По линии взлёта

1

POV Вили

Я не хотела плакать, но слёзы сами собой катятся по щекам. Он грустно поджимает губы, смахивая большими пальцами солёные капельки с моих щёк.

- Ты бледнее смерти. – Он спокоен, в то время как меня колотит.

Я закусываю губу, чтобы зубы не стучали друг об друга. Стараюсь не моргать, чтобы не обернуться водопадом.

- Послушай, - вздыхает он, - я ведь тебе уже говорил. Ничего не изменится.

Его руки ложатся на мою талию, слегка сжимают её. Я киваю в ответ, хотя в голове барабаном стучит ответ. Все изменится. Абсолютно все.

- Всего два года. Просто надо подождать два года.

Я вновь киваю, шмыгая носом. Почему он разговаривает со мной, словно с неразумным ребенком?

- Эй, - он берет мое лицо в свои руки, - это ради нас. Я буду усердно учиться, чтобы вернуться сюда и обеспечить нам безбедное будущее.

- Ты же знаешь, что мне не нужны деньги.

- Знаю, - соглашается, но я вижу в его глазах, что он лукавит. Я не могу его за это винить. Семья Никиты помешана на своем состоянии. Они трясутся над каждой копейкой. Не дай бог, кто-то заберет у них хоть рубль. Они за него удавятся.

И мой парень мало чем отличается от своих родителей. Но это не мешает мне любить его, ведь мы выросли вместе. Почти в одном доме. Учились тоже вместе. Несмотря на свою тонкую душевную организацию, была в нем и прагматичная нотка, которая временами душила меня.  И все же я почти привыкла к тому, что он хочет оставить меня в своей тени, словно фарфоровую куклу. Никита постоянно повторяет, что позаботится обо мне. И я ему верю.

- Никита, - я снимаю с себя его руки, хотя сердце глухо протестует, - тебе пора идти.

Он оборачивается к таблоиду, на котором уже засветился его рейс.    

- Ты можешь полететь со мной, - неожиданно предлагает парень.

Я вскидываю голову, не понимая, шутит ли он или говорит всерьез. Такое предложение ни разу не прозвучало в течение всех его сборов, а сейчас слишком поздно, чтобы на что-то решаться.

- Знаешь ведь, что не могу, - обреченно выдыхаю. - Мама совсем не встает. Ей все хуже и хуже… - из горла вырвался хрип. - А теперь ещё и ты улетаешь… Как  я одна со всем справлюсь?

- Ну, - Никита обхватывает мой затылок, прижимает голову к своей груди. Я уткнулась носом в его рубашку.– Только не плачь. Не могу смотреть на твои слезы.

Привычный аромат окружил меня. Я закрыла глаза, но затем быстро открыла их обратно, чтобы вновь посмотреть на него. Сколько я теперь его не увижу? В нем все такое знакомое. Карие глаза, обрамленные светлыми ресницами, смотрели на меня с заботой. Он тряхнул головой. Его длинные русые волосы, собранные в пучок, колыхнулись. Я как-то заикнулась о том, что ему стоит подстричься, но Никита обиделся и не разговаривал со мной несколько дней.

- Ты прилетишь на праздники?

- Я еще даже не улетел, а ты уже спрашиваешь, когда вернусь? – Никита сморщил свой нос картошкой, затем закатил глаза.

- Я уже скучаю, - говорю банальность, но это правда. Я вижу, как Никита воодушевился предстоящими переменами в своей жизни, а мне страшно. И он словно не хочет замечать этого. Грудь сдавливает обида.

Гнусавый голос объявил посадку.  Никита подскочил на месте, словно его кто-то ужалил. Я отшатнулась назад, почувствовав вибрацию его нетерпения. В его глазах вижу блеск, но он отличается от той влажности, которой наполнены мои глаза. Я хмурюсь, но не говорю, как больно видеть его радость.

- Иди, - тихо выдыхаю. – Позвони, когда долетишь.

Никита наклоняется, целует меня в лоб, затем неуместно подмигивает, после чего подхватывает кофр со скрипкой, другой рукой впивается в ручку чемодана и удаляется. Я стиснула руки, провожая его взглядом, ожидая, что он обернётся, чтобы еще раз взглянуть на меня, но этого не происходит.

Никита скрывается из вида, я разворачиваюсь, пробираюсь к выходу. Картинка размывается, слезы застилают обзор. Я останавливаюсь около металлической лавочки, опускаюсь на неё, чувствуя, как подкашиваются ноги. Закрываю лицо ладонями, позволяя себе разреветься.

- Такая красивая и так горько плачешь. Любимого проводила?

Я поднимаю голову, оглядываясь, но не уверена, что обращаются ко мне. Шмыгаю носом, видя перед собой пожилого старичка. Он улыбается, садясь рядом со мной. Киваю, отвечая на его вопрос.

- Ничего, красавица. – Его сухая, морщинистая рука ложится на мое плечо. Он сжимает его, а я вяло улыбаюсь старичку, скорее из вежливости. – Вернётся твой суженный, если не дурак.

Я поправляю свои густые кудрявые волосы, шоколадного цвета, распушившиеся от зашкалившей влажности. Хорошо, что косметикой сегодня не воспользовалась. Знала заранее, что превращусь в садовую лейку.

- Я бы от такой не ушел, - продолжает дедушка, а у на моих бледных щеках вновь появляется румянец.

Я знаю, что внешность у меня весьма недурная. Большие глаза, пухлые губы. Нос, правда, немного великоват, но что поделать, зато в профиль он выглядит очень даже мило. 

- Спасибо, - благодарю дедушку, протягивающего мне бумажную салфетку, стискиваю её в руке. – Конечно, он вернётся.

***

Осень не самое лучшее время для прогулок. Особенно когда небеса решают превратить весь мир в сплошной океан.

Я запрыгиваю в огромный дом, на пару секунд задерживая дыхание - не знаю зачем. Просто привычка. Дрожа от холода, быстро прокручиваюсь на месте, словно промокшая насквозь собака, пару раз подпрыгнув, чтобы смахнуть холодные капли со своего плаща и волос.

Дальше сбрасываю свои удобные ботинки, которые, похоже, не были предназначены для такой слякоти. Подошва немного раскрылась, словно просит кушать, пропуская грязную воду внутрь ботинка. Неудивительно, что у меня появилось чувство, словно я шла босиком по лужам. Блин, а они мне так нравились. Наступаю на пол, чертыхаюсь, понимая, что от меня остаются следы на только что вымытом полу.  

2

POV Биго

- Вит! Вит! Вит! – верещали три девицы передо мной. Я усмехнулся, натянув бандану повыше на лицо. Надо же – у него тоже есть фанатки.

Парень, а именно тот самый Вит, заиграл новую мелодию на своей электрогитаре. Его пальцы виртуозно перебирают струны. Я завороженно слежу за его игрой, а уши почти в экстазе от новой мелодии. Что-что, а музыку этот засранец умеет писать. Нельзя того же сказать о словах в этой самой песне.  Рифма хромает, тест получается настолько размытым, что сложно уложить его в голове.  Слова скорее по моей части.

Когда-то мы были единым организмом. Он отвечал за музыку, а я за тексты наших песен. Кажется, словно это было сотни лет назад. Если вообще когда-то было…

- Долго мы ещё будем тут ошиваться?

Немного скрипучий голос вырывает из зоны комфорта, в которую меня каждый раз вгоняет эта музыка. Я поворачиваю голову к Жеке, шаркая зубами, злясь на недоумка, который теперь таскается за мной, словно изрядно пожёванная жвачка, намертво приклеившаяся к подошве моих кроссовок. Свое лицо он тоже спрятал за банданой. Пфф, можно подумать, ему есть от кого прятаться!

Вот, знаете, есть люди-липучки. Они постоянно находятся рядом с вами в надежде, что им тоже перепадет что-то предназначенное вам. В нашем случае это популярность, внимание, тусовки, девочки и… этот список можно продолжать и продолжать. И, казалось бы, у этого парня куча денег, чего-то ему все-таки не хватает. Возможно, мозгов.

- Я тебя с собой не звал! – раздраженно откликаюсь. – Сам увязался, теперь либо терпи, либо вали.

- Да ладно тебе, - примирительно протягивает Жека, затем стаскивает тряпку с лица, отплёвывается от мелких ворсинок, видимо, попавших ему в рот, после чего скидывает фуражку.

Передо мной в клубной темноте тут же оказывается хмырь с разноцветными волосами - клянусь, там минимум десять различных оттенков. Но это еще не все. На его подбородке мизерная поросль волос, которая должна быть трендовой бородой. Мне не понять. Я всегда гладко выбриваю лицо. Щетина выводит меня из себя. Она колется, и с ней я похож на бомжа с соседней помойки. А разноцветные волосы… без комментариев. Я не собираюсь походить на петуха.

 - Ви-и-и-и-т! – в очередной раз затянули фанатки, то есть те три уже немного пьяные курицы, прыгающие прямо перед нашим столиком. 

- Серьезно? – Жека трясет головой, словно не понимает, что происходит.

Я поворачиваю к нему голову, явно намекая на то, что ему следует заткнуться. Сейчас же.

 - Неужели у него есть фанатки? – Он не понимает мой жест, поэтому продолжает, заставляя меня сжать руки в кулаки. – Рехнуться можно! Пошли в другой клуб, а? Где и музыка получше и контингент приличнее…

- Захлопнись! – рычу я, моментально закипев.

- Эй! Ты чего? – Жека поднимает руки вверх, поворачивая ладонями ко мне. – Тебе вообще нехер здесь делать! Забыл, что сказал Артём?

- Тебя забыл спросить, - отмахиваюсь. Упоминание моего директора немного охлаждает пыл и напоминает о той причине, по которой я здесь. И пусть я даже самому себе не признаюсь, что это всего лишь лазейка. Я никогда не сознаюсь, что соскучился, ведь этот говнюк по мне не скучает.

Вит выдает последний аккорд. Ему аплодируют. Готов поспорить, что вижу его кривую ухмылку, после чего он размашистым шагом исчезает за кулисами, унося с собой гитару.

- Всё! – Жека встает. – Можно уходить.

Я же не двигаюсь, смотрю на пустую сцену. Моё дыхание выравнивается, а сердце словно застыло. Только когда слушаю музыку Вита, оно предательски напоминает о себе.

Я бы мог сейчас так же, как он, вытирать пот с лица полотенцем из гримерки. В ушах бы звенело, а тело готово было бы взорваться от адреналина. Ещё какие-то три года назад так оно и было. Сейчас все по-другому. И пусть я бываю на сцене почти каждый день, и мне нравятся песни, которые я исполняю. Это… не то.

- Видимо, мне пора повысить цену на входной билет, раз такие знаменитости спустились на мой уровень.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть Вита с покрасневшим лицом. От него волнами исходит удовлетворение, словно он не на гитаре играл, а несколько часов трахал тёлку в гримерке. Зависть змеёй опоясало горло. Давно я не чувствовал нечто подобное.

- Скажи спасибо, что мы заплатили!– огрызнулся Жека, набычившись, словно у Вита в руках мулета.

Не так давно был в Испании и заглянул на корриду. Огромный разъярённый бык и хладнокровный тореадор. Что победит? Расчет или неукротимая сила? Вит никогда не был импульсивным, он не поддавался чувствам, утверждая, что их у него вообще нет. Только действия выгодные ему. И все же его душу можно расслышать, если прислушаться к его музыке, а сцена – это единственное место, где Вит снимает маску отрешённости и апатии.

В моей жизни все с точность наоборот. На людях, на сцене я должен поддерживать образ. Иначе все, к чему я стремился несколько лет,  ради чего пожертвовал своей совестью, фактически продав душу дьяволу, рассыплется, превратив мою жизнь в иссохшую пустыню.

- Хотя твое выступление настолько жалкое, что это милостыня!

Милостыня? Клацаю зубами. Что этот урод знает о милостыне? Смотрю на Вита. Его лицо каменеет, а в синих глазах на секунду вспыхивает огонь. Но парень слишком рано понял, что от злости никакой пользы. Было время, когда мы с Витом зависели от милостыней, ведь на свои силы ещё нельзя было надеяться. Трудное время, от бессилия хотелось рычать и грызть землю, и хоть мы уже выросли, боль от воспоминаний вновь и вновь расползается по венам.  

- Гай, - в сдержанном голосе Вита легко распознается угроза, хотя Жека, кажется, не слышит, - убери этого павлина отсюда. И сам выметайся.

- Жека, выйди.

- Чего? – Он заморгал, не понимая. Я махнул рукой в сторону выхода.

- Там подожди.

Жека надувает щёки, обижаясь. Мне посрать.

Вит поворачивается, тоже собираясь уйти.

- Стой, - задерживаю его, - надо перекинуться парой слов.

3

8 месяцев спустя

POV Вили

В груди жжётся, а тело то и дело бросает в жар. Я пошевелилась, понимая, что проснулась, но желая снова провалиться в сон. Мне необходимо убежать от реальности, чтобы забыться. Не хочу верить и осознавать, что уже ничего не вернуть.

В дверь тихонечко заскреблись. Я лишь шумно выдохнула. Малейшее движение вызывает покалывание. Чуть двигаю головой, чтобы посмотреть, кто приоткрыл дверь. В неё просовывается темная чёлка.

- Долго ты ещё будешь тут лежать? – спрашивает мой братик, аккуратно, словно боясь, что я его выгоню, входит в комнату мамы, в которой я поселилась месяц назад.

- Вечно, - буркнула я, уткнувшись носом в подушку.

- Ну же, Вили, - брат плюхается на кровать с помятой простынёй и сбившимся одеялом. – Давай сходим куда-нибудь? На улице очень тепло, и солнце вон как ярко светит, погляди. Пойдем, а?

- Не хочу. Ничего не хочу.

- А я хочу! – упрямится братик. – И ты ведь должна обо мне заботиться, разве нет? Я хочу мороженое из «Пингвинчика».

Губа дергается при упоминании маминого любимого детского кафе. Она часто водила нас с Захаром поесть шоколадного мороженого, вплоть до того момента пока болезнь не уложила её в эту самую кровать, а затем и в место гораздо ужаснее. По коже прокатывает дрожь, когда страшная картинка вновь всплывает перед глазами.

- Вили? – Брат касается моего плеча, слегка встряхивает. – Давай сходим?

- Иди с папой, - отмахиваюсь, но уже понимаю, что мне не отвертеться.

- Он не пойдет. – Захар грустно вздыхает. – Папа заперся у себя в кабинете. – Кто бы сомневался? - Он там пьет уже месяц, а ты лежишь здесь. Приехала тетя Оля и дядя Фил. – Жмурюсь. Эта новость меня не радует. - Настроение у неё как у Гошика.

Усмехаюсь. Захар всегда попадает в точку. Очень точное сравнение тетки и соседской овчарки, которая каждый раз взрывается отчаянным лаем, когда мы проходим около забора.

- Хорошо, - обречённо выдыхаю. – Дай мне пять минут.

Брат радостно подпрыгивает, соскакивает с кровати и пулей вылетает из комнаты. Мне ничего не остается, кроме как тоже встать с постели, чтобы побрести в свою комнату.

На голове воронье гнездо, под глазами фиолетовые мешки, а на коже следы от помятой подушки. В груди печёт, когда я пытаюсь придать себе менее убогий вид. Волосы закатываю в высокую култышку, принимаю душ, чтобы хоть чуть-чуть освежиться, и чтобы люди в кафе не шарахались от меня словно от прокаженной.

Надеваю на себя первое попавшееся – черные джинсы и тонкий невзрачный свитер. Какая разница, как я выгляжу?

Брат уже ждёт меня внизу. На улице и правда тепло. Май только начался, а солнце уже диктует свои правила. Хорошо, что я додумалась взять солнцезащитные очки, чтобы скрыть огромные синие мешки под глазами. Они еще и от солнца защитят.

Мороженое приятно охладило внутренности, но пожар, находящийся глубоко внутри, так просто не потушить. Боль поселилась внутри навечно, глубоко запустив длинные корни. До неё не добраться и не выковырять. Да я и не хочу. И пусть со временем я научусь с ней сосуществовать,  она всегда будет влиять на мою жизнь.

Я медленно двигалась по небольшому скверу, ведущему к нашему дому. Брат тоже не спешил. Чем ближе мы подходили к дому, тем медленнее становился шаг.

- Знаешь, - вдруг говорит младший братик, и слова его звучат вовсе не по-детски, - мама бы очень расстроилась, если бы увидела, что происходит в доме после её ухода.

Коленки дрогнули. Я остановилась, повернулась к брату.

- Она очень боялась, что папа вновь начнёт пить, а ты замкнёшься в себе.

Захар нахмурил свои не по годам густые брови. Мой братик всегда вёл себя словно взрослый.

- А о тебе она не переживала? – Мой голос тихий и такой же слабый, как я сама.

- Нет. – Он поджимается губы. – Мама говорила, что я сильный и со всем легко справлюсь.

Улыбаюсь против воли. Мама была права всегда и во всем.

- Она сказала мне, что я должен позаботиться о тебе.

- Обо мне? – опешила я, прибавив голос от неожиданности.

- Да. – Захар опустил голову, уставившись в свои ботинки. – Я, правда, пока не очень знаю, как о тебе заботиться, но скоро я вырасту и научусь. И тогда ни тетя Оля, ни дядя Фил не смогут тебя обидеть.

В груди разлилось тепло. Я закусываю нижнюю губу, задерживаю дыхание, чтобы сдержать всхлип. Брат поднимает на меня свои шоколадные глаза, обрамленные пушистыми ресницами.

- Только не реви, - простонал он, увидев мои заблестевшие глаза, наполнившиеся солёной влагой.

Улыбаюсь, оголив зубы, шмыгаю носом, затем качаю головой.

- Не буду.

Я провожу рукой по прическе Захара, зачёсывая его волосы вбок, оголяя выстриженный узор - такой он у меня модник.

- Ты поэтому потащил меня с собой в кафе? – спрашиваю, а брат усмехается в ответ. – Не потому что сам хотел?

- Не-а, - улыбается, довольный собой. – Я хотел вытащить тебя из дома, чтобы ты немного погуляла. И накормить тебя мороженым. Мама ведь говорила, что сладкое прогоняет тоску.

Да, она так говорила. Надо же, этот двенадцатилетний мальчуган оказался гораздо мудрее и ответственнее меня. Это ведь я должна была позаботиться о нём, а вместо этого заточила себя в маминой комнате, словно монахиня в келье, утопая в слезах и своей боли, думая, что мне одной плохо. В то время как мой братик ходил кругами, не зная, как вытянуть меня из болота.

- Прости, - выдыхаю я, прижимаясь к братику, рост которого уже почти поравнялся с моим. – Я больше не буду закрываться. – Его руки крепко сжали мою спину. – Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? Можно пересмотреть твоих любимых Звездных войн. Потом сможем заказать пиццу и поужинать ею.

- Вера будет в ужасе! – Захару это явно понравилось.

- Ага, - соглашаюсь. – А потом можем поиграть в Playstation и…

- Круто! – обрадовался брат. – Я как раз не могу пройти уровень…

4

POV Биго

Черт, здесь жарко как в аду. По мне струится пот, словно я пробежал пару тройку километров. Но внутри все равно нет чувства той окрылённости, которую я чувствовал на первых порах, радуясь успеху, лавиной обручившейся на меня.

Мне было мало ста процентов: сегодня я постарался выложиться на все двести. Но даже этого было недостаточно. Особенно, когда перед глазами то и дело мелькал сытый взгляд Вита после выступления, словно перед ним были не жалкие тридцать человек, а минимум тысяча. Я устал повторять себе, что его слова ничего не значат, ведь я взобрался на высоту, до которой ему ещё ползти и ползти.

Мне нравится звук аплодисментов, крики фанатов, взрывающие перепонки. Не хватает одного – удовлетворенности, довольства собой. Я не доволен, ведь могу гораздо лучше. Кажется, уровень моего самобичевания достиг критической точки.

- Ну и жара! Вот это я понимаю! – присвистывает Тёмыч – мой директор, встречая меня за кулисами.

Он не замечает, что со мной что-то происходит. Его интересует только моя способность выдавать треки, по сути ничего толкового собой не представляющие. Зато они напевные и хорошо оседающие на дне общественного сознания. Хотя нет, есть ещё одна вещь, за которой он пристально бдит.

Скандалы.

Тёма, как любой уважающий себя шоумен, не против такого пиара. Но он считает, что их должно быть в меру, и появляться они обязаны только с его лёгкой подачи, а не от моего своевольства, которого слишком много в последнее время. И чем популярнее я становлюсь, тем больше писак ходят кругами, ожидая, когда я споткнусь и шмякнусь на задницу.

Вот и сейчас я подозрительно кошусь на своего директора, ожидая очередной головомойки.

- Что-то не так? – спрашиваю, хорошо зная, что обычно он не приходит на рядовые выступления. Ему и без них забот хватает. Видимо, случилось что-то серьезное, раз он сам пришел, а не позвонил или не передал через свою длинноногую помощницу.

- Пойдем, - кивает он, затем направляется в мою гримерку. – У меня для тебя отличные новости.

Выдыхаю, покрутив головой по кругу, чтобы помассировать и расслабить шею. Значит, ничего не натворил.

Войдя в тесноватую гримерку, хватаю пачку сигарет со стола, шмякаюсь на кожаный диван, занимая его полностью. Тёме приходится сесть на стул, предварительно повернув его ко мне. Я закидываю ногу на спинку дивана, устраиваясь удобнее. Голова трещит, как бывает всегда после сольника, когда приходится напрягать все жизненно важные ресурсы.

- Мы, кажется, уже говорили с тобой по поводу курения. – Артём морщится, наблюдая, как я достаю из пачки сигарету и зажигалку.

- Ты сам куришь, - замечаю, прикуривая.

Кончик сигареты заалел, из него заструилась тонкая струйка дыма. Глубокая затяжка. Я откидываю голову назад, закрываю глаза. Меньше всего мне сейчас хочется смотреть на своего лысого директора. Пусть он и одевается в футболки с молодежным принтом, возраст никуда не спрятать. К тому же он настаивает, чтобы к нему продолжали обращаться неформально – вот такой заглюк, словно если назвать его Тёмой вместо Артёма Сергеевича, то от возраста и от веса отнимется двадцатка.

- Кто из нас двоих знаменитый певец? – взвизгивает директор, отчего я морщусь. - Подумай о своем голосе. К тому же ты обещал фанатам, что бросишь.

- И я сдержал слово, - хмыкаю. – На публике больше не курю.

- Это не одно и то же! – Нрав Тёмыча вспыльчивый, но быстро отходчивый. Бояться его нет резона. К тому же я для него словно нефтяная скважина. Он может сколько угодно злиться и возмущаться, но в конечном итоге ему каждый раз приходится смириться. Вот и сейчас я уверен, что он поворчит и продолжит.

Я вдыхаю горьковатый дым, чувствуя, как желудок отзывается пустотой.

- Говори, что случилось,  – нервно бросаю, злясь на тело, требующее подпитки.

- Тебя позвали на съемки «Шанса на успех».

Тема выдержал паузу, чтобы я прочувствовал важность его слов.

Я же молчу в ответ, никак не реагируя. А что я должен сделать? Завизжать от радости, словно девчонка, поблагодарив за оказанную честь?  

На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Я лишь делаю затяжку, заполняя лёгкие до отвала, затем выдыхаю едкий дым.

- Ничего не хочешь ответить? – возмущенно пыхтит Тёма.

- Мне не нужен шанс на успех.

- Тебе нет, - соглашается директор, откидываясь назад, отчего кресло заскрипело, - а тем, кто будет пытаться попасть в это шоу, ты нужен. Твоя ошеломляющая линия взлёта может их воодушевить.

Вот теперь я удивлён. Поднимаю голову, чтобы убедиться, что он не шутит. Нет, выражение на его лице серьезнее некуда, но я все равно не верю во всю эту чепуху. Какой из меня, на хрен, пример?

- Неужели у шоу настолько упал рейтинг, что теперь они отчаянно пытаются реанимировать его, чтобы не потерять вбуханные деньги?

- Вовсе нет. – Тёмыч качает лысеющей головой.

- Тогда я вообще не понимаю: на фига я им? Какой, блять, из меня наставник?

Тёма заржал, но сделал это скорее наиграно. Это ему тут же аукнулось. Он подавился слюной, закашлял. Я быстро сел. Сперва вскинул брови, затем нахмурил.

- Что смешного?

Подношу сигарету к губам, замечаю, что она догорела, превратившись в окурок. Чертыхаюсь сквозь стиснутые зубы, оглядываюсь в поиске пепельницы.

- Из тебя наставник, как из меня дирижёр симфонического оркестра, - еле выговаривает Тёма, путаясь в слогах. – Тебя зовут в качестве приглашенной звезды, чтобы посидеть в жюри.

Я закрываю глаза, наклоняю голову назад.

- О, Господи, скажи, что ты отказался, - простонал я. – У меня нет никакого желания отсиживать задницу сутки напролет, в то время как мои уши будут кровоточить!

- Это хорошая возможность для тебя! – кряхтя, Тёма поднялся со стула. – Тебе нужно показать всем, что ты действительно разбираешься в музыке, а не просто открываешь рот на сцене!

5

POV Вили

- Спасибо, что пустила к себе, - наверное, в десятый раз повторяю я, сидя на кухне в квартире своей подруге.

Она уже успела накормить меня лапшой быстрого приготовления. Я не протестовала, хоть сама часто ругала Захара за пристрастие к еде, напичканной химикатами. Но Жанна не умела готовить, а у меня не было средств, чтобы позволить себе что-то другое.

- Да, без проблем, - отзывается Жанна, садясь напротив.

Раньше мы с Жанной много времени проводили вместе. У нас были общие мечты и интересы. Мы часто практиковались в школе, указывая на ошибки друг друга, гуляли, обсуждали последние новости в мире моды и музыке. Но потом маме стало хуже, и я все свое время стала посвящать ей.

Я очень переживала, что мы отдаляемся друг от друга, старалась чаще интересоваться её жизнью, писав ей в What’s up, но пропасть все равно образовалась. Хвала господу, эта трещина не помешала ей приютить меня.

Я тереблю чайный пакетик, наблюдая, как тёмные крупинки мелкими разводами окрашивают прозрачную воду.

- Не знаю, что бы я делала, если бы не ты. – На глаза вновь наворачиваются слёзы.  Моё воображение уже рисует отвратительные картины моего бродяжничества.

- А как же Никита?

Вопрос попал в цель, словно стрела в яблочко.

- Последний раз я разговаривала с ним вчера. И то всего две минуты. – Тогда еще ничего не предвещало бури. Он старался меня утешить, но делал это так неловко и холодно, что скорее раздражал. И все же я цеплялась за его слова, как тонущий за спасательный круг, понимая, что в моей жизни не так уж много близких сердцу людей, чтобы разбрасываться ими из-за парочки несвязных слов. -  Он так занят учёбой. 

С тех пор, как Никита улетел, я повторяю эти слова словно мантру.

Он занят. Он учится. Он делает это ради нашего будущего. Он должен учиться, чтобы стать успешным и забрать меня к себе, не оглядываясь на свою мать…

- Ага, - голова Жанны качается вперед и назад, словно маятник, - конечно. Знаем мы, чем они могут быть заняты. – Я хмурю брови. Не настолько я наивна, чтобы не понять, на что она намекает. Но не хочу в это верить. Никита ведь не такой. Я знаю его с детства. - А сегодня ты ему не звонила? Не сказала, что его мамаша выгнала тебя из дома?

- Номер не обслуживается, - выдохнула я.– Наверное, что-то случилось с симкой. Может, сломалась. Или телефон заглючил. Как только он починит, сам со мной свяжется.

Так глупо. Но я продолжаю упорствовать в своей вере. Как жить на этом свете, если никому нельзя доверять?

- А ты не думаешь, что наш скрипач пляшет под дудку своей мамаши?

- Не может быть! – резко отвечаю. – Она всегда была против наших отношений, но Никита все равно был со мной.

- Сейчас другие обстоятельства. Он учится ведь за границей, а мамаша его содержит.  Думаешь, он сможет отыскать где-нибудь в штанах стальные яйца, чтобы бросить вызов мегере?

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить и слова. Значит ли это, что моя уверенность пошатнулась? Ответа нет.

Входная дверь скрипнула. Я быстро подняла голову, чтобы посмотреть за спину Жанны. На кухню вошёл высокий, хорошо сложенный блондин.

- Вили, это Олег, мой парень, - представила Жанна, довольно улыбаясь. Когда у неё появился парень? Она ничего мне о нём не писала. - Олег, это Вили. Мы вместе учились в музыкалке.

То, с каким пренебрежением подруга назвала место нашей учебы, озадачило. Лично я горжусь тем, что училась в лучшей музыкальной школе нашей страны. Любой бы гордился. Но Жанна, видимо, считала иначе. Два года назад мы мечтали, что после того, как мы выйдем за порог учреждения, предложения посыплются на нас, словно грибной дождь, помогая нам вырасти до уровня мировых звёзд. Чего, естественно, не произошло. В реальной жизни мы оказались никому не нужными. И нам предстояло начать все с нуля – неважно, насколько мы талантливы.  

- Привет, - парень качает головой, затем наклоняется. Жанна запрокидывает голову, чтобы поймать его губы, а Олег опускает руку, накрывает её увесистую грудь своей ладонью.

Я поджимаю губы: неловко наблюдать за такими откровенными проявлениями чувств. Поцелуй затягивается, я опускаю глаза в чашку, явственно ощущая, как щёки вспыхивают.

- Вили немного поживёт у нас, - слышу голос подруги, поднимаю голову. Олег удивленно приподнимает бровь. Его рука все ещё стискивает полную грудь, едва прикрытую шёлковым халатом. – Немного, - повторяет Жанна. – Её выгнали из дома.

Боже, как же унизительно это звучит. Глаза зачесались. Я немного потерла их большим пальцем.

Парень отрывается от подруги, оценивающе смотрит на меня. К приподнятым бровям присоединяются широко распахнутые глаза. Олег морщится: ему не нравится то, что он видит. Готова поспорить, что выгляжу хуже некуда. После ухоженного вида подруги, у которой белые блестящие волосы, красивые зелёные глаза и немного накаченные губки, я предстаю замухрышкой. Густые вьющиеся волосы спутаны и замотаны в огромный клубок на макушке, губы искусаны, а лицо пошло пятнами от лицезрения их откровенного поцелуя.

- У тебя глаза красные и опухшие, - выдает он, опуская челюсть вниз.

Киваю в ответ, а парень разворачивается и выходит с кухни.

- Не обращая внимания. - Жанна виновато закусывает нижнюю губу, которую только что так страстно пожёвывал её кавалер.

- Все хорошо, - выдавливаю улыбку.

Подруга устраивает меня на диване в зале, сама скрывается в спальне, где её уже ждут. Как только она исчезла за дверями, я набрала Захару, чтобы сообщить, что со мной все хорошо. Слышу в ответ облегченный выдох. Знаю, он очень переживал. Закрываю глаза, выдыхаю. Да, худшее позади.

Вновь делаю попытку дозвониться до Никиты, но безэмоциональный женский голос сообщает, что это невозможно. Жмурюсь. Прячу свое лицо в ладонях, снова ощутив влагу, сочившуюся из глаз. Скольжу пальцами в волосы, затем тяну пряди вверх, словно хочу избавиться от них, чтобы стало легче. Но сердце глухо стучит, разнося по телу кровь, отравленную отчаянием и болью.

6

POV Вили

Как выжить, когда в кармане всего пятьсот рублей, а до зарплаты ещё целый месяц? Неделю назад я не думала, что всерьез буду ломать голову над этой головоломкой. Хоть я и выросла в семье, где меня недолюбливали и часто напрямую сообщали о моём месте, но все же денежный вопрос ни разу не возникал.

А сейчас мне приходится думать об этом постоянно. Я устроилась на работу в супермаркет. Благо, он расположен не так далеко от квартиры Жанны – всего в тридцати минутах быстрой ходьбы.

Несмотря на то, что график работы должен быть два через два, я работала ежедневно. Сама напросилась. Во-первых, мне нужны были деньги, и желательно, как можно больше, а у них там нехватка кадров. А во-вторых, я уходила в семь утра и приходила только в девять часов вечера. Так я могла по минимуму мешать Жанне и её парню, который все равно бросал на меня косые взгляды.

- Я обещаю, что за все заплачу, и как только получу деньги, сразу съеду, - каждый раз говорила я, неловко поглощая поздний ужин, стараясь есть как можно меньше. В супермаркете работников кормили обедом и полдником за символическую сумму, но и она с каждым днём значительно уменьшала мой дохлый кошелёк.

- Все в порядке, - отвечала Жанна, но Олег считал иначе и не старался это скрыть.

И дело было не в том, что я не платила за проживание, а к столу покупала только хлеб. Я мешала их уединению. Хотя ещё можно поспорить, кого это больше смущало.

Выматываясь на работе, я засыпала сразу, стоило только коснуться головой подушки, но все равно просыпалась, когда из тёмной кухни доносились охи и шлепки.

Боже, скорее бы получить аванс или зарплату, чтобы снять себе комнату в общежитии. Хотя нет никакой гарантии, что и там, через стенку  никто не будет трахаться. Хотя, кажется, меня уже ничем не удивить.

Вчера я нечаянно наткнулась на парочку на той же кухне, правда, с утра. Я выдохнула, когда поняла, что они всего лишь страстно целовались, пока готовился кофе. Олег говоряще зыркнул на меня, тряхнув своими светлыми волосами. Я же опустила глаза в пол, чувствуя себя нашкодившим ребёнком.

Нет, я не девственно чистая девочка. Я знаю, что такое секс. Парень ведь у меня есть… был… не знаю. Но звуки, что издавала Жанна, ещё никогда не вырывались из моего рта. Даже не знаю, что там может вызвать подобную реакцию.

Секс с Никитой не вызывал ничего кроме боли в начале, неловкости в середине и странного чувства разочарования в финальной части, когда он довольно охал, а я сверлила взглядом одну точку на потолке. И пусть я задавала себе этот вопрос, когда невольно слушала чужие вздохи, у меня не возникало желания сходить посмотреть, чтобы понять.

Прошла уже почти неделя. Завтра состоится кастинг, от которого, без преувеличения, может зависеть моё будущее.  А вдруг мне удастся покорить судей, и меня возьмут в шоу? Надо подготовиться как следует. Я уже видела себя на сцене в свете софитов. Музыка звучала в моей голове, а слова готовы были сорваться с моих губ.

- Уже завтра, - прошептала я, поднимаясь с дивана. Уже завтра я смогу показать, чего стою. Я спою любимую песню мамы, надеясь, что она услышит меня.

Несмотря на то, что я умылась холодной водой, чтобы вернуть себя на грешную землю, меня все равно кружило странное чувство эйфории. Живот немного сводил спазм страха.

- Черт, - прошипела я, злясь на себя, - возьми себя в руки. Не сегодня. Всё завтра.

Но рассеянность не прошла. Я оделась, пока Жанна и Олег спали, и ушла из дома, не позавтракав. Из-за нервозного состояния мысль о еде вызывала тошноту.

Но пройдя метров двести, я поняла, что забыла свой телефон, оставив его на тумбочке в прихожей. Простонала, закатив глаза. Я не могла остаться без связи на такой длительный период времени. Придётся вернуться.

Я развернулась и почти бегом кинулась к дому подруги. Четыре лестничных пролета, и вот я открываю дверь. Слишком поспешно, чтобы быть осторожной.

Мамочка родная…

Картина, которая предстала перед моими глазами, заставила меня содрогнуться и застыть в шоке. Я честно старалась отвернуться, но лишь шире распахнула глаза. Моя рука вцепилась в ручку двери, которую я не успела захлопнуть.

Олег стоял боком ко мне, прислонившись к косяку между залом и прихожей. Он запрокинул голову назад, приоткрыл рот, чтобы резко выдохнуть. Мои глаза спустились по его оголённому торсу, интимному треугольнику, частично скрытому тёмной порослью волос, натыкаясь на голову  своей подруги.

Сглатываю липкую слюну, наполнившую мой рот. В горле запершило, словно к нему подступила желчь, когда я увидела, как Жанна отклонилась назад, с чмокающим звуком выпуская изо рта член своего парня.

Жесть…

Скажите, что я не пялюсь на член парня моей подруги…

Я крякнула. Олег открыл глаза, посмотрел на меня. Его глаза округлились. Он шарахнулся назад в комнату, а мне наконец удалось повернуться к ним спиной.

- Вили? – хрипло вскрикнула Жанна.

- Простите, я не… - не смогла закончить предложение, не зная, что говорят в подобных ситуациях. Я зажмурилась, готовясь удариться лбом о дверь. Да что со мной не так?

- С меня хватит! – прорычал парень, отчего я вздрогнула. - Я больше не собираюсь это терпеть!

Межкомнатная дверь хлопнула, сотрясая коробку квартиры.

- Вили, - позвала меня подруга, я быстро обернулась, не в силах поднять глаза на неё. Вытягиваю руку вперед, чтобы подхватить смартфон.

- Я просто забыла телефон, потому что спешила. – Мой голос сипит, я нажала по экрану, чтобы посмотреть который час. Без пятнадцати минут восьмого. Я опаздываю. – Прости, - ещё раз извинилась я, затем развернулась и бросилась бежать, так как предстояло преодолеть приличное расстояние.

Я бежала очень быстро, чтобы не опоздать на работу. Кровь стучала в висках. Не помню, когда в последний раз я бегала. Но это хорошо. Пока бежала, не думала о том, чему стала свидетелем.

7

POV Вили

План возник так неожиданно, что я сама испугалась своих мыслей. Прежняя я даже думать об этом не смела бы, а нынешняя, загнанная в угол, видела только одно решение. Как же жалко, что я устроилась не в круглосуточный супермаркет, тогда бы и вопросов не возникло.

Охранник – пожилой мужчина с седыми короткими волосами и жёсткими усиками – подозрительно посмотрел на меня, когда я вернулась с огромным чемоданом в руках, но ничего не сказал. Правилами не запрещалось приносить с собой весь свой гардероб. Уверена, у магазина ни разу не возникла даже тень мысли, что продавец попытается это сделать. Политика была направлена на то, чтобы он не попытался что-нибудь вынести из магазина, а не наоборот. За что ему огромное спасибо.  

Я оставила чемодан в гардеробной, после чего вернулась к работе. Завтра состоится кастинг, но мандраж растворился в воздухе, уступая более глобальным проблемам. Таким как, например, место ночевки, пропитание, гигиенические процедуры… список можно продолжать до бесконечности.

День прошёл как в тумане. Я с ужасом ждала его окончания. Думаю, я единственный работник в мире, который не желал, чтобы рабочий день закончился.

Оставшиеся полдня я осматривалась по сторонам, стараясь выглядеть не слишком подозрительно, когда разглядывала камеры и место их расположения. Казалось, они были повсюду. За исключением нашей раздевалки. Именно там я и намеривалась затаиться, пока все не выйдут, свет не погасится, чтобы я могла просидеть в углу всю ночь.

Знаю, знаю, херовый план, но другого не имелось.

Только вот, как остаться незамеченной и каким образом выбраться на улицу утром? Да ещё и с чемоданом? Хороший вопрос, над которым придётся думать всю ночь.

Продавцы переделись, жалуясь на усталость. Одна за другой они начали потихоньку выбираться из раздевалки, прощаясь друг с другом. Я все это время делала вид, что очень медленно собираюсь. Слишком медленно. Вот последняя вышла, я выглянула в коридор, чтобы убедиться, что она подошла к охраннику, затем быстро прикрыла дверь и выключила свет, вздрогнув от темноты, мгновенно ослепившей меня.

Я дотянулась до телефона, осветила им комнату, зная, что свет не будет виден в коридоре. Открыла чемодан, достала весеннюю куртку, которую я каким-то образом умудрилась прихватить с собой из злополучного дома, за что была очень сама себе благодарна. Кинула её в угол, села, согнув колени и поместив на них локти. Я написала Захару, чтобы узнать, как у него дела, молясь, чтобы ему было лучше, чем мне.

Мой желудок сжался и проворчал, напоминая, что я пришло время ужина. Но его сегодня не будет, и лучше сразу с этим смириться.  

Захар не отвечал. Надеюсь, это потому что он увлеченно играет в свой любимый Playstation, а не по другим плачевным причинам.

За дверью послышались шаги. Я сжалась, но охранник прошёл мимо, видимо, чтобы осмотреть зал, проверить, везде ли выключен свет.

Я нажала на кнопку блокировки, погружаясь в темноту. Закрываю глаза, прислоняю внезапно отяжелевшую голову к металлическому шкафу. Моё сердцебиение замедлилось, а в душе заскреблись кошки.

Я все ещё не могла поверить, что Жанна так со мной поступила. Нет, я не настолько наглая,  чтобы считать её обязанной мне, но было бы не так обидно, не пусти она меня сразу. А вот так выгнать меня на улицу… чем она отличается от Ольги Семеновны и отчима? Риторический вопрос. Теперь я могу представить, как себя чувствует домашний питомец, которого вышвырнули за ненадобностью.

Я что-то прошептала, затем всхлипнула. Я так сильно устала эмоционально, что не могла больше плакать. Я не заметила, что уснула, пока меня не разбудил яркий свет, заставивший зажмурится. Я сморщилась, разлепляя глаза.

- Ты что здесь делаешь? – спросил пожилой охранник. – А я все думал, куда ты делась с чемоданом.

- Простите, - извинилась я, понимая, что меня поймали. Опускаю лицо, покорно готовясь к неизбежному. Меня, возможно, не только позорно выгонят, но ещё и уволят. И хоть это было ужасно, мне не было страшно, скорее ощущалось равнодушие. Эмоциональная усталость притупила чувства. – Я ничего не замышляла и ничего не своровала, и не…

- Да, знаю, - мягко соглашается охранник, удивляя меня. – Пойдем-ка со мной.

Не знаю, сколько я спала, но меня успело разморить. Кряхтя, поднимаюсь с пола. Я последовала за старичком, который уверенным шагом приближался к стойке охраны на выходе. Обречённо вздыхаю, вспоминаю, что забыла захватить чемодан. Разворачиваюсь, но меня останавливает голос охранника.

- Не нужен он тебе. Пойдём.  

- Но… - удивленно вскидываю брови, затем киваю, - ладно.

Пожилой мужчина сворачивает за угол, в комнату охраны. Я не заглядывала туда, но знала, что там находятся компьютеры и мониторы, на которых отображаются картинки, зафиксированные многочисленными камерами. Вот и сейчас они светятся, показывая лишь полутёмное пустое помещение, отдыхающее от шумных покупателей, снующих туда-сюда по залу. Сбоку напротив друг друга расположились два небольших диванчика. Их разделял деревянный журнальный столик, на котором стояли электрический чайник, сковорода, а также лежали различные прозрачные пакетики.

- Садись, - охранник указывает пальцем на диван.

- Я думала, вы собираетесь меня выгнать, - тихо отозвалась я, опускаясь на немного жестковатую мебель, но она все равно лучше, чем моя куртка на полу. Старичок сел напротив.

- Я же не изверг какой-то. Я бы разозлился, если бы ты что-нибудь стащила: ненавижу воров. А ты просто забилась в угол. Что, дома проблемы? С родителями поссорилась?

- У меня нет ни дома, ни родителей, - выдохнула я, слишком утомленная. Возможно, и не надо было откровенничать. Жалость – это унижение, но мне так хотелось, чтобы меня пожалели. Хотя бы чуть-чуть.

Слёзы – мои самые преданные спутники. Мне так хотелось от них избавиться, но они вновь покатились, орошая щёки.  

8

POV Биго

Голова трещит, а изо рта так смердит, что если поджечь спичку и дыхнуть, появится адское пламя. Я до последнего не верил, что окажусь в этом кресле. Но, твою мать, моя задница в итоге именно здесь.

Всю прошедшую неделю я старался переубедить Тёму, который точно знал, что для меня это будет пыткой. Возможно, именно поэтому он это и сделал. Чтобы меня наказать.  В последний же день напился до поросячего визга, приняв поражение.

Не помню, как оказалсяв своей кровати, а ещё понятия не имею, кто была та блондинка, которая сопела рядом. Хм. Если она решит поделиться с прессой вместе проведённым досугом, то, возможно, и узнаю.

По максимуму откидываюсь на спинку, голова тянет меня вниз. Я тяжело дышу. Сейчас бы сигарету в зубы и полежать, а вместо этого до ушей доносится распевка.

- Ла, ла, ла, ла, ла, ла…

А позади меня начинает набираться полный зал зрителей. Кто-то из них шепчется, кто-то разговаривает в голос, не стесняясь. Я чувствую их взгляды на себе.

Пристрелите меня сразу, чтоб не мучился.

Я сморщился, когда тётка на сцене, в строгом черном костюме дала команду «Мотор!», съемка началась. Мне пришлось приподняться. Я вплеснул в горло воду, стоящую на столе передо мной, из последней попытки надеясь, что там что-то покрепче, но нет.

Сегодня я явно в духе.  

Игнорирую смешок коллеги по судейству, хотя сперва порывался продемонстрировать ему средний палец - уже прогресс. Ненавижу эту напыщенную рожу, смотрящую на меня свысока только из-за того, что на его лице хренова куча морщин, а член, не работающий без Виагры, помешает ему объездить молодых кобылок, которые сегодня будут штурмовать эту сцену.

Я щелкаю пальцами. Расправляю плечи, когда на сцену поднимается первый участник.

Пора начинать это шоу.

И тут же жалею о своём минутном энтузиазме, потому что… Что это вообще, чёрт возьми?

Голос у этого парнишки словно резиновый, но не в смысле тягучий или эластичный, скорее напоминает палёную резину, которую пытаются разгрызть зубами два накаченных мужика. Морщусь, отчаянно стараясь не закрыть уши руками. Тёма прибьет меня, если это покажут в эфире.

Неужели так сложно хотя бы в ноты попадать? Бога ради, в нотной гамме всего семь нот! Как можно так ложать?

Но, как оказалось, это было только начало. Начало, мать вашу! И чем дальше, тем глубже в лес.

Я упёрся локтями в стол, сжал пальцами голову. Вот именно поэтому я не хотел сюда! И именно по этой причине Тёма запихал меня в это кресло. Издевательство, с целью наказания – вот, что это. Он хочет в сотый раз показать мне, кто главный. Я для него пешка, которую он может свободно двигать по доске в клеточку.

Я не заглядывал в анкеты участников, редко поднимал глаза на сцену – у меня не было желания ещё и видеть этих извращенцев. А кто они, если так издеваются над музыкой? Временами вздрагивал от аплодисментов нерадивых зрителей, которые зачастую делали это по команде. Ну, не могли же они на полном серьезе аплодировать этим бездарям? Я искренне удивлялся, когда и судьи, в принципе уважаемые люди в мире шоу-бизнеса, ещё о чём-то с ними разговаривали.

Не все, конечно, были невыносимыми. Некоторые пели вполне сносно, но никто не привлекал особого внимания.

Пока не появилась она. Пятидесятая по очереди.

Мы уже успели сделать два перерыва, хотя бы для того, чтобы уши не закровоточили, а зрители могли толпой сходить в туалет.

Я выкурил пару сигарет, оправил своему директору несколько ласковых сравнений и пожеланий. Пусть Тёма молится, чтобы меня хватило ещё на несколько часов, и я благополучно вытерпел и не взорвался. Волосы потеряли причёску, которую с утра смастерил гримёр. Мои пальцы сделали из них гнездо. Я был на грани.

Я не видел, как она вышла, лишь слышал, как застучали её каблучки - звонко, но не шибко уверенно.

- Лора Ви, - представилась она, и её голос разнёсся по залу, словно  звон хрустального колокольчика. Я напрягся, по спине спустился холодок, а ведь она еще только имя свое назвала.

Первое, что бросилось в глаза, когда я ускоренно поднял голову вверх, - это невероятная копна темных  кудрявых волос, обрамляющая миниатюрное тело. Свет был недостаточно ярким, чтобы я мог как следует рассмотреть их цвет, но непослушный объем, который она тщательно старалась пригладить, уже привлек моё внимание.

Мои глаза переместились на её лицо. Миловидное. Подбородок скромно опущен, пухлые губы поджаты, а крупные глаза несмело двигались между судьями, пока не остановились на мне. Я сглотнул. Глаза у неё тоже темные. Образовалась пауза, которую мне не хотелось нарушать, и она начала затягиваться. Слышу покашливание позади себя, хотя зрители молчали, видимо, тоже исследуя участницу.

Не могу отвести от неё глаз, словно она магнитила меня. А я, кажется, её. Но в этом нет ничего удивительного. На меня все девчонки так смотрят. И я знаю, что их во мне привлекает.

- Можешь начинать, - торопит мой сосед.

Девушка кивнула, отчего её волосы колыхнулись. Мои пальцы зашевелились на столе: вдруг захотелось сжать в ладонях волнистую прядь. Внизу живота появилась тяжесть. Когда я последний раз ощущал такое волнение?

Зазвучала узнаваемая с первых нот мелодия: у меня отвисла челюсть. Серьезно? Она не шутит?

Нет, девчонка не шутила. Её нога принялась отбивать ритм, она считала. С такой сложной и знаменитой песней нельзя играть. Напрягся не только я. Все замерли в ожидании – кто-то провала, кто-то чуда.

Я чётко видел, как девушка сделала глубокий глоток воздуха, затем начала  так аккуратно, что я задержал дыхание, чтобы не пропустить ни единый звук:

- Every night in my dreams

I see you, I feel you

That is how I know you go on.

Похоже, все-таки чудо.

Под кожей зашевелились мурашки, а волоски на всем теле встали дыбом. Её голос зажурчал, словно ручеёк весной, омывая свежестью. Прищуриваюсь, напрягаю слух, чтобы услышать, как она облажается, но нет. Всё точно и чётко. Трепет внизу живота распространился по всему телу.

9

POV Биго

- Биго, - мягкие губы касаются моего уха, затем захватывают мочку, - может, поедем уже к тебе?

Тоненькие пальчики, завершающиеся острыми коготками, покрытыми красным лаком, касаются моего живота, затем быстро опускаются ниже, останавливаясь на бугре в моих штанах. Она оттопырила указательный палец и мизинец, затем потёрла мой член сквозь плотную ткань джинсов средним и безымянным пальцами.

- А зачем нам куда-то ехать? – спрашиваю псевдоигриво, отчего самому тошно.

Девушка поднимает лицо, чтобы возмущенно надуть накрашенные матовой помадой губки.

- Чтобы я могла попробовать его, - средний палец чуть сильнее надавливает, чтобы я уж точно понял, на что она намекает. Хотя какие тут намёки?

Сегодня на съемке я соврал. Мне не было скучно, возможно, впервые за три года.  Я ожил на какие-то пять минут, пока Лора Ви была на сцене. К своему неудовольствию, я запомнил её имя.  Интересно, это её настоящее имя?

Нет, черт тебя возьми! Тебе не интересно ни на грамм! Соберись!

Морщусь, когда костлявые пальцы перебарщивают с намёками. Девушка улыбается: она знает.

Кастинг давно закончился, а моя голова до сих пор не прошла. Не помог дорогой алкоголь, который я влил в себя в немалом количестве.

Перед глазами все равно стояла она, богатая девчонка. Её красивое лицо, обуреваемое непонятными мне эмоциями. Пухлые губы, которые она умудрилась сжать в одну линию. Руку на отсечение, она мысленно расчленяла меня.

Смотрю на блондинку, приближающую ко мне свое лицо, явно намеревающуюся подставить мне свои губы для поцелуя, и делаю то, чего никогда в жизни не делал. Я сравниваю. Белые прямые космы с блестящими вьющимися волосами. Её голубые раскосые глаза с большими карими. А ярко накрашенные и неестественно надутые губы с естественно розовыми, пухлыми от природы.

Эта сучка проиграла. Но и богатенькая куколка не выиграла. Пусть мне и понравилась её внешность, принципы ещё никто не отменял.

После её ухода меня уже ничего не привлекало. Я занялся тем, чем занимался до её появления. Ничем.

Позже, когда мы попали за кулисы, я слышал, как  народ шептался, что она ревела, когда убежала со сцены.  

Я не поверил: этого не может быть. Зачем ей плакать? А даже если и так, то богатенькие родители смогут подарить ей что-нибудь, чтобы её утешить. Песню, например, вкупе с клипом. Чего мелочиться?

Как она вообще додумалась спеть My heart will go on love? Титаник, мать вашу, серьезно? С Леонардо ДиКаприо и Кейт Уинслет? Великая любовь, одна из самых романтичных и трогательных, несмотря на смерть главного героя?

Какая же это хрень! Чушь собачья! Любовь? Ха три раза!

Нет никакой великой любви! Даже кровное родство не гарантирует наличие любви. Я знаю, о чём говорю.

Мне не нравится девчонка передо мной. Все так однообразно и до ужаса осточертело. Я не хочу везти её ко мне, не хочу ехать к ней. И даже возможность по-быстрому трахнуть её в туалете клуба не вызывает во мне адреналина. Раньше это все возбуждало, но сейчас кажется бессмысленным.

Я не принимаю приглашение на поцелуй, вместо этого наматываю на палец сухую прядь её волос. Мне не нужно подтягивать её к носу, чтобы сказать, чем она пахнет. Даже с такого расстояния я слышу приторную сладость. Фу, от такого аромата запросто заболит голова. И она уже начала потрескивать.

Пора валить отсюда.

- Что ты здесь делаешь?

Оборачиваюсь на знакомый голос. Вит.

В кромешной темноте его было сложно разглядеть. Он не раз меня пугал, появляясь словно из ниоткуда. Чёрная одежда, чёрные волосы до плеч почти делали из него невидимку. Выделились только его ярко-синие глаза, которые сверкали даже в ночи.

За нездоровое пристрастие к чёрному цвету в детдоме его обзывали готом. И звали так до тех пор, пока не поняли, что ему насрать на то, как его называют. Вит никогда не заботился о своем внешнем виде, считая, что гораздо важнее научиться виртуозно играть на гитаре, чем ходить в зашитых штанах. Поэтому на его черных штанах с каждым днем становилось все больше дыр, а на пальцах кровили мозоли.

- Я тебя не звал, - рыкнул я, затем пошатнулся. И чтобы не упасть, пришлось наклониться вперед и упереться рукой в гараж. Голова закружилась. Я прижал лоб к холодному металлу.

- И что случилось на этот раз? – спрашивает Вит спокойнее некуда.

- С чего ты взял? – хмыкаю, приподнимая правый уголок верхней губы.

- Ты всегда ломишься в мой гараж, когда напиваешься.

- Не всегда! – отталкиваюсь от металлической двери, чтобы мотнуть рукой, но не получается. Чёрт! Снова приваливаюсь к гаражу, ища опору. На этот раз плечом.

- Ага, точно, - усмехается Вит, - совсем забыл. Только тогда, когда тебе хуёво. И ты долбишь в эту дверь, словно пытаешься попасть в прошлое и найти там спасение.

Игнорирую его выпад. Потому что даже в таком состоянии я признаю сто очковое попадание этого говнюка.

- Открой, – стучу кулаком. По пустому гаражному кооперативу разнеслось громыхание. – Открой!

- Нечего тебе делать в моём гараже. Иди домой. В свою квартиру в новой высотке.

- Это и мой гараж! – К горлу подступил гнев. Я сплюнул вязкую слюну.

- Больше нет. – Я не вижу засранца, но такое чувство, словно он медленно, но верно вводит нож мне в подреберье. Стискиваю зубы. – Он перестал быть твоим, когда ты съехал.

- Я не хотел и дальше так жить!

- Тебе нравилось так жить. – Не знаю, что бесит больше – его уверенный тон или правота. Частичная правота.  

- Мне нравилось писать тексты для твоей музыки, но не нравилось жить в гараже! Чёрт возьми, кому может нравиться жить в гараже?

- Мне.

Вит останавливается за моей спиной, вытягивает руку, отталкивает мой локоть, чтобы воткнуть ключ в замочную скважину. Мне пришлось поскрести по сусекам самоконтроля, чтобы остаться в вертикальном положении без помощи посторонних предметов. Дверь открылась. Вит наклонил голову, протиснулся сквозь метровый дверной проём, вырезанный в воротах гаража.