ДИСКЛЕЙМЕР!
Все события, описываемые в тексте, являются художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Данная книга несёт исключительно юмористический характер. В тексте используется обсценная лексика (по минимуму).
Приятного прочтения!
Артём
С момента задержания внутри меня выстраивалось непоколебимое спокойствие, оно оглушало до опьяняющего безразличия ко всем полицейским мероприятиям до самой дачи показания. Я взирал на всё с философской точки зрения, будто знал, что именно этим и должно закончиться, погруженный только в один единственный вопрос. Кем она для меня является?
Следователь выпускает шумные залпы воздуха из раздутых щёк, поспешно протирает испарину на лбу платком и переглядывается с оперативником, который удобно устроился на диванчике позади меня.
— Как вы себя чувствуете, Артём Денисович? — раздаётся голос за спиной.
Машинально ухмыляюсь такому саркастичному выпаду, вспоминаю бросок правым кулаком оперативника исподтишка и свою горящую щёку, окроплённую кровью. Нахмуриваю лоб, над глазом отдаётся тупой болью и неприятной натянутостью - рассёк бровь. Хорошо, что сдержался и не вырубил его, предъявили бы мне применение насилия за компанию.
— Более чем, — отвечаю.
Мои эмоции, напоминающие гладь воды, теперь пошли рябью. Становится забавно. Мои плечи начинают подёргиваться от подступающего смеха. Хочется расхохотаться в голос.
Ну, что, Бабай, теперь ты довольна восседая на пепелище?
— Кем вам приходится Злата Игоревна Бабай? — задаёт вопрос следователь медленным, увесистым тоном.
Тут я не выдерживаю. Мой рокочущий смех заполняет кабинет следователя, который в пятый раз сворачивает платок и проходится по лицу, с явным пониманием, что разговор будет тяжелым.
Бабай. Она проникла в мою жизнь, разрушая её до основания, запустила свои маленькие пальцы в душу, и снесла там всё к хренам. Упёртая, меркантильная, не замечающая чужих чувств, сумасшедшая. Сложно было разобраться в этом потоке нахлынувших чувств, ненависти и страстного желания.
Сглатываю, ощущая как горло обживает. Я так хотел избавиться от неё с самого начала, и теперь, имея козырь в виде видео с места преступления, я как умалишённый спешу его запрятать в угоду её милости.
Прислушиваюсь к себе, и совершенно себя не узнаю, это кто-то другой.
— Вы расслышали мой вопрос?
Прекрасно. Меня затягивает в воронку воспоминаний, ярких и реалистичных, словно я проживаю все фрагменты с нашего первого официального знакомства повторно.
Тогда, с твоим появлением, Злата, устоявшийся фундамент моей планируемой судьбы треснул.
Артём
— Давай же, Тём, возьми меня на ручки, — Юля крутится вокруг меня, виляя задницой под медленную музыку, — повеселимся.
Наклоняюсь вперёд, обхватываю рукой её бедра, второй придерживаю и медленно поднимаю. Юлькина макушка едва касается высокого потолка, и она радостно вскрикивает, смеётся, повисает на плече и в шутки начинает кулачками барабанить по моей спине. Высокая, моя малышка, только больно худая, всё за питанием смотрит, а по мне, пару килограмм точно не хватает.
— Что будешь делать?
Мягко шлёпаю её по попке, после чего приглаживаю ладонью. Медленно кружусь вокруг своей оси, поглядывая, как бы не ушибить случайно заливающееся дитятко. Юлька щекочет, только меня этим не проймёшь, а она только делано злиться от этого начинает.
Я такой с детства, спокойный и не особо сообразительный в межличностных вещах. Поначалу, причиной был лишний вес и не по годам высокий рост, своего рода Дядя Стёпа, разъевшийся до размеров атомной подтолки. Спорт исправил тело, но остальное как-то не клеилось.
Упрямый и прямолинейный – тренер превозносил эти качества во мне, а, на мой взгляд, они только мешали.
— Тём, — протягивает Юля соблазнительным тоном, — давай поиграем.
Ставлю малышку перед собой, её длинные пальцы забираются под мою футболку, скользят холодными касаниями по коже. Улыбаюсь на то, как она пошло закусывает губу, и меж тем краснеет, точно в первый раз. «Поиграем» - небрежно сорвавшееся, имеет под собой прямой сексуальный подтекст. Собираю Юлины пальцы в свои ладони, чувствую, как они начинают согреваться, и тяну их к губам, осыпая поцелуями.
Я всё обдумываю, как сделать важный для нас шаг красивым, запоминающимся, и сейчас, когда она так пристально и чутко смотрит на меня своими кристально чистыми голубыми глазами, мне кажется, что этот момент наступил. Отвожу взгляд в сторону, на прикроватную тумбочку, где в первом же ящике под книгами я запрятал кольцо. Чёрт! Далековато, для такого момента.
Юля встаёт на цыпочки, целует меня в шею и томно выдыхает, меня прошибает, а она отходит назад, довольная моей реакцией. Вот теперь момент точно упущен.
Завороженно слежу, как подёргиваются её брови, она что-то ищет, переключает один трек за другим, пока из колонок не доносится ритмичное начало «I`ll Sleep When I`m Dead» Bon Jovi.
Ох, нет, только не эта.
— Переключи её, пожалуйста, — спешу сделать это сам, но Юлька преграждает мне путь и толкает к постели.
Послушно пячусь, а сам разрываюсь между желанием переключить песню и избежать последующих проблем, или поддаться волнующим чувствам, тумбочка с каждым шагом становится ближе. В голове проносится мысль о покупке дома, это будет первостепенной задачей после свадьбы, и всё благодаря моей соседке.
— Эй, переключил, — доносится грубое требование за стеной, в купе с грохотом, я знал, она ненавидит эту песню.
Мы никогда не встречались в подъезде, я не видел её лица, но отчётливо мог распознать недовольный голос соседки из сотни похожих. Милой со мной она никогда не была, и представлялась мне злобным ворчуном. Временами, однако, мне удавалось создать нейтралитет.
— Я это правильно расслышала? — Юля из милого создания ощетинилась, острые черты лица проступили через невинную припухлость. — Как она смеет, время позволяет.
В отместку Юля возвращается к столу, и делает звук громче. Шумно выдыхаю, качаю головой, а моя девочка обиженно поджимает губы. Да, родная, в этот раз ты не права, но что поделать…
— Только не говори, что она тобой так постоянно помыкает?
Хочется тоже кольнуть в ответ. Согласилась бы съехаться, может быть, такие случаи бывали реже или сошли на нет. Два года в гостевых отношениях, смешно становится. Мне думается что, обеспечивая девушку, она непременно должна находиться на моей жилплощади, но как бы мне это не нравилось, Юля находит очередные причины. Брак становится поводом покончить с этим расстоянием между нами.
— Я часто доставляю неудобства, так что это справедливо.
— Какие? — Юля изгибает бровь, кладёт ладони на мои плечи и мягким нажатием усаживает на край кровати, потом садиться сверху на мои колени.
— Работой днями и ночами, выносить звук клавиатуры на постоянной основе не всегда приятно. Прибавь к этому звук исходников, которые необходимо иногда прослушивать без наушников. А стены, очень тонкие. Поэтому, она просит тише…
— Просит? Это не похоже на просьбу.
Да, «просит» было не к месту, на языке соседки это громко гаркнуть, или ударить по стене предметом мебели, для устрашения. Сумасшедшая, одним словом, с ней срабатывал только один подход. Поскольку, она никогда не открывала мне дверь, я выставил на площадку между нашими дверьми табуретку, и периодически оставлял на ней конфеты. На день другой срабатывало, всё зависло от марки выбранных сладостей. Впрочем, и они не всегда спасали. Меркантильная попалась женщина и что самое занимательное, всегда коротка в своих желаниях «захлопнись» и «быстро» чаще всего мелькали в её обращениях ко мне.
— Быстро, — вот снова.
— И не думай, — Юля пригрозила пальцем и потёрлась об меня, намекая на поощрение, — треснешь ей разок, чтоб знала.
— Ты же знаешь, не буду, нельзя так.
Злата
Неописуемо утомительно пытаться гнаться за двумя вехами своей жизни. И никак, вот совсем никак не отказаться от одной из них. Работа и учёба, два столпа всех моих возможных неудач, и невыплаканных слёз.
Сонно протираю глаза, вникая в лекцию по ветеринарной генетике, слова пробираются через дебри абсолютного непонимания и беспорядочно укладываются в голове. Одногруппники ведут конспекты, а я пытаюсь делать вид увлекательного погружения в белый лист.
— Ты готова к зачёту по гистологии? — шёпотом спрашивает меня Анька, толкая локтем.
— Почти, — звучит оптимистично, на деле отчётная курсовая работа готова наполовину, сегодня тоже пробуду за ноутбуком без сна.
— Злат, мы ребятами собираемся в кафе посидеть, не хочешь с нами? — тянет Аня, староста группы, которая не бросает попыток приобщить меня к студенческой жизни. — Будем обсуждать подготовку к фестивалю.
Поворачиваю к ней голову с самым прискорбным лицом, а она только понимающе кивает.
Телефон в кармане оживает. Лекция не закончилась, а отец уже сообщение присылает, будто из пулемёта добить меня пытается, каждая вибрация смычком по струнам, одно, другое, и вот быстрое вступление заканчивается ритмичным регистрами.
— Да, — шиплю сквозь зубы, отвечая на перерыве.
— Ты где? — мелодичный и спокойный голос отца вызывает у меня мышечное напряжение всего тела, сгибаю пальцы на манер выпущенных когтей около своего лица, готовая вонзить их в кожу от полного недопонимания между нами.
Смолкаю, со свистом втягиваю воздух и выбегаю из техникума, под шелудивые шепотки. Да-да, это я. Наследница похоронного бюро, которая разрывается между мечтой и реальностью. Мне в пору по ресторанам ходить, да сумочки обсуждать, а я как посыльный.
— Пап, курсовая горит, ты же помнишь? Я вчера тебе говорила, и просила пару дней.
На выходе Вера Прокофьева упирает руки в бока и брови Мефистофеля тянет к пышному пучку, из которого торчит китайская заколка. Вскрикиваю от неожиданности и чуть ли низ не кидаюсь, ладонь моя на грудь падает, почти роняя телефон.
— Клянусь, в последний раз.
— Злата Игоревна, срезовая контрольная и такая халтура, — Вера Прокофьева кривит губы в недовольстве и грозит пальцем, — ладно, к следующей чтобы на все сто процентов готова была.
— Другого от меня можете не ждать.
Подпрыгиваю на радостях, готовая руки ей расцеловать, но вовремя себя одёргиваю, киваю и сбегаю по лестнице вниз, поднимая телефон к уху.
— Так вот, — начала я, потеряв нить событий.
— Мы завтра вечером уже уезжаем, мне надо дела тебе передать, — отец не ждёт, его монолог перетекает в перечень обязанностей. — Петрович уволился, а ты знаешь, как он был для меня незаменим. С этими двумя архаровцами только он мог справиться. Проект деда горит, напомню, что ты сама за реализацию взялась.
Хотелось кричать в протест. Не взялась, а только напомнила о планах дедушки, и проекте, что он готовил три года перед смертью.
Да, что за спешка такая, в самом деле. Сворачиваю на студенческую аллею, впопыхах распихивая плечами меланхоличных люд.
— Я помню, всё помню. Пожалуйста, хотя бы день, — скулю раболепно, жалобно, лишь бы этот день был для меня выделен, — сегодня, а завтра буду у тебя к обеду, хорошо?
Отец соглашается, и я довольно скидываю звонок. Взбрело же ему именно сейчас в горы податься и искать просветления. Опять с мужиками просыхать не будет, приедет преисполнившийся и весь опухший.
Внутри распирает неутихающее чувство беспокойства, и озлобленность сама собой поигрывает на верхушке музыкального аккомпанемента.
Дёргаю на себя тяжелую железную дверь многоквартирного дома, и ощущаю, как приподнимается настроение. Хмурюсь, пытаюсь подловить себя на моменте этого скачка, поднимаясь по ступеням. Взгляд падает на пустую табуретку, и раздражение царапает горло. Прискорбно. Получается, сосед мой своими сладостями меня как собачку Павлова выдрессировал, теперь вот от недостатка новой порции на кончике языке растягивается горечью огорчение. А ведь вчера после полуночи стоны слушала, и как быть с этим героем любовником? Везёт ему, что звуки из его квартиры раздражают только меня.
Пинаю табуретку, от переизбытка чувств и прячусь за дверью.
Дома полный кавардак, оглядываю ворохи вещей, открытые шкафчики, и только собираюсь скатиться вниз по стене, как вспоминаю про курсовую. Как минимум пятнадцать страниц добавлять, сегодня не до упадка сил.
До ушей доносится шероховатый голос Bon Jovi в самой ненавистной для меня песне I`ll Sleep When I`m Dead. Всё накопившееся недовольство забурлило и вспенилось во мне. Подхожу к межквартирной стене.
— Эй, переключил, — с этим тюфяком только так, а то слишком голосист, да ещё днями и ночами звук клавиатуры, что становится моим фоновым шумом.
За стеной слышатся переговоры. Сегодня уступать не буду, эта курсовая меня от отчисления отделяет.
— Быстро, — добавляю.
Звук становится громче, и гнев яркими пятнами застилает глаза. Взбунтоваться вздумал?! У нас тут как в общежитие, тишина или гробовая тишина. Бегу к двери, запинаясь об угол кровати и падая на пол. Ругаюсь, и только больше подгоняю себя.
Злата
Набираю в грудь воздуха, под заветный щелчок замка. Дверь распахивается, и в проходе, прямо перед собой, я вижу не просто огромное тело, а живую машину, созданную для убийств. Вздох задерживается внутри меня дольше, чем требуется, и выходит с пронзительным таким свистом замешательства. Вот так дитятко выросло, под такого гроб подобрать – из штанов выпрыгнуть придётся.
Широкий размах плеч, тугие узлы мышц под обтягивающей футболкой и руки, в обхвате, как две мои ноги, вызывают внутри меня генетически заложенную трусость, сугубо для сохранения жизни. Получается, соседям, как и мне сейчас, не до возмущений при таких видах.
Уже с усилием тяну взгляд к чисто выбритому подбородку. Он молчит, и я молчу. Спаси и сохрани, честное слово. Взгляда от меня не отводит, изучает.
— Дяденька, — для чего-то говорю, а потом с силами собираюсь, решив, что лучше нападения ничего нет, — а у вас совсем совести нет? Всю ночь стоните, спать мне не даёте, об учёбе и говорить не стоит. А она, между прочим, благодаря вам скатилась. Да-да, вам.
Не убьёт же он меня, в самом деле? С каждым словом уверенность во мне укореняется, преобладает, в угоду резкой необходимости.
— Стоны? Тём, о чём она? — из-за спины соседа девушка показывается, голубые глаза её недоверчиво стреляют в меня, потом в благоверного.
— Юль, я разработчик визуальных новелл, там, в конце каждой главы такие сцены. – Артём тяжело выдыхает, нежно касается руки своей девушки, тянет её на себя.
Работенка у него конечно, ладошки стереть можно.
Красивая пара, а меня коробить начинает. Личная выгода больше малодушия становится. Почему я должна время драгоценное на их выяснения тратить?
Юля откидывает от себя его руку.
— Вы видели кого-нибудь?
— Ты мне не веришь? — Артём ей путь преграждает, пытается взглядом её завладеть, поднимая пальцами подбородок.
Началось… почему я всё стою и смотрю? Клокочущая возмущение во мне накипает, правый глаз синхронно подёргивается. Мне нужны были всего лишь два дня тишины и покоя, потом я уступила до дня, который в конечном итоге значится часами ночи. И это у меня пытаются отнять.
— Хочу удостовериться, можно? — Юля дожидается кивка от Артёма и переводит взгляд на меня.
Не знала их раньше и столько бы не знать. Внутри меня оживленный диалог происходит. Сказать правду… или же нет? Смотрю на спокойное лицо соседа, только брови подёргиваются в ожидании моих слов.
— И? — тянет девушка, не выдерживая паузы.
— Пойдём, я тебе включу игру, оставь человека в покое.
— Тём, я хочу знать наверняка.
Он голову запрокидывает, видно, что от возникшего между ними недоверия ему становится неловко. Сглатываю, в горле совсем сухо становится.
— Видела, — выпалила как на духу, — каждую неделю сменяются.
Ждать когда мне прилетит первый заветный щелчок, в ответ на ложь не хотелось. Спряталась в своей квартире, и заперлась на два замка.
Нет, пусть лучше поругаются от силы час, она дверью хлопнет, а он за ней. Так и полночи тишины выкрасть можно. А если под её окнами ночевать будет, вымаливая прощенье, там и курсовая к утру сделается. Тут в первую очередь о себе думать надо, а потом уже о других.
Злата
Мои умозаключения, сделанные поспешно перед соседом, нашли своё оправдание. Девушка бедного Тёмы почти час кричала, посуду била, а потом дверью хлопнула, сосед за ней увязался. Я всё это время слушала, ждала и полная тишина после их ухода стала оплотом моего наслаждения за несколько месяцев.
Всю ночь я просидела за пятнадцатью недостающими листами своей курсовой работы, устроив небывалый мозговой штурм. После оформления, я была выжата и довольна одновременно, будто после потной тренировки освободилась. Начала файл на флэшку перекидывать, как ноутбук издал пронзительный сигнал, и синий экран вызвал во мне полное отрицание реальности. Такое уже случалось. Вернуть ноутбук к жизни можно было, только с потерей имеющихся документов. Взмолилась. Только бы файл загрузиться успел.
Беглое постукивание по двери меня отвлекает. В такую рань это мог быть только один человек. Даже не шелохнулась. До этого не открывала, а теперь подавно не стоит. Сосед зашуршал за стенкой как мышка, а потом вывел меня из ступора звучным громыханием, очень похожим на удар кулаком. Стена сотряслась, всполошив пыль и заполнив воздух мелкой крошкой штукатурки. Не помирились, стало быть.
— Я тебя из-под земли достану, — слышится отчетливый голос, грозный и уверенный под личиной усталой хрипотцы.
Прикусила губу, прекрасно понимая долю своей вины и настроение Артёма. Тут главное не издавать лишних звуков, пусть думает, что меня уже нет дома, а потом всё само уляжется. Найдёт другую девушку, или с этой достигнут согласия, в конце концов, мир так и крутится, сменяет одно на другое.
Собираюсь бесшумно, прислушиваясь к деятельности соседа, а он тоже притих. Крадусь в подъезд и быстро вниз сбегаю оборачиваясь. Лёгкая взволнованность меня подгоняет. Столько всего сделать сегодня нужно.
Выдыхаю только в копи центре, когда курсовая работа уже размеренно печатается на свежих листах.
Смогла, и главное успела. Парень в синей фирменной футболке протягивает мои труды.
— По карте?
— Да
Прохожусь пальцами по лощеному титульному листу и пробегаюсь глазами. Сочетание «ветеринарный» и «Злата Игоревна Бабай» навеивает на меня эйфорию, чуть больше года потерпеть осталось, и я стану полноправным ветеринарным врачом.
Расписанный в голове план дня дрогнул и развеялся дымкой, как только из-за моей спины появляется внушительная ладонь со связкой выпуклых вен, отбирает документ со флэшкой и проносит содержимое бессонных ночей перед моим носом.
Тянусь руками, но не успеваю ухватиться даже за уголок курсовой. Разворачиваюсь, со всем возможным возмущением, и тут же замираю. Моё негодование проваливается куда-то вниз. Паника сжимает рёбра, делая ноги ватными, а голову удивительно пустой.
Сосед нависает надо мной могучей скалой, перекрывая собой весь имеющийся фон. Его помятое лицо не предвещает для меня ничего хорошего, а синяки под глазами делают его ещё более устрашающим.
Вот ничего мне легко не достаётся, всегда зубами вырывать приходится.
— Вот ты и попалась, любительница рока, — Артём кладёт свою ладонь на моё плечо и оно тут же провисает под тяжестью, — мама с папой не учили, что врать нехорошо?
Бессонная ночь действует и на меня, соображения весьма туго проходят через грани осознания и логической цепочки. Опустила взгляд, пальцы соседа нагло и нахально ровные листы трубочкой сминают. Да что он себе позволяет, в самом деле?! Сам виноват!
Оборачиваюсь. Может охрану вызовут? Тут явное нарушение, а парнишка только сумму на терминале вводит, и в ожидании взгляд тупит.
— Звони, — Артём телефон мне протягивает и первым контактом «Любимая», как мило.
Совсем теряюсь на время, не могу сообразить, что дальше делать. Машинально беру его телефон в руки и к терминалу подношу, слышится электронный одобрительный звук, как успешное завершение оплаты. Триста четырнадцать рублей, не большая утрата для его карты.
Я что только что сделала? Смотрю в карие глаза соседа, а он тоже подвис.
— Ты что сделала?
— Время - деньги, не слышал такое? – ответ не заставил себя ждать.
Петрович, друг отца и его верный работник, всегда как мантру повторял для меня «думать, потом говорить», а у меня наоборот отпечаталось на подкорке.
Сосед телефон выхватывает, зубы сжимает, ещё немного и дым из ушей пойдёт. Тяну ладонь.
— Курсовую верни.
— Отшибленная совсем? Не раньше, чем ты во всём признаешься.
Сколько же времени теперь потратить придётся? Вряд ли его девушку устроит быстрое «я виновата, извините», да ещё извините это, передо мной эти слова говорить нужно. Жертва ситуации тут только я.
Артём телефон к уху подносит, слышатся гудки. Ну, уж нет! Раздражение во мне возрастает, приправленное бессонными ночами и извечными звуками за стеной. Прочищаю горло и громко, на весь копи центр стонать начинаю. Людей нет, а мне и нечего стесняться, свои интересы по-разному можно защитить.
Сосед мигом глаза округляется, старается как можно быстрее вызов сбросить. Лицо его уж совсем потешным становится, вены по вискам проступают, от красных губ вся кровь отходит. Смотрит на меня, точно испепелить хочет, и я тоже смотрю!
Артём
Впервые меня так сильно обуздал гнев, что его разрушительную мощь я мог явственно почувствовать всем своим телом.
«Видела, каждую неделю сменяются» - не прекращаясь, звучит в моей голове голос соседки.
Какая же наглая, совершенно не щадящая ложь. Фраза, так небрежно слетевшая с чужих губ, переросла в полный крах отношений. Два года понимания обернулись глухой стеной, через которую прорваться для меня не представляло возможности, и я вдруг осознаю, что понимания между нами и не было вовсе, эти были чувства нежности, страсти, привычки. Без позволения оправдаться, Юля готова была перечеркнуть весомый для нас срок в угоду абсурду.
Нежелание мириться с хлёсткими словами, приводит меня к закрытой двери соседки. Я готов сорвать её с петель, выудить змею на свет и заставить немедленно покаяться. От одной только мысли получаю невероятный прилив сил и наслаждения. Она не открывает, как полагается. Притаилась мышь, осознаёт что натворила.
Несдерживаемые порывы, желание немедленно действовать приводило к невозможности их разрешения. Опустошенный, я пытаюсь вновь поговорить с любимой, остановить, теряясь в неуверенности своих действий.
Что сказать? Что сделать? Она кричит. Разбивает колонку о пол, после моей попытки включить новеллу в оправдание. Тянется к клавиатуре, но я успеваю притянуть её к себе. Презрение бурлит внутри неё, становится ядовитым наконечником, пронзая меня новыми оскорблениями. Невероятно уязвим перед ней сейчас, а она слепа ведомая пустой обидой.
— Ничего не было, она меня оклеветала, — иду следом за ней тенью.
Юля бьёт посуду, срывается, вспоминая каждое моё неверное действие, без услышанных от меня доводов вынося решение в виновности по каждому. Даже нелепо становится, что она всё это помнит, будто список ведёт.
— Глупышка, ты всё неправильно поняла, — шепчу в её затылок, обнимая за плечи, наступаю на собственное горло, ради любимой женщины.
Очень зря. От моих слов она только воспрянула, открывая второе дыхание ненависти ко мне.
Уезжает, я за ней. Всю ночь перед дверью, а холодная леди так и не соизволила появиться. Под утро Юлькина мама дверь открывает и впускает меня внутрь. Наконец, объясняюсь, и тут же получаю в лоб «Докажи». Заплаканные голубые глаза прямо в душу мою смотрят, ничего поделать с собой не могу, соглашаюсь.
Кольцо в тумбочке, испорченный вечер, предполагаемый разрыв – всё это из-за мелкой наглой пакостницы. Свернуть бы ей шею, но нет, иду на компромисс. Впервые мне приходится себя так рьяно сдерживать, дабы не навредить девчонке. Тренер был бы поражен такой сменой.
— У меня дел по горло, — для наглядности она большим пальцем поперёк шеи провидит, — давай, вечером. А теперь отдай бумаги.
Раздражение до глубины прошибает, об стену бы разок её приложить, и сразу мозги на место встанут. Терплю, выжидаю, пока не ощущаю контроль над эмоциями. Смотрю на неё и не могу найти обоснованной причины таких расщеплений внутри себя. Личико милое, фигурка совсем хрупкая, а вот самомнения полные штаны.
— Ты сам виноват! — не выдерживает паузы, тычет пальцем мне в грудь, в противовес жмусь, тяну со вздохом сладкий немного экзотический аромат, лаванда с чем-то пряным. — Тебя терпеть, поверь мне, стоит больших усилий. Весь день и ночь клац-клац, на свет вообще не выходишь, жизнь за пределами компьютера есть.
Всё по мне кипит, ладонь так сильно край стола сжимает, что слышится хруст. Вот же… уверен, позаботься я о презенте на пустующей тумбочке, давилась бы конфетами и не подумала бы рот открывать. Девчонка взгляд вниз переводит, ведомая звуком, сглатывает, и выставленный палец сгибается, подпуская меня ближе.
Мотаю головой, развеивая шальные мысли о расправе. Запах её дурманить начинает, кажется, всё им пропитывается. Она и понятно, мы почти лбами соприкасаемся, она это понимает, замирает. Отхожу, расправляю спину и заглядываю в документы – будущий ветеринарный врач передо мной Злата Игоревна Бабай. И правда, такое только Бабай мог учудить.
— Я её терпеть не могу, — взгляд её всё на треснувшем столе держится, голосок дрожит, бормочет, — и именно вчера, после такого тяжелого дня.
Улавливаю тонкую ниточку, которая прорезала мои двухгодичные отношения, словно по свежей глине и щёлкаю пальцами перед лицом Бабая. Она вздрагивает.
— Песня? Всё из-за неё? — она цинично кивает, а меня перекрывает, будто подменили, хватаю её за челюсть и на себя голову поворачиваю, в глазах упрямая вера. — И как, по-твоему, я должен был понять? Потому как ты горланишь словно ненормальная, стоит ей зазвучать, а потом уловить эту закономерность?
— Да! — скомкано восклицает из-за сдавленных щёк.
Мир немного дрогнул перед моими глазами, поражаясь настолько неадекватному проявлению личной заинтересованности. Такое бывает? Она, правда, не в состоянии понять что натворила?
— Так что не перекладывай свою вину на меня, — продолжает, добивая меня. — Про закон бумеранга слышал? Вот это всё, — обводит меня пальцем, — тебе ещё вернётся.
Погружаюсь в светло зеленые глаза Златы, чистые, уверенные в своей правоте, и не нахожу в них отклика, хоть малейшей частицы вины. Радужки её двигаются в сторону, по направлению часов на стене, и она тянется за своими бумагами. Нет, так не пойдёт! Увожу руку за спину.
Злата
Сторожит меня соседушка, от двери не отходит. Растянулся на табурете, ноги победно перед собой вытянул. Ещё раз презрительно его осмотрела через глазок и дальше пошла, кружить между комнатами.
Никак с положением смириться не могу. Сидеть без дела и того хуже. Когда Юленька его приехать соизволит? Каждая минута для меня сейчас дороже золота выходит. Их элементарная кривая (помириться, пожениться, развестись) никак не соотносилась с моей, где единственным значилось образование. Не получу его, и что? Буду как Палыч, двадцать пять лет рабского труда на моего отца, а потом увольнение из невозможности больше стерпеть и дня с напыщенным филином, как он сам и выразился.
— Артём, давай договариваться, — к двери подхожу, всё лучше пустых ожиданий. — У меня защита с минуты на минуту.
— Мне плевать. — Голос его дрожит звучной яростью.
— Поняла, — сжала голову руками, ни добавить, ни прибавить, уже сдаться хотела, но для чего-то добавила, — меня отчислить могут.
Давить на жалость, поспешное решение, не сработает.
— Правда? Ты мои отношения разрушила. — Артём убирает телефон в карман штанов, закидывает руки за голову и упирается о кирпичную стену.
Перебираю в голове все устоявшиеся фразы, и ничего не подходит. Не выпустит меня, пока с девушкой его не разрешится. Опускаюсь на пол, и поджимаю колени к груди.
Уколоть его хочется до безобразия сильно.
— И какого это?
— Что именно? — я уже не могу его видеть, но чувствую, как Артём напрягся.
— Быть в отношениях, которые рушатся словами незнакомки.
Затянувшееся молчание было пропитано нашими ожиданиями друг от друга. Ещё вчера просто соседи, сегодня уже затворники патовой ситуации.
— Всё имеет свойство рушиться от слов. — Голос его бархатный уже не настолько уверен.
— Всё неустойчивое - да.
В руке телефон, пальцем нервно кнопку включение нажимаю, и страх неумолимым ожиданием давит на макушку. Сообщение от Ани внизу экрана всплывает:
«Злат, ты будешь сегодня? Про тебя Раиса спрашивает, очень ругается»
Мычу от беспомощности. Проклятый тролль от поста своего не уходит, и документы у него в квартире. Обязалась перед Раисой Викторовной раньше всех явиться. Эх…
Викторовна преподаватель старой закалки, исправиться даёт, только вот все мои огрехи и так уже не умещаются в понятие разумного разгильдяйства. Работа все силы высасывает, а на учебу крохи.
Прячу телефон и поднимаюсь на ноги. Открыть бы дверь со всего размаху, да сосед сильнее меня будет, а вырубить такую детину не получится.
Ясно мне в деканате сказали, последний шанс, ублажай Раиску как хочешь, но чтобы она допуск до зачёта одобрила.
В комнату прохожу, кровь в жилах течёт быстро, горячится – что жарко сразу становится. Трепетное ожидание охватывает. По коже холод с открытой форточки мажет, мышцы все в напряжении, готовые действовать. И куда направить этот порыв?
Впереди стена, звукоизоляция которой стала нашим с Артёмом камнем преткновения.
Суперсилы проходить сквозь стены у меня не имеется. Нагнетаю, мысли мрачнее грозовых туч становятся, уже представляя момент своего отчисления и отцовского добродушное «Теперь все силы в работу, похоронный бизнес это внесезонное довольство».
Тяну на себя ручку окна, открывая нараспашку. Закусываю ноготь, вздрагивая, в голове тиканье нарастает. Чудная, но совершенно безумная идея в голову приходит.
Пару минут её обдумываю, в списке «за» всего один пункт, а вот «против» не сосчитать. Рискнуть или всю жизнь организацией похорон заниматься? Решено.
Открываю окно и голову высовываю. Метр - полтора навскидку до балкона соседа. Примечаю раздвижные створки, приоткрытую дверь внутри. Молодец Юлька, хоть в этом удружила, разнесла всё так, что соседу было не до сквозняка.
Опускаю взгляд – три этажа вниз, высоковато выглядит, что нутро сжимается.
«Я договорилась, ты после Витимова защищаться будешь, у тебя минут сорок» - приходит сообщение от Ани, и все сомнения неважными становятся перед взором представленной возможности.
«Успею» - отвечаю коротко, засучив рукава.
Злата
— Всё из-за полоумного, — причитаю, а сама ногу в невесомость тяну.
Носком прореху нащупываю, пружиню, проверяя на устойчивость и упираюсь. Внешняя облицовка дома мало напоминает горный рельеф, но и тут имелись прорехи, за которые можно ухватиться.
Высота неудержимо притягивает взгляд и меня всю охватывает неистовое желание немедленно заползти в комнату. Борюсь с собой, заставляю поднять глаза на конечную цель и хорошенько представить, что делать дальше. Полностью вылезаю, заприметив углубление, образуемое от отсутствия пары кирпичей, из которого торчали мелкие веточки.
Тянусь рукой к пустующему флагштоку, вверяя себя в благонадёжность установки бывшего владельца занимаемых мной квадратных метров. В груди всё перехватывает, кислород в горле поперёк встаёт. Прикинутые полтора метра до балкона ощутимо протянулись.
Цепляюсь, вторая рука намертво раму окна сжимает, что холодный металл в кожу врезается. Тяну второй носок на ощупь – ничего найти для опоры не могу, опускаю взгляд. Из пробоины синица показывается, ставлю носок рядом, а она как давай кружить, от кроссовка моего защищаться.
— Вижу, не слепая, потерпи пять минут, — говорю в пустоту, больше себя уверить, чем синицу успокоить.
Рядом с носком второй пытаюсь поставить, повисая в воздухе как палочник. Самое страшное осталось. Отпускаю руку и в бок себя толкаю, быстро хватаюсь за выступающую раму балкона. Секундное нахождение в воздухе на одной опоре меня ступором охватывает, всё тело деревянным становится и переступить дальше выше моих сил становится. Так и замираю на пару минут, чувствую, как куртка стянулась.
Второй рукой скомкано освободить ткань пытаюсь, пальцы нащупывают край металлического листа, тяну, и только звук рвущейся одежды говорит мне о тщетности попытки. Растягиваю молнию, и ноги на платформу переношу.
Вроде держит. Поджилки затряслись, будто падение предчувствуют. Шаг, медленно второй, всё скрипит, исходит дрожью, и не понять, я трясусь, или конструкция, что пока меня удерживает. За угол ногу закидываю и рукой створку отодвигаю. Забираюсь уверенно, за секунду.
Как только устойчивый пол под собой ощущаю, расстилаюсь. Мышцы приятно потягивают, а по телу такая легкость, что воспарить можно. Губы в широкой улыбке растягиваются сами собой, ведомые нахлынувшим чувством ликования.
Достаю телефон. Десять минут прошло, а будто целая жизнь миновала. Подо мной осколки валяются, их сразу и не приметила. Коробки разбросаны, вещи. Крадусь к двери, прислушиваюсь – никого, и внутрь прохожу.
Холод колючими иглами скользит по коже через ободранную куртку. Весь бок вспорот. Снимаю её с себя и дверь прикрываю. Оглядываюсь.
Аскетичная обстановка, только несколько деталей привлекают моё внимание. Прозрачный шкаф с коллекционными фигурками из игр. Дверцы распахнуты, фантастические силуэты где-то попадали со своих детализированных подставок. Да тут целое состояние, соседушка, наверное, их грудью охранял, чтобы цепкие пальчики не добрались. Вот потеха тут бала.
Сбоку, почти в самом углу железная вешалка с черными бинтами и перчатками для бокса. Цокнула языком, да, первое впечатление обманчивым не было, с таким бодаться себе дороже. И вот, у стены, в самом центре визуального пространства компьютерный стол, король моего фонового звучания. Всё в подсветке, два монитора, три пары наушников (которыми, по-видимому, не пользуются), джойстики – сбоку на столе ворох папок. Перешагиваю через разбитую колонку и беру верхнюю. Коды, шифры, непонятные символы, название компании на каждой страницы в левом углу, до жути знакомое. Не простак Артёмка.
Не сразу подмечаю хорошую вмятину у коридора, серая штукатурка вздулась, пошла трещинами, маленькие смазанные пятна крови венчали картину, как напоминание быстрее отсюда сматываться. Кулаком о стену бьётся, а отшибленная я - сумасшествие.
На цыпочках в коридор крадусь, нехорошо становится. Кругом осколки битой посуды, вещи, что самое занимательное все мужские, из женского только витающий дух прошедшего скандала. Прохожу мимо кухни, как живот скручивает голодом. С утра ни крошки во рту. Открываю холодильник – пусто. Чем он питается?
В корзинке для фруктов на стеклянном столике нахожу одинокое яблоко. Кручу его в руке – сойдёт. Откусываю и к документам своим пробираюсь.
Гордость переполняет до кончиков пальцев – и это у меня получилось. Внутри зреет чувство собственной важности. Только вот незадача. Куртка испорчена, документы конечно передо мной, только как теперь наружу выбраться?
Прячу курсовую под футболку, чувствую как лощенная поверхность прилипает к спине, флэшку в карман закидываю.
— И где? — слышу звонкий требовательный голосок в коридоре.
Чёрт, знала бы, что так быстро прискачет, не лезла бы тогда на амбразуру. Заперта я теперь тут. Упрямый сосед, вот же осёл. Всё из-за него в который раз через одно место получается. Припадаю ухом к двери. Артёмка отчитывается, стучит, а ему не открывают. Правильно, я то уже тут.
Слышу шуршание, и ручка дёргается. Отбегаю назад, прячусь в комнате. Пытаюсь укрытые найти. Сердце учащённо бьётся, по вискам отдаёт.
— Артём, это всё очень странно, — доносится с коридора.
Пячусь назад, вот-вот в комнату зайдут, а тут я. Как потом объясняться? И не проскочить же мимо них. Подгоняю себя, но в какой угол не пытаюсь уткнуться, мои габариты совершенно не вписываются. Под кровать голова не пролазит, шкаф прозрачный, для вещей всё в полках.
Артём.
Последние два дня напоминают гонки по виражам, только показывается финишная прямая полоса, как она предательски оказывается детально проработанным голографическим экраном, а за ним пропасть. И прямо сейчас я в неё падаю.
С этой соседкой, Златой Бабай, все через одно место выходит, и вот совершенно нельзя быть ни в чём уверенным.
Дыру пробила в стене? Не удивлюсь.
— Как ты? — такое не может случиться, только не дважды, осматриваю комнату, примечаю прикрытую дверь балкона. — Тц, да это уже смешно.
Ухмыляюсь от абсурдности ситуации. Ненормальная по стене скреблась, только бы документы свои вернуть. Теперь сидит на моей клавиатуре, на лице её потерянная безмятежность, в глазах обреченная пустота, точно олень перед самосвалом, яблоко моё в ладони сжимает, надкусанное. Надеюсь, ей очень вкусно было, пока я там оправдывался перед своей женщиной, а то-то ещё будет.
Такую только могила исправить сможет.
— Сорок минут… десять… пять, нет восемь на дорогу, — бормочет заклинание ведьма, смотрит сквозь нас, сосредоточено цифры перебирает. — Остаётся…
Понял. Она время подсчитывает, вот же зараза такая. Делаю к ней шаг, к стене придавить хочется, да чтобы искренне, поплаксивее во всём созналась. Ещё эти стоны на фоне. Никак к серьёзности не взывают.
Сидит Бабай на столе, позади монитор с голой 2D девушкой, который я вчера показать Юле хотел. Показал, получается. Нервные смешки наружу рвутся.
— А ты чего смеёшься? Жить надоело? — Юля неправильно понимает меня, всё на свою сторону выворачивает.
Шустро так разворачивается ко мне и замахивается. Перехватываю её руку, целую длинные пальчики, вижу, как она с собой совладать не может, полный шок и непонимание на лице, только в глазах голубых ярость лютая. Выдыхаю, замечаю боковым зрением вторую руку, но уже пропускаю, позволяя звонкой пощечине немного меня отрезвить.
Стоп, так и рехнуться можно.
Колонки, покаяние, примирение – составил последовательный список в голове. Подхватил свою ненаглядную на руки, и в сторону её ставлю, бережно, как хрустальную статуэтку.
— Потерпи, малыш, пару минут, — шепчу ей на ухо, — сейчас ты всё поймёшь.
— Быстро, — добавляю грубо, обращаясь к Злате, в манере нашего общения.
Та подскакивает на ноги. Щёлкаю в воздухе пальцами, и Бабай понимает меня, делает звук тише, а потом и вовсе его убирает, выкручивая колёсико. Смотрит на экран телефона.
— Даже не думай, я тебя с балкона спущу, если вздумаешь что-то ещё вычудить.
— Ладно.
Злата в центр комнаты выходит, точно стишок рассказать, прочищает горло и со всей возможно печалью выдаёт:
— Это всё, — обводит руками комнату, тон голоса такой, что ребёнок себя идиотом почувствует, — недоразумение, вчера я сказала со зла, а сегодня осознала. Моя вина. Простите.
Плохая, очень скверная актриса. И как полагается, она кладёт руку на сердце и кланяется. Это всё? Да, она издевается.
— Спасибо, — добавляет, понимая, что слова её совершено, не возымели должного эффекта.
Юля стоит, ни жива, ни мертва. Только верхняя губа подёргивается, предвещая хорошую истерику. Бабай, тем временем, к выходу пятится, видит мой взгляд, и убежать пытается.
— Мы с тобой договаривались, — хватаю её, за шкирку приподнимаю, так что конечности в воздухе пляшут, да к туловищу складываются. — Что за цирк ты устроила?
— Я выполнила свои обязательства, — висит точно котёнок недельный, а всё пререкается.
Встряхиваю её хорошенько, да к себе ближе тяну. Слышу потрескивание звонкое, и в тот же момент Злата вниз летит, скользит носками по полу, зацепиться за что-то в воздухе пытается. В моей ладони только обрывок ткани остаётся. Никуда без реакции. Не успеваю осознать, как подхватываю соседку неудачно второй рукой, и только больше футболку разрываю. Бабай у ног моих оседает, круглые полушария, скрытые бюстгальтером, руками прикрывает, а футболка на одном вороте остаётся висеть, точно плащ за спиной.
Юля молча уходит на кухню, доносится грохот и вот обратно надвигается разъевшаяся в размерах тень. Злата что-то сказать пытается, но вовремя замолкает. Юлька моя, нежный цветочек, микроволновку с проводами выдернула и встала в проходе, готовя её метнуть.
— А ну-ка быстро мне всё объяснили!
Смотрю на лицо Бабая, и вижу, как мимика её делано дрожать начинает. Нет-нет-нет. Что-то мне подсказывает, что мои слова «постарайся убедительно, хоть плач в раскаянии» совсем неправильно поняты, и прямо сейчас ими не погрешат воспользоваться.
— Он меня вынудил, — Злата пальцем в меня тычет, лицо морщит, точно всю скорбь мира в себя вобрала.
Не успеваю ответить, как микроволновка в меня летит, успеваю только руки перед собой выставить в защиту. Бабай подхватывает с пола мою кофту, прикрывается и исчезает.
Так просто, оставляя меня на произвол судьбы. Сука! Что делать-то теперь?
Объясниться перед своей девочкой я больше не смог, на её замену пришла Юлька-крушительница. Фигурки, стулья, клавиатура, вторая колонка, даже холодильник поднять пыталась, но я вовремя остановил. Успокоить её у меня тоже не получалось, обхватываю руками, а она как баран лбом меня бьёт, кусается.