По обе стороны соблазна

Глава 1 Открытая книга

Давай научимся любить,
Не всех на свете, но друг друга!
Мотают стрелки круг за кругом,
Бегут, спешат, торопят жить…
Давай научимся любить!

Алёна Рулёва

В кино и в книжках всё обычно последовательно, логично и понятно, а в жизни почему-то происходит иначе. Действительность скорее напоминает китайский конструктор, где разрозненные детали не всегда стыкуются, некоторые забыли положить в упаковку..

В реальных событиях нет начала, середины и конца, они могут начаться и закончиться в любом месте, и в любое время, но всегда не так, как хотелось бы.

Контролировать происходящее можно лишь отчасти, поскольку события и действия взаимосвязаны миллионами нитей с окружающим миром, направляющим внимание и энергии одновременно во все мыслимые стороны.

То, что придаёт мыслям и действиям ускорение, возможно, раскручивает цепочку трагических последовательностей, а беды и злосчастья вполне могут оказаться стартом череды счастливых случайностей.

Мироздание не осведомлено о наших планах, потому, зачастую то, что выглядит финалом, чаще только обещание начала грядущего, причём вовсе не в линейном векторе. Красивые предсказуемые истории всегда выдуманы. Настоящее соткано из страстей и поступков, которым нет, и не может быть объяснения, потому что на выбор каждого последующего действия влияют миллионы факторов.

Мы не имеем возможности смотреть на события со стороны, выбирать заранее точные маршруты движения по лабиринтам судьбы, возвращаться в точки, откуда начинаются цепочки досадных, а порой трагических происшествий. Именно поэтому, сталкиваясь с серьёзными жизненными проблемами, многие не могут понять, что привело к тем или иным последствиям, почему титанические усилия, потраченные на то, чтобы созидать, привели к необратимым, или вовсе катастрофическим проблемам. Более того, мы вновь и вновь совершаем одни и те же ошибки, предполагая, что на этот раз должно получиться иначе.

Антон испытывал к жене странные чувства. Да, это определённо была любовь, но уж очень особенная, не как мужчины к женщине, скорее, как к маленькой девочке, которая почему-то очень быстро, буквально за несколько месяцев, повзрослела, выросла, и превратилась в сварливую даму, которую раздражает практически всё.

Несмотря на то, что Лиза сильно изменилась с тех пор, как в её чреве поселился малыш, Суровцев не мог относиться к ней иначе, чем было в самом начале их романтической истории. Он страдал, когда девочка плакала. Ему было плохо, когда его куколка проваливалась в истерику, чувствовал себя виноватым, когда она пыталась уколоть его больнее, обвиняя и оскорбляя. Антону казалось, что причина её странного поведения в нём.

Юноша брал на себя ответственность за всё, нагружал себя работой, чтобы обеспечить потребности жены, старался выполнить любую просьбу маленькой женщины. Ему было важно, чтобы она вовремя поела, чтобы ей было тепло и уютно, чтобы её никто не обижал.

Антон хотел чувствовать нежность любимой даже тогда, когда они были в ссоре, потому что не мог понять причину большинства конфликтов, надеялся, что с рождением первенца поведение супруги обязательно изменится.

Ему нравилось наблюдать, как она читает, активно помогая себе мимикой, как ест мороженое, вытирая сладкие губы рукавом, как готовится ко сну, как спит, смешно морща носик. Умиляли её нелепые детские привычки.

Суровцев мог сколько угодно долго держать девочку в объятиях, испытывая при этом небывалую эйфорию, даже если она при этом спала, любил мечтать о том времени, когда их жизнь изменится к лучшему. Собственно, лишь ради этого он согласился на перевод в редакцию.

Интуиция подсказывала Антону, что это ложный путь, что будет непросто, очень непросто, но не потому, что сложно освоить новую профессию, потому что придётся постоянно договариваться с совестью, и оказался прав. Беседа с первым секретарём райкома партии, знакомство с деятельностью главных комсомольцев района, отдельные реплики коллег по перу, с каждым днём больше и больше убеждали его в том, что журналистика, это политика, а не литература, что план на опубликованные строки ничем не отличается от борьбы за привесы.

Тем не менее, он готов был заниматься чем угодно, чтобы угодить любимой.

Правда, слово любимая из его уст звучало всё реже и реже. Если раньше он не мог произносить это важное слово оттого, что при этом испытывал головокружение, нереально насыщенные эмоции, сбой сердечных ритмов и затруднённое дыхание, то теперь, потому, что признание отчего-то утратило магическую силу.

Это совсем не означало, что и сама любовь обрела иной облик, просто иллюзии стали реальностью. Так бывает, когда дети случайно узнают, что подарок под новогоднюю ёлку кладёт не Дед Мороз, а родители. Исчезает сказочное очарование, вера в волшебство, но ощущение праздника от этого не утрачивает привлекательности.

Подготовка к поездке к тёще заняла довольно много времени. Были в жизни семьи моменты, которые

Антон делегировал Лизе, но не все. Он мужчина, значит должен заботиться о жене, тем более, что она теперь не одна.

Очень непросто было заставить девочку надеть двое рейтуз, два свитера под пальто, чтобы не застудить ненароком жизненно важные органы. Не обошлось и на этот раз без слёз, хотя истерики удалось избежать.

Зима прочно вступила в права. Север есть север, мороз забирает власть над погодой без репетиций.

Скандал Лизе не нужен. Поездка в родной дом для неё важна по множеству причин, сентиментальная грусть и болезненное расстройство по поводу родственных чувств из которых была не самой важной.

Нужно было удостовериться, что она всё ещё член семьи, потому что мама в последний приезд на полном серьёзе сказала, – ты теперь отрезанный ломоть, все вопросы и претензии к мужу. Я предупреждала, интимный товар обмену и возврату не подлежит. Муж теперь твой царь и бог. Хочет, казнит, хочет – милует. Погостила, проведала, молодец. У меня не дом отдыха, здесь трудиться надо, а ты прям городская стала. Ремня бы тебе, но это теперь не моя забота.

Глава 2 В мире иллюзий и миражей

Под ветром растерянно скрипнут ворота,
Таким удивляясь нежданным страстям,
И как-то несвойственно, вполоборота
Фонарь повернётся к открытым дверям.
Минута на пятки ступает минуте,
Всё ближе будильника звонкий сигнал…
Но память упрямая крутит и крутит
То время, когда я тебя повстречал…

Александр Кунин

Жизнь в районном центре понемногу наладилась. Поводов для ссор стало меньше, или нервная система Лизы успокоилась, пришла в гармоничное равновесие. События потекли в однообразно размеренном темпе, в умеренной эмоциональной тональности, без перегрузок и потрясений, с тихими семейными ужинами, прогулками перед сном, и совместными приборками в выходные дни.

Антон предположил, что супруга привыкла к дополнительной гравитации, которой озадачил её плод любви, стала понемногу взрослеть.

К разговору об особенностях восприятия Лизой вымышленных и реальных романтических эпизодов больше не возвращались. Суровцев наивно вообразил, что на поведение жены повлиял разговор в автобусе на обратном пути от тёщи, тем более что интимная жизнь тоже наладилась.

Так это или нет, покажет будущее.

Стоило лишь посмотреть на жену маслеными глазками, как она начинала ластиться. Что происходило потом, Антону нравилось всё больше и больше. Единственное, что его напрягало какое-то время в интимном плане – быстро растущий живот жены, заставляющий экспериментировать с позами, но и он, и Лиза, были достаточно гибкими, чтобы не переживать по этому поводу. Напротив, иногда было весело колдовать над изменившимися формами супруги, которые становились ещё сексуальнее и нежнее.

Подъёмные и свадебные деньги незаметно подошли к концу, кроме отдельной суммы, отложенной на рождение первенца, соответственно супруги стали реже ходить в гости и посещать магазины, зато освободилось время на совместное чтение и доверительные философские беседы, носившие более развлекательный, чем интеллектуальный характер.

Лиза была страстной, довольно упрямой спорщицей, ей казалось, что знает всё обо всём, поэтому по каждому поводу имела особое железобетонное мнение. Вступать с ней в серьёзную полемику было страшно, потому что неумение что либо доказать аргументами и фактами, она компенсировала поразительной способностью лить слёзы.

Антон старался не сопротивляться. Лучше уступить, чем потом расстраиваться по поводу надутых губок. Правда, и у этой беды был особенный плюс. Очень уж ему понравилось извиняться в постели. Намеренно устраивала Лиза слёзные представления, или это всегда был экспромт, неважно. Они перестали на какое-то время перерастать в скандалы и истерики, даже не заканчивались наказанием гнетущим молчанием.

Девочку легко стало успокоить объятиями и поцелуями, весёлой интимной вознёй, или обещанием… как правило, что либо купить.

" Роман-газету" и " Юность " по вечерам они читали вслух, с нетерпением ожидали каждый следующий номер, потом обсуждали и спорили.

Оказалось, это открытие было сделано через несколько месяцев после свадьбы, что у них схожие предпочтения в области литературных произведений и поэтических метафор.

Стихи как правило читал Антон. У него декламация была поставлена лучше. Лиза с удовольствием слушала Есенина и Рубцова, Фета, Ахмадулиной, Бродского.

Антон сам сочинял лирические этюды, но озвучивать их стеснялся.

Начитавшись, они начинали шалить. Чем заканчивались супружеские забавы, объяснять нет смысла, конечно же, интимными поединками.

Удивительно, но эротическая активность девочки, несмотря на стремительно развивающуюся беременность, на то, что малыш с каждым днём всё настойчивее подавал признаки жизни, не снижалась.

Даже когда Антон приходил из редакции в состоянии крайнего утомление, а такое случалось довольно часто, всвязи со срочными командировками по району, площадью почти двадцать восемь тысяч квадратных километров, и сложными редакционными заданиями, Лиза не оставляла ему шанса отдохнуть, прежде чем не насытится ласками.

Молодость безрассудна, беспечна, но насыщена энергией и желаниями, большинство из которых способна удовлетворить, ведь источник жизненной силы в этот благодатный период бытия невозможно опустошить. Достаточно было получасового отдыха, чтобы восстановить потраченные за день эмоциональные и физические ресурсы.

Лиза знала, чем и как поднять настроение мужу. Он не мог ответить на ласки жены неблагодарностью.

Вот и на этот раз у супруги проснулся охотничий азарт. Не успел Суровцев раздеться, настроение было испорчено неудачной командировкой, как она начала кокетничать, предлагая его вниманию то одну, то другую интимную картинку.

Расчёт был простой. Неважно, как Антон себя чувствует, отказаться от лакомства всё равно не сможет. Ей есть, чего предъявить.

– Малыш, давай сначала поедим, у меня маковой росинки с утра не было. Машина два раза ломалась. Намёрзлись, пока чинили. Приказано было привести сенсационную восторженную передовицу, предваряющую награждение совхоза переходящим красным знаменем… а там… там такое дерьмо, просто ужас. Не представляю, что писать.

– А ты не пиши. На меня посмотри, я твоё вдохновение. Ну же… раскрой глаза! Сюда смотри. И сюда. Хочешь, точно знаю – хочешь… но молчишь, дрянной мальчишка. Тебя там соблазнили, да?

Признайся, ты ведь не в командировку ездил, к любовнице. Ну и как она, хуже меня, лучше. Глаза не прячь. Сюда смотри.

– Дай хоть согреться, у меня руки холодные.

– На плите кастрюля с горячей водой. Надеюсь, десять минут тебе хватит. Жду в постели.

– Ну, Лизок, я не готов, дай прийти в себя!

– Нет… и не проси… приходи в меня, любимый. Еле дождалась. Ты, между прочим, опоздал на два с половиной часа.

– Я же объяснил.

– Кто хочет, ищет возможности, а они у тебя есть, я знаю, а кому любовь не нужна, ищут причину. Не заставляй свою кошечку нервничать. Я весь день о тебе думала. Жду!

Антон и сам загорелся. При виде жены в расстёгнутом халатике с набухшими грудками, с животиком, изрезанным руслами мраморных прожилок, такой аппетитной. Он и сам весь день об этом мечтал, но усталость валила с ног. Пять минут назад.

Глава 3 Игра в амнезию

В один из дней,
Когда я разлюблю
Твои глаза, твой голос, губы, руки...
Когда накинет ночь свою петлю,
Нас навсегда приговорив к разлуке,
Когда сотру недрогнувшей рукой
Всё, что хранят любовные скрижали,
Забыв про сумасшедший беспокой,
Когда друг другом жили и дышали
В неистовом рифмованном хмелю...
И наше "мы" в рассветный сумрак канет -
В один из дней,
Когда я разлюблю...
Как страшно, если этот день настанет!..

Ариша Сергеева

Анжелика принесла – пузатый фарфоровый чайник на подносе, две почти прозрачных чайных чашки с серебряными ложками, сахарницу, и мельхиоровую вазу, полную шоколадных конфет, положила себе и Антону вышитые салфетки, и направилась в угол комнаты за ширму.

На раму ширмы легла сначала блузка, затем юбка, потом она притихла, и вышла лишь через несколько минут.

На ней был белый пушистый свитер , связанный из пуха, спортивные брюки, и бархатные тапочки с большими помпонами. Волосы девушка распустила, они волной расплескались по плечам.

Анжелика села в кресло, поджав под себя ноги, взяла исходящую горячим паром чашку с чаем двумя руками, и с видимым наслаждением вдохнула его терпкий аромат.

– Люблю пить чай в компании. Правда, это нечасто бывает. Мама не очень любит гостей… с тех самых пор, как погиб папа. Я стараюсь её не волновать лишний раз. Гостей зову лишь тогда, когда она на смене. Останешься… я без претензий. Это будем знать только ты и я. Я всю жизнь ждала такого… как ты.

– Ты же меня совсем не знаешь, разве я особенный? По-моему, ты всё выдумала. Я самый обыкновенный, будничный. Придумала для себя сказочный образ и фантазируешь, сознайся.

– Со стороны виднее, какой ты на самом деле. Сердце знает, его не обманешь. Кстати, у меня для тебя… именно для тебя, сюрприз. Конечно, если это в наше время чего-нибудь стоит… я, только не смейся… я до сих пор девушка.

Понимаешь, Антон, я готова подарить тебе… свою невинность. Просто так, без обязательств. Это надо мне. Соглашайся, пожалуйста, – и спрятала повлажневшие глаза за высокий ворот белого свитера.

Антон онемел от того, что услышал.

Представляете, какую кашу он заварил, даже не предполагая размер и мощность стихии, бушевавшей внутри девочки?

Слёзы, самые настоящие, от избытка чувств, природу которых он в подобном состоянии просто не мог понять, сами собой полились из его глаз.

Взрослый парень, муж, без пяти минут родитель, самостоятельный, самодостаточный, можно сказать, глава семейства, сидит и ревёт, как обиженная девчонка, как малыш, которому не дали конфетку, и не в силах остановить поток солёной влаги.

Анжелика, глядя на него, тоже разрыдалась.

Ужасная, безвыходная, отчаянно обречённая ситуация.

Он везде… кругом и всюду неправ. Неправ, что написал на зеркале жестокие слова, ещё более неправ, посулив милой невинной девочке обещание любви, которой не вправе делиться, потому что связан по рукам и ногам уже сложившимися отношениями, потому что нельзя играть с чувствами людей, которые тебе доверяют.

Да, он ничего пообещать не успел, но обнадёжил. Сначала назойливым внимание, благожелательностью, излишней откровенностью, провокационной просьбой проводить. Позднее, позволив держать миниатюрную ладонь, невольно подтвердив этим особое расположение, как бы дав обещание, заверив, что принял и расшифровал условный сигнал, имеющий вполне определённое значение, обещание стать ближе.

Не было нужды принимать приглашение на чайную церемонию, которая дала повод для интимного признания, настолько откровенного, что волосы встают дыбом.

“Полный, неизлечимый идиот… что я наделал!”

– Милая… милая девочка, прекрасный нежный цветочек, Анжелочка… прости меня, дурака… если сможешь! Я чувствую… чувствую такое… таким… предателем, негодяем, наглым обманщиком. Понимаю, что тебе от моих извинений легче не станет. Не могу, прости, не имею права принять от тебя столь щедрый дар. Оставайся и дальше невинной девушкой. Когда-нибудь… понимаю, что не сейчас, ты сможешь простить, может, даже будешь мне благодарна. Ты хорошая, красивая, юная… ты сильная. Ещё раз прости. Я пойду, проводи… пожалуйста. Если возненавидишь – пойму, ты в своём праве. То, что я натворил, сложно простить. Если можешь остаться другом… подругой, руки целовать буду. Прощай… а лучше до свидания, нам ведь никуда друг от друга не деться, связаны, как минимум служебными нитями.

Дома Суровцева ждала, возможно, лишь изображала нетерпеливое ожидание, жена, вернувшаяся к тому времени с работы. Антон теперь склонен воспринимать её действия как талантливую актёрскую игру, как спланированные и тщательно отрепетированные представления, цель которых вызвать сочувствие и искреннее дружелюбие, которые с её стороны никогда, кроме моментов интимной близости, ничем не подкреплены.

Пьяненькая, разъярённая, ужасно некрасивая, зарёванная Лиза вышла навстречу, к самым дверям, что уже выглядело сверхъестественным событием, противоречащим её внутренним установкам. Муж обязан выказывать знаки внимания, а не наоборот.

Мама Антона в подобных случаях, когда человек делает нечто несовместимое с его характером, говорила – наверно медведь где-то сдох. Но на этот раз скончалось нечто из мира эфирных духов, подпитывающих любовь.

По её опухшему лицу некрасивыми потёками были размазаны синие тени и чёрная тушь для ресниц; глаза, с кровяными белками, расширенными до черноты зрачками, выражали предельной глубины раздражение. Возможно, это была досада, безутешное горе, или бессилие. Кто знает, какую именно информацию должно было вложить в мозг нарочито пафосное явление падшего ангела пред его вероломно нечестивые очи.

Как посмел сей убогий смерд, наверно думала Лиза, упрекать в чём-то меня, женщину, которая, как и жена Цезаря, вне подозрений. Не было такого, на основе чего можно прилепить к ней ярлык бесстыжей девки, отказать в нравственной чистоте и добродетели. Поцелуй, мол, никакая не измена. Разврат, это нечто иное, это когда…

Глава 4 В душе и грусть, и страсть, одновременно...

Густеют сумерки, и меркнет свет,
И злая маета смыкает вежды.
А сердце вновь упрямо ждёт рассвет,
Не в силах отказаться от надежды.

Константин Андреевский

Характер отношений, их принципиальную форму, всегда определяет женщина, потому, что у неё больше возможностей влиять на ход событий, потому, что её жизнь, и жизнь потомства, напрямую зависит от того, захочет ли мужчина быть более слугой, чем господином.

А он захочет, будьте уверены, даже если любимая будет ежедневно пытать и насиловать, оскорблять и унижать. Так уж природа настроила мозг с его безграничными возможностями с помощью внутренней химии. Сопротивляться мужчина может, правда не долго, и не слишком настойчиво, по причине весьма уязвимой гормональной зависимости.

Несмотря на то, что долгие и счастливые отношения в браке, как правило, выстраивают женщины спокойные, доброжелательные, исполненные чувства собственного достоинства и внутренней гармонии, соответственно, уважающие внутренний мир и самолюбие партнёра, существует масса психологических приёмов, заставляющих мужчину зависеть от благосклонности дам неуравновешенных, таких как Лиза. Но жить с ними… испытание не для слабонервных.

Но и они хотят быть счастливыми. И становятся, на какое-то время, прибегая к коварным уловкам.

Слишком уж хороши они в сексе. А как изящно умеют создавать образ детской невинности. В искусстве обольщения избыточно эмоциональным, раздражительным и вспыльчивым дамам нет равных. Им нет нужды изображать страсть, потому что одержимость чувственностью и есть их сущность.

Если уж Лиза приняла решение пробудить в ком-то влечение, Антон в этом удостоверился, она это сделает. Суровцев понял, сначала после разговора с Кашкатюком, теперь с Карповым, что инициатором интимных интрижек была именно она. Виктор был крайне смущён случившимся, словно действительно очнулся от морока, тогда как жена не стала обороняться, сразу встала в боевую стойку. Видимо угрызения совести ей неведомы.

Тем не менее, сил сопротивляться обольщению больше не было. Для того чтобы принять то или иное решение, необходима мотивация. Лиза верно рассудила, коль скоро ослабли магические женственные чары, необходимо прибегнуть к более действенному в данной обстановке стимулу – дать супругу возможность почувствовать себя отцом.

Плод действительно толкался.

Антон потрогал животик рукой, прислонился ухом. Ощущение было фантастически приятное. Дотронувшись до бархатистой кожи щекой, Суровцев ощутил невероятный прилив нежности.

Решимость сопротивляться дальше испарилась мгновенно. Он, она, ребёнок, это единое целое.

Заключив Лизу в объятия, Антон стал извиняться, сначала поцелуями, потом ласками. Слов не понадобилось.

Было слышно, как гулко бьётся её сердечко, как ритмы пульсов и дыханий пытаются объединиться. Прижав жену к груди, погрузив в её локоны нос, Суровцев выкатил несколько слезинок.

Голова совершала кругосветное путешествие в обстановке физиологической невесомости. Обострившееся до крайности обоняние различало десятки оттенков интимных ароматов, щекочущих ноздри. Родные, насыщенные энергией влечения запахи пробуждали желание покаяться, исповедаться, искупить вину.

Какую именно вину, он не знал, но это совсем неважно. Существенно то, что можно расслабиться, прекратить напрягать сознание. Как же здорово стоять вот так, обнявшись, чувствовать, что ты не один, что у тебя есть семья, впитывать энергию жизни, которая застоялась, а теперь опять циркулирует по всему телу, посылая позывные блаженства.

Это не было примирением, скорее предвкушением соблазнительно аппетитного пиршества, которое продолжится отпущением грехов, для которого не понадобятся долгие дебаты, обстоятельные разбирательства, выяснение отношений, публичное покаяние. Подобные акции проходят на уровне общения душ, практически безмолвно.

Основной инструмент примирения, как правило, азартный супружеский секс.

Но это потом, немного позже. Сначала нужно восстановить неустойчивое равновесие, посмотреть друг другу в глаза, привыкнуть к мысли о том, что противостояние – ошибка, что боевые действия остались в прошлом.

Необходимо восстановить дыхание, насладиться спокойствием, настроиться на гармонию и душевный комфорт.

Выпили по рюмке, по второй...

Лиза поставила в проигрыватель пластину. Слов практически не было слышно, но негромкая простенькая мелодия настраивала на романтический лад.

Потушен свет, вместо него зажжены свечи.

У Антона проснулся зверский аппетит. Лиза ничего не ела, с нескрываемым обожанием, странно было это видеть, смотрела на мужа.

Разомкнув тесный телесный контакт, Суровцев почувствовал, что волшебная сила энергии прикосновений не всесильна. К нему вновь вернулись сомнения в искренности чувств жены.

“Сейчас начнёт танцевать… или усядется на колени, какой, однако, убогий ассортимент средств. Придумала бы что-то новое, может тогда и клюну”.

Лиза сняла свитер, расстегнула верхние пуговицы на блузке, принялась оглаживать себя по, раздавшимся в ширину бёдрам, крутилась, привлекая плавными ласкающими себя движениями к соблазнительным изгибам.

До Антона долетал лёгкий запах почти выветрившихся духов, который перебивал терпкий аромат желания. Эти сигналы невозможно было проигнорировать, они посылал один за другим мощные импульсы влечения в воспалённый гормонами мозг, отключая все виды защиты, а также возможность ручного контроля глубинных интимных рефлексов.

Антон невольно принюхался, вдохнул глубже, ещё раз, и поплыл в облаках неукротимого вожделения.

“О-о-о”, беззвучно простонал Суровцев, стискивая зубы, – “как бы я ей сейчас... но мы в ссоре, стоит ли идти на поводу у похоти… ведь я знаю, чем заканчиваются примирения. Это однозначно провокация. Она использует меня, мечтает вновь превратить в безвольное ничтожество. Ну и пусть, пусть, она – моя жена. Моя. Как хочется заграбастать в горсть соблазнительно подпрыгивающую в такт её движениям грудь, почувствовать губами набухшие от притока крови соски, облизать припухшие от желания губы, окунуть пальцы в океан желаний, ощутить пульсацию плоти”.