По ту сторону Алой Реки 2. Потерявшие судьбу

Пролог

Восток

Люди заполняли редкими ручейками просыпающийся город. Отдельные разговоры мало-помалу сливались в привычный гомон. Только сегодня, с началом месяца, каждый нет-нет, да и глянет на небо в поисках тучек. «Алая Буря», вот слова, которые невысказанными носятся в воздухе, вспыхивают в каждом взгляде.

Но сегодня небо чистое, солнце светит все ярче, и тень от часовой башни, стоящей посреди города, уверенно показывает время. Вот доползла до площади факиров, закончилась служба в суриях. Люди смеются и расходятся, исполненные света. Гудит, открываясь, рынок. Выползают из каждой щели попрошайки, тянут ладони к улыбающимся горожанам.

В трущобах пока тишина. Люди здесь живут другие, и восходящее солнце для них – не друг. Те же редкие ранние пташки, что не продали еще душу, по широкой дуге обходят один дом. Ветхая развалюха, затаившаяся на отшибе, будто чураясь грязных трактиров и публичных домов, и уж вовсе с презрением повернувшаяся к жилым хижинам.

Старый дом с провалившейся крышей, где никто не жил с тех пор как умер последний хозяин.

Древний дом, чьи окна по ночам горят зеленым светом, в котором пляшут тени призраков и раздается чей-то смех.

Проклятый дом, в подвале которого в незапамятные времена свила себе гнездо Мирунга. Колдунья, которую не помнит молодой ни один старец. Колдунья, к которой идут на поклон жрецы Алой Реки. Мирунга, которая три года назад предсказала Алую Бурю, что перевернет судьбы тридцати княжеств.

Единственное подвальное окошко плотно завешено одеялом. Свет дают черные свечи, их Мирунга любит, на них не скупится. В окружении высушенных трупиков летучих мышей и прочих мелких зверюшек, развешанных по стенам, Мирунга сама кажется мертвой и сухой. Глаза закатились, лицо неподвижно, даже дыхания не различить в тишине.

Девушка с длинными густыми черными волосами сидит напротив колдуньи. Взгляд черных глаз прямой и строгий, на смуглом лице нет страха, лишь растущее отвращение. Скрюченные пальцы старухи сжимают гладкую ладонь. Их руки покоятся на крошечном столе, среди десятков пузырьков и коробочек. Вырвать бы руку, убежать, да нельзя. Крепко держит Мирунга. Вот уже три года держит, не устанет.

– Просто скажи, сколько, – попросила Айри. – Я хочу уйти.

Старуха содрогнулась. Медленно-медленно зрачки вернулись на место, будто выплыли из молочной белизны. Поток видений давно иссяк, но Мирунга очнулась лишь теперь, когда дерзкая девчонка осмелилась нарушить тишину.

Айри насторожилась: выговора за дерзость не последовало.

– Что ты видела? – Голос девушки окреп, в нем зазвенели властные нотки. И снова Мирунга не нашла сил поставить ее на место.

Алая Река сегодня пронесла через голову колдуньи длинную вереницу беспорядочных образов. Но в центре всей этой безумной чехарды из людей, горящих домов, тонущих кораблей и невиданных чудовищ возник тот, кого Мирунга помнила по другим своим видениям и страшным снам. Тот, которого звала Черным Человеком.

Черный Человек воздел руки. От каждого пальца тянется длинная нить, на которой, будто бусины, висят люди. Сотни, тысячи людей, кричат и падают, но Черный Человек сжимает кулаки, нити натягиваются, и людей влечет к нему. Лишь некоторые идут сами, будто не замечая нити. И среди последних Мирунга увидела Айри. Она идет, оставляя за собой длинный кровавый след, идет прямо к Черному Человеку и храбро смотрит в его глаза. Страшные глаза, черного цвета с красными прожилками.

– Говори! – Айри привстала, высвободив руку.

Мирунга облизнула сухим языком губы, и в тишине зазвучал ее хриплый голос:

– Ликуй, дитя, ибо сегодня встретишь судьбу.

Айри покачнулась. Взгляд затуманился, глаза наполнились слезами. Упала обратно на стул, затряслась.

– Как? – шепнули онемевшие губы.

Глядя на девушку, колдунья почувствовала – в глубине иссохшейся груди шевельнулось что-то, похожее на жалость. Но что проку от жалости? Вот золото – это важно, золото – власть и сила.

– Ты смеешься надо мной? – Голос Айри не желает слушаться, он будто прорывается через немыслимые преграды, то хриплый, то слишком тонкий. – Скажи, сколько денег нужно, и все, зачем лгать про такое?

– Мирунга не лжет! – Колдунья заговорила громче. – Вышел срок твоему наказанию, теперь держись за судьбу свою, ни на миг не упускай. Сбережешь до конца Алой Бури – улетишь вслед за судьбой. Не сбережешь – ко мне вернешься.

А вот это – ложь. Многое увидала Мирунга сегодня. Не вернется Айри, если упустит судьбу. Мирунга видела ярко-красный воздушный шар, такой же, который некогда унес к Солнцу мать девушки. Шар таял в небесной синеве, укрывался за слепящим солнечным светом.

Закрыв глаза, Айри глубоко задышала. Мирунга глядела на ее лицо, слишком взрослое для шестнадцати лет. Но вот с него будто опадает нанесенная ветром страдания пыль времен. На миг колдунья увидела перед собой ту растерянную, перепуганную девчонку, которую пригрела три года назад.

Айри открыла глаза.

– Значит, все?

Мирунга наклонила голову.

– У меня будет судьба?

– За судьбу сражаться придется. И не только с врагами, а с друзьями тоже. И с собою, и с судьбою, с целым миром. Выдержишь – и путь твой далеко продлится, никогда не закончится.

– Сегодня?

– Торопись. Судьба тебя ждет. А она долго ждать не будет.

Айри вскочила со скрипнувшего стула, рукавом серого плаща промокнула глаза. Хотела сказать что-то старухе, но не решилась, бросилась к двери.

– Погоди-ка, – каркнула вслед старуха.

Айри обернулась.

– Мирунга сегодня хорошо потрудилась. Порадуй-ка ее десятком монет.

Айри швырнула на столик мешок, в котором, судя по звуку, с которым он упал, побольше прошеного. Старуха оскалила гнилые зубы.

Глава 1

Восток

Старый рыбак распутал невод и выпрямился, глядя на алеющий горизонт. Усмехнулся в усы – начиналась любимая игра.

– Ну, Речка Алая, накорми бедняка!

Старик забросил невод туда, где ему померещилось серебро чешуи. Сеть погрузилась в набежавшую волну. Выждав немного, рыбак потянул снасть. За долгие годы руки привыкли видеть скорее и лучше глаз. По свободному ходу рыбак сразу понял: пуста сеть, ни малечка.

– Ох, Реченька, – покачал головой старик, снова косясь на горизонт, – кончается твое времечко. Порадовала бы напоследок.

До свету рыбак всегда уговаривал Реку, а с восходом обращался к Солнцу. Удастся до зорьки обед выловить – весь день ходит старик по деревне и славит Алую Реку. Если же только с восходом удача улыбнется – Солнце восхваляет. Давно перестали бить и бранить за такое издевательство старика, привыкли. А он и рад, лишь бы голосить.

Во второй раз вытащил рыбак пустой невод. Сплюнул в сердцах.

– Ну, Солнышко, выручай! Все надежа на тебя теперь.

Красные сполохи поползли по рябящей морской глади, что-то сверкнуло в глубине, и рыбак сноровисто кинул туда невод.

– Ай да Солнышко! – воскликнул, потягивая враз потяжелевшую снасть. – Эх, ясное! Всю неделю тебе славословить стану.

Борясь с волнами, старик вошел по колено в море. Худенькие штаны промокли, облепили костлявые ноги. Скрипят остатки желтых зубов, из худой груди рвутся стоны.

Хоть бы невод не лопнул! Знал бы, что такой зверь попадется, взял бы крупную сеть. Так ведь сто лет уж большая рыба к берегу не подходит. Разве с лодки если, да где взять лодку? Старая потонула, а попробуй на новую деревца раздобыть – сей же час князь сиятельный руки отрубить велит.

Но вот ослабло противление воды. Старик, кряхтя, выволок неподвижный улов на берег. Очертания тела под мелкой сеткой рыбу не напоминали.

Осёл, поди, в море упал. Вздохнул старик, сплюнул и принялся распутывать невод.

– Ах ты ж! – отпрянул. – Мертвяк!

Из сети выпала белая рука, ногти сильно отросли – должно быть, давно бултыхается, бедолага. Только духу что-то не слыхать.

Старик сплюнул еще раз – для успокоения. Пристыдил себя – что, мол, мертвяка не видел? Частенько выносит море подарочки, в городе-то не жизнь – загляденье! Вот и летят молодые туда, птицами быстрыми, а назад все больше так вот. Кто с дыркой в пузе, кто с камешком.

Рыбак склонился над сетью, руки брезгливо освободили мертвеца. Бледен – хуже молока, а запаха не слыхать все равно. Рыбак оттащил труп в сторонку и принялся разглядывать.

Парень выглядел очень странно. Не смутили старика ни ужасные лохмотья, ни ножик за поясом. Эдак-то еще можно подумать, что разбойник, и только. А вот волосы что-то слишком уж светлые, как песок под ногами. И чем больше сохнут, тем светлее становятся. Старик отродясь такого не видел, хотя в пяти княжествах жить доводилось. Все кругом черноволосые, пока старость не высеребрит.

Изорванная одежда отдаленно напоминает штаны и куртку. Под курткой – что-то вроде рубахи. Все серое или черное. Опять, получается, разбойник – добрые-то люди все поярче норовят одеться. Но странность – рукава и штанины коротки, будто с ребенка сняты. И ни царапины, ни раны не видать. Да и камня с веревкой тоже. Может, от болезни помер, да и выкинули, чтоб не возиться? И так тоже делают.

На вид парню лет семнадцать, не больше. Совсем молодой. А фигурой-то со взрослым мужиком поспорит. Силен был, сразу видно. Не щадила жизнь, работу подбрасывала. Или, опять же, из лиходеев. Эти, говорят, от безделья колоды тяжеленные тягают, чтоб сильнее стать.

Старик вздохнул: ничегошеньки-то на парне пригодного, даже ботинки и те ни на что не похожи. К тому же странные какие, со шнурком.

Тут взгляд рыбака упал на обнажившуюся грудь утопленника. Из-под рубахи выглядывает голубенькая лента. Глаза старика хищно сверкнули. Пальцы коснулись шелка, потянули, и вот в руке тускло отсвечивает крупная монета с ушком. Не золото, конечно, а вещичка занятная, с драконьей головой и буквами. Букв старик не знал, да и знать не хотел. Приподняв голову парня, осторожно снял не подобающее мужчине украшение. Ну точно разбойник!

Рыбак увлекся головой дракона, поворачивал то так, то эдак, ловя восходящее солнце.

– Диковина, – протянул, прикидывая, к кому лучше с таким подойти.

– Нравится?

– Отчего ж нет? Красота, – улыбнулся старик. – Али себе оставить? Вдруг удачу принесет.

– Оставь. Только ленточку верни.

– Это мигом. – Старик начал было расковыривать тугущий узел, но пальцы вдруг замерли.

«Кто ж говорит-то? Никак, шайтан?»

Несмотря на утреннюю прохладу, старика пот прошиб. Медленно-медленно повернул голову и увидел давешнего мертвеца. Только он теперь сидит. Стянул ботинки и рассматривает их с сокрушенным видом.

– Шайтан, – прохрипел старик. – Изыди, вон пошел! Не твое теперь время! Солнце – вона как высоко висит.

Парень отбросил ботинки, взглянул на солнце. Рука, уже не такая белая, а все ж не смуглая, протянулась к старику.

– Дай.

Рыбак безропотно кинул в ладонь монету. Парень легкими движениями распустил узелок. Ленточку повязал обратно на шею, а монету бросил на песок перед стариком. Тот сразу же накрыл ее руками.

Упрятав ленточку, парень встал. Песок налип на одежду, но некому отряхнуть. Взгляд «шайтана» скользит по горизонту. Шпиль часовой башни, зубцы стены – все, что видно отсюда, а большую часть скрывает холм. С другой стороны – крыши ветхих деревенских домиков. Остановившись на них, взгляд парня будто потеплел.

Глава 2

Юг

Алая пелена перед глазами бледнела и рассеивалась, уступая место зеленоватому полумраку. Каждый шаг давался все легче, а в ушах грохотал голос Реки:

– Найди того, кто достоин.

Аммит остановился. Стайка блестящих рыбок метнулась в сторону, едва не наткнувшись на внезапно появившегося в толще воды чужака. Течение, будто ветер, колыхало одежду и волосы.

Аммит закрыл глаза. Хотелось лечь на песчаное дно и забыться вековым сном. Усталость, что преследовала его постоянно, перемешавшись с огромной силой, ворвавшейся в тело и душу, заявила о себе в полный голос.

«Я ведь не хотел этого», – думал Аммит, будто сновидения, созерцая грядущие битвы и пожары, океаны крови.

Нет, он хотел покоя – для себя и тех, кого отважился назвать своими близкими. Однако видел объятый пламенем Кармаигс, древнюю столицу западного мира. Видел Кастилоса, безоглядно бегущего в атаку, видел Левмира с воздетыми руками на вершине башни. Видел свою воспитанницу, бывшую принцессу Ирабиль, безжизненно застывшую в темном подземелье. Ее запястья и лодыжки сжимали черные нерушимые оковы.

Покой нужно завоевать. Снова. Как будто мало сил вложено, как будто на самом деле Река расслышала у него в душе эту жажду сразиться – в последний раз. Нет там этой жажды, Аммит мог сказать точно. Только дурак мечтает о битве.

«Хватит!» – Аммит открыл глаза.

Битва так битва. Как там говорил этот выскочка, не побоявшийся дважды одолеть путь до Алой Реки? «Сначала дело – потом страх». Аммит кивнул своим мыслям. Учиться у того, кто моложе на тысячи лет, не казалось зазорным. Вот только если бы Кастилос был сейчас рядом – этот сгусток нескончаемой энергии, силы, веры и воли. Но та сила, что ощущалась вблизи, не оставляла места для иллюзий. Глупая, гонористая и растерянная, ненавидящая весь мир. Впрочем, мир заслужил эту ненависть.

Аммит шагнул, преодолевая сопротивление воды, распугивая рыбешек. Ботинки вязнут в песке, но разве такие мелочи могут остановить вампира?

Спутник двинулся следом. Пока еще он предпочитает идти в хвосте, подчиняться. Но так будет лишь до тех пор, пока не почувствует твердую почву под ногами. Аммит не первый год знал людей и знал, что большинство их, приняв вожделенный дар, остаются людьми. Сильными и бессмертными, но – людьми. Вампир видит цель, идет к ней и никогда не останавливается. А человек… Человек может позволить себе все.

Зелень постепенно бледнела, сквозь толщу воды пробились солнечные лучи. Что ж, солнце – это уже хорошо. По крайней мере, будет тепло. Погреться после нескончаемого пути через снежные пустоши – немалая награда за усилия.

Лишь только голова Аммита появилась над поверхностью, в уши ворвались звуки. Пение птиц, рыдание цикад, шелест листвы. Захотелось лечь на берегу, зажмуриться и долго-долго лежать, наслаждаясь песнью природы.

«Цикады, – шепнула между тем часть сознания, пробужденная Алой Рекой, которая не собиралась отдыхать. – Значит, мы где-то на юге». Жаркий ветерок, мягко коснувшись лица, подтвердил догадку. Да и вода – теплая, ласковая. Не выдержав искушения, Аммит заставил сердце биться.

Покачнулся, едва не упал. Течение сильное, но только ли в этом дело? Ноги подкашивались, в ушах звенело, грудь сдавили стальные обручи. И целый мир, во всей своей сложности и многоликости, обрушился на человека по имени Аммит. На седого старика, измученного жизнью, которую прежде он так любил. Алая Река забрала былую страсть, а что положила на ее место – еще предстояло выяснить.

Сбиваясь с шага, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие, Аммит шел к заросшему травой лесистому берегу. Вот уже по пояс вода, вот по колено. Еще несколько шагов – и он упал, перевернулся на спину и, тяжело дыша, устремил взор в бездонную синеву неба.

– Вот и я, – шепнули губы, почти не колыхнув воздуха.

Неподалеку тяжело рухнул навязанный спутник, но Аммит оставил его на потом. Благо, парень молчал. Не то понимал состояние старика, не то сам испытывал нечто похожее. Хотя, что может чувствовать сейчас мальчишка, возраст которого столь мал, что любые его страдания, любая усталость вызывают лишь смех?

«Найди того, кто достоин», – мысленно повторил наказ Реки Аммит. Уж не этот ли везучий старатель, чудом переживший свою артель, – тот, кто достоин? И чего – достоин? Предстояло отвечать на эти вопросы, искать в душе место для еще одного человека. Сколько же их туда пробралось…

Когда после долгих странствий Аммит пришел в Кармаигс повидать старого друга, он не думал задерживаться. Но маленькая девчонка с золотыми и серебряными волосами бесцеремонно залезла к нему в душу, да так и осталась, полагая, видно, что там ей самое место. Потом туда же проник наивный философ Кастилос, который оказался сильнее и уверенней иного воина. И последним пришел Левмир.

Весь долгий путь, убеждаясь, что Левмир и принцесса Ирабиль отважились создать невиданный союз, Аммит разжигал в сердце ненависть к дерзкому мальчишке, но чувствовал уважение. Человек, давший себе право устанавливать законы… Наверное, в этом была великая мудрость – впервые Аммит увидел его стоящим по пояс в крови Драконов. Могущественного и решительного. Он протянул руку, и никто не усомнился в его праве отдать приказ, повести за собой. Все они преклонили колени перед Человеком. Все, кроме И, которая не пожелала поклониться тому, кого считала равным, когда была сильнее. Всего-то несколько минут назад Аммит видел ее, измученную, грязную, застывшую на черном берегу – такую взрослую. Видел, как дрожат ее колени, будто сверху давит страшная тяжесть.

«Она выдержала. Значит, и ты сможешь».

Аммит закрыл глаза и, глубоко вдохнув воздух, насладился напоследок густым ароматом трав и цветов. А потом остановил сердце. Чувство покоя привычно разлилось по телу, из головы пропали ненужные мысли. Есть здесь и сейчас, а остальное – подождет.

Глава 3

Восток

Солнце окрасило двор в алый цвет, когда Левмир вышел прогуляться. Обойдя дворец, углубился в сад, не столько рассматривая прекрасные деревья, которых не встречал дома, сколько одергивая необычную одежду. Левмир отказался бы от этого не то платья, не то плаща странного покроя, если бы не выражение лица князя: будто награду выдал.

«Кафтан», как назвал одежду князь, пришлось подвязать кожаным ремешком, чтобы полы не мели по земле. Рукава нелепо-широкие, руки болтаются в них. Штаны тоже огромные, издалека напоминают юбку. Больше всего ужаснул Левмира цвет одеяния – ярко-красный, с желтыми вставками на груди и рукавах.

Порадовали сапоги – крепкие, удобные, из коричневой кожи. Ступая в них по тропинке, Левмир наслаждался прогулкой.

Тропинка вывела к большому полю, усеянному ровными рядами одинаковых каменных плит. Низкая оградка опоясывает поле. Тропинка упирается в витиеватую калитку. Левмир задержался возле нее, рассматривая сложный рисунок переплетенных прутьев. Отступил на шаг и различил двух драконов, сцепившихся в яростной битве.

Левмир толкнул калитку. Хотелось рассмотреть каменные плиты. Присев возле одной из них, прочитал высеченные слова: «Храбрый воин, отдавший жизнь за своего князя». Ниже – цифры, значения которых Левмир не понял. Он шел рядами плит, глядя то на одну, то на другую, но менялись лишь имена и цифры. Далеко впереди – белое строение, похожее на Храм, как его описывала Ирабиль. Только без окон.

Левмир остановился, глаза закрылись. «Слышишь ты меня? – подумал он. – Как ты? Скажи хоть слово!»

Когда зазвучал голос, Левмир вздрогнул, но радость тут же рассеялась: возле оградки стояла княжна.

– Это почетное кладбище, здесь покоятся самые отважные воины. Многие бросались в самую гущу схватки, лишь бы удостоиться чести быть погребенными здесь.

На княжне все то же серое платье, стоптанные туфли. А прическа изменилась. Прежде рассыпавшиеся по плечам волосы она собрала в хвост, став похожей на простую деревенскую девчонку. Именно эта деталь помогла Левмиру почувствовать себя уверенней. А еще – неуверенность в черных глазах княжны.

– Здесь, под землей, лежат мертвые люди? – переспросил Левмир. – Зачем?

Княжна сцепила перед собой ладони. Левмир смотрел на подрагивающие пальцы. Сумерки сгущаются стремительно, и смуглая кожа девушки все темнее.

– А куда их еще деть? – Голос княжны звучит озадаченно. – Мертвых хоронят в земле, так всегда было и будет. Там, дальше, княжеская усыпальница. – Она махнула в сторону замеченного Левмиром строения. – Там стоят каменные гробы. Только женщины моего рода отправляются после смерти к Солнцу.

Вопрос замер на губах Левмира. Княжна отвернулась, бледная, и по тому, как напряглось ее лицо, Левмир понял, что девушка едва сдерживает сильное чувство. Горе или злость. А может, отчаяние.

– Наверное, не нужно было мне сюда приходить? – Левмир, аккуратно огибая надгробия, вышел за калитку. Между ним и княжной оставался шаг.

– Сюда часто приходят, – улыбнулась девушка. – Родственники, друзья. Приносят цветы, вспоминают. У вас, наверное, не так? Князь сказал, что вы с Запада.

– Можно «ты»? – Левмир улыбнулся в ответ. – Меня зовут Левмир. Когда мне говорят «вы», я… оглядываюсь и не вижу никого.

– Айри. – Княжна протянула руку. – Меня тоже можно на «ты».

Взяв теплую ладошку, Левмир коснулся ее губами, не представляя, что делать еще. Жать руку девчонкам при знакомстве вроде как не полагалось. Когда же он поднял голову, то увидел изумленные глаза Айри.

– Это было вовсе не обязательно, – пробормотала она, пряча руку за спину.

– Извини, – пожал плечами Левмир. – Наверное, проще относиться ко мне, как к ребенку, который ничего не знает.

Плотно сжатые губы княжны слегка расслабились.

– Ничего, – сказала, протягивая другую руку. – Это из-за меня все.

Пальцы коснулись ладони Левмира. Дрожали, будто трогая раскаленный бок печки. Левмир сжал руку княжны и услышал сдавленный вскрик.

– Отец рассказал тебе, кто я?

Айри кивнула, не отрывая взгляда от попавшей в плен ладони.

– Боишься?

Рука перестала дрожать. Айри подняла голову.

– Ничего не боюсь, ясно? – резко прозвучали слова, как свист стрелы. – Идем.

Княжна пошла в сторону дворца, таща за собой Левмира. Тропинка едва угадывалась в темноте. Когда дворец, освещенный множеством фонарей, показался среди ветвей, Айри остановилась. Руки разомкнулись.

– Ты ведь сильный, да?

Левмир не нашелся с ответом. Темнота не мешала ему разглядеть румянец на щеках девушки, легкий ветерок не заглушил частого биения ее сердца.

– Когда пойдешь на Запад – забери меня.

– Но…

– Хватит. Ничего не говори. Нас ждут к ужину, идем. Поговорим завтра.

Левмир молча шел за княжной. «Чего она хочет? – недоумевал он. – Что она прячет?»

***

Ужинали на втором этаже, в полутемном зале. Ковры так же устилали пол, вдоль стен – огромные вазы, украшенные разноцветными узорами. Странные светильники, будто сделанные из бумаги, свисают с потолка то тут, то там. Левмир попытался рассмотреть один из них, но так и не понял, что в нем светится.

За столом посреди комнаты сидели князь и пожилой мужчина, которого Левмир раньше не видел. Взгляд не задержался на незнакомце, тем более что и сам он не обратил на Левмира внимания. Чуть дальше, за маленьким столом, на маленьком стульчике громоздился шут Сэдрик. В отличие от остальных, он уже обжирался, впихивая в рот руками какую-то еду из миски.

Глава 4

Юг

– Так что делать-то будем? – спросил Варт, глядя на Сардата.

Они все сидели вокруг костра, глотая обжигающий ароматный чай, в котором, помимо, собственно, чая, Сардат различал не меньше десятка различных травок.

– Это ты Учителя спрашивай, он у нас – голова.

Аммит поставил деревянную, грубо сработанную кружку на землю и оглядел людей.

– Вряд ли Ратканон мертв, – сказал он. – Я не верю. Он столько лет стоял поперек глотки Эрлоту, что его просто не могли так быстро убить. Надо выяснить, где он, и можно ли его освободить. Это главная задача…

– Ку-ку! – Милашка помахала рукой, будто пытаясь пьяного привести в чувства. – Нас тут ночью перебить всех собираются. Кого и как мы будем освобождать?

Аммит поморщился:

– Вас-то вытащить не проблема. Но меня больше интересует вожак. Быть может, именно из-за него я тут и оказался.

От Сардата, который внимательно прислушивался к разговору, не укрылся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно у каждого человека. Сами заметить не успели, как полностью доверились вампирам. Сардата покоробило от этой мысли. Как же так? Ведь они годами с кровососами сражались, а тут… Нет, хорошо, конечно, что так складывается, но…

С тоской Сардат понял, что дальнейшие мысли находятся далеко за пределами его разумения. Всю жизнь прожив в крохотном поселке, он представлял остальной мир в виде безликой серой массы, единственная задача которой – дважды в год присылать поезд. Теперь же эта масса обретала лица и расцвечивалась красками.

В поселке все было просто: кто пошел против общего интереса – тот скотина. Либо побить, либо прибить, смотря по тяжести преступления. Тут же вдруг появились такие вот оттенки смыслов. Люди бьются с вампирами – хорошо. С радостью принимают помощь вампиров – как? Сардат думал и думал, а все никак не мог с наскоку взять эту задачку. Понимал, что здесь и сейчас доверие людей – это хорошо, а при попытке подняться над ситуацией начинала болеть голова. Лучше, конечно, чтобы люди вообще без вампиров могли обходиться, чтоб сами все делали. А вампиров – перебить подчистую. Да только станут ли всех бить, если уже задумались, что есть среди упырей и хорошие?

Сардат тряхнул головой. После. После он подумает обо всем этом, а сейчас нужно принимать решения, потому что взгляды обращаются к нему. Аммит может оценить ситуацию, может даже сказать, что нужно делать. Но отдавать приказы – не его сильная сторона.

– Мы людьми сможем притвориться? – спросил Сардат, глядя на Аммита.

Тот, подумав, кивнул.

– Ну и о чем тогда печаль? – пожал плечами Сардат. – Выйдем на тракт, шлепнемся на колени, слезу пустим, что, мол, жить хотим – спасу нет, а остальные – сволочи, упертые. Утащат нас к главному – этому «барону М». Настучим ему по рогам, все выясним, вернемся… Что?

Глаза Аммита становились все шире.

– Да так, ничего, – отвел взгляд Аммит. – Удивляюсь, как быстро осваиваешься.

– Чего тут осваиваться? – Сардат дернул плечом. – Есть вопрос – берем и решаем, без лишних соплей. Пока сидим – уж стемнеет, не до того будет.

– Часов восемь еще не стемнеет, – покачал головой Варт. – Тут, на югах, день долгий.

– Ясно. – Сардат поставил пустую кружку и панибратски хлопнул по плечу сидящего рядом Аммита. – Учителя моего драгоценного нарядите покрасивше, лады? А то выпрется в плаще, да в сапогах своих изумительных под партизана косить – там даже барон со смеху сдохнет, допрашивать некого будет. Чего зубы сушишь? – прикрикнул на смеющуюся Милашку. – Раздевайся давай, уважь старика.

***

Брюки Аммит оставил, а плащ сменил на куртку Варта. Сапоги тоже переобул. Шли вдвоем, молча.

– Ты б не дулся, а? – негромко сказал Сардат. – Знаю я таких, как ты. Вы все думаете, что, раз самые умные, так все вам в ножки кланяться должны. А с людьми-то ума много не надо. Главное самому верить в то, что говоришь, а там и остальные поверят. Ну и шутку пошутить иногда не грех. И в рожу заехать – по необходимости.

– Вот потому-то вампиры и стоят у власти, – проворчал Аммит. – Что стаду многого не надо.

– Из вампиров шутники плохие, – покачал головой Сардат. – Вот мы их и подвинем.

– А «мы» – это кто?

– Мы, люди, – простодушно заявил Сардат, и тут же махнул рукой. – Все, заткнись на эту тему. Я для себя решил, на чьей стороне, остальные мелочи меня не колышут. Хорош трепаться, вон дорога.

Тракт и впрямь виднелся сквозь ветви кустов. Сардат вспомнил наставление Аммита и сосредоточился на сосущем чувстве голода. «Как же хочется пожрать, – думал он, воображая огромную тарелку тушеного мяса. – Убил бы за жратву. Может, хоть накормят перед смертью…»

Если верить Учителю, вампир с бьющимся сердцем, страдающий от какого-нибудь человеческого мучения, воспринимался как человек. Голод, жажда, боль, вожделение – все подходило. Выбрали голод – тем более что чай и вправду лишь аппетит раздразнил.

«Вот если только они решат у нас крови попить – конфуз выйдет», – вздохнул Аммит перед тем как покинуть лагерь.

Ну – тут уж никуда не денешься, риск в любом деле имеется.

Сардат ощущал, как на тракте зарождается суета. Их слышат, видят, чуют. «Как же хочется есть, – бездумно повторял он, держась за живот. – Хоть бы хлеба кусочек… Может, есть у них с собой? Должны понимать…»

От притворства даже в глазах потемнело – ну натурально, голодный обморок! А вот этого гнетущего ледяного чувства, сжимающего плечи, холодящего сердце, Сардат старался не замечать. Чувство говорило: вампиры здесь, рядом, все ближе с каждым шагом. Чувство должно исчезнуть, как только Сардат их увидит.

Глава 5

Север

Странный запах, на который И обратила внимание еще ночью, к утру стал невыносимым. Принцесса вертелась на жесткой и холодной земле, морщила нос, но сон покинул ее. Со вздохом раскрыла глаза.

Кругом – степь, укрытая, будто прохудившимся ковриком, чахлой травой. Солнце сквозь облака светит тускло, ветерок тянет прохладный. Возле погасшего костра сидит спутник принцессы, что-то помешивает в котелке. Ночью Кастилос не хотел останавливаться, но И настояла на отдыхе. Сам же он, кажется, так и не ложился.

– Проснулась? – посмотрел на девушку. – Наконец-то. Как можно столько спать!

– Тебя спросить забыла, – огрызнулась Ирабиль. Короткий сон не только не прибавил сил, но, кажется, истощил последние. – Ты нашел еду? – Она с плохо скрытым интересом посмотрела на котелок.

– Кое-что получше. Лавсонию.

– Кого?

– Куст такой, – пояснил Кастилос. – Ползи сюда.

Все тело болит, ноги едва слушаются. Кое-как добравшись до костерка, И заглянула в котелок.

– Так это ты вонь развел? – Возле котелка даже глаза щипало.

– Все исключительно ради вашего блага, госпожа! – Не вставая, Кастилос отвесил издевательский поклон. – Сядь, закрой глаза и думай о чем-нибудь приятном.

– А что будет? – нахмурилась Ирабиль.

– Покрашу тебе волосы.

Принцесса шарахнулась от котелка, будто в нем сидела змея.

– С ума сошел? – закричала, выставив руки перед собой. – Да никогда…

– Да вот прямо сейчас, – перебил Кастилос. – Нам придется встречаться со многими людьми и вампирами. Я не хочу, чтобы на тебя таращились, задавали вопросы. Знать будут лишь те, кому это необходимо.

С тоской во взгляде И смотрела на котелок.

– Без этого никак?

– Может, и как, – пожал плечами Кастилос. – Но я всю ночь варил эту пакость, пока ваше высочество изволили почивать. Можешь проявить хоть немного уважения к труду?

Поймав прядку волос, И вздохнула, напоследок полюбовавшись золотыми и серебряными бликами.

Поначалу вздрагивала от прикосновения холодных рук Кастилоса, но вскоре привыкла. Когда волосы высохли, И принялась вертеться, пытаясь понять, как теперь выглядит. Волосы стали медно-рыжими. Кастилос, склонив голову, смотрел на принцессу.

– Ну и? – развела руками. – Как?

– Как рыжая девушка с зелеными глазами, – задумчиво сказал Кастилос. – Это, пожалуй, едва ли не хуже, чем голубоглазая блондинка… Но ничего, найдем тебе палку покрепче, будешь отбиваться.

– От кого? – удивилась Ирабиль.

– От ухажеров. Ладно, иди сюда.

– Что еще?

– Заплету тебе косу.

– Ты что, издеваешься? – завопила Ирабиль. – Да я никогда…

– Мы все еще на Севере, – перебил Кастилос. – Здесь традиции сильнее, чем где-либо. Так что выбирай – либо ты моя жена, либо носишь косу.

Сжав кулаки, И зарычала.

– Знаешь, что я тебя ненавижу? – спросила, усевшись к спутнику спиной.

Быстрые пальцы Кастилоса уже что-то мудрили с волосами.

– Наши чувства взаимны, – отозвался он. – Давай не будем портить друг другу настроение?

Тут И рассмеялась.

– «Если бы я мог сейчас отдать свою жизнь в обмен на твою – так бы и сделал, не сомневайся», – сказала, копируя интонации Кастилоса.

Пальцы замерли.

– Ты откуда это знаешь?

– Ты это мне в лицо сказал, – фыркнула Ирабиль. – А потом еще в лоб целовал. Гадость какая!

Кастилос продолжил переплетать волосы принцессы.

– Просто потерпи, – сказал, будто не слышал последних слов. – Помнишь, что велела тебе Река?

– Помню, – кивнула Ирабиль. – Сказала: «Сохрани себя».

– Этим мы и занимаемся.

Принцесса посмотрела в чистое синее небо. Вздохнула.

– А тебе что Река велела?

– То же самое.

– Что? Сохранить себя?

– Нет. Тебя. Только не спрашивай, почему. Понятия не имею. Кстати, раз уж мы заговорили о безопасности, подумай вот о чем: тебе уже не тринадцать лет.

– Как? – удивилась Ирабиль. Она попыталась повернуться, но нарвалась на подзатыльник.

– Сиди смирно, а то по заднице схлопочешь, – пригрозил Кастилос.

– Я не ребенок!

– О том и речь. Не знаю, сколько прошло здесь, но выглядишь ты лет на шестнадцать, не меньше. Так что старайся вести себя соответственно.

Да, принцесса заметила, как изменилось ее тело. Но голод и усталость последних дней пути, а также злость на Кастилоса не позволяли об этом задуматься. Теперь же Ирабиль уставилась на ставшие вдруг длинными ноги. Кожаные истертые штаны едва покрывают икры, жмут в талии. От сапог пришлось избавиться сразу, ступни уже покрылись множеством царапин. Куртка больно стискивала грудь, но тут уж ничего не поделаешь.

От размышлений о собственной зрелости Ирабиль переметнулась мыслями к Левмиру. Интересно, какой он теперь? Где он?

– Вот почему я должна была остаться с тобой? – проворчала Ирабиль. – Хоть бы Аммит или Сардат…

– Мне кажется, это очевидно, – сказал Кастилос.

– Нет. Я глупая. Объясни.

– Видите ли, ваше высочество, я обладаю одним очень ценным качеством, которым не владеет ни Левмир, ни Аммит, ни тот однорукий паренек, которого вы зацепили в поселке.

– И что же это? – пожала плечами Ирабиль. – Занудство?

Глава 6

Юг

От сумасшедшего визга – звука, который не должен издавать мужчина, – заложило уши. Ладони дрогнули, но Сиера не позволила себе укрыться от кошмара. Закрыв глаза, она, чуть дыша, продолжала сидеть в своем уголке, в норке, вырытой в позабытом в углу мусоре. Вонючие слежавшиеся матрацы, гнилые доски и даже кости людей. Никто в целом мире не знал, что происходит в этом подвале. Не должна была узнать и она. Но – узнала.

– Нормально? Живой? – Сиера услышала голос мужа и тихо-тихо подалась вперед, прильнула глазом к щели между двумя досками.

Барон Модор обнимал человека, подвешенного на цепях посередине маленькой площадки. Человек уже не визжал – попискивал, как мышь с переломленным хребтом, но и это лишь выходил из легких последний воздух.

– Как же ты меня напугал, малыш, как напугал, – бормотал барон, ткнувшись лбом в лоб человека. – Я думал… Думал, ты умираешь, малыш…

Из ладони барона свешивалась плеть, с которой на каменный пол стекала кровь.

Сиера знала, что не одна смотрит. Свидетелями безумия барона стали десятки людей. Это от их немытых тел, от их испражнений стоит такой смрад, что с бьющимся сердцем здесь невозможно находиться. Большую часть времени они стонут и плачут, отбирают друг у друга скудные пайки и надеются… На что-то, наверное, надеются.

Но однажды в подвал спускается барон в сопровождении адъютанта – этот и сейчас здесь, Сиера его не видит, но слышит хихиканье. Барон лично указывает жертву, и адъютант выволакивает несчастного или несчастную из клетки, заковывает в цепи, подвешивает на крюк.

– Еще немного, малыш, – просит барон. – Еще капельку потерпишь – и все закончится. Хорошо? Да?

Сиера слышит это уже раз в пятнадцатый, не меньше, но снова к горлу подступает тошнота. Ведь разве не с нею он разговаривает так же?

«Прости, малыш, я подвел тебя. – И пронизывающий ветер, все семь пресловутых ветров рвут одежды стоящих на скале над разоренной долиной. – Я во всем виноват, знаю. – И ветер сушит слезы. – Постарайся перетерпеть это, малыш. У тебя есть вечность, а она… Она многое стирает».

– Готов? Смотри, здесь нет ничего такого, к чему мы бы уже не привыкли. Я просто поднимаю плеть…

Закрыв глаза, Сиера слышит удар, но стона мужчины уже не воспринимает. Она далеко отсюда, в том судьбоносном дне, когда…

…когда пели птицы над красивейшим садом графа, а тень от его дворца падала на другую сторону, и солнце заливало все вокруг, и тени вихрились причудливой круговертью, а от ароматов темнело в глазах.

Впрочем, не только от ароматов. Модор неделю, не меньше, поил ее какими-то отварами, от которых Сиера проваливалась в небытие, в пустоту, заполняемую лишь голосом барона:

– Ты любишь меня, потому что я спасу твоих близких.

– Да, – шептали ее губы, потому что это он хотел услышать. Но пустота слышала иное.

– Я все вытерплю и любую кару взвалю на себя – ради них, – говорила Сиера, заполняя ничто воспоминаниями о братике, о маме и обо всех по очереди односельчанах. Вспоминала даже, как они все плевались и отворачивались, провожая ее в последний раз. Нет, не все… Брат не плевался и глаз не отвел, хотя перед этим всю ночь умолял остаться. Он сидел на скамейке у дверей дома и играл на свирели грустную мелодию, переливы которой не раз еще оживут в сердце Сиеры.

– Ты любишь меня, потому что я спасу твоих близких, – настаивал голос, перебивая мелодию. – Они глупые, но ты их простишь, а я их спасу. И за это ты любишь меня.

– Да, – снова и снова шептали губы.

И горечь неведомых трав.

– Осторожней, малыш. – Он подхватывает ее, когда ноги в очередной раз не выдерживают веса тела. Прохладные руки сжимают обнаженное тело под серым шелковым балахоном. – Держись, скоро все закончится, и тебе станет так хорошо, как никогда.

Слов она не слышит, лениво думает о том, что даже это пошлое прикосновение больше не вызывает дрожи. Привыкла. Привыкла…

Потемнело в глазах. Очнулась, почти вися на руках барона. Шли мрачным коридором с черными стенами и потолком. Факел в руке спешащего впереди слуги отбрасывает блики на белый мраморный пол. Но вот алая полоса перечеркнула белизну, брякнул в замке ключ.

– Еще чуть-чуть, малыш, – колышет воздух у самого уха шепот барона.

Сиера перешагнула алую черту, и в этот миг с треском лопнули нити, которыми она еще пыталась себя с чем-то связать. Одна… Никого больше не будет рядом, кроме этого существа, что утверждает, будто она его любит. Может, и правда любит? Кто ее знает, какая она, эта любовь…

Графа она не запомнила. Он превратился для нее в громовой голос, в теплые ладони, вызывающие дрожь, и в густую и сладкую кровь. Даже его глаз она не увидела.

Церемониальный зал. Обступившие ее девушки, что сняли последнее – серый балахон – и распустили волосы. Прикосновение руки графа. Он помог ей взойти по мраморным ступеням на стол, напоминающий жертвенник. Такие складывали в деревне, когда приносили жертвы Солнцу. С каждым годом все реже, но старики еще помнили обычай.

Прикосновение чужих губ к шее, легкий укол.

– Сиера, – прошептал голос. – Хочешь ли ты, чтобы я назвал твое истинное имя? Имя, которое предначертала тебе Река?

Барон сотни раз говорил ей, что на церемонии нужно либо молчать, либо отвечать кратко, но тут в голове опять поднялся туман, и Сиера принялась повторять, как заклятие, то, что слышала от одного из старейшин:

– Для тех, кто внизу – Река повелительница. Мы же отданы Солнцу. И нет другого господина – лишь Солнце великое, Солнце всеобщее. Солнце однажды взойдет над Рекой и осушит ее воды. В тот день и час скверна исчезнет с земли…

Глава 7

Юг

Дом барона разграбили обстоятельно. Кладовые опустошили, взяли все оружие, одежду, чем и заняли сразу две из имевшихся в изобилии повозок. В конюшнях обнаружились лошади. Среди заключенных нашлись те, кто умел с ними обращаться.

Солнце перевалило за точку зенита, когда караван тронулся в путь. Сиера, Сардат, Аммит и Рэнт ехали верхами. Изможденные люди лежали вповалку, жадно хватая ртами свежий воздух. Им плевать, куда идет караван. Когда уходишь от смерти, любая дорога ведет в жизнь.

Сидя на спине светло-серой лошади, свесив ноги на одну сторону, Сиера тоже подняла голову, улыбнулась солнцу и небу такого же цвета, как ее глаза. В последний раз она улыбалась три года назад, прощаясь с семьей. Улыбалась сквозь слезы, сквозь боль и обиду. А теперь вдруг хотелось смеяться. Как будто скальпель лекаря отворил вену, и хлынула наружу черная кровь, унося с собой болезнь.

Лопнуло чрево барона Модора, извергнув все, что он успел проглотить за свою жалкую жизнь. В этом отвратительном месиве Сиера нашла и себя. Конечно, скоро это пройдет. Лишь спустится ночь, в душу проникнут тени. Снова встанет перед глазами убитая деревня, снова оживут проклятья односельчан. Только будет еще хуже. Ко всему привычному добавится тяжелая, невыносимая боль от потери того, кто держал ее на цепи целых три года. Тогда она будет рыдать, тогда будет грызть руки, чтобы не выдать себя стоном. Она знала, потому что десятки раз видела этот день во сне и просыпалась в кровавом поту.

Поравнявшись с полями, ехавшие в арьергарде Сардат и Аммит остановились и о чем-то заспорили. Аммит подозвал Рэнта, и тот, чуть послушав, схватился за голову. Сардат кивал, показывая на него, будто говорил: вот, мол, даже этот понимает, а ты…

Сиера осадила лошадь, знаком велев каравану остановиться. Пришли откуда-то и эти волевые жесты – не иначе как с кровью графа. Сроду ее даже младший брат не слушался.

– Дурное замыслил, – тихо сказала Сиера, глядя издалека на Аммита. Говорила сама себе, потому и удивилась, когда прозвучал ответ:

– Не дурнее, чем было.

Обернулась, увидела ту женщину, из подвала, что первая, глядя в глаза, назвала ее Смертью. Двух часов не прошло, а она уже походила на человека. В глазах появился блеск, и даже кожа как будто разгладилась немного.

– Ну поубивают всех – делов-то! – беззаботно продолжала женщина. – Зато, может, быстро, и всех сразу.

– Не поубивают, – твердо сказала Сиера.

Что-то происходило в ней, непонятное и чуждое, к добру или к худу. Сиера поняла, что не даст в обиду этих людей никому. Барон многое мог делать, потому что он, во всей своей низменности, возвышался над ней. Но барона больше нет.

– Почему ты пешком идешь? Тяжело ведь.

– Идти тяжело? – Женщина засмеялась. – Ты посиди, сколько я сидела. Узнаешь тогда, как ходить приятно.

Тем временем Аммит умудрился убедить в чем-то спутников. Все трое уже спешились. Сардат опустил голову и сунул руки в карманы брюк. Сиера содрогнулась. Если б не поза, простецкая до нелепости, Сардат в этой одежде – вылитый барон. Разве что тот потолще был. Вон и камзол на животе топорщится, и плащ не так висит…

Рэнт отправился к людям, что занимались прополкой. Быстро собрал их в кучу – сотни две, не меньше. Кажется, все имение барона тут. Что-то с ними потом будет?

«А я ведь наследница!» – осенило Сиеру. Дрожь, пробежавшая по телу, едва не заставила ее упасть. Да, согласно законам вампиров, она, Сиера, отныне является единоличной владелицей всего имущества барона Модора, а значит – и всех этих людей.

Тонкий сомневающийся голосок в голове еще шептал: «Да что им дела до этих законов? Ты ведь сама не веришь!» – но Сиера тронула поводья.

– Что вы с ними собираетесь делать? – тоном хозяйки обратилась она к Аммиту.

Тот бросил на нее равнодушный взгляд.

– Сожрать всех, а кто не влезет – тех сжечь, чтоб врагу не оставлять.

– Тебя нормально спросили, – вмешался Сардат. – Вот возьми, да ответь. Может, она тебе разъяснит, что это скотство конченое.

– То-то чувствую – не хватает чего-то, – вздохнул Аммит. – Оказывается, разъяснений. Хорошо, давайте так. – Он заглянул в глаза Сиере. – Сейчас мы все вместе войдем по дороге в лес. Там стоит отряд твоего ныне испепеленного супруга. А между тропой и рекой зажаты остатки партизан. Так вот, я собираюсь предоставить главе отряда интересный выбор: нарушить приказ или пустить барона по миру. Как я успел понять, военные порядки Эрлот вернул старые. А значит, воины барона считают делом чести оберегать благополучие хозяина. Им придется изрядно поморщиться, но решение они, в конце концов, примут верное. Вот такая у меня задумка, госпожа Смерть. Разъясните, в чем я ошибаюсь. Быть может, вы предпочитаете честный бой? Это возможно. Мы с моим новым другом, скорее всего, убьем их всех. При этом сгорит большая часть леса, погибнут несчастные партизаны, на огонек заглянут воины графа и других баронов. Рано или поздно нас убьют, а то и захватят в плен. Извольте заметить: ничего хорошего, помимо того, что Сардат отведет, наконец, душу и всласть поубивает вампиров. А то он так на меня иногда посматривает – не по себе становится.

Сиера выдержала его взгляд, постепенно из равнодушного ставший насмешливым, а под конец вдруг полыхнувший неприкрытым гневом.

– Что если они решат выполнять приказ?

Аммит отвернулся и посмотрел на Рэнта, который уже возвращался во главе толпы.

– Начну с малого. А там видно будет.

Сардат сплюнул и заматерился. Сиера продолжала смотреть на Аммита.

– Даже Модор не позволял себе такой гнусности… Вампиры сами решают свои проблемы, так всегда было!

Глава 8

Запад

Трепещет свет керосиновой лампы на пожелтевших от старости страницах. Медленно шевеля губами, Арека проговаривает слово за словом. Со лба скатилась капелька пота. Дочитав длинное, сложное предложение, Арека минуту сидела, глядя в стену.

За последние годы кое-что в спальне принцессы изменилось. Исчезли куклы, вместо них в углу громоздится большой письменный стол, за которым Арека день за днем штурмует грамоту. Настоящую, а не ту, что дозволена людям. Глаза уже слипаются, но до отмеченного в книге места еще далеко.

Арека встала, прошлась по комнате. Слишком душно. Щелкнула шпингалетом, отворила окно. Подышав летним ночным воздухом, который не слишком отличался от того, что в комнате, Арека вернулась за стол. С улицы доносятся песни – люди в бараках уже не страдают от голода, освоились с новым житьем.

Неделю назад, правда, новый приказ господина растревожил притихших пленников. Мужчин освободили от полевых работ и заставили копать ямы в казалось бы случайных местах города. Никто не знал, зачем. Никто, кроме Эрлота, разумеется.

Арека постаралась отрешиться от тяжелых мыслей. Палец заскользил по строчкам. Губы шевельнулись:

– По-сле а-та-ки на у-кре-плен…

– Кончились твои дни, дитя!

Арека подскочила на месте, взгляд метнулся к окну. На подоконнике, свесив ноги в комнату, устроилась герцогиня Атсама. Длинные волосы свисают на лицо, голова наклонена, пальцы хищно тянутся к Ареке.

– Я выпью всю твою кровь, до последней капли, и даже твой господин меня не остановит. Прощайся с жизнью!

Арека вздохнула, успокаивая затрепетавшее сердце:

– Слушай, ну в двадцатый раз уже вообще не смешно.

Атсама погрозила пальцем:

– Ты не играешь!

Арека, закатив глаза, отодвинула книгу, руки сплелись в молитвенном жесте.

– Пощади меня, могучая госпожа. Все для тебя сделаю, чего только душа твоя пожелает.

– Все-все? – уточнила Атсама.

– Все, что угодно.

Атсама взмахом руки отбросила волосы с лица.

– Да что с тебя взять? – печально сказала она. – Действительно, игра уже надоела.

– Это потому что ты всегда хочешь играть в одно и то же, – сказала Арека. – Может, в следующий раз я буду могучей вампиршей, а ты – перепуганной девчонкой?

Герцогиня наклонила голову.

– Ну и как ты собираешься попасть через окно в спальню на шестом этаже?

– Придумаем что-нибудь, – улыбнулась Арека. – Опять скучаешь?

– Нет. – Атсама спрыгнула на пол и принялась по-хозяйски расхаживать в комнате. Повертелась перед зеркалом, разглаживая складки черного платья. – Только что закончился совет у Эрлота, решила заскочить.

– Ясно.

Арека вернулась к чтению. Про совет думать не хотелось. Господин почти три года не созывал лордов. «Хоть бы больше ничего не менялось!» – подумала Арека. Заметив, что слова бегут перед глазами непонятными закорючками, девушка нахмурилась и заставила себя сосредоточиться.

– Слушай, это невежливо! – сказала Атсама, остановившись у стола. – Если бы я знала, что ты перестанешь обращать на меня внимание, не учила бы тебя читать. Что там такое? – склонилась над книгой. – А, «Хроники Алой Реки»? Скукота. Давай расскажу, чем закончится: «И жили они долго и счастливо, пока его величество король Эрлот не согнал всех людей в бараки».

Арека, не сдержавшись, хихикнула. Шутки герцогини, поначалу пугавшие девушку, со временем вошли в привычку. Но теперь в мрачном голосе Атсамы слышалось не только злое веселье. Кажется, герцогиня обиделась.

– Извини. – Арека закрыла книгу. – Как прошел день?

Атсама упала на кровать, с подозрением покосилась на Ареку.

– Тебе правда интересно?

– Конечно, – улыбнулась Арека. – Говорила с людьми?

Атсама отвела взгляд.

– Ну, в общем, да, – проворчала. – Ладно, слушай. Не отвяжешься ведь.

***

Дверь отворилась, вошли два баронета. Люди проводили взглядами внесенное ими массивное кресло. Поставив ношу посреди барака, вампиры удалились. Не успели люди приблизиться к новому предмету, как широкой походкой в барак вошла герцогиня Атсама. Не обращая внимания на кланяющихся людей, вампирша уселась в кресле.

– Говорят, – начала она, – что вы полюбили читать сказки про злых вампиров и добрых людей.

Атсама вынула из кармана пилочку, принялась полировать ногти.

– Так вот, – продолжала герцогиня, – чтобы мы с вами лучше друг друга понимали, я решила рассказать одну сказку.

Давным-давно жила в племени диких рыболовов красивая девушка. Ее звали Анитти. Эта девушка очень любила юношу, и он был с ней мил. Но вот однажды ночью случилась беда. Добрые, хорошие люди вытащили Анитти из шалаша, изнасиловали, избили и бросили в лесу, на съедение волкам. Разумеется, люди действовали из самых лучших побуждений. Они знали, как девушки боятся брачной ночи, и решили избавить ее от этого страха. Но, выплеснув страсть, они подумали, что жизнь – не такая уж хорошая штука. Что волкам тоже хочется есть. Вот такие были добрые, хорошие люди.

Анитти лежала и умирала. Не было сил даже кричать. Может быть, она мечтала, что тот юноша найдет ее, вылечит, покарает виновных. Кто теперь знает? Мы знаем лишь, что он не пришел. Но, к несчастью, мимо проходил злой вампир. Его до такой степени переполняла ненависть к добру, что он решил спасти Анитти. Дал ей испить своей крови и сказал: «Не знаю, куда тебе идти, дитя. Мне попутчики без надобности. Но ты не умрешь».

Он ушел, рассказав Анитти, кем она теперь будет. Просто запомни, сказал он, и ушел. Анитти спросила лишь имя своего спасителя. Его звали Аммит.

Глава 9

Восток

Сначала Левмир смотрел на княжну украдкой, но уже через несколько минут после начала поездки перестал скрывать интерес. Айри разбудила его ни свет ни заря, с таким выражением лица, будто дворец рухнет с минуты на минуту. Оказалось, речь всего-навсего об обещанной прогулке по городу. Суматошные сборы, заспанный кучер и отъезд, больше похожий на бегство. Князя Левмир так и не увидел, а на вопрос о завтраке княжна отмахнулась: «После поедим, перед – нельзя!»

Перед чем? Нет ответа.

В карете не обменялись ни словом. Лишь только кучер пустил лошадей, княжна будто забылась. В полутьме профиль девушки выглядел бы таинственным и надменным, исполненным внутренней силы и жгучей красоты… Если бы она не грызла ногти.

Левмир поймал себя на том, что улыбается, и это ему не понравилось. Прикусил нижнюю губу чуть не до крови. Где-то там, далеко на западе, хрупкая и беззащитная, ждет его И. Какое он имеет право тут улыбаться? Зачем разгадывать загадки этой непонятной девчонки, которая живет и действует какими-то порывами, будто внутри нее кипит раскаленная лава?

– Мы куда-то опаздываем? – спросил Левмир.

Айри вздрогнула, рука спряталась под серый плащ. Точно такой же пришлось надеть Левмиру. Плащ скрыл ярко-красный кафтан, и Левмир в нем почувствовал себя более привычно.

– Успеваем, – тихо сказала Айри. – Хочу показать тебе сурию.

– А что это?

– Сурия? – Княжна посмотрела на Левмира. – На Западе их нет? Где же вы тогда молитесь?

– Где придется. Алая Река видит и слышит всех.

По лицу Айри скользнула тень.

– Алая Река? – шепнула она. – Ты тоже в нее веришь?

– Трудно не поверить в то, что видишь.

– А Солнце? – Айри вскрикнула. – Солнце ты разве не видишь?

Левмир посмотрел в окно кареты, на кусочек серого неба.

– Не сейчас.

– Потому мы и едем в сурию.

Больше Левмир не задавал вопросов.

Город постепенно сереет, но даже сквозь эту серость яркими огоньками пробиваются разноцветные крыши домов. Маленькие и большие, каменные и деревянные, они жмутся друг к дружке, щурятся маленькими круглыми окошками на небо, позевывают дверьми, выпуская на улицы своих обитателей. Стоит повозка с огромной бочкой, к ней тянется вереница людей с бидонами. Что же там? Повозка далеко, но Левмир обнаружил, что теперь даже такое расстояние для него не проблема. В бидоны лилось молоко. Люди передают монеты и бумажки женщине и мужчине, стоящим рядом с бочкой.

– Ты что? – удивилась княжна, услышав смешок.

– Я в деревне вырос, – отозвался Левмир. – Забавно. Люди покупают молоко.

– А где же его еще брать? – пожала плечами княжна.

Левмир повернулся к ней и, глядя в глаза, серьезно сказал:

– Из коровы!

Айри расхохоталась, прикрыв рот ладонью. К ней присоединился Левмир. Теперь он, как маленький мальчик, тыкал в окно пальцем и почти кричал:

– Смотри! Смотри!

Айри пришлось перегнуться через него, чтобы выглянуть. Лица оказались так близко, что Айри не сразу поняла, куда смотреть. Сердце защемило от незнакомого чувства.

– Что там? – севшим голосом спросила княжна.

– Та девушка. Поставила кувшин с молоком на голову и идет.

Айри проводила взглядом фигурку девушки с кувшином.

– Ну и что? Не такая уж смешная.

Удивленные глаза Левмира озадачили княжну еще больше. Поспешила вернуться на свое место.

– У нее кувшин на голове! – повторил Левмир. – Так и должно быть?

Айри улыбнулась.

– В хороших семьях девочек такому учат. Спина делается прямой, походка плавной. Кроме того, руки свободны.

Будто не веря, Левмир снова взглянул в окно. Увидел еще нескольких женщин, несущих кувшины на головах. Повернулся к Айри.

– И ты так можешь?

– Да запросто! – выпалила княжна.

Левмир согнулся от смеха.

– Что. Тут. Смешного? – Айри сама не заметила, как пальцы скользнули туда, где должен быть секретный пояс с ножами, но… пояса не было.

Ладонь Левмира поднялась, будто прося подождать. Хорошенькое обращение с княжной!

– Извини, – справившись со смехом, сказал Левмир. – Просто… Просто представил тебя с кувшином на голове.

Айри открыла рот, готовая разразиться гневной тирадой, но тут случилось странное. Глядя в смеющиеся глаза Левмира, Айри на мгновение будто бы стала им, взглянула на себя со стороны. Глазами человека, который никогда не видел, чтобы тяжести носили на голове. Наваждение тут же рассеялось, унесло и досаду. Айри хихикнула, и вот уже они вдвоем корчатся от смеха.

Веселье прервал кучер, постучав по крыше.

– Приехали!

Оказывается, карета остановилась. Айри вытерла платком слезы, Левмир обошелся рукавом.

– Идем, – сказала княжна. – И прекрати смеяться. Это – сурия.

***

Предрассветные сумерки наполнили сад тенями. Под каждым кустом, под каждым деревом хоронится тьма. Князь Торатис медленно шагал по тропинке, заложив руки за спину. Этой ночью, несмотря на все молитвы, сон так и не заглянул в опочивальню. Князь видел, как тает луна. Видел, как карета унесла прочь Айри и Левмира. Смотрел и содрогался от сдерживаемого гнева.

Никогда и ни с кем Айри так быстро не сходилась. Чего же добивается этот парень? Во всеуслышание сообщил о своей великой любви, а сам…

Торатис замер. Впереди, под яблоней, кто-то стоит. Не садовник, не прислуга. Сощурившись, князь узнал высокую фигуру своего не то друга, не то советника.

Глава 10

Север

Тревожный, непонятный сон отступил, оставив одно лишь слово: Айри. От этого слова глаза наполнялись слезами. Ирабиль зарылась лицом в жесткую, пахнущую затхлостью подушку. Откуда в душе эта непонятная горечь, которой вчера еще не было?

– Ты лучше воды попей, чем проливать ее попусту. – Голос Кастилоса.

Ирабиль зарычала в подушку, но все-таки села, прижимая желтое от старости одеяло к груди. Кастилос, в рубахе и простецких штанах больше похожий на Саната, протягивает кружку. Утолив жажду, Ирабиль скользнула по нему оценивающим взглядом.

– Ты уже на рынок сходил?

– Да. Ты, как всегда, долго спишь, – кивнул Кастилос. – Вот, примерь.

Он положил на постель ситцевое платье в красный цветочек, коричневые брюки и блузку с узором из бисера.

– Не знал, что тебе понравится, взял два варианта.

Принцессе не понравилось ничего. Сонно моргая, она попыталась представить, какую одежду купила бы сама. После пышных дворцовых платьев как-то сразу наступил мешок с прорезями для рук и головы, потом – штаны и куртка из оленьей кожи. Пожалуй, Кастилос поступил мудро. Отправься с ним И, они бы пробегали по рынку до вечера, так ничего и не выбрав. Но все же платье какое-то слишком дурацкое…

Ирабиль потянулась к блузке. Кастилос, стоявший посреди крошечной комнаты, где, кроме двух кроватей, мостился только один стол, поспешил к двери. Скрыться не успел – его настиг вопль:

– Почему я голая?

– Ну да, – пробормотал Кастилос. – Боюсь, я как-то с этим связан…

– Ты… Да как ты… – В очередной раз заглянув под одеяло, И покраснела, потом побледнела, а слова все не находились.

– Давай без криков, хорошо? – Повернувшись, Кастилос поднял руки. – Я должен был тебя осмотреть.

– Зачем?!

– Хотел понять, что упускаю.

Кастилос наклонил голову, и деревянная кружка врезалась в дверь над его плечом. Предупреждая крик разгневанной принцессы, он заговорил быстро:

– Слушай, ты теперь – человек. Ты понятия не имеешь, насколько хрупкое у тебя тело. Мы три дня шли, не останавливаясь, по степи, причем, одежда тебе мала. А ядовитые кусты? Насекомые? Змеи? Грязь? Если зараза попадет в кровь, ты сляжешь надолго, если вообще не умрешь, а это в мои планы не входит. Поэтому – да, я тебя осмотрел, промыл и обработал раны.

– Чем обработал? – прошептала Ирабиль.

Кастилос изменился в лице, пальцы нащупали дверную ручку за спиной.

– Ты одевайся лучше, карета подъедет с минуты на минуту.

Кастилос выскользнул в коридор, перевел дыхание, прислонившись спиной к двери. Судя по исполненному отчаяния бессловесному воплю, И сообразила, чем вампир может обработать раны, чтобы они сразу затянулись.

– Я пытался рассуждать, как вампир, – крикнул Кастилос, не обращая внимания на заинтересованные взгляды бредущих мимо постояльцев.

– Мерзавец! – отозвалась принцесса, колотя пятками по матрасу.

– Между нами ничего не изменилось, мы по-прежнему друг друга ненавидим.

– Сволочь!

– Сапоги и босоножки у двери, я буду внизу.

– Подонок!

Кастилос пошел по коридору, качая головой.

– За что ты со мной так, Великая Река? – вздыхал он. – Хотя, наверное, заслужил…

***

Каждая мышца отзывалась на малейшее движение мучительной болью. Измучив себя, Ирабиль вскоре перестала метаться. Гнев быстро сошел на нет – не умела принцесса сердиться, стоя на одном месте. А без вампирской силы злость вовсе становилась смешной.

Принцесса покрутила головой в поисках зеркала. Зеркала не было. Только замызганное до непрозрачности оконное стекло немного отражало. Стоя перед ним, Ирабиль сбросила одеяло.

Она смотрела на себя, то робко улыбаясь, то вздрагивая. Чужое тело, чужое лицо, да еще эта рыжая коса…

– Ирия, – прошептала принцесса. – Ирия…

Сложив платье, обнаружила под ним сверток с нижним бельем и еще раз вполголоса выругала заботливого Кастилоса. Впрочем, одеваясь, подумала, каково ему было все это покупать.

– Так тебе и надо! – прозвучало в пустой комнате.

Брюки и блузка пришлись впору. Глянув на отражение, Ирабиль невольно залюбовалась. Взрослая стройная девушка с величавой осанкой. Кастилосу не отказать во вкусе – она будто родилась в такой одежде. Принцесса исчезла, а кто появился – предстоит выяснить.

Последний штрих – высокие, почти до колена, сапоги. Сделав несколько шагов по комнате, Ирабиль улыбнулась.

– Ну и что? – спросила у отражения. – «Спасибо» ему сказать, что ли?

***

Таверна пустовала. Спустившись по скрипучим ступенькам, принцесса сморщила нос от невыветриваемого кислого запаха пива. Кастилос сидел спиной к лестнице, на том же месте, что и вчера. Подойдя, Ирабиль увидела на столе чашку с дымящейся черной жидкостью. Из такой же пил Кастилос. Заметив Ирабиль, он поставил чашку.

– То, что ты не врезала мне по затылку – добрый знак?

Усевшись напротив, принцесса уставилась на Кастилоса.

– Я хочу, чтобы ты забыл эту ночь. Понял? Вообще потеряй память!

Лицо Кастилоса изменилось. Внутри принцессы все сжалось от нехорошего предчувствия. Тот, кому она смотрела в глаза, больше не пытался казаться другом. Когда стремительная Река связала пятерых, решившихся причаститься, некоторые воспоминания стали общими. Теперь Ирабиль видела толпу вампиров, видела глазами Кастилоса его руки, разрывающие плоть. Окровавленные ладони, чудовищная сила.