улице настоящий потоп, и мы решили спасаться у вас с Артом. Ты же не против, да? Мы только на чай. Ну правда!
Я повернулась и пораженно замерла.
Это был он. Высокий и худощавый, в забавных тапочках и клетчатой пижаме. Каштановые волосы растрепались, очки сползли на кончик носа, в руках пухлая тетрадь с конспектами, а на лице – усталость и раздражение. Его взгляд скользнул по Ире, Сашке, зацепился за Йонаса, перешел ко мне… и застыл. Метнулся к Артему, вновь ко мне, будто парень пытался собрать неведомый пазл.
Но как? Откуда он тут? Неужели… он и есть тот сосед Темы – педант, зануда и дико умный чувак, у которого сейчас сессия? По спине побежали мурашки, я с трудом сглотнула и тихо выдохнула:
- Макс?
Его губы дрогнули. Артем усмехнулся.
- Макс, знакомься, это Йонас – наш друг из… откуда ты? Из Мюнхена. Показываем коллеге культурную столицу России. Ирку с Сашей ты сто раз видел. А это…
- Я знаю, - перебил он.
- …это принцесса, - упрямо закончил Артем, глядя в глаза парню, будто на что-то намекал.
- Алина, - не остался в долгу Макс.
В комнате воцарилась неловкая тишина. В глазах у Ирки зажегся шальной огонек. Она спросила весело:
- Что за драма, а я не в курсе? Арт? Профессор?
- Никаких драм, - отмахнулся Артем, - просто эти двое, кажется, уже знакомы.
- О, как! – оживилась девушка и потерла ладони друг о друга, - рассказывайте!
Лицо Максима окаменело, пальцы сжали тетрадь так, что костяшки побелели. Артем приобнял Иру, его татуированная рука на ее хрупких плечах показалась огромной.
- Идем, я поставлю чайник, - сказал он, утаскивая девушку на кухню, - парни, за мной.
- Но мне интересно! – раздался вопль Ирки из коридора.
- Без чая – никаких разговоров.
В комнате остались лишь мы вдвоем. И тишина, с каждой секундой все более густая и плотная. Так неловко я себя еще не ощущала. Показалось, что парень никогда не заговорит, поэтому я начала сама:
- Привет.
Произнесла, лишь бы избавиться от тянущего чувства, что все катится в бездонную пропасть.
- Здравствуй, - отозвался Макс. – Ты… с ними?
«С ним» - кажется, хотел сказать он.
- Да. То есть… мы друзья.
Горький смешок. И взгляд, будто я его чем-то обидела. На миг вспыхнула злость. Мне не в чем себя винить! Ну откуда мне было знать, что эти двое – соседи? Что завалиться среди ночи в гости к Артему – не самая лучшая в мире идея? И… да что он там про меня подумал?! Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому как Макс выдохнул, провел по волосам пятерней и сказал:
- Извини, я сейчас не очень-то гостеприимный хозяин. У меня сессия, это все неожиданно и…
- …и сейчас почти два часа ночи, - кивнула я, смущенно улыбаясь, - прости.
Тихая ответная улыбка осветила его лицо, и мне сразу стало легче дышать. Мне нравился этот парень. Там, на вокзале, с ним было легко и интересно. Он заставлял меня улыбаться и, сам того не ведая, напоминал про мечты.
Макс покачал головой.
- Это ведь Ира придумала? С ней трудно бороться, даже Артему не всегда удается.
- Она тот еще бульдозер, - заметила я.
Парень, подумав, кивнул. Вздохнул, явно собираясь что-то сказать, но взгляд его метнулся мимо меня, и он промолчал.
- Ну что, наговорились? – раздалось за спиной, и на плечо мне легла горячая татуированная рука, - идем чай пить.
Артем подпихнул меня к выходу из комнаты, а следом за мной и Макса. Я пошла по коридору, чувствуя спиной взгляды обоих парней. Почему-то хотелось сбежать и спрятаться, накрывшись пледом с головой.
На кухне было тесно. Ирка с Сашей заняли стулья, Йонас разместился на подоконнике. Я села рядом с ним, и немец, отогревшийся и повеселевший, попытался меня обнять. Один взгляд Темки – мрачный, исподлобья – и гость убрал клешни, что-то бормоча себе под нос.
Мне стало смешно и легко. Как бы то ни было, друзья не дадут меня в обиду. На душе потеплело, и я улыбнулась Артему, когда он подал мне кружку с чаем. Макс притащил плед, в который я тут же укуталась, с ногами взобравшись на подоконник.
Было хорошо. За окном шумел дождь, превращая городское застеколье в размытый призрачный мир. Казалось, что есть только мы, эта квартира на Петроградке и чашка с горячим чаем в ладонях. Тепло разливалось по телу, и я блаженно щурилась, слушая болтовню ребят. Ирка позабыла про нас и переключилась на немца – учила его ругаться матом.
Макс
Артем вернулся и принес с собой запах дождя и сигарет. Прислонился к подоконнику на кухне. Я не включал свет, и фигура друга в полутьме казалась еще более массивной и грозной.
- Ну что, брат, доволен? Я всех разогнал. Теперь можешь лечь спать или зарыться в свои конспекты до утра – все, что угодно.
Я снял очки и протер стекла краем пижамы. В глазах от усталости плавали пятна.
- У меня завтра экзамен, - хмуро заметил я, - вернее, уже сегодня.
- И ты сдашь его на «отлично». Как всегда. Расслабься уже.
Он вертел в руках зажигалку. То и дело клацала крышка, вспыхивал огонек, освещая лицо друга, – резкие линии скул, стальные глаза, насмешливая полуулыбка, - и кухня вновь погружалась в утренний сумрак. Артем казался таким флегматично-спокойным, что даже бесил. Или тут что-то другое?
- Тем.
- М-м?
- Ты же знал. Что Алина, она…
- Принцесса. Да, я пытался сказать. Но ты не захотел меня слушать.
Я вздохнул. Что уж теперь. И вправду не захотел, думая, что друг издевается над моей глупой увлеченностью.
- А ты… - я замялся, подбирая слова, - ты – с ней?
По его лицу скользнула тень. Он усмехнулся, прищурившись:
- С принцессой? Да брось. Мы просто друзья.
- Кажется, она так не думает.
- С чего ты взял? - он резко выпрямился и шагнул ко мне, - чушь не пори. Ты с ней два раза виделся, Макс. Два. Ты ее не знаешь.
Голос звучал резко, почти зло. Отступив на шаг, я наткнулся на кухонный стол. Сахарница звякнула крышечкой и едва не упала – Артем перехватил ее у края. Убрал в шкаф, вновь прилепился к подоконнику.
- Три, - упрямо сказал я.
- Что?
- Я видел ее три раза.
«И успел узнать» – подумал, но не сказал. То, как она улыбается и поправляет волосы, как смеется, как дрожат ее пальцы в моих руках и как расправляются плечи, когда она танцует вальс. Как она мечтает – осторожно, будто не уверенная, что имеет на это право.
- Три, - друг горько усмехнулся. – Только в первый раз ты даже подойти не решился.
Это было как удар под дых. Да, я не умел знакомиться с девушками, которые мне нравятся. Не умел очаровывать их, смешно шутить, качать на этих безумных эмоциональных качелях, чтобы от любви до ненависти – и обратно. Не умел быть уместным и нужным – или загадочным и неуловимым. Я не был Артемом. Вот у него проблем с девушками не возникало. Никогда. Впрочем, как и серьезных отношений.
С Артемом мы познакомились восемь лет назад. Тот день до сих пор стоял перед глазами: двор, через который я решил срезать дорогу, трое отморозков, мои тетрадки в грязи. Тяжелое дыхание, хруст очков под чьим-то ботинком, боль от удара – до того мне никогда не было так больно, - и крик случайного прохожего: «отвалите от него». Мы даже знакомы не были, а Темка вступился за меня, худого мальчишку-ботана, так и не научившегося драться. Налетел яростным зверем, молотя кулаками, будто безумный. А я орал, чтобы он их не убивал.
Не убил. Он спас меня тогда, но сам чуть не влип. Пришлось подключать связи отца, чтобы замять дело. Так и пошло с тех пор: он защищал меня, я тормозил его. Щит и якорь. Друзья – ближе, чем иные братья.
Где-то за стеной, возвращая в реальность, завыла сирена – то ли скорая, то ли полиция.
- Ты мне как брат, - сказал Артем, вторя моим мыслям. – А братьям не нужны одни и те же девчонки. Правильно? Короче, не парься, она не моя. И никогда не будет. Я не собираюсь с ней спать.
Тишина повисла густым маревом. Я сглотнул ком в горле. Девчонки всегда выбирали Артема, тянулись к нему, как мотыльки к огню. И падали, опаленные его равнодушием.
- Она мне и вправду нравится.
- Эк тебя накрыло, - усмехнулся Артем, и пальцы его вновь чиркнули колесиком зажигалки, - так забирай. Можешь вальсировать, сколько влезет. Я же вижу… а, все, хватит о ней! Пойду, прогуляюсь.
- Там дождь.
- Похер.
Он прошел мимо меня в коридор, обулся.
- Какой ты все же придурок! – выдохнул ему в спину, зная, что друг точно услышит.
- А то! Стараюсь поддерживать репутацию. Ложись спать, Профессор. Уже поздно, а у тебя завтра экзамен.
- Лучше сыграй.
Он замер в дверном проеме. Вздохнул и принялся снимать обувь.
- Сделаю чай, - сказал я, уходя обратно на кухню.
- Лучше пиво тащи.
- …чай с коньяком.
- О, это другое дело.
Свою кружку Артем опустошил в несколько глотков. Плюхнулся на диван, обнял гитару. Я сел в кресло и осторожно отпил. Жар согрел горло, ухнул в желудок, растекся по телу, расслабляя напряженные мышцы. Я слишком долго не спал, учился, переживал… из-за разного. Вставать через три с половиной часа, а я все еще тут. Слушаю друга: сложные переборы, песни, мелодии знакомые и нет.
Он играл и пел, хрипловато и тихо, перескакивая с одного на другое. Старательно обходил стороной любовную лирику, будто это могло нас спасти. А я не мог не думать о ней. О нас.
Ну не может же какая-то там девчонка разбить эту дружбу?
Не должна.
Даже если она – не «какая-то там».

Город просыпался, сквозь шторы пробивался рассвет, в комнате звенела гитара, а я… похоже, там и задремал. Понял это, когда Артем отобрал у меня кружку и укрыл пледом.
- Береги сердце, Профессор, - раздалось сквозь подступающий сон, - оно тебе еще пригодится.
Кажется, запоздал ты с советом, бунтарь.
Алина
Так тяжело мечтать, когда дома у тебя все сложно. Я поняла это довольно быстро. Уже утром.
Вчерашний пятничный вечер, плавно перешедший в ночь, был хорошим, одним из тех, что оставляют приятное теплое послевкусие. В груди было странно щекотно и весело, и я знала, что растащу эти часы на воспоминания. Спрячу их в шкатулку памяти, чтобы доставать и наслаждаться при случае. Ветер над Невой, огонь в руках, мой вальс с Максом, взгляды Артема, дружеские объятия… мне хотелось застрять в этих мыслях и не выныривать из них, нежась под одеялом.
Алина
Во вторник Настя с Савушкой попали в больницу. Температура у малыша опять поднялась, кашель стал жестче, он уже захлебывался им, и врач скорой помощи велел госпитализироваться. Так они на скорой и уехали.
Но узнала я об этом только вечером, когда вернулась домой из библиотеки. Просидела там почти весь день, пользуясь тем, что с ребенком была мать, а на улице шел дождь. Находиться в общей комнате не было сил. Пришлось бы разговаривать с Настей, а я… не могла. Не сказала о случившемся никому – ни брату, ни его жене, ни родителям. Говорить об этом было неловко, словно это я в чем-то провинилась. Сделала что-то не так. Спровоцировала этот интерес. Да и что, собственно, случилось? Ничего. Просто говорили с соседом. Просто… он… я прерывисто вздыхала и пыталась не думать, концентрируясь на книгах. Иногда получалось.
А потом я вернулась домой и поняла, что осталась вдвоем с Денисом.
- Увезли, - он растерянно развел руками.
Взгляд у брата был как у побитого щенка. Он любил семью, я это видела, и невозможность помочь им причиняла ему боль.
Тогда я еще не знала, что эту боль он предпочтет залить алкоголем.
Вечер прошел тихо. Денис смотрел телик, я читала книги, которые взяла в библиотеке – кое-что по истории танца. Слова, сказанные Максом тогда, на вокзале, и после, на их маленькой кухне, заронили во мне искру, способную разгореться в неудержимый пожар. «Талант – это ответственность». «Она поступает в Академию Вагановой».
Я сделала маленький шажочек к мечте, уверяя себя, что имею на нее право.
Спать легла рано, перед тем умылась и сложила вещи аккуратной стопочкой на стуле. Этот стул, рюкзак рядом с ним, коробка с одеждой да раскладушка – вот и весь мой угол. Все, чем я тут владела.
Мне надо было сразу уйти. Не важно, куда, не важно, как. Ночевать в хостеле, на вокзале – да где угодно, только не тут!
А я осталась.
Дура.
Мне снился кошмар. Стояла ночь, столь темная, что летом в Питере и не бывает. За мной кто-то гнался. Я убегала, путаясь в темных двориках и проулках, и никак не могла спастись. Спасения не было. Все ближе было тяжелое дыхание, воняющее перегаром, и жар чужого тела. «Алиночка» - вкрадчивый шепот, от которого волоски на теле вставали дыбом. Я дернулась, пытаясь уйти, споткнулась и… распахнула глаза, просыпаясь.
Коротко вскрикнула, увидев над собой темный силуэт. Было тихо. Ни храпа Дениса, ни привычного сопения болеющего Савы. За спиной у человека светился ночник – Савушка без него не засыпал, и мы привыкли к этому свету. Я поморгала и наконец узнала мужчину.
На краешке моей постели сидел Василий. Просто сидел и смотрел – пьяно, насмешливо, жадно, - а я лежала перед ним, зажатая в углу.
- Али-и-иночка, - протянул он, дотрагиваясь до моего запястья и проводя по нему пальцами.
Касание казалось липким. До дрожи неприятным. Внутри меня все затряслось от злости, страха и омерзения, но я заставила себя не дергаться и говорить холодно и строго:
- Руки убери.
Васька усмехнулся:
- А если не уберу? Что сделаешь?
- Я закричу.
- Кричи, сколько влезет, птенчик. Бабка Валя совсем глухая, Шабановы на даче, а Дениска пьяный, на кухне дрыхнет. Нет, Алиночка, сегодня ты – моя. Девочка, хорошая…
Скрипнула раскладушка. Мужчина навалился сверху, и я уперлась ладонями в его грудь, не давая приблизиться. Он схватил меня за запястья, запыхтел, пытаясь развести руки, чтобы положить на постель по обе стороны от головы. Но не смог.
- Да что ж ты такая сильная, а?! Зараза какая-то, а не девка!
Он тряхнул меня так, что зубы клацнули. Но я уперлась, не желая сдаваться. Едва дышала, сопротивляясь на пределе возможностей. Он нависал надо мной, темный, страшный, какой-то незнакомый. Я никогда его пристально не разглядывала, всегда отводила взгляд, не желая поощрять даже малым вниманием. И сейчас будто увидела впервые. Перекошенный от усилий рот. Неровные брови, одна выше другой, словно он вечно чем-то удивлен. И глаза, будто горящие в полумраке. Тупая злость и пьяная страсть… и желание довести задуманное до конца.
Он не остановится, нет.
В горле пересохло. Не получалось ни говорить, ни кричать – все силы уходили на борьбу. Казалось, еще чуть, и сломаются кости запястий – так сильно он их сжимал.
Васька дернул на себя и все же завалил обе руки набок. Налег на меня вновь, влажные губы ткнулись в лицо, но я успела отвернуться, и воняющий перегаром поцелуй пришелся в ухо.
- Вот так, Алиночка, расслабься, милая, - шептал он, слюнявя мне шею, – а то ходишь тут в своих шортиках, дразнишь. Ну где тут нормальному мужику устоять…
Одна рука его стиснула мои запястья, а вторая принялась стаскивать одеяло. Он больно облапил грудь, спустился по животу. Пальцы поддели резинку шортов и нырнули ниже. Я сжала колени и зашлась в отчаянном крике, который тут же затих – Васька отпустил мои руки и зажал рот ладонью.
- Ну че ты орешь, а? Я чуть не оглох. Нормально же все. Учти, орать будешь, поговорим по-другому.
Дышать было нечем – мужчина перекрыл мне не только рот, но и нос. Я затрясла головой, глядя на него широко распахнутыми глазами. Уперлась в его плечи, но сил оттолкнуть уже не хватило.
- Вот и ладненько. Хорошая девочка.
Он осторожно убрал ладонь, и я всхлипнула, с жадностью вдыхая воздух, воняющий им. Мужчина переместил руку мне на шею, а второй начал стаскивать шорты.
- Пожалуйста, не надо! - взмолилась я.
- Пожалуйста, - передразнил он, возясь с несчастной тряпочкой, - ишь, как заговорила! А вот поздно уже выкабениваться. Сама напросилась.
Он сжал ладонь на шее сильнее, и все мое внимание сконцентрировалось на боли и том, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Животу и бедрам стало холодно – он избавился от одеяла. Улегся рядом, и раскладушка, жалобно скрипнув, поехала ножками. Завозился, моего бедра коснулось что-то горячее. Трепещущее, нежное. Внутри меня все перевернулось от омерзения, от понимания того, что сейчас будет. Я задергалась, как припадочная, вновь закричала и уперлась ему ладонями в подбородок, заставляя отстраниться и тоже взвыть.