Плен на двоих

ГЛАВА 1-2

ГЛАВА 1

МИШЕЛЬ

Я выхожу из самолета и, заметив, кто стоит у машины на аэродроме, широко улыбаюсь. Родители и брат встречают меня после трехнедельной поездки во Францию. Прыгаю в объятья своего двойняшки.

— Ну привет, лягушачьи лапки.

Я заметила, как с этой улыбкой и моими прикосновениями ореол тьмы Александра развеивается, как происходит у папы рядом с нами и мамой. Саша только вошел в дела Братвы.

— Привет, рыжик. — говорю с нежностью, а затем еще крепче обнимаю, желая украсть всё ощущение защиты и нежности, что у него есть.

— Я скучал. — шепчет мне на ухо, будучи на голову выше.

— Я тоже. Безумно.

Это наше самое длительное расставание.

— Принцесса, удели время своим старикам! — кричит от машины папа.

Я наконец отрываюсь от брата. Его рыжие волосы, как у мамы, сияют на солнце, а серые глаза закалились сталью. Мне страшно представить, что происходило с ним во время моего отъезда.

Иду к родителям, с которыми мы разъезжались на сроки и подольше во время моего двухгодичного обучения при Гарварде. Папа раньше мамы стискивает меня в объятьях и поднимает над землей, а я вскрикиваю и смеюсь. Папа самый сильный человек, кого я знаю… из мужчин, он обязан таким быть по воле должности Главы Братвы.

Мама сдержанно целует в щеку, а затем заправляет мою темно-каштановую прядь за ухо. У меня тоже есть небольшой отлив меди, но темным типажом я пошла в папу, а бледной кожей, на которую лег легкий загар, и чертами в мою безумно красивую маму, я счастлива иметь ДНК Громовых и МакГрат не только из-за внешности.

— Рада, что ты дома, на душе сразу спокойнее.

Улыбаюсь еще ярче.

— Со мной ничего не случится.

Все на Острове все еще поражаются, как у родителей могла получиться я. Александр отвечает всем требованиям Главы Братвы и сына могущественной женщины. Он умеет вести себя на публике, умен и в меру дерзок. Меня же готовили к этой жизни куда мягче: уроки этикета, которые мне наскучили, языки, которые я терпеть не могу и стрельба из всего, что я только смогу поднять – для самообороны. Я знаю, в каком мире живу, пусть меня старательно от него огораживают. Может, дело в занятости родителей или что я проводила много времени с тетей Анной, имеющей еще более мягкий характер. В любом случае, по крови я принцесса Братвы, и это не смыть, я должна гордиться своим титулом.

Мы едем до пристани, а затем пересаживаемся на катер, который довезет нас от берега Атлантик-Сити – до Острова Грома. Его называют военной базой восточной Братвы, крепостью, это мой родной дом. Я никогда не чувствовала себя запертой на огромной территории с десятками людей, и почти каждого я знаю с рождения, они часть группировки, моя семья, которая умрет за меня. Таковы законы.

Поглаживаю сбитые костяшки брата, когда он подает мне руку, чтобы я спустилась по трапу.

— Почему без кастетов?

Я прекрасно понимаю, это не от игрового боя с нашим кузеном.

— Так было нужно, — поджимает губы — не думай об этом.

Папа бросает тяжелый взгляд, заставляя прекратить отвечать на мои вопросы и в целом говорить об делах. Он не всегда был строг с Сашей, не до четырнадцати, когда на груди брата появилась первая татуировка.

— Хорошо. — шепчу, проходя по родным дорожкам, улыбаясь знакомым.

Я рада вернуться, как бы спокойнее себя ни чувствовала без армии охранников, во Франции со мной были только двое.

— Ты устала с полета? Или проголодалась? — спрашивает мама.

По пути мы успели обсудить почти всю поездку.

— Я бы отдала многое за блинчики.

— Я же говорил, между нами связь.

Саша кладет подбородок на мою макушку и хлопает по плечу.

— Давай на раз, два… — считаю.

— Сметана. — произносим одновременно.

Родители только качают головой, наблюдая за шалостями двадцатилетних нас.

— Вы просто оба любите блины со сметаной, и только что говорили о них. — опять пытается найти логику мама, папа усмехается в кулак.

— Неси уже поесть. — толкаю брата в бок.

— Эй, не приказывай мне, я твой будущий Глава.

Мы шуточно препираемся, пока за нас не начинают накрывать стол. Обычно мы многое делаем сами, чтобы побыть настоящей семьей на этом огромном Острове и не менее внушительном доме, но сейчас за нас это делает служанка, подготовив места на веранде. Выходим во двор. Цветы на клумбах в самом соку, освежили краску на деревянных качелях под деревом. Некоторые изменения к лучшему.

К нам присоединяются тетя Анна, дядя Сергей и Костя. Кузен младше нас всего на два года, но это ощутимо, он неуправляем и гиперактивен. Дядя заключает меня в мощные объятья, тетя Анна же искренне пытается сжать, но после приветствий других мужчин моей семьи ее усилия кажутся шуткой. Мы все крайне тактильные люди, исключением является разве что мама, она росла в другом обществе.

— Как ощущение дома, лягушатница?

— Об этом уже успели пошутить. — смеюсь над Костей, слышу, как Саша пинает его под столом, и кузен морщится.

— Мальчики. — абсолютно спокойно мама.

Она говорит даже не в полный голос, но эти оболтусы мгновенно успокаиваются, как и, кажется, весь стол. Только на меня Квин МакГрат-Громов никогда не производила смертоносное впечатление. Извините, конечно, но она моя мама и лучшая подруга.

— Привет! — чуть вздрагиваю от неожиданности, но улыбаюсь.

Мне на колени запрыгивает большой пушистый кот. Рыжий Ирландец смотрит с моих коленей на столешницу, но знает, что ему крупно попадет при любой попытки потянуться к тарелке. Не от меня, конечно же.

— Ты так возмужал без меня.

— Ты же знаешь, что ему около пяти лет, и он уже не растет? — своим гортанным голосом дядя.

Я наклоняю голову.

— Вы с мамой слишком яро охотитесь за моими оговорками. Правда, красавчик? — я тискаю кота, пока на стол не ставят еду, откладываю в блюдце немного сметаны для моего пушистого друга.

ГЛАВА 3-4

ГЛАВА 3

МИШЕЛЬ

Я предпочитаю не выходить из дома после полуночи, потому что знаю, кто вернется — отец с дядями и…Сашей, точнее их версия. Я путаюсь в шторах, когда отскакиваю от окна, чтобы меня не заметили. Никто не отвечает на мои вопросы, называя слишком чувствительной, Саша говорит держаться от мафии подальше, но новость! Я здесь родилась и живу в обители. До его изменений меня мало беспокоил семейный бизнес, но всегда будет волновать брат. Между нами нездоровая связь, которой я пожизненно дорожу.

Следующим днем собиралась в город с Вероникой, пока не услышала, как дядя Павел отправил Сашу в клуб. Пробегаю по первому этажу, застав, как папа выходит из кабинета. Подпрыгиваю, целую его в щеку.

— Привет, принцесса. — он улыбается мне и проводит рукой по голове, смотря с гордостью, которую я не заслужила.

Взгляд перемещается за мою спину.

— А вот и королева. Я покорен.

Переговариваюсь с мамой, оставляю этих двоих наедине. Хихикаю, поднимаясь в комнату брата, мне всегда было неловко во время проявлений нежности родителей.

Я понимаю, что если буду оставаться с Сашей как можно дольше, уберегу от хотя бы еще одного воспоминания Братвы.

— Ты слишком маленькая. — говорит Саша, когда прошусь с ним.

— Мы ровесники до десяти минут! — останавливаюсь, чтобы топнуть ногой, он слишком быстро ходит по своей комнате, собираясь — Мы с Вероникой хотим развлечься, вот и все, а так будем под твоим присмотром. Ну же…родители иначе отпустят с одними телохранителями.

Даже в нашем городе небезопасно, везде может скрываться угроза. У родителей слишком много врагов, чтобы их предполагаемые дети оставались уязвимыми, никто так и не уверен в нашем существовании и личности. Был не уверен до вечера-маскарада, теперь Саша раскрыл себя, пусть и не лицо.

— Ве-ро-ни-ка, ты и вечерний клуб. — шепчу, а затем начинаю лезть к брату — Ну же рыжик!

Я делаю брови домиком, смотрю в серые глаза. Черты его лица от ворчливых разглаживаются, он тяжело вздыхает, встряхивая рубашку. Пока он без нее, отмечаю два бледных заживающих следа под ребрами.

— Хорошо, но у обеих двадцать минут на сборы.

Взвизгиваю, целую в гладко выбритую щеку, провожу по ней пальцами.

— Веронике понравится.

— Отправляйся к черту! — он улыбается моей реакции.

Я убегаю заканчивать макияж и надевать джинсы со свитером, сделанным словно из разных лоскутков ткани, одеял, пушистых элементов. Это не то же самое, что было на вечере или я ношу в светских обществах – не мамина часть гардероба. Мне комфортно в теплой и уютной одежде, с собранными в узел волосами, как я ходила те недели в Ницце. Но всегда меня сопровождают украшения с драгоценными камнями, это словно маленький долг происхождению.

Вероника же воспринимает любое времяпрепровождение со мной в качестве маленького задания. На ней все черное, то, что поможет скрыться самой и спрятать оружие. Сложно не отметить, какой дерзкой красотой обладает подруга.

Мы болтаем, пока едем на катере, управляемом Сашей. Бросают ли эти двое друг на друга взгляды? Я не могу понять, Вероника трепещет перед будущим Главой или ей нравится Саша как парень, но вот в нем точно есть интерес, как бы рыжик не пытался это скрыть. Говорю же – связь. Я шире улыбаюсь от этой мысли и почти не слушаю Веронику, потому что замечаю раньше них – на перроне стоит довольный троюродный дедушка, живущий в Санкт-Петербурге. Он ни разу в жизни нас не видел, но был ли на маскараде?

И по рукам пробегают мурашки – никто из русских так широко не улыбается без причины.

— Саш… — шепчу, когда вижу, как он прищуривается.

— Это Эдуард, мы знакомы с вечера.

Я слышу щелчок оружия Вероники.

— Убери. Он русский и наш родственник. — сухо приказывает брат, и Вероника не смеет не подчиниться.

— Мне это не нравится, давай позвоним папе. — обхватываю себя руками, замерзая даже в своем теплом свитере, у меня всегда была развита интуиция, так говорит мама.

— Думаешь, я не справлюсь с разговором на русском без своего Главы?

Не без Главы, а без нашего папы. Что Саша может знать о делах с другой Братвой?

Я чувствую злость в его голосе, Вероника делает вид, будто ничего не слышит, но каждый мускул на ее руках напряжен до предела.

— Это будет не просто разговор. — наконец подает голос.

— Рыжик, — сглатываю — где Филипп?

Мы подъезжаем ближе, брат сбавляет скорость, но не тормозит.

— Внизу.

На воде только вечная серая бейсболка Филиппа, которую так не любит папа, но старик считал, что это круче, чем носить солнцезащитные очки.

У меня сжимает горло, Вероника заводит меня за спину, подталкивая вглубь скоростного катера.

— Я не понимаю…

— Мы разворачиваемся, Вероника, дай сигнал Острову.

Лодка качается так, что если бы не уступы, я бы точно оказалась в воде.

— Готово.

Вероника говорит это одновременно со знакомым мне звуком. Выстрелы, не град, а прицельные. Она с тихим писком падает рядом со мной. Замертво. Я тупо смотрю, открываю и закрываю рот, когда Саша накрываете меня своим телом, что-то кричит, но его команды слишком далеко, я чувствую жгучую боль в верхней части бедра и отключаюсь.

***

МИШЕЛЬ

Я открываю глаза и пытаюсь сориентироваться. Кажется, со смены пейзажа с парома Атлантик-Сити на бетонный и железный амбар прошла доля секунды. Кручу головой, но мозг только сводит от ужасной боли — меня чем-то накачали.

— Принцесса.

Я фокусирую взгляд на пятне передо мной. Так. Большая фигура тоже закреплена на холодной жестком стуле, яркие волосы и знакомые глаза, один из которых заплыл от удара. Они знакомые…Голова понемногу проясняется.

— Саш…

Мне хочется плакать, но только плотно сжимаю губы. Мы сидим примерно в десяти метрах друг от друга, эхо полупустого пространства позволяет слышать шепот.

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

МИШЕЛЬ

Я крепко держусь за поручень на трапе самолета. Еще шесть ступеней и я на земле Коза Ностра, принцесса Братвы на территории потенциального врага. Если они узнают, кто я, то меня убьют или потребуют выкуп? Я могла бы пойти на это, второе вероятнее, но тогда раскроется, что меня продали как скотину за цену трети ювелирной коллекции мамы.

— Меня ждут, Мирослава, живее. — рычит мужчина.

Сальваторе Моретти жестокий и резкий человек. Он общается со своими солдатами одними жестами, водителем-помощником — шепотом, со мной — исключительно в приказном тоне.

Мне достаточно больно спускаться, потому что приходится сильно сгибать колено, каждый раз подавляю шипение, но не на следующем спуске. Едва касаюсь места ожога, словно мои воздушные поглаживания избавят от боли.

— Что с тобой?

Мне кажется, или в его глазах мелькнуло беспокойство? Ну конечно, товар оказался подпорченным. Я даже не знаю степень ожогов, пройдут ли они совсем. Мама будет в ярости, найдет лучших хирургов.

Я качаю головой и делаю шаг, максимально работая левой ногой, что чуть не падаю. Не знаю, каким образом Моретти удается оказаться рядом, я чувствую большие руки у себя на спине и бедре, но прикосновения не достают до ран.

— Да что с тобой такое? — ворчит, а затем аккуратно садит в машину, забираясь со мной на заднее сидение.

Меня это волнует меньше, чем то, что когда машина двигается, итальянец кладет мою ногу себе на колени и задирает штанину больной ноги. Я вскрикиваю от неожиданности.

— Что это? И что на руке?

Я верю в скорое спасение, но не знаю, сколько пробуду у своего…владельца, а мне нужна перевязка.

— Ожоги.

— Кто?

Хмурюсь, не понимая вопроса, к тому же не сразу разобрала слово, насколько низким голосом спрашивал Моретти.

— Кто это сделал?

Ему незачем знать подробности. Я опускаю штанину и отодвигаюсь от мужчины.

— Мирослава. Тебе лучше ответить.

Инстинктивно поднимаю глаза к зеркалу заднего вида, но водитель-помощник только качает головой, говоря, что в этой схватке я одна, да и с чего быть иначе.

— Или? — несвойственно дерзко для себя поднимаю нос.

— Или смерть не спасет ни тебя, ни ублюдков, что сделали это с телом, принадлежащим мне. — наклоняется на меня.

— Вам ничего не принадлежит. — сглатываю — Вы могли заплатить за меня, но не купить.

— Хорошо. Я проявляю терпение, ты назовешь и составишь их портрет, когда отдохнешь. — сквозь зубы — И сменишь бинты.

Меня пугают возможности его голосовых связок. От низкого рыка до голоса диктора. И тело, Моретти способен занять собой все пространство.

— Спасибо. — рефлекторно вырывается из меня, я быстро отворачиваюсь — Вы скажете, где мы, в какой части Италии?

— Восток Сицилии. — говорит водитель.

— Нино. — предупреждающе Глава Коза Ностры.

Он хотел оставить меня в неведении, но зачем? Собирался скоро перевести? Продать другому? Почему-то от этой мысли становится дурно. Коза Ностра не в лучших отношениях с Братвой, но Моретти не вызывает той тошноты, что убитый мною Эдуард или еще горящие заживо русские, пусть итальянец от части тоже меня похитил.

— Остановите. Остановите машину! — бью по сидению Нино.

Он резко тормозит, что я подаюсь вперед, но тут же выхожу и сгибаюсь, уперев руки в колени, наплевав на боль от ожогов. Черт. Запах гари и плавящейся плоти…крики Саши, а перед всем этим мертвое тело моей подруги детства. Я думала, что все выплакала в самолете, но это не так. Позыв рвоты проходит, я тяжело дышу, стираю слезы рукавом пиджака, что все еще на мне.

— Она даже не думает сбегать. Сообразительная. — в нескольких метрах голос Нино.

— А ты без моего приказа остановил свою колымагу.

— Я должен был позволить заблевать весь салон? Уволь, Капо.

Мне хочется к маме, Саше, чтобы меня сжал в объятьях папа, спрятав тело в своих больших руках, почувствовать это чувство защищенности. Кладу одну руку на грудь, заставляя себя дышать.

— У тебя встреча через десять минут, Торе. — продолжается диалог за моей спиной.

— Удивлю тебя: — грозно — без меня не начнут.

— И то правда. Ну чт… — Нино явно хочет мне что-то крикнуть, но прерывается тихим скулением.

— Простите… Мне просто… нужна еще минута.

Моего корпуса что-то касается, это Моретти протягивает бутылку воды.

— Спасибо.

Только потом понимаю, что не проверила, запечатана она или нет, как учила мама, но уже поздно.

Думаю, я отняла больше минуты. На мужчинах уже солнцезащитные очки, от чего они должны выглядеть смешно, словно люди в черном, но это не так. В иной ситуации у меня бы потекли слюни, а не слезы.

— Вы серьезно смотрели, чтобы я не сбежала от вас?

Передо мной открывают дверь машины.

— Ты можешь попробовать ради моего развлечения и собственной погибели, пташка.

По всему телу проходят мурашки. Я знаю мафиози лучше всех. Главы именно так действуют на людей, но никогда не испытывала подобного на себе. Папа отличный лидер, он сделал Остров домом, общиной, в его арсенале больше уважения и признательности, чем страха, которым руководствуется Моретти. Ну конечно, это куда проще.

— Мне нравится твоя покорность. — принимает за это молчание.

Вот только внутри снова бурлящее чувство. Я, черт подери, Громова – МакГрат, меня не имеют права приручать. Боже… Я никогда так не размышляла.

Итальянец внимательно наблюдает за моими мыслительными процессами, так что пытаюсь взять себя в руки, но не добиваюсь успеха. Я все еще чувствую засохшие слезы на щеках, запах гари и покалывания в ранах.

Сквозь дымку наблюдаю, как мы оказываемся напротив изысканных металлических ворот. Сложный растительный рисунок повторяется поверху остального забора, имитируя колючую проволоку. Мы заезжаем на территорию, где нас встречает много зелени, виноградные лозы, оплетающие одну из стен великолепного дома. Десяток арочных окон, бежевый камень и чешуйчатая крыша дома. Лестницы, мраморные перила и тут же чуть подсохшие от яркого солнца растения – их наверняка поливали утром, как глупо.