Меры длины/ времени на планете Поса:
День/ неделя/ месяц/ год – оборот/ нáдель/ мах и период.
Расстояния: один вид – 0,6 километра, или 0,35 мили.
Высота/ширина: маховая сажень – 1,78 метра.
ИМЕНА В КНИГЕ ИМЕЮТ ЗНАЧЕНИЕ: все они – часть языков земного мира
Хлада – от сербского «хладно»: холод;
Флэм – от английского «flame»: пламя;
Песко – отиспанского «pesco»: рыба;
Киркас – от финского «kirkas»: яркий;
Эле – от баскского «ele»: возглас радости;
Лэви – от португальского «leve»: легкий;
Тийе – от испанского tiie: ура!
Мёркиш – от латышского «mērķis»: цель;
Раскт – от норвежского «raskt»: быстрый;
Вайза – от английского «wise»: мудрая;
Арги – от баскского «argi»: светлая;
Элав – от эстонского «elav»: оживлённый;
Третка – от чешского «tretka»: безделушка;
Тотика –на языке маори «totika»: прямой;
Чурьят – от таджикского «Ҷуръат»: дерзкая;
Яка – от боснийского «jaka»: крепкий;
Трюн – отшотландского «treun»: смелый;
Чёдэс – от чешского «chodec»: ходок;
Вахва – от финского «vahva»: сильная;
Визау – от португальского «visão»: взгляд;
Блаб – от английского «blab»: болтать, болтун;
Пипсе́н – от немецкого «piepsen»: писк;
Асюри – от французкого «assuré»: уверенный;
Саж – от французского «sage»: мудрая/ мудрый;
Люс – от испанского «luz»: свет;
Гайда – от латышского «gaida»: ждущая;
Фурбо – от итальянского «furbo»: хитрый;
Мейнэ – от нидерландского «mijne»: свой;
Айи – от японского «愛»: любовь;
Лио – от гавайского «leo»: звонкий;
Йерc – от африкаанса «eers»: первый;
Динс – от маратхи «घन (dens)»: твёрдый;
Дзала – от грузинского «ძალა (dzala)»: сила;
Ригель – он немецкого «régel»: правило;
Идос – от греческого «Είδος»: добрый;
Дюгуть и Калиле́ – слова, подслушанные у моего двухлетнего внука.
«Любой Разум в процессе эволюции первого порядка проходит путь от состояния максимального разъединения (дикость, взаимная озлобленность, убогость эмоций, недоверие) к состоянию максимально возможного при сохранении индивидуальностей объединения (дружелюбие, высокая культура отношений, альтруизм, пренебрежение достижимым). Этот процесс управляется законами биологическими, биосоциальными и специфически социальными. Он хорошо изучен и представляет здесь для нас интерес лишь постольку, поскольку приводит к вопросу: а что дальше? Оставив в стороне романтические трели теории вертикального прогресса, мы обнаруживаем для Разума лишь две реальные, принципиально различающиеся возможности. Либо остановка, самоуспокоение, замыкание на себя, потеря интереса к физическому миру. Либо вступление на путь эволюции второго порядка, на путь эволюции планируемой и управляемой, на путь к Монокосму. Синтез Разумов неизбежен. Он дарует неисчислимое количество новых граней восприятия мира, а это ведет к неимоверному увеличению количества и, главное, качества доступной к поглощению информации, что, в свою очередь, приводит к уменьшению страданий до минимума и к увеличению радости до максимума.
Возникает новый метаболизм, и, как следствие его, жизнь и здоровье становятся практически вечными. Возраст индивида становится сравнимым с возрастом космических объектов — при полном отсутствии накопления психической усталости. Индивид Монокосма не нуждается в творцах. Он сам себе и творец, и потребитель культуры. По капле воды он способен не только воссоздать образ океана, но и весь мир населяющих его существ, в том числе и разумных. И все это при беспрерывном, неутолимом сенсорном голоде».
Аркадий Стругацкий «Волны гасят ветер».
В черноте космоса вокруг далёкой пылающей звезды неспешно вращалась по орбите огромная планета. Бледно-бирюзовый газовый гигант временами являл на своём теле сине-зелёные всполохи, порождая на поверхности вихри из тёмных спиралей. При этом космический исполин имел интересное свойство: с особым изяществом он выписывал по внутренней оси символ бесконечности[1]. Проходя пересечение двух лепестков этого знака, планета-гигант немного отдалялась от звезды и остывала, меняя сияние на мутно-белое, с огромными розовыми разводами. А приближаясь к звезде по элегантной кривой, снова наполнялась бледно-бирюзовым светом.
«Система безопасности — Базе: Тревога! Тревога! Тревога! Критически недопустимое сближение с объектом! Системы торможения не функционируют на 75,8 %. Столкновение произойдёт через 30… 29… 28…»
Красная надпись полыхала истерической вспышкой на тонком переплетении шестигранников, полностью опутавших чрево огромного звездолёта.
Газовый гигант, словно с молчаливым осуждением, наблюдал, как крошечный по сравнению с ним объект коснулся поверхности его маленького спутника и вскоре замер на границе света и темноты.
Мощь, исходившая от космического исполина, завораживала своей несокрушимостью и монументальностью. Ни одно разумное существо не решилось бы бросить ему вызов. Но инертным бездушным осколкам планет, что веками странствовали по бесконечной вселенной, было всё равно, в какую сторону лететь и что встретится на их пути.
«Информаторий — Базе: повреждения корпуса составляют 17 %. Системы энергоснабжения находятся в допустимой норме. Технические службы приступили к ремонту повреждённых частей корпуса. Ориентировочное время восстановления: 10 638 часов».
«Служба безопасности — Базе: критических аномалий на поверхности, способных причинить ущерб, не обнаружено».
«База — всем системам: приступить к спектральному анализу новой среды. Протоколу — начать сбор, обработку и формирование базы данных. Зафиксировать и принять момент стабилизации корпуса на поверхности за начало отсчёта нового летоисчисления».
***
В глубине космической бездны едва заметно вспыхнула искра. Она становилась всё ярче, и вскоре, после нескольких оборотов бледно-бирюзового гиганта вокруг пылающей звезды, далёкое мерцание этой искры превратилось в яркое сияние стремительно приближающейся кометы. По сравнению с громадным газовым шаром комета выглядела микроскопической раскалённой иголкой с ослепительным длинным шлейфом. Но по неписаным законам Вселенной даже малое может сокрушить великое. Ведь Вселенная — это разум, и все процессы в ней идут по Её воле…
«Аналитический центр — Базе: расчётный вектор движения объекта «комета» подразумевает столкновение с газовым гигантом. По предварительным данным скорость объекта варьируется от 1/16 до 1/18 от скорости света. Точное время приближения объекта — в процессе вычисления».
Спустя короткое по меркам бесконечности время огненный странник с неимоверной скоростью и силой врезался под острым углом в тело гигантской планеты.
Если бы вакуум мог передавать звук, то грохот этого взрыва, наверное, долетел бы даже до пылающей звезды.
Увы, космос мудро хранит молчание. В полнейшей тишине на месте вспыхнувшего разрыва тут же образовалось чёрное пятно, и пострадавший гигант моментально начал втягивать его в свою поверхность, словно собирая силы для исцеления раны на своём боку.
Несколькими мгновениями позже недалеко от места столкновения из громадного шара мощным фонтаном выбросило в космос то, что некогда было сияющей кометой. Её изгнание сопровождалось огромным бледно мерцающим туманным облаком, которое стало скручиваться в небольшое завихрение и плавно двинулось в неизведанную черноту за своим прародителем. Следуя долгое время за космическим исполином по его орбите, облако всё больше отдалялось и вскоре было притянуто гравитацией единственного спутника планеты, который казался на её фоне маленьким зёрнышком.
Со стороны это необычное соседство выглядело так, словно родитель-колосс загораживает и защищает от сжигающих лучей звезды своё крохотное дитя, щедро одаривая его бледно-бирюзовым сиянием и теплом.
Планета-спутник в своём вращении смотрела на огромного защитника только одной стороной, разделяя веками свою поверхность на светлое и тёмное полушария.
Туманное облако стало обволакивать маленький спутник и долгое время сливалось всё плотнее со своим новым домом. Бледное свечение туманности на мгновение отразилось в сверкающем полированным металлом боку громадного эллипсообразного предмета, наполовину скрытого под грунтом и замершего на вечной границе света и тьмы.
По тонким соединениям шестигранников стремительно пробежала ярко-зелёная искра, и появилась надпись:
«Информаторий — Базе: период наблюдения завершён. Зафиксировано окончательное слияние инородной газообразной субстанции с поверхностью. Все системы приступают к проведению анализа и обработке данных».
[1] Знак бесконечности, лемниската — это любая из нескольких кривых в форме восьмёрки или ∞.
Чуть посветлевшее небо на горизонте, немного рассеяв густой мрак, чётче обозначило крутые склоны небольшой отвесной скалы, покрытой карликовыми кустами. Это означало лишь одно — поток вот-вот откроется.
Лэви стоял почти на самой вершине, ухватившись за выступающий корень, и смотрел вниз на широкую просеку, окаймлённую чахлым лесом на кромке болотных зарослей. Он то и дело поправлял капюшон тёплой куртки, съезжавший с его высокого лба и закрывавший светло-серые, с сиреневым ободом глаза.
На краю просеки стояла необычная с виду телега с четырьмя широкими колёсами, высотой в рост человека. Внутри неё широкоплечий и коренастый Киркас привязывал себя к сиденью.
— Ну что? — весело прокричал он, задрав голову. — Как оттуда смотрится моя «Тачка»?
— Красотка! — зычно ответил Лэви и тут же добавил: — Скоро начнётся! Жди!
Словно подтверждая эти слова, по тёмному лесу пробежал резкий порыв ветра, заставив подняться в воздух сухие мелкие ветки, опавшую листву и серую пыль. От этого порыва блёкло светящиеся корни деревьев и кустов чуть усилили своё оранжево-жёлтое сияние, как раздуваемые угли костра. Внезапно ветер сменил направление, будто втягиваемый могучими лёгкими великана. Весь поднятый лесной мусор завис на миг, пролетел немного в противоположную сторону и медленно осыпался. Такое чудачество природы повторилось ещё несколько раз, и только после этого воздушный поток с нарастающим рёвом устремился по просеке к едва видимому вдали густому туману.
Лэви приложил свободную перевязанную ладонь ко рту и гаркнул, что было сил:
— Вперёд!
Киркас, услышав далёкий крик, громко выдохнул и, сдерживая дрожь в руках от нахлынувшего волнения, быстро натянул маску. Тяжело дыша и собираясь с духом, он опустил на глаза плотно прилегающие к лицу очки, с усилием закрутил педали и двинулся по кромке просеки. Его «Тачка» быстро вошла в поток и резво покатилась, подпрыгивая толстыми ободами колёс по ухабам. Уперев ступни в два выступа над педалями, Киркас дёрнул рычаг и раскрыл первый парус.
Восторг от грубого рывка и нарастающей скорости вызвал улыбку на его лице под плотной маской. Без этого чувства, холодящего всё внутри, Киркас теперь просто не мог жить. Почти такие же захватывающие дух эмоции он испытывал в далёком детстве, когда слушал рассказы своего деда Мёркиша. Один из них в корне изменил его жизнь. Дед однажды поведал внуку и его близкому другу Лэви про невероятный Сальдар, где почти всё небо закрывает огромное бирюзовое нещадно палящее светило Сао. Попасть в этот мир можно было только через туманные земли на стыке миров, пройдя по воздушным потокам.
Киркас и все жители его родного Полунгара, вечно пребывающего почти в кромешной темноте, знали о неимоверной силе потоков, с корнем вырывающих хилые деревья. Правда, роптать на эти капризы природы никто не решался из-за поступающего тёплого воздуха, делавшего жизнь в стылом Полунгаре более сносной. Были и обратные потоки, уносящие ледяной ветер на светлую сторону, чему полунги радовались не меньше. Они думали, что этот ветер уносит с собой холод, от которого здесь страдали даже больше, чем от постоянного мрака вокруг.
Не меньшей преградой служили густые туманы, разливавшие свои мутные облака по болотам, на стыке светлого и полумрачного миров. Это препятствие отбивало охоту у путников идти на болота в туман, потому что внутри него из-за сильнейшей влажности дышать было практически невозможно.
Все эти трудности не смогли остановить Киркаса, жаждущего приключений. Всей душой он мечтал во что бы то ни стало побывать в Сальдаре и увидеть новые земли, щедро согретые светилом Сао.
От деда Мёркиша, знатного кузнеца и умелого сказителя, особо почитаемого за то, что держал в памяти и увлекательно рассказывал истории о прошлом людей, Киркас также узнал, что были те, кто смог пересечь туманный стык миров по слабеющим потокам. Это негасимым огнём зажгло в сердце тогда ещё мальчика мечту — пройти через поток.
Киркас всякий раз съёживался от воспоминания, как они с Лэви чуть не задохнулись в тумане, неверно рассчитав время на дорогу. Обоим только исполнилось по пятнадцать периодов[1], и то юношеское безрассудство чуть не погубило друзей. Туман накрыл их так стремительно, что только прыткие ноги Лэви помогли обоим выбраться из остановившегося потока на кромку болот. Это и послужило Киркасу поводом начать в кузне деда конструировать новый тип телеги, чтобы проехать по потокам, а не идти по ним пешком.
Дед Мёркиш безумно любил смышлёного и жадного до знаний конопатого синеглазого внука, потому помогал ему во всём. Он, будучи кузнецом не одно поколение, научил неугомонного Киркаса ковке и выплавке котлов. Каждый раз, принимая благодарности от селян, Мёркиш нет-нет да упоминал подрастающего внука как своего полноценного подмастерья. Благодаря опытному деду Киркас соорудил первую педальную телегу. Её четыре колеса были сделаны из больших, изогнутых, обломанных ветром веток. На каждом колесе был железный обод, обмотанный тягучими водорослями в несколько слоёв.
Заказы на такие телеги валом посыпались от односельчан и изо всех соседних селений. Правда, Лэви раскритиковал эту конструкцию в пух и прах, разумно объясняя, что в ураганном потоке крутить педали и управлять телегой, не сломав при этом руки и ноги, не получится. Только спустя полтора периода Киркас добился нужного результата — и назвал своё творение «Тачкой».
***
Теперь, пройдя потоки уже чуть ли не больше сотни раз, Киркас всё равно волновался не меньше, чем в первый. Тогда они с Лэви только чудом смогли проскочить стык миров за счёт маленького паруса, приделанного Киркасом к «Тачке». Чтобы парус не сорвало ветром, Лэви вцепился в его мачту руками и держал её весь путь, сидя сзади Киркаса на багажной части. Сама же мачта паруса была прикручена к сидению ездока надёжными и прочными верёвками из красных водорослей. Ноги Лэви были крепко привязаны к спине Киркаса, чтобы тот мог удерживать друга и при этом свободно крутить педали и рулить. Такая безумная конструкция пришла в голову Киркасу, и он сам готов был сесть на место Лэви, чтобы доказать, что с парусом «Тачка» в потоке не поедет, а полетит. Так и произошло, но это стоило Лэви содранных в кровь ладоней.
Чёрные горы ледяной воды бросали утлый челнок с волны на волну. Он был почти доверху нагружен рыбой, а внутри сидел измотанный человек, продолжавший упрямо грести. От пронизывающего ветра и холода его руки с трудом повиновались и уже не чувствовали вёсел, а кожа на лице перестала ощущать боль от хлещущего острыми иголками мокрого снега. Упорная мысль, что нельзя останавливаться, заставляла его с величайшим трудом ворочать вёсла, казавшиеся уже неподъёмными.
Правда, это мысль была не единственной. Временами рыбака одолевало осознание бессилия: он понимал, что стихию не победить, нужно просто положиться на волю волн, и будь что будет.
В такие моменты Песко — так звали рыбака — заставлял себя вспоминать о пропавших в этой пучине отце, братьях и друзьях, и эти воспоминания злобно взбадривали его. Он, сжав зубы, с натугой рвал тяжёлые вёсла и мысленно ругался со стихией: «Эй, Большая Чёрная Вода! Слышишь меня? Уж больше двадцати периодов, как оседлали потоки, а ты всё не даёшься! Что с тобой не так-то?! Гордая, да? Сильная? Ну ничего! Кто-нибудь сможет и твою водную тьму укротить! Слышишь?!»
Вдруг Песко скорее почувствовал, чем услышал, как днище челнока заскрежетало по мелким камням. Ещё несколько натужных рывков вёслами — и судёнышко замерло без движения.
Рыбак с трудом встал, почти без сил вывалился на спасительный берег, уткнулся лицом в ледяную прибрежную гальку и почувствовал, что вот-вот провалится в сон. Возможно, в последний сон своей жизни.
Словно споря с кем-то, он приподнялся на локтях, мотнул головой и стал всматриваться в кромешную темноту, бормоча под нос: «Нельзя спать… Я слишком молодой… для последнего сна под корнями…» Его слипавшиеся от усталости глаза с трудом могли разглядеть что-то, кроме чёрно-серой мути, в которой мокрый снег смешался с брызгами волн. Внезапно ветер на мгновение замер, и юноша увидел неподалёку бледно-жёлтое свечение, исходящее из-под густых кустов.
Песко в изнеможении закрыл глаза и, собирая последние силы, вслепую пополз вперёд, к спасительному свечению. Вдруг, резко замерев, он обернулся, облизнул потрескавшиеся губы и прошептал: «Мой улов…»
С огромным трудом юноша развернулся, с натугой встал на колени и ухватился за край челнока онемевшими от холода пальцами. Издав гортанный вопль, чтобы придать себе сил, он дёрнул судёнышко на себя и смог чуть дальше вытянуть его на берег.
Сколько прошло времени, пока весь улов оказался возле спасительных кустов, Песко не смог бы сказать. Только когда молодой рыбак полностью уверился, что его добычу вместе с челноком не поглотит Большая Чёрная Вода, он заполз поглубже в кусты и, просунув руки между ветвей к бледно светящимся корням, постарался согреться их еле ощутимым теплом.
От ледяного ветра и мокрой одежды Песко колотила мелкая дрожь, и он понимал, что это был первый признак подступающей болезни…
Он стал напрягать и расслаблять мышцы, как учили его опытные рыбаки, чтобы хоть как-то разогнать кровь по жилам и немного согреться, но сил даже для этого уже не хватало. Охваченный отчаянием, он зарыдал и стал звать на помощь, стараясь перекричать вой ветра.
Что он кричал дословно и как долго, юноша вряд ли помнил. Но вдруг заметил, как наружные корни кустов и нижняя часть веток стали переливаться оранжево-жёлтыми бликами, и жаркая волна коснулась его рук. Онемевшие пальцы Песко ощутили особое тепло, которое согревало не только кожу, но и наполняло всё тело, растворяя напугавшую его дрожь. Сжавшись в комок, он плотнее припал к кустам, продолжая рыдать уже от нахлынувшей радости и осознания спасения.
Замутнёнными от слёз глазами он осмотрелся, и страх стылым комом, вперемежку с восторгом, буквально сжал его внутри. Песко увидел, что и почва под ним мерцает таким же оранжево-жёлтым, пульсирующим волнами свечением, даря спасительное тепло.
Молодой рыбак попытался протереть глаза, в надежде лучше рассмотреть, что же его окружает. Но всё ещё непослушные от холода пальцы лишь чуть ободрали веки.
Внезапно, осенённый догадкой, он замер и еле слышно выдохнул: «Черви…»
Лицо озарилось улыбкой неподдельного счастья, и он провалился в спасительный, согревающий сон.
***
Хлада понимала, что больше не может отдирать моллюсков от скользких камней. Руки и ноги её уже окоченели от ледяной воды, да и утомилась она слишком быстро. Девушка с трудом разогнулась, досадливо посмотрела на почти пустую корзину с моллюсками и выругалась про себя: «Да и в пекло! Хватит на сегодня! Сама съем, хотя опять ничего не обменяю… Эх…»
Хлада выбралась из воды и, подхватив корзину, быстро направилась к своему жилищу, то и дело оглядываясь по сторонам. Опасалась она не зря, потому что на утреннем перезвоне услышала, что рядом с их селением стая войлов полоборота назад растерзала рыбака. Да и рыкуны тоже часто шастали вокруг, норовя залезть в ледники с рыбой. Из-за постоянной темноты и холода и так несладко жилось, но этих огромных мохнатых зверюг люди опасались больше всего. Ведь рыкун мог и в жилище залезть, как это уже однажды случилось. Тогда зверь задрал семью из четырёх человек. Потому и стали утыкивать острыми сколами сланца пологи над входами в жилища. Да расставлять крест-накрест железные пики вокруг каждого навеса по периметру селения, чтобы отвадить диких тварей.
Густая трава переливалась белёсыми бликами, отчего давящий мрак чуть отступал, позволяя выбирать тропу без ям и колдобин. Небо, обычно затянутое чёрно-серыми облаками, сегодня обильно рассыпало бисер далёких звёзд, свет которых немного рассеивал темноту.
Теперь Хлада не ходила на реку трижды в оборот, как раньше. Ей хватало и одного раза, чтобы, используя особый зов к червям, набирать большую корзину крупных моллюсков. Но своим секретом девушка решила ни с кем не делиться.
Скоро у неё появились жёлтые, а не бордовые, как когда-то, чулки, да ещё двухслойные, с прочной подошвой из опавшей коры деревьев. Такие чулки согревали не хуже белой накидки, которую она хоть и берегла, но надевала на каждый перезвон, поглядывая на всех с лёгкой улыбкой превосходства.
Теперь, заходя под навес, Хлада всем своим видом давала понять, что становится зажиточной селянкой. Ведь в Полунгаре особо ценились светлые наряды, которые не каждый мог себе позволить. Полунги обычно шили одежду и обувь из водорослей разных сортов и мастей и редко из опавшей листвы немногочисленных широколистных деревьев, отчего она получалась в основном бордово-коричневого цвета. Такие вещи изнашивались достаточно быстро, в отличие от одеяний из красных водорослей. Эти водоросли обладали особой плотностью и придавали ткани светлые оттенки — от алого и оранжевого до жёлтого и золотистого. Выделанные в особом соляном растворе с добавлением плотного мха для уплотнения, они служили также долговечной обувью. Конечно же, особым спросом пользовалась одежда из Сальдара, отличавшаяся всем спектром цветов — от ярко-синего до кипенно-белого. По слухам, сальдарцы шили такую одежду из бархатистых синих и бирюзовых листьев деревьев фижьера, что росли только на их «светлой стороне».
Однажды, выменивая у ездока свой улов на ярко-синюю сальдарскую юбку, Хлада услышала сдавленный крик прямо за спиной. Она резко обернулась и увидела, как Арги, жена старшего рыбака их селения, выронив корзину с рыбой, схватилась одной рукой за огромный живот, а другой стала искать опору, чтобы не упасть.
Хлада тут же поддержала её и осторожно помогла присесть на опрокинутую корзину.
— Что с тобой, Арги?! — с испугом воскликнула девушка, видя, как по чулкам женщины стекает вода.
Видя происходящее, две наставницы селения тут же аккуратно оттеснили Хладу в сторону, и одна из них громко крикнула:
— А ну-ка, тихо! Всем мужчинам выйти из-под навеса! И быстро накипятите воды побольше, да свежего мха натаскайте! Видите, у Арги воды отошли — роды начинаются! И чтоб не заходить сюда никому! Ясно?
Общий гул голосов быстро смолк, и мужчины торопливо стали выходить наружу, уводя за руки детей, чтобы те не мешались под ногами.
— Хлада! — окликнула растерявшуюся девушку низкорослая полная наставница, которую все ласково звали мать Вайза. — Помоги мне уложить Арги пока на эту подстилку, а потом подсобишь мне с Анной роды принять.
У Хлады от услышанного мелко задрожали руки, но она мотнула головой, словно прогоняя страх, и взялась помогать.
Все женщины и девушки, находившиеся под навесом, хоть и суетливо, но в меру слаженно стали кипятить на трёх очагах чистую воду, расстилать бурые полотнища и класть валики под голову и ноги на большом столе. Под ножки этого стола другие женщины подкладывали плоские камни, обычно служившие тарелками для еды. Таким образом они ставили стол под нужным углом и одновременно проверяли его на устойчивость, ловко меняя камни местами, если требовалось.
Некоторые девушки выскакивали из-под навеса и тут же возвращались с корзинами, полными густого мха, который приносили мужчины. Мох тут же высыпали на пол, отбирая самые чистые и густые куски. Остальные девушки вешали фонари с сиялками поближе к столу для роженицы.
Хлада в общей беготне чётко выполняла всё, что ей говорили наставницы. Но страшные мысли разрывали её изнутри — она вдруг вспомнила рассказы о том, как во время родов умерла её мать. Временами тошнота подступала к горлу, а страх холодными тисками сковывал всё внутри, когда она слышала крики Арги. От этого Хладе хотелось бежать куда глаза глядят.
Наконец всё было готово: роженицу быстро подхватили и аккуратно перенесли на подготовленный стол. Рядом встали несколько женщин и девушек. Они смачивали в кипятке мох и короткие бурые полотенца, чуть остужали их и передавали наставницам Вайзе и Анне, склонившимся над стонущей Арги.
От страха Хлада сначала спряталась за спинами стоящих, но, услышав оклик Вайзы, подошла ближе.
— Милая моя, — ласково и быстро зашептала Вайза, — держи Арги за руку. Даже когда тебе будет больно, помни, что ей больней, и нужно хоть немного брать эту боль на себя. Тогда и рожать ей легче будет. Уяснила, девочка?
Хлада утвердительно затрясла головой и, взявши двумя руками потную ладонь Арги, стала с ужасом смотреть на её огромный живот и зажмуриваться при каждом вскрике.
Женщины тихо затянули древнюю песню, которая, по поверьям, помогала при родах. Но роженице становилось всё хуже. Это было видно и по её бледнеющему лицу, и по лицам Вайзы и Анны. Наставницы стали чуть больше суетиться и просить Арги сильнее тужиться, но та почти полностью выбилась из сил от боли.
Вайза быстро замотала в пучок свои седеющие длинные волосы и полными руками стала надавливать на огромный живот Арги, чтобы помочь младенцу появиться на свет. Но и это не дало результата. Во взглядах поющих женщин появился страх, который никак не мог ускользнуть от зорких глаз Хлады. Этот страх, словно вязкая жижа, стал проникать в каждую помощницу, и казалось, даже воздух наполнился им. И вот уже несколько девушек, не сдерживаясь, заплакали.
Тонкое, как волос, соединение, получив сторонний сигнал, замерцало зелёным огоньком и запустило световой импульс дальше. Свечение с нарастающей скоростью распространялось. Изумрудный каскад фейерверком пробегал по многомиллионным шестигранным объёмным соединениям, чьи нити опутывали многокилометровый отсек звездолёта.
Волна зелёных импульсов вызвала оживление диодов и плат, сплошным ковром покрывающих полукруглые стены от пола до сводчатого потолка. Включаясь с мягкими щелчками и слабым попискиванием, они начинали равномерно мерцать белыми и синими всполохами, плавно наполняя светом всё колоссальное пространство отсека.
На шестигранниках-визуализаторах появился бегущий вверх трёхстрочный белый текст, сопровождаемый полоской курсора:
«Система ментального наблюдения «Информаторий» — Базе открывателей: произошёл первый непримитивный контакт энергосущностей (локально — «черви») с индивидуумом женского пола по имени „Хлада“».
«Разведцентр — Базе: индивидуум женского пола обитает на полумрачной стороне, локально именуемой «Полунгар». Данная информация транскодирована от энергосущностей».
«Медотсек — Базе: в данный момент индивидуум «Хлада» находится в состоянии сомноленции[1] вследствие диффузного снижения мозгового метаболизма, вызванного кратковременным уменьшением мозгового кровотока из-за интенсивного образного общения. Предложение: применить короткий электрический разряд для выведения её из состояния обморока».
Текст исчез. Курсоры замигали в ожидании.
К этому времени волна ярких всполохов полностью осветила весь гигантский отсек. В самом его центре замерцали и загорелись отводы тысяч полупрозрачных труб, напоминавших щупальца застывшего громадного осьминога. Они соединялись с корпусом исполинской логарифмической спирали[2] диаметром более тысячи метров и высотой в несколько сотен метров. Сгустки проводов и креплений, уходящие в широченный раструб спирали, соединялись с бело-перламутровыми нейротрубками колоссального гипермозга.
Это был когнитивный модуль базы открывателей — центральный обменный узел со всеми системами управления. Помимо составляющих его нутро кристаллов, плат, датчиков и соединений, гиперинтеллект хранил и самую важную ценность — биоматериалы многочисленных органов центральной нервной системы учёных этого звездолёта. Это отличие от типовых искусственных интеллектов и было его сверхособенностью, наделившей гипермозг чувствами и эмоциями.
С мелодичным переливом коротко прозвучал сигнал, и перед когнитивным модулем полукругом появились красные надписи:
«База — Медотсеку: разряд не применять. Данная стимуляция повлечёт нарушение восприятия информации индивидуумом при дальнейших сеансах».
«База — Информаторию: объём образного общения уменьшить по протоколу до элементарного.».
«Приказ Разведцентру: начать наблюдение за индивидуумом «Хлада» без препятствия дальнейших контактов, с постоянным подробным информированием».
В переплетении шестигранников один за другим появились и исчезли тексты:
«Медотсек — Базе: принято к исполнению».
«Информаторий — Базе: принято к исполнению».
«Разведцентр — Базе: принято к исполнению».
Бело-перламутровые сплетения когнитивного модуля начали пульсировать светом в ритме биения сердца. После нескольких ритмичных сдвоенных импульсов вся сеть шестигранных соединений сместила световой акцент в центр.
Вновь прозвучал сигнал, появилась очередная надпись:
«База — Ментальному Информаторию: доложить максимальную информацию о непримитивном контакторе „Хлада“ и её родных».
На шестигранниках-визуализаторах вокруг сияющих гигантских спиралей возникли панорамные голографические проекции с цифровыми данными, фотографиями, графиками и непрерывно бегущей информацией:
«„Хлада“ — пол женский, возраст — 16 периодов по критериям планеты Поса равный 16 и 1/4 годам по стандартам земного летоисчисления. Сирота. Мать — Эле, умерла при родах в возрасте 20 периодов. Отец — Киркас, ездок-первопроходец. До рождения дочери погиб на стыке миров в возрасте 27 периодов. Обстоятельства гибели: туман критической плотности — 10 уровень, расстояние от базы открывателей — 2 вида по критериям планеты Поса (1,2 км / 0,7 миль). Тело найдено единомышленниками погибшего спустя 3 оборота газового гиганта Сао вокруг своей оси, что соответствует 3 стандартным суткам планеты Поса.
Ремарка. Для удобства архивации данных определения день/неделя/месяц/год учитываются в терминах локального наречия: оборот/на́дель/мах/период. Данные временные отрезки соответствуют земным с погрешностью 1 к 1,00314.
Ремарка. Индивидуум „Хлада“. Уровень рационального интеллекта IQ — 120. Замкнута, в общении предпочитает саркастический тон, минимизирует контакты с жителями своего селения. Обладает навыками лидера, но данной способностью не пользуется. Имеет музыкальный слух и склонность к стихосложению. Часто поёт, находясь в своём жилище в одиночестве. Легко обучилась грамоте при помощи наставниц селения, а также примитивному сложению чисел — самостоятельно. Мечтательна, ленива, но обладает подвижным умом, благодаря чему проводила примитивные контакты с энергосущностями (локально — «черви»). Просила их о помощи для добычи пропитания, а также во время критических родов у женщины селения при тазовом предлежании плода. После призыва индивидуума о помощи для роженицы медцентр первооткрывателей направил серию команд энергосущностям. Для перемещения плода в утробе в нужном направлении с последующим удачным его извлечением были применены акустическая стимуляция плода и неинвазивная спинальная анальгезия. После оказания помощи при родах у индивидуума «Хлада» возникло желание провести первый сеанс непримитивного контакта. Как передают энергосущности, следящие за контактором «Хлада», в данный момент она пребывает в состоянии глубокого сна. Любые её контакты и более ранние контакты других индивидов с энергосущностями определены как «примитивные» и запротоколированы, но для контроля и дальнейшего наблюдения не учитываются».
В прохладной тени огромных кустов, в гамаке под небольшим навесом, сладко потягиваясь, лежал юноша и лениво цедил прохладную воду из тонкого стеклянного кувшина. Иногда он рассматривал сосуд, любуясь изгибами стекла. От изящного горлышка извилисто спускалась тонкая прозрачная нить, завершаясь крупной каплей на выпуклой части, словно сбежавшая струйка настоящей воды.
Его смуглые руки поворачивали кувшин под разными углами, чтобы свет Сао, пробивающийся сквозь полог из тонких лиан, давал больше причудливых бликов. Они отражались в миндалевидных карих глазах юноши, с ободом цвета тёмного золота.
Под навес зашёл высокий плотный мужчина в набедренной повязке на лоснящемся от пота смуглом массивном теле и в жёлтых сандалиях с плетёными ремешками до колен. Вытерев грязным полотенцем лицо с тканой повязкой на лбу, он исподлобья посмотрел на юношу.
— Флэм… — сердито пробасил мужчина, — с чего ты решил, что пора отдыхать?
Юноша вскочил с гамака, и кувшин, выскользнув из его рук и сделав невероятный кульбит в воздухе, полетел прямо на булыжный пол. Флэм бросился на колени, пытаясь поймать свою стеклянную драгоценность. Но кувшин упал точно в подставленную большую ладонь мужчины, испещрённую шрамами и следами от ожогов. Тот глянул на стоящего на коленях парня, хмыкнул и принялся рассматривать сосуд.
— Ох… мастер Элав… Спасибо! Вы спасли мою работу… — тяжело выдохнул Флэм. — У меня чуть сердце не выскочило…
— Отличная работа, мой мальчик! — пробасил удивлённо Элав, продолжая крутить в ладонях кувшин. — Ты сам придумал форму или случайно получилось? Я ведь такого заказа вроде не давал.
— Да, мастер! Это моя задумка, — затараторил Флэм, протягивая руки, чтобы забрать кувшин. — Я взял совсем немного чистой пыли из общего бака и сделал это для госпожи Ва́хвы. Она очень просила что-нибудь нежное и необычное. Вы же не будете сердиться?
Мастер Элав отодвинул протянутую руку Флэма и, хитро прищурившись, тихо спросил:
— С каких это пор тебе дают заказы в обход меня, а?
— Мастер Элав, она… она… — растерялся юноша, но, словно что-то вспомнив, выпучил глаза и, прижав ладони к груди, выпалил: — Она просила вам передать, что хочет такую вещицу! И я решил сделать пробу, чтобы показать вам, мастер, но не успел. Вы теперь вот сами её увидели. Оплаты ещё не было, так что всё по правилам, мастер! Я бы не смог обмануть своего благодетеля, который меня с малолетства вырастил! Честно, честно!
— Хитрец ты, Флэм! — басовито хохотнул Элав и протянул кувшин юноше.
Тот осторожно взял его и с благодарностью поклонился:
— Мастер Элав, могу я показать сосуд госпоже Вахве? Вы не будете против?
— Конечно покажи! — с доброй улыбкой ответил Элав. — Только сделай это при мне, дабы я всё видел и слышал. И мой тебе совет на будущее: всё докладывай сначала мне, а не тихушничай и тем более не скрывай от меня. А то ты в свои восемнадцать периодов да в сажень[1] ростом уж слишком шустрый. Уразумел?
— Конечно, конечно, мастер Элав! — суетливо поправляя тунику, пробормотал Флэм и выскочил за полог.
Да, за Флэмом водились тёмные делишки. Он часто выполнял какие-то свои заказы в стеклодувной мастерской и получал за это неплохие барыши. Проворачивал он такие дела, используя чистую пыль общего бака, из которой получались самые прочные изделия тонкого стекла, прозванные блица́ми. Для этого нужно было долго и упорно просеивать мельчайший песок, чтобы набрать хотя бы пригоршню так называемой «чистой пыли», но Флэму на это не хватало ни терпения, ни усердия. Поэтому за небольшую долю от предстоящего дельца он уговаривал менее удачливых подмастерьев просеивать для него чистую пыль. Ведь эти неудачники, по мнению Флэма, только и делали, что подметали и убирали в мастерской. А вот варить стекло и выдувать изделия мастер доверял в основном ему и ещё паре-тройке головастых ребят.
Обо всех этих проделках добродушный Элав догадывался, но снисходительно прощал их Флэму. Ведь этот юркий парнишка не просто считался лучшим подмастерьем, приносящим много хороших заказов, но ещё и был воспитанником Элава, о чём мастер старался не особо рассказывать. Небольшую часть выручки Флэм, конечно же, прибирал себе и практически сразу спускал на хмельной изумрудный сироп из ярко-синих плодов инджи. Тем не менее, при всех своих махинациях, ушлый подмастерье успевал выполнять почти всю сложную работу в мастерской. Помогал он мастеру Элаву даже в трудоёмком изготовлении стеклянных шариков да следил, чтобы те были прозрачными, как чистейшая вода. Элав, правда, никому не рассказывал, какой состав мельчайшего песка и чистой пыли он берёт для плавки в печи. Только когда горячее стекло уже было готово, мастер звал Флэма, и тот помогал нарезать из продолговатых болванок аккуратные одинаковые кусочки, придавая им круглую и гладкую форму с помощью особых щипцов и шлифовки. На эти шарики в последнее время можно было наменять товаров гораздо больше, чем на шлифованные раковины. Стеклянные шарики прозвали «марблами», и ездоки особенно охотно брали их в качестве платы за свой товар. Флэм, конечно же, пытался сам делать стеклянные марблы, но у него они получались всегда мутными и с пузырьками. Такие шарики брать никто не хотел. Мастер Элав, узнав про это безобразие, пригрозил отлупить хитрого подмастерья, чтобы тот не портил ценный песок и не менее ценную пыль.
Помимо всего прочего, Флэм не пропускал ни одной симпатичной девицы, которые так и липли к этому темноволосому кудрявому красавчику с более светлой кожей, чем у остальных. Поэтому он часто гулял и куролесил. Хотя иногда ему и доставалось за такие шалости.
Хлада с трудом разлепила веки и мутным взглядом осмотрелась. Она лежала на полу в той же позе, в какой припала к свечению ночью. Издалека, словно сквозь подушку, до неё доносились звуки утреннего перезвона. Сиялки в лампе уже вовсю трепетали ярко светящимися крылышками, разгоняя мрак в жилище.
Голова непривычно гудела и Хлада никак не могла сосредоточиться. Она очень осторожно встала с пола, поморщилась от лёгкой головной боли и, как в полусне, начала искать свою белую накидку, пока не вспомнила, что подарила её малютке Хладэне.
Улыбка на мгновение коснулась губ Хлады, но она тут же вздрогнула от всколыхнувших память ночных видений. Её сразу затрясло мелкой дрожью. Но, невзирая на страх, именно сейчас она чётко осознала: как бы страшно ей ни было, теперь она ни за что не сможет отказаться от общения с червями, потому что это в корне и навсегда изменит её жизнь.
Чтобы хоть как-то прийти в себя, Хлада села на кровать и, закрыв глаза, стала мысленно многократно повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне понимать вас! Я боюсь снова впасть в беспамятство, как случилось в первый раз. Мне тяжело разгадывать то, что вы мне показали, но я больше не смогу без общения с вами! Прошу вас, черви, свет несущие, помогите мне очистить мысли, принять ваши образы и понимать их!»
Лёгкое тёплое покалывание в ногах заставило Хладу открыть глаза — и она увидела вокруг ступней чуть заметный золотистый туман, который мерцал небольшими искрами.
Девушка улыбнулась, приняв от червей знак, что её услышали. Выйдя из жилища в привычный полумрак, она с улыбкой направилась под навес на утренний перезвон.
***
Первым, кого встретила Хлада, был Пётр, который стоял у самого входа, словно нарочно ждал её.
— Тепла тебе в дом, Хлада! — зычно пробасил мужчина и тут же, не дослушав ответного приветствия девушки, чуть смущаясь, добавил: — Я вот о чём думал полночи после твоего зова к червям при рождении моей дочурки. Ты же можешь теперь просить червей о любой помощи, так ведь?
Хлада немного растерялась от неожиданно откровенного вопроса. Ничего не ответив, она прошла в глубь навеса и уселась, как обычно, с самого края общих столов.
Но Пётр не отступал и, присев рядом, продолжил:
— Тебе незачем так смущаться, девочка! Я ведь спрашиваю не для своей корысти, а чтоб помогла ты нам с уловами для доброго прокорма селения. Ведь как получается? — задал он вопрос и тут же стал раскладывать на столе ложки да чаши с подставками, словно изображая карту. — Вот, посмотри! Тут наше селение! — Пётр указал загрубевшим пальцем рыболова на подставку и, выдвинув вперёд чашу, добавил: — А вот тут — выход из залива в Большую Чёрную Воду, со скалой поперёк. И если бы мы каждый раз могли загодя видеть скалу в темноте, то из этого прохода было бы гораздо легче грести. А то иногда получается, что и вёслами от этой скалы отталкиваться приходится. А если ещё и волны сильные… Даже пару раз вёсла ломали, что прямо уж очень накладно. Сброшенных больших ветвей-то не так уж и много, да ещё выбрать с нужным изгибом надо и обточить, чтоб весло добротное вышло.
Хлада слушала очень внимательно, и у неё в голове зрел план. Она отчётливо поняла, что если получится упросить червей подсвечивать дно в заливе у скалы, то рыбаки будут её снабжать чем угодно, лишь бы спокойно проплывать в Большую Чёрную Воду. Значило это только одно — ей самой больше никогда не придётся даже руки мочить, чтобы добыть себе пропитание.
А Пётр всё продолжал:
— И вот ведь какая закавыка ещё получается. Ежели мы сети забрасываем не в заливе, а сразу за скалой, то и рыбы там побольше, но и сети рвутся, о скалу цепляючись. А совсем далеко в открытую Чёрную Воду заходить-то опасно, хоть там улов и богаче! Волны там круче, да сиялки от стужи дохнут в фонарях дюже быстро. Даже на четверть оборота их не хватает. И вот что я подумал… — Хитро прищурив глаз, Пётр сдвинул чаши-плошки локтем и посмотрел прямо в глаза Хладе. — Смогла бы ты червей упросить, чтоб сиялки на той скале могли жить и нам ход подсвечивать? Да чтоб не замерзали они так быстро в Большой Чёрной Воде. Ведь без них-то и на ладошку вперёд не видно ничего в темноте этой кромешной. Ну, что скажешь?
Хлада спокойно выдержала прямой взгляд и тихо ответила:
— Хорошо, дядька Пётр, я подумаю, что смогу сделать, чтобы упросить червей. Только мне надо время на это, и, боюсь, тогда всю свою ловлю моллюсков придётся забросить. А кормиться я чем буду?
— Вот ведь дитя ты малое! — с улыбкой пробасил рыболов и приобнял девушку за хрупкие плечи. — Я ж тебе уже говорил, что за помощь твою при родах Арги я тебе часть с улова отдавать буду всегда! Да и ребята мои без подарков и еды тебя не оставят! Так что даже не думай об этом. Только помоги уж нам, рыбакам, пожалуйста!
На столы стали расставлять плошки с похлёбкой, и Хлада с удивлением увидела перед собой не только похлёбку, но и миску с двумя большими кусками зажаренной рыбы, посыпанными приправами, и с большим ломтем жёлтой лепёшки.
Девушка подняла глаза и заметила сияющую улыбку на лице матери Вайзы: та поставила перед ней рыбу, на мгновение задержалась и пошла дальше расставлять еду по столам.
Перед Петром стояла большая миска с двумя рыбинами, одну из которых он тут же стал разделывать руками, весело поглядывая на Хладу.
— Ну что не ешь? — наконец не выдержал он, хохотнул и добавил: — Это тебе моя благодарность ежедневная теперь. Так что с голоду ты точно не умрёшь! Давай! Налегай! А то остынет.
Оборот за оборотом Флэм искал повода почаще бывать в доме Вахвы и каждый раз будто невзначай заводил разговор о червях, упоминая старые легенды. В них, по словам старожилов и их прародителей, черви помогали найти места для основания поселений, указывали, где рыть колодцы, и многое другое. Но Вахва при таких разговорах всегда ловко переходила на другие темы, и Флэму ничего не оставалось, как искать новые причины для прихода.
После очередного неудачного визита Флэму всё же улыбнулась удача.
Однажды на сборе селения он увидел щуплого ездока по имени Блаб. Тот был известным болтуном, что повторял все байки и небылицы, которыми часто обменивались сплетники. Прибыл Блаб в Сальдар из болотных мест и обладал непривычно светлой кожей. По слухам, он мог подолгу находиться и на светлой, и на полумрачной сторонах. Несмотря на свой щуплый вид, он был достаточно силён и проворен для управления тачкой. Вот только немногие хотели вести с ним дела, потому как человеком он был не очень приятным, а ещё и неопрятным: в вечно грязной тунике и с сальными длинными волосами до плеч, которые он постоянно нервно зачёсывал назад.
Флэм, зайдя под центральный навес и увидев тщедушного ездока, сначала даже сморщил нос и отвернулся.
Народ шумно обсуждал прошение одного из юношей жениться на девице из соседнего селения, а Блаб ходил между селянами и что-то тихо спрашивал, хитро улыбаясь. Когда совет селения разрешил брак, но поставил юноше условия — целый период делиться своим доходом от разведения птиц и продажи яиц, и все, согласившись, стали расходиться, Блаб подошёл к Флэму и, поправляя пятернёй свои грязные волосы, спросил негромко:
— Может, желаешь прокатиться в Полунгар? Я попутчиков с товаром ищу, чтобы пустым не ехать. Через четыре оборота проход как раз откроется, а у меня даже пары затрапезных туник на обмен нет, как назло. Лишь несколько склянок с ядом скорпионов для тамошних знахарей-лекарей. Да и недорого возьму за услугу…
Пару мгновений Флэм равнодушно смотрел на щуплого ездока и вдруг схватил его за грязное плечо со словами:
— Какие условия у тебя, говоришь?
***
Все жители с обеих сторон Поса знали, что проходы с потоками открываются только раз в мах на два-три оборота, и вернуться раньше просто невозможно из-за густого тумана. Поэтому Флэм пошёл на всевозможные хитрости и уловки, только бы уговорить Элава отпустить его на полный мах. Это ведь не один или два оборота, а целых двадцать восемь! Нужно было умудриться убедить зажиточного мастера так, чтобы тот без обиды согласился на отъезд подмастерья, потому что работы в стеклодувной мастерской было невпроворот.
Хоть Флэм и был воспитанником Элава и часто слышал, как тот называет его своим лучшим подмастерьем, но всё же боялся потерять прибыльное место. И чтобы провернуть задуманное до конца, всё же решил перестраховаться и пожертвовал несколькими новыми заказами, отдав мастеру полностью всю выручку с них. Также пришлось поделиться с одним из подмастерьев парой хитростей по выравниванию стеклянных марблов, дабы Элав не остался без заметной помощи.
Всё это Флэм делал только ради того, чтобы самому добыть чудодейственные слова к червям. Он догадался, что Чёдэс узнал их на полумрачной стороне, когда вернулся в прошлый раз, а значит и сам Флэм сможет их раздобыть. Тогда в селении можно стать очень значимым человеком.
Флэм лично удостоверился, что волшебные слова действуют. Раз за разом приходя к Вахве, он замечал, что в её жилище всегда прохладнее, чем в других. В то время как многие в Сальдаре мучились от нестерпимой жары. Обмороки приезжих или даже их смерти от перегрева уже не вызывали особого сочувствия смуглых жителей и стали даже чем-то привычным. Вахва же не раз хвасталась повсюду, что теперь ей нужно меньше слуг, так как опахала уже не требуются и ей достаточно вееров, с которыми она справляется сама. Ощутимую прохладу в жилище хитрая женщина объясняла тем, что муж перестроил стены таким образом, что жара стала меньше проникать внутрь.
Такой ответ устраивал многих, но не Флэма.
***
Приближался срок отъезда, и Блаб, всё это время постоянно ошиваясь возле мастерской Элава, не раз злил Флэма, выставляя новые условия поездки.
То Блабу потребовалась туника — взамен старой, которую он нечаянно порвал; то вдруг в набор для путешествия в Полунгар стали входить только плотные штаны и тёплая куртка, без сапог и шапки.
Флэму раз за разом приходилось яростно отстаивать прежние условия и поднимать процент от финальной сделки, совершив которую он планировал выручить побольше красных водорослей за прочную и изысканную посуду из своих запасов.
Когда же Блаб за оборот до поездки окончательно обнаглел и потребовал половину выручки, Флэм решительно отказался и от условий, и от поездки.
Конечно же, пройдоха-стеклодув хитрил и знал, что если и дальше идти на уступки, то, даже если добудет волшебные слова для червей, ему поначалу будет очень сложно наверстать упущенное после возвращения. Поэтому осадить наглеца стоило. Ведь Флэм планировал взять в поездку всё своё нажитое добро, состоящее из немалого количества тончайших блицей — чаш, кувшинов и блюд, потому как ничего другого ценного у него не было. За свои изделия Флэм рассчитывал выручить гораздо больше в Полунгаре, чем здесь. Если удастся привезти десяток тюков красных водорослей, то он, скорее всего, сможет открыть свою стеклодувную мастерскую. Почему бы и нет? Да если ещё и заветные слова червям узнать, то и жить можно будет припеваючи.
Под ритмичные сдвоенные вибрации база открывателей завершила закачку энергии квантового вакуума из космоса. Туман на стыке светлого и полумрачного миров, который всегда предельно густел в начале этого процесса, стал блёкнуть и расползаться. Это словно дало команду воздушным потокам снизить свои мощные дуновения и постепенно завершить перемешивание воздуха. Угасший ветер позволил туману вновь заполнить всё пространство просек на стыке миров, лишая возможности для передвижений.
Если бы кто-то в ту минуту посмотрел на светило Сао, он бы заметил, что одновременно с этим газовый гигант явил на своей колоссальной бледно-бирюзовой поверхности спираль густого зелёного цвета с ярко-белой точкой посередине, расположенной чётко на одной линии с некогда упавшим звездолётом. Это дало сигнал жёлто-оранжево-алым энергосущностям, находящимся не так далеко от поверхности. Бо́льшая их часть, не встречая преград, начала стремительное проникновение в почву сквозь камни и корни деревьев, устремляясь всё глубже и глубже. Каждое их спиралевидное полупрозрачное тело двигалось в нижние слои планеты Поса, обвивая короткий яркий белый стержень, появившийся неизвестно откуда.
Средоточие извивающихся энергосущностей находилось достаточно глубоко от поверхности. Когда они постепенно собрались в одном месте, их объём достиг размера огромного мерцающего шара, который переливался и смешивал цвета от бледно-жёлтого до густого бордового, переходя в своём свечении к огненно-алому. Окончательно сомкнувшись, энергосущности начали пульсировать, медленно воспроизводя замысловатый, ломаный ритм.
Темп этой ритмичной пульсации, медленно нарастая, неуклонно ускорялся и в какой-то момент, достигнув стремительно частой дроби всполохов, перешёл в хаотичное, бешеное мерцание.
Гравитационная волна этого мерцания с огромной силой притянула к себе сине-голубые энергосущности, которые молниями со всех сторон врезались в яростно мерцающий огненный шар, многократно увеличивая его размеры.
Перемешиваясь, всполохи сине-голубых и жёлто-оранжево-алых энергосущностей начали менять цвет огромного шара на малахитово-зелёный, с яркими изломами разводов салатового и изумрудного цветов.
Через некоторое время, получив все оттенки зелёного спектра, колоссальный шар стал замедлять хаотичное мерцание, переходя в более спокойный ритм. Это замедление стало разделять шар на две равные половины: тёмно-зелёную и салатово-изумрудную. В момент прекращения пульсаций окончательно разомкнувшиеся части плавно двинулись в противоположных направлениях.
Одновременно с этим разделением яркая белая точка в центре зелёной спирали светила Сао вспыхнула и погасла, расползаясь по телу газового гиганта и смешиваясь с его бледно-бирюзовым сиянием.
Когда спутник Поса сделал полуоборот по своей орбите, на теле газового гиганта вновь вспыхнула белая точка, и едва видимый тонкий луч устремился сквозь космос, пронзив водную гладь на стыке миров маленькой планеты. Это место находилось точно на экваторе с обратной стороны базы открывателей, среди безбрежного океана Поса.
«Разведцентр — Базе: в туманной зоне на стыке миров обнаружено тело мужского индивидуума с незначительными повреждениями. Дыхание человека ровное, но редкое. Обладает смуглой кожей, что позволяет предположить его происхождение с освещённой стороны планеты».
«Медотсек — Базе: у индивидуума незначительная потеря крови. Данный факт не наносит сильного вреда организму. Человек не пришёл в сознание, но его тело непроизвольно принимает позу эмбриона, предположительно от гипотермии, вследствие действия непривычных ему низких температур. Прогноз: если в течение ближайшего времени не оказать должной помощи для достижения нормотермии, терморегуляции и выведения человека из обморочного состояния, то его может постичь участь ранее пропавших в потоке. Применяются непрерывные сеансы выработки тепловой энергии и проактивного согревания для стимуляции восстановления гомеостаза в организме. Производится растормаживание функций гипоталамуса человека микроволновыми излучениями для многократного повышения способностей его организма адаптироваться к физическим агентам внешней среды, прежде всего к неблагоприятному составу атмосферы и низким температурам».
«Информаторий — Базе: индивидуум мысленно просит о помощи, взывает к энергосущностям с просьбой получить ответ, что подразумевает непримитивный контакт. Готовы применить тривиальную форму внушения людям из ближайших селений о необходимости спасения пострадавшего».
«Разведцентр — Базе: примите решение! В туманной зоне на стыке миров обнаружено тело мужского индивидуума…»
По мерцающим шестигранным визуализаторам непрерывно бежали строки, сопровождая переход к каждому новому предложению слабым писком.
Спустя мгновение новый текст выделился крупным шрифтом:
«Информаторий — Базе: данные мыслеформы транскодированы из поступивших образов энергосущностей. В настоящий момент часть из них находится на месте происшествия. Ожидаем распоряжения о применении внушения людям из ближайших селений о необходимости спасения человека, склонного к непримитивному контакту».
Прозвучал более мелодичный сигнал, и перед бело-перламутровыми спиралями когнитивного модуля появилась ярко-красная надпись:
«База — Ментальному Разведцентру: сообщить точные координаты нахождения пострадавшего».
Тут же посередине сплетения зелёных шестигранников возникла карта местности с мигающей белой точкой, и побежал текст:
«Разведцентр — Базе: тело находится в 24 видах от базы открывателей по локальным мерам расстояния. В радиусе 5 видов от места происшествия селения, скопления жителей не выявлено, откуда, по предварительным расчётам, могли бы успеть прийти на помощь пострадавшему индивидууму. Обнаружены 2 жителя, собиратели цветов и трав, находящиеся на расстоянии 1,5 вида от места нахождения пострадавшего человека. База! Примите решение…»
***
Калилé перевязала огрубевшими пальцами очередной пучок цветов и бросила их в доверху наполненную корзину со словами:
— Дюгуть, дорогой, давай на сегодня закончим, а то уже и спину ломит, и пальцы с трудом слушаются.
Крупный мужчина скинул капюшон и хотел было что-то возразить, но прислушался и приподнял руку, пытаясь остановить речь жены.
Калиле, не видя этого жеста, продолжала:
— Смотри, сколько корзин-то набрали! Нам их ещё до дому нести, а…
— Да замолчи ты! — сурово прикрикнул мужчина и ворчливо добавил: — Слышишь? Все лягушки вдруг смолкли, а после потоков они обычно орут в три горла. Что-то здесь не так.
Он сделал пару шагов, но, словно споткнувшись, остановился и с удивлением уставился под ноги, тихо пробурчав, поглаживая бороду:
— Ты видела когда-нибудь такое?
От ног Дюгутя тонкой нитью уходило куда-то подземное белёсое свечение, огибая густые кусты.
— Что я должна увидеть, Дюгуть? — испуганно воскликнула его жена. — Да говори уже! Ну?!
— Это черви! — твёрдо сказал мужчина. — И они куда-то зовут.
Накинув капюшон, Дюгуть решительно направился по светящемуся следу, напоследок бросив через плечо:
— А ты, Кали, пока корзины начинай домой носить. Я скоро.
Хлада лежала под толстым слоем одеял; наставница Анна суетилась рядом, то и дело подходя к девушке и касаясь её лба. Жар не спадал, и Анна, смочив тряпицу в настое, приложила её к горячему лбу девушки. В этот момент полог отодвинулся и в жилище зашёл Пётр.
— Ну как она? — тихо пробасил рыбак.
Анна, замахав руками, остановила его со сдавленным шёпотом:
— Вот зачем постоянно шастать туда-сюда и всё тепло из жилища выпускать? Плоха она пока. Ведь надо было додуматься — девку одну на скалы забросить посреди залива! Она ведь и плавать толком не умеет! А вы её сразу за борт, да на скалу!
— Так она ж сама… — начал было оправдываться Пётр, но Анна отмахнулась и передразнила:
— Сама, сама… Вдруг девку такую разумную потеряем? И ведь уж не знаю, что из отваров ей сделать? Третий оборот жар не спадает…
Пётр тяжело вздохнул и зашептал на ухо Анне:
— Девка она и вправду разумная и сильная. Только она не со скалы упала в воду. В ней что-то перевернулось, видать когда она зубастую акру увидела. Она даже не кричала, а тихо осела и за борт свалилась. Уж как мы-то все перепужались, и не передать! Всё бросили, лишь бы спасти её. Я ведь и сам впервой такую громадину зубастую увидел. У ней пасть чуть ли не в две мои головы была! Как её багром-то забил, уж и сам не помню, пока ребятки Хладу втаскивали в баркас. Вот тогда-то она, бедолага, видать, хворь эту и поймала в себя. Э-хе-хе…
— Так! Постой, Пётр! — отстраняясь от рыбака, встрепенулась Анна. — Так вы ж улов богатый привезли. А ты говоришь — сеть порвала акра? Или вы эту акру тоже приволокли, что ли?
— Да, приволокли, — с глубоким вздохом пробурчал мужчина. — Она вторую нашу сеть изодрала, а в первой улов богатый был. Все потому, что Хлада этакое придумала с сиялками.
— Вот ты ж пустая башка! — уже в голос воскликнула Анна. — Бегом мне печень и плавники этой рыбины несите! Это ж по поверьям самое сильное варево от болезней и хворей!
***
Спустя пару оборотов Хлада уже сама садилась на кровати, когда к ней заходили наставницы — Анна или мать Вайза. Девушка слабо улыбалась, слушая ворчливые переживания обеих, зная, что всё задуманное ею уже выполняется с лихвой. Находясь в горячечном бреду, Хлада не раз общалась с червями и даже получила от них важные подсказки. Например, что не обязательно ей самой нужно выходить в Большую Чёрную Воду: достаточно назвать имена тех, кому предстоит плавание, чтобы черви привязали к этим людям своих наблюдателей для помощи и поддержки. Хладе даже показали видение, как её рука касается груди каждого рыбака, её голос произносит имя, и словно лёгкий туман окутывает грудь человека, а тоненькая, едва видимая нить начинает тянуться оттуда и уходить в воду.
Помимо всего, Хлада, обуреваемая навязчивой идеей создать самое значимое селение в Полунгаре, не раз спрашивала червей: есть ли кто-то ещё, кто общается с ними, как и она? И буквально перед нынешним пробуждением черви сообщили девушке, что далеко от их селения найден мужчина, выпавший из потока, но оставшийся в живых, и что он, возможно, такой же силы духа и мысли, как и сама Хлада.
Эта новость теперь неотступно сидела в голове Хлады, потому что она как никогда жаждала встречи с этим человеком.
***
«Разведцентр — Базе: мужской индивидуум находится в безопасном для жизни месте».
«Медцентр — Базе: дыхание индивидуума стабилизировалось. Температура тела приходит в норму. Собиратели, мужчина и женщина, за счёт минимальных форм внушения производят правильные целебные отвары с наличием умеренных доз пенициллина и ингибитор-защищённых цефалоспориновых антибиотиков, полученных из местных грибов, чтобы предотвратить развитие двусторонней пневмонии у спасённого. Влияние на сознание индивидуума для стабилизации кровяного давления произведено слабым косвенным стимулированием сосудистого центра продолговатого мозга и гипоталамуса во избежание шоковых последствий от контакта. В настоящий момент спасённый индивидуум более не впадает в состояние синко́пе, предотвращая появление обморочных приступов выполнением особых дыхательных упражнений, введённых минимальным внушением в его сознание».
«Информаторий — Базе: данный индивидуум имеет склонность к непримитивному контакту вследствие реакции на минимальное внушение, что характеризует его высокий уровень IQ. Этот человек мысленно задавал нам вопросы».
Бело-перламутровый когнитивный модуль в состоянии светящейся пульсации выдал распоряжение с коротким звуковым сигналом:
«База — Разведцентру: вести непрерывное наблюдение за данным индивидуумом до полного осознанного непримитивного контакта с его стороны. Стимуляцию для контакта не применять».
***
Флэм никогда тяжело не болел, поэтому состояние полного изнеможения было ему незнакомо. Поначалу он даже не понимал, что происходит вокруг. Он слышал какие-то далёкие голоса и не мог разобрать ни слова, то и дело впадая в беспамятство. Больше всего раздражало, что он совершенно лишён сил, даже поднять руку или повернуться на бок. Но он чувствовал, как что-то проникает в его мысли, отчего они на мгновение становятся ясными. Так он научился, словно по чьей-то подсказке, глубоко дышать, особым способом размеренно чередуя вдох и выдох через нос и рот. Даже приступы кашля стали его меньше тревожить, когда он делал такие упражнения. Всё это время Флэм мысленно задавал вопросы: «Кто вы? Это черви?» Но ответа не следовало, и он в который раз проваливался в глубокий сон.