Андрей
— Давай свалим, пока есть возможность уйти отсюда незамеченными. — угрюмо предлагает Стас, сверля меня недовольным взглядом.
— Это будет невежливо по отношению к Кириным стараниям. — исподлобья оглядываю приглашенных на вечеринку гостей.
Неспешно подношу к губам стеклянный стакан и делаю глоток янтарной жидкости.
— Кира переживет, — отвечает мой друг.
— Расслабься. Мы, как вошли незамеченными, такими и уйдем.
— Ага, я долгое время был спокоен, аки ярый буддист. Пока тебе не приспичило явиться сюда, чтобы тупо увидеть свою бывшую и навлечь на нас неприятности. Не понимаю, тебе тех фотографий и предоставленной информации было мало? Или слишком сильно впечатлился?
Молча перевожу на него взгляд. Усмехаюсь уголками губ. Уверен, что он верно считывает мой посыл, но решаю нужным добавить:
— Дело не в ней.
Савельев начинает откровенно ржать.
В эту минуту его слабо волнует наш обговоренный заранее принцип «не привлекать к себе лишнего внимания». Он всем своим видом желает показать, насколько проникся услышанным. И мы оба прекрасно знаем, что правда на его стороне. Но мне плевать.
— Как же я сразу не догадался. Тебя интересует её любовничек. И ты жаждешь встречи с ним.
От последнего замечания под ребрами возникает неприятный зуд. Припекает. Моя дружелюбная улыбка перетекает в оскал.
Долгое время я не разрешал себе даже думать о ней. Получалось не так хорошо, как мне бы того хотелось… Но я стойко держался.
Не проверял соцсети, не читал страницы прессы, посвященные будням драгоценных семей, живущих на других континентов. И ни разу не попытался связаться с ней, чтобы, узнать, как у нее дела.
Что я мог бы ей сказать?
«Привет, Сева. Ну как там твоя жизнь с Золотым?
Надеюсь, ты счастлива, хоть и выбрала не меня, а этого мудака. Что ж. Пока-пока.»
Да, не спорю, много лет назад я поступил с ней по-скотски. Но видит небо, я этого не хотел. Я тогда будто встал себе на горло и перекрыл кислород. Тупым ножом предательства вспорол собственное сердце, но другого выхода найти не смог.
А потом, когда я наивно поверил, что она простила меня, поняла отчего я пошел на тот скверный шаг… она холодно расставила приоритеты. И для меня не нашлось места в ее будущей долгой и счастливой жизни.
Но как бы упорно я не держался подальше от светских хроник. Как бы не уходил полностью в новые деля, моя изоляция никак не помешала узнать, что пять лет назад она вышла замуж.
Грандиозное торжество длилось целую неделю, громыхали салюты, простые люди танцевали прямо на улицах, желая стать частью сверкающего масштабного праздника, шампанское лилось рекой. Говорили, что невеста была ослепительно красива, словно сверкающая хрустальная статуэтка.
Северина вошла в семью своего драгоценного Золотого друга. Но вместе с тем, как ни странно, не стала менять фамилию.
Она до сих пор все та же Серебряная…
Но та ли?
Осталось ли в ней хоть что-то от той невинной принцессы, которую я когда-то знал?
На этот счет у меня имеются вполне обоснованные и довольно существенные сомнения.
Несколько месяцев назад я попросил одного из своих людей найти на Серебряную Северину все, что можно. И в особенности то, чего нельзя.
Стас тогда не вовремя заглянул в мой кабинет и другу не очень понравились мои указания. В отличие от Васи, он всегда хорошо относился к Севе, но после того, как она предпочла остаться со Львом, резко переменился во взглядах.
В тот день мы с ним немного повздорили. Самое невинное слово, которое мне пришлось тогда про себя услышать – идиот. Остальные были более крепкого порядка, из тех, которые ценятся в исключительных и крайне специфических кругах.
После он вышел и драматически хлопнул дверью.
Неделю мы друг друга сплоченно игнорировали. Однако вскоре он все же снова явился в мой кабинет и собственноручно положил на мой стол папку, на которой красовалось одно единственное слово: «Серебро».
Я молчал. Скрестив на груди руки, исподлобья смотрел на друга.
— Ты прекрасно знаешь, что никто не может собрать информацию на человека лучше меня. — пожал он плечом. — А я, хоть и не согласен с тем, что тебе вдруг приспичило порыться в ее грязном белье, но знаю, что для тебя это важно. А раз важно, то держи. В качестве благодарности в следующий раз закроешь за меня счет в «Пеликане».
Закончив, он шумно опустился на стул напротив. Кивком головы указал на принесенные бумаги, криво усмехнулся и добавил:
— Ты охренеешь, Андрюх. Гарантирую. Той Рины, которую ты знал семь лет назад, больше нет.
***
Дорогие читатели,
Добро пожаловать в продолжение истории Северины и Андрея!
Андрей
Мне не понравились ни сказанные Стасом слова, ни его тон, ни ироничный взгляд.
Ждать моего ответа он не стал, как и не стал предпринимать попытку свалить из моего кабинета в прекрасные дали. Прикрыв глаза, Савельев довольно скверно прикинулся спящим опоссумом, а я откинулся в своем кресле и начал медленно листать страницы.
Город, в котором я когда-то вырос, теперь был разделен на две части. Конечно же, не официально. Границы пунктиром никто не чертил, но каждый житель о них прекрасно знал.
На верхушке аристократии, в богатом кресле, утыканном редкими алмазами, сидел Золотой король, а в теневом квартале правил совсем другой лидер – его недрагоценный оппонент.
И эти двое делили между собой не только город. Но еще и женщину. Ту самую, которая когда-то была моей невестой. И насколько бы долго темнота не царила в моей душе, эта новость сумела хорошенько взбаламутить и сгустить скопившуюся тьму. Секундная боль кольнула точно в сердце.
Северина изменилась.
Сильнее, чем я мог бы себе представить. А ведь моя фантазия никогда не жаловалась на скудоумие.
Я неспешно переворачивал одну страницу за другой и меня не покидало чувство, будто я просматриваю информацию о совершенно другом человеке. О неизвестной мне девушке. О той, которую я никогда в своей жизни не встречал.
Она срезала свои длинные волосы, оставив косое каре, и перекрасилась в платиновую блондинку.
В прессе за ней был закреплен титул признанной иконы стиля драгоценного сообщества, позволяющей себе временами слишком провокационные наряды. Однако никто и никогда не смел осуждать королеву. Во всяком случае – открыто. Лишиться языка можно было, как в прямом, так и в переносном смысле слова.
На торжественных вечерах драгоценных аристократов, Северина всегда, как честная жена, сопровождала своего мужа. Но ни на одной фотографии, на которой она была вместе с Золотым, Серебряная не улыбалась.
Её губы напоминали изящную линию чарующего превосходства, а глаза являли собой бездушное стекло, не пропускающее ни тени эмоции.
У Севы, которую я когда-то знал, никогда не было такого пустого и холодного взгляда.
Никогда прежде…
Я внимательно разглядывал снимок с недавнего мероприятия.
Сева в кремовом платье стояла рядом со Львом и походила на царицу ледников. А выражение её лица без смущения транслировало, насколько ей безразлично мнение целого мира.
Я мог повторять себе, что забыл её.
Мог. И временами повторял.
Говорят, самовнушение может порой сработать. Но, видимо, не в моем случае.
Однако я все же гнал от себя мысли о ней. Гнал настолько далеко, насколько позволяла цепь, которая всегда тянула обратно к Севе. Так, будто я был навечно преданным псом.
Семь лет не маленький срок. Семь лет это целая отдельная жизнь. Некоторым удается за это время три раза жениться и завести двух любовниц, как например Денису из отдела продаж. Денис бы заржал мне в лицо, если бы я сказал, что семь лет я не думаю об одной единственной женщине. Я не думаю о ней, потому что ее образ наглухо зашит в каждую гребанную клетку моего тела.
Другая девушка могла привлечь меня лишь в одном случае. Если она отдаленно хотя бы чем-то напоминала Серебряную.
Глазами, смехом, интонацией, походкой, формой губ…
Тогда появлялся шанс, что я захочу затащить ее в постель. Но еще ни с одной мне не захотелось проснуться утром.
Годы летели один за другим.
Я убеждал себя, что все осталось в далеком прошлом. Под грудой собственного предательства, обид и разочарований. И я действительно смог немного собраться. Встать на ноги. Прийти в себя. Во всяком случае, так я думал до той минуты, пока не открыл папку «Серебро» и не взломал свой личный ящик Пандоры.
Желание увидеть ее окрутило шею удушающей петлей.
Время пришло. Затрубило в уши. Качнуло.
Не зря дядя отправлял меня на другой континент именно сейчас.
Все сложилось таким образом, как если бы невидимая рука целенаправленно толкала меня в ту сторону.
А официальное приглашение на день рождения ее драгоценного супруга пришло как нельзя кстати. Оно стало еще одной козырной картой в моей собранной годами колоде.
Мир знал, что у Платинового дома появился наследник, и что семейное дело перейдет не Айви, которая была этому рада гораздо сильнее меня, но вот как выглядит этот самый наследник - никто не знал.
Платиновый дом всегда отличался скрытностью. В отличие от других металлических семей, мои родственники никогда не стремились обнажиться перед прессой и раздать автографы, потому обо мне знали и не знали одновременно.
Дядя хотел основательно ввести меня в курс дел, без лишней шумихи. И ему это прекрасно удалось. А дел, должен сказать, оказалось выше крыши. Я до сих пор с утра и до ночи торчу в офисе. Но мне грех жаловаться.
Да, режиссёрские мечты пришлось задвинуть в дальний угол, но в нашей семье точно есть тот, кто осуществит свои мечты в плане намеченной профессии.
Андрей
Элитный клуб «Стекло» - одно из самых популярных тусовочных мест города. И это несмотря на то, что детище Кузнеца расположено отнюдь не в элитном квартале столицы.
Многие местные жители отчаянно желают попасть внутрь, но далеко не всем выпадает шанс. Не играет роли драгоценный ты самородок или простой смертный. Наличие металла в крови никак не пропихивает тебя вперед, оно тут вообще не гарантирует привилегий.
Мы со Стасом сидим в одной из вип-зон и наблюдаем за прибывающими нескончаемым потоком гостями. Сегодня здесь не обычный вечер встреч, а целое событие. Отмечают день рождения хозяина заведения.
Серебряная Северина лично занималась организацией масштабной вечеринки. Она тщательно и скрупулезно готовилась к этой ночи. Ко всем деталям ласково приложила руку.
— Даже цвет темно-синих салфеток подбирала с любовью. — с улыбкой сообщила пару дней назад Кира.
На моем лице в тот момент ничего не отразилось, только острый крюк дернулся где-то внутри. Я усмехнулся и безразлично сказал:
— Продолжай.
Кира вскоре закончила отчитываться и вышла из моего кабинета, а я перевел взгляд на окно и еще долго смотрел на то, как дождь барабанил в стекло.
Три месяца назад моя сотрудница устроилась работать в известный клуб с одной единственной целью - чтобы этим вечером я смог оказаться внутри.
Попасть в логово Кузнеца можно было только при наличии особого приглашения или пропуска. Задурить охрану тупыми разговорами – сомнительный и скверный вариант. Владелец подбирал людей, знающих свое дело.
Однако меня не смущал ни один из пунктов. Я был полностью уверен, что Кира справится. Эта девочка бесценна, и в очередной раз она с блеском продемонстрировала свои уникальные навыки.
К тому же Северина устроила для своего хахаля что-то вроде мафиозной ретро-вечеринки в стиле «Великого Гэтсби». И своеобразный маскарад сыграл нам на руку. Появилась весомая причина нацепить на себя не только темный костюм, но еще и шляпу, и очки.
Стасу идея не нравилась с самого начала. А я, в свою очередь, с самого начала не собирался брать его с собой. Я хотел пойти один. Я должен был увидеть ее, чтобы поставить точку. Чтобы убедиться – ее присутствие не помешает мне реализовать наши планы. Но в его словах присутствовал здравый смысл, так что по итогу пришлось сдаться.
И вот мы здесь.
Савельев сверлит меня угрюмым взглядом. Я же отвечаю ему беззаботной ухмылкой.
Веселье щедрыми волнами плещется вокруг нас. Перед глазами проплывает сигаретный дым. Тьма внутри меня напрягается, словно предчувствуя чье-то приближение.
Как вдруг в зале раздаются громкие крики приветствия.
Дождался. Они, наконец, пришли.
Залпом вливаю в себя остатки алкоголя и подмигиваю официантке с кукольным лицом, жестом указывая повторить заказ.
Во внешнем мире музыка набирает обороты.
Представители теневой диаспоры, как под копирку облаченные в строгие черные смокинги, спешат поздравить припозднившегося именинника. На их лицах застывшие маски радости и почтения.
Шампанское бьет ключом. Выстреливает к потолку. Рекой разливается по круглым бокалам, выстроенным в форме пирамид.
Кто-то из гостей роняет бокал на пол, но разбившееся стекло лишь вызывает новую бурю смеха.
Женщины в блестящих платьях, плохо прикрывающих упругие ягодицы, активно распыляют томные взгляды. Не стесняясь, предлагают себя в качестве миленького сладкого десерта.
Неожиданно рядом с Кузнецом появляется женская фигура. Ее тонкая ручка опускается на локоть мужчины. И звуки вокруг вмиг исчезают. Обрываются, будто их подчистую срезало топором.
Меня накрывает волна. Темная и кипучая. Отбрасывает на семь лет назад. Вскрывает, словно моллюска, и выворачивает наизнанку те чувства, которые я столько лет в себе гасил.
Внешне я спокоен. Сижу с беспристрастной рожей. Но внутри отчаянно беснуется непроглядная чернота. Завывает.
А ведь у меня нет повода…
Она давно чужая жена. Чужая жена и в придачу любовница Кузнеца, но тогда почему …
Я пришел сюда поставить точку?
Да.
Пришел доказать себе, что меня не тряхнет при взгляде на Севу?
Все верно.
Пришел убедиться, что я уже не тот сопляк, который сходил по ней с ума?
Не тот.
Но тогда - что со мной происходит?
У меня нет правильного ответа. А тот, который напрашивается, я болезненно давлю.
Окружающая обстановка постепенно уходит на второй план.
Нутро жжет свинцом. Тупая боль полощет где-то в районе груди. В том месте, где я уже давно ничего не ощущаю. Не должен ощущать. Не должен.
Камера, вшитая в мои глаза, направлена только на одну девушку. Остальных участников вечера услужливо поглощает тьма. Они гаснут один за другим, их фигуры меркнут, исчезают. И среди угольно-серого дыма я ловлю в фокус ее. Ту, ради кого я когда-то мечтал изменить мир.
Северина
Стоит только войти в «Стекло» и сделать пару шагов вглубь зала, как я ощущаю нечто странное. Одновременно знакомое и вместе с тем забытое. Далекое. Запылённое скачущим временем. Оставленное где-то далеко позади, за тяжелыми замками. Прочными, надежными. Я сама их упорно паяла. Пробираясь сквозь слезы, рухнувшие мечты и вереницу премиальных кошмаров.
Кошмары, кстати, до сих пор со мной. Они меня любят. Искренне. С надрывом. Они поют для меня колыбельные песни. И порой мне кажется, что, чем сильнее я ненавижу их в ответ, чем сильнее кричу им уйти, тем более яркими красками окрашиваются оживающие в них образы.
Рядом с Ильей я обычно всегда спокойна. Как за каменной стеной, которая защитит от любой опасности, напасти и навязчивых зевак. Но сейчас…
Сейчас сердце отчего-то начинает стучать быстрее. Колотиться, пытается о чем-то прошептать. Предупредить.
Невесомое, невидимое глазу пламя прикасается к коже. Тянет. Манит найти источник. Щекочет виски. Тревожит и вместе с тем…
Пугающая и пьянящая мысль возникает в голове.
Но.
Нет, этого не может быть.
Никак.
У меня разыгралась фантазия. Нечаянно выплеснулась наружу. Все из-за вчерашнего сна. Я более чем уверена.
Ведь вчера мне довелось увидеть далеко не кошмар.
От мимолетного воспоминания щемит в груди. Его лицо всплывает в памяти. Вспышка ослепительного солнечного света, запах яблоневых деревьев, чуть размытый фон и улыбка. Его улыбка. Завораживающая, волшебная, родная. Я бы многое отдала, чтобы еще хоть раз…
Но мне нельзя.
Нельзя.
Руки прочь, Северина.
Ты потеряла это право.
Ты хотела поступить правильно, правильно, ха-ха-ха, но по итогу все разрушила.
Сама.
Убила.
И теперь я пустышка.
Сломанная кукла с идеальным механизмом. Тик-так.
Я не заслуживаю прощения.
Ведь я…
Вздрагиваю.
Илья, наклонившись, спрашивает, все ли у меня хорошо. Его глаза цепко смотрят в мои, и я улавливаю в них беспокойство. Улыбаюсь и отвечаю:
— Конечно! Все чудесно! А тебе нравится? Я очень и очень старалась, знаешь ли.
Он ухмыляется, молча кивает и разом успокаивается.
За прошедшие годы я настолько хорошо научилась врать и держать эмоции в себе, что даже Кузнец не всегда может верно меня считать. Хоть он один из немногих людей, с кем я по-настоящему близка.
Жжение снова касается кожи. Ненавязчиво поглаживает. Исследует. Но я не могу, не в состоянии найти ему внятного объяснения.
Гости спешат подойти и поздороваться с нами. Все радостно поздравляют именинника. Рассыпаются в пожеланиях долгих и счастливых лет.
А я явственно ощущаю, как по моим ногам поднимается огонь. Изучающе прожигает дорогу наверх. И меня неожиданно бросает в жар.
Пытаюсь собраться и отряхнуться от глупого наваждения.
Здесь никто не посмеет бросить в меня сальный взгляд. Никто. Если только он не возомнил себя бессмертным идальго Дон Кихотом.
Возможно, когда-то и находились отчаянные смельчаки, но сейчас все присутствующие со всей точностью осведомлены о правилах игры и на мельницы лишний раз не бросаются.
Смотреть на меня можно. Мой взгляд не обращает в камень. В конце концов, я не медуза Горгона. Вроде бы. Хотя в прессе обо мне много самой разной информации. Можно усомниться.
Но ясно одно – смотреть на меня следует без непристойного подтекста. Иначе я могу оскорбиться. А если я оскорблюсь, то это расстроит Кузнеца. А все знают, что расстроенный Кузнец не самый приятный… собеседник. Тут даже мои заверения, что «все в порядке» не всегда смогут помочь оступившемуся. Потому оступившихся в наших кругах не возникает.
Я снова оглядываю приветствующих, но ничего подозрительного не нахожу.
Мне даже удается обменяться с кем-то стандартным набором ничего не значащих любезностей, когда бесцеремонное жжение затрагивает кожу лица.
Жар прикасается к кончикам ушей. Сдаюсь. Отпускаю анализ и остатки здравого смысла.
Перестаю искать причину, и голова как-то сама собой дергается в сторону, взгляд сквозит сквозь толпу и упирается в зеркальную стену.
Туда, где расположены отдельные вип-зоны. Отсюда мне никак не увидеть, кто там сидит. Если только я не выпущу сейчас руку Кузнеца и не пойду посмотреть. Проверить. Просто так. Чтобы наверняка.
Узнать, почему испытываю густую смесь необоснованного возбуждения, давно забытого смущения и будоражащей тревоги.
Неужели тому есть разумное объяснение?
Почему интуиция вопит, что виновник моего состояния беспечно сидит за тем стеклом?
Благодаря Кириным сведениям, я знаю, что Северина любит временами отойти к южному крылу клуба, самому немноголюдному месту «Стекла», откуда открывается вид на пятую магистраль.
Но сегодня здесь даже иголке негде упасть. Желающих поздравить Кузнеца оказалось много. Нет ни единого крошечного угла, где можно было бы скрыться от смеха.
Я медленно следую за королевой вечера. Крадусь, словно обдолбанный нарик, желающий получить чуть больше дозы.
Зеркальные стены-обманки помогают не потерять Серебряную из виду, а тяжелые черные портьеры, дополняющие мрачный интерьер темных коридоров, служат прекрасным укрытием. В особенности в те минуты, когда она на миг останавливается и подозрительно оборачивается, будто чувствует скользящую за ней тень.
В такие минуты я превращаюсь в шкодливого пацана. Прячусь. Задерживаю дыхание. А в груди гулко бьется полоумный азарт.
Что я творю?
А, плевать.
В какой-то момент одна из лент, обвязанных вокруг ее рук, бесшумно соскальзывает и падает на пол. Сева не замечает потери, я же спешно подбираю маленький трофей, пока он не оказался у кого-то под обувью. Задеваю плечом проходящего мимо бугая, но он настолько пьян, что только добродушно лыбиться и пошатываясь уходит куда-то в сторону.
Остатки собственного разума похожи на мозаику, которым не помешает добротная реставрация. Однако это никак не сдерживает их от советов валить назад. Стас бы их двумя руками поддержал и выписал премию.
Валить, определенно, надо. Пока вся моя выдержка не вылетела в трубу.
Но ноги не слушаются. У них четко выстроенный маршрут. И сворачивать на полпути они не собираются. Двигаются под звуки музыки, которые заметно приглушила долбежка сердца.
Сева останавливается напротив панорамного окна во всю стену.
Нас разделяет густая тьма, в которой я царствую последние несколько лет, совершенная отрешенность, исходящая от ее точенной фигуры и бесформенные тела незнакомцев, сующих туда-сюда и наслаждающихся преобладающим весельем.
Ту зачарованную папку с пометкой «Серебро» я пролистал не один раз. Изучил все от корки до корки. Если слегка напрячься, то смогу озвучить точное число запятых.
Однако помимо имеющейся в ней информации, сбаламутившей мое нутро, есть в ней то, что до сих пор не дает покоя.
Имеется таинственный пробел. Пустошь. Белое пятно длиной почти в год.
Именно такой отрывок жизни Севы покрыт плотным мраком.
Этот отрывок вырван. Выжжен. Заколочен плотными досками, и меня потряхивает от желания найти щель, чтобы заглянуть внутрь и узнать всю правду о ней.
Узнать, что было такого, что это пришлось полностью стереть.
Она вышла замуж. Стала образцовой женой. Газеты писали, что молодая пара выглядит очень счастливой (правда, тому нет ни единого доказательства в виде фотографии).
А потом раз и – обрыв.
Захотелось уединения? Устала от светской беготни? Утомилась?
Сева на время будто исчезла с лица земли. Испарилась. Нигде не появлялась. Ни на одном драгоценном вечере. Лев всюду приходил один.
Могло сложиться впечатление, будто Сева заперлась в Золотом особняке, а потом вышла из него другим человеком. Сменила имидж, обрела неожиданные и довольно специфические увлечения, и завела новых неординарных друзей. Кузнеца, например. И почти сразу стала его любовницей.
Стас, способный при необходимости добыть информацию о марсианах и всех их предпочтениях, только развел руками, когда я спросил у него, как достать больше данных про тот год.
— Там поработали профессионалы. — сказал он. — Почистили так, что хрен что найдешь. Если только сам сочинишь историю.
— Ты тоже профессионал.
— Я в курсе. Но я не всесилен. Такое тоже бывает.
Смещаюсь немного в сторону, но разглядеть Севу становится сложнее. Ощущение, будто свет разом заглушили до минимума, а в этот конец клуба нахлынуло еще больше людей.
Должно быть не я один шел за ней. И таких, как я, желающих ее внимания, здесь целая делегация.
Сначала к ней подходит какая-то девушка. Они болтают минуты три. А после мужик с бородой дарит ей розу. Она принимает цветок с улыбкой, а потом они оба начинают смеяться над какой-то шуткой, из чего я делаю вывод, что они знакомы и в его контракте прописано, что он может дарить ей цветы без страха остаться без рук.
Наконец, она снова остается одна. И тяжелый шар, раздувшийся в груди, толкает к ней. Я продумал план. Продумал, как прикоснуться к ней, вдохнуть ее запах и при этом не дать ей увидеть себя.
Темнота, увеличивающаяся с каждой минутой толпа и тот факт, что она стоит ко мне спиной, играют мне на руку.
Протискиваюсь сквозь группку хихикающих девушек.
Оказываюсь за спиной Серебряной.
Даю себе пару секунд, чтобы насладиться моментом.
А затем опускаю платок на бутон цветка, который она держит в руке, бесцельно глядя куда-то вдаль. Убирая свою руку, не упускаю возможности прикоснуться к ее коже. И в ту же секунду чувствую, как по ее телу проносится дрожь, передающаяся мне.
Северина
Прием в честь дня рождения моего драгоценного мужа окутан в роскошь солнечного металла, не способного согреть ничью кровь.
Огромный белоснежный зал в Меридиане утопает в золотых деталях. Чего стоят одни только метровые вазы, из которых пестрыми сухотвецами торчат позолоченные композиции. Дизайнер клялся, что это последний писк моды, мой муж удовлетворенно кивал, а я мечтала оказаться в любом другом месте планеты.
Официальные цвета вечера: золотой, черный и белый.
На Леве классика его личного жанра. Черный смокинг с золотыми вставками на плечах и золотой россыпью разнокалиберных монет на груди.
Он сентиментально заказал для меня платье, практически сшитое из сплава металла его рода. Но я тяжко вздохнула и заявила, что мне жмет в груди.
Я выбрала белоснежное длинное платье в пол, чей вырез юбки вопит об ущемлении границ приличий. На ткани нет ни единого золотого крючка. А из украшений на мне лишь два плотных браслета, опоясывающих запястья.
Мы с мужем встретились взглядами. На миг с него схлынул весь романтический порыв, и я заметила, как задребезжали его желваки.
Мы оба прекрасно знали, что другое, заказанное им платье, я даже не мерила. И мы оба знали, что с некоторых пор я могу быть непоколебимо упряма.
Левина рука показательно лежит на моей талии. Крепко сжимает. Он принимает поздравления, не позволяя отойти от него ни на шаг. На моем лице идеальная светская доброжелательность и приглушенное радушие, не значащие ровным счетом ничего.
Я прекрасно умею играть свою роль.
Ласково провожу пальцем по широкому ребру золотого браслета, плотно облегающему кожу. А затем подаю знак официанту, который тут же несется ко мне, и забираю с подноса бокал шампанского.
Делаю несколько небольших глотков. Прохожусь по залу бесстрастным взглядом. Как же хочется уйти.
— Ты сегодня прекрасна. — шепчет мне в ухо Лева, когда от нас отходят его Золотайские дальние родственники.
— Благодарю, драгоценный муж.
— Ты даже представить себе не можешь, как сильно я жду нашу сегодняшнюю ночь.
— Почему? — касаюсь губами стекла. — Очередной провал с одной из любовниц?
В моем голосе нет ни упрека, ни ревности, ни малейшей придирки. Ничего из этого я не чувствую. Никогда не чувствовала. А притворяться я перестала много лет назад. Было время, когда я, правда, старалась. Но оказалось, что зря.
— Я же говорил тебе, что я больше ни с кем. Сева. Для меня есть только ты. — с пьяным нажимом выдыхает он.
Это я слышала чрезвычайно много раз.
Сдерживаюсь от желания усмехнуться, но Лева что-то улавливает в моем взгляде. Ощетинивается. Несмотря ни на что, мы оба слишком давно и хорошо знаем друг друга.
— Ты сама тоже далеко не мисс невинность, — уже совсем другим, пропитанным колкой злостью голосом шепчет он, — Ты снова выпендрилась. Бесстыже позвала сюда своего дешевого любовника!
Делаю удивленные глаза.
— Но милый, почему ты сердишься? Ты же сам сказал, что я могу позвать своих близких друзей.
— Вот именно - друзей, а не своего безродного трахаля.
— Фу, как грубо. Илья - мой друг. Очень близкий друг. Этого отрицать не стану. А насчет любовников и любовниц… Даже при грубом подсчете я в зале успела насчитать штук десять твоих преданных фавориток. Но, как видишь, я не впадаю в слезливую истерию.
— Я с ними сплю, только потому что мне нужна хоть какая-то отдача от партнера. Ты же холодная, как кусок льда. — сплевывает обвинение.
Мне есть что ответить. И мой золотой муж правильно считывает в моем взгляде невысказанные слова. Но сейчас в его крови гуляет алкоголь, и он не хочет вспоминать нелицеприятные для себя моменты. Упрямо продолжает таранить меня недовольством, но спустя столько лет меня уже довольно сложно хоть чем-то задеть.
— Однако я никоим образом не хочу портить твой день рождения, милый. Потому давай отменим сегодняшнюю договоренность? Лучше выбери себе девушку из зала. Уверена, они будут горячи, как расплавленный металл.
— Ну уж нет, — усмехается Лева, — Хочешь ты этого или нет, но сегодня тебя трахаю я. Твой законный муж.
Глоток холодного шампанского, скатываясь по горлу, сталкивается с моей внутренней тоской. Заставляю губы натянуться в безучастной улыбке.
— Как скажешь, драгоценный муж.
— Назови меня по имени, — пальцы сильнее сжимаются на моем бедре, оставляя следы на коже, которые будут сходить несколько дней.
— Я привыкла четко следовать инструкциям, — отвечаю я.
Лева смотрит на меня неотрывным темным взглядом, как неожиданно церемониймейстер громко объявляет:
— Прибыл наследник Платинового дома.
— Наконец-то мы увидим его платиновую рожу, — Левина улыбка похожа на ленивый оскал.
Мой супруг с любопытством поворачивает голову в сторону открывающихся дверей, а я не пытаюсь придать своему лицу хотя бы каплю заинтересованности.
Новость о появлении в семье платиновых наследника мужского пола возникла в прессе чуть больше месяца назад и тут же вирусом заполонила сми на всех континентах.
Следом была организована целая пресс-конференция. Правда, на нее явился только Платиновый Вилен. Мужчина объявил, что волшебным образом нашел пропавшую много лет назад сестру и ее сына. И теперь их семейное дело должно перейти не его единственной дочери, чему последняя, судя по интервью, была только рада, а новоиспеченному племяннику.
Род Платиновых отличается от рода Золотых и Серебряных. Они всегда славились несколько затворническим образом жизни. Возможно, сказывается разница менталитетов на разных континентах. Но надо заметить, что они никогда не выставляют свои дела и досуг напоказ.
Не могу сказать, что не согласна с их выбором. Или что он не привлекает меня. Но, к сожалению, моя собственная жизнь иного рода и изменить ее уже нельзя.
Я была рядом, когда пришло официальное письмо в ответ на Левино приглашение. Лицо моего мужа засияло, словно золотая тарелка, кинутая под солнцепек. Он не ожидал, что Платиновые примут приглашение. Оно было отправлено лишь с целью соблюсти приличия.
Испокон веков Платиновые живут на другом краю мира и держаться особняком.
Оттого многие драгоценные считают их высокомерными снобами.
А если верить слухам, то денег у них столько, что они могут запросто позволить себе купить всю нашу планету или целыми днями играть в маджонг, потягивая коктейли из разноцветных трубочек.
И вот сейчас нам, наконец, предстоит увидеть нового платинового принца. Именно так с легкой руки одного журналиста нарекли наследника одного из драгоценных домов.
Не только мой муж жаждет увидеть представителя рода Платиновых. На лицах остальных гостей тоже застыл напряженный интерес.
Интрига века – не иначе, не хватает лишь фанфар и грома аплодисментов.
В своих мыслях я протяжно зеваю. Совсем не эстетично. Но хоть где-то я могу быть честной с самой собой.
Мне глубоко индифферентно.
Меня не волнует, как выглядит платиновый принц, и, если даже мне скажут, что обычной еде он предпочитает платиновые суши, я лишь вежливо пожелаю его желудку успехов в переваривании пищи.
Хочется закрыть глаза, а, открыв их, оказаться в завтрашнем дне.
Но, как ни прискорбно, такого рода перемещения во времени не предусмотрены в нашей галактике. Потому я целенаправленно вливаю в себя алкоголь. Ночью предстоит полностью отключиться и забраться в тесную раковину, до которой никогда не смогут добраться Левины прикосновения.
Липкое неприятие скользит по позвоночнику, но я отгоняю от себя тошноту. Впереди еще полно времени, не стоит переживать понапрасну.
Желая отвлечься, устремляю взгляд к дверям, куда как раз входят несколько человек.
При виде одного из них, того, кто идет на шаг впереди остальных, мое сердце замирает за толстой огранкой льда. А ноги прирастают к полу.
Легкие на долгий миг забывают, как дышать, но я усилием воли проталкиваю в себя воздух.
Я давно перестала верить в чудеса. Перестала верить, что однажды увижу его вновь. В сказках принцесса всегда счастливо выходит замуж за принца, а я… Да, я вышла замуж за принца. И теперь могу с уверенностью заявить, что сказки нагло врут.
— Вы обронили ленту, принцесса. — в голове вспыхивают слова незнакомца, оброненные мне прямо в ухо.
В тот день, почти два месяца назад, во время празднования дня рождения Ильи в «Стекле», я будто сошла ненадолго с ума. Помутилась рассудком. Обезумела.
Мне навязчиво казалось, будто где-то рядом он. А когда кто-то из гостей вежливо подобрал мою упавшую ленту, и я услышала голо, то могла поклясться, что это Зимний.
Шок был настолько велик, что я не смогла сразу же обернуться. Не смогла подтвердить свою невероятную догадку. По телу все еще бегали мурашки из-за чужого невинного прикосновения. А когда я все же пересилила себя, то за спиной уже никого не было.
Проходившая рядом Кира, видевшая того гостя, подробно описала мне мужчину, но он никак не походил на Андрея.
Андрею сейчас в районе тридцати, а не сорока. И вряд ли он облысел. А я…
Я упрямо не хотела верить Кире. Хоть у нее не было никакого повода обманывать меня. На всякий случай я переспросила ее еще несколько раз.
Мои руки тряслись, а девушка смотрела с беспокойством и сожалением, будто хотела бы изменить свои описания, но не могла.
Еще несколько недель после этого я порой ловила на себе его несуществующий взгляд. В кафе, в салоне красоты, даже в опере. И это странное нездоровое помешательство неведомым образом согревало меня. Возвращаясь домой и запираясь в своей комнате, я улыбалась, как полная дура.
А потом все прекратилось.
Оборвалось. Резко закрыло дверь. Паранойя ушла по-английски. Не прощаясь. И мне бы радоваться. Но вместо этого я неожиданно для себя разрыдалась в подушку.
Черный костюм из дорогой ткани идеально сидит по фигуре. Волосы, поменявшие цвет, аккуратно зачесаны назад. В них больше нет той легкой небрежности, которая когда-то служила чем-то вроде визитной карточки Андрея.
Мужчина, на которого я смотрю во все глаза – это несомненно, тот самый Зимний принц. Но все же выглядит он иначе. Годы обтесали изменениями не только меня. Они затронули нас обоих.
Уверенность так же, как и раньше, ощущается в каждом сделанном им шаге. Но теперь её будто помножили на бесконечность и щедро распылили в воздухе.
За его спиной вышагивают ещё трое мужчин. Все в черном.
Двое смахивают на интеллигентных головорезов, и я без тени сомнения причисляю их к охране Платинового. А вот третий мне хорошо знаком. Это Стас Савельев, друг Андрея с университетских времен. Тот, который всегда был добр ко мне. Он тоже изменился. Возмужал вместе с Зимним.
Когда Андрей и его люди останавливаются в шаге от нас, я ощущаю, как боль касается каждого уголка моей души, словно наждачная бумага ласкает открывшуюся рану.
Взгляд того, кто когда-то давно, в прошлой жизни, говорил мне самые прекрасные слова любви, совершенно холоден и равнодушен. Он лишь мельком касается меня, а затем полностью переключается на Леву.
На миг создается впечатление, будто он не знает, кто я. Словно он забыл Серебряную. Выкинул ее из головы, как старый хлам.
— Золотой Лев, приветствую. — протягивает моему мужу руку, как делали до него остальные гости, — Прими мои самые искренние поздравления.
Лева не хуже меня умеет держать на лице маску светской вежливости. У него, если не ошибаюсь, степень бакалавра.
— Если мне не изменяет память, — отвечает на рукопожатие, — То тебя зовут Андрей. Уточняю на всякий случай, так как фамилия на ум приходит другая. — понижает голос до доверительного шепота, — Дешевая… Но я не желаю ненароком оскорбить такого важного гостя. Не подумай ничего. Скорее всего я тебя с кем-то путаю.
На губах Андрея появляется легкая усмешка.
— Не путаешь, Золотой. Все верно. Зовут меня все так же Андрей. А вот фамилия стала драгоценной.
Пальцы Левы с особой злостью впиваются в мою кожу.
Пара официантов неожиданно ставят между нами и Платиновым небольшой столик. А охранники Андрея водружают на него два чемодана, на которые я ранее не обратила никого внимания.
— Ты пришел с подарком? — с синтетическим радушием, слаженно исполняя роль вежливого хозяина, уточняет у гостя Лев.
Он прекрасно осознает, что в нашу сторону обращено слишком много взглядов. А, в отличие от меня, муж до сих пор отчаянно продолжает цепляться за репутацию.
— Я пришел вернуть свой долг. — ровно отвечает Андрей.
— Не помню, что бы ты был мне должен. — с небрежным смешком, замечает именинник.
— Моя смена фамилии никак не влияет на договор, который мы подписали семь лет назад, — спокойно поясняет Платиновый. — Если потребуется, мой адвокат вышлет тебе копию договора. — он повторяет трюк Левы и тоже понижает голос, чтобы гости не смогли расслышать следующих слов, — На случай если тебе вдруг изменила память, или ты, скажем, удалил соглашение.
Лёгким движением кисти Андрей дает знак своим людям.
Щелкают металлические замки. Крышки послушно подскакивают вверх. В двух чемоданах стройными пачками лежат деньги.
Рука Левы звереет и причиняет уже откровенную боль. Не в силах сдержаться, предпринимаю незаметную попытку чуть отстраниться от него, чтобы уменьшить захват, но мое движение привлекает внимание Андрея. Он мажет по мне быстрым бесстрастным взглядом, не длящимся даже двух секунд.
Его безразличие оказывается мучительнее физической боли. Я в ту же минуту захлебываюсь в горечи, которая обещает еще долго обильно поить меня.
Лева между тем решает перестать играть в дурачка.
— Кажется, что-то припоминаю. Но все же… Что ты хочешь сказать мне этим возвратом? К чему он сейчас? Поверь, это лишнее. Я давно простил тебе все долги.
— Значит, ты великодушнее ко мне, чем я сам. Но все же я не люблю невыплаченные обязательства. Все должны платить по счетам. — от звука его голоса мои внутренности сжимаются в узлы, — А сказать я хочу, что раз долг возвращен, я более не обязан выполнять условия заключенного договора. Пункт 7.1.5.
Осознание того, что я уже нисколько ему не нужна, ложится на плечи. Правда белыми нитками прошита в произнесенных им предложениях. Но эта жестокая правда не мешает мне бессовестно пожирать Андрея глазами. Скользить по скулам, по носу, губам. Она не мешает мне думать о том, насколько сильно я бы хотела прикоснуться к нему. Снова. Еще хотя бы раз.
— Ах, ты про эти условия. — Лева привлекает меня к своему телу и буквально втискивает в свой бок. — Разве они сейчас имеют хоть какое-то значение? Тебе стоило уже давно о них забыть.
Платиновый улыбается жесткой улыбкой лишенного милосердия линчевателя. И щелкает пальцами.
— А теперь прими от меня подарок по-настоящему достойный тебя, Золотой.
Следом один из его охранников ставит рядом с деньгами тяжелую статуэтку в виде золотого льва.
— Добрый вечер, Северина Вячеславовна, — Юлиана, администратор ресторана-судна «Оливия», встречает меня идеальной белозубой улыбкой. — Вы пришли на день рождения Золотинейской Полины?
Здороваюсь, возвращаю ей более сдержанную улыбку и киваю.
Молодая девушка тут же подрывается к нам, но Полина останавливает ее предупреждающим взглядом.
— Я сама провожу Золотую. — говорит она помощнице, а затем учтиво обращается ко мне. — Следуйте, пожалуйста, за мной.
— Серебряную. — привычно поправляю я.
На протяжении семи лет я не золотая жена Золотого Льва, но люди отвергают детали, которые кажутся им совершенно не существенными.
Поднявшись на второй этаж модного заведения, мы пересекаем ряд столов. Привычно ловлю на себе заинтересованные взгляды, но предпочитаю не замечать ни один из них. У меня к ним выработан стойкий иммунитет.
Наконец Юлиана останавливается возле внушительного круглого стола, за которым уже сидит большая часть приглашенных девушек.
Полина долго колебалась, раздумывая, резервировать ли закрытую вип-зону или предпочесть прекрасный вид на море. И, к счастью, она остановилась на втором варианте. Сидеть большой компанией в закрытой каюте – не самое приятное времяпровождение.
При моем появлении, именинница радостно вскакивает с места и спешно подходит ко мне.
— Смотрите, кто пришел! Здесь Северина! — радостно объявляет она, встречая меня сияющими глазами.
Мы обмениваемся тремя воздушными поцелуями возле щек, не желая испортить друг другу макияж, и она бесхитростно шепчет:
— Я так боялась, что ты по итогу не придешь.
— Но я пришла. — мягко улыбаюсь и вручаю ей лимитированную коробочку с логотипом известного люксового бренда.
Семья Золотинейской переехала в наш город примерно полгода назад. Перспективный бизнес ее отца набирает обороты, и его наследница отчаянно мечтает блестяще проявить себя в кругу знатной столичной аристократии.
Я пока не определила своего однозначного к ней отношения. Но могу сказать, что оно скорее положительное, нежели отрицательное, иначе меня бы здесь попросту не было. Как и Дарьяны, которая кивком головы указывает мне на свободное место рядом с собой.
Медная, в свою очередь, довольно нейтральна в своих оценках нашей новой знакомой. Хотя, если учесть то, что я узнала о ней за годы нашей дружбы – женский род она мало жалует. Я являюсь исключением из правил и меня это полностью устраивает.
— Наконец-то ты явила на пир свою тощую задницу, — недовольный шепот вливается мне в ухо, когда я опускаюсь в плетенное кресло с мягкой подушечкой, а затем Дарьяна смачно чмокает меня в щеку.
Забота о целостности моего макияжа – последнее, что ее волнует в этом мире.
— Я же написала тебе, что немного задержусь. — пробегаюсь взглядом по знакомому меню и сообщаю ожидающей официантке название выбранного напитка. — Мне, пожалуйста, безалкогольную Сакуру.
Девушка кивает, делая быструю заметку в маленьком блокноте, а потом немедленно удаляется.
— С каких пор полчаса это немного? — Медная бросается обвиняющим взглядом.
— А с каких пор ты так рьяно начала отчитывать меня за опоздания?
— С таких, что я тут чуть не померла со скуки, пока ждала тебя. И, кстати, мой мочевой пузырь зовет. Пойдем, проводи меня к дамской комнате.
Приходится снова подняться и проследовать в противоположную часть судна-ресторана.
— Теперь я рядом и тебе не о чем переживать. — иронично комментирую. — Но я явно упустила момент, когда ты разучилась доходить до туалета без моей поддержки.
Дарьяна пытается скрыть возникшую на губах ухмылку и тщетно старается пытать лицу опечаленный вид.
— Иногда я скучаю по той милой и не такой самоуверенно-стервозной Серебряной девочке. — наигранно вздыхает подруга.
— Значит, мне надо убрать тебя из списка приближенных.
— Ага, так я тебе и позволила, — забавляясь, хмыкает она, прекрасно понимая, что я блефую.
— Иди уже. — смеясь, проталкиваю ее в кабинку.
Пока жду Медную, тщательно мою руки и поправляю несуществующие изъяны в волосах.
Целую неделю моя голова плотно забита образом нового наследника Платиновых. Но сегодня я почти справляюсь с задачей не думать о нем.
Почти.
Не знала, что «почти» может стать целым достижением.
Потому что не думать о его холодных глазах – пытка. Точно такая же – как и думать о них. Я будто снова несмело касаюсь дна.
— Ты прекрасно знаешь, что твою стервозинку я люблю ничуть не меньше. — произносит подруга, появляясь рядом.
Выплываю из мыслей. Жду, когда она сполоснет руки, и стараюсь внимательно ее слушать все то время, пока мы возвращаемся к столу. Когда наконец полностью возвращаю себе концентрацию, Дарьяна говорит:
— Но даже я не хотела бы сейчас попасть в список тех, кто у тебя закинут в каталог-немилости.
Я лишь таинственно улыбаюсь в ответ на слова подруги. А когда мы садимся обратно на свои места, тянусь к своей черной сумочке и извлекаю из нее маленькую прямоугольную коробочку.
Обо мне и моем драгоценном супруге чего только не пишут журналисты. Их фантазия поистине бездонна. Фантастична. И часто смехотворна.
Но люди во все времена любили копаться в чужом грязном белье. Это их выбор и их дело. Кто я такая, чтобы судить.
Для меня, например, не имеет значения, что на самом деле думают о моем браке девушки, которые каждую неделю пачками набиваются мне в друзья. Даже собственные мысли порой пугают меня.
Иногда мне кажется, будто окружающий воздух пропитан сладковатым лицемерием, но мне ничего не остается, кроме как вдыхать его.
Однако у меня имеются вполне определенные понятия о порядочности и приличиях. Оттого я никогда не позволю себе помышлять о том, чтобы запрыгнуть в трусы мужа той самой женщины, с которой я всем сердцем мечтаю дружить. Даже гляделки в сторону чужих мужчин кажутся мне чрезмерной пошлостью.
Но таково мнение далеко не каждой представительницы прекрасного пола.
И я никак не могу понять, отчего каждая последующая моя верная подруга считает себя умнее предыдущих.
С одной стороны, мне нет ни малейшего дела до любовниц мужа. Он может менять их пачками – мне все равно. Но если с ним спит одна из моих очаровательных знакомых, то я не стану закрывать на это глаза. И в этом нет никакого противоречия. Потому что держать себя за дуру я уже давно никому не позволяю.
Хочешь трахаться с Левой – вперед. Я куплю камасутру, оберну ее алой лентой и лично подарю вам обоим.
Но зачем, объясните мне, набиваться в подруги к его жене?
— Альбина, — с вежливой улыбкой обращаюсь к блондинке с броским макияжем.
Все головы тут же, как по команде, с любопытством поворачиваются в мою сторону. Протягиваю девушке в сиреневом платье прямоугольную коробочку. Улыбка на ее лице при виде подарка вмиг гаснет, а в глазах появляется страх.
У меня нет ни малейшего сомнения в том, что она знает, что ждет ее внутри.
Вся краска медленно сходит с ее лица. Она каменеет и стеклянным взглядом смотрит на коробочку, но никак не решается ее взять.
Ну вот почему они каждый раз так пугаются...
Между прочим, браслет внутри золотой. И буковки на нем тоже исключительно из благородного металла. Ювелирная работа по моему индивидуальному заказу.
— Это тебе. Понимаю, что немного припозднилась с подарком. Но нам никак не удавалось встретиться на прошлой неделе. Так жаль. В понедельник, часиков в семь, было бы просто отлично, но я находилась слишком далеко от отеля «Централь». — этим я даю понять, что знаю каждую деталь, каждую мелочь. — А то могла бы сразу поздравить тебя с вступлением в клуб…
— Сева, я… — нервно шепчет она, — Я могу все объяснить… Я тебе объясню... Это случайность…
Так и не дождавшись, пока она сама возьмет коробочку, слегка тянусь вперед и ставлю презент прямо в ее пустую тарелку.
— Ой, прекрати, пожалуйста. Объяснять ничего не нужно. — окидываю застывших девушек миролюбивым взглядом и ласково улыбаюсь. — Давай не будем портить Полинин день рождения лишними и никому не интересными подробностями. — улыбка не сходит с моего лица, даже когда я чуть тверже добавляю. — И, пожалуйста, впредь обращайся ко мне используя только полное имя. Северина Вячеславовна. Мне кажется, это все же уместнее для любовницы моего супруга.
Альбина вся покрыта алой краской стыда, а в уголках ее глаз назревают слезы.
Как и всегда мне резко становится жаль ту, которая обливала при мне грязью любовниц Льва, а потом сама решила втесаться в их ряды.
Наверное, я навсегда останусь наивной дурой, раз внутренне ей сейчас искренне сочувствую.
Но поступить иначе не могу. Все знают правила. Все прекрасно знают, как я поступаю с любовницами, уверяющими меня в своей вечной дружбе. Они сами делают свой выбор, когда ложатся под Золотого.
— Я не… Мне… Извините меня, пожалуйста, — она спешно встает с места и хватает сумку в виде сердца, — Мне надо идти…
Девушка буквально выбегает из-за стола, но ни у кого из присутствующих не находится желания встать и пойти за ней. Воцаряется тишина.
— Я тоже приношу свои извинения. — говорю я, — Мне не хотелось, чтобы так вышло. Давайте забудем этот неловкий момент. Лучше выпьем за нашу именинницу. — поднимаю бокал с шампанским и произношу тост.
Через полтора часа инцидент, как и ожидалось, меркнет на фоне нескончаемых женских разговоров о платьях, салонах-красоты и видных мужчинах.
Достав из сумочки телефон, улыбаюсь сообщению от Ильи.
Кузнец: Когда тебя забрать?
Затем ощущаю жар в затылке и сильное желание обернуться.
В ухо прилетает пьяный Дарьянкин шепот:
— Е*ать ту Люсьенку…
— Дар, — шепчу в ответ, стараясь звучать строго, — За что ты все годы нашей дружбы так жестока с этой неизвестной нам Люсьеной?
— Он идет сюда, — полуобморочным шепотом неожиданно сообщает Таисия, занявшая место по правую руку от именинницы.
— Кто? — вытянув шею, уточняет Лиля. Брюнетка в алом платье с чуть раскосыми глазами сидит спиной к тому самому столу, вызвавшему в здешнем обществе ажиотаж, и лишена полного обзора. Совсем, как я.
— Как кто? — недоумевает рыжеволосая Виола, — Платиновый.
Его новая фамилия, произнесенная с нескрываемым восхищением, подобна волшебному заклинанию. Девушки вмиг лишаются спокойствия. Каждая старается незаметно поправить причёску, платье или мастерски добавляет новый слой помады на яркие губы.
Вирус предвкушения не трогает лишь двоих – меня и Медную.
Дарьяна, бочком развалившись в своем кресле, не стесняясь смотрит, насколько я понимаю, на приближающегося к нам Андрея и шепчет мне с усмешкой в ухо:
— Чувствую себя так, словно перенеслась в Малахитовый дворец. И вокруг собрались фанатки Зимнего.
— Он теперь Платиновый. — сухо поправляю, несмотря на пустившееся вскачь сердце.
— И нас это вполне устраивает, да? — весело играет бровями, но затем изумленно добавляет, — Опачки, он движется прямо на нас, Сев. Кажется, кое-кто хочет выразить тебе свое особое почтение.
Я собираюсь ответить. Но не успеваю. Меня опережает тот, кого я мысленно продолжаю называть Зимним принцем.
— Дарьяна, добрый вечер! — раздается дружелюбный мужской голос. — Не мог не подойти и не поздороваться с тобой. Мы давно не виделись, но, надеюсь, ты меня не забыла. — только после этого он мельком смотрит на меня. Я удостаиваюсь небольшого кивка головы и официального приветствия, — Серебряная.
— Платиновый. — отвечаю ему тем же, испытывая острое разочарование, тщательно скрытое под маской безразличия.
Побороть горечь помогает выражение лица подруги, которое поистине бесценно. Я всегда думала, что на свете нет ничего, что смогло бы хотя бы на миг выбить ее из колеи, но Андрею это удалось сполна.
Правда, отдать ей должное, Медная быстро берет себя в руки.
— Добрый вечер, Платиновый. — отвечает приветливо. — Конечно, не забыла.
Он остается стоять на месте, что явно свидетельствует о намерении продолжить с ней разговор. Оттого, придерживаясь норм этикета, Медная поднимается со своего места и вместе с Андреем отходит от нашего стола на несколько шагов.
Последующие пару фраз остаются вне досягаемости моего слуха, но вскоре мне удается расслышать слова подруги:
— Твои работы были очень хороши.
— Спасибо. Но это уже в прошлом.
— Да ладно? Совсем не снимаешь? — не сдается Медная. — Ни одной короткометражки?
— Нет.
— Жаль. Все в Малахитовом пророчили тебе будущее известного режиссера.
Как ни напрягаюсь, не могу расслышать его ответ. Но новый вопрос Дарьяны о том, надолго ли он в нашем городе, заставляет оторвать внимание от бокала шампанского и бездумно покоситься в их сторону.
— Я пока не решил. — вонзившись в меня острым взглядом, задумчиво проговаривает Андрей, а затем вновь поворачивает голову к Дарьяне. Моя кожа тотчас покрывается мурашками. — Есть кое-какие нерешенные дела.
На этом вполне можно – и даже нужно – закончить разговор. Но прямота Медной на пару с тремя бокалами алкогольных коктейлей не видят никакого смысла останавливаться на достигнутом. Зачем?
— Должно быть, очень важные дела, да? — подражая Андрею, она поворачивает голову в мою сторону.
Принимаю для себя решение прибить лучшую подругу, когда мы окажемся с ней наедине.
Однако не только я, как мне кажется, ощущаю ее скрытые намеки. Андрей тоже их осознает. Он никогда не был дураком. На его губах возникает ироничная ухмылка.
Ответа Платинового я жду с нарастающим в голове гулом. С наивными надеждами. И необъяснимыми страхами…
— Я бы так не сказал.
Сердце на миг останавливается, а затем снова продолжает биться в настоящей реальности, лишенной нелепых иллюзий Серебряной.
Его слова причиняют боль. Но проанализировать ее и разложить на атомы не дает вибрация телефона.
На экране высвечивается - «Елизавета Золотифейская».
Это клиентка моей фирмы, считающая, что раз я занимаюсь ее проектом, значит из меня можно выкачивать кровь литрами. А затем принимать в ней омолаживающие ванны.
И сегодня первый раз я рада ее звонку.
Собираюсь встать и только сейчас замечаю, что за столом воцарилась абсолютная тишина. Не одна я пыталась ухватить нить разговора Медной и Платинового. Все гостьи Полины превратились в идеальный слух.
Телефон в руке продолжает неистово вибрировать.
Извинившись, поднимаюсь с кресла и двигаюсь к пустующей площадке на другом конце корабля. Там обычно никого не бывает, и я смогу спокойно ответить на звонок. Проходя мимо Медной и Зимнего не разрешаю себе даже взглянуть на них. А чуть погодя чувствую острое жжение чужого взгляда на спине. Его взгляда.
Закончив разговор с заказчицей, у которой с каждым днем возникают все более фантастические идеи, возвращаюсь обратно к столу.
Вроде бы я уже далеко не наивна, но в тайне души мечтаю, что к моему приходу Медная с Платиновым прекратили свой душещипательный разговор о давно минувших днях, а остальные девушки успели вдоволь насмотреться на нового богатенького аристократа и перемыли ему все косточки вне моего слуха. А потому мне не придется с бесстрастным лицом терпеть их воздыхания на его счет.
Но реальность пахнет брызгами океана и ухмыляется мне в лицо.
Видимо, зря я радовалась рабочему звонку от госпожи Золотифейской и надеялась удачно скрыться хотя бы на пару минут.
Кто-то в мое отсутствие все же надоумил Полину позвать мужчин за наш стол.
Платиновому даже выделили особое место рядом с именинницей, сместив поникшую Таисию.
И то, что наблюдают мои глаза, отзывается неприятием в душе.
Полина с нескрываемым восторгом смотрит Платиновому в рот. А он между тем о чем-то с усмешкой рассказывает зачарованным девушкам. Когда замолкает, за столом раздается радостный взрыв женского хохота.
Как я себя при этом ощущаю?
Не лучшим образом.
На редкость паршиво.
Но если состояние паршивости мне не в новинку, то состояние абсурдного волнения, когтями вцепившегося в плечи, сильно раздражает.
Да что со мной сегодня?!
Все давно закончилось. — пытаюсь одновременно и убедить, и успокоить себя.
Нас уже нет. Прошло много лет. Слишком много…
Я вышла замуж за другого. Драгоценного. Я кардинально изменилась.
И Он, очевидно, тоже.
Мы теперь другие люди. Чужие. Незнакомцы.
И я не желаю зацикливаться на том, как нынешняя правда болезненно кромсает меня.
Нет смысла надеяться на то, что снова могу быть ему нужна. Если он когда-нибудь узнает – никогда не простит… Возненавидит Серебряную. И будет прав. Нас тогда станет двое.
Эта мысль, как горькая пилюля, которую я садистки глотаю и усмехаюсь про себя.
Прочь глупые надежды о том, как принц полюбит принцессу-чудовище.
Я не дам ему заметить, что реагирую на него, совсем как раньше. Он, как и все вокруг, увидит лишь холодную жену Льва. Ничего больше. Одна лишь плотная маска.
За годы я полностью отшлифовала навык внешнего идеального спокойствия. Потому ничто не выдает напряжения, сковавшего каждую клеточку тела, когда я плавной походкой подхожу обратно к своему месту.
Прекрасно ощущаю его пристальный и немного ленивый взгляд исподлобья. Он будто изучает меня. Изучает, как человека, которого никогда ранее не встречал и не знал. Которого никогда не целовал…
Да, наверное, так и есть.
Я больше не та Северина. Не та девушка, которую он любил.
И Мне все равно.
— А это Северина Серебряная, — внезапно раздается голос Полины, когда я только собираюсь сесть. — Почетная гостья на моем празднике. Мы тут все поголовно мечтаем хоть немного походить на нее. — улыбается. — Сева, это Платиновый Андрей. Разве не замечательно, что он решил присоединиться к нам?
Воцаряется тишина.
Неужели Полина не слышала, как мы с ним поздоровались, когда он только подошел? Или это вылетело из ее милой головы?
Я точно знаю, что ни одна из девушек за столом, кроме Дарьяны, не училась в Малахитовом. Их всех так или иначе родители пропихивали в Алмазный. Никто не знает историю о том, как когда-то давным-давно во Дворце учились Зимний принц и глупая Серебряная принцесса, наивно верившая в настоящую любовь навсегда. Ту что без лжи, недомолвок и предательства.
— Хотя, вы наверняка уже знакомы, — воодушевленно добавляет Поля и мое сердце на миг напрягается за безупречной мимикой легкого удивления и слоем идеального макияжа. — Ты же был на дне рождении ее мужа, Золотого Льва.
— Конечно, — кивает Андрей, вновь переводя на меня ленивый взгляд стальных серых глаз. — Там мы и познакомились с непревзойденной Серебряной Севериной. — он салютует мне бокалом, в котором плещется янтарная жидкость. — Рад снова видеть.
— Взаимно. — мои светские улыбки давно стали эталоном.
Говорят, с помощью специального приложения некоторые девушки всячески пытаются их скопировать.
Одной из таких милых и лишенных всякого тепла улыбок я награждаю Платинового.
Но ему, кажется, кардинально все равно. Уже через минуту он полностью забывает о моем присутствии и что-то интимно рассказывает восторженной имениннице.
И если до сих пор я относилась к Поле довольно неплохо, то сейчас она неведомым образом начинает меня нервировать.
Двое друзей Андрея, которых я впервые вижу, и которые, к счастью, не Савельев с Мельниковым, устроились в рядах других девушек, пытающихся всеми силами урвать мужское внимание.
Взяв бокал шампанского, перевожу скучающий взгляд с одного парня на другого. И натыкаюсь на заинтересованный взгляд высокого блондина, засевшего в цветнике слева. Его лицо озаряется широченной улыбкой.
На столах один за другим зажигаются свечи. Заботливые официанты интересуются, не нужны ли кому-то пледы. Таисия просит принести ей два, ссылаясь на страшную мерзлявость. Остальные мотают головой.
До нас доносятся звуки музыки. Плавные мелодии джаза мягко расстилаются в вечернем воздухе.
Не небольшой площадке для танцев появляются две пары. Первые похожи на молодоженов, только начавших свой совместный путь, а вторые выглядят так, будто прожили бок о бок не меньше тридцати лет и каждый год пытались прикончить друг друга.
Антон – теперь мне известно, как зовут двух друзей Андрея – галантно приглашает Олю. Та на миг выразительно смущается, но ей не удается скрыть триумфа, мелькнувшего в глазах, когда она бросает быстрый взгляд на свою приунывшую рядом подругу Риту.
Виола с предвкушением кидает в сторону Виктора призывные намеки, ожидая, что за время беседы и близкого контакта их стульев между ними вспыхнули вполне определенные искры. Но парень удивляет особой не проницательностью. Сколько ему? Лет двадцать – двадцать два?
— Прошу извинить. — вежливо говорит своей собеседнице и встает с места.
— Мочевой пузырь зовет. — хихикает мне прямо в ухо Дарьяна, указывая на парочку, — Извини, Виола, ты, несравненно, мила, но туалет сейчас намного важнее тебя. Турум-тум-тум.
— Медная, тебе совсем нельзя пить, — улыбаясь одними глазами, шепчу подруге. — Который раз убеждаюсь. Ты становишься неадекватной.
— Я шоколадный тортик в любой кондиции, — авторитетно заявляет очаровательная пьян.
Виктор между тем останавливается за моим креслом и неожиданно ошарашивает вопросом:
— Вы позволите вас пригласить на танец, Северина?
Мы с Медной резко прекращаем глупые шушуканья и удивленно поворачиваем на него головы.
Дарьяна беззастенчиво хмыкает. И я сразу останавливаю ее строгим взглядом.
В мои планы не входит соглашаться. Это совершенно точно.
Мне и без того хватает скандалов, которые я частенько сама щепетильно планирую, а затем систематически воплощаю в жизнь. Они изящны и лишены ненужной блестящей крошки, от которой остаются въедливые следы.
Папарацци спят и видят, как бы заполучить очередной компромат про Серебряную. Но какой бы холодной стервой они меня не считали, я не стремлюсь коллекционировать мужские сердца и ломать молочные зубы всяких Викторов тоже.
Мой муж бесится, когда я получаю цветы и дорогие подарки от порой совершенно незнакомых мне мужчин. Он убежден, будто я всем подряд с завидной регулярностью строю глазки. Исключительно ему назло, конечно же. Я теперь с уверенностью могу сказать, что Лева верит, будто мир и люди в нем существуют только для его удобства.
Но правда в том, что я не ищу мужского общества. И ради получения внимания от противоположного пола – не делаю ровным счетом ничего. Разве что – всячески их избегаю.
И сейчас мой первый порыв, как и всегда в подобной ситуации – чуть улыбнуться, поблагодарить и дать вежливый отказ.
Однако приглашение Виктора привлекает не только наше с Дар внимание. Я чувствую любопытство всех собравшихся за столом девушек. И не только их…
Кое-кто вдруг тоже отрывается от своего важного флирта. Тяжелый платиновый взгляд касается сначала Виктора, который, лучезарно мне улыбается, а затем находит другую жертву - меня.
Оборачиваюсь.
Глаза в глаза.
За серой безразличной сталью проглядывает непонятная мне… злость?
С чего это вдруг?
Думаешь, веселиться можно только тебе?
Хммм, я так не считаю, Зимний. Но все же не стану использовать этого юношу, чтобы доказать, что…
— Серебряная с удовольствием окажет тебе честь, Виктор, и подарит один волшебный танец, — звучит ласковый голос Медной, в который вплетены тончайшие нити сарказма, неуловимые для остальных.
Но всегда ясные для меня.
Кидаю в Дар немой вопрос: «Ты чего творишь, безумная?».
Но подруга как ни в чем не бывало продолжает бессовестно улыбаться, и мне не остается ничего другого, как встать и вежливо принять приглашение друга Андрея.
Пока мы движемся к танцплощадке чувствую на своей фигуре множество заинтересованных взглядов, но лишь один ощущается чрезмерно остро.
Танец только-только начался, а я уже чувствую себя ведьмой. Той самой, которую поймали и без суда и следствия отправили на костер.
Взгляд инквизитора-Андрея не только сжигает дотла, он ещё и великодушно обвиняет во многих других смертных грехах. Полный список мне недоступен, но я всей поверхностью кожи чувствую, что в нем полным-полно пунктов. Многие претензии абсолютно беспочвенны, но есть ли смысл что-то доказывать и объяснять?
Если он так сильно желает покарать Серебряную, то я сознаюсь во всем, безропотно приму наказание, и не стану ничего отрицать...
Только бы он никогда не узнал настоящую правду, которую я порой скрываю даже от самой себя. Мой психолог считает, будто я давно приняла и простила, отпустила травмирующую ситуацию.
Но вряд ли это когда-нибудь получится на самом деле. Проще прикидываться. Проще делать вид. И навсегда забыть, как улыбаться.
А если бы меня спросили, сколько потребуется времени, чтобы в действительности исцелиться, я бы ответила, что никогда подойдет в самый раз.
Не проходит и пары минут нашего с Виктором танца, как у него неожиданно начинает звонить телефон. Попытки игнорировать звонок тщетны. На том конце настроены решительно.
— Извините, Северина, — смущённо произносит юноша и выглядит в этот момент по-настоящему милым. Прохожим на золотистого ретривера. — Кажется, мне надо ответить на звонок.
— Да, пожалуйста. Я подожду.
Достав из кармана брюк телефон-раскладушку, мой кавалер принимает вызов. Наблюдаю, как удивлённо округляются его глаза. Нервно потерев переносицу, он несколько раз повторяет в трубку:
— Да, да, конечно. Да, я понял. Я ему скажу. Я сразу выеду. Да. Прямо сейчас. Я понял, да. Понял, что срочно. Конечно. Спасибо. Да. Уже выезжаю. Я передам. Да. Увидимся.
Звонок завершается, и мне становится смешно от того, какую неловкость он испытывает, осознавая, что, видимо, нам следует прервать несостоявшийся танец.
Не сложно догадаться, что ему придется уехать по какому-то срочному делу.
— Надеюсь, у вас все хорошо? — не скрывая смешинки в глазах, спрашиваю я. — Вы выглядите немного взволнованным.
— Да. Все хорошо. Спасибо. Это по работе. Как-то странно… Мы договорились, что я поеду на объект только завтра, но им срочно понадобилось, чтобы я приехал сегодня же. Вот прямо сейчас, — он прерывается, смущённо смотрит в глаза, — Извините, меня, Северина. Мне чрезвычайно неловко, что я вынужден остановить наш прекрасный танец…
— Пожалуйста, Виктор, перестаньте, — меня, конечно, забавляет то, как он краснеет, но отчитываться передо мной точно не стоит. — Всё в порядке.
Мельком оглядываюсь по сторонам.
Вряд ли кто-то успел заснять нас двоих за прошедшие пару минут. Можно не бояться оказаться завтра на первой полосе с очередным скандалом и намеками на нового любовника. Хотя я бы не прочь посмотреть на Левино красное лицо.
— Позвольте я провожу вас обратно к столу.
Вначале думаю согласиться, но потом перехватываю стальной взгляд Зимнего. По телу проносится волна дрожи. А затем резко кидает в жар. Я когда-нибудь перестану реагировать на этого мужчину?
— Я собираюсь посетить дамскую комнату. — улыбаюсь Виктору. — Потому лучше давайте простимся здесь. Желаю вам удачной рабочей поездки.
— Понял. Спасибо. — он краснеет сильнее. — И вам отличного вечера. Буду надеяться, что мне вскоре выпадет еще один шанс потанцевать с вами, Северина.
Все же какой очаровательный юноша. А главное, совершенно не в моем вкусе.
Потому что, тот, кто в твоем — препарирует тебя взглядом, — подсказывает чуткий внутренний голос.
Виктор возвращается к столу, чтобы сообщить своим друзьям о возникших делах и уехать, а я медленно бреду в сторону женского туалета. Но не дойдя до нужной двери, сворачиваю влево и спускаюсь на нижнюю палубу. Поворачиваю вправо, бесцельно двигаюсь вперед, а затем ухожу в тень. Здесь тихо. Идеально. Как раз то, что мне сейчас необходимо. Нет ни лишних глаз, ни любопытных ушей.
Это место мне показал однажды сам хозяин корабля-ресторана, сказав, что порой прячется в укромном уголке от навязчивого персонала. Старший менеджер не оценила тогда шутки, и улыбнулась явно через силу. А я запомнила секретное место. И вот зачем-то пришла сегодня сюда.
Стою, облокотившись о холодную стену и смотрю на воду.
Оказывается, я все ещё трусиха.
Да, мне действительно плевать на мнение всего мира, но одно-единственное заставляет сердце трепетать. Нельзя показывать собственную уязвимость. Надо немного успокоиться перед тем, как вернуться к столу и продолжить делать вид, будто я не замечаю его флирта с Полиной.
Какова вероятность, что сегодня она окажется в его постели?
Насколько сильно она его заинтересовала?
Она молодая, красивая девушка. Выгодная партия, как ни крути. Чистая душой и телом…
А я…Вторсырье…
К тому же в его глазах – первосортная предательница.
Мотаю головой.
Наш поцелуй похож на схватку. На сладкое падение. На необузданное воспламенение. На полную потерю рассудка. И на безрассудное помешательство двух людей.
Будто само желание порабощает нас с Андреем, делая покорными рабами. Лишает воли, приличий и контроля над собственным телом. Обнажает первобытные инстинкты.
Я перестаю сдерживаться. Забываю, что значит стыд. Открываю неизвестные самой себе границы.
Мне не нужны глаза, уши или чьи-то навязанные правила и пункты договора. Я сама решаю, куда идти. Мне подсказывает сердце. В каждом его стуке звучит его имя. Всегда.
И сейчас я разрешаю себе покориться и следовать за мечтой, даже если она продлится лишь пару коротких мгновений, а после ужалит.
Безропотно подставляю губы для нового поцелуя. Дрожу всем телом, когда его язык нежно ласкает мой рот.
Я думала, что раз и навсегда разучилась чувствовать. Разучилась любить или желать мужчин. Однажды мое тело покрылось плотным слоем холода. Он окольцевал меня не только снаружи, но и вольготно устроился внутри. Наверное, именно так чувствуют себя женщины, не испытывающие никакого сексуального влечения к сильному полу. Так чувствовала себя я очень долгое время.
В моей жизни был лишь один мужчина, при виде которого сердце сходило с орбиты. А белье не могло остаться сухим. И вот он снова учит меня чувствовать. Купаться в эмоциях. Дрожать всем телом. Заставляет кровь полыхать.
Ради его прикосновений я готова отречься от моральных норм и правил. Меня не пугает признать себя грешницей.
Мысль, что я чужая жена и веду себя в высшей степени аморально вспыхивает и тут же гаснет. Наш с Левой брак – не более чем договор. Свод безжизненных правил. Попытка наказать себя.
Сейчас я не хочу ни о чем думать.
Ни о чем и ни о ком, кроме Андрея.
Его руки бесстыдно и жадно гладят мое тело. А я цепляюсь за его рубашку, за плечи, проникаю пальцами в волосы. Мне его мало. Катастрофически мало.
Я будто пребываю в лихорадке. И боюсь очнуться. Боюсь, что наваждение закончится, и он отпустит меня.
На подсознательном уровне понимаю, что нас могут увидеть. Запросто. И тогда я потоплю те остатки жалкой репутации, которые у меня каким-то чудом ещё остались на плаву.
Но, если честно – мне плевать.
Плевать на последствия.
Самое важное сейчас - он.
Зимний. Платиновый. Принц.
Тот, без кого мир, похож на золотую студеную клетку.
А его объятия – это спасение. В них я впервые за долгие годы чувствую себя живой. Чувствую, как мое сердце бьется. Живет. Летает от радости.
Это не тот лед, чьи иглы впиваются в меня, стоит на моем теле оказаться рукам Льва.
Это совершенно иное чувство. Завораживающее. По-настоящему драгоценное.
— я так скучала… – прерывисто дыша, повторяю я. — Андрей…скучала…
Горячие ладони ныряют под юбку и сжимают бёдра. Он прикусывает нежную кожу шеи, вызывая внутри меня бурю. Дрожь охватывает тело. Перехватываю инициативу. Сама набрасываюсь на него.
Прихватываю ртом его нижнюю губу, посасываю. Облизываю верхнюю. Зимний замирает. Позволяет мне взять воображаемое лидерство. А я наслаждаюсь, чувствуя, как вздрагивает его мощная фигура. Но следом он с шумом тянет носом воздух и резко вжимает меня в стену. Приподнимает за бедра, толкается и позволяет ощутить между ног его твердое желание.
Встречаемся глазами. Его темный и расфокусировании взгляд красноречивее любых слов. Я без труда считываю его порочные мысли и жар расплескивается внизу живота. Щеки трогает краска стыда.
Ругая себя за возникшее смущение, тянусь к его губам, прося о новом поцелуе, но Андрей, быстро чмокнув, глухо командует:
— Поехали.
Первая моя реакция: кивнуть. Улыбнуться. Снова кивнуть.
Я точно выгляжу сейчас, как самая счастливая на свете дурочка. Но разве это плохо? Разве плохо хотя бы чуть-чуть побыть счатливой?
Я - согласна. Согласна на все, что он предложит. Если даже он скажет, что нам сейчас надо прыгнуть за борт, я без промедления последую за ним.
Но только стоит нашим рукам сцепиться в замок, совсем, как много лет назад, и сделать шаг, как реальность резко наваливается на плечи.
Вспоминаю о договоренности. О пьяной Дарьянке. Как я ее брошу здесь одну? Это будет неправильно. Я так не могу. Друзья так не поступают.
— Ой, — говорю очень тихо, — За нами скоро должен заехать Илья. Я совсем забыла…
Мне не удается договорить. Чувствую, как рука Андрея напрягается, только не сразу осознаю причину. Я все ещё пребываю в эйфории, чтобы анализировать реакции.
— Илья? — переспрашивает он, пронзая меня взглядом, в котором темнота вдруг изменила акценты. — Кузнец?
— Да, он самый. — улыбаюсь.
Пытаюсь понять, в чем причина резкой смены его настроения.
Можно же будет договориться, чтобы Илья отвез только Медную. Дело пары минут. Я сбегаю наверх, скажу подруге. И тогда смогу без зазрения совести…
Илья встречает нас, стоя возле большого черного внедорожника. Кидает быстрый взгляд на мужской пиджак на моих плечах, но никак не комментирует. Дарьянка, как и всегда в пьяном состоянии, церемониально кланяется ему в пояс со словами:
— Приветствую, Хладный рыцарь.
— Алкоголичка, — летит в ответ.
— Невоспитанный ахламон, — шипит подруга, безуспешно стараясь забраться в салон, а затем с улыбкой обращается ко мне, держащей ее за руку. — Серебрушечка, займи, пожалуйста, переднее сидение. Я, боюсь, меня укачает, если я не прилягу и не подниму вверх руки.
— Не надо было столько пить. — бесстрастно замечает Кузнец, бережно помогая ей сесть в машину.
— Тебя забыла спросить.
— Бывает. В следующий раз - спроси.
— Душнила.
— Какой есть.
Под их привычную перепалку, занимаю место рядом с водительским и сразу же ухожу в свои мысли.
Почему он ушел?
Я сделала что-то не так?
Он решил проверить, остались ли у него ко мне чувства и убедился, что их больше нет? Догадка, словно острое стекло, режет изнутри, задевая каждую клетку. Но этого не может быть. Не может. Я не верю. Не хочу. Не могу. И не буду. Я горела в его руках, и жар охватывал не только меня, но и Андрея. Я ощущала его желание. Оно не уступало моему, а, напротив, идеально сливалось, превращаясь в нечто взрывное. Зимний же сам сказал: «Поехали»… От одного воспоминания его низкого голоса сердце в груди трепещет.
Тогда почему его взгляд так внезапно изменился… Мне же не показалось. Из него будто разом вынули все тепло. И Платиновый ушел…
— А у нас сегодня огонь, петарда, огнемет! — радостно восклицает Дарьяна, когда мы выезжаем на шоссе.
— Мы уже заметили, что ты перепила. — спокойно отвечает ей Илья. — Сомнительный повод, чтобы радоваться, алконавт.
— Я не об этом, брюзга. — подруга подается вперед и на ее лице вспыхивает хитрая улыбка.
— Сядь нормально и пристегнись, — строго командует Кузнец. — Если заблюешь мне машину, как в прошлый раз, сама же будешь ее драить. Это не шутка.
Его строгий тон никогда не производит на нее должного впечатления. Во всяком случае не тогда, когда Дар немного пьяна. Трезвое состояние – совсем другое дело.
Зная, что ее с легкостью может укачать от быстрой езды, Илья едет так медленно, как только может. Хотя скорость черепахи ему абсолютно не свойственна.
— Как можно пристегиваться, когда запрятанные на года чувства, наконец, вышли наружу! — радостно говорит пьяный пассажир, пританцовывая на заднем сидении.
Кидаю в подругу косой взгляд. Она мне тут же смешно подмигивает. Илья лишь хмурится, продолжая смотреть на дорогу.
— Тебя, очевидно, скоро сместят с должности. — радостно информирует его Дар, а потом корчит грустную рожицу притворного сожаления. — Ты будешь сильно страдать, орденосец?
Следом её руки оказываются на плечах нашего водителя. Она якобы начинает делать ему массаж. Мне даже не надо смотреть в их сторону, чтобы ощутить, как сильно напрягается в эту минуту мой друг.
Завтра Дар пожалеет о содеянном. Она будет обзывать себя последними словами, ругать меня, что я не уследила и отчаянно чертыхаться. А если я вдруг попробую озвучить правду или хотя бы затрону ее издалека, то Медная не захочет меня выслушать. Что-то пробубнит, сошлется на головную боль от похмелья, а потом уйдет к себе в комнату и пару недель будет избегать Илью.
Я уже давно убедилась, что, если мне алкоголь помогает спрятаться в темную раковину, то другим он наоборот развязывает руки.
— О чем ты? — в голосе Кузнеца проскальзывают стальные нотки.
Отворачиваюсь к окну. Не то, чтобы я не собиралась ему рассказать о случившемся, но планировала сделать это чуточку позднее. Когда мы доедем до дома, например. Или – не сегодня. А послезавтра – вообще отличный вариант.
— Серебро, я же могу ему сказать? Пожааааалуйста. Разреши мне.
В меня впиваются две пары глаз. Я делаю вид, что не замечаю их, увлеченно рассматривая фонари за стеклом.
Зачем тянуть? Правда все равно откроется. К тому же у меня нет секретов от Ильи.
— Можешь.
Медная выдерживает эффектную паузу, прежде чем оглушить салон бодрым криком:
— Сегодня Зимний поцеловал Серебряную! — икает и заговорщически добавляет. — Я бы даже сказала, он ее по-жи-рал. Но я, клянусь медной обсыпкой в моей крови, я видела только чууууть-чуть. Пошла я, значит, найти заблудшую лучшую подругу, как наткнулась на порно-пожарище. У меня аж челюсть вниз съехала. И я глаза потерла, вот так. Вдруг меня глючит после зеленого коктейля… Но подсматривать не есть хорошо. Потому я порадовалась и тихонечко ушла. Обстоятельно караулила территорию, чтобы их никто не застукал. Они же вообще ничего кругом не замечали. Так что я сегодня была хранителем страсти для моего драгоценного Серебра. Я молодец? Почему вы оба молчите? Меченосец, ты же не умер там от горя? Нам еще надо как-то до дома доехать…
Ей никто не отвечает. Поворачиваю голову на подругу, надеясь, что щеки не заалели от стыда. Я не ожидала, что в ее исполнении это прозвучит настолько скандально. Дар в ответ широко улыбается и выглядит совершенно счастливой. Я даже рассердиться на нее не способна.
Скрываю накатившее смущение за маской показного спокойствия, прекрасно понимая, что вряд ли смогу обмануть Илью сейчас, когда внутри все еще кипят эмоций. Только не его. За семь лет он слишком хорошо узнал Серебряную. Именно он вытащил меня со дна, когда я потеряла всякий смысл. Когда небо из голубого стало полностью серым. А затем и вовсе померкло.
Между нами целая энциклопедия тайн. Маленьких, больших, гнутых, искорёженных, а порой крайне болезненных и даже опасных. Я очень люблю Медную, и полностью доверяю ей, но моя лучшая подруга знает не обо всех секретах. А Илья знает. Он, как выражаются в теневом квартале, свой в доску.
Пожимаю плечом.
— Так получилось.
— Ок. — он сканирует меня еще одну долгую секунду, в течение которой я не разрешаю себе моргнуть или отвести взгляд в сторону, а затем возвращает внимание к дороге, и машина плавно трогается с места.
— Так ты будешь сегодня плакать? — руки Дар возвращаются на плечи водителя, который крепко сжимает челюсть.
— Оболью подушку горючими слезами. — сообщает без эмоций.
— Бедняжечка ты наш. Я так и знала, что ты свихнешься от горя. Но ты должен понимать, что ради блага Серебра потерять рассудок не зазорно. Согласен?
— Ага.
— А я со своей стороны могу великодушно тебя разочек обнять. Но тебе надо будет очень и очень хорошо меня об этом попросить. По всем правилам. С поклонами для драгоценных особ, вникаешь?
— Догадываюсь.
— Сделай музыку громче.
— Тебя замутит.
— Не замутит. Это моя любимая песня. Я отмечаю радостное событие в жизни своей лучшей подруги. Ну сделай. Не будь гадким.
— Нет.
— Холодное сердце. — уязвленно роняет Дар, а следом ложится на заднее сидение и начинает дышать так громко, чтобы мы точно слышали, насколько сильно обидел её отказ.
Трезвая Медная и пьяная – два разных человека.
А Илья и громкая музыка - понятия не совместимые. Тех, кто позволяет себе слушать песни, выкручивая звук на максимум, он титулует выражениями, в которых приличными для слуха словами выступают только союзы.
Но существуют единичные случаи, когда он с каменным лицом перешагивает собственные принципы. Оттого я нисколько не удивляюсь, когда музыка вскоре становится громче.
Дергаю уголком губ и перехватываю его строгий взгляд. Я знаю его не хуже, чем он меня. Ухмыляюсь, не скрываясь.
Буквально через пару минут пьяный пассажир начинает блаженно посапывать. Илья сразу убирает громкость и задаёт один единственный вопрос:
— Ты в порядке?
— Да.
— Тогда едем сегодня к нам.
— Да.
Дарьяна не просыпается, даже когда Кузнец осторожно вытаскивает её и берет на руки. Я забираю из салона наши сумки и двигаюсь вслед за ними.
Дома мы по привычной схеме несем Медную в гостевую спальню. Кузнец помогает снять с неё босоножки, как вдруг она чуть приоткрывает глаза и сонно лепечет:
— Я так и не выяснила, почему Андрей ушел…
Замираю. Этот вопрос волнует не только ее. Он неустанно мучил всю дорогу.
Илья переводит хмурый взгляд с меня на Дар и строго говорит ей:
— Спи.
— Ты же разузнаешь у нее и расскажешь мне по секрету? — якобы тайно шепчет нашему другу.
— Безусловно.
— Отлично, тогда я пошла. – и тут же вновь отключается.
Кузнец качает головой.
— Ее склонность к алкоголизму прогрессирует.
— Ничего подобного. — толкаю его в плечо, а следом невинно спрашиваю, — Хочешь мне помочь переодеть её в пижаму?
Получаю в ответ пронзительный взгляд прищуренных глаз.
— Жду тебя в гостиной. — безапелляционно говорит Илья, выходя из комнаты.
Кое-как переодеваю сопящую тушку подруги. Сложно было только в первый раз. На самом деле она пьет не часто и не много. Но после двух коктейлей её практически сразу же вырубает. Сегодня было целых три - и для Медной это явный перебор. Но она упорно не хочет остановиться на одном бокале или прочертить границы дозволенного.
Я обещаю себе, что не буду завтра читать ей нотации, так как Илья без сомнения начнет с упоением травить Дар, обзывая алкашом и всеми производными. Но я не уверена, что удержусь. Совсем не уверена.
Покидая комнату, стараюсь как можно тише закрыть за собой дверь. А потом иду в гостиную и опускаюсь на кожаный диван, застеленный мягким покрывалом – мы покупали его втроем.
Илья сидит в кресле, держа в руках бутылку пива. Меня на столике ждет ароматный чай.
— Ты разве не устал и не хочешь спать? — зевая, спрашиваю я.
— Я тебя внимательно слушаю. — говорит мой лучший друг, в то время как в его глазах мелькает: «этот номер со мной не пройдёт».
Забираюсь ногами на диван, откидываюсь на спинку. Минуту собираюсь с мыслями, а потом выкладываю ему практически все, как на духу. Только убираю собственные эмоции и сокращаю длительность поцелуя, описав его довольно сдержанно, как - «поцеловал».
Раздеваюсь до гола, оставляя только золотые браслеты, которые служат вечным напоминанием моего положения в жизни, и захожу в душевую кабинку.
После того как Илья помог открыть глаза на реакцию Андрея, внутри меня царит мерзлота. Тоска навязчиво обнимает. А я отчаянно пытаюсь заглушить ее натиск, увеличив напор горячей воды, под которую безропотно подставляю лицо и смиренно принимаю хлесткие удары.
Шероховатая, покрытая шрамами правда источает горький аромат выцветших воспоминаний. Она никогда не жалеет меня. И сейчас упорно твердит, что я не имею права на его внимание.
Порадовалась немного поцелую, взлетела на облака – с тебя вполне достаточно, Северина. Падай обратно в привычный холод.
Потому что тому, чему я когда-то стала виной не найти оправдания. И не имеет значения, что неустанно твердят другие. Я знаю, что они жалеют Серебряную. Но им никогда меня не понять. И не переубедить.
Обхватывая себя руками, трясу головой. Не вспоминать. Не вспоминать. Не сейчас, умоляю…
И вдруг вместо самого темного дня в своей жизни я неожиданно попадаю в объятия Андрея. Психика, видимо, находит новый путь ухода от травмирующего эпизода, который несмотря на прошедшие годы заставляет сердце остановиться и заледенеть, если все же добирается до меня.
Разрешаю себе убежать. Раствориться в собственной фантазии, где меня встречает Платиновый. Встречает с радостью во взгляде. Ощутить его жар. Он так прекрасен, что в уголках моих глазах выступают слезы. Не знаю, как прожила без него, но сейчас, когда он так близко и так далеко я ощущаю себя, кажется, еще хуже.
Выключив воду, тщательно вытираюсь махровым полотенцем, беру с крючка халат и возвращаюсь в свою спальню. Пространство освещено светом маленького ветхого ночника, который ломался уйму раз, но Илья даже после пятой попытки не смог мне втолковать, что «эту рухлядь давно пора выкинуть на свалку, там ему самое место». Я смотрела в ответ умоляющим взглядом, и он сдался.
В этой комнате, в отличие от всего остального дома, ничего не меняли, все точно такое, какое и было когда-то. Это мой маленький тайный уголок рая, в котором получается засыпать без кошмаров.
А вдруг он захочет…
Беспокойная мысль возникает в голове, но я мигом отмахиваюсь от нее. У Зимнего наверняка столько дел в связи с приездом - вряд ли у него найдется время и желание, чтобы… Нет-нет. Да и мужчины не так склонны к сантиментам, как мы, женщины.
Волноваться нет никаких причин.
Бросаю взгляд на кровать. На нее бережно уложен пиджак Андрея. Он ждет меня, подобно любовнику. Сравнение одновременно забавляет меня и соблазняет. Ощущаю себя истинной извращенкой, когда несмело сажусь на край собственной кровати. Робко протягиваю руку и нежно глажу серую ткань.
Ничего же плохого не случится, если я в нем сегодня посплю...
Мне все равно следует отдать его в химчистку до того, как вернуть обратно. Следовательно, какая разница, если ткань немного помнется. Ничего неприличного я делать не собираюсь…
— Звучит как безнадежно жалкое оправдание, — разочарованно вздыхает моя совесть приличной девушки, но довольно быстро сдается во власть желаний, — Однако я не имею ничего против.
Как вор, которому выпал шанс подержать самое ценное сокровище, я с ликующей улыбкой скидываю с себя халат и облачаюсь в пиджак Андрея. Прохлада ткани вызывает табун мурашек, но я, не замечая их, забираюсь в постель. Счастливо обнимаю себя руками, вдыхая приятный аромат – смесь мужского одеколона и запаха самого Платинового.
Раз он считает меня распутной женщиной, то я вполне могу позволить себе такого рода поведение. Возможно, несколько эксцентричное. А Дар точно подберет более насмешливо-острое определение, если вдруг узнает. Но никто ничего не узнает.
Это останется моей маленькой тайной.
Закрываю глаза. Хочу вообразить, будто этой ночью засыпаю в его объятиях. Осознание того, что это, скорее всего, никогда не произойдет, больно бьет под дых, но я не сдаюсь в плен пессимистичным мыслям. Не сегодня, друзья. Не сейчас, когда его запах травит меня самым чудесным образом. Травит завораживающими несбыточными мечтами о Зимнем.
Довольно быстро проваливаюсь в сон, а через какое-то время медленно открываю глаза, ощущая над собой чью-то тень.
Андрей стоит надо мной и смотрит совершенно темным взглядом. Волнение медленно охватывает каждый миллиметр тела, пульс учащается.
— Ты? — сипло шепчу я. — Но… как ты вошел в дом?
— Тссс, принцесса. — он прикладывает палец к губам, а затем плавно садится на кровать рядом со мной.
Во сне я, должно быть, сбросила с себя одеяло. И теперь оно обиженным белоснежным зверем валяется на полу. А перед глазами незваного ночного гостя предстает порочная сторона Серебряной во всей своей прикрытой лишь мужским пиджаком красе. Вряд ли за пару часов с тех пор, как мы расстались, Андрей напрочь забыл вид своей верхней одежды.
Здравый смысл подсказывает встать. Накинуть на себя что-нибудь - тот же халат. Не смотреть на него с надеждой и с вызовом. Попросить отвернуться. Уйти. И в то же время умолять остаться.
Но я не могу. Я парализована. Не в состоянии ни сдвинуться, ни пошевелиться. Даже дыхание дается с трудом. Рваное, прерывистое, частое.
Проходит несколько долгих одиноких часов, прежде чем я решаю подняться с постели. Чувствую себя при этом безнадежно разбитой. Сон не пошел мне на пользу, он только глумливо посмеялся над мечтами Серебряной и проворно покинул комнату.
Осознание, что Андрей вряд ли теперь когда-нибудь захочет ко мне притронуться наяву дарит вяжущую грусть, распространяющуюся в районе груди.
С остервенением чищу зубы. Внимательно разглядываю себя в зеркале, пытаясь найти признаки тягостного самочувствия, но по странности выгляжу бодро и свежо. Глаза блестят.
Поразмыслив, решаю не шокировать друзей своими интимными отношениями с пиджаком Андрея, потому облачаюсь в домашнюю пижаму, состоящую из мягких розовых штанов и белой хлопковой футболки с несколькими сердечками в области живота.
Порассуждав несколько секунд, теряю вменяемость и накидываю сверху поруганный пиджак. Я всего-то пройдусь в нем еще один разок и сразу же сниму. Сразу же!
Бросаю быстрый взгляд на часы. Рано. Наверняка, никто из друзей еще даже не встал с кровати.
Ощущая себя совершенной идиоткой, протестующе скидываю пиджак обратно на постель. Достаточно, Северина Вячеславовна. Это уже начинает смахивать на патологию. Веди себя прилично, в конце концов.
— Доброе утро. — говорю я, появляясь через пару минут на кухне.
Возле открытого холодильника стоит Илья и неспешно достаёт продукты для приготовления завтрака.
Он оценивающе проходится глазами по моему внешнему виду. Я в ответ акцентирую взгляд на отсутствии у него футболки. Которая, кстати говоря, всегда при нем, если в гостях у него остаюсь только я.
— Я тактично промолчу о твоем голом торсе, — иду на торг, — А ты…
— О твоей щекотливой любви к заграничным пиджакам. — бесстрастно приминает правила игры.
Сейчас же вернусь в комнату и переоденусь! Если меня успеет увидеть еще и Дар, то похмелье ее не остановит. Шутки будут мне обеспечены до конца дня.
Однако только я подхожу к кофемашине, как сзади раздаётся хриплый голос подруги:
— Только не говори, что ты в нем спала и теперь пиджак захватил над тобой власть, став второй кожей? Мне взять ножницы и попробовать тебя спасти или лучше сразу вызвать опытного экзорциста?
Вопросы её явно обращены ко мне.
— С языка сняла. — отзывается Кузнец с помидорами в руках. Стреляю в него напоминанием нашей недавней сделки, — Заметь, сам я тактично молчал.
Игнорируя его ироничные замечания, поворачиваюсь на Дар.
— Как себя чувствуешь?
Медная с тяжким вздохом опускается на высокий барный стул, всячески стараясь не смотреть на Илью. А в особенности на обнаженные участки мужского тела.
— Так, будто меня переехал поезд, а потом вернулся, посигналил, и переехал снова. Потому, Серебро, если убьешь меня прямо сейчас, то сделаешь благое дело. Моя голова буквально раскалывается на маленькие кричащие куски.
Рядом с ней на столе возникает бутылка воды и таблетка от похмелья.
— Пей, страшный алконавт. — говорит Илья. — Я бы тебя грохнул из жалости. Но заниматься твоим трупом слишком муторно.
На бледных щеках Дар появляются алые пятна.
— Ты так добр, что я сейчас расплачусь. — шипит ему в ответ. — И ты не мог бы одеться? Приличные люди не расхаживают в таком виде.
— Я не приличный.
— Подумать только, я не удивлена.
— Смущаю?
— Нет. Меня тошнит.
— Тогда, пожалуйста, успей добежать до туалета.
— Успею, не переживай. Так ты оденешься?
— Нет. — безмятежно отвечает Кузнец. — Ты вчера взяла с меня клятву, чтобы я приготовил сегодня завтрак, оставаясь без футболки. Я человек слова, знаешь ли.
— Я такого никак не могла тебе сказать. — саркастично отвечает Дар, хотя скорость распространения красного на ее лице говорит об очевидных внутренних сомнениях.
Молча делаю всем нам кофе. Илья занимается готовкой нехитрого завтрака из яиц, помидор и сыра. А потом вытаскивает из бумажного пакета, оставленного на столешнице, свежую хрустящую выпечку и маленький шоколадный тортик.
Он наверняка сбегал за всем этим ещё утром, пока мы с Медной еще не встали. А я-то полагала, что первая проснулась в этом доме я.
Пытаюсь поймать взгляд Дарьяны, но та слишком занята тем, чтобы не пялиться на Илью.
Когда мы все вместе привычно раскладываем приборы и готовимся сесть за стол, неожиданно раздаётся звонок в дверь.
Мы с Кузнецом переглядываемся.
— Я никого не жду. — хмуро информирует он.
— Ой, наверное, это мой курьер! — восклицает Медная, — Я сама открою! —она резко вскакивает с места и, прежде мы успеваем отреагировать, уносится в коридор.
— Хватить светить своими кубиками. — нравоучительно шепчу Илье. — Мы все знаем, что ты в хорошей форме. И потом, ты же видишь, что ей некомфортно. Оденься. Не провоцируй мою лучшую подругу, раз не предпринимаешь нормальных шагов в ее сторону.
Я резко оборачиваюсь и попадаю под каток взгляда Андрея. Сердце проваливается в пропасть и на миг перестает биться, чтобы следом застучать с удвоенной силой.
Если до этого момента у него ещё могли оставаться какие-то сомнения по поводу наших с Ильей любовных отношений, то сейчас я воочию наблюдаю, как они рассеиваются прямо напротив меня. Затухают тлеющими угольками и распыляют в пространство ядовитые пары подозрений.
Глаза Платинового безразличны, а губы трогает дружелюбная улыбка, от которой спина покрывается холодом, а внутренности сворачивает в узел. Хочется закричать. Оглушить пространство правдой. Сказать, как сильно он ошибается.
Илья как-то обмолвился мне, что я для него – вторая семья. Но совсем не в том смысле, на который отчаянно намекает желтая пресса.
Кузнец не видит во мне женщину. Не может. Тому есть причина. Но это его тайна, и я не имею права ее оглашать. Я хорошо помню, как в тот вечер семь лет назад за окном белоснежного здания хлопьями падал снег, и Илья открыл мне свою историю. Трагедия расколола его семью. И с тех пор, как он ушел из дома, он больше ни разу не виделся со своими родителями.
Руки лучшего друга опускаются мне на плечи.
— Все в порядке? — практически одними губами шепчет он мне в ухо. — Я рядом.
Улыбка Андрея становится по-настоящему страшной.
Киваю. Поддержка Кузнеца помогает немного собраться и прийти в себя. Годы светской жизни не прошли даром. Я умею быть металлической. Если мой пульс близок к тому, чтобы резко остановиться, это вовсе не значит, что я потеряю лицо.
Хочет думать обо мне, как о падшей женщине? Что ж, мне больно это принимать, но это его выбор. Не стану разочаровывать.
— Доброе утро. — говорю своим самым приветливым голосом, который использую при исполнении обязанностей жены Льва. У моего мужа обычно гневно дергается челюсть.
Замечаю, как вытягивается лицо Дар, стоящей за спинами двух мужчин, а ее глаза превращаются в два удивленных блюдца.
— Доброго дня, Андрей, Стас! Рад вас видеть в своем доме. — Илья перехватывает инициативу. Но, в отличие от меня, звучит по-настоящему искренне и радушно.
Спешно проходит вперед. С подкупающей улыбкой, которой награждает крайне редких счастливчиков, протягивает руку Савельеву, стоящему ближе к нему, а потом - Андрею.
Первый пожимает её быстро, второй – не торопится. Но в итоге все же отвечает на рукопожатие. Все с той же донельзя пугающей улыбкой на губах, которая, однако нисколько не смущает Кузнеца.
— Какими судьбами? — бодро спрашивает хозяин дома. — Если бы я знал заранее, то подготовился бы лучше.
— Мы мимо проезжали. — непринужденно отвечает Стас. — Не обращайте на нас внимания. Мы зашли всего на пару минут.
Сложно не обратить внимание, когда тебя любезно линчуют взглядом вдоль и поперек, навесив безвкусное клеймо распутной барышни.
О, Андрей, кажется, только теперь замечает на мне свой пиджак. И выглядит… слегка удивленным?
— А дела ваши в целом как? Зимний, ты у нас теперь Платиновый. Здорово. Очень за тебя рад. Да чего мы все стоим. Присаживайтесь. Прошу. Проходите.
Илья не всегда ходит с лицом «вы верно поняли, мне на вас глубоко плевать», мы с Дар обе знаем - он бывает совсем другим, но в первую минуту нас с подругой озадачивает вспыхнувшее в нем чрезмерное гостеприимство.
— Дела идут прекрасно. Расширяемся. — чеканит слова Платиновый. —Нашел родственников, сменил фамилию. К тебе зашли спонтанно. Ехали в офис, и что-то дернуло заехать сюда, посмотреть, кто же выкупил наш старый дом. — он улыбается Илье, а затем смотрит на меня. Синие глаза, закованные в серую сталь, выражают неприязнь.
— Теперь ты знаешь, что этим кем-то был Кузнецов. — Медная с улыбкой спешит на помощь.
— Информацию о владельцах домов в наше время легко можно узнать благодаря специальным справочника. — отвечает Илья, хватая из стеклянной вазочки, стоящей на барной стойке, орешек и метким броском отправляя его себе в рот.
От меня не утаивается, как стремительно меняется выражение лица моего друга, становясь привычно бесстрастным. А вместе с ним изменениям подвергается тон его голоса.
— Приезжать было необязательно.
Удивлённо смотрю на Кузнеца. Ничего не понимаю. В чем причина очередной столь резкой перемены?
Дар, оказавшаяся возле меня, почти беззвучно шепчет в ухо:
— У него переключатель режимов не вовремя сломался?
— Не люблю справочники, — улыбка плотно приклеена к губам Андрея.
Он оценивающе осматривает потолок кухни, стены и мебель. Все кардинально изменилось с тех пор, как они жили здесь с Ангелиной Денисовной.
Но при этом Зимний выглядит так, будто все здесь до сих пор по праву принадлежит ему одному.
— Хотелось увидеть своими глазами.
— И что скажешь? — не знаю, какая муха укусила Илью. Но она была токсична.
— Лучше бы не видел. — усмехается. Если он про кухонный гарнитур, то я к нему не отношусь, оттого не понимаю, к чему прожигать дыру во мне. — Без обид. Прежний интерьер нравился мне гораздо сильнее.
Савельев быстро подскакивает с места и кидается на помощь Медной.
— Ты в порядке? — легонько хлопает по спине, а затем поднимает ее руки вверх.
Когда она приходит в норму, заново протягивает ей стакан воды.
— Попей, только маленькими глотками.
— Этим утром помереть можно запросто, — со смущенной улыбкой хрипит она в ответ.
— Пока я рядом, твое утро пройдет отменно. — чарующе улыбается Стас. — Ты, скорее всего, запомнила меня, как одного из друзей популярного в свое время в Малахитовом Зимнего, но у меня имеются и свои отличительные черты.
— Не стоит прибедняться. Стас Савельев тоже был на слуху в Малахитовом дворце.
Возможно, в связи с тем, что один человек своим взглядом тщательно препарирует меня, я не сразу осмысливаю, что эти двое слева от меня флиртуют. Но главное, тема пиджака плавно сходит на нет.
— Я раньше не решался к тебе подойти, Дарьяна. — как кот, добравшийся до сметаны, мурлычет друг Андрея, возвращаясь на свое место.
Его глаза светятся неприкрытым интересом, а я осторожно смотрю на Илью, сидящего во главе стола.
— Слишком страшная для твоего утонченного вкуса, Станислав? — томно уточняет Дар.
— Слишком красивая. И к тому же - драгоценная. — сверкает улыбкой Савельев.
Улавливаю, как Медная кидает быстрый взгляд на нашего общего друга. Уверена, она больше меня ждёт от него реакции. Эмоции. Знака, что ему не по душе их обмен любезностями. Хоть какого-то малюсенького сигнала.
Но реакции не следует.
Я же в свою очередь опускаю глаза и вижу, как сжимаются кулаки Ильи. Но при этом его лицо, как и прежде, бесстрастно. Оно никак не меняется. Не выдает истинных чувств. А после он озвучивает предложение, от которого мне становится не по себе.
— Кажется, вам двоим стоит сходить на свидание. Вы много лет не виделись, а сейчас выдался шанс, прямо знак свыше. Как раз там и пообщаетесь. А пока не стоит портить другим аппетит.
— Отличная идея. — подхватывает Стас, смеясь над последним словами Кузнеца. — Дарьяна, что скажешь? Ты мне, надеюсь, не откажешь и примешь мое приглашение?
Я забываю о собственном волнении и молча разделяю разочарование своей лучшей подруги, которое ощущаю кожей. Она смотрит в свою тарелку, но я не могу не заметить, как на миг ее взгляд полностью гаснет. Но лишь на миг, потому что следом она поднимает голову и с очаровательной улыбкой отвечает:
— Конечно. Почему нет. Я с радостью приму твое приглашение, Станислав. Учти, что, если в целях экономии, позовешь в какую-нибудь захудалую забегаловку, я буду сильно разочарована.
— Я тебе не разочарую. Я в себе уверен.
— Могу я заглянуть в свою старую комнату, до того, как мы уедем? — безучастно спрашивает Андрей, прерывая чужую зарождающуюся романтику, и поворачивает голову в сторону Кузнеца. Тот между тем методично уничтожает яичницу, так, будто последние лет десять ничего не ел.
— Нет. — резко отвечаю я, вновь единолично завладевая вниманием Платинового.
— Там теперь моя спальня. — приходит на выручку Дар и притворно смущается. — Там ужасный бардак, белье раскидано по всем поверхностям. И я даже Севу с Кузнецом туда не впускаю. Извини.
— Ты тоже здесь живешь? С Кузнецом? — удивляется Стас.
— Я? Нет, кончено. Кто в здравом уме будет жить с Кузнецом.
— Смешно. — бесстрастно вставляет Илья. — Я оценил шутку. Но ты права, я бы тоже не стал, но мне некуда деться от самого себя, потому приходится приспосабливаться.
Савельев начинает громко смеяться.
— Вот ты всегда умел с каменным лицом выдавать перлы.
— Я всегда предельно честен с людьми. — пожимает плечом хозяин дома.
— Но все же почему ты сказала «моя комната»?
— Потому что Илья щедро выделил нам с Севой по комнате, и мы иногда остаемся у него. — она делает паузу, а затем твердо произносит. — Мы трое – давние и очень хорошие друзья.
— Действительно, щедро со стороны Ильи. — сдержанно замечает Андрей.
— Я такой, — соглашается Кузнец. — Щедрый, красивый, молодой.
Савельев снова начинает смеяться.
Дальнейший завтрак проходит без опасных расспросов, и я ощущаю странную смесь облегчения и тоски, когда наши нежданные гости, наконец, говорят, что им пора и уходят.
Как только дверь за ними закрывается, мы втроем возвращаемся в свой привычный круг. Я наливаю себе воды. Илья садится доедать остатки нескончаемой яичницы.
Дар плюхается на стул и со вздохом оглашает:
— Надеюсь, они не решили, что мы с вами небольшая шведская семья.
— Пофиг. Но если твой Савельев вдруг захочет присоединиться, то членского билета ему не видать. — невозмутимо говорит Илья.
— Это еще почему? — насмешливо спрашивает Медная. — Хочешь быть для нас с Севой единственным альфа-самцом?
В ее вопросе и взгляде вызов, которые он спокойно принимает.
Андрей
— Я слышал, ты людям обламываешь танцы со звездами, — с иронией выдает Стас, развалившись на пассажирском сидении моей машины.
— Понятия не имею, о чем ты. — не отрываясь от дороги, отвечаю я.
— Ну да, ну да. Потому мы с утра пораньше едем не в офис, а в твой старый дом, который теперь является гнездышком любовника твоей драгоценной бывшей невесты. Как-то раньше не замечал за тобой всяких косых наклонностей. Но, мало ли, вдруг я чего-то не знал. Или ты с возрастом разнообразил собственные предпочтения. Скажи, не томи, ты хочешь узнать, трахаются они с утра или подумываешь напроситься третьим участником? Мне почему-то кажется, что тебя не возьмут.
— Заткнись. — перевожу на него один единственный предупреждающий взгляд, и он замолкает с паршивой усмешкой на губах.
Я и так сам не свой. Ночь провел, как в бреду. И в том бреду я во всех известных науке позах трахал ту единственную, которой на хер не сдался.
Вчера вечером я случайно столкнулся с ней в ресторане. Это не была спланированная акция. Мы заехали с ребятами поужинать, и оказалось, что там же отмечает день рождения одна из новых подруг Северины.
Подойти и поздороваться с Медной послужило хорошим предлогом, чтобы на пару минут оказаться ближе к Серебряной. К той новой и холодной девушке, которая злит и вместе с тем, как и прежде, всецело притягивает, словно магнит.
Отказываться от кокетливого приглашения присоединиться к торжеству не стал. И все проходило вполне сносно, пока Виктор не решил вдруг упасть в моих глазах в список суицидников. Пришлось ликвидировать.
А потом Сева ушла, и я перестал делать вид, будто слушаю улыбчивую Полину. Встал и пошел за Серебряной. Понятия не имел, куда она делась, но знал, что смогу отыскать ее даже с закрытыми глазами.
Меня тянет к ней не простая нить. Я уже как-то говорил, что сижу на цепи. И порвать или истончить ее, видимо, не способны ни годы, ни дальние расстояния.
Потребовалось некоторое время, но до цели своей я добрался.
Она стояла одна. Тонкая, изящная, роскошная, в светлом платье цвета шампанского.
Я снял пиджак и накинул ей на плечи. Сева вздрогнула. Обернулась и взглянула на меня.
Мои мозги поплыли в кругосветное, когда я сорвался и коснулся ее губ. А потом и вовсе канули на дно, едва Серебряная откликнулась. Доверчиво потянулась в ответном порыве.
Но умер я немногим ранее. В тот миг, когда она тихо подарила мне признание, состоящее из двух, казалось бы, обычных слов.
«Я скучала».
Простое и сокрушительное сочетание. Проломило мои ребра. Врезалось серпом прямиком в душу.
Она каким-то образом выжала из меня острую нехватку, которую я испытывал последние семь лет, и облекла в слова.
«скучала… скучала… скучала…»
До сих пор в голове звучит на повторе.
Ее взгляд стал прежним. Голос искренним. Она не врала. Не играла. Она будто стянула с себя сковывающую эмоции вуаль, и передо мной предстала моя Сева. Та самая Серебряная, которую я все эти годы хранил в сердце. Прятал даже от самого себя.
Не холодная королева с выражением утонченного безразличия на лице. А та, которая когда-то нуждалась во мне. Любила меня. И мне почудилось, будто эта потребность до сих пор жива в ней. Она без усилий дотянулась до моего нутра, взбудоражила, оплела. И потянула с одуряющей силой.
Мог ли я позволить ей после этого уйти?
Не мог. Все равно, что бороться с гравитацией.
Ее близость, запах, вкус. Она волновала мою кровь. Поджигала ее изнутри.
Предохранитель сдох сразу, как только Сева вместе с тихими стонами начала повторять, как сильно она скучала.
Но если она просто скучала, то я без нее перестал что-либо чувствовать. И вот, наконец, дорвался. За ребрами бурлили запылившиеся эмоции. Буйствовали проснувшиеся желания.
Мной руководили далекие от человеческих инстинкты, когда я жадно мял ее тело и безостановочно целовал рот, щеки, облизывал шею.
Я хотел ее. Хотел ее всю. Хотел взять прямо там. Не думая. Без сантиментов. Грубо задрать юбку и начать трахать. Трахать так долго, пока она не потеряет сознание или не остановится мое собственное сердце.
Я был на пределе, но все же смог себя сдержать.
Много лет назад рядом с ней всегда возникало желание сделать все правильно. Безупречно. Потому что она сама была безупречной. И правильной. Идеальным воплощением человека. Моей музой.
И я не мог ее спугнуть.
Когда мы встречались во время учебы в Малахитовом меня частенько буквально коротило от того, насколько сильно хотелось оказаться в ней. Но я сдерживался. Я готов был ждать столько, сколько потребуется, потому что она…Она. Она.
Она всегда была для меня особенной. Ни на кого не похожей. Той единственной, ради которой хотелось сворачивать горы.
С трудом оторвавшись от ее губ, я взял ее за руку и сказал: «Пошли».
Паркую машину во дворе дома, который, когда-то был моим. От той рухляди, перекошенной временем, ничего не осталось. Сейчас здесь стоит новенький особняк. И в не самом фешенебельном районе города он возвышается, словно бельмо на глазу. Помпезно выделяясь среди невзрачных соседей.
Дверь нам открывает Дарьяна. Медная удивленно переводит взгляд с меня на Стаса. И ее присутствие разжигает в моем сердце призрачную надежду, что по итогу мне не захочется разъебать тут все в хлам. Но, когда мы движемся на кухню, картина, открывшаяся взору, кислотой падает на сетчатку.
Гребанный перекупщик моего дома стоит по пояс голый, будто у него острый дефицит верхней одежды, и воркует с девушкой, которая должна быть моей. Моей.
Никаких сварочно-кузнечных исключений и золотых пылесборников рядом с ней быть не должно.
Я хочу, чтобы Сева снова была только со МНОЙ.
Эта мысль настигает мой воспаленный мозг, совсем как ущемленное откровение. Попытки сопротивляться окончательно приходят в негодность.
Я больше не стану врать самому себе. Я приехал обратно не ради дел Платинового рода. Дела выступили предлогом. Крайне удачно подвернулись под руку, а никак не наоборот.
Я приехал в город, в котором вырос, чтобы вернуть ее. Вернуть Серебряную принцессу. Доказать ей, что я достоин быть рядом с ней.
Но сейчас, как никогда, мне не хочется быть благородным принцем на белом коне, мне хочется применить грубую силу.
Но вместо этого я улыбаюсь и говорю:
— Доброе утро. Надеюсь, мы вам не помешали своим незваным визитом.
Севина голова дергается в мою сторону. В ее широко распахнутых глазах вспыхивает испуг. И ее реакция на мое появления жалит по нервам оголенным проводом. Это ранит даже сильнее, чем вся их гребаная сцена утренней идиллии с Кузнецом.
Она испугалась моего появления?
Испугалась меня?
Но почему? Проклятие…
Неужели она боится, что я могу рассказать ее треклятому стриптизеру, как она страстно отвечала вчера на мои поцелуи?
Мысль видится единственно верной. И предельно скверно размазывает кишки в труху.
Внутренний демон берет в руки канистру и заливает меня бензином с ног до головы.
Кузнец опускает руки на плечи Серебряной. Что-то доверительно ей шепчет. А я наблюдаю, как она почти в тот же миг успокаивается.
Поджигай, — говорю уродливому демону, и он с ухмылкой чиркает спичку.
— Доброе утро. — произносит Сева приветливым голосом, в котором даже магия всем известного Хогвартса никогда не сможет отыскать щепотку искренности.
Нет нужды искать спрятанные подсказки в ее послании. Их там попросту нет. Она открыто демонстрирует то, насколько не рада нашему со Стасом приходу.
И если бы я мог увеличить огонь, в котором подыхаю в данную минуту, если бы существовала ебучая кнопка с пометкой «дотла», я бы не раздумывая нажал на нее кулаком.
Гореть в жалящем отрезвлении – неприятно, но, возможно, послужит мне уроком. Только сам я в этом сильно сомневаюсь.
У меня в мозгу, должно быть, имеется какой-то изъян, раз я, несмотря на все доказательства, которые предоставил Стас, искал ей оправдания. Образ той Севы, которую я знал, никак не желал сочетаться с понятием «любовница». Досаждал.
В конце концов, по образованию я - режиссер. Фильмы – моя страсть. И сценарии к ним я могу с легкостью наваять на коленочке. Нафеячу такое, что волосы зрителей встанут дыбом от предвкушения и настигшего их шока.
Вот я и задумался недавно, раз у Севы со Львом не сложилось - не надо быть слепым на оба глаза, чтобы не заметить, что любовью между ними, как не пахло, так и не пахнет - возможно ли, что Кузнец лишь пешка? Что персонаж создан с целью досадить убогому мужу... За что? Хрен его знает. Воздать за заработанные за годы грехи, которые, наверняка, тянутся за Золотым, как бескрайний шлейф сказочной невесты.
Я детально вспоминал появление Севы и Ильи в Стекле. Разложил на кадры. Перемотал вперед, остановил, всмотрелся. Ни одного поцелуя, ни одной ласки, которыми обмениваются любовники. Кира тоже подтвердила, что не замечала за этими двоими ничего предосудительного, хоть и часто видит их вместе.
Зацепился за шанс, решил не спешить.
Но вчера Сева разрушила верхний ярус моей шаткой теории, вовремя напомнив о своем любовнике, а сегодня пришла очередь отмудохать и нижний этаж дряной гипотезы. Ибо не хрен слыть романтичным идиотом.
Мне уже по возрасту и статусу не положено.
Если бы она хотела досадить мужу, она бы с ним развелась. Все просто. Не стоит придумывать теорию заговора.
Я, мать его, тридцатилетний кретин, решивший, что мне по зубам мелодрама, но угодивший ненароком в порно-хентай, который хочется развидеть, если даже придется лазером сжечь к ебеням глаза и подтереть память нескольких утренних часов сегодняшнего дня.
Хозяин дома подходит к нам. Приветливо здоровается и протягивает руку. А я смотрю на него и понимаю, что пожимать его руку мне совсем не хочется. Другие телодвижения видятся более правильными, но мы же в цивилизованном обществе.
Беседа идет своим чередом. Кузнец задает вопросы, на которые я отвечаю на автомате, пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение происходящему. Но в голову лезет одна непечатная лексика.
— Информацию о владельцах домов в наше время легко можно узнать благодаря специальным справочника. — произносит Илья, сбрасывая, наконец, с себя маску гостеприимного хозяина, которой он может хорошенько подтереться, а потом засунуть глубоко себе в задницу. — Приезжать было не обязательно.
Ну вот, так уже намного лучше. В притворных улыбках и конченных «как дела» я не нуждаюсь. Мы оба с ним понимаем – я пришел сюда не за этим.
— Не люблю справочники. — осматриваю то, во что он превратил мой старый дом, и останавливаю взгляд на застывшей Серебряной. — Хотелось увидеть своими глазами.
— И что скажешь?
Этот парень далеко не дурак. И он и я прекрасно знаем, что разговор сейчас вовсе не о доме и не о дорогостоящем ремонте. Правда, сомневаюсь, что кто-то еще улавливает настоящую тему нашей безобидной беседы.
Она трахается с ним, а потом, забавы ради, прогуливается по дому в твоем пиджаке. – некстати подкидывает идею демон, словно кидает новое сухое полено в мое горящее в адском пекле сердце. Пламя тут же вспыхивает до небес.
— Лучше бы не видел. — дикая ухмылка корежит мой рот, когда я снова смотрю на Севу. Почему, принцесса? — Без обид. Прежний интерьер нравился мне гораздо сильнее.
— Какие могут быть обиды. Мне бы тоже такое вряд ли понравилось. — он сука, издевается. Издевается. — Но я бы не стал спешить с выводами, а для начала присмотрелся бы получше. — спасибо, я пас, думаю, мне хватит.
Убеждаюсь, что увидел достаточно, и надо валить. Заняться, наконец, делами. Завалить себя работой, чтобы даже секунды свободной не оставалось.
Но когда Кузнецов неожиданно приглашает нас разделить с ними завтрак, вместо того чтобы послать его на красочный художественный фильм, я без промедления соглашаюсь.
Возможно, Стас прав, и я скрытый, мать его, извращенец. Но как говорят – мы и сами себя до конца не знаем.
Садясь за стол, не могу удержаться от замечания:
— В доме проблемы с отоплением? Роскошный ремонт не включал в себя нормальные трубы?
Смотрю на Севу в упор, всей душой желая пробить ее броню. Создать крошечную щель.
— Включал. — спокойно отвечает Илья и говорит что-то еще, но я не слушаю.
Я занят тем, что обстреливаю взглядом Серебряную, но она стойкий игрок. Ей бы начать играть в блэкджек.
Поднимем ставки, принцесса?
— Но твоя… — язык подчиняется с трудом, когда ищу подходящее определение, — Подруга, видимо, мерзнет, раз с утра расхаживает в чужом пиджаке.
Ставлю все, надеясь, что она дрогнет. Откроет мне немного настоящей себя. Поможет понять весь этот сюр, который я сейчас наблюдаю…
Но крупье объявляет о моем тотальном проигрыше.
И глаза Севы превращаются в непроницаемое стекло.
— Почему в чужом? — бесстрастно спрашивает перекупщик моего дома, запихивая в рот яичницу. — Это мой пиджак.
Чего?
Он в своем уме?
От необдуманного высказывания меня сдерживает неожиданный кашель Медной, которая решает подавиться водой в эту самую минуту.
А дальше происходит нечто еще более странное.
Несмотря на ярость, кипучей лавой курсирующую в жилах, я улавливаю для себя новые штрихи.
В кино, как в жизни, часто именно детали играют крайне существенную роль. Их не всегда можно заметить. Только если наблюдать с трезвой головой. Непредвзято. Холодно.
Но, если обычно я так и делаю, то сегодня моя кровь кипит на максимальных значениях, я на все сто процентов предвзят, и к тому же подыхаю в неукротимом огне ревности с той самой минуты, как оказался на этой – не думал, что когда-нибудь так ее назову – сраной, чтоб ее, кухне.
Но заводские настройки вшиты в меня основательно. Оттого от меня не укрываются непредвиденные реакции Кузнеца, когда мой лучший друг начинает открыто флиртовать с Медной.
Сжатые кулаки, косой секундный взгляд в сторону Стаса и Дарьяны, и даже внешне бесстрастная фраза о свидании, – признаки того, что Медная Илье далеко не безразлична.
И тут во мне вскипает ярость другого разлива.
Какого хрена ты, мудила, трахаешь Севу и при этом хочешь залезть в трусы к ее подруге?
Мне стоит больших трудов держать себя в руках. Очень больших. Заоблачных.
*
— Ну как ты? Испытал катарсис? — спрашивает Стас, когда мы едем с ним в офис. — Увиденного хоть на этот раз тебе достаточно? Рина счастлива с другим. С другими. Отвали от нее.
Оставляю его замечания без ответа.
— Лучше ты скажи, не заметил ли ты ничего странного в поведении Кузнеца? — говорю я.
Машина Ильи подъезжает к дому моих родителей. На улицах уже довольно темно. Вечер полностью окутал город своим темным шарфом, и лишь одинокий ветер гуляет по тротуарам.
Пару дней назад я обещала маме заскочить к ней в гости, но в офисе появились неотложные дела и сдержать обещание на той неделе у меня так и не получилось.
Сегодня я не стала заранее сообщать, что намереваюсь приехать и остаться с ночёвкой. Решила сделать родителям небольшой сюрприз.
Илья глушит мотор, и я по привычке спрашиваю:
— Зайдешь?
— Не будем портить настроение твоего отца на сон грядущий, — с каменным лицом говорит мой друг. Однако его глаза не скрывают иронию.
— Он уже намного лучше к тебе относится. — уверенно отвечаю я.
Кузнец внимательно смотрит на меня, будто пытается понять, давно ли у меня возникли непроходимые трудности с элементарными вычислениями. Ведь мы оба знаем, что я стараюсь окрасить действительность в чуть более радужные тона.
— И когда ты стала такой лгуньей? Я как мог старался за тобой присматривать, но явно где-то не доглядел.
— Мама будет тебе рада. — тут я не лукавлю.
— Вот в это я верю. Передай ей от меня большой привет.
Тянусь к ручке двери, но в последнюю минуту останавливаюсь и задаю мучающий меня вопрос.
После того, как Андрей с Савельевым уехали, а Илья по окончании небольшой словесной дуэли с Дар прошел к себе в комнату, он из нее не выходил ровно до тех пор, пока не настало время развозить нас с Медной по домам.
К дому Дар мы ехали в полной тишине. Я пыталась разрядить обстановку, но в очередной раз убедилась, что стань я аниматором, меня бы прогоняли с вечеринок с позором и бесплатными тумаками.
— Почему ты сказал Савельеву пригласить Дар на свидание?
— Он ее чуть слюной не испачкал, а она не особо брезговала его бактериальной флорой. Все было очевидно, как день. Разве я плохо поступил?
— Но ты же…
— Сева, не начинай.
— Я помню твою философию относительно драгоценных и не драгоценных. — с нажимом говорю я. — Но если ты ничего не перепутал, то Савельев тоже не драгоценный.
— Я им не предлагал идти в загс.
— А если они вдруг пойдут?
— Совет да любовь.
— Илья!
— Я.
— Ты не прав.
— Как скажешь.
— Иногда ты просто невыносим.
— Вот видишь. И ты хочешь, чтобы твоя подруга была с невыносимым человеком? У тебя нет совести, Северина.
Я готова его придушить, но вместо этого улыбаюсь. С ним всегда так. Невозможно переубедить, если он уперся в свою точку зрения. Ты хоть тресни. Ты ему слово – он тебе двадцать три в ответ.
— Я хочу, чтобы моя единственная подруга и мой лучший друг были счастливы.
— Поговори с Андреем. — резко меняет тему.
— А это здесь при чем?
— Ни при чем. Просто поговори с ним.
— О том, что я теперь падшая женщина? Ты, наверное, не заметил, как он на меня смотрел?
— Заметил.
Минуту мы оба молчим.
— Почему вначале, когда они со Стасом только пришли, ты был с ним гостеприимным, а потом в какой-то момент резко переменился?
Илья отвечает не сразу. Долго смотрит в окно, и я уже решаю, что он промолчит, но итогу он говорит:
— Потому что, как я уже сказал, я заметил, как он на тебя посмотрел. Мне не понравилось. Но я дал ему шанс. Попытался разрядить обстановку, разъяснить, как обстоят дела на самом деле. Я не эмпат, но могу его понять. Ему не упала мысль, что я тебя… — он не договаривает, — Но из этого не следует, что у него есть какие-то права на такие вот взгляды в твою сторону, Сева. Потому предупреждаю. Поговори с ним. Лучше ты сама все разрули. Или это придется сделать мне.
Он цепко держит меня взглядом, и я наконец сдаюсь.
— Ладно. Я… попробую. Но не дави на меня.
— Я не давлю. Я даже временные рамки не обозначил. Ты, о чем?
Фыркаю.
— Ой, все. Напиши, как доедешь. — быстро чмокаю его в щеку и выхожу из машины.
Медленно бреду к дому.
Каждый раз, как я приезжаю сюда, меня посещает секундная ностальгия, связанная с прошлым.
Возникает ощущение, словно я жила здесь когда-то очень давно. Целую вечность назад. И пока я здесь жила, я была совершенно другим человеком. А потом на меня разом обрушилась череда отвратительных событий, снесла всю мою систему, разложив на составляющие, и собрала обратно в иной последовательности.
И хотя большей частью те события были крайне травмирующими, было среди них одно несомненно прекрасное. Ведь выяснилось, что моя настоящая мама жива.
Раньше я считала ее своей мачехой и вела себя с ней, скажем прямо, не самым лучшим образом. Но за прошедшие семь лет наши отношения кардинально изменились.
— Привет, — шепчу, оказавшись в ласковых маминых объятиях. — Я хотела сделать тебе сюрприз. Извини, что не смогла приехать раньше. На меня столько всего навалилось.
— Могу себе представить, — отвечает она, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Мы еще поговорим, да? — моментально киваю, и она добавляет чуть тише, — У нас в гостях твой свекор и свекровь.
— Я это уже поняла, мам. — кивком указываю на дорогую накидку взглядом.
Хозяин дома и его гости расположились в малой гостиной комнате.
И мое появление вызывает более бурную реакцию, чем мне бы того хотелось. Вся немногочисленная публика худо-бедно имеет представление о наших, несколько специфических, отношениях со Львом, но если трое из присутствующих стараются не вмешиваться в чужие семейные дела, то один человек в буквальном смысле проложил изначальный маршрут нашего с Золотым пути.
— Севушка, а Лева не с тобой? — интересуется отец моего супруга, Александр Максимович, и в его вопросе нет заковыристой ловушки, лишь будничное любопытство.
— Нет. Я приехала не из дома.
Мой ответ свекор воспринимает вполне спокойно, с легкой улыбкой. Не преследует цели продолжить расспрос и возвращается к обсуждению каких-то деловых вопросов с моим отцом.
Однако от меня не укрывается, как поджимаются губы Нины Петровны. Впрочем, я не удивлена. Все, как всегда.
Вскоре мужчины по традиции оставляют женщин одних и удаляются в папин кабинет для продолжения мужских бесед.
И спустя пятнадцать минут свекровь как бы невзначай начинает описывать редкий комплект драгоценностей, который преподнес ей любящий сын на день матери. Бросая при этом на меня редкие приторно-ласковые взгляды. Она очень старается заглянуть за броню моей абсолютной любезности, за которой, кстати говоря, не скрывается абсолютно ничего, кроме желания подняться к себе в комнату.
Я более чем уверена, что ювелирный шедевр Дирка Фейона, который нам без устали презентует Нина Петровна, интересен Конни так же, как и упаковка новых пластырей, но мама всегда выглядит такой искренней и расположенной ко всем своим гостям, что я до сих пор не сумела разгадать, скрывается ли она за маской, в точности, как ее дочь. Или же, в отличие от меня, умеет быть радушной даже с теми, кто ей не всегда симпатичен.
Сдается мне, что все-таки верно второе утверждение.
В какой-то момент Констанции приходится покинуть комнату, и я остаюсь со своей дражайшей свекровью один на один. Пригубив вина, начинаю мысленно считать до пяти, ведь точно знаю - сейчас ей нет смысла скрывать свое истинное лицо.
— А Лева в курсе, что ты сегодня останешься ночевать у родителей? — в заботливом тоне можно поцарапаться в кровь.
Внутренне усмехнувшись, возвращаю ей учтиво-нежную интонацию:
— Думаю, вам лучше узнать об этом у самого Льва.
Она, несомненно, тоже хороша в игре «светская дисциплинированность лица», но за прошедшие годы я научилась с легкостью улавливать незначительные шевеления вокруг зоны ее губ.
К тому же, когда мы остаемся одни, Нина Петровна не считает нужным держать в совершенстве всю конструкцию живописного фасада.
— Лева тебя очень любит, — неожиданно выдает она, хотя эта правда ей, видимо, с годами окончательно перестала нравится. — Даже несмотря на твое…
Внушительная пауза должна сказать все за нее.
Но к чему недомолвки в кругу родни?
— Аморальное поведение? — подсказываю я, и лицо свекрови вспыхивает.
— Как можно говорить такие вещи, Северина?
— А вы хотели выразиться как-то иначе? Более лояльно? Или мечтаете снова назвать меня гулящей?
— Северина, прошу, не надо дерзить. Мы - семья, а семья многое значит в нашем обществе. И я на твоей стороне.
Конечно.
Иногда я задаюсь вопросом, а ей самой не смешно?
Но она смотрит серьезно, с претензией на душевность. И на этот раз я усмехаюсь уже открыто. Хочет поговорить, пусть говорит без масок. Приветствую в договорном зале, Нина Петровна.
— Я вижу, что ты не настроена на конструктивную беседу. Но как заботливый родитель, я должна тебя предупредить. Предостеречь от необдуманных поступков. – вертит бокалом в руке. – Появление этого мальчика в драгоценных кругах может плохо на тебе сказаться, а потому…
— Не надо. — опережаю ее дальнейшие слова, а моя свекровь не любит, когда ее нотации не выслушивают до последней точки. Об этом отчетливо свидетельствует пылающий недовольством взгляд. — Этот мальчик теперь уже мужчина. И он не просто появился в драгоценных кругах, он и сам теперь часть драгоценного круга. Сидит на самой ее верхушке.
Правда ей не нравится. Совсем. Переваривается с большим трудом. Я бы сказала – застревает в горле костью.
Уголки ее губ дрожат от скопившейся в них невысказанной желчи, которую она в следующую секунду сплевывает, совсем как ядовитая змея:
— Ты, должно быть, полагаешь, что раз этот мальчик относит теперь себя к драгоценному обществу, то ты можешь оставить Льва и снова обратить свой интерес в его сторону. Не будь наивна, девочка.