По следу Инквизитора

Казнь, которой не суждено было свершиться.

Жестокость, как и любой порок, не нуждается в причинах.

Жестокости нужна лишь возможность.

В окна кабинета Великого Инквизитора с трудом пробивался солнечный свет.

Солнцу, как, впрочем, и всему, что даёт людям тепло, ласку, доброту, надежду на лучшее- в здание священной канцелярии вход был запрещен.

Архитекторы и строители, возводившие это здание на главной площади в Вальядолиде, и представить себе не могли, что у жителей города и приезжих мирян, сооружение кроме ужаса, трепета и страха никаких других чувств вызвать не сможет.

Почему?

Королевский двор и здравствующая на тот момент чета монархов-короля Фердинанда Второго Арагонского и королевы Изабеллы Второй Кастильской, по настоянию их духовника, решили разместить в этом здании Особый следственный и судебный орган, известный всем и поныне как Испанская инквизиция.

Ни кустика, ни деревца…

Ничего не могло прижиться на земле, где стояло это здание.

Чёрные монахи повсюду. Как думаете, почему чёрный цвет сильнее других цветов?

Потому что он может закрасить любой цвет, радующий глаз. Казалось, что чернота и бурые пятна крови окрасили здание и всё, что окружало его.

А сам домище поглощал все эти годы человеческие жизни, десятки тысяч жизней.

Пепел массовых аутодафе покрыл крыши домов и лачуг горожан, удобрил землю, пропитал воду, стены, не говоря уже о смрадном запахе от тысяч сгоревших тел. Уехать или сбежать из города не меняло смысл ситуации. Инквизиция была повсюду. Подобно раковой опухоли, она выпускала свои метастазы во все провинции страны и в порабощённые Испанией земли.

Комната, в которой располагался кабинет Инквизитора, была лучшей среди немногих таких.

Помпезное убранство соответствовало эпохе. За большим, красивым письменным столом, в массивном кресле, сидел пожилой мужчина.

Чёрная шапочка на лысой голове, толстая шея и вдавленное внутрь лицо, отчего оно казалось плоским и ещё более безобразным. Потухшие глаза…

Можно было подумать, что мужчина спит.

Состояние его тела больше походило на бездвижного крокодила, притворившегося бревном и поджидающего глупую добычу,

или на сытую анаконду, прикрывшую свои гипнотические глаза.

Сегодня Инквизитору особенно нездоровилось. В свои семьдесят лет он был одинок. Страх постоянно быть отравленным или убитым врагами, разрушило его нервную систему.

Не успокаивало и то, что в охране у него было двести пеших воинов и двадцать всадников, сопровождающих его повсюду.

Вот оно бремя ответственности его великой миссии!

Странно, но ему не мерещились сотни и тысячи мертвецов. Лично сам он их не убивал ни одного из них. Он только запустил механизм смертоносной машины, перемалывающей в своих жерновах кости и черепа безвинных людей. Его комната была изолирована от криков и стонов, мольбы несчастных, которых пытали в подвалах этого здания. Он не присутствовал на аутодафе, разве что на массовых. Виновным он себя не считал, так как для его религиозного фанатизма и жестокости не придумали шкалы измерения.

В дверь тихо постучали условным сигналом. Значит, охрана проверила входящего. Принесли бумаги. Инквизитор надел на руки перчатки, укрыл рот и нос маской. Во всём нужна осторожность. Эти чародеи могли добавить в чернила что-нибудь или посыпать бумаги невидимым ядовитым порошком.

Вошёл молодой мужчина из отдела дознания. Принёс досье на подпись. Аутодафе. Сегодня в полдень. Так, свидетелей нет. Обвиняемая девочка пяти-шести лет. Сирота.

--Что вам от меня нужно? -спросил Инквизитор мужчину.

---Осмелюсь просить вас, Ваше преосвященство, помиловать это дитя.

---И почему я должен это сделать?

---Против неё нет доказательств в ереси. Кроме одного пункта.

---Какого?

---Она дочь женщины, которую обвинили в колдовстве и казнили месяц назад.

Глаза Инквизитора неожиданно ожили и сверкнули недобрым блеском.

---Как нет доказательств? Одно то, что она дочь ведьмы перевесит тысячу оправданий.

---Но она дитя. И ничего плохого не сделала.

---Вы, видимо, хотели сказать не успела сделать. Одно червивое яблоко испортит всё варенье.

И почему вы защищаете её? Она что родня вам?

Молодой человек сжался весь от страха и очень тихо пробормотал.

---Нет! Конечно, же нет!

---Ладно! Так уж и быть! Я сделаю для неё исключение. Мы не станем перед казнью отрубать ей кисти рук, а сожжем сразу!

Инквизитор подписал указ и поставил печать.

---Всё вы свободны. Следите за своим языком. Его легко можно лишиться.

Когда дверь закрылась за молодым человеком, Инквизитор позвонил

три раза в колокольчик. Так условно означало, что он хочет видеть начальника дознания.

Часы на городской площади пробили одиннадцать часов. Вслед за боем курантов начали звонить в колокола католического храма.

Звон колоколов призывал мирян города явиться на площадь Инквизиции, где будет аутодафе, проще казнь через сожжение живьём.

Казнь проводили всегда в двенадцать часов дня.

Горожане поспешили на площадь. Страх быть на месте осужденного заставлял их идти и смотреть это ужасное злодеяние. А ещё каждый послушный закону мирянин обязан был раз в месяц доносить на кого-нибудь из своих соседей, знакомых и даже родственников. Ослушание каралось преследованием оного вплоть до смертной казни.

По булыжной мостовой медленно ехала повозка, на которой сооружена была клетка с толстыми деревянными прутьями. В клетке, на полу, сидела маленькая девочка лет пяти- шести.

Худенькая, в длинном платьице не по росту, на ногах деревянные башмаки. Локоны её белокурых волос ниспадали на плечи. В её больших голубых глазах отражалось небо.

Горожане, повидавшие всякие злодейство инквизиции, на сей раз замерли в немом молчании. Не слышны были привычные выкрики: »Ведьма, ведьма»…

Даже мальчишки, кидающие в преступников камнями, в этот раз молча глазели на девчушку. Какая- то сердобольная женщина подбежала к клетке и просунула яблоко между прутьев. Девочка взяла яблоко и хотела положить его в карман передника. Тотчас чьи-то проворные пальчики-лапки выхватили яблоко из рук девочки и исчезли в кармане.

Какую тайну скрывает печать?

Сентябрьское воскресное утро было дождливым.

Стояла изморось вперемешку с непроглядным туманом. Включённые фары машин не спасали положения. К счастью, машин было немного в это утро. Евгений Симоненко ехал с дачи домой и ругал весь мир и себя, что угораздило ведь ему попасть в пути в такую непогоду.

Было начало шестого. Моросил дождь. Дворники на лобовом стекле его старенькой «шестёрки» трудились в полную силу. Но окна вновь и вновь запотевали. К тому же сплошной туман заставил буквально красться, ползти как черепаха. Расстояние от дачи до дома он обычно преодолевал за полчаса. Сейчас же он потратил час времени, не проехав и половину пути. Скоро мост. А там до города и рукой подать.

Евгений приоткрыл окна. Свежесть и сырость хлынули потоком внутрь машины. Вскоре, невдалеке, послышался плеск воды. Река.

---Слава Богу. Я уже у моста, -подумал Симоненко.

Вдруг впереди машины, в тумане, мелькнуло что-то тёмно-чёрное. Евгений резко нажал на тормоза.

---Что за чертовщина? -подумал опять про себя Симоненко и, взяв на всякий случай монтировку, открыл дверцу машины и вышел на дорогу.

Он шагнул в туман. Шаг, два, пять… Вначале он не понял на что наступил и, поэтому, не успел испугаться. Ноги Евгения аккурат зашли в догорающий кострище.

---Твою ж мать! -выругался Евгений, и на этом речь его оборвалась в немом миме.

Перед лицом Евгения повис оскаленный обгорелый череп, а с ним и тело трупа, будучи недавно телом человека. Видимо металлический каркас в виде креста был плохо закреплён на асфальте и под тяжестью тела, и процесса горения, дал крен. Симоненко стал пятиться задом и только, когда ударился об капот «шестёрки», понял весь ужас увиденного.

Закрывшись в своей легковушке, дрожащими пальцами набрал номер на сотовом.

---Алло! Полиция? Вы слышите меня? На меня только что смотрел сгоревший труп!

В трубке что-то сказали. И это ещё больше разозлило Евгения.

---Я в своём уме! Записывайте!

Он совладал с эмоциями, продиктовал свои данные и километр шоссе, где находился. К счастью, эту дорогу он знал на «отлично», так как кроме частника был уже много лет водителем-дальнобойщиком и мог везти машину с закрытыми глазами.

---Похоже, дома сегодня я буду нескоро, - сказал вслух Симоненко и остался ждать опергруппу в своей легковушке.

Опергруппа прибыла в семь двадцать утра на место происшествия. Туман стал рассеиваться. Даже издалека был виден отблеск и дым пепелища. Чем ближе подъезжали к месту преступления, тем сильнее чувствовался запах едкий от дыма и отвратительный от сгоревшего человека.

Для Дины Остроумовой это было её первым серьёзным делом. Отслужив год в отделе, основными её делами были кражи, разбои средней тяжести, изнасилования. Как молодому сотруднику ей давали сплошь «висяки».

И заодно проверяли на «прочность». Выдержит или сбежит, в лучшем случае в декрет.

Служба для Дины была не только призванием, но и возможностью стать лучше своих кумиров: Ираклия Сухуми и Апполинарии Найдёновой.

Найдёнову Дина лично не знала, только читала про её заслуги и подвиги. А вот с Ираклием всё было иначе. Он был её преподавателем на факультете криминалистики. И, признаться, она тайно была в него влюблена.

Лина и Ираклий не были легендой из прошлых веков. Не на много старше Дины. Но столько всего раскрыли и продолжают свою службу.

Ираклий Сухуми, правда, открыл частное сыскное бюро, параллельно совмещая преподавательскую деятельность в университете. И вот оно-дело! Вместе с Остроумовой приехал криминалист, майор Афанасий Игоревич Сверхокрылов.

Сорокалетний мужчина с прескверным характером. В группе старшего лейтенанта Остроумовой были два оперативника: лейтенант Артём Яблочкин и старший лейтенант Буян Никита. Неразлучные друзья. Двадцатилетние балбесы.

Место преступления оцепили, остановив и без того медленное движение транспорта. Картина, представшая глазам оперативников, была ошеломительно-зловещей.

Некто, соорудив что-то наподобие креста, приковал к нему жертву, используя цепи и наручники, затем сжёг её.

---Афанасий Игоревич, что вы нам скажете? - спросила Дина криминалиста.

---Что, что! Да практически ничего! На вскидку могу сказать то, что жертву сожгли живьём. Это женщина. Тело ещё дымится, значит, смерть наступила часа тои-четыре назад. Ну, может и пять часов. Точнее после вскрытия.

---А как вы определили, что это женщина? -спросили в один голос оперативники.

---Элементарно! Туфли практически невредимые лежат на обочине. Да там ещё и сумочка.

На обочине дороги действительно лежали туфли на очень высоком каблуке.

---Достаточно дорогие. Две мои зарплаты, - подумала Дина.

В сумочке обнаружили паспорт, деньги, телефон, а ещё предмет, который явно был там чужим.

Свёрнутый лист, похожий на пергамент, перевязанный особой бичевой, скреплённый сургучом, на котором стояла старинная печать.

--- Эту рукопись на пальчики. Всё на пальчики! - сказала Остроумова.

Немного выдержав паузу, она продолжила:

---Скоро заберут труп. Дождитесь труповозку. Часов в шесть вечера ко мне с отчётом от криминалиста. Просите его сделать всё быстрее.

Опросите свидетеля и уже отпустите его бедного домой. А я поеду к знатоку старины и истории, возможно, даст подсказку по найденному предмету. Кто из вас сообщит родственникам ныне представившейся убиенной Ромашкиной Зинаиде, сорока пяти лет?

Пауза молчания затянулась. Это бесило Дину.

---Может ещё монетку кинем? -задала она вопрос оперативникам. Они не хотели признавать её старшей в их следственной группе.

Дина «выключила» начальницу и с улыбкой произнесла:

---Съезжу сама. А вы не расслабляйтесь! Сейчас ещё кинолог с собакой приедет. Пока всё не «обнюхаете», оцепление не снимайте, договорились? Никита, с тебя детализация звонков, -обратилась она к Буяну.

Дина поспешила к полицейской машине. Звонок. Номер не определился.

--- Слушаю. Остроумова.