Плохие парни оставляют раны

Глава 1

Владимирский централ — ветер северный!

Этапом из Твери — зла немерено… Лежит на сердце тяжкий груз.

Владимирский централ — ветер северный.

Хотя я банковал, — жизнь разменяна, но не «очко» обычно губит, а к одиннадцати туз.

— Папа! Выключи! Как, вообще, можно слушать такое? — Потираю пальцами виски, пытаясь хоть немного унять разгорающуюся головную боль.

— Не нравится — не слушай.

Ловлю на себе недовольный взгляд отца через зеркало заднего вида.

Зря я сделала ему замечание. И так у него настроение ни к чёрту. Говорю уже менее решительно:

— Прости, просто голова болит.

— Алексей, и правда выключи. — Вера решает поддержать меня. — У Поли завтра экзамен, сам знаешь. День был тяжелым, суматошным, нам обеим хочется посидеть в тишине.

Отец одаривает меня своим фирменным тяжёлым взглядом, под которым мне каждый раз хочется провалиться сквозь землю. Но решает не вступать в перепалку с Верой и немного убавляет звук. Вздыхаю про себя, в этом весь он — никогда и никому ни в чём не уступает. Даже собственной дочери.

— Надеюсь, ты достаточно хорошо подготовилась? — спрашивает отец.

К моему облегчению больше не отрывая взгляда светло-голубых и таких холодных, всегда холодных, глаз от дороги.

— Конечно, — как можно увереннее отвечаю я. — Не стоит переживать.

— Мне-то что, — усмехается он, — это тебе нужно будет переживать, если завалишь сессию.

Он говорит спокойно и, как будто, с долей шутки. Но я слишком хорошо его знаю. Не сомневаюсь, что действительно пожалею, если «завалю сессию». Вот только у отца своеобразный подход к терминам. «Завалить сессию» в его понимании означает получить за все экзамены что-то кроме оценки «отлично».

— Вот ведь, старая стерва, даже сдохнув, подкинула проблем, — зло цедит отец сквозь зубы.

— Алексей! — тут же возмущается Вера. — О мёртвых или хорошо или никак!

Я знаю, тётя не ладила со своей мамой. Бабушка была сложным человеком, даже мне доставалось. Но это не даёт отцу права так говорить о ней, тем более в присутствии Веры. Пусть для него бабушка и была канонически злой тёщей, с которой он умудрялся цапаться даже после развода с матерью.

Отец огрызается в ответ на слова Веры, но негромко, она что-то также тихо ему отвечает. Я не вслушиваюсь в их очередную перепалку. Только в который раз удивляюсь тому, как Вера умеет ставить отца на место. По-моему, она единственный человек на планете, кто не боится его. Я часто жалею о том, что Вера моя тётя, а не мама. Хоть они и родные сёстры, а так непохожи. Мама так и не научилась противостоять тяжёлому характеру отца и ушла от него много лет назад, бросив, заодно, и меня.

Закрываю глаза.

Отец много курит. Он покупает какие-то особые сигареты. Но запах, пусть и дорогого табака, въевшийся в каждый сантиметр салона его джипа, сейчас мне кажется особенно отвратительным, вызывая тошноту. Приваливаюсь правым виском, ноющая боль в котором становится всё ощутимее, к холодному оконному стеклу. Скорее бы уже добраться до дома.

Я соврала отцу. Я не готова к экзамену на «все сто». Преподавательница по философии заболела в конце семестра и отменила последний семинар, на котором мы должны были разобрать сразу две темы. Сегодня она устроила консультацию, пообещав дать нужный к экзамену материал. Но уйти с поминок бабушки на учёбу — это слишком даже для такой ответственной студентки как я. Утешаюсь мыслью, что я прекрасно знаю ответы на пятьдесят восемь вопросов из шестидесяти. И время ещё есть, постараюсь по приезду домой хоть что-то быстро глянуть в Интернете по пропущенным темам.

Но устроившись в кровати, я так и не успеваю ничего толком прочитать, вырубившись в обнимку с ноутбуком.

С самого утра всё идёт не так. Просыпаюсь без головной боли, но проспав почти на полчаса. Отца уже нет. А Вера уехала в гостиницу накануне вечером, окончательно разругавшись с ним. Такое случается всякий раз, стоит отцу немного выпить и вспомнить при тёте о бывшей жене. Вины Веры в том, что мама бросила нас, нет, но отец почти каждый раз срывается на ней, когда она приезжает навестить меня. Почти восемь лет прошло, а он всё никак не перебесится.

Ненавижу опаздывать! Сказывается папино воспитание, который, немного перефразируя Людовика XIV, любит повторять, что «пунктуальность — вежливость королей и добрых людей». Быстро бегу в ванную. По пути к ней меня осеняет, что совсем не обязательно приходить ровно к девяти. Ну не попаду я в пятёрку тех, кто первыми зайдёт в кабинет, так и ничего страшного. Успокаиваюсь и начинаю собираться уже более размеренно.

Наша группа последней сдаёт философию, а потому однокурсники, прошедшие через неё, просветили, что Ангелина Петровна любит, чтобы к ней на экзамен приходили как на утренник в школе.

Достаю из шкафа подходящий наряд: белую блузку, чёрную строгую юбку-карандаш длиной до колена и чёрную же вязаную жилетку. Прохожусь утюжком по волосам, придавая гнезду на голове, с которым проснулась, вполне приемлемый вид. Каждый раз смотрясь в зеркало, вспоминаю маму. Я сильно похожа на неё. Раньше Вера часто шутила надо мной, говоря, что на свет я появилась путём клонирования. У меня такие же выразительные глаза как у мамы, аккуратный нос и, пусть не пухлые, но красиво очерченные губы. От отца достался разве что цвет глаз: светло-голубой с небольшими вкраплениями серого. Краситься я не люблю, обычно довольствуясь тушью для ресниц, да прозрачным блеском для губ.

Собравшись, выхожу из дома, решив, что завтрак — это для слабаков. Несмотря на принятое решение, внутри зудит мысль, что я опаздываю. Привычка — вторая натура. Ничего не могу с собой поделать, а потому почти бегом направляюсь к зданию университета, до которого мне всего минут двадцать пешим ходом.

Немного опаздываю, но оказывается, что преподавательницы ещё нет на месте. Ангелина Петровна царственно вплывает в кабинет через пару минут после моего прихода. Я как раз подсаживаюсь к Маринке в надежде быстро прочитать материал, что на консультации дала «философичка», но не успеваю даже открыть тетрадь подруги.

Глава 2

Нахожу в себе силы, чтобы улыбаться одногруппникам, толпящимся перед кабинетом. Известие о моей четвёрке вызывает у них разную реакцию: кто-то сочувствует, кто-то тихо злорадствует. Внутри ощущаю какую-то пустоту. Мысли лихорадочно мечутся в голове: как объясняться с отцом? Что теперь делать с рухнувшими планами? Как найти в себе силы и не разреветься при всех от обиды?

Мне нужно дождаться Маринку. Но находиться среди галдящей толпы, то и дело отвечая на расспросы одногруппников — выше моих сил. Пробормотав что-то невнятное, решаю спрятаться в каком-то более спокойном уголке.

Поднимаюсь на третий этаж, отведённый под факультет педагогики и возрастной психологии. Психологи сдали сессию ещё пару дней назад, а потому их царство встречает меня желанной тишиной. Усаживаюсь на подоконник, обхватив сумку руками. Теперь когда рядом никого нет, сдерживаться от слёз становится намного сложнее. Не хочу! Не хочу рыдать как последняя истеричка из-за оценки, но слёзы непроизвольно выступают на глазах.

Слышу чей-то голос. Обернувшись на звук, замечаю как из-за поворота появляется парень, разговаривающий по мобильному. Вот только его ещё не хватало на мою голову.Отворачиваюсь к окошку, надеясь, что он пройдёт мимо, не обратив на меня внимания. Ага, как же!

— Какие люди и без охраны, — вместо приветствия произносит Никита, останавливаясь напротив меня.

— И тебе привет, — приглушённо говорю я, усиленно делая вид, что рассматриваю на улице что-то страшно интересное.

Ник хмурится, потом обходит меня сбоку, чтобы разглядеть лицо.

— Полина, — растягивая гласные, зовёт меня. — Ты плачешь?

— Нет, — сдавленно отвечаю я.

Но его вопрос становится последней каплей. И я, уже не сдерживаясь, начинаю всхлипывать, всё ещё стараясь отвернуться от не вовремя появившегося рядом Ника.

Он скидывает с плеча сумку на подоконник, потом подходит вплотную ко мне и, больше ни о чём не спрашивая, притягивает к себе так, что я утыкаюсь носом ему в грудь. Быстро беру себя в руки: стыдно, что я всё-таки позволила себе расклеиться, да ещё и при Нике. Отодвинувшись от него, достаю из сумки влажные салфетки и зеркальце. Привожу себя в порядок. Подняв взгляд на Ника, обеспокоенно наблюдающего за мной, тихо произношу:

— Спасибо.

— Да не за что, — пожимает плечами он. — Что случилось?

Я молчу. Не хочу вспоминать о произошедшем. Слишком велика вероятность, что снова разревусь. Вместо это задаю вопрос сама:

— Ты что здесь делаешь? Ваш курс вроде сессию уже закрыл? — Никита учится на четвёртом вместе со старшим братом Марины — Димой. Собственно, он их двоюродный брат, через Маринку я с ним и познакомилась.

— К деду приходил, — усмехается в ответ Ник. Ерошит отросшие светлые волосы: — Не поверишь, на пересдачу.

— Да ладно? — недоверчиво смотрю на него. Дед Димы, Марины и Ника — декан факультета, на котором мы учимся. Ко всему прочему у четверокурсников он читает лекции по историографии и принимает соответствующий экзамен.

— Вот тебе и ладно. Знаешь, какой он принципиальный?! Я плохо подготовился, он отправил на пересдачу. Вот и весь сказ, — разводит руками Ник.

Болтовня с Никитой немного успокаивает меня. Но всё равно ощущаю как внутри по-прежнему немного потряхивает. Появляется уже давно забытое желание закурить. Почему бы и нет? Скоро Маринка освободится, набросится с утешениями, разбавленными проклятиями в сторону «философички» и обещаниями нажаловаться на неё деду. Пережить её сочувствие — задача непростая. И будет лучше, если я окончательно успокоюсь.

— Сигаретой угостишь?

— Чего? — Ник, явно не ожидавший подобного вопроса, выглядит ошарашенным. В его серых глазах отражается такое искреннее недоумение, что мне даже становится смешно. — Ты же не куришь.

— Не курю, — киваю я. — Но сейчас мне пиздец, как хреново, — мат в моём исполнении, судя по окончательно вытянувшемуся лицу Ника, звучит для него как гром среди ясного неба. — Так что?

Ник молча достаёт из кармана пачку сигарет и, вытряхнув одну из них, протягивает мне. Я подхватываю сумку, киваю в сторону мужского туалета в конце коридора, который студенты негласно используют в качестве общей курилки. Декан пытался с этим бороться, но затем смирился, справедливо рассудив, что лучше пусть все курят в одном помещении, чем по разным, порой весьма неожиданным, местам.

В курилке пусто. Я снова усаживаюсь на подоконник. Ник даёт мне прикурить.

— Самойлова, ты разрушаешь мою веру в этот мир, — шокировано тянет Ник, наблюдая за тем, как я делаю первую затяжку.

Горло с непривычки саднит, как никак три года уже не курила. «Спасибо» тебе, свинота». Прокашлявшись, уточняю:

— Ты о чём?

— Глядя на тебя, я всегда думал, что ещё не всё потеряно, — поясняет Ник, — что есть ещё в нашем городе хорошие приличные девчонки.

— Пономарёв, — усмехнувшись в ответ, произношу я, — ты как-нибудь вместо клуба загляни в библиотеку — там таких, как я не один десяток наберётся.

— Неа, — улыбаясь, говорит Ник, — ты — особенная.

— Чем же? — не скрывая скепсиса в голосе, интересуюсь я.

— Ты — единственная, кто меня отшила, — преувеличенно грустным тоном произносит Никита.

— Кто о чём, а вшивый о бане, — смеюсь в ответ.

— У кого что болит, тот о том и говорит, — в моей же манере парирует Ник, принимая ещё более грустный вид.

— Пономарёв, заканчивай паясничать. Мы же оба знаем, что та история и яйца выеденного не стоит, — делаю очередную затяжку, постепенно вспоминая давно забытое ощущение заполненных горьким дымом лёгких.

Ник ничего не отвечает. Разглядывает меня задумчиво, потом присаживается рядом:

— Нет, я не могу на это смотреть, — он выдёргивает сигарету из моих пальцев.

Я не сопротивляюсь. Прежнего удовольствия от сигареты я не получаю, даже начинает немного мутить от выкуренного.

Ник затягивается «моей» сигаретой, выпускает дым изо рта, спрашивает:

— Ты из-за чего так расстроилась-то?

Глава 3

Надевай своё самое лучшее платье,Выпускай всех скелетов, устроим дебош;И проверим, кто первый прошепчет «Хватит…»

25/17 — Скелеты

Ещё несколько глотков шампанского приятно оседают на языке сладким послевкусием. М-м-м, божественный напиток. Но, пожалуй, пора притормозить. Голова немного кружится, настроение зашкаливает, хочется смеяться без особого повода и танцевать. Определённо, я не прогадала, приняв предложение Ника прийти на вечеринку.

К чёрту отца! К чёрту философичку! К чёрту всё!

Ставлю пустой стакан — бокалов на всех не хватает — на ближайший столик, отправляясь к импровизированному танцполу посреди огромной гостиной. Свет в комнате приглушён, музыка же играет настолько громко, что на пару мгновений я замираю, оглушённая ею.

Никита живёт один в квартире почти в центре города, которую родители подарили ему на совершеннолетие. Но вечеринку он закатил в их загородном доме. Народу очень много, но я мало кого знаю лично, так как со второго курса здесь только мы с Маринкой.

К моему огромному разочарованию, как только я оказываюсь у танцпола, ритмичная музыка сменяется медленной песней. Что ж, пойду пока, поищу подругу.

— Потанцуем? — чьё-то тёплое дыхание щекочет мне макушку, а мужские руки смыкаются на животе.

Резко оборачиваюсь, собираясь отшить нахала, но встречаюсь взглядом с широко улыбающимся хозяином вечеринки. Ник не ждёт моего ответа, прижимая к себе и увлекая в танец. Я закидываю руки ему на плечи, не сопротивляясь. Мы, как и прочие парочки, не столько танцуем, сколько просто покачиваемся в такт красивой мелодии, перетаптываясь на месте. Пользуясь возможностью, тихо благодарю его:

— Спасибо.

— За что? — он удивлённо вскидывает брови. — За танец?

— За приглашение, — с улыбкой поясняю я. — Ты был прав, мне действительно нужно немного расслабиться.

Ник лишь кивает в ответ, не сводя с меня пристального взгляда. Он поглаживает меня по спине, постепенно перемещая одну ладонь всё выше и выше, пока не зарывается пальцами в волосы на затылке. Голова чуть кружится, и я не понимаю, от выпитого ли ранее шампанского или от столь близкого присутствия Никиты. Мысленно напоминаю себе, что должна держаться подальше от этого парня: нужно найти в себе силы и отстраниться, уйти прежде, чем выдам себя, прежде чем его губы, уже оставляющие лёгкие поцелуи на виске, щеке, доберутся до…

— Полька! — звонкий голос Марины возвращает к реальности и я с трудом сдерживаю стон то ли разочарования, то ли облегчения.

Ник бросает в сторону сестры взгляд, полный раздражения, но быстро берёт себя в руки, выдавливая улыбку, когда она оказывается рядом.

— Смотри, что я надыбала, — Марина приподнимает правую руку вверх, победоносно встряхивая бутылкой шампанского. — Гуляем, подруга! — Она хватает меня за локоть, тянет в сторону выхода, одновременно шутливо отчитывая Ника. — И чтоб я тебя больше рядом с Полей не видела. Иди, вон со своими одноразовыми тёлками развлекайся.

Маринка тащит меня на кухню, где по счастливой случайности никого нет. Она по-хозяйски открывает шкафчик, достаёт пару бокалов, передавая мне. Затем начинает возиться с бутылкой шампанского, исподлобья бросая на меня осуждающие взгляды.

— Говори уже, — вздыхаю я, опираясь о барную стойку, которой кухня, выдержанная в тёплых бежевых тонах, поделена на две части — рабочую зону и столовую.

— Что это было? — пробка с лёгким хлопком вылетает из бутылки. Марина, начиная разливать шампанское по бокалам, сама же отвечает на заданный вопрос: — Он же тебя чуть не поцеловал, хотя нет, он уже тебя целовал просто не в губы, а ты, — подруга одаривает меня очередным возмущённым взглядом, хмуря брови, — по-моему была совсем не против. Мне же не стоит напоминать тебе…

— Мариш. — Беру наполненный ею бокал. — Не морочь голову, а? Не собиралась я с ним целоваться, — стараюсь говорить максимально уверенным тоном. Себя мне, конечно, не обмануть, да и подруге я врать не люблю. Но настроения вступать с ней в дискуссии, ещё и по поводу Ника, нет. Я и так знаю всё, что скажет Маринка, и она будет права. Просто мысленно обещаю себе, больше сегодня с ним не пересекаться. — Мы пришли веселиться? — улыбаюсь подруге, обнимая её за плечи. — Так, давай отрываться!

В какой-то момент мы с Маринкой теряем головы. Сначала к нам на кухне присоединяются незнакомые парни, вроде с четвёртого курса. К тому времени мы с ней уже почти добиваем бутылку шампанского. Потом подтягивается ещё народ. Кто-то врубает музыку, кто-то приносит алкоголь. Марина начинает о чём-то спорить с невысоким худощавым пареньком, что-то раздражённо ему доказывая, отчаянно жестикулируя и встряхивая рыжими кудрями. Хорошо зная подругу, понимаю, он чем-то сильно её задел. Даже интересно, почему она так разволновалась? Но мне не приходится долго гадать, поймав мой взгляд, Маринка хлопает собеседника по плечу и решительным шагом направляется ко мне.

— Полька! — с задором в голосе обращается ко мне. — Тут один придурок, — сверкнув в сторону паренька недовольно-возмущённым взглядом, — говорит, что мы закомплексованные малолетки и застремаемся стриптиз станцевать. Айда, покажем, какие мы «закомплексованые», — чуть пошатываясь, Марина тащит меня к барной стойке.

— Эмм, — мямлю что-то невразумительное в ответ, с трудом поспевая за подругой, — Мариш, я не уверена…

Маринка меня не слушает. Она очень упрямая, а уж если собралась, кому-то что-то доказать, то и вовсе тушите свет. Образумить её в такой момент просто нереально.

Подруга неловко и не с первой попытки, но всё же забирается сначала на высокий барный стул, а затем и на саму стойку. Машет рукой, привлекая к себе внимание присутствующих, громко кричит:

— Эй, ты, — пальцем тычет в сторону парня, ближе всего стоящего к музыкальному центру. — Вруби музыку погромче, — увидев, что я всё ещё нерешительно мнусь возле барной стойки, Маринка подбадривающим жестом зовёт меня к себе. — Ты ж меня не бросишь, подруга?

Глава 4

Кожей ощущаю скользящие по телу чужие взгляды. Открываю глаза и, не замечая прочих, сразу вижу его. Парня, которого не получается выкинуть из головы уже далеко не первый месяц. И чем так зацепил? Своими блядскими серыми глазами, в которых дна не видно, в которых утонуть хочется, нырнув как в омут по самую макушку? Улыбкой мальчишеской, от которой каждый раз в груди теплеет и на которую почти невозможно не улыбнуться в ответ? Чем, Никита? Никогда же мне не нравились самоуверенные засранцы, щёлкающие девчонок как семечки. Видимо, правду говорят про особую сладость запретного плода.

Рядом с Ником появляется Дима. Он переводит ошарашенный взгляд с меня на Маринку. Ох, и влетит подруге! Но сейчас мне не до неё. Потому что Ник будто заворожённый смотрит на меня. И я окончательно себя отпускаю. Сейчас я танцую только для него, вновь закрыв глаза, полностью отдаваясь музыке.

Слышу чей-то выкрик:

— Давайте, раздевайтесь!

К нему присоединяются и другие возгласы:

— Раздевайтесь!

Переглядываемся с Маринкой. Не знаю, заметила она братьев или нет, но вид у неё лихой и решительный. «Подразним их», — одними губами предлагает она. Я киваю, соглашаясь. В крови играют алкоголь и какое-то иррациональное желание сделать что-то такое, чего я даже сама от себя не могу ожидать. Извиваясь, подхватываю пальцами край кофточки, поднимаю вверх, обнажая живот. Затем возвращаю ткань на место, поворачиваюсь к улюлюкающим парням спиной, покачивая бёдрами, по которым провожу ладонями, играя с подолом юбки. И почему я раньше не ходила на такие отвязные вечеринки? Оказывается, это чертовски весело! Маринка была права, когда раз за разом повторяла, что нельзя всё своё время тратить на учёбу. Но я была дурой: старалась, а толку?

Неожиданно мои пальцы накрывают чужие ладони. Разворачиваюсь назад. Никита!

— Ты совсем с катушек съехала? — возмущённо спрашивает он, стараясь перекричать грохочущую музыку.

Пытаюсь оттолкнуть его, но он крепко удерживает мои запястья. А потом и вовсе обхватывает меня обеими руками за бёдра, стаскивает с барной стойки и, перекинув через плечо, решительно направляется в сторону выхода из комнаты. Краем глаза успеваю заметить, что Маринку постигает та же участь, только она отчаянно извивается в объятиях Димы.

Кто-то кричит нам вслед:

— Ник, какого хрена? Весь кайф обломал!

Никита идёт вперёд, резко отталкивая в сторону незнакомого мне парня, который пытается перегородить дверной проём. Молчит, игнорируя мои возмущения и удары по его спине. Оказавшись в холле, подходит к лестнице, поднимается на второй этаж и не останавливаясь, следует по коридору к самой дальней комнате. Захлопнув за нами дверь, сгружает меня на письменный стол, почти одновременно щёлкая выключателем стоящей в углу лампы.

Я тут же пытаюсь слезть на пол, но Ник не позволяет, крепко удерживая меня на месте. Он молчит, но взгляд у него бешеный. Кажется, ещё немного и он просто меня испепелит, превратив в кучку чёрной золы. Становится не по себе, передёргиваю плечами, стараясь не выдать внутреннего смятения. Да и ощущение эйфории, которое я поймала во время танца, постепенно растворяется, сменяясь чувством стыда. Но я всё ещё пытаюсь хорохориться, потому пихаю Ника в грудь, надеясь сдвинуть с места, чтобы слезть с этого чёртого письменного стола.

Никита не сопротивляется, позволяя мне даже ударить себя пару раз, лишь усмехаясь на мои попытки освободиться. Вижу, что в отличие от меня, он, наоборот, успокаивается, а в глазах у него появляется привычно-насмешливое выражение. Меня же его реакция начинает злить. Шиплю сквозь зубы, продолжая стучать ладонями по его плечам:

— Какого чёрта, Пономарёв? Всё веселье испортил! Мамочкой решил заделаться?

— Папочкой, — ухмыляется он, — сейчас ещё и отшлёпаю тебя, дуру. А то смотрю ты там разошлась не на шутку, — тон Ника постепенно меняется и следующий вопрос он задаёт с нескрываемой злостью в голосе. — В шлюшку решила поиграть? Вышло вполне убедительно. Самой-то понравилось, как на тебя все пялились?

Я задыхаюсь от возмущения, и на полном серьёзе собираюсь залепить ему пощёчину. Но Ник ловит мою ладонь. Пихаю его в который раз свободной рукой.

— Да что ты себе позволяешь! Отпусти меня сейчас же, придурок! — безуспешно дёргаюсь я. И, разозлившись окончательно, в сердцах выдаю: — Ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу!

— Правда что ли? — с сарказмом тянет Ник. Я злюсь, а он смеётся надо мной! Но уже буквально через секунду от моей злости не остаётся и следа, потому что Никита склоняется ко мне, прижимаясь почти вплотную и тихо говорит на ухо: — О своей ненависти, — он специально выделяет последнее слово, — другим рассказывай.

Ник так близко… моя ладонь лежит на его груди и я ощущаю как быстро бьётся его сердце. Также как и моё. Мы оба молчим, время словно замирает, и только музыка, еле слышно доносящаяся с первого этажа, не позволяет окончательно выпасть из реальности.

Ник так близко, а хочется быть ещё ближе. Хочется обнять его, стянуть с него футболку, прижаться всем телом, кожей к коже, прикоснуться губами к шее, в том месте, где пульсирует голубая жилка… это невыносимо, это сумасшествие какое-то! Нужно отстраниться от него, уйти из этой комнаты, а лучше из дома, но… рука непроизвольно дёргается вверх: я провожу пальцами по его груди, плечу, ключице, шее.

— Полина, — голос Ника звучит хрипло. — Ты что творишь?

Прикладываю палец к его губам, заставляя замолчать. Наклоняюсь немного вперёд, так что между нашими лицами остаётся расстояние, хорошо если в десяток сантиметров. Внимательно разглядываю его, кончиками пальцев поглаживая скулы, губы, подбородок. Близость Ника пьянит похлеще выпитого за вечер шампанского.

— Зараза, ты, Пономарёв, — выдыхаю я. — Обаятельная зараза. Валишь с ног как средневековая чума.

Никита улыбается, произносит, перехватив мою руку за запястье и опустив её к столешнице:

— Это самый странный комплимент из всех, что я слышал, — делает глубокий медленный вдох, — но, знаешь что, Полина, лучше замолчи. И не трогай меня, — пальцами второй руки сжимает моё бедро, — я всё-таки не железный. И, ни хрена, не благородный. И если ты сейчас не заткнёшься, то… — Ник не договаривает.

Глава 5

Давай, давай, добавь огня в пекло…Я до сих пор не понимаю,Как мы умудряемся сами себе так врать, а? Давай!

Интонация — Выше неба

Пытаюсь приподнять голову с подушки, но тут же с громким стоном роняю её обратно. Ощущение такое, что кто-то безжалостный и очень настойчивый вбивает мне гвозди в виски. Ненавижу! Ненавижу шампанское! Знала же, что даже после одного бокала шипучки у меня будет зверски болеть голова. Сколько я вчера выпила? И где я вообще?

— С добрым утром, пьянь, — знакомый голос заставляет почти подпрыгнуть. — Вернее, с не очень добрым.

— Никита? — Резко сажусь на кровати, тут же жалея о том, что, в принципе когда-то родилась на белый свет. — Господи, что ж так хреново-то? — выстанываю я, обхватывая ладонями многострадальную головушку, одновременно замечая Ника.

Он вальяжно развалился в компьютерном кресле, развернув его спинкой к письменному столу. Выглядит свежо, словно и не было накануне никакой вечеринки. Вот только на верхней губе замечаю припухлость и небольшое пятно тёмно-бордового цвета.

— Полусладкое шампанское и растрёпанные чувства — спонсоры вчерашнего веселья и утреннего похмелья, — подкалывает Ник.

Он скользит по мне насмешливым взглядом, задерживаясь на груди.

Опускаю глаза вниз… Твою ж мать! Одеяло сползло, и я сижу на кровати по пояс голая. Вновь смотрю на Ника, попутно судорожно прикрываясь. Он с нескрываемым интересом наблюдает за мной, покусывая губы. Перевожу взгляд на письменный стол, постепенно вспоминая, чем мы с Никитой занимались на нём несколько часов назад. Дыхание перехватывает, чувство стыда накрывает удушливой волной, окрашивая щёки в красный цвет. Заглядываю под одеяло, с облегчением убеждаясь, что я спала не полностью голой. Наличие трусов на моей заднице, снискавшей вчера приключений, оставляет надежду…

— Успокойся. — Ник поднимается с кресла. Он больше не выглядит ни весёлым, ни довольным. В его голосе отчётливо улавливаю нотки раздражения, смешанные с сожалением. — Ничего у нас ночью не было.

Никита идёт к выходу из комнаты, но останавливается возле кровати. Кивает в сторону тумбочки:

— Выпей.

Замечаю на ней стакан с водой. Благодарно киваю ему, сразу делая большой глоток. У жидкости оказывается приятный, но кислый привкус. Поднимаю на него недоуменный взгляд:

— Что это?

— Аспирин, — усмехаясь, отвечает он.

— Спасибо, — делая ещё один глоток, говорю я.

Ник, словно передумав уходить, продолжает стоять посреди комнаты, засунув руки в карманы серых спортивных штанов и задумчиво разглядывая меня. Под его взглядом становится не по себе. Это ночью после нескольких бокалов шампанского я была безрассудной и смелой. Позволила себе отпустить свои желания на волю. Теперь же сижу перед Никитой почти голая, а в памяти то и дело всплывают картинки того, как исступленно мы целовались, как я теряла разум в его руках. От вчерашней уверенности не остаётся и следа. И я боюсь не того, что Ник сейчас начнёт приставать ко мне. Я боюсь своей реакции на него. Всё стало намного хуже, потому что теперь я не просто представляю, а точно знаю, как запредельно хорошо может быть в его объятиях.

Пауза явно затягивается. Сглотнув, спрашиваю:

— Куда ты вчера проп… кхм, — делаю вид, что закашлялась. Нет, ну надо быть такой дурой, чтобы самой напоминать о произошедшем между нами! Быстро выговариваю: — Я хотела узнать, что с твоим лицом?

На самом деле мне интересно, куда он пропал, уйдя за презервативами. Потому что мои воспоминания обрываются на моменте, как я сняла чулки, вернулась в постель и, видимо, уснула.

Ник дотрагивается до разбитой, насколько я смогла разглядеть, губы. Костяшки пальцев на правой руке у него тоже сбиты.

— Ерунда. Пришлось вчера одного перепившего мудака привести в чувство. — Он делает вид, что не слышал моего первого вопроса.

Я допиваю лекарство и оглядываю комнату, стараясь не встречаться взглядом с Ником.

— Где мои вещи? И номер такси подскажешь?

Сумку с телефоном, кстати, тоже не помню, где оставила. Идиотка, как есть идиотка.

— Полина, — вздохнув, произносит Ник, — чего ты так дёргаешься?

— Непривычно, знаешь ли, просыпаться с похмельем в чужой постели, — отвечаю честно, комкая в пальцах края одеяла.

— Всё бывает в первый раз, — со смешком в голосе говорит Ник. Указывает рукой в сторону двери: — Напротив комнаты ванная. На полке возле мойки найдёшь чистое полотенце, зубную щётку и свои вещи. Приводи себя в порядок и спускайся вниз. До дома я тебя подкину, мне всё равно к себе надо, — поясняет Никита, не давая мне возможности возразить. — Я буду внизу, — добавляет он и выходит из комнаты.

Закутываюсь в одеяло, осторожно выглядываю в коридор. В доме на удивление тихо. Прошмыгнув в ванную, запираю за собой дверь. Надеюсь, горячий душ поможет прийти в себя и собраться с мыслями. Но один урок я точно усвою до конца жизни: больше никогда не буду так напиваться.

Нахожу Никиту на кухне. Приняв душ, высушив волосы и надев свои вещи, чувствую себя увереннее. Хотя нет, я пытаюсь выглядеть уверенной в себе, а внутри меня хаос. Хоть он и попробовал меня успокоить, мне это не особо помогло. Я не знаю, как вести себя с ним. Сделать вид, что между нами ничего не было? Мы не переспали, но только потому, что он задержался и я успела отрубиться. Мне одновременно и неловко, и стыдно, а ещё где-то в глубине души я жалею, что мы не дошли до конца.

Второго шанса я себе не дам.

Ник стоит спиной к дверному проёму у плиты, потому не сразу замечает меня. Но когда оборачивается, я не могу сдержать улыбку. На нём надет фартук, на котором изображены упитанные амурчики в поварских колпаках, а вместо луков со стрелами они держат подносы с разными блюдами. В этом фартуке Ник выглядит одновременно забавным и по-домашнему милым. Он улыбается мне в ответ: по-мальчишески задорно и искренне, именно той улыбкой, от которой моё сердце каждый раз сначала замирает, а потом начинает биться чуть быстрее.

Глава 6

Я набираю отцу уже из машины. Он сразу берёт трубку.

— Где ты? — его голос звучит с ледяным спокойствием.

Лучше бы орал. Отец всегда говорит тихо и спокойно, когда по-настоящему зол.

— Еду домой, — стараюсь сделать голос максимально расслабленным.

Ощущаю себя каким-то сапёром на минном поле, всё ещё не теряя надежды, что удастся его успокоить.

— С кем? — продолжает допрос он.

— Меня Маринин двоюродный брат решил подвезти. — Не стоит врать в мелочах. — Он как раз к ней утром заехал в гости, — вообще, не стоило бы ему врать. Но он бы точно не отпустил меня на вечеринку, а теперь уже поздно пить боржоми. — Что случилось? — стараюсь перехватить инициативу в разговоре. — Почему ты звонил?

— Дома поговорим. — Отец отключается.

Складывающаяся ситуация нравится мне всё меньше и меньше. Что же произошло? Очередной звонок не позволяет всё как следует обдумать. Смотрю на дисплей: Маринка.

— Поль! — голос подруги звучит как никогда взволнованно. — Твой отец час назад приезжал, и… — слышу её всхлип, — ты прости, что сразу не позвонила, мама дома была, она мне такое за вчерашнее устроила. И, в общем, я ещё спала, а Димка ему рассказал, что мы были на вечеринке и что ты там и осталась. Тебе влетит, да?

— Влетит, да… — машинально повторяю за Маринкой. Из трубки слышится очередной всхлип: — Нет, то есть нет, — начинаю торопливо успокаивать её. — Мариш, ну узнал и узнал. Ничего страшного, правда. Сейчас приеду и всё ему объясню, он поймёт.

Сама не верю в то, что говорю. Но она вроде успокаивается. Мы прощаемся.

— Отец тебя бьёт? — Вопрос Ника выводит из ступора.

— Что? Нет! — поспешно отвечаю я. Неужели я выгляжу настолько испуганной, что ему в голову пришла подобная глупость? Хотя… Иногда мне кажется, что лучше бы бил, чем пытался задавить психологически. — Просто с ним бывает очень тяжело. Он любит командовать, всё контролировать, любит, чтобы всё было именно так, как он считает нужным.

— Не повезло тебе, — с сочувствием в голосе произносит Ник. — Чем он занимается?

— У него свой бизнес, охранная фирма, — отвечаю я, про себя удивляясь тому, что Никита заинтересовался моим отцом.

— Бывший бандюк? — усмехнувшись, продолжает расспросы Ник.

— С чего ты взял? — возмущаюсь я. Но тут же смущённо улыбаюсь: — Наверное, ты прав.

О прошлом отца я имею смутное представление. Свою работу со мной он никогда не обсуждал, расспросы Веры тоже ни к чему не привели. Но всё равно какие-то обрывки разговоров доходили и до меня, да и некоторые события говорили сами за себя.

— Да ладно тебе, — начинает смеяться Никита, — не смущайся. Думаешь, мой лучше? Это сейчас они с дядей уважаемые бизнесмены, официальные дилеры, — продолжая улыбаться, говорит Ник. — А начинали как обыкновенные барыги, тачки в начале девяностых сюда на продажу из Владивостока гоняли. Дядя о том времени вспоминать не любит, а папа иногда делится захватывающими историями.

Я увлечённо слушаю Ника. Понимаю, что так он решил отвлечь меня от грустных мыслей, и у него получается. Он же, видя мою заинтересованность, продолжает:

— Тачки перегоняли, вооружившись до зубов. Говорил, не раз приходилось от погони уходить, отстреливаясь. Желающих машины на халяву отжать было много. Пару раз чуть не подстрелили их даже. Потом пару автосервисов открыли, не брезговали в них и угнанные машины перебирать: на запчасти в основном, но какие-то отправляли дальше, чуть ли не в Москву. Но я тебе этого не говорил, — делает «страшные» глаза Ник.

И вновь ему удаётся вызвать у меня улыбку. Вспоминаю о декане. Вот уж странно, что его сыновья занимались подобными делами.

— А как твой дед воспринимал, что…

Пытаюсь подобрать слова поделикатнее, но Ник не ждёт окончания вопроса.

— Плохо. Мама рассказывала, что он с ними несколько лет не общался.

Похоже, мы коснулись темы, которая ему не слишком приятна. Никита замолкает, но потом бросает на меня лукавый взгляд:

— Теперь твоя очередь делиться семейными тайнами.

— Мой отец мне ничего не рассказывал, — пожимаю плечами я. — Единственное, помню, что в девяносто шестом его чуть не убили. Четыре огнестрельных ранения. Он долго в коме был. Меня тогда отправили в деревню к бабушке. Она отца ненавидела, называла дьявольским отродьем и говорила, что из-за его дел нас всех когда-нибудь прикончат такие же упыри как он сам. — Я и сама не замечаю, как начинаю рассказывать Нику о времени, о котором мне не то, что говорить, вспоминать лишний раз не хочется. — Отец выкарабкался, я думала всё будет хорошо. А потом мама ушла.

— Думаешь, из-за его бизнеса? — Никита больше не улыбается.

И зачем я только начала грузить его семейными проблемами? Всё у меня вечно шиворот навыворот.

— Не знаю. — Улыбаюсь, пытаясь разрядить обстановку. — Бабушка дожила до глубокой старости, на меня никто ни разу не покушался, мама живёт себе спокойно в Новосибе с новой семьёй.

— Мои тоже чуть не развелись, и тоже в девяносто шестом, — произносит Ник. — Отец, кстати, вроде с того времени и остепенился. С дедом помирился. — Он умолкает на пару секунд, притормозив на светофоре. — Дальше куда?

Бросив взгляд в окно, понимаю, что мы почти доехали до универа. Объясняю, где находится мой дом. Остаток пути проводим в молчании. Я морально готовлюсь ко встрече с отцом, а Ник думает о чём-то своём.

Паркуется он возле моего подъезда. И снова меня окутывает ощущение неловкости. Всё-таки эта недоночь сильно осложняет отношения с ним.

— Спасибо, что подвёз, — произношу я, решая, что сухого «пока» всё же будет недостаточно. — Увидимся как-нибудь. — Он только кивает в ответ.

Я выхожу из машины со странным чувством то ли потери, то ли недосказанности. Хотя о чём нам ещё говорить?

Успеваю сделать всего пару шагов к двери подъезда, как одновременно слышу два голоса, зовущих меня по имени.

Оборачиваюсь, сначала замечая Ника. Он вышел из машины и стоит с водительской стороны, положив одну руку на приоткрытую дверь. И почти сразу вижу джип отца, а потом и его самого. Он переводит прищуренный взгляд с Ника на меня и обратно. Разглядывает его пристально. Отец даже делает шаг в его сторону, и в этот момент мне становится страшно. Он не просто зол: дышит глубоко, а его пальцы то сжимаются, то разжимаются. Мне кажется, ещё мгновение и он набросится на Ника с кулаками.