По обе стороны измены

Глава 1

– Мам, а папа придёт? – уже в который раз спрашивает Арья.

– Обязательно придёт, – стараюсь успокоить дочь, незаметно поглядывая на часы.

Сегодня её первое выступление, и присутствие отца для неё очень важно. К радости или к сожалению, я вынуждена признать, что дочь привязана к нему больше, чем ко мне.

Пишу сообщение мужу:

«Вова, ты где?»

Вижу, что прочитал.

И ни-че-го.

Возможно, он за рулём и не может сразу ответить. Пытаюсь найти оправдание и понимаю, что его просто нет! Потому что можно позвонить и сказать, где ты есть, в конце концов!

– Мам, где он? Нас уже сейчас позовут! – Аришка нетерпеливо дёргает меня за руку.

Присаживаюсь перед ней на корточки и беру тоненькие пальчики в свои. Холодные совсем.

– Замёрзла?

Отрицательно мотает головой и смотрит на меня несчастным взглядом.

– Ариш, папа обязательно придёт. Он наверняка уже едет.

– Точно-точно? – спрашивает с такой надеждой в глазах, что выворачивает мне душу наизнанку.

Точный ответ на этот вопрос я не знаю. В последнее время Вова не всегда выполняет свои обещания. Но сказать дочке, что он не придёт, я не могу.

– Он постарается. – Нахожу самый оптимальный вариант. – Он же тебе обещал. Просто у него работа, – объясняю, извиняясь. Будто это я виновата, что не могу прийти на дебют к собственной дочери.

И ведь Вова знал о нём заранее!

Я немного удивилась, когда сегодня утром муж начал собираться.

– Вов, а ты куда?

– На работу.

– На работу? Но сегодня же воскресенье.

– И что? Ты так говоришь, как будто я первый раз работаю семь дней в неделю.

– Не первый. Но я очень просила, чтобы именно сегодня ты был свободен. У Арьи выступление во Дворце культуры, – добавляю после небольшой паузы.

Вчера он пришёл слишком поздно, и дочь уже спала. Впрочем, как и все последние дни. Иначе она обязательно напомнила бы ему. Я же решила, что он специально задерживался, чтобы сегодня сделать выходной и провести его с детьми.

Руки, завязывающие галстук, замирают на секунду, но тут же продолжают привычные действия.

– Ал, я постараюсь успеть, – отрезает сухо.

Но, судя по всему, он опять или забыл, или не успевает.

– Я знаю, – глубоко и разочарованно вздыхает моя звёздочка. – Но я так хотела, чтобы папа увидел моё выступление.

– Он увидит. Я обязательно запишу его на видео.

В детских глазах загорается крохотный огонёк.

– Арья, скоро наш выход, – звучит голос хореографа.

Но дочь не двигается с места. И Марина Андреевна подходит сама.

– Ари, оставляй маму. Нам нужно идти.

– Иди, моя хорошая. У тебя всё получится, – наставляю застывшую, как мраморное изваяние, дочь.

Прижимаю её к себе и готова прибить Вовку своими руками за её расстроенное личико.

Дочь всё делает только ради папы. Танцует для папы, рисует для папы, старается только ради его похвалы.

Отпускаю самые дорогие пальчики.

– Иди, Ариш.

Даёт себя увести.

Смотрю им в спину. Марина Андреевна, склонившись, что-то говорит ей. Но плечики моей девочки опущены.

Потому что здесь нет папы.

Достаю телефон и набираю номер мужа. Упорно слушаю длинные гудки, но Вова не отвечает.

Злюсь. Иду в зал и сажусь рядом с сыном, которого оставила на Вику.

– Что так долго? – возмущается Малышкина. – И где Вовка? – кивком показывает на пустое место.

– Не знаю, Вик. Он не отвечает. Занят, наверное.

– Вообще-то сегодня воскресенье! И ради дочери можно было бы подвинуть свою супер-пупер важную работу!

– Вик, не начинай. Пожалуйста, – прошу.

И без её комментариев несладко.

В этот момент ладонь раздражает звуковая вибрация. Снимаю блокировку и читаю сообщение от мужа:

«Ал, у меня не получается вырваться».

Мысленно позволяю себе выразиться нецензурно!

«Почему?» – пишу. И тут же стираю.

Сейчас это не имеет значения. Важно другое:

«Но ты обещал Аре!»

«Я знаю. Прости, что так вышло».

Я прощу. А вот ей будет обидно. Очень обидно!

«Вова! Аря тебя ждёт!»

«Я понимаю. Но не могу. Никак. Вечером куплю ей торт. Всё. Мне пора».

***

– Аришик, ты настоящая звезда! – восклицает Вика, когда, уже переодевшись, Арья выходит в фойе.

– Ну, тёть Вик, – дочка смущённо улыбается, но её глаза ищут по сторонам.

– А папы нет? – поднимает на меня свой ясный взгляд.

– Ариш, его не отпустили. Он сказал, что вечером купит тебе торт, – стараюсь улыбнуться.

Только торт – это не папа. И я даже не представляю, что она сейчас чувствует.

– А знаете, что? Давайте, мы прямо сейчас пойдём в кафе и отпразднуем как следует. А? Как вам такая идея? Костик, ау! Приём! Тётя Вика вызывает Константина! – Вика складывает ладони рупором и плечом пихает уткнувшегося в телефон Костю. – Ты как?

– Я не хочу торт. Я хочу пиццу. – Отрывается от экрана.

Ох уж это поколение Интернета.

– Без проблем! – небрежным жестом уверяет его Малышкина.

Мне хотя бы капельку её неиссякаемого оптимизма и энергии.

– Я тоже хочу пиццу, – оживает Арья.

– Значит, решено: все идём в «Кантанеллу»!

– А картошку фри можно? – пищит Арья. – Немножечко? – просит умоляюще.

– Сегодня можно всё! Тётя Вика угощает!

– Ура! – хлопает в ладоши Аря, а Костя закатывает глаза от такого проявления настоящего восторга.

– Хорош уже строить из себя взрослого, – снова пихает его Вика. – Бери сестру и на выход!

– О'кей, босс, – шутливо салютует. – Арь, пошли.

– Не «о'кей», а «так точно»!

– Так точно, босс! – подхватывает Арья.

– Вот! Моя школа! Учись, как надо! – «воспитывает» Костю, но тот решает, что быстрее удалиться будет благоразумнее.

Глава 2

Собираюсь упрекнуть ребёнка за грубость, но спотыкаюсь на полуслове.

Костя, не мигая, смотрит в окно. Его губы брезгливо сжаты. А на лице застыла маска омерзения.

Я медленно перевожу свой взгляд в том же направлении, и немой крик застревает в горле.

Я не верю тому, что вижу.

Чуть ли не прямо напротив окна нашей зоны стоит мой муж в компании высокой стройной блондинки. Рядом ходят люди, проезжают мимо машины, город живёт своей обычной жизнью, а они зачем-то остановились и не замечают ничего вокруг. По весёлым, беззаботным лицам, по тому, как мой муж склоняется к своей спутнице, по его руке, обнимающей её за талию и прижимающую к себе, по букету роз, небрежно зажатому между ними, никак не назовёшь их встречу рабочей.

– Оху-у-е-е…хал мой автобус, – несдержанное восклицание Вики вырывает меня из оцепенения.

Пока я пытаюсь прийти в себя от увиденного, Арья успевает выскочить на улицу.

Не помня себя, бегу за ней. Но всё равно опаздываю.

Дочь с силой отталкивает от своего отца чужую женщину. Так, что та, не удержавшись на своих высоченных шпильках, оступается и приземляется прямо на тротуарную плитку.

– Ненормальная! – на всю улицу визжит блондинка.

Вокруг них оборачиваются и останавливаются люди. Кто-то смеётся. Кто-то снимает на камеру. А я не верю, что весь этот кошмар происходит наяву.

– Аря? – изумляется Володя. – Что ты здесь делаешь? Где мама? – спрашивает, а сам собирается помочь своей пассии. Но Арья не даёт, толкая теперь и его.

Вова ловит её за руки.

– Пусти! Не трогай меня! – вырывается и отступает на шаг. Детское лицо искажено болью и гневом.

– Аря! Да что с тобой?

– Это всё ты! Ты!!! Ты – предатель! – надрывно кричит дочь, повторяя слова брата. – Я тебя ненавижу! Ненавижу!!!

Она швыряет в отца свой телефон и выскакивает на проезжую часть.

Я впервые чувствую, что значит, когда волосы встают дыбом.

Нет, я уверена, что она сделала это не специально. Она просто потерялась от захлестнувших эмоций и, не видя, куда бежит, выбрала не то направление.

– А-ря-а-а!!! Не-е-т! – мой крик разрывает этот мир на части, когда дочь падает на дорогу.

Время замедляет свой ход, и я вижу каждое мгновение. Изо всех сил прорываюсь сквозь ставшее тугим пространство и не успеваю поймать дочь.

Водитель пассажирской газели пытался уйти от столкновения, но всё равно зацепил Арью.

Вокруг разворачивается настоящий хаос. Но весь мой мир умещается на том крошечном пятачке, где неподвижно лежит моя девочка.

Падаю перед ней на колени и осторожно переворачиваю на спину. Трясущимися руками касаюсь её испачканного лица, убирая с него выбившиеся из причёски прядки волос.

– Аря…

Нежелание принимать случившееся раздирает моё сердце на части. Боль душит и мне становится нечем дышать. А глаза застилает пелена.

– Доченька… – шепчу непослушными дрожащими губами. – Девочка моя… Нет… – рыдания рвутся наружу, но застревают в горле. – Господи, нет! Пожалуйста! Нет... А-а-а!

Крики, шум, вой сирен – всё сливается в один сплошной гул и уходит за пределы сознания. Меня словно накрывает невидимым куполом, который приглушает все эти звуки. Они становятся неважными, как и всё происходящее вокруг.

Ловлю еле слышный стон Арьи.

Жива! – колотится в сердце.

Слава Богу, жива!

И меня отпускает. Нереально отпускает. Как будто это меня сбило машиной. Хотя, наверное, так и есть. Нас всех одним ударом выбило из той жизни, к которой мы привыкли. Но об этом я буду думать потом.

Часто и рвано дышу, чтобы прийти в себя.

– Мам… – хрипит еле слышно дочь.

– Я здесь, моя хорошая. Здесь. – Глотаю рыдания, чтобы не пугать сильнее своего ребёнка.

– Что со мной? Я умру?

– Нет, конечно. Не говори так, – прошу. Нет, не прошу. Заклинаю! – Всё будет хорошо.

Внушаю ей и себе. Всё. Будет. Хорошо.

– Мам, мне… больно… дышать.

– Потерпи, детка.

Если бы только можно было забрать её боль, я забрала бы, не раздумывая!

Скорая приезжает очень быстро, и Арью уносят на носилках.

Не отхожу ни на шаг от своей девочки, забывая обо всём. И только уже сидя в машине скорой помощи через открытую дверь я замечаю, сколько народу собралось поглазеть на происшествие.

– Она сама на меня кинулась! А потом прыгнула под машину! – доносится сквозь общий шум.

– Да, это так и было! Я сама видела и могу подтвердить!

– Откуда она взялась?

– Да она бешеная!

– Что за родители пошли? Совсем за детьми не следят! Вот они на людей и кидаются!

– Она явно что-то украла и хотела сбежать! Но попала под машину. Провидение наказало воровку…

Только моя девочка не воровка. Это у неё украли любовь, доверие и здоровье.

Но никто не знает всей этой горькой правды.

Бессознательно мажу по лицам, которым, по сути, глубоко всё равно, кто виноват. И лишь в самый последний момент замечаю того, кто так жестоко предал и разрушил нашу семью.

Вова стоит в стороне и с отрешением смотрит на происходящее. К нему обращаются, но он не отзывается, словно ничего не слышит.

Мне кажется, что на какой-то момент наши взгляды встречаются. Глубокий его и мой холодный.

Только теперь на меня смотреть уже поздно.

Фельдшер закрывает дверь скорой, окончательно отрезая нас от него и от того хаоса, что произошёл по его вине.

«Ал, у меня не получается вырваться».

«Я не могу. Никак. Вечером куплю ей торт. Всё. Мне пора».

В висках противно стучат лживые слова.

Никак он не может!

Ложь. Все его слова ложь. Гнусная, подлая, наглая ложь.

А ведь я верила, что он много работает. Понимала и даже жалела. Арья ему верила. Мы все верили.

И я уверена, что, если бы не эта нелепая случайность, по которой мы оказались в центре города, Вова, как обычно, пришёл бы домой и принёс обещанный торт. Аришка бы с радостью тараторила, рассказывая любимому папочке все свои новости, и они вместе смотрели бы на телефоне её выступление. И всё было бы как прежде.

Глава 3

Стон дочери вырывает из неглубокого тревожного сна, которым мне удалось забыться лишь под утро. Распахиваю глаза и вижу, как она пытается сесть на кровати. Сама.

– Аря! – испуганно вскрикиваю и, не успев окончательно проснуться, помогаю ей сначала сесть на кровати, а потом встать. – Ты зачем сама встаёшь?

Ей ставят обезболивающее, но отсутствие закрепляющей повязки на груди не избавляет от тревожности, а наоборот, лишь усиливает волнение.

– Я хочу в туалет.

– Доча, нужно было сразу меня позвать.

– Мам, я могу сама, – пищит еле слышно. Говорить, как и дышать, ей немного сложно.

– Ариш, тебе нельзя делать резких движений.

– Я не делала, – звучит хрипло.

Несмотря на то что полученная травма не такая серьёзная, как, например, повреждения позвоночника, доктор сразу предупредил о возможных последствиях, если не соблюдать рекомендации. И категорически запретил делать резкие движения, которые могут привести к повреждению лёгкого.

Я слишком ярко представила себе эту картинку, и избавиться от неё мне до сих пор очень и очень сложно. Даже несмотря на все заверения врача, что такое бывает крайне редко.

– Почему нельзя сделать какую-то повязку на грудную клетку? Гипс, ортез, или что-то подобное.

Понимаю, что мой вопрос звучит глупо, и я совершенно некомпетентна в вопросах медицины, но мысль о том, что кость может проткнуть лёгкое, наводит невообразимый ужас.

– А зачем? – мужчина смотрит на меня добродушно-снисходительным взглядом.

Наверное, у него хватает таких истеричных мамаш.

– Чтобы не сделать случайно резкое движение, – повторяю его же слова.

– Арья же не станет отрабатывать приёмы каратэ?

– Нет, конечно! Но она не сможет лежать всё время неподвижно.

– А лежать неподвижно не нужно. Она должна двигаться.

– Но как же… – меня опять накрывает паника. – Она ведь может навредить себе.

– Алла Александровна, успокойтесь. Вашей дочери нужно двигаться. Ходить, чтобы не было застоя в лёгких, – терпеливо и спокойно убеждает. – А уже завтра ей придётся делать дыхательную гимнастику.

– Но…

– Через все «но», «больно», «не хочу» и «не могу». Потихоньку, без особого усердия.

Отвожу дочку в небольшой санузел, прикрываю за ней дверь и стою рядом, прислонившись лбом к стене.

Может, я и правда сильно себя накручиваю? Но смотреть на несчастное, поцарапанное об асфальт лицо моей девочки – выше моих сил.

Я не знаю, как пережила вчерашний день. Страх за жизнь и здоровье дочери вытеснил все остальные мысли. Которые в полном объёме навалились на меня ночью, когда Арья уснула.

Вову я не видела и не разговаривала с ним. Он не звонил, а я… Я не хочу его видеть. И пока не готова спокойно реагировать или обсуждать с ним какие бы то ни было вопросы. Да и что можно обсуждать, если всё было чётко и ясно видно.

«У меня не получается вырваться».

Ещё бы получилось! Что такое выступление дочери, когда у него такая «работа»?

Чувствую, как внутри просыпается вулкан злости, негодования и омерзения к человеку, которого я любила, доверяла и всегда верила.

***

– Аришка, ну нельзя же так! Может, тебе чего-нибудь вкусненького привезти? – спрашивает Вика.

Но дочка отрицательно качает головой. Так равнодушно, что даже немного растормошить её никак не получается.

Ловлю взгляд Малышкиной и развожу руками, молча говоря: «Вот как-то так».

Вика кривит недовольную рожицу, всем своим видом показывая, что просто так она не сдастся. И тут же на её лице появляется довольное выражение, говорящее, что в голову ей пришла очередная идея. Даже страшно становится.

– Аря! Знаешь, что у меня есть?! – Малышкина с загадочным видом вытаскивает из сумочки розовую игрушку-мялку. – Котик-антистресс! Арь, ты только глянь, как он умеет.

Вика по-разному сжимает несчастную игрушку, которая забавно надувается.

– На, попробуй!

– Не, тёть Вик. Я не хочу.

– Что значит, не хочу?! Бери, когда дают! – Вика чуть ли не силой впихивает игрушку Арье в руку.

Та машинально сжимает жмяку, и спустя несколько нажатий на лице дочки появляется слабая улыбка.

– Ведь клёвый же? – спрашивает Вика.

Вот откуда он у неё? Такое ощущение, что у неё не дамская сумочка, а шляпа фокусника, из которого она может достать всё что угодно.

– Ага. Прикольный, – соглашается с ней Арья, увлёкшись.

– Во-о-от! А то: «не надо», «не хочу», – передразнивает. – Если тётя Вика сказала, значит, надо! И никак иначе!

– Похоже, мне такого тоже надо, – замечаю. – И в обе руки желательно.

– Без проблем. Завтра будет и тебе, – успокаивает подруга. – Тебе какого цвета? Белого или розового?

– Вика, я пошутила.

– А уже всё! Поздно! Вселенная услышала твоё желание, записала, и готова выполнить. И потом. Шутки шутками, но… Дальше ты сама знаешь.

Знаю.

– Ладно. С вами хорошо, но время посещений ограничено. Ариш, я пойду. А ты держись огурцом. Хватит киснуть!

– Хорошо.

– Вот так и надо! Дай поцелую хоть, раз обнимать тебя нельзя. Арь, я маму на пять минут у тебя заберу? – спрашивает разрешения и только после её согласного кивка просит: – Алла, пойдём, проводишь.

– Я сейчас приду, Ариш.

– Мам, иди уже. Куда я денусь? – сопит дочь, терроризируя игрушку, растягивая её в разные стороны.

Отвлеклась, слава богу!

– Классная штука, – говорю Вике, когда мы выходим из палаты.

– Ага. Мне её Блинов привёз как раз на восьмое марта. Да-да, – добавляет, заметив моё удивление. – Наверное, с тонким намёком, что я очень нервная.

– И после этого он остался в живых? Как-то не верится.

– Что взять с «убогого»? Я ему ответила, что мог бы форму другую подобрать. Поинтереснее и потвёрже, – добавляет Малышкина многозначительно. – А то я его младшего по чину представлять буду, когда стресс снять захочу.

– Вика!

– Что, Вика-то? Ему, значит, можно, а я что, рыжая? Я первое время, знаешь как, на этом антистрессе отрывалась. А потом что-то забыла. Так в сумке и валялся. Всё хотела выбросить, да жалко было. И, видишь, пригодился.

Глава 4

От одной мысли, что Вова может прийти с этой девицей в нашу квартиру и нашу постель, мне становится дурно. В горле застревает ком, и я сжимаю рукой шею.

Господи, за что? Вопрошаю мысленно.

Вот только никакого ответа я не слышу.

Вчера, пока муж был на работе, я ездила домой и привезла необходимые нам с Арей вещи. О чём-то просить Вову я не стала. Просто потому, что не хочу его ни видеть, ни слышать. Но мне даже в голову не могло прийти, что, пока меня нет, в нашем доме может появиться чужая женщина! Ходить по квартире, трогать вещи, принимать ванну, пользоваться посудой… От осознания этого меня выкручивает так, что становится трудно дышать.

После неё я не то, что жить там не смогу, я даже зайти в собственный дом побрезгую, словно он осквернён!

Я не знаю, есть ли Бог на самом деле. Но если есть, то почему от допускает всё это?

Мне хочется кричать от несовершенства этого мира, низких человеческих поступков, собственного бессилия. Но я даже этого не могу сейчас себе позволить.

– Алла Александровна? Вам плохо? – раздаётся совсем рядом, и я вздрагиваю от мужского голоса.

Оказывается, всё это время, я так и стояла возле лифтов, не в состоянии сдвинуться с места.

Я достаточно слышала о неверности мужчин и от коллег, и от знакомых. Но я никогда не думала, что когда-нибудь сама окажусь в подобной ситуации. Обманутая жена всегда выглядит жалко. Потому что она не заметила, когда муж охладел к ней. Допустила это.

А я не хочу, чтобы меня жалели. Жалели лишь потому, что муж променял семью на любовницу. Но больше всего я не хочу, чтобы мне в спину летело жалкое: «Её бросил муж». Только поэтому я заставляю себя выпрямиться и открыто посмотреть в глаза.

– Уже прошло. Всё хорошо, – изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно.

– На вас лица нет, – бросает обеспокоенно лечащий врач моей дочери.

– Куда же оно делось? – пытаюсь отшутиться.

– Вот и я хотел бы это знать. Давайте-ка на пост. Я попрошу, чтобы вам измерили давление и…

Только дело совсем не в давлении. Оно точно ни при чём, и скорее является следствием, чем причиной. А вот настоящую причину знать лечащему врачу моей дочери не за чем.

– Это лишнее, Демид Эдуардович, – произношу вежливо.

– Здесь я решаю, что лишнее, а что нет, Алла Александровна.

Мужчина решительно берёт меня за локоть. Не отпускает. Как будто уверен, что я брошусь наутёк. И ведёт в сторону медицинского поста, на котором, однако, никого нет.

– Хм…

– Демид Эдуардович, не нужно лишнего беспокойства. Я пойду в палату. К дочке.

Вместо ответа на меня пристально смотрят внимательные мужские глаза.

– Хорошо. Но я всё равно пришлю вам медсестру. Не спорьте, – добавляет, заметив, что я хочу возразить.

Развожу руками, показывая, что пусть будет так. Иду к палате, чувствуя, как спину жжёт от проницательного взгляда.

Дочь, заметив моё появление, с лёгким воодушевлением восклицает:

– Мам, смотри, как он умеет.

Быстро-быстро трясёт свою новую незамысловатую игрушку, которая по инерции растягивается, превращаясь в длинную «колбасу».

– Бем, бем, бем, бем, – озвучивает Арья каждый удар котика по её руке. – Хочешь попробовать? – предлагает мне.

Я не уверена, что хочу.

– Мам, попробуй! – настаивает дочь, видя моё колебание.

Без особого энтузиазма беру игрушку. Приятная на ощупь она легко помещается в ладони, и желание сжать её появляется непроизвольно.

– Мягкий, – замечаю и сжимаю гуттаперчевого котика. Он смешно надувается, образуя большой пузырь.

– Правда, здорово? – спрашивает дочь.

– Здорово, – соглашаюсь.

Ни за что бы не подумала, что такая безделушка может доставить столько удовольствия. И, когда приходит Лена, дежурная медсестра, чтобы измерить мне давление, моё «потерянное» лицо «возвращается на место».

– Давление в норме, – констатирует, недовольно сжав губы.

На её лице явно читается раздражение, как будто из-за меня ей пришлось бросить все свои дела.

– Я не просила об этом, – объясняю. Но это не особо помогает.

– Что-нибудь передать Демиду Эдуардовичу? – интересуется, демонстративно показывая при этом своё нежелание в выполнении поручения.

– Нет. Ничего не нужно.

– А вы можете у него спросить, когда мне разрешат заниматься танцами? – вмешивается Арья. Это первый вопрос и первый появившийся у неё интерес после случившегося.

– Это ты можешь сама спросить у него завтра на обходе, – отрезает и, резко развернувшись, выходит из палаты.

Глава 5

Вижу, как от такого «внимания» сникает моя девочка.

– Ей тоже антистресс не помешает, – сердито сопит мой котёнок.

Не помешает – это точно. И желательно в полный рост. Как сказала бы Вика.

– Ариш, не обращай внимания. У тёти сложный день.

Дочь отворачивается и смотрит долгим взглядом в окно. Прячет эмоции.

– Ну? Ты чего? – вкладываю ей в ладошки «волшебного» котика Вики, и осторожно устраиваюсь рядом.

Лишние движения Арье строго запрещены, и она не может ни обнять меня, ни просто потянуться.

Обнимаю я. И перебираю пальцами мягкие волосики. Это мой самый лучший антистресс.

– Мам, долго мы ещё будем здесь?

– Ариш, Демид Эдуардович сказал две-четыре недельки нужно полежать.

А сегодня только четвёртый день.

– А потом?

– Потом тебя выпишут.

– Домой?

– Конечно, домой.

– И мне будет всё можно делать?

– Да, солнышко.

Замолкает, словно о чём-то думает.

– Мам, а ты можешь завтра привезти мой чемоданчик для рисования?

– Ты хочешь рисовать?

– Угу.

– Хорошо, привезу, – обещаю, чувствуя, как внутри всё сжимается.

И почему я сразу не подумала про этот чемоданчик? Ведь дочь очень любит рисовать. Хотя тогда мне было просто не до него. Я старалась не забыть всё самое необходимое. А теперь мне придётся из-за него вернуться домой.

Дом. Сейчас это слово вызывает у меня смешанные чувства.

– Если хочешь, я могу купить тебе карандаши или фломастеры и раскраску прямо сейчас, – предлагаю. Надеюсь, что отдел печати ещё не закрылся. – Или попросить тётю Вику.

– Нет, я подожду. Я хочу свой.

Аря осторожно склоняет ко мне свою голову, тискает в руке котика-антистресс и даже не представляет, как сложно мне будет выполнить её совершенно простую просьбу.

Утро проходит в уже привычном режиме: подъём, завтрак, обход врача, процедуры. А во время «тихого часа» я еду за чемоданчиком для рисования.

Бесцельно смотрю на мелькающий пейзаж за окном такси, стараясь ни о чём не думать. Будто это не я вовсе. А всё, что происходит, это всего лишь страшный сон. Я проснусь, и всё будет как прежде.

Вот только проснуться никак не получается.

Как чужая вхожу в свою пустую квартиру, и взгляд придирчиво вгрызается в каждую деталь.

Это в прошлый раз я, стараясь ничего не забыть, не обращала внимания ни на какие мелочи. Но сейчас, после Викиных слов, я сознательно ищу то, что не принадлежит ни одному из нас. Однако дома всё выглядит как обычно. Словно муж на работе, а дети в школе и вот-вот вернутся домой.

Дверь в нашу спальню открыта, и я, как вор, осторожно заглядываю туда. Но и там нет ничего, к чему можно было бы придраться. Всё стоит на своих местах, и нет ничего лишнего.

Осмелев, осматриваю ванную. Но и там всё безупречно. Я бы сказала, что непривычно чисто, потому что Вова нет-нет да и оставит что-нибудь после себя. А тут прямо всё идеально, если не считать лёгкого налёта от воды на кране, который появляется, если его пару дней не смывать.

Испытываю неимоверное облегчение, что у мужа хотя бы хватило совести не тащить грязь в квартиру, где живут дети. Уже спокойно собираю всё необходимое, складывая чистые вещи, которые планировала взять с собой, и ещё раз проверяю, чтобы ничего не забыть.

Подхватываю сумку и несу её в прихожую. Ставлю рядом с пакетом из больницы и вспоминаю, что не выбросила мусор, который собрала в палате. Я торопилась, да и такси подъехало сразу, и я села в него вместе с пакетом, на автомате занеся его домой.

Зная, что Вова никогда не выбрасывает мусор, решаю вынести его и из дома. Обычно это делает сын, да и то, когда ему о этом напомнишь. Но сейчас Костя живёт у бабушки.

Открываю крышку и удивляюсь, что в ведре практически пусто. Вова вынес мусор?

Неожиданно.

Провинившись, старается быть идеальным? Усмехаюсь про себя.

Пусть старается. Может, кому-то это и пригодится. А мне уже нужно ехать к дочери.

Тщательно мою руки и смотрю на своё отражение в зеркале. Такие потрясения не проходят бесследно. На меня смотрит уставшая, разбитая женщина. Но для меня сейчас главное – это здоровье моей девочки. О своей внешности я буду думать потом.

Выключаю воду и вытираю руки. Однако торможу, понимая, что всё-таки что-то не так. Пытаюсь вспомнить последние действия и открываю мусорное ведро снова.

На самом дне лежит то, чего в нём никак не может быть – свёрнутая в трубочку ежедневная женская прокладка.

Подношу ведро ближе к глазам и остолбенело смотрю на предмет, которым муж вряд ли бы когда-нибудь пользовался. К тому же она точно не моя, потому что рисунок на защищающей клеевую часть полоске, лежащей рядом, совсем другой.

Кровь отливает от моего лица, и я медленно опускаю ведро на место. Меня бросает сначала в холод, а потом резко в жар, и я цепляюсь рукой за стену, чтобы не упасть. И мой уже разбитый, но всё-таки кое-как склеенный из осколков мир жестоко разбивается снова.

Прислоняюсь спиной к стене и, обессилев, сползаю вниз.

Я больше не могу держать в себе всё то, что накопилось внутри. Боль от предательства, обмана, лжи и… измены. И стены слышат мои громкие рыдания, больше похожие на вой.

Истерика длится недолго. Звонит телефон, и на экране высвечивается фотография дочки. Как бы я не хотела выгораживать отца перед ней, но смартфон скорее необходимость, чем роскошь. Поэтому перед моим отъездом мы включили его.

– Мам, ты скоро? – слышу в трубке тоненький голосок.

– Да, моя хорошая. Я уже еду. Всё нормально?

– Да. Только давай поскорее.

– Хорошо, детка.

Заставляю себя подняться. Умываю лицо холодной водой и, не вытирая его, выхожу в коридор. Через открытую дверь в спальню взгляд снова цепляется за кровать. Всё бы ничего, вот только Вова никогда не заправляет за собой постель. Я не придала сразу этому значения, потому что обычно она стоит в таком виде. Только делаю это всегда я, а не муж.

Глава 6

Меньше всего я ожидала увидеть какого-то мужчину рядом со своей дочерью. И сквозь пелену в глазах, оставшуюся после слёз, мне мерещится Вова. Мне он везде мерещится!

Хочу возмутиться: «Какого чёрта ты здесь делаешь?» Но не успеваю.

– Ой, дядь Саша, смотри, мама пришла, – раздаётся радостный голосок дочки.

И тот, кого я приняла за своего мужа, на секунду поворачивается в мою сторону.

– Точно. Мама, – характерно растягивает слова и окидывает меня беглым взглядом, но тут же переключает внимание на Арью. – Куда? Лежи давай, попрыгушка. И никаких резких движений, – звучит строгим голосом, и моё сознание окончательно убеждается, что это не тот, кто показался мне в самом начале.

Саша – друг Вовы. Хороший друг. Когда-то они были очень близкими друзьями, но в последнее время общаться стали всё реже.

Мы познакомилась на нашей свадьбе. И для меня оказалось большим сюрпризом узнать, что они с Вовой лучшие друзья.

– Ардаев, это бесчестно прятать такую невесту, – произнёс Александр, глядя мне в глаза.

Как и любая девушка в день своей свадьбы я получала много комплиментов, но этот заставил меня смутиться. А от чересчур назойливого внимания я почувствовала себя неуютно, но это быстро прошло и больше не повторялось.

– Всё честно, Доронин, – как-то странно ответил тогда уже мой муж.

Не скажу, что Александр был нашим частым гостем. Но мужчины общались. Я, как правило, не вмешивалась в их разговоры и проводила время в детской. Костя рос спокойным мальчиком, и мне нравилось с ним играть. А вот Александр частенько пугал меня тем, что мог незаметно подкрасться и молча наблюдать за нашими играми. К которым, после того как он был обнаружен, всегда присоединялся.

Когда родилась Арья, Вова предложил взять Доронина в крёстные. Я не имела ничего против, поэтому согласилась. Но, к моему удивлению, он отказался сам, объяснив это тем, что некрещённый и не верит во всю эту церковную ерунду. Но к Арье Саша испытывал очень нежные чувства. И порой я очень жалела, что он отказался крестить мою дочь.

– Тебя Вова послал? – задаю вопрос вместо приветствия.

Мой голос звучит достаточно резко, чтобы дать понять: я не рада его видеть.

– Нет, – получаю короткий ответ, и Доронин окончательно поворачивается ко мне.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Не решаю приблизиться и опускаю сумку с пакетами на пол возле небольшого стола. Единственный в палате стул занят.

– С каких это пор я не могу навестить свою крестницу? – вскидывает брови.

– Ты не крёстный. И никогда им не был.

Я не хочу быть грубой, но всё, что как-то связано с Вовой, меня откровенно напрягает. И Доронин первый в этом списке.

– Но это не мешало мне считать Арью и Костю своими крестниками, – парирует.

Вынуждена признаться, здесь я откровенно переборщила. Он всегда тепло относился к нашим детям.

Только теперь всё по-другому.

– Тебе лучше уйти.

– А я могу узнать почему? – спрашивает, понизив голос.

Такая наивность вгоняет меня в шок. Тем более наивным Доронин никогда не был. Так и хочется кинуть ему в лицо: «А то ты не знаешь»! Но я заставляю себя сдержаться.

– Что сказал тебе Вова?

– Что Аришка получила травму, и вы с ней в больнице.

Всего лишь «Аришка получила травму»?!

Что это: Вова не захотел «выносить сор из избы», или же пытается не афишировать свою прямую вину?

– Я решил навестить, – продолжает Доронин, но я его не слышу…

Аришка получила травму…

А из-за кого она её получила?!

– …Аря сказала, что ты поехала домой, и мы с ней просто разговаривали. Ничего плохого я не сделал, Алла, чтобы ты меня в чём-то подозревала.

Всё-таки Ардаев прав, прислав вместо себя своего друга. Потому что его самого я разорвала бы голыми руками.

А подозреваю я лишь в том, что этот подлец через друга пытается подобраться к Арье. Потому что самому ему посмотреть в глаза своей дочери стыдно! Или же, что вероятнее, некогда.

– Мам, дядя Саша ждал, когда ты вернёшься, – заступается за Александра моя дочь.

– Что ж. Я уже здесь. Поэтому дяде Саше лучше уйти.

Специально отхожу в сторону, давая ему место для прохода.

– Хм… – Доронин поднимается со стула, но вместо того, чтобы выйти из палаты, встаёт рядом со мной. – Не хочешь объяснить, что происходит?

– Нет, – отрезаю, и звучит второе «Хм».

– Алла, ты можешь сказать, что я сделал не так?

– Не могу! – срываюсь.

– Почему?

Мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза. Выдерживаю пронзительный взгляд.

– Потому что тебе лучше спросить обо всём у Вовы, – цежу сквозь зубы.

Странно, что Ардаев не поделился своими подвигами с лучшим другом.

– Я спрошу. Обязательно спрошу, – соглашается, но при этом не уходит. Стоит и чего-то ждёт.

– А теперь уходи. И не нужно больше сюда приходить.

Глава 7

Несколько долгих секунд Александр смотрит мне в лицо, словно ждёт, что я передумаю. Наверное, раньше я бы именно так и сделала. Только сейчас его настойчивый взгляд ничего не меняет.

– Хорошо, – сдаётся и поворачивается к Арье. – Поправляйся, попрыгушка.

– Марина Андреевна говорит, что нам нельзя поправляться, иначе мы станем толстыми и будем некрасиво танцевать. А я не хочу толстеть, – выдаёт дочь, которой точно не грозит поправиться в том смысле этого слова, что вкладывает её хореограф.

– Тогда выздоравливай, – быстро находится Александр. – И слушайся маму. Пока?

– Пока, дядь Саш.

Доронин снова поворачивается ко мне.

– До свидания, Алла.

Обычная фраза, которую мы часто употребляем. Но сейчас мне слышится в ней подвох, и в его доброжелательность я не верю.

– Всего доброго, Саша, – прощаюсь, нисколько не смягчив свою агрессивность, и он уходит.

Выдыхаю, как будто тащила на себе тяжеленный груз в гору, и опускаю плечи.

Достаю набор для рисования и протягиваю его дочке, которая снова тиранит свой антистресс.

– О! Спасибо, мам!

– Что тебе говорил дядя Саша?

– Ничего особенного, – отвечает с благоговением открывая свой чемоданчик, из-за которого мой мир окончательно разлетелся на мелкие острые осколки.

Собственно, сам чемоданчик не имеет к этому никакого отношения. Но я бы не поехала домой, если бы Арья его не попросила.

Значит, так было нужно…

– Смешил как всегда, – продолжает Аря, пока я размышляю о превратностях судьбы. – Говорил, что в детстве каждый год себе что-нибудь ломал. То руку, то ногу. Он даже в бассейне плавал с поломанной рукой, – произносит с доверчивым восхищением.

Скептически смотрю на дочь, взглядом говоря, что такое вряд ли может быть. Хотя неважно. «Сказки» Доронина отвлекают меня от отвращения к собственному мужу.

– Да-да. Он пожаловался учительнице, что у него болит рука. Она сказала, что без справки будет двойка. Он не захотел двойку, поэтому пошёл на урок. Папа ему тоже не поверил. А когда пришла мама, и они съездили к врачу, то дяде Саше наложили на руку гипс, – сумбурно тараторит на одном дыхании.

– Ужас какой.

– Ага. Дядя Саша сказал, что его мама потом такой нагоняй всем устроила. А ещё он с гипсом ходил с мальчишками драться после уроков!

Представляю себе эту картину.

Скорее всего, Доронин и правда всё это рассказал. Вряд ли бы Арья могла такое придумать.

– Больше он ничего тебе не говорил? – осознанно опускаю «про папу».

Арья у меня ещё та болтушка. Сама всё скажет.

– Не-а.

– А кто-нибудь ещё тебе звонил?

Не просто же так Вова купил ей новый телефон.

– Только бабушка.

«Только бабушка», – отзывается горьким эхом.

А до отца сообщение, что абонент появился в сети, видимо, не дошло. Усмехаюсь мысленно.

Что ж, если Вова надеется, что я стану за него заступаться, как всегда это делала, объясняя, что ему приходится много работать, но он всё равно нас любит, то он ошибается.

Дочь за все эти четыре дня ни разу не произнесла слово «папа». А я не стану напоминать ей о нём.

– Ясно. Я тебе йогурт твой любимый купила и желе. Ты сейчас будешь, или потом? – переключаю тему, на которую больше нет смысла говорить, чтобы не добивать себя сильнее.

Хотя сильнее уже некуда.

– Желе сейчас. Можно?

– Конечно, можно. Клубника или яблоко? – показываю два прозрачных стаканчика с желе разного цвета и кусочками фруктов.

– Зелёный. А тебе красный.

– Мне?

На себя я как-то не рассчитывала.

– Ага.

– Арь, я не хочу. Не до желе мне пока. Мне нужно сходить к Демиду Эдуардовичу.

Он должен сегодня дежурить. Думаю, стоит попросить его убрать пропуск совсем или оставить разрешение на посещение лишь определённым лицам, чтобы больше не получать подобных сюрпризов.

В чём-то я и сама виновата. Я задержалась и вернулась позже, когда уже наступило время для посещений. Нечего было сидеть и рыдать, жалея себя.

– Угу, – мычит Аря, засовывая в рот ложечку. – Иди. А потом съешь клубничный. Он вкуснее. Иначе не пущу! – шутливо хмурит брови.

– Хорошо. Съем. – Мои губы трогает лёгкая улыбка. – Я быстро.

Выхожу из палаты и дохожу до сестринского поста, где теперь, как приклеенная, сидит Леночка. Медсестра поднимает на меня свой взгляд, старательно изображая внимание и понимание, но сжатые губы говорят совсем о другом.

Ах, ну да! Арья же утром нажаловалась Демиду Эдуардовичу на «злую тётю». И если она будет так скрипеть зубами, то всю эмаль себе испортит.

– Вы что-то хотели?

– Да.

Собираюсь спросить, где я могу найти Трофимова, но поворачиваюсь на звук решительных тяжёлых шагов.

Прямо по коридору стремительно летит Доронин. На мужском лице мрачная обескураженность, волосы взъерошены, а медицинская накидка от его быстрого движения развивается как плащ.

Да что же ему неймётся?!

Оставляю Леночку без ответа. Подождёт. Ничего с ней не сделается. А я перегораживаю дорогу Доронину. Хотя то, с какой решительностью он направляется, никакая преграда его не удержит.

Только вот что он забыл? Ведь доступным языком было сказано: здесь ему делать нечего. Но нет. Вернулся! Видимо, с пониманием у кого-то серьёзные проблемы.

– Алла! – Александр смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Взгляд безумный. Да и сам он весь какой-то взбудораженный, будто схватился мокрыми руками за провод с пробитой проводкой, и его хорошенько так шандарахнуло.

– Если ты решил напомнить, как меня зовут, то зря возвращался.

– Алла, почему ты ничего не сказала? – предъявляет мне претензию.

Я ещё и виноватой осталась?

– Мужчина, что вы делаете в отделении? Время посещений уже закончено. – Леночка вспоминает правила распорядка и грозной фурией встаёт из-за стола.

Такая подмога мне не помешает. Вдвоём у нас больше шансов избавиться от Доронина.

Глава 8

Возвращаюсь с твёрдым намерением позвонить Ардаеву и высказать ему всё, что я про него думаю. Про его сверхважную «занятость», про ложь, про подлость и про то, что он элементарно за столько дней не может приехать к собственной дочери! Накипело так, что я едва себя контролирую. А визит Доронина вместо «заработавшегося» отца окончательно выводит меня из равновесия. Хотя земля и без того трещит под моими ногами, и устоять, чтобы не упасть или не свалиться в пропасть, мне очень и очень сложно.

Я успеваю позабыть, что хотела попросить Трофимова заблокировать пропуск, и пролетаю мимо поста, на котором снова никого нет. И только перед самой палатой торможу, чтобы хоть немного успокоиться. Делаю глубокий вдох-выдох и открываю дверь.

– Мам, тебе бабушка звонила, – летит в меня прямо с порога. – Она просила обязательно перезвонить. – Аря протягивает мой телефон, который (вообще-то!) должен находиться в сумочке.

– Ты зачем вставала? – спрашиваю строго, но при этом казню себя, что оставила ребёнка без присмотра.

– Мам, я очень осторожно.

Не без тревоги смотрю на дочь, ища малейшие признаки ухудшения, которых я до безумия боюсь. Но она, слава богу, выглядит как обычно.

– Бабушка что-нибудь ещё говорила? – осторожны выведываю, что за спешка.

– Не-а. Только, чтобы ты ей перезвонила. Позвони, мам. Она же ждёт.

– Хорошо.

Набираю номер мамы, даже не гадая, что ещё могло произойти. Я настолько измотана физически и морально, что у меня просто нет сил волноваться заранее. Поэтому я просто приму всё, как есть. Что бы там ни случилось. А в том, что что-то случилось, я уверена. Иначе бы мама передала всё через Арю.

Кошусь на дочь, понимая, что мне даже поговорить негде, чтобы она ничего не слышала.

– Алло, мам? Ариша сказала, что ты звонила. Что случилось? – перехожу сразу к сути, отметя все элементарные правила вежливости. Не до них мне сейчас.

– Почему обязательно должно что-то случиться?

Вот что за привычка отвечать вопросом на вопрос?

– Мам, мне ты можешь это не рассказывать. Ну?

– Костя подрался.

Действительно! Ничего не случилось!

– В школе? – опускаю эмоции.

– Ну а где ещё?

До летних каникул остаётся доучиться каких-то несчастных три недели. И вот на тебе.

– Странно, что Н. В. мне не звонила.

– Она звонила мне, потому что Костя сказал ей, что ты сейчас в больнице и всё равно не сможешь прийти.

– То есть меня вызывают в школу?

Нина Викторовна – классный руководитель Кости. Обычно она сама старается урегулировать все конфликтные ситуации и родителей вызывает лишь в самом крайнем случае.

– Нет. Я объяснила, что ты действительно не сможешь подойти и пообещала, что проведу с Костей воспитательную беседу.

Мама явно намекает на старый добрый дедовский ремень, которым, сколько я себя помню, пугала сначала меня, а потом в шутку и Костю, когда тот специально безобидно проказничал лишь для того, чтобы подонимать бабушку. И, что бывало крайне редко, не слушался. Но мама ни разу не исполнила свою угрозу.

– Спасибо, мам. Я поговорю с ним.

За всеми этими событиями я совершенно забыла, что у меня есть ещё и сын. Нет, я каждый вечер писала ему, спрашивала, как у него дела, на что получала короткое «всё хорошо». Но поговорить у нас с ним не получалось. А ведь ему тоже непросто. Но меня на него не хватило. И вот результат.

– Он сейчас дома?

– Нет. Гулять пошёл. Я поэтому и позвонила, чтобы не при нём говорить. Скажет, что я наябедничала. А твой муж так и не объявился?

Объявлялся, раз оплатил палату. Только я его не видела. За то Вова «отметился» дома.

– Нет, мам.

– И не звонил?

– Нет. Мам, есть ещё кое-что.

– Что?

– Можно я поживу у вас с детьми, когда Арю выпишут? – спрашиваю и уже жалею, что спросила. Если мама поинтересуется почему, без эмоций я не смогу ей объяснить и опять разревусь.

Но она этого не спрашивает.

– Какой-то странный вопрос, Алла. Неужели ты считаешь, что мы с отцом можем оставить свою дочь на улице?

Нет, я так не считаю, но спросить была должна.

– Спасибо, мам. Ты только предупреди папу, пожалуйста. Хорошо?

К горлу подкатывает ком, и мне становится трудно говорить. Отключаю звонок и некоторое время смотрю в никуда.

Своё решение я приняла. И как бы мне не хотелось этого делать, я набираю номер мужа.

Слушаю долгие гудки. Но Ардаев не желает со мной разговаривать.

Чёрта с два, Вова!

Злюсь неимоверно и набираю его снова.

После третьего звонка линию, наконец, соединяют.

– Алла, мне неудобно сейчас говорить. Я на совещании, – шелестит полушёпотом голос мужа, и до меня доносятся обрывки чужого диалога.

– Не поздновато для совещания? Рабочий день уже закончился.

– Я не в городе, Алла. Перезвоню, как освобожусь.

Как «мило».

«Я не в городе». «Перезвоню».

За всю нашу совместную жизнь я столько раз слышала эти фразы. Сразу же отключала звонок, чтобы не отвлекать мужа от работы, и ждала, когда он перезвонит. И Вова каждый раз перезванивал. А у меня даже мысли не возникало, что может быть что-то не так. Я знала, что он работает. Может, и сейчас он на точно таком же рабочем совещании. Вот только теперь в это мне очень сложно поверить.

Однако в душу закрадываются сомнения. Вова не в городе? Может, ему пришлось улететь сразу после аварии, и именно поэтому он не мог прийти к дочери? Но ведь можно было позвонить! Но он этого не сделал. Почему?

Ответ очевиден. Ему это не нужно.

Я заставляю себя вспомнить то, что видели мои глаза. А также Вика, Костя и Арья. И на массовую галлюцинацию это вряд ли потянет.

– И как давно тебя нет в городе? – вопрос слетает сам собой.

– Я улетел вчера. Я перезвоню…

Мозг лихорадочно собирает пазл в одну картинку. День аварии. На следующий день я была дома, и там никого не было. И, если Вова улетел вчера, то получается, перед самым отъездом он решил расслабиться?

Глава 9

Я не знаю, как долго Вова пробудет в отъезде. Но, пока его нет, я решаю забрать свои вещи и вещи детей из квартиры.

– Не понимаю, почему должна уходить ты, а не Вовик? – возмущается Вика, которую я попросила посидеть с Арьей, пока меня не будет. – Пусть он собирает манатки и валит к своей белобрысой, раз у них такая любовь. Это и твоя квартира, между прочим!

– Я знаю. Но я не смогу там находиться, Вик.

– Это ещё почему?

– Потому что после того, как в ней побывала чужая женщина и не просто постояла у порога, а оставила после себя… – мне сложно подобрать подходящее слово, – след, находиться там, тем более с детьми, для меня неприемлемо. Я буду «видеть» её в каждом предмете, к которому она прикасалась или просто на него посмотрела. И ни одно дезинфицирующее средство не очистит от этого моё сознание.

– Можно выбросить кровать.

– Даже если я вынесу кровать и сожгу её посреди двора на ритуальном костре, мне это вряд ли поможет. Мне не просто противно, а мерзко.

– Можно вместе с мужем и его белобрысой лахудрой, – предлагает Малышкина по «доброте душевной».

– Вика, – выразительно смотрю на подругу.

– Ну ладно, ладно. Что началось-то? Уже и пошутить нельзя!

– Не до шуток мне, Вик.

– Да понимаю я, Алла. Козёл твой Вова.

– Уже не мой.

– Ой, давай мы ещё сейчас придираться к словам будем, – фыркает. – Мой, твой… Козёл. Хоть чей, – уточняет для большего понимания. – Он всё равно козёл.

– Вот и пусть его рога чистит ему его новая любовь.

– Рога? Ты что, тоже? – Малышкина впивается в меня в удивлённо-вопросительным взглядом.

– Что, тоже? – не понимаю.

– Тоже ему изменила.

– Нет! С чего ты взяла? – таращусь на подругу. – И с кем?

– С рогов и взяла. С кем? Да с кем угодно! Мало ли мужиков. Вон, у Аришки доктор, между прочим, неженатый ходит. А он очень даже ничего так.

– Вика, – чуть ли не стону. – Я имела в виду рога животного. Ты хоть раз видела козлов без рогов?

Семейное положение доктора оставляю без комментария.

– Живых я их вообще не видела. За исключение двуногих. А вот тебе насчёт моего предложения советую подумать.

– Какого ещё предложения?

– Наставить рога Вовику. Пусть примерит твою шкуру. Может, дойдёт до его мозгов хоть немного. Хотя чему там доходить. Там все мозги в штаны вытекли.

– Никакие рога никому я ставить не буду. У меня дети, Вик.

– И что?

– Им бы это пережить.

И мне тоже.

Заезжаю к маме за Костей, и мы с ним вместе едем домой. Сын сидит хмурый и не вытаскивает из ушей наушники.

– Костя, – зову, когда мы выходим из такси. – Ты так и будешь молчать? Что у тебя в школе? – пытаюсь разговорить.

– Нормально всё, – бурчит под нос.

– Тебе папа звонил?

Кривая усмешка вместо ответа.

– Ясно.

– Что ему звонить? Он же занят, – сын зло цедит последнее слово, вкладывая в него совсем другой смысл. – И если ты это стерпишь, я уйду из дома, – ошарашивает ответом. – В детский дом.

– Костя, пожалуйста, не говори так.

– А как я должен говорить? Я видеть его не хочу!

– Кость, давай мы сейчас соберём всё самое необходимое. И пока поживём у бабушки с дедушкой.

– А что потом?

– Я пока не знаю.

– А я знаю! Он вернётся, попросит прощения, и ты его простишь!

– Нет, Костя. Вчера я подала на развод.

Я не стала ждать, пока Арью выпишут, а потом ещё дожидаться целый месяц до рассмотрения дела.

– Развод? Ты подала на развод?

Вижу, что не верит.

Мне и самой сложно поверить, что я не просто говорю, а сделала это. Дети прекрасно знают, как я любила их отца. А любовь… Любовь может появиться внезапно, но за одно мгновение она не проходит. Нельзя разлюбить по щелчку пальцев. Но и любить предателя невозможно.

– Да.

– Ты точно это сделаешь?

– После всего, что мы видели, я не смогу жить с вашим отцом.

– Мам.

Теперь Костя обнимает меня.

– Ну? Ты чего? – Ерошу его прямые слегка длинноватые волосы. – Тебе подстричься надо, – замечаю.

– Я не хочу. Я хочу длинные. Сейчас так модно.

Ох уж этот упрямый характер. Решаю не спорить. Всё равно скоро каникулы.

Можно так стоять долго, но время у меня ограничено.

Я, не разбирая, кидаю свои вещи в сумку. Отдельно складываю документы на квартиру, свидетельство о браке и свидетельства о рождении детей.

Костя справляется сам, и я стараюсь ему не мешать.

– Мам, мне бы комп ещё, – спрашивает разрешения.

– Сам подключишь?

– Мам. – Костя смотрит на меня с таким видом, будто я сморозила глупость. – Конечно, подключу. Я же не маленький.

Не маленький. Это верно. Да и в любом случае нам придётся как-то обходиться самим.

– Отключай, значит. Сейчас приедет дед, и отнесёте в машину. Только аккуратно.

– Он уже здесь, – сообщает Костя, выглядывая в окно.

И, словно в подтверждение его слов, раздаётся телефонный звонок. Зажимаю смартфон ухом, застёгивая молнию на сумке. Мне остаётся собрать вещи дочери.

– Да, пап.

– Алла, я подъехал. Мне подняться?

– Да. Поможешь Косте отнести компьютер.

Захожу в комнату Арьи.

Мне не так больно было в своей спальне, как здесь.

Рисунки, поделки, которыми моя девочка так старалась порадовать любимого папочку, слишком живое напоминание о её чистой и искренней любви. Такой большой, что её хватало на всех. Сможет ли Арья когда-нибудь простить отца? Сложно сказать. Но мне кажется, что даже если она его простит, то прежней любви уже не будет.

Ничего, как прежде не будет. И моё сердце сжимается от понимания этого.

Бережно складываю рисунки в отдельную папку. Вряд ли Аря захочет их оставить, а для меня это память. Жаль только, что тот, кому они предназначались, не оценил всего этого.

Вот, пожалуй, и всё. Больше мне здесь делать нечего.

Помогаю погрузить сумки в машину. Их оказывается немного больше, чем я думала. Места в машине с трудом хватает, но возвращаться за ними ещё раз я не буду. Не хочу столкнуться с Вовой, или, не дай бог, с этой женщиной.

Глава 10

Смотрю на доверенное лицо своего мужа и даже не знаю, как мне на него реагировать.

Представительный мужчина невысокого роста, в костюме и галстуке выглядит безупречно. Кожаная папка для документов, которую он держит под мышкой, добавляет ему важности.

Муж решил меня напугать своим юристом? Только после того, как я видела на проезжей части лежащую без движения дочь, никаким юристом меня не испугаешь.

Мне ужасно хочется рассмеяться, но это будет похоже на истерических смех. И так осмотрительно присланное Вовой доверенное лицо может зафиксировать признаки моей неадекватности. Что в данных условиях может быть использовано против меня. Поэтому никак нельзя давать такой козырь им в руки.

Но меня больше беспокоит другое. Неужели у Вовы не хватает смелости самому показаться на глаза? И, судя по тому, что передо мной стоит присланный им юрист, а не муж, то так оно и есть.

Это явно читается на моём лице, потому что Крымов тут же объясняет:

– К сожалению, в данный момент у вашего мужа очень серьёзные проблемы в бизнесе, которые требуют его личного присутствия.

Ну да, проблем со здоровьем дочери у него нет.

– Я никоим образом не мешаю ему их решать. И уж тем более не настаиваю на его личном присутствии, – не могу сдержать сарказма.

Внутри меня всё кипит, и готово вот-вот выплеснуться наружу.

– Алла Александровна, вы меня не так поняли.

– Я прекрасно вас поняла. Просто мой муж вместо того, чтобы решить проблему самому, отправляет вместо себя доверенное лицо. Как удобно! С бизнесом же так не поступишь. Верно?

– Если бы так можно было сделать, то меня бы здесь не было, Алла Александровна.

– Тогда вы напрасно потратили своё время, приехав сюда, и можете быть абсолютно свободны. Со своими проблемами я как-нибудь справлюсь. А вам лучше вернуться к своему работодателю. Вдруг ему ещё что-нибудь понадобится. За ручку подержать, например, или кофе подать. А рядом нет ни одного доверенного лица, – всё-таки не сдерживаюсь. – Всего доброго! – делаю попытку уйти, но Крымов меня останавливает.

– Алла Александровна, давайте мы не будем упражняться в остроумии.

– Мне сейчас не до остроумия. Извините, Анатолий Сергеевич, но при всём уважении к вашей, несомненно, важной миссии, времени на светские беседы у меня нет. Меня ждёт дочь.

– Буквально пара минут, – и, не дождавшись моего согласия, продолжает: – Вот здесь все документы по оплате лечения Арьи Владимировны и вашего пребывания с ней в лечебном учреждении.

Мужчина профессиональным жестом достаёт из своей папки распечатанные листы.

– Что мне нужно с ними сделать? Оплатить, поставить в рамочку или вернуть всю сумму?

– Ни то, ни другое, ни третье. Вам нужно лишь с ними ознакомиться и сверить, всё ли указанное здесь лечение Арьей Владимировной было получено.

Бегло просматриваю перечень услуг. Вроде бы всё.

– Да.

– Замечательно. – Крымов убирает документ в свою папку. – Остаётся ещё один вопрос.

Следует незначительная пауза, видимо, рассчитанная на мой интерес. Однако у меня его нет.

– Вчера вы подали заявление на развод.

– Подала.

– Алла Александровна, вы уверены, что хотите именно этого?

– Разумеется. К тому же, согласитесь, это выгодно для всех сторон. Вашему работодателю больше не придётся отвлекаться по пустякам, таким как выступление дочери или беспокойство о её здоровье. И всё своё время и внимание он сможет посвящать исключительно бизнесу.

– Не могу разделить с вами вашу уверенность. Владимир Николаевич с этим не согласен.

Ох, ничего себе! Не согласен он!

– Что ж, извините, что не учла пожеланий вашего начальства. Я вот тоже со многим не согласна. Однако это никак не учитывается.

– Вы можете обсудить все возникшие вопросы со своим мужем.

– Со своим мужем все вопросы я буду решать только через суд.

– Владимир Николаевич не желает, чтобы дело дошло до суда. Он уверен, что вы сможете договориться.

– Серьёзно? – вскидываю брови, нисколько не заботясь о мимических морщинах, которые обязательно появятся после таких движений мышц лица. – Он в этом уверен? И где же тогда он сам? – демонстративно осматриваюсь по сторонам.

– Владимира Николаевича здесь нет, – с непоколебимым спокойствием повторяет Крымов. – Но он уполномочил меня решить все ваши проблемы.

Поскольку никаких серьёзных последствий у Арьи, слава Богу, не наблюдается, то единственной моей проблемой на данный момент является Ардаев. Точнее наш с ним брак. Поэтому развод – самое идеальное решение этой проблемы.

– Интересно, это какие же?

– Оказывать посильную помощь как юридическую, так и финансовую.

– Кому?

– Вам.

– Благодарю, но в помощи я не нуждаюсь. И ещё. Передайте Владимиру Николаевичу, что я не собираюсь отказываться от того, что принадлежит мне по закону. Возможно, я бы и отказалась, потому что мне от него ничего не нужно, но я обязана думать о детях и об их будущем.

– Алла Александровна, ваш муж ничего не имеет против вашего желания распоряжаться тем, что по праву принадлежит вам и вашим детям. Скорее, наоборот.

– Тогда что же вы от меня хотите? – начинаю терять терпение.

– Чтобы вы забрали своё заявление, пока не начался процесс.

Смотрю на Крымова, совершенно не понимая, зачем это Вове. В его же интересах получить свободу, снять с себя всю ответственность и проводить время так, как ему заблагорассудится. Или же моё заявление может как-то отразиться на его бизнесе, и он просто перестраховывается?

Вот только тянуть и ждать, пока Ардаев решит свои проблемы, я не собираюсь. Не хочет длинного суда, пусть соглашается на мои условия. Тем более я не претендую на его часть.

– Заявление я забирать не буду.

– Очень жаль, Алла Александровна. Тогда вам придётся настроиться на долгую и утомительную процедуру.

– Вы мне угрожаете?

– Ни в коем случае.

– Тогда что?

Глава 11

– Что? – переспрашиваю, решив, что мне послышалось.

– Ваш муж будет ходатайствовать на примирении сторон. – Крымов с бесячей невозмутимостью повторяет свою последнюю фразу.

– Как интересно. А он случайно не просветил вас по какой причине я подала на развод?

– Просветил, – дипломатично откашливается Крымов.

– И вы считаете, что после всего этого возможно примирение?

– Любовь безгранична, а любящее сердце умеет прощать.

– Вы будете учить меня философии?

– Нисколько. Я просто напомнил вам истину.

– Истина в том, что не предают, когда любят. Тогда и прощение не понадобится.

Ужасно хочется послать этого самоуверенного коротышку куда подальше. Но нельзя. У этих адвокатиков наверняка в каждом кармане по диктофону.

– До встречи в суде, Анатолий Сергеевич, – цежу сквозь зубы, натянув на лицо вежливую маску. Так, что скулы сводит. – Удачи желать не буду. Сами понимаете.

– Алла Александровна, возьмите мою визитку. – Крымов протягивает мне глянцевый пластик. – На тот случай, если вы передумаете, или вам что-нибудь понадобится.

– Я не передумаю, и мне ничего не понадобится, – чеканю каждое слово.

Любая помощь со стороны Вовы будет учитываться в суде. Ему плюс, а мне – жирный минус.

Разворачиваюсь и ухожу, чувствуя между лопаток чужой взгляд.

«Владимир Николаевич категорически против развода и будет настаивать на примирении сторон».

Я никогда не страдала слуховыми галлюцинациями, но эта фраза до сих пор звучит в моём мозгу. Противно долбит, как отбойный молоток.

А не пойти бы вам, Владимир Николаевич, куда подальше!

Не передать никакими словами, как я сейчас зла.

Я не знаю, что меня возмущает больше. Сам факт, что Вова против развода, или то, что он прислал вместо себя этого Крымова. Хотя, пожалуй, именно это и спасло его от стопроцентной смерти, а меня – от убийства.

Грамотно подстраховался.

Парламентёров не убивают. А жаль! Потому что очень, просто невыносимо хочется. Так, что ладони зудят.

И я с дикой злостью сжимаю кулаки и отмеряю каждый шаг, пока иду к лифтам. Меня не просто трясёт, я в бешенстве!

Да как у него только хватило наглости?!

Будет настаивать на примирении сторон! Мерзавец! Гад и подлец!

Остервенело жму несчастную кнопку вызова лифта, который как специально застрял на верхних этажах и не желает спускаться. Наконец на табло высвечиваются номера в убывающем порядке. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один… И к тому моменту, когда свет из кабины ударяет мне в лицо, я практически беру себя в руки.

Стараясь ни о чём не думать, бесцельно смотрю на обратный отсчёт. Три. Четыре. Остановка. Пять. Шесть. Остановка. Семь. Остановка. Восемь. Лифт распахивает дверцы на моём этаже, и я заставляю себя выйти из кабины.

Я почему-то была уверена, что Вова обрадуется своей свободе. Даже переживала, что он так легко нашёл себе замену, напрочь забыв о семье. И ладно бы только обо мне, но он ведь забыл и о детях! Тогда почему не примет эту свободу, а присылает своего юриста?

В смешанных чувствах подхожу к палате, вспоминая её стоимость и сумму на лечение, которые показал мне Крымов. Отказаться? Но тогда я не смогу находиться рядом с дочерью. В конце концов, если Вова совсем обнаглеет, выплачу ему всю сумму, и пусть катится на все четыре стороны! Однако моя злость резко испаряется, стоит мне только остановиться в дверях палаты. Я застываю на месте от той картины, что вижу.

– Лучше по-хорошему уйди, – шипит на Доронина разъярённая Вика.

– Интересно, почему это тебе можно здесь находиться, а мне нет?

– Я – крёстная! – Гордо и важно.

– Я тоже, – спокойно парирует Александр, своим спокойствием ещё больше раздражая Малышкину.

– Хрен с горы ты, а не крёстный!

Арья хихикает, не без интереса наблюдая за взрослыми, которые больше нигде не нашли места, чтобы выяснять свои отношения!

– Ариша, не слушай тётю Вику. Она тебя гадостям научит. – Доронин обращается к Арье, выглядывая из-за Малышкиной.

Вика загораживает собой мою девочку и выглядит, как куропатка, защищающая своё гнездо от наглого ежа.

– Что здесь происходит? – вмешиваюсь.

Меня настолько вымотал разговор с Крымовым, что сил бороться с этими двумя у меня просто нет.

– Вот! – Вика показывает на незваного посетителя. – Явился, не запылился!

– Саша, как тебя пропустили?

– Да! Как тебя вообще пропустили? – Малышкина накидывается на Доронина.

– Я сам прошёл. Алла, я…

– А теперь сам и уйдёшь, – перебивает его Виктория, отталкивая к дверям. – Давай, давай, передвигай конечности! – тщетно пытается сдвинуть.

– Подожди. – Александр бесцеремонно отодвигает Вику и подходит ко мне. – Алла, ты в порядке?

– Да.

Хотя это не так. У меня нет сил даже говорить.

– Ал? Что случилось? На тебе лица нет. – Вика переключает своё внимание на меня. – Костик что-нибудь опять учудил?

– Нет. Костя молодец. Всё нормально, – взглядом намекаю, что говорить при друге своего мужа я ничего не буду. – Я просто устала. Спасибо, что посидела с Аринкой.

– Ой, да не за что. Нам уйти?

– Да. – Снова киваю и облизываю пересохшие губы. Перевожу взгляд на Доронина тоже прося уйти.

– Тебе точно ничего не нужно?

– Не нужно. Я отдохну, и всё пройдёт.

Надеюсь, что пройдёт.

– Ладно. Если что, звони, – наказывает мне Вика, и я киваю. – Идём, недокрёстный! – Вика хватает Доронина за рукав и тянет его из палаты.

Кидаю на них ещё один взгляд. Опять же поругаются. Но даже если они поубивают друг друга в лифте, мне всё равно.

Мою руки и подхожу к дочке.

– Ты как?

– Нормально. Мам, мне дядя Саша зайку подарил. – Показывает розового вислоухого зайца, которого я даже не заметила. – Он прикольный.

– Ага. Прикольный, – соглашаюсь.

Но при этом настолько туплю, что не понимаю, кого Арья имеет в виду: зайца или дядю Сашу. Судя по тому, что заяц – девочка, то получается Доронина?

Глава 12

Неожиданно. И в то же время очень подозрительно. Потому что Доронину незачем давать мне контакты лучшего адвоката. И так ли хороша на самом деле эта самая Наталья Бессонова, которую рекомендует друг моего мужа?

Благо сейчас не представляет большой сложности найти нужную информацию.

Наталья Бессонова больше известна по своей первой фамилии – Иконникова. И отзывов о её работе не просто много, а очень много. Она действительно профессионал своего дела. А у меня снова встаёт вопрос: зачем это Доронину? Который мучает меня настолько, что я не выдерживаю и пишу:

«Спасибо».

Ответ приходит незамедлительно.

«Рад был помочь».

Как всегда ничего лишнего. Эти слова я слышала от него много раз. Но сейчас немного другая ситуация. И передо мной снова встаёт тот же вопрос. Терять мне уже нечего, поэтому я спрашиваю прямо:

«Саша, зачем тебе это нужно?»

«Что именно?»

Этого следовало ожидать. Это же Доронин! Он не может просто ответить на вопрос.

«Помогать мне».

Приходится «разжевать», чтобы до него дошло.

На этот раз ответ не приходит очень долго. Но я вижу, что Саша что-то печатает.

«Я не знаю, что нужно сделать, чтобы ты мне поверила. Алла, я не враг тебе. Ни тебе, ни Арье, ни Косте. И никогда им не был».

Перечитываю несколько раз сообщение, пытаясь понять, какой смысл Доронин вложил в свои слова.

«Я не враг тебе. И никогда им не был»…

***

Я решаю не откладывать звонок адвокату. Утром, пока в палате проводится влажная уборка, а дочь уходит на физиолечение, я набираю номер Бессоновой. Мне везёт, и получается дозвониться сразу, хотя я была готова наткнуться на автоответчик, секретаря или какого-нибудь помощника. Я без понятия, кто у адвокатов имеется на побегушках. Поэтому немного удивляюсь, когда Бессонова отвечает сама. Вкратце обрисовываю ей сложившуюся ситуацию, делая акцент на то, что муж не хочет развода и вместо себя прислал доверенное лицо.

– Не удивляйтесь, Алла Александровна, в немалом количестве процентов среди разводящихся пар мужчины не имеют желания разводиться. По большей части, чтобы не делить нажитое в совместном браке имущество или бизнес. Я так понимаю, что сейчас вы находитесь в больнице с дочерью?

– Да. Но если нужно, я смогу подъехать.

– Сегодня у меня день расписан по минутам. Я напишу вам время, как только освобожусь. Прощу меня извинить, но начинается заседание.

– Да-да, конечно. Спасибо, – отвечаю поспешно.

– Пока ещё не за что, – успеваю услышать на фоне других голосов прежде, чем Бессонова отключается.

На самом деле есть за что. То, что у меня будет защитник, и мне не придётся в одиночку бороться против Крымова и Ардаева, дают ту уверенность, которая мне очень необходима. Любая поддержка, даже просто моральная, значит очень многое. А юридическая тем более. Особенно такого адвоката, как Бессонова Наталья Ивановна. Если, конечно, верить отзывам.

Внутри загорается крошечный лучик и озаряет моё лицо слабой улыбкой.

– Вам очень идёт улыбка, Алла Александровна, – застаёт врасплох Трофимов. – Хорошие новости?

– Доброе утро, Демид Эдуардович, – прихожу в замешательство.

Я не знаю, как много он успел услышать.

– Пока сказать сложно, – ухожу от прямого ответа.

– По крайней мере, вы улыбаетесь. А это уже хороший признак того, что день будет отличным.

– Даже так?

– Не иронизируйте, Алла Александровна. Я верю в приметы!

Мне приходится удивиться ещё раз. Я всегда считала, что врачи принадлежат к той категории людей, которые сами управляют этим миром. Ведь они порой вопреки всему спасают столько жизней. И вдруг приметы?

– Не удивляйтесь. Медики самый суеверный народ, хоть в это очень сложно поверить.

– Очень сложно. Как-то не верится, что хирург не придёт на операцию, если ему перебежит дорогу чёрная кошка.

– Придёт, конечно. Но сначала пропустит кого-нибудь вперёд, – сообщает, понизив голос. – А вообще, у нас другие суеверия. Когда-то, ещё в начале своей медицинской практики, я наивно считал, что результат любой операции зависит только от меня.

– А разве это не так?

Трофимов качает головой.

– Увы, но это далеко не так. Сейчас я понимаю, что, по сути, я всего лишь совершаю чёткие движения. Как робот, который выполняет определённую программу. Казалось бы, ты всё знаешь, во всём уверен, исключаешь все риски, но одна и та же операция даёт разные результаты. Ведь бывает, что в некоторых случаях стандартная операция, которая должна пройти как по маслу, превращается в сущий кошмар. Или же наоборот, успешно прооперированный пациент выкинет такое, что волосы на голове могут встать дыбом. Мне в этом плане хорошо, я почти лысый. А вот другим не позавидуешь.

От такой беззлобной самоиронии мне приходится прикрыть губы ладонью. Но Трофимов убирает мою руку.

– Не прячьте свою улыбку, Алла Александровна, – просит и задерживает своё касание чуть дольше. – Сегодня утром, когда я собирался на работу, в груди ныло такое тоскливое чувство, которое никак не охарактеризуешь по-другому, как «готовься, Демид, сегодня будет полная, простите, жопа». Это никак не объясняется ни с научной, ни с медицинской точки зрения, но такое бывает. И ты ничего не можешь с этим сделать или как-то предотвратить. Поэтому я уже приготовился к ней. Но, увидев вас, это чувство исчезло.

С сомнением качаю головой.

– Не верите?

– Не очень.

– А зря. В хорошие приметы нужно верить, Алла Александровна.

Трофимов ещё раз касается моего предплечья, словно «на удачу», и уходит прочь. Но самое неожиданное, мне тоже становится лучше. Легче.

Поэтому, когда на экране телефона высвечивается имя мужа, я легко принимаю вызов.

Глава 13

– Неужели ты вспомнил о своём обещании позвонить? – не без иронии задаю вопрос вместо приветствия.

– Алла, я ни на минуту не забывал о вас. Как Арья?

– Серьёзно? Спустя неделю ты решил поинтересоваться здоровьем своей дочери?

– Я каждый день интересовался её состоянием, Алла.

Верится с трудом. Скорее, ему просто докладывали. Но самое парадоксальное – мне совершенно всё равно. Я переболела. Как при тяжёлой форме вирусной инфекции. Кризис, опасный для жизни, миновал. Вот только его последствия останутся на всю жизнь.

– Тогда что тебе мешает снова получить информацию тем же способом? – мой голос звучит сухо, но внутри всё обливается кровью от такого пренебрежительного отношения к собственному ребёнку.

У меня накопилось столько невысказанных упрёков, но к чему они, если от них не будет никакого толку. Поэтому я оставляю их неозвученными.

– Алла, пожалуйста. Не нужно усугублять. Я виноват. Я знаю. И в том, что случилось, и в том, что вместо того, чтобы быть рядом с вами, я вынужден разгребать кучу проблем.

– Рядом с нами? Ты уверен? А, может, всё-таки рядом с ней? Ты ничего не перепутал?

– Алла, я понимаю, как всё это выглядит.

– Да ладно?! И как же, по-твоему, это выглядит? А, наверное, это «не то, что я подумала»? И дети тоже увидели всё не то. И не из-за тебя Арья попала под машину. И после этого ты ещё присылаешь мне своего юриста? – кидаю обвинения с полным разочарованием в человеке, с которым прожила столько лет вместе.

– А что мне остаётся делать? Я не могу сейчас приехать, Алла. И поэтому я должен смириться и принять твой развод?

– Да, Вова. Именно это ты и должен сделать.

– Я не могу этого сделать, Алла. Я не могу вас потерять.

– Нет, Вова. Ты не потерял. Ты нас променял. Ты сознательно сделал другой выбор.

– Не говори так. Я всегда любил тебя и детей. И люблю.

– Я видела твою любовь, Вова.

– Это не так, Алла.

Это не так…

Как у мужчин всё просто.

– Мне нужно идти.

– Ты заберёшь заявление?

– Нет.

– Алла, развод – это не выход!

– Серьёзно? Ты действительно думаешь, что я смирюсь с твоими похождениями?

– Я так не думаю.

– Тогда что ты от меня хочешь?

– Алла, пожалуйста. Должен быть другой выход.

– Ты считаешь, что есть какой-то другой выход? – очень кстати вспоминается ритуальный костёр Малышкиной.

– Да, Алла. Есть.

– И какой же? – задаю вопрос из праздного любопытства.

Но в трубке на несколько секунд повисает тишина. Потому что нет никакого другого выхода.

– Забери, пожалуйста, своё заявление о разводе, – произносит Ардаев уставшим голосом.

Всё-таки Крымов успел отчитаться, что его профессиональные просьбы на меня не подействовали. Иначе, я в этом уверена, Вова бы не стал звонить.

– И зачем мне это делать? Назови хотя бы одну причину.

– Алла, я не успею вернуться к суду.

– Можешь быть спокоен, это я точно уж как-нибудь переживу. А развести нас могут и без тебя.

– Алла, пожалуйста. Ты можешь… мне поверить?

– Поверить? Тебе? После того, как ты в глаза лгал мне и детям?

От одной мысли, что вся его сверхзанятость не что иное, как интрижка на стороне, внутри умирает часть меня.

– Нет, Вова, этого я делать не буду. Поэтому ты можешь спокойно решать свои рабочие проблемы и больше ни о чём не волноваться. К тому же у тебя есть к кому возвращаться.

Я не хотела этого говорить. Но глубокая обида, смешанная с ревностью, выплёскивается сама. Однако я произношу это, как ни странно, более спокойно, чем можно было ожидать. И даже тот факт, что мне предпочли другую женщину, уже не причиняет мне той боли, что разъедала меня в самом начале.

Демид Эдуардович, сам того не подозревая, дал мне почувствовать ту самую уверенность, которая так необходима любой женщине – знать, что она представляет интерес для противоположного пола. И пусть чужое внимание мне сейчас совершенно ни к чему, но вот его удача, как он назвал, передалась и мне.

– Алла, я больше с ней не встречался, – произносит Вова с запинкой.

– Мне совершенно незачем это знать.

– Нет, Алла. Есть зачем! Пожалуйста, забери заявление.

– И что это изменит?

Я устала от этого тяжёлого и совершенно бессмысленного разговора.

– Всё. Я клянусь, что больше такого не повторится.

– Вова, твоя клятва не изменит того, что уже сделано, – произношу бесцветным голосом и отключаю вызов.

Я не знаю, как такое могло случиться с нами. Ведь даже в самом страшном сне я не могла себе представить, что у моего мужа будет другая женщина. А теперь мне придётся это как-то пережить.

***

День суда я ждала и одновременно боялась. Боялась не самого суда, а встречи со своим мужем. Будто она могла всё изменить.

Я много раз представляла её. Мысленно строила наш диалог. Не по телефону, а глаза в глаза. Но я представляла себе того Вову, которого знала всегда, а не того, кто был в тот день с той женщиной. Этого Вову я не знала. Он изменился.

Мы оба изменились.

Вхожу в здание суда и оглядываюсь по сторонам. Но ни Ардаева, ни Крымова я не вижу. В какой-то момент я успеваю подумать, что никого не будет, и всё закончится, даже не начавшись. Что заставляет лишь усмехнуться Бессонову.

Исходящая от этой женщины уверенность чувствуется на расстоянии, но вот мне она не передаётся.

– Алла Александровна, вас разведут в любом случае. В нашей стране нет закона, заставляющего женщину оставаться в браке. Развода не будет лишь в том случае, если вы сами решите отказаться от иска. Во всех остальных случаях он неизбежен.

Вова настаивает именно на этом. Чтобы я отказалась от иска. Он не звонит каждый день, но напоминает о себе. И каждый раз мне приходится выслушивать его уверения, что он сожалеет, и то, как сильно раскаивается в случившемся. Вот только его признания почему-то не трогают в моей душе ничего. Стекают как вода.