Пленница шести лун

Глава 1. Танец среди теней

Дым кальяна змеится под низким потолком "Золотого Миража", смешиваясь с ароматом сандала и пота. Я поднимаю руки над головой, позволяя шёлковым рукавам соскользнуть к локтям. Золотые браслеты на запястьях звенят в такт движениям — дешёвая бижутерия, которая в полумраке сходит за настоящее золото. Как и я сама — подделка под то, чем была когда-то.

Музыка пульсирует в воздухе, в крови, в самом основании позвоночника, где когда-то жила магия. Теперь там только боль — постоянная, изматывающая, как раскалённая игла в груди.

Раз-два-три, поворот. Раз-два-три, прогиб. Не думай о боли. Танцуй.

Мои бёдра очерчивают восьмёрки с той же точностью, с какой я когда-то плела руны. Мышечная память — единственное, что осталось от пяти лет тренировок в Академии Восходящей Звезды. Небогатая, непрестижная академия на окраине империи, которая каким-то чудом выпустила команду "Лунные Скорпионы". Мы дошли до финала. Почти выиграли.

Почти.

Вуаль скрывает нижнюю часть лица. Так проще — не нужно улыбаться. Мужчины за низкими столиками видят только глаза — карие с золотыми искрами. Золото в глазах мага означает силу. У меня осталось только золото, без силы. Космическая шутка.

Но именно эти глаза заставляют их приходить снова и снова. Танцовщица с глазами волшебницы — невероятная редкость. Они не знают, что моя магия сломана. Видят золотые искры и верят — настоящая волшебница танцует для них. Даже беи и эмиры из Верхнего квартала спускаются сюда, оставляют золотые динары, а не медяки. Думают, что им повезло найти такое сокровище — магичка, которая выбрала танец вместо академии. Романтичные идиоты.

Они бросают монеты на сцену. Сегодня особенно щедры — серебряные, золотые. Считаю автоматически — шестьдесят три дирхама. Хватит на неделю блокаторов боли. Последнюю дозу приняла шесть часов назад, эффект уже проходит. Каждый удар барабана отдаётся пульсацией в треснувшем источнике.

Ещё немного. Дотанцуй до конца.

Музыка достигает крещендо. Опускаюсь на колени, выгибаюсь назад — поза, которую освоила для уворотов от энергетических сфер. Теперь использую её, чтобы заработать на жалкое существование. Если бы девчонка, которой я была в двадцать шесть, увидела себя сейчас...

Она бы предпочла умереть.

Аплодисменты. Свист. Поднимаюсь плавным движением, собираю монеты в шёлковый мешочек. Пальцы дрожат — нужна новая доза. Скоро.

— Великолепно, как всегда, Лунная Роза, — урчит Хасан, когда прохожу мимо его алькова. Толстые пальцы в золотых перстнях барабанят по подлокотнику. — Сегодня у нас особый гость. Заплатил за приватное представление. Комната с фонтаном.

Киваю. Приватные танцы — это спасение. Втрое больше денег, и Хасан знает мои правила: смотреть можно, трогать нельзя. У меня репутация недоступной. Это устраивает всех.

Комната с фонтаном в дальнем конце клуба. Мраморный фонтан журчит в центре, диваны с подушками окружают пространство для танца. Мужчина сидит спиной к двери. Что-то в его осанке — прямая спина, расслабленные плечи, уверенность человека, привыкшего к власти — заставляет меня замереть.

Мужчина встаёт с дивана и слегка кланяется — жест неожиданный.

— Сафия аль-Хатун.

Моё полное имя. Которое никто не произносил пять лет. Я замираю в дверях, и что-то во мне — та девушка, которой я была когда-то — просыпается и злится. Но под злостью прячется другое чувство — проблеск удовлетворения. Кто-то всё ещё помнит. Кто-то всё ещё признаёт во мне ту, кем я была.

— Госпожа аль-Хатун, — поправляю его. Голос звучит холодно, с той ноткой стали, которую я использовала когда-то, когда командовала на поле. — Мы не знакомы.

Он поворачивается полностью, и я вижу лицо, смутно знакомое по турнирным трансляциям. Каспиан Вейл, ректор Академии Полумесяца. Серые глаза, как утренний туман над пустыней. Тёмные волосы с преждевременной сединой на висках. Моложе, чем я ожидала — может, лет тридцать пять.

К моему удивлению, он слегка кланяется — не подобострастно, а как мужчина, признающий свою ошибку.

— Прошу прощения, госпожа аль-Хатун. Вы правы. Простите мою фамильярность. — Он выпрямляется, и в его глазах мелькает что-то похожее на... восхищение? — Каспиан Вейл, ректор Академии Полумесяца. Я позволил себе такое обращение, потому что... — он замолкает, явно подбирая слова. Начинает: — Потому что для меня вы... — обрывает себя, качает головой. — Потому что я ваш поклонник. Уже много лет.

Поклонник?

Слово повисает между нами, нелепое в этой комнате, пропахшей дешёвым табаком и потом. Ректор академии — поклонник танцовщицы из клуба третьего сорта. Или он имеет в виду ту меня, которая умерла пять лет назад на арене? Инстинктивно отступаю на шаг назад, сжимаю кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Не от страха. От чего-то другого. От воспоминания о том, каково это — когда тобой восхищаются за талант, а не за изгибы тела.

— Я следил за вашей карьерой с самого начала, — продолжает он, жестом приглашая меня сесть. Я остаюсь стоять. — С первого матча "Лунных Скорпионов" в региональном турнире. Никто не ожидал, что команда из Академии Восходящей Звезды пройдёт дальше первого круга. А вы дошли до финала империи.

Он наливает чай из изящного чайника. Жасминовый. Тот самый сорт, который подавали в академиях после тренировок. Запах вызывает острую ностальгию, как удар под дых.

— Финал пять лет назад... Я был там. На трибунах. Видел, как вы играли. Каждое ваше плетение было произведением искусства. А потом... видел, как это случилось.

На секунду горло сжимается. Произведение искусства. Давно никто не говорил о моей магии в таких словах. Я быстро моргаю и отворачиваюсь к фонтану, делая вид, что рассматриваю узоры на мраморе.

Видел мой позор. Видел, как я корчилась на песке арены, когда источник треснул. Видел, как меня уносили на носилках.

— Поздравляю с хорошей памятью. Зачем вы здесь?

— Вы были великолепны. До того момента. — Он делает глоток чая, не сводя с меня взгляда. — Лунная Танцовщица. Никто не мог создавать такие плетения — пять уровней сложности с закрытыми глазами. Вы танцевали с магией, как... как вы танцуете сейчас. Только тогда это имело смысл.

Глава 2. Призраки арены

Мобиль ждёт точно там, где обещал Каспиан — у восточных ворот. Элегантная капсула цвета ночного неба с серебряными рунами по бортам, парящая в полуметре над землёй. Водитель — молчаливый мужчина в форме академии — забирает мою потрёпанную сумку с таким видом, будто это сундук с сокровищами.

Внутри пахнет кожей и магией — тот специфический озоновый запах, который оставляют работающие руны. Сажусь на мягкое сиденье и чувствую, как мобиль подстраивается под моё тело. Роскошь, к которой я отвыкла.

— В Академию Полумесяца, госпожа аль-Хатун, — говорит водитель, и мобиль плавно трогается.

Город за окнами меняется постепенно. Нижний квартал с его узкими улочками и запахом специй сменяется Торговым районом — здесь уже есть магические фонари на каждом углу, а вывески лавок мерцают иллюзорными буквами. Мимо проплывают кофейни, где подают завтрак деловым людям в строгих костюмах — смесь восточных халатов и западного кроя, типичная для нашего времени.

На Центральной площади огромный голографический экран транслирует утренние новости. Мелькает реклама предстоящего Большого Турнира. "Всего четыре месяца до начала! Делайте ставки!" Я отворачиваюсь.

Верхний квартал встречает широкими бульварами и виллами за высокими заборами. Здесь живут те, кто может позволить себе личных магов для поддержания защитных контуров. Воздух чище — специальные руны фильтрации работают круглосуточно.

А потом город заканчивается, и начинается пустыня.

Академия Полумесяца возникает из утренней дымки как мираж — белоснежные стены, золотые купола, стройные минареты. Красиво. Обманчиво красиво для места, которое не выигрывало ничего значимого уже полвека.

Мобиль останавливается у ворот академии. Выхожу, и водитель достаёт мою сумку. Я беру её сама — старая привычка.

Делаю три шага к воротам, когда кто-то врезается в меня плечом. Сильно. Сумка вылетает из рук, вещи рассыпаются по мраморным плитам.

Никто не останавливается. Не извиняется. Просто продолжает идти.

Я двигаюсь быстро. Хватаю его за локоть, разворачиваю к себе.

— Ты что, слепой?

Он дёргается, вырывая руку. Оборачивается полностью.

Первое, что я замечаю — глаза. Тёмные, почти чёрные, с диким блеском. Потом — лицо. Резкие черты, жёсткая линия челюсти, шрам, тонкий как нить, пересекает левую бровь. Высокий — выше меня на голову, широкие плечи под формой академии. Рукава закатаны, на предплечьях виднеются края татуировок — не магические руны, что-то другое. Красивый, но есть в этой красоте что-то хищное, опасное.

— Отвали, — говорит он тихо.

— А то что? — Я делаю шаг ближе, не отвожу взгляд. — Снова сбежишь, как трус?

Несколько проходящих студентов замирают, потом быстро уходят. Слышу шёпот: "О боги, она что, с ума сошла?"

Он смотрит на меня с удивлением. Потом начинает улыбаться. Медленно. Неприятно.

— Новенькая.

— А ты местный хам.

— Ты не знаешь, с кем говоришь.

— С невоспитанным мальчишкой, который не смотрит, куда идёт. — Я обхожу его, поднимаю сумку, начинаю собирать вещи. Не поворачиваясь к нему спиной — я не идиотка. — И который слишком труслив, чтобы извиниться.

Он двигается быстро. Наступает ногой на мой учебник, когда я тянусь за ним.

— Повтори.

Поднимаю взгляд. Он стоит надо мной, и в его глазах что-то тёмное. Опасное.

Встаю медленно.

— Трус. — Произношу чётко. — И хам.

Тишина. Воздух между нами густой, наэлектризованный. Сердце колотится, адреналин поёт в крови. Как перед игрой. Как перед броском.

— Знаешь, что бывает с теми, кто мне дерзит? — Его голос тихий, почти ласковый.

— Им становится скучно от твоих угроз?

Он делает резкий шаг ко мне, хватает за подбородок, заставляя поднять голову. Грубо. Больно. Пальцы впиваются в кожу, я чувствую жар его ладони. Слишком близко. Его дыхание обжигает мою щеку, пахнет табаком, металлом и чем-то тёмным, мускусным. Большой палец на секунду касается уголка моих губ — случайно или намеренно? — и его взгляд впивается в мои глаза. Вдруг он замирает. Зрачки расширяются. Хватка слабеет, но не отпускает.

— Что за... — начинает он, разглядывая золотые искры в моей радужке.

Я чувствую жар его тела, и что-то внутри меня отзывается. Злость, говорю я себе. Только злость.

Использую его замешательство. Резко выбиваю его руку снизу и отступаю назад.

— Руки убрал.

Он смотрит на свою ладонь, потом на меня. В глазах злость — на меня, на себя, на ситуацию.

— Кто ты, чёрт возьми?

— Не твоя проблема.

Его рука дёргается к моему горлу — быстро, как удар змеи. Я едва успеваю отшагнуть назад, чувствую, как его пальцы проходят в миллиметрах от моей кожи. Он быстрее, чем я думала. И сильнее.

— Не советую, — говорю спокойно. Хотя сердце готово выпрыгнуть из груди. — Плохая идея.

— Почему? — Он смеётся. Резкий, злой звук. — Побежишь жаловаться?

— Нет. Просто в следующий раз буду готова.

— Следующего раза не будет.

— Это угроза?

— Предупреждение.

Делаю шаг в сторону, поднимаю учебник из-под его ноги. Отряхиваю. Сжимаю в руках, чувствуя вес переплёта.

— Я запомню это... предупреждение.

Смотрим друг на друга. Долго. Потом я улыбаюсь — той улыбкой, которую использовала на арене перед сложным броском.

— Жду с нетерпением, когда ты попробуешь его выполнить.

Прохожу мимо него к воротам. Чувствую его взгляд между лопаток — тяжёлый, злой, но с чем-то ещё. Любопытством?

— Эй! — окликает он.

Останавливаюсь. Не оборачиваюсь.

— Как тебя зовут?

— Имена даются тем, кто их достоин.

— Я узнаю, — его голос звучит как обещание. — И ты пожалеешь о сегодняшнем дне.

— Посмотрим.

И ухожу, не оглядываясь.

Кто бы ты ни был, ублюдок, мы точно ещё встретимся.

И ты пожалеешь.

Как только скрываюсь за поворотом, прислоняюсь к стене. Руки дрожат — не от страха, от адреналина. Что я делаю? Первый день, и я уже нажила врага. Но боги, как же хорошо снова чувствовать этот адреналин... Как перед игрой. Как будто я снова жива.