Планида

Глава 1

Май холодными порывами ветра толкает по узким улицам пасмурного Петербурга залежалый слой грязи и кучку напуганных молодых людей, гонимых тянущимся звонким эхом с района бетонных пятиэтажек. В разных концах подворотни слышен парный топот и громкая перекличка, едва понятная в ускользающих набегу голосах.

— Палыч, на Третий!

Вдохи становятся сухими, рваными, невозможными, чтобы продолжить путь одного изускользающих во мраке силуэтов. Преграждающая своей высотой решётка одиноко поблескивает ржавчиной в полутьме закоулка, пока каменная кладка гулко гудит под ногами. Мощные настигающие шаги полицейского заглушаются его собственным дыханием, едким кашлем предвещая выброс лёгких наружу, но злобная ухмылка над западнёй его жертвы как-то самовольно вырисовывается на утомлённом от пробежки лице.

Силуэт мужчины в голубой форме неспешно приближается, и сверкающий будущей премией взгляд медленно опускается под ноги, чтобы лично убедиться в том, что же сделало только что выстиранную форму неприятно липкой внизу штанин. Пользуясь заминкой, неизвестный ускользает в темноте, оставляя слугу закона с оторопью и насквозь мокрым ботинком в чёрной от неба луже. Он освобождает кобуру от табельного, делая выстрел вверх, и свистящая над головой пуля заставляет молодого человека оказаться лицом в грязи.

Блондин с натренированным широким шагом в два счета настигает конец улицы, где его поджидают злостно разрезающие воздух чёрные дубинки. Чувствуя резкую боль окрепшими мышцами спины, он опускается на колени со сцепленными от боли зубами, прослеживая за тем, как тощая знакомая фигура камнем падает с крыши старого гаража.

Громкая брань вперемешку с хрустом костей приковывает взгляд всех присутствующих к каменной дорожке у ворот гаража номер «33», куда виртуозно приземляется тощее тело в тёмном костюме. Руки, не успевая опереться о землю, чтобы поднять тело типично подросткового сложения, тут же заламываются сзади, смыкаясь острым холодом наручных браслетов.

Чья-то тень ловко проскальзывает между рядами строений и мелькает среди развилистых тропинок, протяжно ведущих в никуда. Поступающая тревога застревает комом в горле, оседая неприятной ношей где-то между лёгких, словно его держат за горло. Словно острые пальцы справедливости закона сцепливаются на его надломанной бедностью шее, с каждой секундой сужая хват.

Вид очередной железной преграды, мелькающей за поворотом, заставляет его разогнаться из-за всех сил. Толчок, пришедший на левую ногу, вознёс его почти к самой высокой точке, но грубый рывок назад буквально опустил на землю в ядовитом чувстве правосудия.

Все четверо были пойманы.

звёздочки

Вечер медленно угасает, уступая место подкрадывавшейся ночи, и в небе ярко зажигается россыпь мелких огоньков, на пару святящих с громоздкими фонарными столбами на пустом заасфальтированном поле.

В тишину на стоянке врывается громкий звук от подъезжающих автомобилей, поблескивающих неоновыми оттенками красного и синего. Тяжелая металлическая дверь с протестующим скрипом впускает в здание майский ветер и выпускает пятеро человек, негодующе оборачивающихся в сторону входа. Компанией они следуют к отдалённой части стоянки, собираясь рядом у одиноко стоящей жёлтой спортивной машины. Владелец автомобиля, оперевшись задом о неё, грозно осматривает всех присутствующих, доставивших ему хлопот в предпраздничный день.

В мозглом ожидании она закутывается краями кожаной куртки, выглядевшей на ней совсем просторно, и короткую юбку, выбранную совсем не по погоде, девушка оттягивает обледенелыми пальцами вниз. Перекачивается с ноги на ногу, поправляя смольного цвета парик, и когда находит в поле видимости высокий силуэт своего брата, грозно стучит каблуками сапог в его сторону.

— Марк!

Его стыдливо спрятанные за тёмными стеклами очков глаза направлены в трещины асфальта под ногами, и всем своим видом он старательно игнорирует происходящее, в том числе стоящую поодаль сестру. Мысленно он полагается на её сообразительность и невербально приказывает ей покинуть эпицентр мужских разборок, пока перед ним и его друзьями стоит их палач, озвучивающий почти что смертный приговор шайке малолетних бандитов. Как только она слышит грубый голос одного из присутствующих, которого опасливо сторонятся друзья его брата, Алиса замедляет шаг, прячась за одним из покинутых автомобилей.

— Я знал, что ваши слабоумие и отвага велики, но чтоб настолько…

Его голос тихий, слова буквально поцежены сквозь зубы, но выточенная мимика нагоняет ужас и вселяет непомерный страх в головы четырёх парней, продрогших перед ним то ли от холода, то ли от его взгляда.

Рослин зачёсывает русые волосы назад, осматривая всех с выставленным вперёд волевым подбородком, и улыбается тому, какую власть имеет над компанией несносных парней.

Его улыбка мгновенно спадает, и он резким движением притягивает главаря мелкой банды за край куртки, держа его на расстоянии нескольких сантиметров от себя.

— Я отдал за вас всех по сотке, плюс товар, который у вас изъяли, тянул при сбыте на лям-лям двести. Вот и считай, математик, сколькими поколениями твой род будет отдавать мне долг своего безалаберного предка.

Он также резко его отпускает, движением руки отталкивая назад, что Марк, покачиваясь, еле удерживается на месте, чтобы покорно не рухнуть под ноги своего босса.

— Господа, вы крайне мне досаждаете своими провинностями, — угрюмо заявляет Артём Рослин, местный криминальный авторитет, криком возмущения протягивая слова по полупустой стоянке. — И я уже было дело принял решение прекратить с вами долгосрочное сотрудничество, да только понимаю, что вы, суки, никак по-другому мне бабки не отдадите.

Он тянется во внутренний карман тёмной куртки, выуживая оттуда пачку винстона, и рядом с пряжкой ремня любопытно поблёскивает холодный металл в кожаной кобуре, опоясывающей его бёдра.

Самый крупный парень в компании нервно сглатывает, переводя взгляд на непоколебимую тень лучшего друга. Он не отрицает мысли, что они все сегодня могут оказаться в братской могиле от рук «Револьвера» где-то в глубокой ямке посреди густого леса с безымянной табличкой.

Глава 2

— Скорее, Лис! Скорее!

Сердечный ритм циклично меняется, отплясывая по грудной клетке: замедляется каждый раз, когда он в испуге оборачивается назад, и повышается от беглых шагов, которыми он задаёт темп сестре, решившей надеть осенние сапожки на каблуке именно сегодня.

Алиса перестаёт оборачиваться на третьем квартале, который они преодолевают быстрее скорости стоявших машин в пробке на одной из главных улиц.

— Марк! Марк, хватит! — она тянет его назад, сопротивляясь спешке грубой подошвой сапог, о выборе которых пожалела несколько раз. Марк неохотно замедляется под напором сестры. — За нами никто не бежит!

— Он может за нами ехать. Ты его тачку видела?

— Диагонально по подворотням через детские площадки на ней он точно не проедет…

— Бежим!

Страх оказаться в крепких руках умалишённого бандита становится сильнее кричащего рассудка, и он вновь дёргает за руку сестры, вынуждая бежать без оглядки. Застилавшие глаза от нестерпимой боли слёзы грубо смахивает ветер, роняя солёные капли под ноги. Алиса трёт веки свободной рукой.

Марк успокаивается только тогда, когда видит вдалеке многоквартирный дом с распластанной трещиной в фасаде размером в несколько этажей. В девять вечера подозрительно мало окон отсвечивают тёплым светом от ламп, и это его смущает, но лишь на секунду, пока они не сворачивают за угол дома. Дорожка до вестибюля, обычно заполненная завсегдатыми пьяницами этого двора, сегодня пустовала.

Он оброняет на бегу связку ключей, поблескивающую в траве от трясущегося света фонаря, и отпускает запястье сестры, ссадины на котором она тут же потирает пальцами другой руки. Ещё раз оглядываясь по сторонам, в частности на заполненную соседскими машинами стоянку, он подбирает ключи и сестру, в несколько широких шагов запрыгивая на ступеньки, ведущие в подъезд. Алиса глухо падает на третьем выступе, больно ударяясь коленом о торчащую арматуру, и слёзные каналы вновь заполняются жидкостью — резким рывком на себя Марк предотвращает их появление, утаскивая сестру внутрь и не давая опомниться.

Лифт ими игнорируется — он тянет Алису по ступенькам, и на первом же лестничном пролёте она громко противится его действиям, держась за железные узоры перила цепкой хваткой.

— Нет уж, никаких ступенек больше.

Она спокойно спускается на первый этаж, демонстративно нажимая кнопку медленно ползущего вниз лифта. Наблюдает, как крадучись брат спускается, недовольно кривя выражение лица перед ней и закатывая глаза. Металлические двери открываются, и он затаскивает её внутрь, судорожно нажимая кнопку шестого этажа с дюжину раз.

Алиса оборачивается к заплёванному зеркалу: её чёрный, идеально уложенный днём парик криво сидит на голове, небрежной чёлкой спадая на глаза. Макияж главной героини смазан слезами от холодного воздуха и адреналина, возникшими из-за брата и его друзей. Зачем она вообще пошла вытаскивать его, если у него всё это время был покровитель со связями?

В зелёных глазах её брата, смотрящих в упор на неё через зеркало, вопросы остаются без ответов. Двери покорно отворяются, когда он хватает её за руку и держит другой пятернёй ключи, готовый к защите или нападению. И спокойно выдыхает, когда в тамбуре всё же никого не оказывается, кроме едкого табачного дыма от окурка дешёвой сигареты, которую, скорее всего, пару минут назад курил сосед из двадцать седьмой.

— Быстрее заходи.

Он тут же прислоняется ко входной двери изнутри, ещё раз проверяя, на все ли обороты она закрыта. В полутьме коридора он встречается с поблескивающим недоумением во взгляде сестры.

— Что это было? – почти шёпотом произносит она, унимая подрагивающее от эмоций выражение лица в желании заплакать навзрыд от испуга. — Что это, блять, было!? Марк!

Она истошно бьёт его в плечо, в грудь, по рукам, и замахивается ладонью к лицу, пока парень не успевает схватить её худое тело и крепко прижать к себе в желании защитить.

— Тише… тише…

Его голос убаюкивает наравне с движениями, покачивающими из стороны в сторону. Она нащупывает в темноте клавишу выключателя, и тёплое свечение тут же бьёт их по лицу внезапностью. Алиса заглядывает в глаза брата, поочерёдно смотря на каждую черту до боли знакомого родного лица, и он только сильнее прижимает её голову к своей груди, костями больно упираясь ей в висок.

— Прекрати! Объясни мне…

— Я всё тебе объясню, обещаю. Только дай мне отлить и перевести дух, — он скрывается за поворотом комнаты, выкрикивая из ванной комнаты слова, доходящие до неё отрывками. — Поставь пока чайник.

«Её чуть не похитили, а он собирается пить чай».

Она несколько секунд всё ещё стоит в собственной тени в коридоре, пока не сбрасывает усталость вместе с трижды проклятыми сапогами, а осеннее пальто оставляет лежать под ногами в уличной грязи ковра.

Разодранные в коленках бронзовые колготки пропитаны кровью, с каждым шагом причиняя еле стерпимую боль. Она принимается обрабатывать раны найденными в аптечки остатками перекиси, поджав коленки то ли для удобства, то ли от досады.

Голова устало облокачивается на стену, пока Алиса, крепко обняв себя за ноги, мостится на табуретке и молча всхлипывает. Глаза с застывшим стеклянным взглядом упираются в кухонный фартук, рядом с которым истошно ревёт свисток чайника.

— Ты чего?

Марк недовольно поворачивает вентиль газовой плиты, избавляясь от назойливого звука, который беспокоил Алису в последнюю очередь.

— Эй…

Его рука опускается на её плечо, не вздрогнувшее от касания холодных рук. Узоры грязи на противоположной стене всё ещё успокаивают её сердечный ритм. Марк садится на корточки перед сестрой, и ему бросаются в глаза разодранные в кровь коленки с запёкшейся грязью и остатками ваты. Лицо её, совершенно безучастное к происходящему, отвёрнуто к окну, в котором она глазами ищёт запутанный в шторах серебристый полумесяц.

Он находит в шкафу с посудой её любимую чашку, подаренную им на один из праздников пару лет назад, и заваривает в ней половину упаковки аптечной ромашки. Крепко настоянный напиток с обжигающим паром растапливает её холодное выражение лица, и она переводит взгляд на брата, который уже немой мимикой извиняется за произошедшее.

Глава 3

Солнечные лучи прорываются в его комнату сквозь плотную портьеру, липко хватаясь за безвольное тело в кровати. Они же и заставляют разлепить его веки, пока доходит осознание позднего времени даже для никогда никуда не спешащего Петербурга — на часах половина второго. Смятая наволочка отпечатала узор на левой щеке, где с недавних пор красовался неглубокий шрам после очередной неспокойной ночи в компании друзей и недругов района.

— Ли-ис… — простанывает, наощупь находя телефон под воздушным одеялом на второй половине кровати. — Лис, сделай кофе.

Тишина приятно отзывается слуху, но беспокойство пересиливает желание понежиться в постели, чтобы узнать, почему сестра гуляет по закоулкам сонного царства дольше него. Снующий по коридору ветер приятно обдаёт его лицо свежестью: с радостью подставляет ему вспотевшую от духоты в комнате кожу, пока он осознаёт, почему сестра-вечная-мерзлячка оставила окно нараспашку. Следуя вглубь квартиры, его брови всё больше гнутся под тяжестью сомнений.

На кухонной тумбе ни один ровно лежащий предмет не выдаёт её присутствие здесь сегодня — это и смущает, ведь сестра никогда не выйдет из дома, не оставив брату вторую половину слегка подгорелого завтрака из яиц и хрустящего хлеба.

В театральных декорациях девичьей спальни её тоже не оказывается. На слегка помятой постели покоятся вчерашний планшет с несохраненной рукописью и горсть шелестящих фантиков от конфет. Он заинтересованно заглядывает в планшет с открытой вкладкой документа, где ожидающе мигает курсор.

«Но хитрый прищур, с которым он изъявил желание получить в залог сексапильную брюнетку, пугал и возбуждал одновременно.»

— Алиса…

Строки плывут в глазах, меняя эмоции на его лице с каждым прочитанным словом. Морщинки собираются на лбу, когда он доходит до части, в которой от первого лица описаны мысли главной героини, и его ладонь с хлопком касается лица. Металл перстня на среднем пальце приятно холодит кожу и отрезвляет.

— Твою мать…

Его наспех накинутая кожаная куртка нарочито ластится к голому телу каждый раз, когда он прыгает через три ступеньки, унимая в кармане звон связки ключей и горсть рублёвых монет.

звездочки

Плотная верёвка больно стягивает её тело, и любое движение в попытке высвободиться сопровождается острой болью от врезающей в тело преграды. Два глаза с янтарной на свету радужкой и неподдельным любопытством наблюдают за её тщетными попытками выбраться, и он оскаливается на очередном звуке, заглушающем кляп во рту.

Голова ещё слабо соображает, затуманиваясь тысячей мыслей, пока глаза фокусируются на широкой улыбке и расширившихся от безрассудства зрачках.

По щеке неторопливо пробегает слеза, возникнувшая внезапными мыслями и тем, что может быть дальше. Артём скидывает ноги со стола и плавно, по-кошачьи приближается, наклоняясь и становясь вровень с ней. В оранжевых на свету глазах проблескивает безумие, о котором она читала в криминальных колонках про серийных убийц на пожизненном попечении колоний строгого режима для особо опасных. Среди сотни пугающих мыслей промелькивает одна: почему он с его репутацией всё ещё на свободе.

Голова медленно отклоняется в сторону. При виде её искусанных губ он кусает свои, резко переводя изучающий взгляд на округлившиеся в испуге глаза. Он подаётся вперёд, вдыхая запах испуга и скалясь улыбкой чеширского кота.

Она робко закрывает глаза, когда он тянет руку к её лицу, пальцами обхватив подбородок. Надавливает сильнее, блокируя движения, и вторую руку заносит за голову, пальцами зарываясь в волосах.

Щелчок. Мышцы лица расслабляются под резиновым ремешком, больно передавившем скулы, и пластиковый шарик, зажатый губами, резко выскальзывает, со звуком падая под ноги. Он проводит большим пальцем по её щеке, размазывая влажную дорожку от слёз по коже, и с усталым выдохом отходит за письменный стол, удобно устраиваясь в кожаном кресле.

Алиса нехотя приоткрывает глаза, через влажную пелену фокусируя взгляд. Перед ней всё ещё тот самый кошмар, который она принимала за сон, — вальяжно сидящий в пространстве роскошного кабинета полуголый бандит, которому её брат должен кучу денег. Всё ещё напрашивался вопрос: почему в тисках тугих верёвок сидит она, а не её родное чадо?

— Гражданочка Алиса Валерьевна Чехова — правильно понимаю? — с серьёзным тоном произносит мужчина, держа перед собой папку с документами так, что наполовину закрывается ею. Алиса растерянно хлопает ресницами, не зная, как реагировать на это представление.

— Я Артём. Думаю, твой братец меня уже представил.

Папка с грохотом падает на поверхность стола, опрокидывая пару письменных предметов. Оба взгляда наблюдают за приземлением, и в одну секунду возвращаются обратно, соприкасаясь в воздухе.

Артём видит, как резко напрягается в глубоком вдохе её живот, и как медленно округляется рот, формируя попытку истошного крика.

— Ты сидишь на моей земле. Ты думаешь, здесь найдётся тот, кто спасёт тебя от меня? Не глупи и расслабься. Никто тебя не тронет. Кроме меня, конечно, — злобный оскал тут же сменяется серьёзным выражением лица, от которого ей было не по себе ещё больше. — Хотя и мне этого не очень хочется, золотко. Ты не в моём вкусе.

Жалюзи глухо бьются о подоконник в воздухе из-за внезапного сквозняка, а в приоткрывшуюся кабинетную дверь проникает шум снаружи и наполовину протиснутая голова с копной белокурых волос.

— Тём, ты не видел верёвки для шибари?.. Оу, извините.

Макушка тут же прячется за дверью, утаскивая за собой шум из девичьего смеха, ритмичной мелодии и брызг шампанского, возобновляя атмосферу допроса. Алиса всё ещё рассматривает резные узоры на дверной ручке, боясь встретится со взглядом того, от кого она не знает, чего ожидать. Это позволяет ему рассмотреть её без помех вечно виляющей головы и сбегающегопрямого взгляда. Тёмно-русые волосы в тёплом свете настольной лампы отдают неприятным ржавым оттенком, в заплаканных глазах ещё чётче отражается горький оттенок шоколада, и на бледной коже слишком чётко видны все покраснения, которыми бурно реагировала её привыкшая к деликатному уходу кожа. В дышащем здоровьем теле подозрительно выпирали рёбра от подростковой худобы, и подчёркнутые узкие бёдра с острыми коленками говорили о телосложении девушки, следующей зову моды больше, чем зову здравого рассудка.