Пламя Кенгара

Пролог

Осень — щедрая, золотая — швыряла желтые листья под ноги гостям Ясконы. Промышленно-провинциальный Саганай, город, главным достоинством которого был новенький аэропорт, принимал участников четырехсторонних переговоров. Дипломаты и министры Великой Сороши и Ясконы прибыли на встречу, чтобы обсудить требование Кенгара о возвращении Зоны Отчуждения. Драконов представляла королева Эльса, миновавшая аэропорт и высадившаяся на крышу отеля со спины супруга. Кенгар отправил на встречу дипломатов, промышленников, высокопоставленных жрецов Ин-Нара и верхушку радикальной группировки «Алый Пепел».

Беатрис Иль-Зейтун, самая молодая представительница «Алого Пепла», ничего хорошего от встречи не ждала. Более того, она, «черная вдова», похоронившая двух мужей, боровшихся за свободу Кенгара, считала требование о возвращении исконных земель неразумным. Считать-то считала, но помалкивала. Ей, внучке Кармина Иль-Зейтуна, возложившего жизнь на алтарь скверны в кенгарских горах, произносить подобные речи было не к лицу. Некоторые считали — и думать негоже, но пусть что хотят, то и думают.

Беатрис отчасти понимала промышленников: те надеялись, что в горах, истоптанных огневушками, образовались трубки алых алмазов. Это сулило хороший куш даже при затратах на магическую охрану разработок. Но что руководило жрецами и главой «Алого Пепла» Фаридом Иль-Бахаром? Самый беглый анализ магического фона показывал, что у Кенгара не хватит сил и денег на то, чтобы обеспечить безопасность соседских земель и удержать порождения скверны в границах, очерченных драконами и Вихрем. Провинция Таркшин, примыкающая к Зоне Отчуждения, медленно вымирала. Столицу перенесли из Таркшина в Фарбаган через год после Вихря. Крупнейший южный железнодорожный узел был практически разрушен дикими големами. Поначалу власти говорили, что перенос столицы — дело временное. Выделили средства, восстановили часть разрушенного железнодорожного полотна, проложили новые ветки. Пошли составы, грузы начали доставляться в Сорошь и Яскону, возобновились пассажирские перевозки. На том дело и закончилось. Города существовали как придатки к вокзалам и грузовым станциям. Люди боялись возвращаться на земли, отмеченные печатью проклятья. Провинция поделилась на Север и Юг. В северном Таркшине до сих пор сохранялось военное положение — по большей части формальное, без соблюдения комендантского часа и обязательных патрулей. В южном, лелеющем новую столицу Фарбаган, царило относительное процветание: порты, туризм и земледелие приносили доход. То тут, то там — в прессе и речах столичных чиновников — мелькало предложение переименовать провинцию. Горячие головы остужало только то, что в главном храме Фарбагана еще ни разу не случалось схождение огня. Ин-Нар не признавал перемены, и это — разумеется, временно — спасало имя Таркшин от забвения.

Беатрис и в глаза, и за глаза называли хозяйкой Северного Таркшина. Это было полуправдой. Она никогда не занимала постов в администрации, не носила мантию жрицы. Формально считалась предпринимательницей, владела маленькой компанией по перевозке и сопровождению ценных грузов, доставшейся в наследство от второго мужа. Реальной власти у Беатрис было гораздо больше, чем по бумагам. Она командовала самым крупным полевым отрядом «Алого Пепла» и возглавляла штаб, координируя действия остальных. Бойцы «Пепла» стояли надежным заслоном между тварями, выбиравшимися из Зоны Отчуждения и мирным населением Северного Таркшина. Правительственные войска охраняли только железную дорогу, остальное хоть огнем гори, хоть големами растаптывайся.

Все прекрасно знали, что защитой поселян Беатрис занялась не по зову сердца, а по стечению обстоятельств. В семнадцать лет, сбежав от семьи, из Самина, она вышла замуж за вайза из группировки «Алый Пепел» и, растрачивая дарованную свыше силу, жгла ограждающие Зону посадки камнеломки и подстрекала супруга устраивать засады на драконов-миротворцев. Дружное семейство трижды попадало в тюрьму, бежало, скрывалось в лесах и заброшенных поселениях. В странствиях по Таркшину они ввязались в безнадежный бой возле Болотистых Пещер — самих пещер и одноименного поселка — и не позволили диким големам растоптать людей и жилища. Не позволили, приняв помощь драконов, заморозивших ожившую глину и огненного голема Беатрис, кинувшегося на поселян. Супруг скончался прямо на поле боя, превратившись в живой факел, а Беатрис спасли, вовремя доставив в лечебницу при храме. Сила впервые обратилась против нее самой, и Беатрис, отлеживаясь на больничной койке, задумалась и оценила реальное положение дел. Оголтелая ненависть к драконам поутихла. Исчезло желание отыскать и оживить алтарь скверны. Пришло понимание: кто-то должен разбираться с последствиями промаха дедов. К сотрудничеству с драконами она пришла не сразу. После похорон супруга и получения скудного наследства почти отошла от дел: магия огня традиционно практиковалась мужчинами, женщины, использующие эту силу, обычно расплачивались бесплодием. Беатрис вспомнила о тикающих часиках, поспешно вышла замуж второй раз и занималась просветительской работой, избегая применения заклинаний. Выясняла, какие поселковые старосты просят защиты у крылатых, а не у вайзов. Не запрещала, но пыталась доказывать: мы поможем, говорите с нами.

Супружеская жизнь не приносила плодов, и Беатрис быстро начала злиться. Она обвиняла мужа в бесплодии, тот огрызался, напоминая ей призыв огненного голема и долгое восстановление после магического опустошения.

Все изменилось после явления воли Ин-Нара. Это случилось в għeluq ta 'nar — день рождения огня. После lejl tal-mewt tan-nar — ночи смерти огня — Беатрис вместе с прочими прихожанами поднялась по ступеням полуразрушенного храма в Таркшине и воздела руки к небу, приветствуя зимний ветер и ежегодное рождение Ин-Нара. Такого канонического схождения огня не видывали после поражения в войне, уже и не надеялись увидеть, только давние случаи пересказывали. В то утро ступени Огненного Храма стремительно поросли грибами-трутовиками — юными, ярко-алыми, тускнеющими и усыхающими на глазах. Беатрис поспешно сорвала с шеи кулон-булавку и расцарапала ладонь — знала, что нельзя терять ни секунды. Капли крови упали на сухой трут, воспламеняя мгновенно загорающиеся грибы. Ветер раздул пламя, превратившее Беатрис в живой факел. Огонь был чист и милостив: он не причинял вреда той, которая его вызвала, ластился к людям, охотно перетекал в другие ладони, позволяя умываться пламенем и уносить его для домашнего очага. Схождение в Таркшине, запечатленное на фото и видеопленку, имело широкий общественный резонанс. Беатрис попытались сделать жрицей, после отказа хотели арестовать, а потом светские и церковные власти дружно махнули рукой, делая вид, что ничего особенного не произошло. А люди назвали ее святой защитницей. Огонь, которым Беатрис оделяла всех желающих, действительно оберегал дома и поселения от распоясавшейся скверны. Как в былые времена, когда Ин-Нар стоял на страже у каждого очага.

Глава 1

К приглашению на переговоры она отнеслась с подозрением. Одно дело в горах с драконами встречаться, воевать с общим врагом, неуправляемыми порождениями скверны, а другое — поехать и опозориться, требуя возвращения земель. Драконам достаточно задать простой вопрос: «Как вы собираетесь бороться с дикими големами?» И — готово дело: будешь краснеть, бледнеть, блеять и заикаться. Скажут: «Баба дура, хоть бы голову включила, прежде чем требования выдвигать». Главу «Алого Пепла» Фарида Иль-Бахар ничего не смущало. Он тянул Беатрис на саммит, заверяя, что ей не придется выступать с трибуны. «Твое присутствие необходимо. Ты — живой факел Таркшина. Святая защитница, мимо которой не проскользнет ни один выползень. Ты — воплощение нашей силы. И... задумайся о будущем. Тебе уже тридцать пять, Беа. Ты же не собираешься до старости возглавлять шайку благородных разбойников? Не хочешь примерять мантию жрицы — иди в политику. Борись за отмену запрета обучения не в частных разговорах, а на государственном уровне».

Беатрис сопротивлялась, напоминала, что числится в розыске у ясконцев и сорошцев. Потом сдалась. Фарид клялся, что участники переговоров неприкосновенны. Не только это подкупило, конечно. Совет «задумайся о будущем» ударил по больному месту. Мантия жрицы не прельщала — Ин-Нар всегда был рядом, закипая огнем в крови, согревая душу в минуты отчаяния. Втискивать себя в жесткие рамки, лицемерить, выжимая деньги из паствы? Увольте. Так же, с ходу, Беатрис отметала предложения выдвинуть свою кандидатуру на выборы и войти в Законодательное Собрание Таркшина или городской совет. Во-первых, боялась, что за нее мало кто проголосует. Во-вторых, не желала терять свободу и просиживать на скучных заседаниях, когда где-то может требоваться ее помощь. Не хотела ни то, ни это, а обида накапливалась. Когда-то у семьи Иль-Зейтун были земли, фамильный особняк и доходные дома. Все это конфисковали в пользу провинции после Вихря и гибели Кармина. Бабушка Беатрис собрала под крыло выживших членов рода и уехала в Самин, мать никогда в Таркшине не бывала, только ее ветром ярости на историческую родину принесло. Так и не укоренилась, жила перекати-полем. Меняла дома, мужей, фамилии — сейчас девичью вернула. К тридцати пяти захотелось попробовать отсудить родовой особняк, еще раз выйти замуж — и плевать на шепотки за спиной, что ее пламя губит тех, кто подошел слишком близко. Беатрис казалось, что стены особняка Иль-Зейтун отгородят ее и мужа от мира, позволят зачать ребенка по милости Ин-Нара. Но чтобы заявить права на наследство Кармина, надо было иметь солидное положение в обществе. А она «владелица транспортной компании». Тьфу!

Именно этот смутно-честолюбивый порыв привел Беатрис в огромный холл конференц-зала, заполненный сотнями людей. В глазах рябило от черного и белого: пиджаки, рубашки, галстуки. Почему-то на переговоры было принято одеваться в черные костюмы, как будто сразу кого-то хоронили — то ли особо недовольных, то ли несбывшиеся надежды. Транспарант «Ноябрь-Саммит 2016» радовал взгляд ярким алым пятном, напоминая об огне. Беатрис машинально сложила руки в знак благодарения Ин-Нара, цокая каблуками, прошла в конференц-зал вслед за Фаридом и заняла свое кресло. Драконы уже сидели за круглым столом. Беатрис прикрыла глаза и принялась рассматривать королеву Эльсу сквозь ресницы. Перешагнув рубеж тридцатилетия, она нехотя признала превосходство противницы, умело использовавшей кенгарские промахи. И не только кенгарские. Любая оплошность Сороши или Ясконы неизменно обращалась королевой в свою пользу. И даже прегрешения подданных она ухитрялась выворачивать в выгоду, устраняя последствия чужими руками. Вот чему надо поучиться.

Эльса просматривала бумаги в кожаной папке. Прочитала один из листов, нахмурилась, протянула мужу. Тот бегло ознакомился с содержимым, пожал плечами. Венценосная чета посмотрела на делегацию Великой Сороши, разместившуюся в левом ярусе. Беатрис заподозрила, кто именно заинтересовал дракайну. Вся провинция от северной до южной границы слухами кипела. Кое-что было откровенным бредом, но Беатрис умела отделять зерна от плевел и располагала относительно достоверной информацией. Сорошцы, природой лишенные магии, неустанно стремились создать бойцов, способных с равным успехом противостоять и волшбе, и оборотням. Беатрис краем уха слышала о проекте «Браслет» — попытке поставить на службу людям потомков драконов-отступников. Проект приносил плоды несколько лет, а потом с треском провалился. Кто-то из потомков отступников проник на Норд-Карстен и совершил преступление, после чего Эльса отдала приказ о его казни. Поговаривали, что драконы не спешили исполнять приговор — убийство сородича по их меркам было самым большим грехом.

Отряд «Ледник», переведенный из неведомых далей на военную базу в Желваче, вышел на охоту в начале этой осени. Они были людьми — Беатрис рассмотрела их в бинокль с наблюдательной вышки. «Ледник» состоял из пяти спецназовцев, добровольно принявших драконий выдох. Казалось бы — в чем проблема? На Норд-Карстен едут толпы людей, желающих избавиться от душевной боли за большие деньги. Молва быстро расставила точки над «ё»: принявшие выдох были абсолютно здоровы, не испытывали сводящей с ума боли потери, не переживали невыносимого горя. Кто провел процедуру «превентивного излечения», молва не доносила, но этот кто-то явно не рассчитал силу выдоха. Слово «отморозок» обрело пять живых иллюстраций. Люди, лишенные страха и жалости, почти не чувствовавшие боли, преданно служили своему отечеству.

Пятерка отмороженных бойцов отправилась уничтожать результат предыдущего эксперимента — рехнувшегося дракона-отступника, бесчинствовавшего на земле Сороши, у оборотней и в Ясконе. Казнили или спугнули — никто точно не знал. Беатрис нашептали, что казнили, а голову отправили посылкой королеве Эльсе. И, якобы, та, получив двусмысленный подарок, не разгневалась, а обрадовалась, и пожелала лично вознаградить охотников за отступником.

Беатрис откинулась в кресле, перевела взгляд на делегацию Сороши. «Ледник», облаченный в костюмы и галстуки, выделялся на фоне дипломатов, как грядка баобабов среди поля ржи. Одинаково безучастные лица, пустые глаза живых мертвецов, синхронные движения. Беатрис обдумала и отмела возможность ловушки. «Ледник» без оружия, а магия всегда при вайзах и драконах. Глупо пригонять в зал спецотряд, чтобы перебить своих же людей, кучку дипломатов Ясконы и не умеющих колдовать журналистов Кенгара. Короткий приступ беспокойства породил неконтролируемый магический выплеск. Обошлось без огня — Беатрис давно переросла подростковые вспышки. В сторону делегации Сороши отправился шквал горячего ветра. Один из бойцов повернул голову, посмотрел на Беатрис, безошибочно вычислив источник опасности. Взгляд не изменился — все та же безучастность живого мертвеца. Боец не ответил на улыбку. Беатрис, продолжая улыбаться, изобразила раскаяние, развела руки. «Так, мол, получилось, оно само, извини!» Боец не повелся, глаза из синего льда не потеплели.

Глава 2

— Предупреждали, — вздохнула Беатрис и пошла вслед за драконом — просто потому, что еще могла куда-то идти.

— Что натворила? — отрывисто спросил Ольгерд.

От него веяло нешуточным раздражением, и это было странно — Беатрис привыкла к ледяному спокойствию принца. Неужели его Фарид так довел?

Они быстрым шагом дошли до очередной двери. Ольгерд вошел, плюхнулся в огромное кресло и положил ноги на столик со словами: «Минералки хочу». Беатрис с разгона доцокала почти до кресла и окаменела. На огромном кожаном диване вольготно расположилась королевская чета.

— Налей да выпей, — сказал принц-консорт Ар-Ханг. — А эту красотку ты зачем сюда притащил?

— Она сама пришла, — не удостаивая Беатрис взглядом, ответил Ольгерд. — Ее полиция разыскивает.

— То есть, она у нас прячется? — уточнил Ар-Ханг. — Хм... это какой-то новый уровень переговоров.

Ольгерд отреагировал на подколку новым всплеском недовольства. Налил себе минеральной воды, залпом выпил и спросил у Беатрис:

— Зачем ты на этот саммит приперлась? Да еще с такими требованиями. Ты, вроде бы, умная женщина, еще пару недель назад понимала, что такой кусок вам не проглотить — поперхнетесь. И вдруг появляешься там, где тебя мечтают арестовать две армейские разведки сопредельных государств, и чушь какую-то подсовываешь вместо проекта заградительной полосы.

— Это не я, — отвечать под взглядом королевы было трудно. — Проект не мой. Фарид уверял, что участники саммита неприкосновенны. Я прилетела, чтобы добиваться отмены запрета на обучение магии крови. Неважно, что написано у Фарида в бумагах. Если бы мне дали слово, я бы нашла, что сказать.

— Скажи, — неожиданно предложил Ар-Ханг. — Я хочу тебя послушать.

— Говори, почему застыла? — взгляд Эльсы смерил Беатрис с макушки до пят. — Давай, расскажи, что в цивилизованном мире возникла нехватка выползней, топляков и упырей. Убеди меня, что это нужно срочно исправить.

Беатрис разозлилась до кипения огня в крови. Проговорила, стараясь контролировать голос:

— Как будто магия крови ограничивается топляками! У любой волшбы есть клинок и рукоять. Скажете, у вас не бывает промахов или намеренного применения во зло? Те пятеро в зале, они сейчас чем-то отличаются от выползней? Или это был специальный эксперимент во благо науки?

Королевская чета не удостоила Беатрис ответом. Да она и не ждала.

— Вы победили и диктуете правила, — злость затапливала — вот-вот сорвутся языки пламени с кончиков пальцев. — В вашей победе изрядная доля везения, камнеломка взломала стены в jum tal-mewt tan-nar, день смерти огня. Штурм Самина пришелся на Тnax-il lejl tan-nar, двенадцать огненных ночей, когда Ин-Нар умирает и возрождается. Именно поэтому вы не увидели огненных големов — у жрецов не хватило сил раздуть пепел и сотворить огонь ярости из своей крови. Я не знаю, чем бы закончилась эта война, если бы мы продержались до għeluq ta 'nar, дня рождения огня. Возможно, ежегодный парад Победы праздновали в Самине. Или — скорее всего — никто бы не праздновал, потому что изначальная магия уничтожила континент. На нашей земле слишком много дремлющих вулканов. Коллективный призыв тревожит недра и запускает необратимый процесс — лаву потом невозможно вернуть в жерла. Именно это надо вбивать в головы дуракам, которые грезят магией крови. Кровь нельзя использовать во зло... — она заметила гримасу Ар-Ханга и переформулировала: — Можно, но не долго. И за высокую плату. Кровь — основа жизни. Проявления этой магии разнообразны и власть над огнем уходит на второй план. Те из нас, кто несут в крови частичку пламени, могут оживить труп, сотворить подчиненных созданий из тины и глины. Это широко известно, это манит неокрепшие умы... мало кто понимает, что вместе с кровью отдает день своей жизни каждому выползню из болот. Серьезный голем берет неделю, огненный может забрать и год. Это не магия нападения, это магия защиты в крайней ситуации, когда ты лишаешься малой части жизни, чтобы спасти оставшиеся годы. Вот что нужно заучивать в первую очередь, и я сейчас жалею, что в юности мне никто этого не говорил. Надо развеивать миф, что Ин-Нар пойдет впереди нашего войска. Неправда. Он не любит, когда его заставляют нападать. Он защитит своих детей, но людские разборки ему неинтересны. Мало кто задумывается о том, что на призыв атаки охотно откликается его сын, Nar tan-nirien, Лесной Пожар. Ему только дай волю — не останется ни деревца, ни кола, ни двора. Nar tan-nirien с одинаковой жадностью пожирает живое и неживое. Я вызывала огненного голема возле Болотистых Пещер, когда мы с мужем пытались отстоять поселок. Nar tan-nirien едва не сожрал меня и беззащитных людей — и я буду вечно помнить, как он убил моего мужа. И благодарить драконов, заморозивших дикий огонь.

Беатрис прикрыла глаза, продолжила с меньшим азартом:

— Меня никто не учил всерьез. Тут, там, по вершкам, по обрывкам. Я вовремя потушила пожар ненависти, который сжирал душу, отказалась от мысли поднять армию мертвецов из проклятого пепла Таркшина. А сколько недоучек искренне верит, что выполняет волю Ин-Нара? Заливает болота кровью, умирает в объятиях вызванной нежити и дарит ей долгую жизнь — свою жизнь, потраченную зря. Их надо учить, объяснять прописные истины, заставлять отрабатывать практику истреблением дикого зла. Нужно только начать. Через пару десятков лет молодежь перестанет ставить знак равенства между магией крови и возмездием. Они привыкнут использовать ее во благо, и мы сотрем Зону Отчуждения с лица земли. Я согласна с некоторыми ограничениями — можно и нужно запретить часть высших зелий, меняющих разум. Но надо помнить, что это — игры избранных. Первое заклинание, которое творит любой чистокровный ребенок — это змейка домашнего очага. Мы закрепляем связь крови, огня и жилища. Эта змейка остается с нами на всю жизнь, перебирается из очага в очаг, делая любое временное обиталище домом. Она не способна никому навредить.

— Мне говорили, что они умеют высовываться из чужих очагов и шпионить для хозяев, — Ар-Ханг выглядел безмятежным, речь явно не нашла отклика в его душе. — Могут пересказывать чужие разговоры. Это так, хозяйка огня? Ответь перед моей женой, она сразу распознает ложь.

Глава 3

К моменту пересечения государственной границы между Ясконой и Кенгаром Беатрис замерзла так, что даже зубами стучать не могла. Ольгерд летел быстро, встречный ветер леденил, попытка согреться магией пропала впустую — жалкие клочки тепла улетучивались, не задерживаясь. Взгляд на землю с высоты драконьего полета не улучшал настроение. Да, самолеты тоже опасны. Да, они падают. Но в них есть пол, кресло, иллюминаторы, создающие иллюзию безопасности, а тут только ветер и когти Ольгерда. А ну как разожмет? Падать придется долго, все грехи вспомнить успеешь.

Предгорья поражали разнообразием оттенков осенней листвы: желток, лимон, апельсин, бронза, терракота, киноварь. По левую руку извилистой зеленой строчкой тянулась изгородь из камнеломки. На картах Зона Отчуждения всегда помечалась алым и напоминала след от огромной мухобойки, прихлопнувшей зло в кенгарских горах. С воздуха лес выглядел одинаково безмятежным: если бы не сторожевые вышки и камнеломка — право и лево не отличишь. Ольгерд, летевший напрямую — Беатрис надеялась, что к Таркшину — пронесся по самой границе Зоны, не делая разницы между драконьей и ясконской территорией. Чуть позже равнодушно нарушил кенгарскую границу — на самом деле ее было стыдно границей называть, сетчатый забор, и тот местами поваленный — и приземлился неподалеку от железнодорожной станции. Беатрис он сгрузил на поросшее сорняками поле и превратился, глядя на ее попытки размять руки и ноги.

— Живая?

— Трехтомник по кровной магии в обмен на чашку чая, — простонала Беатрис. — Ин-Нар милостивый, как же я закоченела... Пойдем, вон там кафе. Чай или кофе — плевать, лишь бы горячее.

— Я тороплюсь... ладно. Надо переговорить. Боюсь, ты ничего не поймешь, если не согреешься.

Хозяин кафе Беатрис узнал, дракону поклонился, чай, кофе и теплую куртку, попахивающую соляркой, обеспечил. Ольгерд дождался, пока Беатрис выпьет пару глотков, заговорил:

— Хочу тебя предупредить. Я ухожу в длительный отпуск. Не буду работать месяца три-четыре точно, дальше — как пойдет. Сегодня сдавал дела. Сейчас подпишу бумаги и полечу домой. Я предупредил заместителя. Если понадобится — проси помощи, тебе не откажут.

— А кто вместо тебя? Иоланта?

Холод начал выходить мелкой дрожью. Беатрис вцепилась в стакан, подумала, что заместительница Ольгерда Иоланта толковая баба. С ней иной раз даже было проще договориться — девушки друг друга понимают с полуслова. Она подняла голову и напоролась на изумленный взгляд. Ольгерд смотрел так выразительно, что удивление можно было пощупать руками.

— Иоланты тоже не будет. Временным командующим назначен Янмар.

— Подожди... А с Иолантой все в порядке? Я только сейчас сообразила... я ее с конца зимы не видела.

Ольгерд помолчал, словно взвешивал, надо ли отвечать. Передвинул свой кофе поближе к Беатрис, сообщил:

— Иоланта — моя жена. Она скоро родит.

— Как? Вы никогда не говорили...

Беатрис смяла пластиковый стакан, отбросила в сторону и сложила ладони «лодочкой», лелея благодарственный огонь.

— Вот только попробуй сейчас на нее порчу навести, я тебя на клочки порву! — взъярился Ольгерд, увидевший заплясавшее пламя.

— Ты что, больной? — Беатрис позабыла о почтении. — Чушь не пори. Я никогда не пожелаю зла беременной или рожающей. Для истинно верующей это непростительный грех. Мы почитаем зарождение жизни в любом теле, неважно, человеческая это женщина или дракайна.

Ольгерд вдохнул, выдохнул, признался:

— Я плохо владею собой. Тороплюсь домой, потому что у Ланы большой срок. Инстинкт запрещает нам улетать далеко от гнезда. Но я не мог пренебречь своими обязанностями. Я знаю, что она во дворце, что рядом мои брат, сестра и лучшие лекари... душа не на месте, понимаешь?

— Понимаю, — Беатрис замялась, решилась — как в воду прыгнула. — Две минуты. Я тебя надолго не займу. Знаю, что ты торопишься, но скажу. Скажу быстро. Я завидую Иоланте. Завидую тому, что она смогла выносить ребенка. Если бы Ин-Нар смилостивился, я, наверное, пожертвовала бы даже возможностью колдовать. Нашла бы, от кого зачать, достойные мужчины встречались. Родила бы, зная, что это будет мое дитя, которое унаследует именно мою магию: отец сунул да вынул, а мать питает своей кровью девять месяцев.

— Про «сунул-вынул» ты сейчас обидно сказала, — хмыкнул Ольгерд.

— Так оно и есть, — пожала плечами Беатрис. — Передай Иоланте мои наилучшие пожелания. Если когда-нибудь захотите, я заговорю щепку для домашнего очага, чтобы у вас жила своя змейка.

— Матушка не позволит, чтобы в камине жила кенгарская магия, — усмехнулся Ольгерд. — Но я благодарен за предложение. Если мы вернемся на дежурства в зону, заговоришь нам щепку для костра.

— Заметано.

— Последний совет. Держись подальше от «Ледника». Не ввязывайтесь в драки. Пропусти, если с визитом явятся, сильно землю не потопчут, рано или поздно домой уйдут.

— Это какой-то хитрый драконий план? Чего вы добиваетесь?

— Какой там план... — Ольгерд нахмурился. — Это ошибка, недосмотр, стечение скверных обстоятельств. Их обратил подросток. Он калека. Родился одноруким. И однокрылым. Родители увезли его на Малый Аспид — часть островов принадлежит нам, но там мало кто живет из-за близости к старым алтарям скверны. Неподалеку от их дома была военная база Сороши. На нейтральной земле. Сейчас идет разбирательство... это такая тоска и безысходность, ты не поверишь. Родители прятали сына, стыдясь его уродства. Мальчишка мечтал вырваться из заточения, желал прославиться, чтобы явиться на Большой Аспид в героическом ореоле. Сорошцы... сорошцы умело использовали ситуацию, обещая мальчишке, что он возглавит победоносную армию. И уговорили эту армию сотворить. Итог ты видела.

— Но можно же... можно же это как-то исправить. Нужно! В любых разговорах о Зоне ты повторял, что сейчас уже глупо спорить из-за причин, нужно устранять последствия ошибки. Исправьте! У вас куча целителей, «Ледник» — сорошцы, а не кенгарцы, сорошцев вы лечите, не надо никакие исключения изобретать.

Глава 4

Вернувшийся с саммита Фарид клялся, что его обманули, пообещав неприкосновенность участников переговоров. Из рода Иль-Бахар просачивались шепотки: якобы Фарид получил крупную сумму денег за то, что привезет Беатрис ясконцам и сорошцам. И теперь, не выполнив обязательств из-за вмешательства дракона, хочет организовать похищение строптивой. Беатрис не знала: верить или не верить? Про нее саму злые языки что только не болтали. И драконьей подстилкой называли — мол, не скверну уничтожать в Зону летает, а на оргии. И работу на ясконскую разведку приписывали, и охоту на оборотней ради печени — с вылазками в Ходегой.

Хорошенько взвесив «за» и «против», Беатрис решила жить, как ни в чем не бывало. И жила. Фарида не сторонилась, но они и раньше не каждый месяц виделись — где Самин, а где Таркшин? По провинции ездила с бойцами из отряда — так это не новинка, втроем-впятером скверну и плантации болотного мака жечь веселее. Что еще? Любовника лишилась? Это было ожидаемое событие. Дирхо давно собирался жениться, родители невесту еще прошлой осенью подобрали. Время пришло.

Беатрис купила красивое малиновое платье, чтобы на свадьбе Дирхо выглядеть неотразимой. Отражение в зеркале было ничего так — в пламенеющих волосах еще не заискрилась седина, глаза зеленели, как зимняя хвоя, ресницы прятали шальной блеск густыми щетками. Хороша, желающие познакомиться не переводятся. Может, на свадьбе Дирхо удастся кого-нибудь подцепить.

Она не хотела заводить любовника из отрядов — Дирхо был приятным исключением, не требовавшим послаблений или материальных ценностей взамен плотских утех. Большинство бойцов «Пепла» Беатрис отметала, зная их помыслы — нет-нет, да проговаривались, похабно хвалились победами на любовном фронте. Не хватает только, чтобы потом в отрядах членами мерились «кто глубже трахнул святую Беатрис». А кто поумнее — если и думал похоже, то язык за зубами держал — тот из приезжих, польстившихся на дармовой гектар земли, который правительство в Северном Таркшине выдавало. Такой месяц выждет, да завалит просьбами: кредит заплати, пост возле фермы поставь, с закупщиками сельхозпродукции сведи, чтобы урожай подороже забрали, а то семейству разорение грозит. Беатрис самой разорение грозило! Пять лет назад она сдуру купила вертолет — на срочные вызовы добираться, и чтобы перед драконами не стыдно было. Горючее и обслуживание железной птицы обходилось в круглую сумму, пожертвования в последнее время капали как дождь в пустыне, а попробуй выехать на машине, живьем начинали жрать: ты людей не уважаешь, на беду не торопишься.

Скверное настроение — «ничего не хочу, никуда не пойду» — накатило за день до свадьбы. Беатрис уговаривала себя не обижать Дирхо, но как только представляла себе, что придется веселиться и улыбаться на людях, так выть хотелось. Попыталась покопаться в себе: «Неужели так к любовнику прикипела, что разрыв тоску нагоняет?». Копалась-копалась, поняла. Не в Дирхо дело. Подкрался страх перед осенними грозами, неуверенность в собственных силах.

Северный Таркшин только назывался «северным». Зимой не каждый год снег выпадал, горы надежно защищали от морозов. В самих горах, конечно, похолоднее было, а на равнинах иной раз в декабре солнышко так припекало, что весенние цветы распускались. В середине ноября в Таркшин приходили ежегодные дожди, да не унылая морось, а настоящие грозовые бури. Молнии били в землю, смешанную с проклятым пеплом — его давным-давно разнесло далеко за пределы Зоны — и порождали гигантских големов, одержимых жаждой мести за оборванную хозяйскую жизнь. Как знать, может, именно частички Кармина охотились за Беатрис, зверея год от года — дед, если верить чужим воспоминаниям, был мужиком мстительным, вполне мог преследовать внучку за попранные идеалы.

Ноябрьские гиганты не боялись огня, запекались, не теряя жажды смерти, и бодро преследовали посмевшего кинуть заклинание вайза. Драконы боролись с ними, расставляя ловушки из камнеломки. Задерживали големов в зеленых путах, морозили выдохами и разбивали ударами хвостов или расстреливали из гранатометов — признавая пользу человеческого оружия. Без заморозки гранатомет голему не вредил, в этом Беатрис убеждалась неоднократно.

Последнее десятилетие принесло изменения. Големов стало меньше. Драконы говорили — это потому, что концентрация пепла снизилась, земля медленно, но уверенно переваривала наносную магию, превращая ее в удобрение. Но те, кто явились в прошлогодние грозы, были настоящими исчадиями ада. Беатрис прекрасно сознавала, что без драконов с ними не справиться. А откликнется ли Янмар на призыв? Ольгерд всегда спешил на помощь людям, не деля их на кенгарцев, сорошцев и ясконцев. Спасал жизни. И — что удивительно — никогда не выяснял, колдун перед ним или простой человек. Наверняка чуял магию, но ровно относился к вайзам и не-вайзам. Если только на него не пытались накинуть огненное лассо. Как угадать отношение Янмара? Пришлет крылатый лед или отмахнется, решит, что проигравшим не помешает взбучка от дедовского пепла?

Вот что тяготило, а не свадьба Дирхо. Признавшись себе в проблеме, Беатрис окончательно загрустила. Вечерний дождь был вкрадчивым и усилил хандру до желания сварить ведро глинтвейна и напиться. Беатрис отогнала соблазн и на следующий день поняла — не зря. Прямо перед свадьбой ей позвонил староста Болотистых Пещер и дрожащим голосом сообщил: «Беда, прилетайте поскорее». Выспросить, что именно кроется за словом «беда», не получилось: разговор оборвался, на звонки абонент не отвечал. Сначала не брал трубку, а потом и звук соединения пропал, только механический голос сообщал, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.

Алый вертолет домчал Беатрис и четырех вайзов до Болотистых Пещер за неполный час. Опустились на окраине, осмотрелись. Поселок выглядел вымершим — ни света, которым разгоняют сумерки, ни звука, ни... Беатрис не чувствовала магии. Дикой, кровной, огненной, драконьей — никакой не ощущалось. Странно. Почему никто не выглянул из окна, не вышел к вертолету? Цвет, эмблема «Алого Пепла», малиновые куртки с надписью «wizе tan-nar» — «огненный волшебник» — таких гостей ни с кем не перепутаешь. И уж где-где, а в Болотистых Пещерах Беатрис всегда встречали хлебом-солью, а при отбытии кадушку какого-нибудь соленья пытались в вертолет запихнуть.

Глава 5

Командир группы, уткнувший ствол в шею старосты, молча протянул Беатрис зелье, блокирующее магию. Стеклянная колба с притертой пробкой лениво мерцала, в густой темно-фиолетовой жидкости проблескивали золотистые искры.

— Я выпью. Не стреляйте.

Беатрис распечатывала колбу под умоляющими взглядами людей. Жителей поселка согнали в зал и расставили вдоль стен. Сейчас ее волновало только одно: будет ли «Ледник» убирать свидетелей или удастся разрешить ситуацию относительно мирно? Зелье едва не встало поперек горла. Беатрис глотала попахивающий хвоей кисель, и молилась Ин-Нару, чтобы не стошнило. Никто же не поверит, точно палить начнут.

Спецназовцы не шевелились. На полу подмигивала индикатором глушилка сотовой связи «Барьер-720». Беатрис досчитала до пятнадцати — а зелье-то почти концентрат, кисти сразу онемели — и повторила:

— Я сделаю все, что вы скажете.

Командир едва заметно качнул подбородком. Его прекрасно поняли: Наст опустил ствол, подошел к двери. Звякнули и защелкнулись наручники. Темноволосый боец приковал Беатрис к Насту, быстро вышел на улицу. События начали разворачиваться стремительно, как будто кто-то поставил видеозапись на ускоренный просмотр. Беатрис потащили к автомобилю — бронированному вездеходу. Людей, хвала Ин-Нару, не перестреляли — командир просто захлопнул дверь. Взревел мотор, пятнистая машина, таившаяся в огороде, помчалась к лесу, набирая скорость. Беатрис лишили телефона, сдавили телами — жестко, не церемонясь, до треска ребер — и накинули на голову бумажный мешок. Исключительно для устрашения, знание дороги ничего бы не изменило.

Минут через пятнадцать онемело все тело. Не пожадничали с концентрацией зелья. Психологическая уловка работала — Беатрис, лишенная обзора, начала нервничать, вслушивалась в звуки, стискивая зубы от напряжения.

Машина ненадолго остановилась. Работающий мотор разбавился нарастающим шумом. Боец с переднего сиденья вышел на дорогу, выстрелил — вероятнее всего, из подствольного гранатомета. Беатрис напрягла слух. Кажется, вертолет ушел. Взрыва нет. Отпугнули, еще раз отпугнут... а потом затеряются в лесу, в темноте. Листва достаточно густая, ночью с воздуха ничего не разглядишь.

От Болотистых Пещер до границы с Сорошью рукой подать. Беатрис не сомневалась, что ее везут в Желвач. Думать, зачем взяли живой — шлепнуть-то проще — не хотелось. Не красотой прельстились, это уж точно. И в Желваче, и в Северном Волчеграде высились глухие заборы военных научно-исследовательских центров, отпугивающие любопытных колючей проволокой и патрулями автоматчиков. Завезут в ворота, и никто не узнает, чем эксперимент закончился. И цветов на могилу не принесет.

К горлу подступила тошнота. Не от страха. Естественная реакция организма на выпитый концентрат.

— Останови на минутку! — Беатрис потрясла спинку переднего сиденья. — Эй, вы же мне дали зелье, которое втрое разводить надо. Мужики, предупреждаю, я вам сейчас тут все заблюю, из-под пакета потечет!

Видимо тот, кто отдавал приказы «Леднику», желал получить Беатрис в относительном здравии — без магической комы и необратимых изменений — и озаботился соответствующими инструкциями. Автомобиль остановился, раздался звук открывающейся двери. Наст ухватил Беатрис за шиворот, содрал с головы мешок, перегнул через колено, вывешивая на дорогу. Давление на живот подстегнуло бунт организма. Беатрис вывернуло на обочину, из глаз потекли непрошенные слезы, да и сопли потекли будь здоров. Она кое-как просунула свободную от оков руку в карман, вытащила пачку бумажных платков, отплевалась, утерлась. Наст удерживал ее в висячем положении, не позволяя рвануться и удариться об машину или нырнуть рыбкой на асфальт.

Кап-кап-кап. Дождь, который не был слышен за шумом мотора, частил все сильнее, и — так-то бы плевать — торопился пролиться, подстегиваемый молниями и громом. Впереди, на пути автомобиля, трепетала, сбивалась в облака, оживала в лужах дикая магия. Беатрис пробрало крупной дрожью, она выпрямилась, утирая губы, сказала:

— Сейчас големы поднимутся. Гроза. Ищите убежище, иначе нас как крыс передавят.

Никто и ухом не повел. Наст захлопнул дверь машины, водитель тронул с места, не заботясь об удобстве пассажиров, и поехал в самую гущу молний, сквозь дождь, перерастающий в залповый ливень. Мелькнул дорожный знак. Черные буквы на желтом фоне. Сухая Горка.

«Странно, — подумала Беатрис. — Поселка уже семь лет как в помине нет, а знак новехонький».

До границы с Сорошью оставалось меньше часа езды. Ливень превратился в самый натуральный водопад. Машину повело, водитель съехал на обочину, остановился. Грохот оглушал — капли молотили по крыше, как пулеметные очереди. Молнии били в асфальт, подбираясь к автомобилю. А потом дождь стих, словно повинуясь чьему-то заклинанию, и вокруг — слева, справа, впереди, сзади — начала оживать земля.

— Выходите! Бежим! Справа — река. Прыгайте в воду!

Беатрис толкнула Наста, побуждая к действию. Слева, в поле, чавкая глиной и черноземом, поднималась, росла и обретала конечности туша исполинского голема.

— Беги! К реке!

Водитель пренебрег словами Беатрис и поехал вперед, по дороге. И пары десятков метров не проехал — на асфальт плюхнулось роняющее мокрые комья тело. Кулак целился в автомобиль, но водитель сообразил, сдал назад, и трехметровый глинистый вал влип в дорогу прямо перед бампером. До «Ледника» наконец-таки дошло, что следующий удар достигнет цели, и машина будет похоронена под тонной глины. Наст открыл дверцу, выскочил на обочину, таща за собой прикованную Беатрис. Из кювета поднимался второй голем, меньше первого, пока еще неповоротливый, и Беатрис дернула наручник, указывая в темноту:

— Там река! В воду! Они не ходят по воде!

Наст прыгнул вперед, явно не думая о прикованном к запястью теле: проскользнул под ладонью голема, покатился вниз, по склону, достигая речного берега самым простым и кратким способом. К счастью, по пути им не встретилось крупных деревьев, но по кустам Беатрис проехалась знатно. Она вцепилась в Наста, как клещ, сжала пальцы свободной ладони на воротнике куртки, заорала в ухо: