По секрету. Только тебе

21 ноября

Я снова решила вести дневник. Раз, наверное, в шестой, не считая той уже далекой поры юности, когда я его действительно вела, тщательно записывая все эти милые, уже не детские, но еще не взрослые глупости, которые в то время казались мне такими важными. Наверное, если в этот раз я таки осилю довести свое намерение до последнего исписанного листика лежащей передо мной тетрадки, и эти листки сохранятся, я однажды их найду, засунутыми где-то между Пастернаком и Гарри Поттером, перечту и улыбнусь прочитанному. Посмотрим. Сейчас задача минимум – начать. А начать необходимо, потому как нужно каким-то образом разобраться с царящим в голове бардаком, эпичность которого в последние месяцы превысила даже мои весьма расплывчатые нормы.

Итак, начну с главного, потому как первая запись о какой-то ерунде быть не может, иначе на ней все закончиться, толком не начавшись. Что для женщины главное? Мужчина. В моем случае – его отсутствие. Точнее – присутствие отсутствия. И это не заумное выражение и не игра слов, это точное определение того, что в моей условно любовной жизни последние месяцы происходит. Как сейчас принято говорю - все сложно. Очень. Поэтому, со всем доступным мне терпением я хочу задать Вселенной и еще кое-кому вопрос:

Где ты ходишь, мой человек?

Сколько еще ты собираешься там ходить?

Я тебя, между прочим, жду. Жду очень.

У тебя совесть есть?

Как можно заставлять женщину столько ждать?

Быть может, тебя нет? Может же быть так, что у всех есть своя половинка, а у меня нет? Что-то там напуталось при распределении, и так получилось. И останется мой горшок без крышки, а все остальное без других частей, которые тоже хотелось бы иметь, хотя бы периодически. И разумеется, никто не подумал меня предупредить. И я жду того, кого нет.

Эх!

Так, ладно, пессимизм сгребаем в кучку и убираем в сторонку. Хватит уже того, что я снова решила вести дневник в 45 лет. Да, мне 45. Иногда это – все капец – уже 45, иногда – тю, да подумаешь – еще только 45. Сегодня промежуточный вариант. И все потому, что перед тем, как сесть все это писать, я лежала на кровати, закрыв глаза, и пыталась заснуть. Вообще-то время для сна было совершенно неподходящее – 18.00. Но дело в том, что в последние недели я исключительно плохо сплю по ночам. Какая-то неуловимая и явно недружелюбная сила навещает меня каждую ночь в 4 часа. Приходит, смотрит, как я уютно замоталась в трубочку одеяла, как мне в этом коконе блаженно и хорошо, кривит морду, если таковая у нее есть, и начинает будить, совершенно беспардонным образом. Я, конечно, бужусь, выбора ведь все равно нет, открываю глаза, смотрю на мглу, проникающую в комнату через прорези гардины, и чертыхаюсь «Опять». Может, это ты, мой долгожданный, застрявший где-то человек, думаешь обо мне? Это бы немного скрасило ситуацию, но все равно я жутко не высыпаюсь и постоянно хочу днем спать.

Сон не пришел, но мне удалось подремать. Полуреальность, полубытие, где-то на границе сознания и тех сфер, в которые оно убегает, стоит качественно закрыть глаза. Бродит в каких-то далях, не знаю – где, чем-то там активно занимается, не знаю – чем, и часто думаю, что не хочу знать. Проснулась возбужденная. Опять? Да, что за черт? (здесь, вообще-то другое слово, но не начинать же материться с первой записи дневника!) 20 минут легкой дремы: без всяких неприличных фантазий и снов, но явственно чувствуется характерное пощипывающе-призывное ощущение между ног. Какого?? Как?? Что со мной происходит вообще? Если бы кто-то мог мне сказать.

Секс, при отсутствии мужчины, можно себе организовать, но, собственно, не до этого сейчас, поэтому всякие непрошенные телесные реакции просим пройти вон. Встала, сходила налила себе сок. И села писать.

Пожалуй, ради того времени, когда память вполне может меня порою покидать, стоит зафиксировать, кто я.

Меня зовут Оливетта.

Да, именно так.

До сих пор поражаюсь, как, среди десятков Марин, Тань, Лен и Наташ, меня угораздило обзавестись именем, явно напоминающим женскую ипостась салата Оливье. Подозреваю, что родителям хотелось соригинальничать, но зачем же было проявлять свою креативность на мне??? Официальная версия этого безобразия гласит – папа с мамой не могли договориться, одному хотелось назвать меня Олей, другому – Светой, решили – пусть будет компромисс. Молодцы, … (еще один мат). Конечно, в школе с таким именем мне очень весело жилось. После, если честно, новое знакомства всегда напоминают Comedy Club. Стандартно вижу круглые глаза, повторяю «вы услышали правильно» в ответ на озадаченное «как-как?», потом спешно, на 10-20 секунд, перевожу взгляд на горизонт, как воспитанная личность, давая новому знакомому/мой возможность вернуть контроль над мышцами своего лица. И я даже не обижаюсь, я понимаю - это не имя, это пищевой анекдот. Мне и самой было бы смешно, если бы это было не про меня.

Может, все же пойти и сменить его? Стать Олей. Или Светой. Или вообще Анжеликой Константиновной. Но за последнее десятилетие я уже начала привыкать. И вдруг мой мужчина, которого я жду, должен прийти именно к Оливетте? Должна же быть причина, почему меня назвали именно так.

И, потом, есть в этом имени все же одна хорошая черта - оно дает мне возможность чувствовать себя уникальной. И это приятно, потому что больше ничего уникального во мне нет. Рост средний, телосложение пока еще стройное, но поедание сладкого нужно существенно сократить. Темные волосы, в которых, как назло на самом видном месте, по бокам лба, уже начала пробиваться седина. Карие глаза – красивые карие глаза, они мне нравятся. Ни татуировок, ни пирсинга, ни умопомрачительной прически и даже офигительно-сексапильной одежды у меня нет. Потому что нельзя. А нельзя из-за профессии, которая тоже самая обычная – учитель литературы и русского языка. И все потому, что я с возраста, когда увесистый томик мог крепко удерживаться в моих руках, очень люблю читать. И, с возраста, когда меня осенило, что всем этим томикам можно написать продолжение, писать. Но писателем, по мнению моих родителей, твердо высказанному мне примерно во время, когда я поглощала эти томики в количествах, слегка несоразмерных с моими габаритами, мне не стать. А ведь, Оливетта Дальянская хорошо звучит. Но, увы.

23 ноября

Почему мы влюбляемся?

Почему, вдруг, из огромного количества лиц и тел, которые нас окружают, одно становится особенным, и часто это совершенно не такое тело и лицо, которое рисовалось в воображении при мысли о будущем принце. Кто нажимает на кнопку, которая запускает в организме процесс «это он»? Кто выбирает, когда на эту кнопку нажать? И почему, зараза этакая, у одних процесс кнопконажатия происходит взаимно, а у меня в одностороннем порядке? Почему?

После развода, который внезапно свалился мне на голову пару лет назад, мне долго не нравился вообще никто. Поначалу я - неосознанно - шарахалась от всех мужчин, рана болела и пугала пониманием, что если еще кто-то в ней поковыряется (а так ведь обязательно произойдет), я этого просто не переживу. Потом на свете вдруг резко не стало интересных мне мужчин. Нет, я видела, что представители мужского пола присутствуют рядом, что-то делают, говорят, но они как-бы находились в другом мире, который не соприкасался с моим. Между нами было невидимое, но очень прочное стекло. Они не могли сквозь него пройти, а у меня даже мысли не было помочь им попытаться. За этим стеклом мне было безопасно и хорошо. Целых несколько лет.

Я не заметила, когда Алеша прошел через это стекло. И я не поняла, как ему это удалось. И я, совершенно точно, не была к этому готова. Когда мысли о возможных новых отношениях с кем-то и посещали меня, я не рисовала себя конкретный образ, но это точно был кто-то не такой, как он. Он значительно старше меня. В его внешности, с точки зрения нынешних мускулисто-желаемых, брутально-татуированных стандартов, нет ничего, способного привлечь и заставить загореться женский взгляд. Он невысок, шевелюра, естественно, начала редеть, опять же естественно, есть животик. И вот он приходит к нам в школу по понедельникам и четвергам, заниматься с выпускниками, готовя их к выбору будущей профессии, я смотрю на него и понимаю, что никого красивее для меня нет. И смотреть на эти лучики морщинок, что, словно солнышки, расходятся от внешних углов его внимательных серых глаз, я могу бесконечно. И уже даже не пытаюсь понять, как это произошло.

Он не замечает меня. Нет, как меня зовут, он знает. Это знают все, кому сообщали мое имя хотя бы раз. Здоровается, иногда, если я задаю ему вопросы по материалам, которые он рассказывает ребятам, отвечает (учителям тоже разрешено ходить на его занятия, и мы все, у кого выпадают «окна», с удовольствием ходим, о самых банальных вещах он рассказывает необыкновенно интересно). Вот собственно, все наше общение. Изменений, насколько я могу судить, не ожидается. Если я сама их не организую. А я понятия не имею, как это сделать.

О нет, о тренингах соблазнения я даже слышать не хочу. На кого они рассчитаны вообще? Делились подруги выдержками – чтобы емко охарактеризовать это действо не хватит всех красочных терминов русского языка. Намеченная жертва (а как этого бедолагу еще назвать), во-первых, должна быть абсолютно не в ладах со своим мозгом, чтобы не заметить, как его окучивают, во-вторых, обладать очень плохим зрением, слухом и осязанием – чтобы оставаться в своем блаженном неведении подольше, в-третьих, быть убежденным подкаблучинком, беспрерывно ублажая вошедшую в его жизнь принцессу, потакая всем ее прихотям, сюсюкая и молясь на ее тень. И, каким-то образом сохранять при этом свой былой мужественный образ. Не знаю, кого это может возбуждать. Мужчина должен быть мужчиной, чтобы его можно было хотеть, а не призом, который нужно заполучить. Призы у меня есть. Профессиональные. К личной жизни такой подход неприменим.

Хотя,… может, именно поэтому у меня личной жизни и нет? Не сумела вписаться в нынешние реалии. Или, не хочу я в них вписывать, поэтому и выбрала Алешу, так как он не замечает меня? Может, все же попробовать – пойти купить блузу с неприличным декольте, надеть под нее кружевной лиф, который, конечно же, будет выглядывать, призывно выставляя свою ажурные края, и покрутиться перед ним, выпячивая декольте? Да… сначала я все же полностью погружусь в пучину отчаяния, а уже потом пойду сиськами трусить. Пока у меня от одной мысли челюсти сводит и явственно хочется надеть на себя хиджаб. Не говоря уже о том, как на это все мои коллеги будут смотреть.

И все же, делать что-то надо, потому как влюбленность усиливается и вместе с ней усиливаются желания. Я ужасно, во всех смыслах этого слова, его хочу. Как там Фаина Раневская советовала проверять свои эмоции к мужчине? Прийти домой после встречи и подбросить трусы к потолку. Если прилипли – значит, мужчина нравится. Я уже подбросила. Мысленно. Пару месяцев назад. До сих пор висят. С трусиками делается такое, что иногда я опасаюсь, что придется прятаться в подсобку и их выжимать. Никого: ни бывшего мужа в жаркий период встречания и нескольких своих кавалеров до него, я так не хотела. Причем мне даже видеть его для вхождения в это состояние не нужно. Вполне достаточно подумать. И желаемый, то есть не очень желаемый эффект достигнут. Особенно шикарно, когда это происходит в школе. А оно происходит. И часто. Как и в других неподходящих местах. Как сегодня в магазине с канцтоварами. Это был капец.

В канцтовары я пошла купить для завтрашнего урока фломастеров и карандашей. По плану знакомство третьеклашек с творчеством Туве Янссон, а знакомиться с Муми-троллями лучше всего, если их рисовать. Невероятно милое зверье, детвора обожает изображать эти чудо-мордочки, и я люблю, когда дети рисуют персонажей сказок, которых мы изучаем, это позволяет намного лучше усвоить материал. Но от карандашей осталось лишь несколько огрызков, а мелки давать им не хочется, потом нужно отмывать 27 чумазых рожиц и 54 еще более чумазые руки. Вот я и пошла в магазин, выбрала нужные мне художественные принадлежности и на кассе, абсолютно из неоткуда, мне пришла в голову эта дивная мысль, что я бы не отказалась чем-то раскрасить его. Не карандашами, естественно, и не красками, чем-то съедобным, что потом было бы очень приятно слизать. Шоколадным мороженным, например, ярким тягучим малиновым джемом, взбитыми сливками… медленно, не торопясь, создавая на коже узор, рассматривая, как мороженное растекается, каплями сбегая по линиям груди и живота. А потом, когда уже сил нет терпеть, все это слизать, лаская всю зону от горла до паха языком, а потом…