Я выключила будильник в третий раз. Стрелки показывали 04:17 — время, когда город ещё спал, а моя смена только набирала обороты. В приёмном покое городской больницы было тихо, лишь монотонно гудел старый кондиционер да изредка поскрипывала дверь в ординаторскую.
Я потянулась за чашкой остывшего кофе, но тут же отставила её в сторону. Не поможет. За последние три недели я спала в общей сложности часов двадцать — не больше. Очередной аврал в отделении, нехватка персонала, бесконечные вызовы…
«Ещё четыре часа, — подумала я, глядя в окно на тёмный двор. — Потом домой, душ и спать. Хотя бы до вечера».
Мой дар никогда не был для меня радостью. С детства я чувствовала то, чего не должны чувствовать обычные люди: лёгкое прикосновение к руке — и перед глазами вспыхивали образы. Не картинки, нет. Скорее ощущения: жар воспалённых тканей, тяжесть застойной жидкости в лёгких, колющая боль в повреждённом нерве.
Эти способности часто пугали меня. Я боялась, что кто-то узнает о моём «даре», посчитает сумасшедшей или начнёт использовать в корыстных целях. В мединституте я научилась маскировать свои способности под профессиональную интуицию. «Похоже на пневмонию», «тут явно что-то с сердцем», «перелом, не меньше» — диагнозы, которые я ставила раньше коллег, списывали на опыт и наблюдательность. Но я знала правду: мои руки читали тела, как открытую книгу.
Иногда я задавалась вопросом: откуда у меня этот дар? Может, это наследственное? Но в семье никто о подобных способностях не упоминал. Мои родители — обычные люди, далёкие от медицины и мистики. Мама — учительница литературы, папа — инженер. Они всегда поддерживали меня, но о каких-то необычных талантах в роду никогда не говорили.
Может, это результат каких-то генетических мутаций? Или влияние окружающей среды? Я не знала ответа, но понимала одно: мой дар — это не благословение, а скорее проклятие. Он заставлял меня чувствовать чужую боль, словно она была моей собственной.
Резкий звонок прервал мои размышления. Диспетчер коротко бросила в трубку:
— Скорая, выезд. Улица Заводская, дом 17. Мужчина, предположительно инфаркт.
Я натянула куртку, схватила чемоданчик и выбежала к машине. Ночь встретила меня промозглым ветром и первыми каплями дождя. По пути я мысленно прокручивала алгоритм действий: ЭКГ, нитроглицерин, морфин при необходимости, срочная госпитализация. Всё как обычно.
Дом 17 оказался заброшенной двухэтажкой на окраине. Фонари не работали, подъездная дверь была выломана. Я на мгновение заколебалась, но вызов есть вызов.
Поднимаясь по тёмной лестнице, я прислушивалась к каждому шороху. Что-то в этой обстановке казалось странным, чуждым. Может, просто нервы? За последние дни я слишком устала, переутомилась. Но внутренний голос подсказывал: здесь что-то не так.
На втором этаже, в полуразрушенной квартире, я нашла его. Мужчина лежал на грязном матрасе, лицо блестело от пота, дыхание было прерывистым.
— Здравствуйте, я врач, — привычно начала я, доставая аппарат для ЭКГ. — Сейчас посмотрим, что у вас…
Я коснулась его запястья — и мир взорвался. Перед глазами пронеслись огненные всполохи, чужая боль пронзила виски. Это был не инфаркт. Что-то гораздо страшнее: тёмная, вязкая энергия, оплетающая сердце, словно щупальца чудовища.
— Что… что это? — прошептала я, отдёргивая руку.
Мужчина открыл глаза. Они светились неестественным золотистым светом.
— Наконец-то, — его голос звучал одновременно близко и откуда-то издалека. — Я ждал тебя, целительница.
Я попятилась, но путь к двери внезапно перекрыла тень. Ещё двое. Или не люди вовсе — их очертания расплывались в полумраке, а шаги не издавали ни звука.
— Не бойся, — сказал первый, поднимаясь с матраса. — Ты нужна нам. В Эларионе.
— В каком ещё Эларионе?! — Я схватилась за стену, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Он протянул руку. Я хотела отпрянуть, но что-то внутри меня откликнулось на этот жест. Тёплое, знакомое ощущение — как будто я наконец нашла то, что искала всю жизнь.
Пространство вокруг дрогнуло. Стены рухнули, превратившись в вихрь разноцветных искр. Я вскрикнула, пытаясь ухватиться за реальность, но меня уже затягивало в воронку света.
Последнее, что я увидела, — золотые глаза незнакомца и его слова, растворяющиеся в шуме ветра:
— Добро пожаловать домой, Алина.