Пламя между нами

Пролог

Москва сияла за панорамным окном, как холодный бриллиант, усыпанный мириадами огней, что отражались в стекле, словно слёзы звёзд. Ксюша Воронцова, двадцати трёх лет от роду, стояла в своей квартире в центре города, сжимая телефон так, что костяшки побелели, а металл корпуса впился в ладонь. Её отражение в стекле было иным, чем пять лет назад: длинные светлые волосы струились до талии, острые скулы оттеняли бледную кожу, а глаза, полные стали, выкованной из боли и предательства, мерцали в полумраке. Она больше не была той напуганной девчонкой, сбежавшей из ада маленького городка. Теперь она — ведущий редактор издательства «Авангард», чьи рецензии возносили книги на вершины бестселлеров, а зарплата позволяла любоваться Кремлём с высоты собственной террасы. Эта жизнь была её триумфом, её местью судьбе. Но прошлое, как тень, цеплялось за её мысли, не давая покоя.
Из спальни доносилось ровное дыхание Олега, её жениха, спящего под мягким светом ночника. Кольцо с бриллиантом, надетое месяц назад, сверкало на её безымянном пальце — символ помолвки, обещание стабильности, уютного будущего с ужинами в ресторанах и разговорами о литературе. Два года вместе, и он был идеален: инвестор с тёплыми серыми глазами, внимательный, с планами на совместную жизнь. Но… ничего. Ни разу. Ксюша отстранялась, когда он мягко намекал на близость. «Я не готова», — повторяла она, и в душе знала: травма прошлого — Денис, отец, та фальшивая «свадьба» — заперла её тело в клетке страха. Девственница в двадцать три — её секрет, её броня против мира. Олег был её покоем, но без огня, без той бури, которую она ненавидела, но не могла забыть. Алекс. Его имя резало, как острый клинок, впиваясь в сердце миллионами осколков. «Я ненавижу тебя», — шептала она в темноту, сжимая телефон сильнее. «За твою ложь, за Соню, за то, что сделал меня шлюхой в своих глазах, за предательство, за то, что оба сделали из меня игрушку в их руках».
Она отошла от окна, поставив телефон на зарядку, и её взгляд упал на стол, где лежал потёртый тёмно-синий дневник — молчаливый хранитель её ран. Последняя запись, сделанная вчера, гласила: «Рецензия на роман о ненависти — как моя жизнь. Героиня сжигает прошлое, но я не могу. Алекс, Соня — их ложь до сих пор жжёт изнутри». Она открыла ноутбук, проверяя почту. Коллега из «Авангард» написала:
— Ксюша, твоя рецензия на «Пламя вражды» — огонь! Добавь страсти, как будто сама пережила это.
Ксюша усмехнулась горько, её пальцы замерли над клавиатурой. «Страсть? Мой гнев — это и есть страсть». Она отредактировала абзац, где героиня в порыве ярости целовала врага, чувствуя, как собственное сердце сжимается. «Почему я до сих пор вижу его лицо? Почему его глаза, его ухмылка преследуют меня?» — думала она, пока пальцы выводили слова.
Телефон завибрировал, вырывая её из мыслей. Номер бабушки — её единственный маяк в прошлом, голос, который согревал, как мамины объятия. Ксюша улыбнулась, предвкушая тёплую беседу, она регулярно переводила деньги на ремонт бабушкиного дома и звонила каждую неделю, мечтая однажды забрать её в Москву.
— Бабуль, привет! Как ты? Я думала о поездке к тебе… — начала она, но голос на том конце был чужим, дрожащим, надломленным.
— Ксения? Это Мария Ивановна, соседка, — прервал её голос, полный скорби. — Твоя бабушка… умерла. Сегодня ночью. Сердце не выдержало. Приезжай, детка, похороны послезавтра.
Мир треснул, как хрупкое стекло под ударом. Телефон выскользнул из рук, ударившись о паркет с глухим стуком. Слёзы хлынули, горячие, неудержимые, обжигая щёки, но за ними поднялся гнев — яростный, как молния в ту ночь, когда погибла мама. Тот городок. Место, где Алекс и Соня предали её, где отец и Денис пытались сломить, заставляя выйти за того, кого она презирала.
— Я не вернусь в этот ад, обещаю, больше никогда не останусь там надолго, это последняя поездка туда, — прохрипела она, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Но бабушка… Её последний якорь, единственный человек, кто знал правду и верил в неё. Ксюша должна была проститься.
Олег вошёл в гостиную, разбуженный шумом. Его серые глаза, обычно спокойные, наполнились тревогой, пока он зажигал мягкий свет.
— Ксюша, что случилось? — спросил он, шагнув к ней, его руки потянулись обнять, но она отстранилась, голос стал ледяным.
— Бабушка умерла. Я еду туда. Одна, — отрезала она, избегая его взгляда.
Он нахмурился, поправляя светлые волосы, упавшие на лоб.
— В тот город? Где всё началось? Я поеду с тобой. Не оставлю тебя одну в такое время, — сказал он мягко, но с настойчивостью.
Ксюша вспыхнула, глаза полыхнули гневом, как угли в камине.
— Нет! Это моя борьба. Алекс… я не увижу его. Он давно улетел в Штаты с Соней, бабушка рассказывала. Он думает, я предала, что спала с Денисом, ждала ребёнка. Ненавижу его ложь с Соней, его слепую веру в сплетни! — её голос дрожал, но был полон яда.
Олег вздохнул, его рука коснулась её щеки с нежностью.
— Будь осторожна, прошу тебя. Я люблю тебя. Ты — мой покой, моя гавань, — произнёс он, но его слова казались ей пустыми на фоне бури внутри.
— Ненависть — мой огонь, — прошептала она, отвернувшись. — Если встречу его, он заплатит за боль. Но этого не будет. Бабуля говорила, он не возвращался.
Она собрала рюкзак: дневник, ноутбук, несколько вещей, зарядку. Тошнота подкатила к горлу — лёгкая, но настойчивая. «Стресс, возможно, критические дни на подходе, особенно после такого удара», — подумала она, глотнув воды. Внутренний монолог бушевал: «Я ненавижу его. Но почему его образ жжёт? Почему вижу его глаза, его насмешливую ухмылку?» Её взгляд упал на кольцо Олега, холодное и блестящее.
— Вернусь через неделю. Закрою вопросы с домом и приеду обратно. Только гнев живёт во мне. Никаких слёз, — сказала она твёрдо, но в глубине души что-то шевельнулось — искра, которую она ненавидела, но не могла погасить. Бабушка ушла навсегда, и с её смертью рушился последний барьер между Ксюшей и её прошлым.

Глава 1

Поезд мчался вперёд, его колёса выбивали монотонный ритм, унося Ксюшу из сияющего оазиса Москвы в мрачные глубины её прошлого. Она сидела у окна, сжимая в руках потёртый тёмно-синий дневник — хранилище её ран, где пять лет назад она выплёскивала боль в хаотичных строках, а теперь оставляла лишь скупые заметки, как следы на песке. Сегодня перо дрожало в её пальцах, разрывая бумагу: «Ненавижу этот город. Алекс верит, что я предала — спала с Денисом, вышла за него, ждала ребёнка. А я… всё ещё девственница, замкнутая в страхе перед мужчинами. Его ложь с Соней — кинжал в сердце. Он поверил сплетням, потому что жаждал ненависти. Гнев — моя броня». Слова текли, как раскалённая лава, и Ксюша откинулась на сиденье, чувствуя, как тошнота сжимает горло, а виски пронзает острая боль. «Просто нервы», — подумала она, сделав глоток воды из бутылки, холод которой обжёг язык. Её отражение в стекле — бледное лицо с тёмными кругами под глазами — отражало душу: израненную, готовую к буре.
За окном раскинулись поля, окутанные серым небом, словно зеркало её внутреннего хаоса, где тени прошлого смешивались с предчувствием неизбежного. Поезд замедлился, и автостанция встретила её знакомым коктейлем запахов — бензин, пыль и сырость, пропитавшая воздух, как память о детстве. Ксюша вышла, рюкзак оттягивал плечо, а ветер хлестал по щекам, напоминая о днях, когда она клялась никогда не возвращаться. Такси, скрипя старыми пружинами, вёз её к дому бабушки, и с каждым километром сердце сжималось, будто предчувствуя встречу с призраками. Дверь открыл Мария Ивановна, соседка, её морщинистое лицо смягчилось, словно старый пергамент, тронутый теплом.
— Соболезную, Ксюшенька, — сказала она тихо, её голос дрожал, как осенние листья. — Бабушка так тобой гордилась, всегда хвалила твои книги.
— Спасибо, Мария Ивановна, — выдавила Ксюша, горло сдавило, и она опустила взгляд, пряча слёзы. В доме витал аромат свежей выпечки и старых книг, пропитанных духом бабушки. Она прошла в свою старую комнату, где время застыло: выцветшие обои с цветочным узором, скрипучая кровать с вытертым покрывалом. Рухнув на матрас, она зажмурилась, и слёзы обожгли глаза. Гнев, горячий и яростный, пересиливал боль. «Ты была моим маяком», — прошептала она, касаясь пальцами обоев, где ещё виднелись следы её детских рисунков.
Воспоминание ударило, как удар молнии: дождливая ночь, мамин голос, заглушённый громом, авария, чёрный силуэт машины. «Этот город отнял всё. Алекс — его часть. Бабушку. Ненавижу этот город». Она встала, вытирая слёзы рукавом, и открыла ноутбук, надеясь отвлечься. В почте ждало письмо от «Авангард»: редактор хвалил последнюю главу её романа, где героиня сжигала мосты с прошлым. Ксюша усмехнулась сквозь слёзы: «Как я хочу сжечь Алекса и мысли о нём». Тошнота вернулась, скручивая желудок. «Дорога, недосып, стресс», — списала она, глотая успокоительное с горьким привкусом. Набрала номер Олега, её опоры в Москве.
— Я приехала, — сказала она, голос дрожал, как струна на ветру. — Здесь всё напоминает о бабушке, всё злит.
Его голос, мягкий и тёплый, обволок её через телефон:
— Держись, любимая. Скоро всё закончится, и мы будем вместе. Хочешь, приеду и помогу с документами или организую поддержку?
Ксюша покачала головой, хотя он не видел.
— Нет, спасибо, Олег. Просто… дай мне время. Справлюсь сама и приеду, когда закончу дела, — ответила она, но его слова не могли растопить ледяной холод в груди.
Похороны прошли в сдержанной тишине, как шорох листвы под осенним ветром. Церковь источала аромат ладана и старого дерева, гроб утопал в розах — белых и алых, словно символы её жизни и ухода. Ксюша стояла в чёрном платье, облегающем её зрелую фигуру, волосы собраны в строгий пучок, кулаки сжаты так, что ногти оставляли следы на ладонях. Гости шептались, их голоса резали, как лезвия:
— Это внучка? Та, что сбежала в Москву? Замужем была? А где муж? — доносилось из толпы.
Гнев бурлил внутри, обжигая горло. «Они ничего не знают, а судачат», — подумала она, бросив холодный взгляд на собравшихся. Она шагнула к гробу, шепча:
— Бабуль, я сильная, как ты учила. Обещаю справиться. Будь спокойна, не переживай за меня.
На кладбище свежая земля контрастировала с холодным ветром, трепавшим её волосы. Когда гости разошлись, Ксюша осталась у могилы, опустившись на колени. Пальцы коснулись влажной почвы, и она прошептала:
— Прощай, бабуль. Я уйду из этого ада навсегда.
Внезапно за спиной раздались шаги — тяжёлые, уверенные, как удар судьбы. Она обернулась, и сердце замерло. Алекс. Высокий, широкоплечий, в чёрной футболке, обтягивающей рельефные мышцы. Татуировки — хищные орлы и завитки бури — вились по его рукам, придавая ему зрелую, опасную харизму. Щетина подчёркивала резкие черты лица, а голос, хриплый и глубокий, резанул по нервам:
— Здравствуй, предательница, — прорычал он, шагнув ближе, его серые глаза полыхали яростью.
Ксюша застыла, гнев взорвался, как пламя в сухом лесу.
— Что ты здесь делаешь, лжец? Ненавижу тебя! — крикнула она, голос дрожал, но глаза метали искры.
Он подошёл вплотную, его дыхание было горячим, тяжёлым, как перед боем.
— Это мой город, Ксюша. А ты вернулась, чтобы снова всё разрушить? — бросил он, склонив голову, его взгляд скользил по её фигуре, задерживаясь на изгибе шеи.
Ксюша сжала кулаки, ногти впились в кожу, оставляя красные полосы.
— Идиот! Ненавижу твою ложь! Ты сломал меня, и никакие слова не склеят меня обратно! — её голос сорвался, но она не отступила.
Алекс схватил её за запястье, его пальцы обожгли кожу, как раскалённый металл.
— Сломал? Ты предала меня! Спала с Денисом, вышла за него, ждала ребёнка! Я годами мучился в Штатах, пока ты… — его голос дрогнул, гнев смешался с болью, глаза потемнели от воспоминаний.
Ксюша вырвала руку, шагнула ближе, их лица почти соприкоснулись.
— Ты поверил сплетням, потому что хотел в это верить, Алекс! Ненавижу тебя! — крикнула она, и запах его парфюма — мускус с табачными нотами — ударил в голову, вызывая дрожь. Гнев смешался с чем-то запретным — жар внизу живота, трепет в пальцах. Тело предало её, несмотря на ненависть.
— Убирайся! Я здесь из-за бабушки, а не из-за тебя, проклятый! — выпалила она, отводя взгляд, чтобы скрыть смятение.
Алекс усмехнулся, уголки губ дрогнули, но глаза пылали.
— Твой гнев — зеркало моего. Ты не уйдёшь так легко на этот раз, Ксюша, — проговорил он, развернулся и ушёл, оставив её под моросящим дождём.
Ксюша стояла, дрожа, слёзы смешивались с каплями воды, но гнев пересиливал. «Ненавижу его. За взгляд, что будит бурю. За то, что всё ещё живёт во мне». Она вернулась домой, дрожащими пальцами набрала номер Олега.
— Всё прошло… не так плохо, но расставание с бабушкой разорвало меня, — сказала она, голос ломался от эмоций.
— Держись, Ксюш. Хочешь, приеду? Помогу с документами, с чем угодно, — предложил он, его тон был полон нежности.
— Нет, спасибо, Олег. Я справлюсь. Просто дай мне время. Приеду, когда закончу дела, — ответила она, но его слова не могли унять бурю внктри меня.
Ксюша закрыла глаза, прижимая дневник к груди. Гнев и боль сплетались в тугой узел. «Я уйду. Сожгу этот город и воспоминания. Бабуля бы этого хотела». Она знала, что впереди — Москва, её карьера писателя, Олег. Но в глубине души тлела искра, разожжённая взглядом Алекса, — искра, которую она боялась признать, опасаясь, что она сожжёт её изнутри. «Почему он здесь? Почему судьба играет со мной?» — шептала она, глядя на дождь за окном.