Луша проснулась от запаха горячего яблочного пирога, который только что вынули из печи. Прекрасный сон, где она была смелой воительницей, прервался как раз на том месте, где она вместе со своим симпатичным, но не очень способным союзником, пробиралась через тёмный лес, полный затаившихся монстров, на встречу с поваром-отшельником, который готовил потрясающую еду из никому неизвестных ингредиентов. Сон был частично про еду, потому что уставшая после вчерашней заготовки сена на невыносимой летней жаре, Луша провалилась в сон ещё засветло, позабыв об ужине. В животе предательски заурчало. Этот звук словно прогнал остатки сна, не давая даже подумать над вопросом: чего хочется больше, сладко пахнущей выпечки или продолжения захватывающего, пусть и голодного приключения.
− Луша, вставай! Завтрак пропустишь! Мне не надо, чтобы ты на жаре в голодный обморок бухнулась! – послышался с кухни суровый, низкий, почти мужской голос мамы.
− Иду! – крикнула Луша.
Настроение у неё стало ужасно паршивое. Ещё один день, наполненный тяжёлой сельской работой. А как бы хотелось, чтобы пошёл дождь. В такие дни вся семья сидела дома и Луша могла придаться чтению книжек, который одолжила у местного учителя. Там как раз был ещё томик исторического романа про рыцарей, добраться до которого не давала работа. «Эту книжку читай последней, − говорил учитель, вручая ей томик. – Она самая интересная. Прибереги удовольствие, от ожидания оно станет ещё слаще». И Луша терпела, уже целый месяц терпела, улучив время прочитать и историю лисьего народа, и сборник сказок, и книгу о звёздах. Последнее ей было мало интересно, но за неимением выбора дождливыми вечерами сгодилось. Только вот эти самые дожди закончились неделю назад. Лушу ждала работа без возможности сделать перерыв на чтение.
− Ты уснула там?! – снова кричала мама.
Этот крик отвлёк Лушу от невесёлых мыслей. Тяжело вздохнув, она встала с горы мешков, служивших ей кроватью, и побрела прочь из пристройки, в которой спала летом, чтобы не дышать домашней духотой.
Мать стояла у порога на кухню, уперев руки в бока.
− Сколько тебя можно ждать!? Хорошо не зима, а то всё остыло бы! Луша, как можно столько спать летом?
− Я Луиза, − только и буркнула Луша, ещё грустившая по прерванному сну и немного сердитая за то, что ей не дают возможности почитать ту самую книгу.
− Вот посмотрите на неё, − фыркнула мать, − принцесса нашлась. Хочешь, чтобы все тут языки ломали и поклоны отвешивали тебе? Не смеши людей, Луша. Хоть ты ей скажи.
Она уставилась на отца, безучастно хрустевшего свежим огурцом, окунутым в тёртый хрен.
− Луша останется Лушей… хрум… хоть в дорогое платье… хрум… её наряди, − нехотя выговорил он, не прекращая жевать, роняя ошмётки еды в уже почти совсем седую бороду.
Луиза скривилась от такого зрелища, не способствующего аппетиту.
− Слышала? А теперь садись и ешь, − приказала мать.
Луша промолчала, всё равно она будет виновата, что бы не сказала. Подавив тяжёлый вздох, за которой бы тоже прилетело нелестных слов, она вскарабкалась на табуретку, просто сесть на которую ей недоставало роста, и начала глотать пресную кашу, за которой уже должен будет последовать вкусный пирог.
− Пойми же наконец, − спустя пару минут мать продолжила свою нравоучительную лекцию, − тебе это имя дали те, кто бросили давным-давно. А мы тебя приютили, выкормили. Ты бы умерла если бы не мы.
Луиза была подкидышем. Сложно было об этом не догадаться, взглянув на неё и её семью. Только вот на «тех, кто дал имя» она не злилась, а скорее ей было любопытно узнать их. В книжках подавляющее большинство детей бросали из добрых побуждений, как бы странно это не звучало. Их бросали потому, что не могли вырастить сами. Например, их жизнь была слишком трудна и опасна. Ребёнок бы просто не выжил. Луиза часто воображала родителей храбрыми и благородными воинами, которые оставили её подрастать в деревне, но скоро обязательно придут и заберут, чтобы обучать воинскому искусству. Только бы они не погибли за те двенадцать лет, что их не было с ней. Нет! Такого не может быть! Они обязательно придут! Её сказка не может быть такой жестокой и скучной!
Только делиться своей уверенностью с приёмными родителями, бездетными стариками, она не спешила. Всё равно они не поймут, а мамаша с её суровым характером может и ударить за такое вольнодумие.
− Пока не жарко, пойдёшь на огород, прополишь. Ты на эту работу лучше всего годишься, − начала мать раздавать работу, когда ещё завтрак не кончился. – Ты, старый, починишь, наконец, забор, который ты сам же позавчера сломал, как набрался самогона у соседа, а потом с речки воды принесёшь…
Луиза, быстро запихнув в рот остатки пирога, выбежала на улицу. Солнце ещё не припекало, но росы уже не было. А горизонте виднелось тёмное пятно. Неужели туча? Какое счастье! И жаре конец, и можно будет почитать. Только бы мимо не прошла!
В приподнятом настроении Луиза кинулась на огород. Сорняков там почти не было, на прополку её посылали достаточно часто. Она присела на колени перед первой грядкой и присмотрелась. Зелёные ростки тихонько подрагивали на слабом ветерке, высушенная земля была светло серой и пахла пылью. На её фоне было очень сложно различить тонкие белые ниточки, извивающиеся словно крошечные змейки и растворяющиеся в воздухе на расстоянии в палец от листьев. Луиза потянулась к нити, торчавшей между двумя верхними листочками сорной травинки, и когтем оборвала. Растений тут же опало и посерело. Для юной лисички картина была обычная. Она проделала тоже самое и с другим, и с третьим, и с четвёртым ненужным растением.
Лето – просто пытка для всех лисиц. Я почти целый день лежала на берегу лесной реки, опустив ноги в воду и держа книгу в лапах. Я даже не читала, потому что не было сил, а лишь лениво ползала глазами по строкам, смысл которых было трудно уловить измученному жарой сознанию. А ведь у меня шерсть белая, мне должно было быть легче, чем остальным. Какого же сейчас чёрному Румелю, который, наверное, ещё сидит в кабинете с бумагами или принимает просителей? Меня бы на его месте уже тепловой удар бы хватил. Хорошо, что у меня выдался выходной и я могу поваляться с книгой, пусть не избавленная от жары, но избавленная от выноса мозгов.
Я почти уснула с книгой на груди, как меня разбудил шум в кустах. Звук был не таким, словно там копошиться какая-то лесная живность. Казалось, что кто-то большой, тяжёлый и неуклюжий ломится через заросли к реке. В этом лесу не было никого опаснее лис, одной из которых была и я, так что я приоткрыла глаза с некоторым раздражением и стала лениво привставать и поворачиваться в сторону звука, но резкий громкий крик заставил меня вскочить. Я чувствовала, как шерсть становится дыбом, но глаза могли различить только шевеление веток, хотя опознать за ними того, кто вызвал это шевеление им не удавалось. Крик оборвался так же резко, как и начался. Он сменился тихим скулением и стонами, словно кто-то пытался выбраться из ловушки, которая причиняла ему боль. Стараясь не слушать громко стучащее сердце, я начала подкрадываться ближе, а мои глаза среди зелёной массы кустов стали выделять цвета, не относящиеся к лесной флоре. Белый. Слишком чистый и яркий, чтобы быть шерстью зверя. Такая белая шерсть была у меня и требовала ежедневного ухода, без которого давно бы уже подёрнулась желтизной. Черный. Блестящий, словно перья молодого ворона. И золотистый. Цвет спелых колосьев, которым нечего делать в лесу. А главное – голос мне казался всё более и более знакомым. С каждым шагом страх сменялся удивлением, хотя я до конца не могла вспомнить, кого встретила, но уже точно знала, что этот старый знакомец неопасен.
Я аккуратно раздвинула ветки и пробралась к пришельцу. Сказать, что я была удивлена, — это ничего не сказать. Как же я должна себя везти с ним? Это знакомец из прошлой жизни, которая официально давно кончилась, которую и вспоминать-то запрещено. Старая я буквально мертва, а новая никак с ней не связана. Я и так уже проболталась одному, нельзя об этому знать и второму! Просто нельзя! Но что мне тогда делать? Просто уйти? Поднять тревогу? Или что?
Пока я размышляла, пришелец поднял на меня блестящие от слёз небесно-голубые глаза и пролепетал:
− Ли… ли-си…чка..
Его голос больше всего походил на то, как артисты изображают зверей.
− Рам… − тяжело вздохнула я, помня, что в таком состоянии завтра он ничего не вспомнит.
Юноша был в чёрных блестящих брюках и белой рубашке, две верхние пуговицы которой он уже успел потерять. Его очень длинные золотистые волосы, разделённые на две пряди, словно заячьи уши, сейчас запутались в кусте, доставляя хозяину боль, от которой, похоже, он и кричал. Сжалившись, я всё-таки начала их распутывать.
Мой знакомец из прошлой жизни. Авраам Хасэ, сын хозяина международной компании, влиятельного аристократа и приближённого короля. Только не смотря на все деньги и связи отец так и не сумел вылечить душевную болезнь сына, который порой начинает считать себя животным, а именно зайцем. В таком состоянии он жутко боится лис, но почему-то не меня. В прошлой жизни я оставалась на какое-то время в особняке Хасэ, чтобы помочь Раму поправиться, но затем обстоятельства вынудили меня бежать. Старая я мало чем смогла ему помочь, разве что в её присутствии немой заяц начинал хоть немного говорить, только вот новая я не должна была знать ни этого, ни самого мальчика.
Распутав его волосы я решила, что проведу его к себе домой, в Замок Пламени, уложу спать, а когда он проснётся в адекватном состоянии, познакомлюсь с ним заново.
Мой план почти удался. Да и кто станет спорить с советницей вожака? Разве что он сам…
− Веста! – меня окликнул знакомый голос, когда я вела Рама по пустому коридору третьего этажа в свободную комнату.
− Добрый вечер, Доминик. Как прошёл день? – я попыталась произнести это спокойно, но хвосты дрожали, а уши очень хотели виновато опуститься. Я глянула, на стоящего рядом на четвереньках Рама. Поймав мой испуганный взгляд, он прижался ко мне, словно я была единственной, кто может защитить его от злого и страшного монстра, которым ему, наверное, представлялся вожак лисьего клана.
− Оставь эти формальности, мы тут пока одни, если не считать этого зайца, − Доминик не сильно, но заметно бил хвостами бока, что означало раздражение. – И мне интересно: что он тут забыл? Ты же должна была порвать все связи прошлой жизни.
− В таком состоянии он всё равно ничего не вспомнит, − махнула я лапой. – А завтра познакомимся заново. Расскажу, что я его нашла в лесу во время приступа и привела сюда. Не оставлять же мне его было там?
− Ночи сейчас тёплые, не замёрз бы, − сухо выпалил вожак. – Медведей и волков тут не видится.
− Братик, я тебя не узнаю, − ахнула я. – С каких пор ты стал таким жестоким?
− С тех пор, как тебя чуть не сожгли на костре! С тех пор, как с меня чуть живьём шкуру не содрали! С тех пор, как убил своего советника! С тех пор, как подписали мир с людьми…
С каждым словом он подходил всё ближе и кричал всё громче, пока не подошёл ко мне вплотную и осёкся, когда я обняла его. Рам взвизгнул за моей спиной и бросился бежать, но, судя по звуку, быстро остановился.