Пленники Теней

Глава 1 Кошмар

Открыв глаза, она почувствовала обжигающий холод. Он не шёл от сквозняка или мраморного пола — он исходил из самого воздуха, из каждого камня, слагавшего это невозможное место. Он пробирался под кожу, впитывался в кости, выжигал изнутри последние следы тепла и надежды. Вокруг высились стены из чёрного стекла, но в них не было отражений — лишь утробная, багровая пульсация, будто в жилах великого спящего зверя текла не кровь, а расплавленный огонь вечного осуждения. Во рту почему-то был привкус крови — медный, терпкий, знакомый до тошноты. Сначала она подумала, что прикусила щеку во сне. Но вкус не уходил, а лишь нарастал, смешиваясь с запахом старого камня, влажной пыли и чего-то ещё… чего-то сладковатого и тленного, словно опавшие лепестки, забытые в закрытой гробнице. Она провела языком по нёбу, пытаясь очистить вкус, но он лишь становился ярче, гуще. Это был не ее страх. Это был вкус самого места. Буквально кожей она стала ощущать странное нарастающее чувство тревоги. Оно ползло по рукам мурашками, сжимало виски тугой повязкой и ныло в подложечке тяжелым, холодным комом. Казалось, даже воздух сгустился и замер в напряженном ожидании, будто вся эта черная зеркальная пустота затаила дыхание. И сейчас должно было произойти что-то непоправимое. Что-то, чего она бежала все эти годы.

Поднявшись, она оглядела пространство вокруг себя. Чёрные зеркальные стены уходили ввысь, теряясь в бархатном мраке, где угадывались очертания исполинских арок. Всё вокруг было выточено из единого куска ночи — идеально, монументально, безмолвно. В призрачном отсвете, что исходил от самого камня, мелькали её собственные отражения — десятки, сотни испуганных девичьих лиц, множившихся в гранях полированного андезита. Они смотрели на неё с немым укором, и каждая была чуть-чуть искажена — то слишком бледная, то с затемнёнными глазницами, то с подёрнутым дымкой ртом, будто все они хранили в себе частицу тихого ужаса этого места. Пройдя несколько шагов, она нашла тусклый лунный свет, пробивавшийся сквозь гигантскую трещину в одном из сводов. Он ложился на пол бледной, дрожащей дорожкой, словно приглашая за собой. Она пошла на свет, пульс отстукивал в висках: выход-выход-выход. Но чем дальше она шла, тем очевиднее становилось — свет не приближался. Он оставался всё таким же далёким, холодным и недостижимым, словно это была лишь ловушка, подвешенная в вечной тьме. А вокруг смыкались тени, и чёрные зеркала стен продолжали безмолвно множить её отражения — всё более испуганные и одинокие. Она нашла длинный коридор, вдоль стен которого стояли статуи ангельских воинов. Их крылья были не из мрамора, а из того же чёрного зеркального камня, что и стены храма, и казалось, они вот-вот шевельнутся, сомкнутся за её спиной, навеки заперев её здесь.

Лица стражей были скрыты в тенях, но она чувствовала на себе тяжесть их пустых взоров. В призрачном свете их доспехи отливали холодным сиянием, а в руках они сжимали оружие — мечи и копья, готовые обрушиться на любого, кто посмеет нарушить покой этого места. Пустые взоры жгли ей спину. Она бежала, не оборачиваясь, чувствуя, как каменные крылья вот-вот сдвинутся с места, а сгустки тьмы в руках стражей оживут. Она вырвалась из коридора — и остановилась, задыхаясь. Перед ней открылась бездна Главного Зала. Перед ней открылся Главный Зал. Оказавшись в центре этого загадочного храма. В самом его начале, прямо перед ней, стоял алтарь из чёрного, пористого камня, испещрённого мерцающими прожилками. Над алтарём, в воздухе, застыло существо с изломанными крыльями. Его конечности были неестественно вывернуты, словно застывшие ветви мёртвого дерева, а сами крылья — не перья и не камень, а нечто среднее: потрескавшаяся, окаменевшая кожа, пронизанная тонкими серебристыми трещинами, светившимися изнутри тусклым, угасающим светом. Оно не двигалось, не дышало — лишь висело в неподвижном падении, и от него исходила тихая, всепроникающая скорбь, смешанная с гневом. Казалось, сама боль была заключена в эту форму и выставлена напоказ, как вечное предупреждение.

Её дыхание перехватило, когда существо медленно начало поворачиваться к ней. Не слышно было ни скрипа, ни хруста — лишь тихий, леденящий душу шелест, словно осыпалась вековая пыль с его изломанных крыльев. Оно поворачивалось не всем телом, а будто выкручивалось из самой пустоты, против всех законов пространства. Светящиеся трещины на его крыльях вспыхнули ярче, отбрасывая мерцающие блики на чёрные стены зала, и в этом дрожащем свете она увидела, что у него нет лица — лишь гладкая, бледная маска, на которой медленно проступали черты, пытаясь сложиться в нечто узнаваемое. Существо пыталось проговорить что-то. Его безглазый лик обратился к ней, и из ничего не родился хриплый, многослойный шёпот, больше похожий на скрежет камня о камень:

"Се-ра... фи-ма..."

Звук её имени, прозвучавший в этом месте, был кощунством. Он висел в воздухе, обрастая эхом, которое повторяло его снова и снова, каждый раз всё тише и искажённее, пока не превращалось в невнятный стон.

"Се-ра... фи-ма..."

Каждый слог давил на уши, на душу, вороша что-то глубоко внутри, какую-то память, которую она не хотела узнавать. Это было не просто имя. Это было обвинение. И приговор.

— Что ты такое? — еле выдохнула она, отшатываясь назад.

Сердце пропустило несколько ударов, замерло в ледяной пустоте, а затем забилось с такой яростью, что в висках потемнело. Ноги сами понесли её прочь, к выходу, подальше от этого места, от этого голоса, от своего же имени, звучащего как проклятие. Камень под ногами казался липким, ноги заплетались, но адреналин жёг жилами, заставляя бежать, не оглядываясь, хотя спина ждала ледяного прикосновения или удара в спину.

Она слышала, как за спиной многовековые статуи спускались со своих пьедесталов. Не грохот, не скрежет — лишь тихий, шелковичный шелех, словно тяжёлые каменные одежды скользили по полированному полу. Этот звук был страшнее любого грохота. Он означал не слепую ярость, а неумолимое, холодное движение — словно сама тьма ожила и теперь преследует её размеренным, вечным шагом. Она не оборачивалась. Она знала, что увидит — пустые глазницы, обращённые на неё, и безмолвные каменные уста, хранящие приговор, вынесенный тысячелетия назад. Спасаясь от преследующих её теней, она увидела впереди витую лестницу из чёрного камня и ринулась к ней. Это была не груда обломков, а широкая, крутая спираль из того же чёрного зеркального камня, уходящая вверх, в непроглядную тьму. Ступени были скользкими от влаги, а с потолка низко нависали острые сталактиты, похожие на оскал гигантского зверя. Каждый её шаг отдавался глухим эхом, которое тут же поглощалось наступающей сзажи тишиной — той самой, что кралась за ней по пятам мерными, каменными шагами.