Пролог: Бегство от фарфора

Дворцовые часы пробили полночь, но в покоях принца Леонарда свет всё ещё мерцал, пробиваясь сквозь щели тяжелых бархатных штор. Лео, наследник трона, чьё имя уже несколько лет красовалось в списках «самых завидных женихов континента», сидел на подоконнике, устремив взгляд в темноту. Его пальцы нервно перебирали золотую бахрому шторами, будто пытаясь сыграть мелодию свободы, которую он так и не смог сочинить на своей позолоченной лютне.

— Ваше высочество, — за дверью раздался голос верного Грегора, — завтра утренний приём послов, затем урок фехтования, обед с герцогиней Амалией, вечером...
— Банкет в честь Дня Фарфора, — завершил фразу Лео, стиснув зубы. — Спасибо, Грегор. Я уже мечтаю о том, как буду восхищаться узорами на тарелках.

Он откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок, расписанный фресками с изображениями своих же предков. Те смотрели на него с упрёком, словше говоря: «Мы завоёвывали королевства, а ты не можешь пережить ужин с герцогиней?»

Идея созрела внезапно, как прокисшее вино в бокале. Лео вскочил, скинул расшитый камзол и натянул грубую рубаху, припасённую для «экстренных случаев» — таких, как побег от собственной жизни. Из-под кровати он вытащил потрёпанный рюкзак, где хранились: карта королевства (помеченная тайными тропами), мешочек серебряных монет (украденных из собственной казны) и... сушёные яблоки (любимое лакомство с детства).

— Прощай, фарфоровая тюрьма, — прошептал он, перелезая через балкон.

Хороший наследник вернулся бы. Но я всегда был отличным бегуном.

Улицы столицы встретили его запахом жареных каштанов и дымом от костров бродячих артистов. Лео, закутавшись в плащ цвета грязи (специально выбранный, чтобы слиться с мостовой), пробирался к рынку. Его цель — исчезнуть, раствориться в толпе, как сахар в прокисшем чае.

— Смотри! — кто-то толкнул его в бок.

На площади бродячий музыкант, с лицом, похожим на смятый пергамент, вытирал лютню под свист и улюлюканье. Лео замер. Лютня... Да это же знак!

— Эй, дружище, — принц подошёл к музыканту, доставая монету. — Меняйся со мной одеждой.
— Вы... это... в порядке? — заикаясь, спросил тот.
— Лучше не бывало. Я стану уличным гением, а ты — моим импресарио.

Через пять минут Лео, облачённый в рваный камзол и шляпу с пером, тщетно пытался извлечь из лютни что-то, напоминающее мелодию. Первые ноты заставили завыть соседскую собаку. Вторые — разогнали стайку голубей, словно королевские лучники.

— Это... новая техника? — ехидно спросил торговец яблоками.
— Авангард, — парировал Лео, срывая струну. — Искусство должно будоражить.

Тем временем Грегор носился по коридорам дворца, словно курица, потерявшая цыплёнка. Его лицо, обычно белое как королевский фарфор, пылало малиновым оттенком паники.

— Ваше высочество! — он ворвался в пустую спальню, наступив на брошенный камзол. — О, боги, они заставят меня варить суп из моих же костей...

Слуга схватил зеркало, висевшее над камином, и закричал в него, как в портал иной реальности:
— Леонард Вальдорф III! Если вы меня слышите, знайте: герцогиня Амалия уже заказала свадебный торт! Он в форме её любимой собачки!

Лео, тем временем, наслаждался свободой. Он купил жареную курицу (потратив на неё целое состояние — три медяка), болтал с уличными мальчишками о лучших местах для ночлега и даже попробовал сыграть дуэт с флейтистом-пьяницей.

— Ты играешь, как мой покойный свёкр, — хрипло рассмеялся тот. — Тот тоже умер от стыда.

Но веселье длилось недолго. На закате, когда тени стали длиннее королевских титулов, Лео услышал знакомый голос:
— Ваше высочество! Немедленно... э-э-э... прекратите это безобразие!

Грегор, переодетый в платье торговца пряностями (с ног до головы в шафране и перцах), тыкал в него дрожащим пальцем.

— Ты пахнешь как суп, — фыркнул Лео, пряча лютню за спину.
— А вы выглядите как... как...
— Гениальный музыкант?
— Кот, которого выгнали из хора!

Они уселись на ступени заброшенной часовни, деля курицу и истории. Грегор, снимая парик, усыпанный гвоздикой, вздыхал:
— Вы понимаете, что завтра весь дворец будет искать вас? Придётся сказать, что вас похитили... ну, например, драконы!
— Драконы предпочли бы герцогиню Амалию, — усмехнулся Лео. — У неё больше золота.

Но в его глазах мелькнула тень сомнения. А что, если свобода — это всего лишь ещё одна клетка?

— Ладно, — принц вскочил, отряхивая крошки. — Возвращаюсь. Но только чтобы спасти тебя от драконов.

Грегор прослезился:
— О, ваше высочество, вы...
— И ещё, — Лео сунул ему лютню. — Подари это герцогине. Пусть тренируется.

На обратном пути, пробираясь через потайной ход, Лео услышал смех Амалии — высокий, как визг чайки. Он замер, прижавшись к стене.

— Всё ещё лучше, чем её лютня, — пробормотал он, пряча улыбку.

Но когда он закрыл дверь в свои покои, его ждал сюрприз: на столе лежал пергамент с гербом королевства. «Завтра — выбор невесты. Будь готов».

Лео вздохнул, глядя на свою отражение в зеркале. В глазах блестело что-то новое — не страх, а азарт.

Ладно, королевство. Давай попробуем сыграть в твою игру. Но по моим правилам.

А внизу, под балконом, бродячий музыкант, теперь облачённый в бархат, пытался играть королевский гимн. Голуби, привыкшие к фальшивым нотам, мирно клевали крошки у его ног.

Глава 1: «Платок в воздухе, жизнь на грани»

Солнце висело над городом, словно позолоченная брошь на груди у богача. Аделина Монтеверди, чьи капризы считались местной достопримечательностью, облокотилась на резной балкон своего особняка, подпиравшего небо мраморными колоннами. Её алые ногти барабанили по перилам, выбивая ритм скуки — медленный, монотонный, как тиканье часов в пустой комнате. Внизу кипела рыночная площадь: торговцы орали о свежести крабов, нищие клянчили монеты, а мальчишки гоняли мяч из тряпок. Но Аделине всё это казалось унылым спектаклем, где она была зрителем в позолоченной ложе.

— Ну что, снова тоскуешь? — раздался за её спиной голос, сладкий, как сироп. Это была Каролина, её подруга и вечный соперник в соревновании «чей наряд дороже». Она щеголяла в платье, расшитом жемчугом, который, как шептались слуги, стоил дороже, чем крыша местной ратуши.

— Если бы я тосковала, то хотя бы делала это стильно, — Аделина повернулась, улыбаясь так, будто только что проглотила лимон. — А ты? Опять пришла похвастаться, что твой жених прислал тебе… что там на этот раз? Очередной замок?

Каролина фыркнула, раздувая ноздри, как разъярённая лошадь:
— Замки — это скучно. Мне прислали слона. Настоящего. Он сейчас жуёт розы в саду. Хочешь посмотреть?

— Слоны пахнут. А розы… — Аделина сорвала с ближайшей вазы бутон и бросила его вниз, наблюдая, как лепестки рассыпаются по ветру. — Розы надоели.

Толпа внизу загудела: кто-то поднял цветок, приняв его за начало аукциона. Аделина закатила глаза. Они готовы драться даже за обрывки моей скуки.

— Спорим, ты не сможешь заставить их бегать быстрее, — Каролина подошла вплотную, её дыхание пахло дорогим вином и амбициями. — Брось что-нибудь ценное — и посмотри, как эти крысы бросятся в погоню.

Аделина медленно провела пальцем по шелковому шарфу на своей шее — венецианскому платку, вышитому золотыми нитями и усыпанному крошечными сапфирами. Подарок от отца, стоивший, как поговаривали, целой деревни с жителями.

— Этот? — Она дёрнула платок, и сапфиры брызнули бликами в солнечном свете. — Да любой дурак за ним побежит.

— Ты не осмелишься, — Каролина засмеялась, но в её глазах мелькнул вызов.

Платок взметнулся в воздух, как птица, выпущенная из клетки. Ветер подхватил его, закрутил в вальсе, и Аделина на мгновение застыла, заворожённая собственным безумием. Потом толпа внизу взорвалась рёвом. Десятки рук потянулись вверх, люди толкались, падали, кричали — настоящий карнавал абсурда.

— Видишь? — Аделина обернулась к подруге, но та уже уходила, шурша юбками. — Каролина? Эй, это была всего лишь…

Но платок уже летел к своей судьбе.

Леонард Вальдорф III, наследник трона, чьи щёки теперь были вымазаны сажей, а королевская осанка заменена сутулостью профессионального бездельника, стоял у лотка с жареной курицей. Его нос, привыкший к ароматам роз и ладана, теперь с наслаждением вдыхал дым от углей и перец.

— Две ножки, — он бросил на прилавок медяк, — и побольше хрустящей кожицы.

Продавец, мускулистый детина с лицом, напоминающим испечённый пирог, сунул ему курицу, завёрнутую в газету.

— Смотри, не обожрись, принц, — хрипло рассмеялся он.

Лео замер с курицей на полпути ко рту:
— Ты меня знаешь?

— Знаю всех, кто покупает по три порции в день. Ты либо принц, либо оборванец с золотым желудком.

Лео фыркнул, откусывая мясо. Жир стекал по пальцам, но он и не думал вытирать его. Свобода пахнет перегаром и куркумой.

Именно в этот момент венецианский платок, совершивший воздушное путешествие через полгорода, приземлился ему на лицо.

— Что за… — Лео задохнулся от аромата жасмина и роскоши. Он схватил платок, но сапфиры вцепились в его волосы, как крошечные когтистые зверьки.

Толпа вокруг замерла. Уличный мальчишка, только что воровавший яблоки, застыл с фруктом во рту. Торговка цветами уронила корзину. Даже продавец курицы выронил щипцы.

— Э-э-э… — Лео потянул платок, но тот будто прирос к его щеке. — Это часть шоу?

— ОН УКРАЛ ПЛАТОК БАРЫШНИ! — завопил кто-то сзади.

Толпа ожила. Лео увидел, как десятки глаз загорелись золотой лихорадкой.

— Эй, друзья, — он отступил к лотку, всё ещё держа в одной руке курицу, а в другой — платок. — Давайте без драки. Я даже не знаю…

— ДЕРЖИ ЕГО!

Первым бросился уличный акробат, недавно прыгавший через огонь. Лео, рефлекторно швырнув в него курицей, рванул в переулок. За ним погналась лавина из торговцев, нищих и даже священника, поднявшего рясу выше колен.

— Стоять! Платок — моя пенсия! — орал старик с костылём.

— Я его жене подарю! — вопил мясник, размахивая топором.

Лео, петляя между лотками, чувствовал, как сапфиры царапают ему шею. Отличный способ умереть — задушенный собственной удачей.

Аделина, наблюдая с балкона за этим безумием, впервые за день рассмеялась. Её смех звенел, как разбитый хрусталь.

— Где он? — она крикнула служанке, не отрывая глаз от толпы, метавшейся, как муравьи, потревоженные палкой.

— Там, в переулке за рынком! Говорят, какой-то оборванец с платком на роже!

— Оборванец? — Аделина приподняла бровь. — Интересно…

Она схватила шляпу с вуалью и ринулась вниз по лестнице, сметая на пути вазы, слуг и собственное достоинство.

Лео, прижавшись спиной к стене сарая, пытался отдышаться. Платок он сунул за пазуху — сапфиры кололи кожу, но это было лучше, чем быть растерзанным толпой.

— Эй, ты! — над его головой раздался голос.

Он поднял глаза. На крыше сарая стояла девушка в чёрной шляпе с вуалью, сквозь которую сверкали глаза — холодные, как зимнее море.

— Отдай платок, — она прицелилась в него зонтиком, будто это арбалет. — И я пожалею тебя.

Лео рассмеялся. Он узнал этот тон — тот же, что у его учительницы этикета, когда та заставала его за поеданием пирожных в постели.

— Пожалеете? — он достал платок, размахивая им, как флагом. — А что, если я не хочу, чтобы меня жалели?

Глава 2: «Ловец, не желающий ловить»

Рынок кипел, словно котел, в который случайно уронили мешок перца. Воздух дрожал от криков торговцев, ржания лошадей и звона монет, переходящих из рук в руки. Лео, всё ещё пахнущий жареной курицей и приключениями, стоял посреди этого хаоса, сжимая в руке злополучный платок. Сапфиры на его краях сверкали так ярко, что могли бы ослепить даже сову в полдень.

— «Вытри лицо у нас!» — пробормотал он, разглядывая вышивку. — Ну конечно, реклама новой таверны. Гениально! Надо же, как люди умудряются привлекать клиентов…

Он представил себе заведение, где вместо скатертей используют венецианские шелка, а вместо меню — оперные арии. Возможно, там подают суп в хрустальных туфельках. Лео фыркнул и сунул платок за пояс, решив, что вернёт его владельцу позже. Сейчас важнее было найти Грегора, который, наверняка, уже рвал на себе волосы, представляя, как королевские гвардейцы запрут его в башне за «потерю» наследника.

Но судьба, как назойливая муха, жужжала рядом.

Аделина Монтеверди, тем временем, восседала на балконе, словно королева на троне. Её отец, синьор Энрико Монтеверди — человек, чьё состояние измерялось не монетами, а целыми галеонами, — листал бухгалтерские книги, изредка бросая на дочь взгляды, полные отеческого… раздражения.

— Ты бросила платок. В толпу. — Он произнёс это так, будто констатировал факт падения метеорита на свой апельсиновый сад. — Тот самый, который я привёз из Венеции за сумму, равную стоимости твоей глупости.

— Моя глупость бесценна, папа, — Аделина щёлкнула веером, сдувая с лица надоедливую мушку. — И, кстати, платок уже нашли. Какой-то бродяга.

Синьор Энрико поднял голову. Его глаза, узкие, как щели в сейфе, блеснули.

— Бродяга? С платком? — Он отложил книгу, и пергаментный лист с цифрами зашуршал, словно испуганная мышь. — Где он?

— Бегает по рынку, как ошпаренный кот. Толпа гонится за ним, думая, что он вор.

— Прекрасно, — отец встал, поправляя камзол, расшитый золотыми нитями. — Если он вор — мы его повесим. Если герой — женим. В любом случае, это бесплатный пиар.

Аделина закатила глаза, но в уголке губ дрогнула улыбка.

Лео, тем временем, пытался выбраться из рыночного ада. Он протискивался между лотками с пряностями, которые пахли так интенсивно, что хотелось чихать до следующего года, и телегами, гружёнными арбузами. Платок за поясом цеплялся за каждую корзину, словно живой.

— Эй, красавчик! — крикнула торговка цветами, сунув ему под нос букет роз. — Для невесты? Всего две монеты!

— У меня аллергия на розы, — буркнул Лео, уворачиваясь. — И на невест.

— Тогда тебе к гадалке! — засмеялась она. — Она напророчит тебе жену с характером!

Лео уже открыл рот для язвительного ответа, когда чья-то рука вцепилась ему в плечо. Он обернулся, готовый драться, но перед ним стоял… священник. Тот самый, что гнался за ним с поднятой рясой.

— Сын мой, — запыхавшись, произнёс он, — отдай платок, и я отпущу твои грехи. Даже тот, когда ты швырнул курицу в акробата.

— Отец, — Лео притворно сложил руки в молитве, — я готов покаяться. Но сначала скажите: вы случайно не владелец таверны «Вытри лицо у нас»?

Священник моргнул, словно сова при свете фонаря.

— Э-э… Нет?

— Тогда извините, это не ваш платок.

Лео рванул вперёд, оставив священника в раздумьях о коварстве мирской жизни.

Аделина наблюдала за этой погоней с балкона, попивая гранатовый шербет. Её отец уже спустился вниз, чтобы «урегулировать ситуацию», что в его понимании означало «превратить в золото».

— Ну что, бедняжка, — она обратилась к платку, лежавшему на столе, — тебя поймали. Теперь придётся выйти замуж за первого попавшегося идиота.

Платок молчал. Сапфиры на нём мерцали, словно насмехаясь.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ввалился Лео, запыхавшийся, с растрёпанными волосами и лицом, на котором смешались гнев и недоумение.

— Вот ваш чёртов платок! — он швырнул его на стол. — И, если можно, чек за рекламу. Я, конечно, не маркетолог, но, думаю, моё лицо на вашей вывеске стоит дороже.

Аделина медленно подняла глаза. Её взгляд скользнул по его засаленной рубахе, порванным штанам и сапогам, которые, казалось, пережили три войны и голодный год.

— О, — она протянула слово, как карамель. — Это ты.

— Я, — Лео скрестил руки на груди. — И если вы думаете, что я буду работать живой вывеской за миску супа…

— Ты будешь моим мужем, — перебила она, вставая.

Тишина повисла гуще, чем запах тухлой рыбы на рынке. Даже часы на камине замерли.

— …Что? — Лео выдавил из себя.

— Закон города, — Аделина подошла к нему, едва не касаясь платьем пола. — «Кто вернёт утерянную ценность — получит руку владельца». Ты вернул платок. Теперь ты мой жених.

Лео застыл, словно его ударили поварским ножом по голове. Потом рассмеялся. Громко, истерично, с нотками паники.

— Ха! Хорошая шутка. Аллергия на брак, понимаешь? Чихну, и…

— Не смей чихать! — Аделина топнула ногой. — Это традиция!

— Тогда у меня аллергия и на традиции! И на богатство! И… — он вдруг прищурился, — …на вас?

Толпа, уже собравшаяся у дверей, взорвалась смехом, аплодисментами и возгласами: «Целуйте её!», «Где священник?», «Дайте им вина!». Синьор Энрико, стоявший в дверях, быстро щёлкал костяшками счётов.

— Приданое… Свадебный контракт… Скидка на ткань для флагов… — бормотал он, словно заклинание.

Лео, тем временем, пытался отступить к окну, но Аделина перекрыла путь.

— Послушайте, — он понизил голос, — я не тот, за кого вы меня принимаете.

— О, я принимаю тебя за того, кто поймал мой платок, — она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то хищное. — А это единственное, что имеет значение.

— Но я… — Лео замялся. Признаться, что он принц? Сейчас? Перед толпой, которая уже напевала свадебные песни? — Я… не могу жениться. У меня…

— У тебя что, есть жена? — Аделина приподняла бровь.

— Нет!

Загрузка...