По Тёмной стороне

ГЛАВА 1. Хищник

Проснуться в лесу, среди сектантов, уложенной на землю в круге из зажженных свечей… пожалуй, это последнее, что могло бы случиться со мной в эту на первый взгляд скучную, ничем не примечательную ночь. Однако же именно это и случилось.

— Какого... — прохрипела я, приподнимаясь на локтях в попытке оглядеться.

— Тахаш! — рявкнул какой-то мужик, возвышавшийся надо мной и прячущий лицо в тени глубокого капюшона.

Меня тут же придавило к земле, выжимая из легких воздух, а из глаз — слезу. И пока кучка подозрительных мужиков, насчитывавшая двенадцать капюшонов, лепетала на непонятном языке, я просто пыталась нормально вздохнуть.

Меня похитили какие-то сектанты, притащили в лесопосадку за общежитием (если судить по обилию зелени вокруг) и, кажется, планировали принести в жертву, а я лежала и самым возмутительным образом не могла даже вздохнуть толком, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться.

Гравитация сегодня была не на моей стороне, а баба Шура, вечный бдюн нашего общежития, дала сбой. Потому что если бы она по традиции зорко следила за обстановкой на вверенной ей территории, то точно увидела бы, как мое несопротивляющееся тело выносят из здания, и меня бы уже с собаками искали по всей лесопосадке.

Баба Шура у нас такая. С ней спорить — себе дороже, даже если ты почти пятидесятилетний майор милиции, без пяти минут почетный пенсионер. Баба Шура пенсионеристей будет, и хватка у нее, как у натасканного бульдога.

Сектанты перестали лопотать и рассредоточились по периметру круга. В то время как тот, что на меня рявкнул, удобно устроился на моих бедрах, крепко сжимая в руке кинжал. Тонкое черное лезвие хищно блестело в дрожащем свете свечей, большой камень насыщенного красного цвета (я бы сказала — рубин, но не бывает таких больших рубинов в нашем мире) ярко сверкал кровавыми бликами на конце рукояти.

Разрезав футболку на моем животе, мужик забормотал что-то совершенно непонятное, медленно вырезая кончиком ножа линии по моей коже.

Я замычала, с ужасом глядя на это дело. Орать не могла, думать нормально тоже, даже пошевелиться не могла, чувствуя странное оцепенение во всем теле.

Боли не было, я не ощущала, как взрезает мою плоть острое лезвие, только теплые, щекотные струйки крови, сбегающие по бокам, и холодную неровность земли подо мной.

Бормотание ненадолго прекратилось, художественная резьба на мне любимой — тоже. Сатанисты перебросились парой фраз все на том же непонятном языке, и обряд продолжился.

Если судить по увлеченности, с которой меня кромсали, там вырисовывали целую картину.

В какой-то неуловимый миг, заглушая раздражающее бормотание, в ушах тонко зазвенело, щелкнуло, и наступила полная тишина. Сначала я решила, что оглохла, но запаниковать не успела, расслышав далекий, доносящийся словно через вату вопрос на чистом русском:

— Почему руны до сих пор не засветились? — обеспокоенно, даже напуганно, спросил один из сектантов.

— Еще рано.

— Но...

— Тело готово принять госпожу, но наш зов она пока не услышала...

— И не услышит, — раздался новый голос. Низкий, раскатистый... тревожащий, я бы сказала.

Рассевшийся на мне мужик дернулся и подскочил, крепко сжимая в дрогнувшей руке кинжал, напоенный кровью. Свечи через одну потухли, размыкая контур круга, а я почувствовала, как ко мне возвращается контроль над телом. Живот горел огнем, каждый вдох давался с трудом, я лежала, глядя в беззвездное небо, и боялась даже пошевелиться. И очень кстати оказалась эта слабость, потому что если бы я сейчас попыталась подняться, то все равно свалилась бы обратно от увиденного.

На ладони сатаниста заплясали яркие языки пламени. Сворачиваясь в полыхающий шар, они освещали некрасивое угрюмое лицо, углубляя каждую морщинку на потемневшем от гнева лице. Длилось это недолго, я не успела еще толком его рассмотреть, как шар сорвался с руки сектанта, покорный легкому движению кисти, и улетел куда-то вперед, в сторону тревожащего голоса.

Ответочка была странной и смертоносной, в отличие от огня, который, судя по всему, не навредил говорившему. Сатанист не успел даже вскрикнуть, как его поглотил дымный клубок непроглядной тьмы. Она набросилась на него голодным зверем, сжалась, подрагивая полупрозрачными краями, и схлынула, оставив от здорового мужика лишь кинжал.

— Я не буду спрашивать, что вы делаете на моих землях, — возвестил голос, неумолимо приближаясь, — не буду спрашивать, зачем вы снова пытаетесь разбудить мать, я спрошу лишь одно...

Склонившись надо мной, обладатель тревожащего голоса ожег страшным взглядом невозможных желтых глаз и требовательно спросил, грубо вздернув меня на ноги:

— Где вы раздобыли человека?

 От резкого движения и последовавшего сразу за этим оглушительного взрыва боли, горячей волной разошедшейся от живота по всему телу, на несколько секунд потемнело в глазах, и я не видела выражение его лица.

Ответ его очень расстроил своей неинформативностью: в нас просто пустили сразу два огненных шара.

Я не испугалась и почти не заметила этого, все еще стараясь прийти в себя. Если бы не внезапный жар, прокатившийся по спине, и не рыжие всполохи света, осветившие бледное лицо сжавшего мое горло мужчины, я бы даже не поняла, что нас чуть не поджарили. Я уже вообще мало что понимала.

— Неправильный ответ, — скорбно заметило это бледное чудище, нехорошо улыбнувшись. Тьма сорвалась с поводка, а сектантский отряд обеднел еще на несколько психов.

— Еще и клыки, — прошептала я непослушными губами. Мало того что радужка у него сияла расплавленным золотом, а белок глаз был черным и беспросветным, как мое будущее в сложившейся ситуации, так он еще и клыкастым оказался. Это были не длинные копья, которые едва помещаются во рту, а скромненькие, не очень большие, аккуратненькие, но такие жуткие клыки. Зато сразу ясно, что этот вот конкретный тип — он больше хищник, чем мирное травоядное.

ГЛАВА 2. Нервотрепательные прогулки

В черном-черном городе на черной-черной улице жил черный-черный мальчик...

Это я к чему? Домик у хищника был большой, не домик, а целый дворец. Хотя, скорее, замок.

Мрачная, холодная громадина. Много свободного пространства, которое невозможно увидеть из-за наползающей со всех сторон темноты, но которое ощущается в буквальном смысле кожей.

Следуя за мочалками по коридорам, я опасливо крутила головой, чувствуя, как меня нежно обнимает паранойя. Казалось, что из каждого угла за мной кто-то наблюдает.

Протащив по трем коридорам, четырем лестницам и небольшой галерее, мочалки довели меня до черных дверей. Красивая латунная ручка легко скользнула вниз, покорная желанию тощей когтистой лапы. Дверь бесшумно открылась, и меня затолкали в темную и мрачную, очень гармонично вписывающуюся в общий интерьер замка, комнату.

Большая кровать с балдахином (постельное белье, разумеется, черное), кресло и столик у забранного тяжелыми шторами окна (все черное, а кто бы сомневался?).

Отделанные деревом и шелком стены (черное, черное... серое?).

Две двери, нарушая гармонию, не чернели, сливаясь со стеной, а серели темным, очень глубоким цветом.

«Р-р-разнообразие», — невольно умилилась я.

За первой серой дверью притаилась пустая гардеробная, за второй — ванная.

— Я так понимаю, это наступила самая черная полоса в моей жизни? — спросила я у мочалок. Переглянувшись, они решили считать вопрос риторическим и не отвечать на него.

Признаться, если это и была самая черная полоса, то меня она полностью устраивала.

Мне притащили безразмерную, но очень мягкую и теплую сорочку, стандартно-черного цвета, какие-то баночки с шампунем, резко пахнущим мылом и чем-то еще, кремообразным и подозрительным. Потом покорно ждали полчаса, пока я вымоюсь, страдальчески рассматривая изрезанный живот и стараясь не потревожить кровавую корочку, непривычно быстро образовавшуюся на месте ран.

После водных процедур пострадавший живот был старательно обмазан какой-то черной пастой и основательно забинтован. И только после этого меня накормили.

Кусок едва прожаренного мяса трогать я не стала, зато единолично схомячила все пять булочек, мягких и еще теплых, с аппетитом съела суп и даже вылизала тарелку под удивленными взглядами мочалок, а потом еще и чаем все это залила, накидав сразу в чайничек целых четыре ложки сахара. Пол-литра чаю приятным теплом растеклось по уже съеденному.

Многие, наверное, после такого стресса не смогли бы и крошки в рот взять, а у меня наоборот — после каждой нервотрепки просыпался просто зверский аппетит.

Я ела как не в себя, чем всегда очень удивляла родителей и поражала друзей.

Вот и сейчас, блаженно растянувшись на кровати, чувствовала, как приятная сытость вытесняет охватившее меня напряжение.

Главное, что сектантам я не досталась, а уж с хищником как-нибудь разберусь. Раз сразу не убил, значит, есть все шансы дожить до пенсии.

С этой оптимистичной мыслью, под утробное ворчание мочалок, деливших не съеденное мною мясо, я и уснула, даже не подозревая, что сейчас вот так же они могли грызться и за мое мирно спящее тельце, не защищай меня приказ их хозяина.

***

Девять уделов, три из которых, самые большие и богатые, — это Мглистый, Талый и Туманный. Остальные не имели своих названий и на карте обозначались именем того, кто ими владел.

Земли темных от земель светлых отделяла Сумеречная зона, серебристая лента на карте, разделяющая материк на две части. Светлая империя, в отличие от Темных земель, была больше похожа на лоскутное одеяло. Там не было уделов, зато были домены и доли. Очень много доменов на светлой стороне и очень много долей в каждом домене.

Я покрутила карту, любуясь тем, как серебрится на свету линия Сумеречной зоны.

Подробная, очень красивая и полезная карта тем не менее казалась неполной. В смысле, материк на ней был весь, и даже названия четырех морей и одного океана, омывавших его берега, были указаны, но дальше была только темнота. Словно за пределами этого материка мира и не существовало. Меня это смущало, но набраться смелости и расспросить обо всем хищника я так и не смогла.

Неделю я жила в его замке, ела его еду и терроризировала его мочалок, но так и не узнала даже его имени.

Изучая библиотеку в сумасшедшей надежде найти способ вернуться домой, я почти не вспоминала о хозяине всех этих богатств.

А ведь одна эта библиотека сама по себе была богатством. Здесь были тысячи, сотни тысяч книг. Иногда мне казалось, что даже миллионы.

Первые дни я опасалась заходить очень далеко, прекрасно понимая, что могу просто не найти дороги назад и потеряться среди стеллажей.

Но потом осмелела и уже давно перестала бояться, так как знала, что мочалки меня найдут в любом случае, у них просто не было другого выбора.

Теперь я стала их единственной работой.

Каждый вечер, возвращаясь в свою спальню с больной головой и словно разбухшими глазами, которым было очень тесно в глазницах, я обессиленно заваливалась на кровать, почти сразу засыпая.

Сон, как правило, был один и тот же. Я возвращаюсь домой, мирюсь наконец с родителями и выхожу замуж за их Костеньку. Все хорошо, все счастливы, год холодной войны позади, а я быстро забываю весь этот кошмар.

Зачем я вообще спорила? Ну захотели родители, чтобы я в двадцать лет замуж вышла, а через годик осчастливила их внуками, ну так и что?

Это только маме разрешено в тридцать лет первого ребенка рожать, а мне пора бы и о семье подумать, так как дорогая родительница уже внуков хочет.

Диплома бакалавра достаточно, убеждали меня дорогие родственники, сервируя стол перед приходом Костеньки. Зачем тебе магистратура, удивлялись они, расставляя салаты и нарезку.

Детки — это счастье, вколотили они последний гвоздь в крышку моего терпения.

ГЛАВА 3. Гастрономические извращения

Много до чего могли бы довести ночные прогулки в одиночестве по плохо знакомым местам, начиная от увлекательной встречи с маньяком и заканчивая веселой поездкой в чьем-нибудь багажнике.

А вот моя ночная прогулка вылилась в завтрак с гастрономическим извращенцем, легко поедавшим людей целиком. В смысле, с замечательным, очень гостеприимным и таким великодушным хозяином этого замка, моих мочалок и странной картины, хранящейся в пыльном кабинете, который совсем точно не станет завтракать мною... Ну, верить в это очень хотелось.

Обнадеживало еще то, что, приведенная в большую, неуютную и мрачную столовую, я была усажена за накрытый стол.

— А вы что, и нормальной едой питаетесь? — я очень старалась задать вопрос как-нибудь так, чтобы хищник вдруг не решил, что я тут над ним смеюсь... Но не получилось.

На меня посмотрели так, что возникло непреодолимое желание пойти и самозакопаться под ближайшим угрюмым кряжистым деревом, которых, например, в парке было огромное количество, чтобы не досаждать больше этому чудищу своим неуместным любопытством.

— Человек, — пренебрежительно выплюнул он, откинувшись на высокую спинку стандартно черного резного стула, — если из-за того, что я не убил тебя ночью, ты вдруг возомнила, будто меня не стоит бояться, то я вынужден тебя огорчить...

— ‎Яна меня зовут, — да, я перебила его, да, мне было совсем не стыдно и даже ни капельки не страшно. После своего безлунья он выглядел уставшим, ленивым и почти не опасным, а я была невыспавшаяся и на взводе, и плевать я хотела на его недовольство. Я на завтрак не напрашивалась, могла бы и в своей комнате спокойно поесть. Но нет же, их темнейшество велели мочалкам притащить меня в эту мрачнющую комнату, выполняющую обязанности столовой. Сам позвал, сам виноват. — И вы мне все равно ничего не сделаете.

Выразительно приподняв бровь, он ждал пояснений, и я решила его не огорчать. Пусть знает, что я знаю.

— Вы же сами говорили, что собираетесь использовать меня в качестве приманки, а это значит, что я нужна вам живой.

— ‎Пока, — многозначительно протянул он. Будто бы меня можно было теперь этим напугать. В первые дни, когда еще была слабая надежда вернуться домой, я, быть может, и испугалась бы, но не после того, что узнала не так давно...

— ‎Излом — закрытый мир, вернее его уцелевшая частичка, скрытая от всех остальных миров сдерживающим заклинанием, — сложнее всего, пожалуй, было даже не поверить в это, а просто озвучить с серьезным выражением лица. Я чувствовала себя почти ненормальной. Почти, потому что мочалки, странный мужик, замок и всякая чертовщина были реальны, и все это действительно было по-настоящему. Даже когда мозг отказывался верить в происходящее, интуиция утверждала, что я не сошла с ума. Ну не могла я просто настолько качественно свихнуться, не с моей убогой фантазией. — Если этим вашим сектантам как-то и удалось меня сюда затащить, то обратно я все равно не попаду, а это значит, что бояться смерти бессмысленно.

— ‎Почему?

— ‎А смысл? — я пожала плечами. — Домой я уже не вернусь, а с моим поганым характером здесь все равно нормально не устроюсь. Кто-нибудь непременно свернет шею за мой длинный язык.

Хищник усмехнулся, глядя на меня с интересом:

— Хорошо, что ты все понимаешь, — благожелательно кивнул он, бросив моей мочалке: — Ты, помоги ей сесть.

— ‎Вообще-то его зовут Бося.

Я могла собой гордиться, мне удалось шокировать хищника.

— Что?

— ‎Бося, — я указала на мочалку побольше, та польщенно заурчала, а я не очень вежливо ткнула пальцем в ту, что поменьше: — Дося.

Хищник молча смотрел на меня, грея душу своим ошалевшим видом.

— Босенька, скорее всего, мальчик, — продолжила развивать тему я, — он больше и наглый какой-то, а Досенька — девочка. Маленькая и все красивое очень любит.

Мочалка смущенно прикрыла глаза лапкой, тоненько тренькнув от удовольствия. Не привыкли мои заморыши к такому вниманию.

А внимание было, и какое. Хищник медленно перевел взгляд с меня на Досю и глядел на нее во все глаза. Долго глядел, пристально, а потом осторожно спросил:

— Что заставило тебя сделать такие выводы?

— ‎Длительные наблюдения за поведением мочалок в их естественной среде обитания, — гордо отрапортовала я. Приятно было видеть эту страшную морду в таком недоумении.

— ‎Мочалок... — задумчиво протянул хищник, пытаясь как-то понять мою мозгодробительную логику, а если не понять, то хотя бы с ней смириться. — Не хочу тебя расстраивать, но эти существа бесполые.

— ‎Что?

Бося галантно отодвинул мне стул, страшно проскрежетав ножками по полу, и теперь преданно заглядывал в глаза.

— Они созданы магией, не имеют пола и не способны самостоятельно размножаться.

Я посмотрела на Босю, Бося смотрел на меня, и мы совсем не верили словам этого типа.

— И все равно мальчик, — упрямо шепнула я, упав на стул и сразу же потянувшись к тарелке с булочками. Нормальный хлеб, к которому я привыкла, здесь не пекли, зато булочек было много, и разных. И все они были такими вкусными, а я была очень голодной.

Хищник недолго смотрел на меня, не то чтобы умиляясь моему аппетиту, но определенно его одобряя.

— Раяр, — произнес он, сбив меня с мысли. Выбирая между странного вида субстанцией, напоминавшей паштет, и ломтиками тонко нарезанного запеченного мяса, я не была готова к продолжению разговора.

— ‎Чего?

— ‎Мое имя.

— ‎Круто... Вот и познакомились.

Мочалки спрятались под столом, размеры которого впечатляли. Длинный, внушительный, на дюжину мест, застеленный черной скатертью с тонкой вышивкой, под которым очень хорошо прятаться двум мелким попрошайкам.

ГЛАВА 4. Велари

 Бося настойчиво курлыкал, царапая дверь, а я сидела на краю ванны и пыталась очень правдоподобно врать.

— Я же сказала, что не голодная. Пусть завтракает без меня.

— ‎Ур-р-р, — Бося не сдавался, а моя многострадальная дверь из серой постепенно превращалась в полосатую.

— ‎Не выйду!

Нет, мочалку, конечно, я понять могла, и мне даже было ее жалко, но себя-то жалко больше! А если я сейчас послушно пойду завтракать с этим темным типом, то опять во что-нибудь вляпаюсь.

Просто не мог этот затейник поесть спокойно.

Вчера, например, мы на горы перемещались, которые отделяют его земли от Туманного удела.

И вот там, стоя на головокружительной высоте, отмораживая себе все, что только можно, и глядя на затянутые туманом леса, раскинувшиеся далеко внизу, я, наконец-то, поняла, что с меня хватит.

Болота Аггел — как с нежностью называл их Раяр — чуть меня не утопили, хотя я честно старалась не отходить далеко от хозяина этих жутких земель; Тарийские степи продули насквозь, а горы и вовсе чуть не заморозили.

Хищнику нравилось показывать мне всякие кошмарные места, они вызывали у меня сильные эмоции, которым эта темная сволочь была только рада.

И я, наконец-то, осознала, что больше так не хочу.

Было куда как лучше, когда Раяр и вовсе не замечал моего присутствия в своем доме. Словно бы он обо мне совсем забыл...

И за каким чертом я поперлась в ту проклятую ночь в библиотеку? Зачем я усложнила свою и без того нелегкую жизнь?

— Ур-р-рк, — к делу подключилась Дося, и меня в четыре лапы принялись выскребать из ванной.

— Не голодная я! — рявкнула раздраженно и искренне удивилась, когда мочалки перестали скрестись в дверь.

Оптимистичная мысль, что они сдались и позорно бежали, трагически скончалась, стоило только раздаться спокойному:

— Рад это слышать.

И вот он рад, а я чувствую, что только что произошло нечто непоправимое...

— Появилось одно дело, — развивал между тем мысль мой кошмар. — Я собирался пойти один, так как знаю, насколько важен для людей своевременный прием пищи, но раз ты не голодна, то сможешь отправиться со мной.

— А сюда пришли... зачем? — спросила я, осматривая ванную. Зеркало, раковина, медная ванна на львиных лапах, стеклянный шкафчик, полупустой, но симпатичный... унитаз, тоже медный. Спрятаться негде, а выходить не хочется.

За дверью недолго помолчали, хищник осмысливал вопрос.

— Не знаю.

Я прямо чувствовала, как он сейчас равнодушно плечами пожал, стоя у двери и дожидаясь, когда я ее открою.

Не дождался.

Постучал так, что я вздрогнула, и потребовал:

— Яна, выходи.

— ‎Яна сегодня не выйдет, — жалобно проблеяла я, — она наказана.

С той стороны шокированно молчали, даря мне лишние секунды спокойной жизни. Я отчаянно стремилась продлить прекрасное мгновение, потому и спросила:

— И что значит: вы знаете, как важен для людей прием пищи? Откуда?

— ‎Не хочу тебя расстраивать, если ты вдруг вообразила себя исключительной, — хмыкнул он, — но в те времена, когда над нами царила Изначальная Тьма, люди жили на этих землях.

— Вы ими питались, да? — это в той, беззаботной, жизни я была радостной оптимисткой, а попав в этот мир, стала законченной пессимисткой.

Пессимизм мой был вполне заслуженным, кстати. Отрицать ничего Раяр не стал, спокойно подтвердив, что они их не только ели, но и в качестве бесплатной рабочей силы использовали.

Такие полезные, такие вкусные ресурсы, даром что мрут как мухи.

И пока он об этом рассказывал, я все яснее осознавала, что в ванной очень уютно. Светло, тепло даже, а главное, тут нет всяких темных личностей.

— Ты собираешься выходить? — не выдержал Раяр, когда я уже окончательно решила, что хочу остаться здесь жить.

— ‎Нет.

— ‎Тьма мне свидетель, я пытался быть терпеливым, — печально и очень подозрительно вздохнул он, а в следующее мгновение ко мне в ванную начала заползать та самая тьма, которая свидетель.

Сначала я просто сидела, пораженно глядя на это дело, до последнего не веря в такую подставу, потом, когда черные щупальца подползли слишком близко, забралась в ванну.

— Еще не передумала? — спросил тот, который пытался.

Посмотрела на пол, укрытый черным подрагивающим ковром, и поняла, что теперь уже точно не выйду. И не только потому, что не хочу, просто не могу. Не было во мне столько дури, чтобы добровольно ножками вот в эту вот черную гадость становиться.

Не дождавшись ответа, Раяр усилил натиск, тьма начала подниматься по двери, по стенам... по ванне.

Пугал, стало быть, но я-то знала, что мне ничего не будет: от вкусненьких так просто не избавляются, особенно когда это единственный экземпляр на всю их темную землю... А с другой стороны, кто знает, что в его ненормальной голове за мутировавшие тараканы водятся?

— Я сильная, я смелая, я способна держать себя в руках, — шептала дрожащим голосом, нервно перебирая похолодевшими пальцами по медному краю ванны; тьма продолжала лезть в щель под дверью, и мужество мое быстро кончилось. Аккурат к тому моменту, как подрагивающие щупальца медленно перевалились через медный бортик. — К черту все, я неадекватная истеричка!

Обеспокоенное курлыканье мочалок перекрыл злорадный смех.

— Я все поняла! Я готова выйти!

— ‎Так бы сразу, — весело отозвались из спальни, и тьма всосалась обратно под дверь.

Выходила я медленно, тяжело, неохотно очень, смотря исключительно себе под ноги.

— Неадекватная истеричка, значит? — с улыбкой спросили у меня. Улыбка была стандартно издевательская, фирменная гадская улыбка этой сволочи. Даже не улыбка, а так, облегченная версия ухмылки.

ГЛАВА 5. Сосуд

Первая партия нарядов была готова на третий день после примерки. Два платья, несколько комплектов белья, пара туфель и одуряюще удобные брюки, к которым хорошо шла простая рубашка и расшитый жилет.

Я перемеряла все! И не потому, что несравненная Алер этого требовала, но оттого, что самой было жутко интересно, подойдут ли мне наряды этого мира.

Именно за этим занятием, на одном из платьев, которые я оставила на самый конец примерки, меня и застал Делмар.

Огонек любил мое тепло и осторожно питался моим раздражением, которое сам же и вызывал, пока Раяр не видел. И скрыться от этого любителя человеческих эмоций было решительно негде. Делмар был вездесущ, как кара небесная и голодная Дося, вместе взятые, и находил меня везде.

— Тебе очень идет синий! — заверили меня от двери, пока я, под одобрительным взглядом модистки, крутилась перед зеркалом в пока еще пустой гардеробной.

Я вздрогнула, Алер картинно прижала руки к груди, а мочалки, до этого обнюхивавшие мои новые и такие удобные туфельки, отвлеклись от своего занятия.

Делмар улыбался, привалившись плечом к дверному косяку и с интересом разглядывая мой новый наряд. Сам он, не изменяя себе, обрядился во все черное, и лишь красная нить, которой были вышиты его жилет и камзол, выбивалась из общей черной гармонии.

— С-с-спасибо, — я была вежливой девочкой и не хамила даже тем, кто за последние дни успел довести меня до ручки. — Вам бы тоже очень пошло.

— ‎Платье?

— ‎И платье тоже, — нагло подтвердила я, получив в ответ короткий смешок.

Не обращая внимания на модистку, застывшую у одного из пустых стеллажей и, казалось, даже переставшую дышать, Делмар подошел ко мне, взял за руку, рассматривая кружево рукава, погладил ладошку большим пальцем и задумчиво спросил:

— ‎Скажи-ка мне, Яна, как ты смотришь на небольшую, но крайне увлекательную прогулку по городу?

— А с кем?

На меня посмотрели так, будто я его только что последними словами обругала.

— Со мной, разумеется.

— ‎А-а-а, — а ведь мне так хотелось прогуляться по какому-нибудь их городу. — Спасибо, но что-то желания нет.

Делмар понял все по-своему и раздраженно махнул рукой:

— Хорошо-хорошо, Раяра, так уж и быть, возьмем с собой.

…А в город хотелось все меньше и меньше.

— Конечно, Хариг намного красивее Хавари, но Раяр не согласится отправиться в мой удел.

— ‎Хавари — это же столица…

— ‎Мглистого удела, — перебил меня Делмар, закатив глаза, — да. А ты думала, я предложу тебе прогулку по какому-нибудь пограничному заселку?

Если быть честной, я вообще не думала, я сразу решила, что буду отказываться, но он сумел меня удивить.

Единственный город, в который меня таскал за собой Раяр, находился как раз почти на границе его земель, рядом с горами, и семьдесят шесть лет назад как раз и был обычным заселком, пока в горах не было обнаружено серебро. Много серебра. Заселок стал стремительно развиваться и богатеть и к сегодняшнему дню уже гордо звался городом Фида.

Я это два дня назад узнала и очень впечатлилась, а теперь мне предлагали посетить столицу. И не потоптаться на центральной площади десять минут, а прямо прогуляться по улицам, посмотреть на здания, на велари… на все.

Вот только компания была в высшей степени сомнительной.

— Знаешь, у тебя очень забавное выражение лица, когда ты так сосредоточенно о чем-то думаешь, — умилился огонек, потрепав меня за щеку. Бося у моих ног недовольно заворчал, привлекая к себе его внимание. — Странные питомцы для девушки. Вы, люди, вроде больше любите беспомощную пушистую живность.

— ‎Что дали, то и люблю, — огрызнулась я, очень недовольная тем, что он так нагло пугает мою мочалку.

— Приятно слышать, — фыркнул Делмар и за руку, крепко сжимая запястье, потащил меня прочь из комнаты. Мы шли искать Раяра, а мочалки бежали следом за нами, тихонько тренькая за спиной.

В гардеробной осталась одна Алер, на которую встреча с хейзаром соседнего удела произвела неизгладимое впечатление.

А я почти бежала по коридорам, влекомая крепкой рукой огонька, подол платья путался в ногах, туфельки, на первый взгляд чертовски удобные, как будто соскальзывали с ног. Я рисковала остаться босиком и растянуться на полу. На этом холодном каменном полу.

— Медленно, — недовольно цыкнул Делмар, а в следующее мгновение я уже висела на его плече. Проблему моей весьма скромной скорости он решил кардинально.

Минуты через три меня, едва осознающую, что происходит, где я и почему все кружится, уже вносили в мрачный кабинет моего кошмара. Это был даже не кабинет. Кабинетище!

Кожа, дерево и камень, все стандартно черное и очень мрачное. А под потолком истерично метались дымные птички-послания, которые хищник не хотел читать.

— Раяр, собирайся!

Наше эпичное вторжение моему кошмару явно не понравилось. Я это в буквальном смысле копчиком почувствовала.

— Нет.

Очень коротко, но так решительно это прозвучало, что я даже злорадно обрадовалась, довольная тем, что Делмар обломался и никто никуда не отправляется. Ни в пограничный заселок, ни в столицу, ни даже в Тающие леса, что находились на севере Мглистого удела и в которые Раяр обещал меня сводить сразу после гор.

Предчувствуя, как меня сейчас отпустят, я выйду к свои мочалкам, оставшимся за дверью, и мы вместе вернемся в мою спальню, я как-то пропустила тот момент, когда уверенное «нет» превратилось в смиренное «да».

Хотя, быть может, оно и не превратилось, но в столицу мы все же отправились. Втроем.

Довольный Делмар, несчастная я и раздраженный Раяр.

ГЛАВА 6. Люби меня

В моей комнате, держа в заложниках моих мочалок, поджидал моего возвращения огонек.

А я была мокрая, напичканная впечатлениями под завязочку, в одной туфельке (вторую потеряла еще в море, но заметила это только сейчас) и совершенно не настроенная на общение... Но кого бы это волновало?

Негодовал Делмар недолго, но бурно. Оскорбленный нашим внезапным исчезновением, он ругался ровно сорок пять секунд, а потом, наконец, заметил, что я вся мокрая и дрожу.

— Вы где были?

— ‎Поплавали немного, к сектантам... — осеклась, вспомнив, как отвратительно хрустели ломаемые кости, но быстро взяла себя в руки. — К адептам в гости заглянули, у морских ведьм на обеде побывали.

Меня ощутимо передернуло, Делмар не мог этого не заметить. И он заметил, но вместо того, чтобы проникнуться сочувствием и оставить свои вопросы при себе, потребовал подробностей. Даже в гардеробную за мной сунулся, отказываясь уходить.

— Мне нужно переодеться! — Мокро, холодно, неприятно очень, и такое чувство, словно густой, медный запах свежей крови пропитал насквозь и одежду, и кожу, а этот никак не хотел оставить меня в покое хотя бы на несколько минут.

— ‎Переодевайся, — великодушно разрешил Делмар, — и рассказывай.

Я выразительно посмотрела на дверь. Огонька не проняло:

— Яна, сладкая моя, неужели ты думаешь, что меня может удивить женская нагота? — усмехнулся, окинув меня заинтересованным взглядом: — Что такого ты можешь мне показать, чего я не видел раньше?

— ‎Вы опять мной питаетесь, да? — другого объяснения его поведению я просто не могла найти.

— Нет, меня уже тошнит от всех этих эмоций, даже от твоих, — поморщился он и добавил: — Не обижайся.

А я стояла, чувствовала, как с меня капает, и уж точно на него не обижалась. Я злилась. Мне хотелось переодеться в сухое, в идеале — принять ванну, а не топтаться под взглядом красных глаз, не зная, как быть.

— Ты так и собираешься дальше стоять? Заболеешь, — крайне недовольный Делмар осмотрел гардеробную и вновь уставился на меня, добив требовательным: — Ну?

— Выйдите, пожалуйста. Я переоденусь и все вам расскажу.

— ‎А если не выйду?

— ‎Не переоденусь, заболею, а вам вместе с вашим любопытством придется отправиться прямиком к Раяру. Я ничего рассказывать уже точно не буду.

Делмар молча вышел и даже прикрыл за собой дверь, обозвав меня напоследок шантажисткой.

Ну и пусть я шантажистка, зато осталась одна и смогла спокойно переодеться.

Спокойно, правда, было недолго, минут через пять, когда я только разобралась с застежками на платье и смогла натянуть на себя сухое белье, дверь снова открылась.

— Почему так долго? О... — в нетерпеливого темного, застывшего на пороге и нагло разглядывавшего мой новый комплект нижнего белья нежного персикового цвета, полетела мокрая туфелька, врезалась в широкую грудь и бесславно шлепнулась на пол.

— ‎Выйди!

— ‎Всегда удивлялся, как у вас, у людей, может быть такая темная кожа, — пробормотал он, не обратив никакого внимания на туфельку и на мой вопль. — Такой интересный оттенок...

И он шагнул вперед. Ко мне.

С таким сосредоточенно-исследовательским выражением лица, что сразу же стало не по себе.

Все, что произошло дальше, было только на совести Делмара.

Проще говоря, он сам виноват.

Так я и заявила, когда ничего не понимающий Раяр перехватил меня на лестнице. Вернее, подхватил, когда я неудачно наступила на край покрывала, в которое спешно замоталась еще в спальне, пока очень впечатленный моим гневом огонек пытался уговорить меня успокоиться:

— Прибереги свои эмоции на завтра, когда я буду голоден, смотреть больно, как бесполезно ты их сейчас тратишь, — получив еще раз напольной вешалкой по плечу, заткнулся и попытался ретироваться, но не тут-то было.

Я неслась вслед за ним, в одной руке сжимая вешалку для шляп, а другой придерживая покрывало на груди.

Делмар бежал чуть впереди. Так продуманно бежал, чтобы я не очень от него отставала и не сильно приближалась. Он забавлялся, я это прекрасно понимала, но не могла отказать себе в таком удовольствии. Кто еще мог бы похвастаться тем, что гонял по всему замку целого хейзара? И даже то, что он сам был совсем не против, чтобы его погоняли, ничуть не уменьшало моего азарта.

— Раяр, отпусти ее, — потребовал огонек, притормозив на несколько ступенек ниже. — Не видишь, она хочет меня убить. Не мешай.

Меня не отпустили, отняли вешалку, которую тут же метнули в Делмара, недружелюбно поинтересовавшись:

— Тебе не пора возвращаться в свой удел?

— ‎Только после визита светлых, — гордо ответил огонек, легко увернувшись от летевшего прямо ему в голову снаряда.

Вешалка со страшным грохотом упала где-то далеко внизу; почему-то подумалось, что шляпки вешать мне больше некуда.

— Раяр? — неуверенно окликнул Делмар, когда хищник, не обращая больше внимания на своего невыносимого родственничка, начал подниматься вверх по лестнице... со мной на плече.

Хищник не отозвался, продолжая подъем. А я висела на плече и разглядывала озадаченное лицо огонька, который так и остался стоять на лестнице, даже когда мы поднялись на этаж.

— А мы сейчас куда? — я чувствовала, как край покрывала путается в ногах моего кошмара, и честно постаралась подтянуть ткань повыше, что в моем положении было весьма затруднительно.

А Раяр этого даже не оценил.

Шлепнул по попе не больно, но ощутимо, обидно так, и понес дальше, строго потребовав:

— Не дергайся.

Не знаю, чего он решил добиться, но в комнату меня вносили уже изрядно раздраженную.

ГЛАВА 7. Безлунье

Я никогда не любила розы. Вернее, нет, не так: я не могла понять, что именно в них так всех восхищает.

Ну цветы и цветы. Красивые. Так на свете много красивых цветов…

А этим утром, проснувшись на колючем, пахучем и очень неудобном покрывале из черных роз на длинных шипастых стеблях, поняла, что просто ненавижу их. Вот смотреть не могу, и все тут, бесят они меня просто не по-детски, до нервного потрясунчика и желания крушить все вокруг.

Например, недоумевающую рожу моего кошмара, который точно не понял, почему на завтрак я явилась в ночнушке, непричесанная, злая и с колючим цветочным веником в руке.

И я планировала с огромным удовольствием ему все объяснить, желательно подкрепляя свои слова ударами по лицу. Вот прямо розами и по его наглой, невозмутимой морде.

Я застыла в дверях, сжимая в исцарапанной руке букет и чувствуя, как жжется спина, бока и почему-то правая грудь. А еще щека, которая точно была исцарапана не меньше рук.

Делмар кашлянул, вынуждая меня оторвать горящий праведным гневом взгляд от моей бесстрастной жертвы.

— Яна, а что с тобой случилось? — осторожно спросил огонек, медленно поднявшись из-за стола. Обычно он вскакивал очень бодро, весь такой галантный и предупредительный, отодвигал мне стул, предлагал сесть и улыбался. Улыбался. Все время улыбался.

Сейчас же Делмар выглядел очень удивленным и даже не подумал предложить мне сесть. Вместо этого он подошел ко мне, осторожно взял за подбородок, чуть не схлопотав за это розами по роже вместо своего братца (едва сдержалась, честное слово), и медленно покрутил мою голову, разглядывая лицо, шею, даже попытался за ворот ночнушки заглянуть, но получил по наглым конечностям и передумал. Зато руки мои разглядывал долго, вдумчиво, увлеченно так, а потом спросил, глядя на розы:

— Яна, сладкая моя, не хочешь рассказать, за каким тарготом ты с утра лазила по кустам? Почему не отправила кого-нибудь из нарзов, чтобы они принесли тебе букет, если так хотела?

Я все еще не привыкла, что у моих мочалок есть настоящее название, и на секундочку подвисла, соображая, кого он имел в виду.

— ‎Я их не собирала, — встряхнув букетом, медленно, очень значимо посмотрела на Раяра, — я на них спала.

Делмар тоже обернулся на брата, но спросил почему-то у меня, как будто я должна была знать ответ:

— ‎Зачем? — продолжая сжимать в руках мою свободную ладошку, он рассеянно перебирал мои пальцы. — Меня, конечно, очень радует, что ты с самого утра испытываешь такие сильные эмоции, но… они же отрицательные.

— А это у вас нужно спросить. Почему я спала на розах? Откуда они вообще в моей кровати взялись?

Делмар медленно, неверяще, что ли, посмотрел на Раяра, а тот совершенно не чувствовал за собой никакой вины.

Откинувшись на спинку стула, хищник нагло заявил:

— Это была твоя романтическая идея.

Огонька передернуло от моего недоброго взгляда… а может, и от несправедливых обвинений, которые тут же были опровергнуты.

Но лучше бы он этого не делал, вот правда.

— Во-первых, это должны были быть лепестки роз.

— По-твоему, я должен был сидеть и ощипывать их? — возмутился Раяр.

— ‎Ты мог бы приказать, — Делмар бросил значимый взгляд наверх, туда, где потолок терялся в густой клубящейся тьме, которую не способен был рассеять ни солнечный свет, пробивавшийся в большие светлые окна, ни сияние магических светильников, установленных, казалось бы, везде.

— ‎Это унизительно, — пробормотал мой кошмар, тоже посмотрев наверх.

Я за компанию подняла голову, любуясь этой печальной мрачнотой, с ностальгией вспоминая, как из вот такой же тьмы, только в главном зале, мне на радость вывалились две мочалки.

— К тому же, — вернулся к важному Делмар, — рассыпать по постели лепестки ты должен был в романтический вечер вашей первой ночи. А ты что натворил?

И с такой непробиваемой уверенностью он это сказал, с такой нерушимой верой в свои слова, что я даже не сразу поняла, что конкретно меня так сильно возмутило.

Дошло до меня быстро, Раяр даже не успел отреагировать на этот наезд:

— Какой еще первой ночи?!

От меня нагло отмахнулись, вырвали веник из рук и, потрясая им в воздухе, вопросили:

— Ты мог хотя бы от шипов избавиться?!

— ‎Откуда мне было знать, что люди настолько хрупкие? Женщины любят розы, зачем они любят то, что может их ранить? — глухо огрызнулся Раяр, из-под нахмуренных бровей глядя на нас. Хищник чувствовал себя неловко, кажется даже осознавал, что имел место косяк с его стороны. Такой шикарный косяк эпических масштабов. И его все это очень бесило.

— ‎Мазохистки, — со знанием дела ответила я, почесав бок. Царапины не просто жглись, теперь они еще и чесаться начинали, и это было просто невыносимо. — А я не мазохистка, я нормальная, потому давайте договоримся: я буду просто очень сильно радоваться, что вы не пытаетесь за мной ухаживать, а вы… а вы не будете пытаться за мной ухаживать!

Ответил за Раяра почему-то Делмар, причем с очень негодовательным видом:

— Нам не подходит!

— ‎Но…

— ‎Завтра, будь так добра, веди себя хорошо и жди в своей комнате завтрак в постель.

Мне поплохело. Сегодня меня всю искололи и исцарапали, а что завтра? Обварят чаем? А столовые приборы? Они же тоже будут. Вилка там… ножик.

— ‎Не надо, — тихо попросила я, прекрасно понимая, что после завтрака в постели могу просто не выжить.

— ‎Не бойся, — снисходительно посоветовал Делмар, с покровительственной улыбкой глядя на меня. — Я буду присутствовать, потому ты можешь быть уверена, все пройдет как надо.