По ту сторону от тебя

Пролог

  — Это просто летний роман. — Нет, это беда!

Николас Спаркс «Дневник памяти»  

Москва

  Мария 

— Что ты тут делаешь? — Марк удивленно смотрит на меня, приоткрыв дверь.  Хорошо, что он снимает квартиру, а не живет в общежитии. Было бы неловко приехать под вечер и в таком растрепанном виде предстать еще перед несколькими незнакомыми парнями. Я глупо улыбаюсь, не веря собственному счастью. Я вижу его. Боже, три месяца прошло. Как целая вечность. Мое сердце отчаянно колотится, заглушая разум. Я все смотрю и смотрю, отмечая каждую деталь. Густые ресницы, четко очерченные брови, чувственный рот, ссадина на щеке. Куда же без синяков и ушибов. Неугомонный Марк. 

— Маша, прекрати улыбаться, как идиотка. Зачем ты приехала? — Холодный тон немного отрезвляет меня, но я еще во власти эйфории. Безумно, бездумно, бесконечно счастлива. Я вижу его глаза, растрепанную шевелюру, сильные мускулистые руки, придерживающие дверь. Все тот же Марк. Только выражение глаз другое; чужое, отстраненное, с примесью раздражения. Я бледнею, ощущая, как на смену любовной горячке, приходят ледяной страх и смущение.

— Извини, я думала…, — лепечу растерянно.

 Марк сердито передергивает плечами и, схватив за руку, грубо затаскивает в квартиру. Хлопнув дверью, иронично рассматривает меня с головы до ног. Я сбежала на вокзал сразу после занятий в школе. На мне поношенное серое приталенное пальто, из-под которого виден подол клетчатой юбки, кожаные ботиночки без каблука, школьный рюкзак и пакет со сменной обувью. Волосы заплетены в простую густую косу. Но зато я накрасила губы и ресницы, пока ехала в поезде. 

В глубине его глаз я вижу вспыхивающие смешинки и чертики. Это мой Марк. Он любит подтрунивать надо мной по любому поводу.

— Мама в курсе, что ты здесь? – его тон все также неумолимо холоден. 

Я потерянно переминаюсь с ноги на ногу, пока он грозно возвышается надо мной. 

— Маленькая дурочка, — Марк качает головой, в его взгляде бесконечно сожаление. – Давай, раздевайся.

Он помогает снять мне шарф и пальто. Потом я плетусь за ним на кухню. Квартира чистая и уютная. Удивительно, что девятнадцатилетний парень поддерживает свой дом в порядке. Как у него на все времени хватает? Хотя эту задачу мне не решить никогда. Марк – вундеркинд. Самый, что ни на есть, настоящий. 

Только выглядит он не как чахлик-ботан в очках, а как модель для рекламы мужского нижнего белья. Пока я тихонечко пью свой горячий чай с засушенным пирожным, Марк сосредоточено изучает что-то в своем ноутбуке, полностью игнорируя меня.

— Почему ты злишься? – спрашиваю я, не выдержав напряжения. Марк бросает на меня раздраженный взгляд. 

— Потому что ты – глупая маленькая девочка. Я думал, что мы все решили! Отец явно дал понять, что если мы не прекратим, то меня ждут крупные неприятности. И у меня нет оснований ему не верить. Он выкинул меня из дома, лишил материальной поддержки, запретил приезжать домой даже на каникулы. И ты считаешь, что после всего этого, я буду счастлив тебя видеть? Ты серьезно? – он вскидывает бровь, и я вся сжимаюсь под этим обвиняющим взглядом. Мне ужасно стыдно, по моим щекам текут слезы, которые я не в силах сдержать. 

— Я поеду домой, — потеряно бормочу я, пытаясь встать. Он хватает меня за руку, рывком заставляя сесть на место.

— Сидеть! Домой она поехала. Следующий поезд до Твери только в семь утра. Ты понимаешь, что еще больше усложнила ситуацию? Они подумают, что мы тут черт знает чем занимались! Тебе не пять, ты должна хоть немного думать не только о себе, — раздраженно отчитывает меня Марк. Я молчу. Что мне еще остается? Но от чувства несправедливости сводит зубы. Он сваливает всю ответственность на меня, словно я одна виновата в том, что произошло. Словно я это начала. Хотя, может, быть, и я, но все равно обидно…. От горечи и боли поток слез только усиливается. Марк нервно меряет широкими шагами кухню. Никогда не видела его таким взбешеным и напряженным. 

— А гостиница? – перестав всхлипывать, начинаю думать конструктивно, искать варианты.

— У тебя есть деньги? У меня – нет. Я тут выживаю, как могу. В МГУ учиться недешево, а если еще родные мать и отец предпочли тебя бесконечной толпе приемышей…, — он осекается, заметив, как широко распахнув глаза, я смотрю на него с недоверием и потрясением.

— Это я тоже? Да? Приемыш? Так ты считаешь? – мой голос дрожит, набирая силу. — Но знаешь, каждый рубль мы отработали сполна. И давай не будем забывать про пособия, государственные премии и награды, которые получают родители. То, что они делают, нужно, прежде всего, им самим. 

— Как ты запела! — криво усмехается Марк. — Забыла, как тебя чуть не отправили обратно в интернат три месяца назад? Но нет, тебя опять понесло на подвиги. 

— Никто не отправил бы меня в интернат, Марк. Я думала, что ты тоже скучаешь и хочешь увидеть меня, — тихо произнесла я. — Думала, что мы любим друг друга. 

Марк резко и неприятно смеется, глядя мне в глаза. Его показное пренебрежение не настолько неожиданно, насколько унизительно. Никогда не думала, что Марк может быть настолько жесток.

— Ты красивая девушка и у тебя сногсшибательная фигура, и я просто трахнул тебя, потому что ты сама хотела, — безжалостно заявляет он. — Наверное, мне не стоило этого делать. Потому что ты слишком молода, и мы нарушили табу на отношения в семье, и в итоге все открылось. Однако я уже наказан, поэтому не считаю, что должен извиняться за то, что говорю правду.  Скажи, в каком месте я сейчас тебя обманул? 

Глава 1

  «Несмотря на то, какие испытания могут разделить нас, 

мы всегда найдем способ вернуться друг к другу.» 

Лео Коллинз, к/ф Клятва 

 Пять лет спустя. Тверь. 

  Мария  

— Маш, ты не можешь танцевать в клубах бесконечно. Мама рано или поздно узнает и тебе влетит, несмотря на то, что ты совершеннолетняя. Правила действуют, пока ты живешь здесь. Я молчу, что будет, если отец пронюхает. — Стелла забрасывает на стол длинные ноги, открывая флакончик с лаком для ногтей. Она красивая, стройная и кажется слишком взрослой для своих пятнадцати лет. Умная, целеустремленная; отличница и многократный областной чемпион по плаванию на коротких дистанциях. Я была совсем другой в ее возрасте, не хватала звезд с неба, училась средне и влипала в не самые красивые истории. Родители, хотя и не произносили вслух, но давно смирились с тем, что я самый непутевый член нашей многочисленной дружной семьи. Дружной – это не в кавычках.  Мы и, правда, очень дорожим друг другом. Так нас воспитали. Сейчас с родителями осталось только семеро детей. Самая младшая Миленка, ей девять, и она почти хакер. Представляете, до какого уровня мне нужно тянуться? Нет?

Тогда я поясню. 

Сейчас я почти самая старшая из тех, кто до сих пор висит на шее у приемных родителей. Если думаете, что наше государство настолько щедрое, чтобы обеспечить подобные семьи всем необходимым, то ошибаетесь. Если вам почему-то взбрело в голову, что родители берут в семью больше десяти человек, рассчитывая на пособия и льготы или руководствуясь другими меркантильными соображениями, то тоже ошибаетесь. Попробуйте воспитать хотя бы пятерых, даже если ваш дом – полная чаша. Сами воспитать, без помощи нянь, репетиторов и других приходящих людей. И не просто воспитать, а выпустить в мир достойных людей, специалистов, самостоятельных и успешных. 

Мои родители не суперлюди. Они живые, настоящие, со своими слабостями, но с сильными несгибаемыми принципами. И они, как бы правильно выразится, утописты, мечтатели, которые вознамерились создать свою модель идеальной семьи. Пара трещин случалось, но в целом им удалось. Самым главным промахом стала я и … Марк.

Родители так много времени отдали приемным детям, внимания, любви и заботы, но при этом не смогли удержать родного сына, который больше пяти лет назад покинул не только город, но и страну. Не знаю, как им удалось пережить подобный удар, но сейчас, немного повзрослев, я понимаю Марка. Не могу его осуждать. Мы начудили, конечно, но я ставлю себя на его место и понимаю, почему все так случилось. Марк был лучшим из нас. Самым умным. Ему удавалось все, за что бы он ни брался. А брался Марк за многое. Когда он пошел в первый класс, мама выпустила книгу, точнее, пособие «Как вырастить вундеркинда».  И даже премию какую-то получила. Родители очень им гордились, но никогда открыто не демонстрировали свои чувства, и строжили больше, чем остальных. Но ребенок есть ребенок, и ему обидно, что его, родного, любят, вроде как, меньше, чем приемных, хотя лично я разницы не замечала. И когда Марк на три года раньше сверстников окончил школу, то рассчитывал на какое-то особенное отношение родителей, но они только сильнее давили на него своим авторитетом и новыми образовательными программами; хотели, чтобы он стал гениальным математиком, ученым. И Марк мог бы! Сколько математических олимпиад было выиграно. И притом, что зубрилой Марк никогда не был. Просто чудо природы какое-то. И еще умудрялся активными играми увлекаться. Футбол, волейбол, карате, теннис и даже скалодром.  В семнадцать увлекся мотокроссом (мотоцикл у него был и раньше, но он только в частном секторе мог ездить), чем чуть не свел с ума родителей. Но на тот момент он уже в МГУ учился, и им было сложнее его контролировать. Когда в первое лето каникул Марк приехал на месяц позже, сообщив, что участвовал в соревнованиях по гребле на байдарках на озере Байкал, и лазал по горам Урала, то предки поняли, что бесполезно сражаться с его чрезмерной активностью, и смирились. Сложнее было смириться с кое-чем другим. Но это отдельная история. И закончилась она некрасиво. Я могла бы чувствовать себя виноватой, если бы на тот момент была чуть старше.

Вернемся к нашей идеальной семье и самородкам, которых она взрастила. 

Итак, мою маму зовут Елизавета Красавина, сейчас ей пятьдесят семь лет, и она все еще полна сил. Отец – Дмитрий Красавин, недавно отметил шестидесятилетний юбилей. У обоих высшее педагогическое образование. Мама – учитель начальных классов, папа закончил физвос. Мы живем в частном секторе, в пригороде Твери, в просторном и уютном доме. Два этажа, гостиная, спортзал, шесть спален. Не у всех детей есть возможность занимать отдельную комнату, но я на данный момент живу одна, чему безумно рада. У нас имеется приусадебный участок, двенадцать соток, на котором помимо бесконечных грядок находятся: баня, летний домик, огромный гараж для трактора, мотоцикла, культиватора, газели и семиместной подержанной иномарки. Родители считают, что дети с детства должны быть приучены к труду, и поэтому помимо работы на земле, нам еще приходится ухаживать за многочисленной скотиной: кролики, птица, коровы, козочки, свиньи. Куда без хрюшек? 

Только не подумайте, что нас тут используют, как рабочую силу. Это не так. Существует четкое расписание, которое составляется с учетом многочисленных нюансов. Меня, например, ни разу не заставляли делать что-то, если я не хотела. Всегда можно поменяться обязанностями с братом или с сестрой. Не хочешь полоть картошку, иди мой посуду. И мама с папой не сидели дома у телевизора, пока мы пахали в хлеву или на грядках. Нет. Они всегда были рядом. Работали с нами, больше нас. Естественно мы жили своим хозяйством, ну, и на пособие, которое платило государство. На питание уходило не очень много, потому что в доме всегда было полно скотины и запасов с огорода, но вот с одеждой приходилось туго. Мы не жаловались. Никогда и ни на что. Небалованные. Никто из моих братьев и сестер ни разу не загремел в полицию, не украл, не стал участником скандала или заварушки. И когда три года назад мама получила президентскую премию «Родительская слава», мы собрались все вместе в саду, потому что в гостиной не хватило бы места для родителей и четырнадцати детей, у некоторых из которых уже появились свои дети…, и это было такое счастье. Отец сиял от гордости, но в тоже время в его глазах, как и во взгляде мамы читалась затаенная грусть. Пришли поздравить все, кроме родного сына. Конечно, Марк не смог приехать. Это не из Москвы на электричке прикатить. Он даже не знал про награждение, потому что с момента отъезда в Америку прекратил любое общение с родителями и с нами. 

Глава 2

 Несколько месяцев спустя 

 Мария 

Меня вырубает прямо на лекции. Я из последних сил делаю вид, что заинтересована тем, что вещает с трибуны высокомерный, просто лопающийся от собственной важности, красавец Солнцев Дмитрий Евгеньевич. Не абы кто, а заезжий  прынц  из самой столицы. Дорогущий адвокат по бракоразводным делам, который не проиграл еще ни одного процесса. Черт его знает, сколько отвалил этой звезде юриспруденции наш универ, чтобы заманить самого Солнцева в Тверь. Курс краткосрочный. Всего две недели, и конечно, я не могла не воспользоваться шансом. Посмотреть на звезду и просто покупаться в лучах его известности и успешности. Вдруг и мне перепадет. Обмен энергиями, знаете ли. Присосусь, чуть-чуть себе откачаю. Шучу я, конечно. Любопытство замучило, да и подружки все записались.  

Подружки вообще история отдельная. Устроили на несчастного адвоката целую охоту, облаву, можно сказать. На лекции являлись в боевом раскрасе и лучших шмотках, которые были бы уместны в ночном клубе, но не на лекции в универе. И засранец Солнцев прекрасно замечая все уловки жаждущих заполучить в свои сети такую жирную акулу, вовсю флиртовал со студентками. Ему можно, он же заезжий, и не педагог, а так, лекции читает, делится опытом, шутками сыплет, историями из сытой жизни миллиардеров и их грызне, когда эти миллиарды делить приходится. Пару дней назад на первой лекции, мне даже нравилась его манера преподавания, но сегодня, после отработанной ночи в клубе, я просто не в состоянии сосредоточиться на словах Солнцева. Какой черт дернул меня сесть в первый ряд? На самом виду. Удрыхну, позорище будет. 

Хочу напомнить, что в клубе я вовсе не развлекалась, а работала. Решила, наконец-то, съехать от родителей и снять себе квартиру. Уже выбрала даже подходящую. Небольшая однушка рядом с универом. С мебелью. Чистая. Не хватало всего пару тысяч на услуги риэлтерского агентства. В балетной школе зарабатываю совсем мало, поэтому пришлось снова вернуться в гоу-гоу, но это временно, пока на ноги не встану. Вечером внесу остаток и  заеду. Если силы останутся…. Стелла радуется больше, чем я. Моя комната теперь ей по наследству перейдет. Сейчас я настолько вымотана, что не совсем понимаю, что чувствую. С одной стороны, я так привыкла жить с родителями, под их опекой и заботой. Мне будет не хватать их строгих правил и установок, советов, которые всегда кстати. Понравится ли мне самостоятельная, тихая, без списка обязанностей и расписания жизнь? 

Поживем — увидим?

— Мария Красавина, вы кажется перепутали заведение. Это не конкурс на звание самый спящий студент года, — доносится до меня заносчивый голос с бархатистыми нотками. Хмм чувственно…. Я понимаю, что не справилась с усталостью и только что позорно задремала. Открывая глаза, пытаюсь проморгаться и сквозь полусонный туман рассмотреть лицо обращающегося ко мне Солнцева. Поганец чертовски хорош. Я бледнею и краснею, пытаясь найти остроумный ответ, но мозг все еще отключен. Откуда он знает мое имя? Ах, точно таблички на груди… Он, что пялился на мою грудь? 

— Вы считаете, что только что удачно пошутили? – с вызовом спрашиваю я, поправляя растрепавшиеся волосы. Мне тут же хочется проглотить свой язык. Не знаю, что за черт в меня вселился. Аудитория, только что заискивающе хихикающая вместе с Солнцевым, замолкает. Я продолжаю моргать, испуганно глядя на удивленного, и даже заинтересованного преуспевающего адвоката. Его выразительные, умные, бесконечно грешные стальные глаза медленно скользят по моему лицу и ниже, я больше не верю, что его интересует табличка. Он нагло таращится на мою грудь. 

— А вы считаете меня не остроумным? – с легкой хрипотцой в голосе спрашивает он, делая шаг ближе. Я могу разглядеть его чувственные губы и длинные ресницы. Он же должен быть занудой и ботаником! Это нечестно, что умный парень обладает еще и сексуальной внешностью. И он молодой. Не больше тридцати. Высокий, стройный, стильный. Шикарный. Стоп! Я, что, пялюсь на него? Боже, он мне нравится.  Реально нравится. Уписаться можно.

— Нет, Дмитрий Евгеньевич. Все смеются, потому что вы богатый, известный и успешный. Но вы могли бы сделать вид, что не заметили, что одна смертельно-уставшая девушка задремала во время исключительно интересной лекции о «Правовом споре и гражданском судопроизводстве», — выдаю я все с той же заносчивой интонацией, нагло улыбаясь и глядя в самые восхитительно-красивые глаза.

— Мария, вы запомнили название темы. Это прогресс! 

— Не льстите себе. Я прочитала на доске за вашей спиной, — ухмыляюсь я. 

Он перестает улыбаться, потому что моя наглость уже перестала быть милой шалостью. Взгляд серых глаз темнеет, когда, сдвинув темные брови, он с раздражением смотрит на меня долю секунды, после чего твердым и беспрекословным тоном заявляет:

— Прошу вас покинуть аудиторию, юная леди. 

Вздёрнув нос, встаю, закинув сумку на плечо. Аудитория в тихом ступоре, как и я сама, но храбрюсь из последних сил. Какая идиотка, но меня уже понесло. 

— А кто сказал вам, что я леди? – фыркнула я. Прохожу мимо блестящего адвоката, одетого в исключительно стильный и строгий костюм, без единой складочки. Совсем как супергерой. Меня накрывает волной взбесившегося адреналина. Виляю задницей, обтянутой простыми поношенными голубыми джинсами. Сверху невнятный серый свитер, который в простонародье называется «лапша», на ногах спортивные несексуальные черно-белые кроссы. Я уже у двери, когда до меня доносится его ехидное и многообещающее:

Глава 3

«Лет через пять он встретит её в том же месте, на той же лавочке.

 Но теперь она будет не одна... С ней дочь и тот, на чьем месте мог бы быть он.»

Олдер Жарк  

  Марк  

  Лос-Анджелес. 

— Выпрыгивай, черт бы тебя побрал, — орет в рупор постановщик трюков Джош Каперски. Джимми Броуди, которого я дублирую, закрыв ладонью рот в ужасе, смотрит, как я вылетаю на ходу из машины, делая несколько кувырков. Костюм на мне продолжает гореть, когда я встаю на ноги, выпрямляясь в полный рост, и с улыбкой направляюсь к застывшей съёмочной группе. Меня поливают из огнетушителя. Главная актриса фильма, над которым мы работаем последние полгода, бежит ко мне с остывшим кофе. Сандра Коул почему-то уверена, что огня мне хватает в кадре. Кто-то хлопает и свистит, впечатленный моим умением поставить всех в ступор. Меня считают отчаянным, бесстрашным. На самом деле я просто профессионал. Не делаю ни одного неверного движения, шага, прыжка, падения. Иногда мне становится скучно, и я экспериментирую, как сейчас. В действительности никакой опасности для моей жизни нет. За шесть лет работы каскадером я ни разу не получал серьезной травмы. Несколько царапин, да и только. 

— Ты меня в гроб сведешь, Красавин! Что я буду делать, если ты покалечишься? У нас осталось не так много кадров до финала, а ты развлекаешься. Клоун! – орет на меня Джош, пока я, безмятежно улыбаясь, пью холодный кофе и обнимаю одной рукой Сандру. Джимми все еще в небольшом шоке. А я думал, что за три года, что мы работаем в общих проектах, он уже привык к моему самодурству. На самом деле Джимми тоже отважный парень и часть трюков, которые я исполняю, мог бы делать сам, но решать не ему, а режиссеру, который старается лишний раз не рисковать актером, играющим главную роль, что частично оправдано. У Джимми нет такого опыта и специальной подготовки. Для него малейшая ошибка может стать фатальной.

— Расслабься, Джош, ты же знаешь, что у меня все под контролем, — равнодушно бросаю я.

— Парень, это круто! Дай пожать твою мужественную руку, — спустившись со своего помоста, ко мне идет сам режиссер – Роберт Мейн. Седовласый мужик со сложным характером. С ним не уживаются многие актеры, но терпят, потому что его фильмы почти всегда взрывают прокат. Мне легко работать с Мейном. Он всегда знает, что делает, и что хочет получить в итоге, бывает не сдержан, когда что-то идет не по плану, но результат того стоит. Мейн меня ценит, раз третий раз зовет сниматься с Джимми Броуди. 

— Я всегда говорил, хороших каскадеров в Голливуде пруд пруди, а гениальный – один. И это Марк Красавин, — произносит Мейн без тени притворства, пожимая мою руку. — Молодец. Красавчик. Точно не хочешь попробоваться на мужскую роль? У тебя невероятный магнетизм. Смотри, как наша Сандра к тебе прилипла. — Мейн хохотнул, потрепав главную актрису за щеку.

— Нет. Я не актер, Роберт, но спасибо, – вежливо отказываюсь я от заманчивого для многих предложения.

— Зря, мальчик, гонорары другие, известность. Данные у тебя все есть. Бабы любят. Ты же у нас даже Джимми затмил, а у женского состава стопроцентный фурор, когда им становится известно, что за каскадёр будет работать в картине. 

Сандра ревниво прижимается ко мне. Джимми прячет насмешливую улыбку. Он – голливудская звезда, секс символ, и, конечно, не видит во мне соперника. Мы, трюкачи, дублеры, каскадеры, живем в закулисье киноиндустрии, но и нам иногда обламываются сливки. Я не про Сандру. Этой сметаны я нализался вдоволь. Хотя пока моя Муза улетела на очередные съемки, я могу немного подурачится с Сандрой, или вон с той милой костюмершей. Я на самом деле не падок на известных актрис или моделей. В бесконечной веренице моих любовниц часто попадаются маникюрши, барменши, официантки, стюардессы, журналистки, писательницы, визажисты. Только не подумайте, что я бабник. Просто нахожусь в активном поиске. У меня даже статус такой стоит в сетях.

Костюмерша ловит мой заинтересованный взгляд. Я отчаянно пытаюсь вспомнить ее имя. Черт… Кажется, я его и не знал даже. Надо было спросить. Смеюсь над самим собой. Карла, моя официальная герл-фрэнд, говорит, что я возмутитель женского спокойствия. Не понимаю, о чем она, честное слово.

— Роберт, ты уверен, что не нужен еще один дубль? – спрашиваю я у режиссера. 

— Все отлично. Отдыхай, Марк. Завтра в шесть на площадке. Много не пей, — он шутливо грозит мне пальцем, потом переводит грозный взгляд на Джимми и Сандру. — А вы, что встали, оболтусы? Работаем. Еще три сцены, а они даже текст не повторяют. 

— Я наизусть знаю, Роб, — капризно надула губки Сандра, нехотя отлипая от меня.  Я не намерен слушать их перебранки, поэтому покидаю эту чудесную компанию и иду в гримерную, где могу принять душ, переодеться и немного перекусить, а потом свалить отсюда, возможно, прихватив с собой хорошенькую костюмершу.

Видимо, правильно истолковав мой взгляд, девушка явилась сама, даже придумав причину. Ей, видите ли, понадобился мой костюм. Феерия! Мой сгоревший одноразовый костюм, который обычно летит в урну сразу после трюка.

— Зовут как? – спрашиваю я, широко улыбаясь, прекрасно зная, как действует на противоположный пол моя улыбка. И пусть ямочка у меня только на одной щеке, но зато все зубы свои и на месте. Снимаю по частям то, что осталось от специально предназначенного для горения мембранного костюма. Моя кожа не пострадала. Это в принципе невозможно. Горит только наружная сторона мембраны. Я даже температуры не чувствую. Тут главное, правильно рассчитать время.

Глава 4

  Мария  

— Черт, я убью Вадима. Второй незапланированный выход. Я вообще без ног, — бросаю на ухо своей напарнице, слезая со сцены. Вика лишь ведет плечами, скользнув по мне бесстрастным уставшим взглядом. 

— Чего ты жалуешься, Красавина? Тебе заплатят за лишний час? Заплатят. Радуйся. Все время недовольна, — фыркает Вика. 

Мы вместе заходим в нашу комнатушку, где можно перевести дух, освежиться, поправить макияж.

— Работала, кстати, ужасно, — сообщает «подруга».

Я снимаю темный парик, освобождая из-под строгой резинки родную гриву, усаживаясь перед зеркалом. 

— Сама знаю, — соглашаюсь я. — Устала сегодня. 

Взглянув на часы, выдыхаю с облегчением. Четыре утра. Клуб через полчаса закроется. Можно спокойно снимать макияж, отклеивать ресницы…. Моя тяжелая голова мечтает о подушке, а измученное тело о горячем душе. Только беру из упаковки ватный диск, как дверь коморки распахивается и на пороге появляется Вадим Иванов, мой босс, управляющий клубом.

— Стоп, Красавина, — подскочив, он выхватывает диск и метко попадает в урну. — Там один чел просит приват.

Я выразительно закатываю глаза, раздраженно фыркнув. Серьезно? Мы миллион раз обсуждали этот момент. Мне хватило одного раза, чтобы слухи до сих пор бежали впереди меня. 

— Нет, — ровным непоколебимым тоном говорю я, доставая еще один ватный диск. — Вадик, ты как маленький. Мне на лбу у себя написать. В випах не танцую.

— Он тысячу баксов дает, — торжественно объявляет Иванов, поглядывая на меня с нескрываемым превосходством и уверенностью. 

— Хмм. Сколько? — Заманчиво, блин. Обычная цена не больше ста баксов. 

— Тысячу. И он уже заплатил. Семьсот твои, если пойдешь, — подначивает Вадик. Змей-искуситель.

— Маньяк какой-нибудь? — с подозрением спрашиваю я.

— Не похож. Приличный, — пожимает плечами Вадик. 

— Все они приличные, — ухмыляюсь я. Черт, мне очень нужны деньги. И станцевать перед очередным извращенцем мне не слабо. Камеры везде. Не тронет. Просто не хочу снова переступать табу. Но есть такое слово «надо». Особенно сейчас. Пять минут позора, и я могу не работать две-три недели по ночам. 

— Вадим, если Машка не хочет, я пойду, — раздраженно и немного завистливо глядя на меня встревает Вика. Убила бы сучку. Я уже мысленно все деньги потратила.

— Не, я предлагал. Он ее хочет, — Иванов тычет в меня пальцем.

— Хрен с вами. Я иду, — резко встав на ноги, решаюсь я. Взглянув на парик, тянусь к нему, но в последний момент одергиваю руку. Хочет, чтобы я танцевала? Станцую, а уж в каком виде, это уже вопрос второстепенный. Главное, за все уплачено. 

Вадим сам вызывается сопроводить меня к щедрому гостю, которого я про себя уже окрестила «извращенцем». Проходя через небольшой зеркальный коридор, я пожалела, что не надела костюм жар-птицы. Ткани в нем побольше, чем сейчас на мне. Не скажу, что я совсем раздета. Черные укороченные кожаные шорты, корсет, поддерживающий грудь, пиджак с шипами на плечах и высоченные шпильки. Жесть, конечно. Молчу о колготках в крупную сетку. Выглядит вульгарно, но, когда мы с Викой танцуем на сцене, я как-то об этом не думаю. Мы не снимаем ничего, кроме злосчастного пиджака, и нас не лапают. Это не стриптиз, но парни упорно пытаются заказать приват со мной или с Викой. С Викой чаще, потому что она соглашается. 

Возле дверей вип-комнаты, Вадик останавливается, поправляет мои волосы. 

— Хоть бы причесалась, а? Что за неуважение к клиенту? – проворчал он, нажимая на ручку, и практически толкая внутрь, — Не боись, все под контролем. — успел шепнуть он мне в спину. Засранец! Если что-то пойдет не так, он у меня получит по первое число.

Заказчика я замечаю сразу. Он сидит на дальнем диване. Смотрю на него, пытаясь рассмотреть в полумраке. Пялиться по сторонам смысла нет. Я здесь не впервые. Небольшая квадратная комната с зеркальными стенами, светодиодным и лазерным освещением, которое на данный момент максимально приглушено. Хрустальный шар переливается огнями над круглым устойчивым столом, который девочки обычно называют помостом. 

Конечно, направляюсь к рабочему месту... походкой от бедра. Что-что, а двигаться эротично я умею. К каблукам привыкшая. Если нужно, и от маньяка убегу даже на двадцатисантиметровых шпильках. Улыбка профессиональная, широкая, дежурная, фальшивая. На заднем фоне звучит что-то тихое, развратное. Пофиг. Парень заметно напрягается, я замечаю, как он наклоняется вперед, кладя красивые рельефные руки на свои джинсовые колени. Он стройный и судя по стилю в одежде, не старый; спортзал посещает, если внимательнее посмотреть на открытые участки рук. Благо футболка позволяет разглядеть подробности. Забираясь на стол, я смотрю на него сверху-вниз, немного дерзко, но по-другому не умею. Замечаю тень улыбки на лице, внутри тревожно щелкает, и когда луч лазерного прожектора падает на него, выхватывая из тени черты лица, я от потрясения теряю дар речи. 

Солнцев. 

 Вот дерьмо. 

И похоже, говорю это вслух.

  Дмитрий  

Глава 5

«Всё замирало внутри от её смеха, от её голоса, будто он стоял на пороге вертолёта на совсем не учебной высоте и собирался прыгать впервые в жизни с парашютом, без инструктора, без обучения; где учат любить?» 

Никки Каллен Арена 

  Дмитрий  

Я уже и забыл, что существуют такие маленькие квартиры. Оказавшись в комнате, которая умещала только ветхий диван, стол, кресло и двустворчатый шкаф, я пожалел, что не увез Красавину к себе. Повсюду коробки. Наверное, переехала не так давно. Оглядев унылую обстановку несколько раз, тяжело вздыхаю, и вымученно улыбаюсь, заметив, что Маша напряженно наблюдает за моей реакцией. 

— Не нравится? Домой поедешь? Я не держу, — тут же встает на дыбы. Взрывоопасная девочка. В два шага настигаю ее, беру пальцами одной руки за скулы и целую так, что мы оба начинаем задыхаться. 

Она отстраняется первой. Щеки алые, зрачки широкие, губки припухли. Снова целую, лизнув нижнюю языком. Она стонет мне в рот, когда я хватаю ее за попку и прижимаю к своему паху. 

— Ты в чистых джинсах. Рядом живешь? – спросила она, снова отстранившись.

— С тех пор, как тебя увидел, всегда беру с собой запасные, — с улыбкой говорю я, расстегиваю пуговицу на ее джинсах. Она шутливо бьет меня по пальцам. 

— Врете, Дмитрий Евгеньевич, – хихикает она.

— Умело врать – моя работа, дорогая Мария. И твоя тоже. В будущем. 

— Я не хочу быть адвокатом.

— Что делаешь на юрфаке?

— Сплю. Ты же видел.

Она снова смеется, откинув голову. Я зарываюсь ладонями в шелковистые локоны, перебирая их пальцами. 

— Ты такая красивая, — шепчу я хрипло, целуя ее шею. Она обнимает меня за плечи, увлекая за собой на ковер. Ее ладони забираются под мою футболку, пока, стоя на коленях я стягиваю с нее джинсы. Я бросаю их в сторону и замираю, глядя на нее. Она гладит мой пресс, приближаясь к ремню на джинсах. Опираясь на одну руку, свободной я отодвигаю в сторону ткань ее белых трусиков, провожу пальцами по влажной промежности, нажимая на чувствительный бугорок. Мария приподнимает бедра навстречу моей руке, пока ее пальцы нервно пытаются справиться с моим ремнем. Она явно неопытна в раздевании мужчины.

— Расслабься, — шепчу я, замечая, как она немного зажимается, когда я начинаю ритмично ласкать ее клитор. При свете дня она не такая смелая. Я помогаю ей. Сам расстегиваю джинсы спуская их вниз, выпуская на волю свою эрекцию. Слишком много прелюдии на сегодня, мне необходимо взять ее, как можно быстрее. И судя по тому, как Маша постанывает и в нетерпении кусает губы, она хочет того же.

Развожу ее ноги, притягивая к себе за упругую попку. Снова сдвигаю в сторону намокшие трусики, потом просто сдираю их с нее напрочь. Ударяю по клитору головкой члена. Она вздрагивает, издавая сдавленные звуки. 

— Боже… так хорошо, — выдыхает она, когда я толкаюсь во влажную глубину. И громко вскрикивает, когда я заполняю ее полностью. Сжимаю зубы, чтобы не закричать, настолько это остро, жарко, туго….

— Невероятно просто, — выдыхаю я, со звучным шлепком ударяясь снова между ее раздвинутых ног. — Ох*ть…

— Как не стыдно, вы материтесь, мистер адвокат, — сдавленно смеется она, глядя вниз, туда где соединяются наши тела. 

— Ты довела, девочка, — с хриплым стоном выдыхаю я, ощущая каждой веной ее горячий жар. Пальцы находят ее клитор, и она кричит, не сдерживая себя. Я тоже. Феерия, помешательство. 

Мы взлетали и падали, ныряли, задыхаясь от восторга, и поднимались на поверхность, опустошенные. На миг, чтобы снова броситься в этот бешеный омут чувств, ощущений, крышесносного эротического дурмана. 

Это длится бесконечно. Могло бы длиться…. Если бы не работа. Реальность никто не отменял.

В два часа дня мне звонят из университета, спрашивая, по какой причине меня нет на курсах, которые я должен читать. Разговаривая по телефону, я с тоской смотрю на дверь ванной комнаты, за которой меня ждет голая Мария Красавина. Господи, я взрослый ответственный человек, профессионал с безупречной репутацией. Я никогда в жизни не опаздывал, жил по плану, не совершал глупостей…

Что, вообще, происходит?

Я сползаю с дивана, который так скрипел под нами, что, наверное, все соседи в курсе, чем занималась их соседка полдня.  Сегодня же закажу для Марии новую кровать. А прямо сейчас мне нужно воспользоваться ванной комнатой. Я уже там сегодня был, и понимаю, что вдвоем там можно поместиться, только прилипнув друг к другу. Да, я не против…прилипнуть.

  Мария   

Я слышала, как звонил телефон Солнцева. Как раз настраивала душ, когда раздалась резкая мелодия его звонка. Я не закрыла дверь, и не торопилась выходить. На меня напало странное ощущение нереальности: что я выйду из ванной комнаты, и все окажется сном. Пустая квартира, заваленная неразобранными вещами. После пережитого физического и эмоционального всплеска, я ощущала себя совсем иначе. Даже отражение в зеркале изменилось. Мне не хотелось думать, искать названия и оправдания случившемуся, анализировать, сомневаться. Я хотела одного – прожить этот день так, как хочу. Я была счастлива, да… Может быть, я легкомысленная, но мне было удивительно хорошо с мужчиной, которого я едва знала, но успевшего пробудить все мои спящие чувства и желания. 

Глава 6

  Дмитрий 

Прошло три дня. Три бесконечных дня, по двадцать четыре часа в каждом, и каждый этот час, нет, даже минуту я хотя бы раз, но вспоминал о Красавиной. Она не выходила из моей головы, и это пугало. Даже во сне, даже на парах, когда на меня, открыв рот, смотрели сотни студентов, записывая каждое мое слово. 

Я выпал из графика, из плана. Я даже есть перестал, спать…

А эта маленькая сучка так и не позвонила. Хотя я вроде, как мужчина, сам должен… Но что-то мешает, не дает сделать первый шаг. Я хочу остыть, но не могу. Еще больше разгораюсь. Уф. Кавардак в мыслях, в жизни, бардак в квартире, которую снимаю. Я столько раз в суде хладнокровно сражал оппонентов, действуя порой грязно, бесстрашно и уверенно, всегда точно просчитывая шансы на успех. Я в принципе безжалостный человек, повидавший немало, я не кристально чист. И не идеален, но башню мне так сильно не срывало ни разу. Какая-то девчонка, танцовщица, нищая студентка, без образования и выдающихся способностей. Только мордашка, волосы и попка, до которой я еще не добрался. А еще грудь и глаза, и губы… и смех, от которого все внутри переворачивается и замирает.

Ведьма!

И три дня уже прогуливает. Неужели из-за меня? Не хочет видеть? Ей не понравилось? У нее кто-то есть?

Хотя нет никого. Я все уже про нее выяснил. Целое расследование провел. С моими-то связями. Единственное темное пятно – ночные танцы в клубе, ну и то не стриптиз. Я надеюсь, почти уверен, что с другим бы она не позволила то, что позволила мне в вип-комнате. Да, и потом…. Ух! Жарко становится, стоит вспомнить. Мне сказали, что она, вообще, приват не танцует. Просто совпало. Нужны были деньги на съемную квартиру. Я много предложил.  Она не устояла.

Черт, я понимаю, как это выглядит… но продолжаю искать ей оправдания. 

Ничего не могу с собой поделать. Несмотря на то, что со стороны поведение Красавиной выглядит легкомысленным, а она сама доступной особой, я чувствую, что на самом деле все не так, как кажется. Мы оба попали в какой-то портал, где нас притянуло друг другу, да так, что не оторвать. Подобное случается в кино, но, чтобы в жизни….

Последняя лекция на сегодня. Смотрю на часы и захожу в аудиторию за минуту до начала занятий. Сотня человек студентов, не меньше. Обвожу взглядом ряды, выводя тему на интерактивную доску. 

И тут меня прошибает, я застываю, когда встречаю дерзкий взгляд синих глаз.  Явилась!  В пятом ряду. Думает, что я не замечу? Спряталась? Даже пальцы дрожать начинают, спина под рубашкой покрывается потом. Пора начинать занятие, но я понимаю, что не смогу читать лекцию в таком взвинченном состоянии. Снова обвожу студентов суровым взглядом, засовывая руки в карманы брюк и становясь за трибуну. Поправляю микрофон.

— Добрый день, уважаемые будущие блистательные юристы, адвокаты и судьи. Я начну через минуту, сразу после того, как одна студентка, которая уже однажды выразила свое нежелание и неуважение ко мне и предмету, покинет аудиторию. Надеюсь, она меня услышала.

Я смотрю ей прямо в глаза, понимая, что поступаю жестоко и некрасиво. Но это единственный выход, чтобы не сбежать самому. Потом я извинюсь и все объясню. Потом.

Маша вспыхивает, потом бледнеет, собирая учебники и резко вставая. Ее глаза, когда она проходит мимо трибуны к выходу, полны обиды и гнева. А я не могу отвести взгляда от ее стройных ног и бедер, обтянутых джинсовой юбкой. Мой член изнывает по ней. Все эти три дня изнывал. Черт, я чувствую, как пот струится по спине, но и это не самое страшное…. Если сравнивать с тем, что происходит с нижней частью моего тела.

— Не больно-то и хотелось, мистер Задница, — тихо бросила она, но те, кто сидел впереди услышали и захихикали. 

— Тишина в аудитории, — строго произношу я, поднимая руку. — Кто-то хочет поддержать Марию и последовать за ней? – обращаюсь к залу, который сразу же умолкает.

Дверь за ней закрывается, и я облегченно выдыхаю, переводя дыхание.

Два часа пролетают незаметно, я читаю лекцию на автомате, мысленно находясь далеко от аудитории. После пары студенты заваливают меня вопросами, как всегда обступив со всех сторон. Особенное рвение проявляют студентки. Сегодня мне хочется быть еще более милым, чем обычно. Я никогда не позволяю себе флирт на работе. Поэтому в моем понимании: «милый» - это вежливый. Через полчаса я устаю быть «милым» и покидаю аудиторию, прихватив кожаную папку с планшетом и собственной книгой по гражданскому праву, которую я написал пару лет назад.

Я иду по коридору, глядя на наручные часы и прикидывая за сколько времени смогу добраться до дома, чтобы переодеться, принять душ и поехать к маленькой возмутительнице моего спокойствия, когда вдруг замечаю Красавину возле окна. Она смотрит перед собой, кусая губу, и выглядит невероятно несчастной, потерянной. Трогательной. Я чувствую себя последним подонком, потому что я виноват в том, что она расстроена. Оглядываюсь по сторонам, отмечая, что кроме нас двоих в коридоре никого нет. Время уже позднее, основные предметы закончились. Действую на чистом адреналине, повинуясь эмоциям, наплевав на последствия. Не давая ей опомниться, хватаю за руку и затаскиваю в первую попавшуюся аудиторию, защелкиваю за собой дверь. Она роняет на пол сумку с книгами, глядя на меня огромными, блестящими от непролитых слез, глазами. Я пожираю ее взглядом с головы до ног. Мне кажется, что мы не виделись сто лет, а не три бесконечных дня. Она выглядит совсем девчонкой, и в тоже время женщиной, сексуальной и страстной. Джинсовая юбка, блузка с перламутровыми пуговками, распущенные по плечам белокурые волосы, подкрученные на концах, бежевые туфельки на каблуках, накрашенные реснички. Она принарядилась. Для меня. Черт, я уверен, что для меня.

Глава 7

 Москва 

  Дмитрий  

Чувствую себя мерзавцем. Никогда не задумывался, какого это – потерять голову из-за женщины. И вот, пожалуйста. Разумом я понимаю, что моей большой вины в случившемся нет, но все равно ощущаю себя негодяем. После моего возвращения в Москву прошла неделя, а я все не могу забыть малолетнюю дурочку, которая никак не покинет мои мысли и фантазии. Черт возьми, я просто помешался на ней. Как мальчик в период гормонального взрыва. Как подросток, впервые вкусивший запретный плод. Как иначе объяснить происходящее?

Любовь?

Какая любовь? Мы с ней даже не говорили почти. Ничего толком друг о друге не узнали. Все отношения – один голый секс без тормозов, самый бесбашенный и сумасшедший секс в моей жизни. Я и правда не думал, дожив до тридцатника с гаком, что такое бывает. Оказалось, что вон оно как. Простреливает. Навылет, до кишок. Заседает где-то на подкорке сознания, и не дает покоя. Я даже ловлю себя на мысли, что было бы неплохо напиться до бесчувствия, чтобы хотя бы ненадолго обрести забвение.

Когда Маша сбежала тогда, я через какое-то время успокоился. Самонадеянно подумал, что никуда не денется. Я взрослый, успешный, любая из ее подруг побежала бы за мной по свистку. И Маша явно ко мне тоже испытывает чувства. Нельзя подобное безумие в постели имитировать. Думал: угомонится, остынет, сама придет. Ага, мечтай.

 В университет утром она не пришла.

 Я чувствовал себя идиотом в десять вечера, стоя под дверями ее квартиры. Но она не открыла. Соседка сказала, что Маша уехала на такси утром. Оставалось только догадываться куда. Конечно, домой к родителям. Куда ей еще идти? В клубе ее не было, в балетной школе сказали, что она отпросилась. Адрес семьи Красавиных я знал, но поехать туда не мог. И как бы это выглядело? Что сказать? 

 «Маша, у нас еще два дня»? 

 Глупо.

 «Поехали со мной»? 

 Пошло.

  «Я тебя люблю»?  

Неправда.

Хотя сейчас, черт побери, когда все во мне горит и болит, утратив ее, я начинаю сомневаться.

В институте до моего отъезда Мария так и не появилась, в своей квартире тоже, хотя я честно дежурил по вечерам, как дурак. На что надеялся? 

Телефон у нее был отключен, но я продолжал слушать автоответчик, в глупой надежде на чудо. Оставляя миллион сообщений.

В тот вечер, когда я собирался выехать в Москву, решил задержаться еще на ночь. Предположил — Маша решит, что угроза миновала и вернется домой. Я ночевал в машине возле ее подъезда. 

Она не появилась. Видимо, не судьба.

 Я так думал, пока ехал по трассе в сторону Москвы, чувствуя себя полностью разбитым и опустошенным. Но не виноватым. Как бы не вспылила Красавина, оскорбившись, что у меня есть девушка, она повела себя глупо и трусливо, выбрав позицию страуса, который прячет голову в песок. Она испугалась того, что случилось между нами. Возможно, Полина, моя подружка, стала поводом, который Маша использовала, чтобы завершить то, что ее слишком потрясло. Она маленькая девочка, и я понимаю ее отчасти. Ее страхи и опасение. Даже ее недоверие. 

Не могу понять себя в этой ситуации. Себя – уравновешенного, хладнокровного, взрослого, умного мужчину. Почему я до сих пор думаю об этом?

Вернувшись в родные места к привычному образу жизни и … к Полине. Я честно пытался жить так, как раньше, до Твери, до Марии Красавиной. И даже получалось. Полина ничего не замечала … сначала, и так искренне радовалась, что мы снова рядом. Первые дни и выходные мы провели вместе в моей квартире на Чистых прудах. Я проявлял необычайную нежность и внимательность, что, скорее, было продиктовано чувством вины за измену, нежели искренними чувствами.  В постели у нас с Полей проблем никогда не возникало, но это не было огнем, вспышкой, стихией. Я не терял разум, не летал со звездами. Банальный, обычный, скучный секс пары, у которой давно закончилась фантазия. А ведь и правда… Мы уже пять лет вместе, и я ни разу не задумался о браке. О детях. Это ли не знак? 

Первый скандал у нас случился два дня назад, когда я нечаянно назвал Полину Машей. Не во время секса, слава Богу. В магазине. Мы что-то выбирали, а я опять был в своих воспоминаниях и сорвалось. А вчера я забыл, что мы с Полей договорились пойти в кино. Я приехал домой с работы, лег спать, а часов в десять вечера она мне позвонила, сообщив, что я мудак. Слышать от нее такое – нонсенс. Полина – династический прокурор. Вся ее семья сплошные судьи и прокуроры. Мы и познакомились с ней на судебном процессе.

Поля старше меня на два года. Но отлично выглядит, и ей не дашь больше тридцати лет. Высокая, очень стройная шатенка с серо-зелеными глазами и веснушками на носу. Стильная, но сдержанная в выборе гардероба, в силу профессии. Очень серьезная, умная, образованная и интеллигентная. Мои бы родители ее оценили по достоинству и одобрили. Вначале отношений мы говорили часами, сутками…. У нас было так много общего. Работа, планы, амбиции. Мы делились опытом и строили грандиозные новые теории. Секс занимал в наших отношениях не самую главную роль, хотя тоже имел место быть. К тому же Полина уже была однажды замужем, еще в институте. Ранний неудачный брак. И теперь она не спешила, и я ее не торопил.  У нее и шестилетняя дочь имеется, с которой мы отлично ладим. 

Глава 8

 Москва 

  Мария   

Встречать меня вокзал явились все мои московские родственники. Когда мы с Ирой вышли из автобуса, и на нас обрушилась толпа незнакомых ей людей, пытающихся поздравить, обнять и расцеловать нас обеих, Самойлова просто опешила. У нас забрали наши вещи, затолкали в тонированный внедорожник и повезли в неизвестном направлении. Я беспечно улыбалась, а вот Ира пребывала в шоке. В машине с нами ехал Артем, это тот брат, который очень похож на меня внешне, или я на него. Успешный хоккеист и просто красивый и добрый парень с широченными плечами и золотым сердцем. За рулем был кто-то незнакомый, а Тема сидел рядом, постоянно то обнимая меня, то дергая за волосы, как детстве, не переставая заваливать вопросами. Мы смеялись, забыв об Ире напрочь. Я давно не видела Тему. Полгода точно. И это большой промежуток. Обычно наша семья собирается гораздо чаще. Пусть не вся сразу, но родители так нас приучили. Мы действительно очень дорожим друг другом, но есть еще один момент который мы уяснили с детства. Никто из нас никогда не спекулирует на успехе другого члена семьи. Каждый должен всего добиться сам. Никакой халявы. Это не жадность, а железные и, я считаю, правильные принципы, которые нам внушали с детства. Но сегодня меня будут баловать и угощать. В такие редкие моменты можно. И подарки на день рождения и праздники разрешены, если очень хочется подарить.

День пролетает, как мгновение. Сначала мы обедаем в шикарном ресторане, потом едем домой к Теме, где нас снова ждет застолье, но теперь уже с тихими разговорами, счастливыми воспоминаниями и просмотрами фотографий из детства. Благо гостиная Темыча уместила всех нас, и каждому нашлось место. Конечно, я была в центре. 

Тема влез между мной и Ирой, которая немного расслабилась после двух бокалов шампанского, да и Артем как-то вдруг ее разглядел и разделил свое внимание между нами. Я не ожидала, если честно, что Света с Юлей вырвутся из своих многочисленных семей. Они близнецы, и что удивительно, замуж вышли тоже за близнецов. В один день. Про них даже репортаж был по-местному телевидению. Удивительная семья. Как они детей своих не путают? Когда я приезжаю в их загородный дом (они живут вместе, недавно съехались), у меня голова идет кругом. Не могу понять, кто чей. Смешно и странно. У одной сестры трое, у другой пока два мальчика.  Как им удается мирно жить и не поубивать друг друга? Или это дело привычки? Мы же жили все вместе и не дрались. 

Другая пара близнецов, которых родители приняли в семью после Светы с Юлей, прибыла в неполном составе. Приехала только Вика. Она работает актрисой в Московском театре уже лет шесть, не выходит замуж и не спешит обзавестись потомством. Макс укатил куда-то на съемки, он успешный фотограф. Тоже, кстати, холостяк. Что и говорить, творческие личности. Все парят, да летают. Я всегда смотрела на них, как на небожителей. Невероятно красивая парочка. Они хоть родились с разницей в минуту, но внешне совсем не похожи. Даже цвет волос разный. Вика рыжая, а Макс – блондин. Еще они совершенно сумасшедшие. И их таунхауз больше похож на арт выставку, чем на жилой дом. Они постоянно ссорятся и даже дерутся, но жить друг без друга не могут. Я в их обществе могу вынести не больше двух часов. Устаю от такой бешеной энергии, которая их окружает. А вот Марку было с ними легко. Не зря Вика его сегодня целый вечер вспоминала. 

Нужно сказать, что о нашей с Марком истории знают не все. Тем, кто на момент нашего грехопадения покинули отчий дом, не сообщили о скандальном случае в семье. Родители хранили эту тайну под семью замками. Тема не только знал, но и видел. Он был вместе с мамой, когда она нас с Марком застукала. Подозреваю, что Стелле проболтался именно он. Может, кому-то еще. Тёма совершенно не умеет держать язык за зубами, но не от злого умысла. Просто такой вот он человек. 

— Я слышала, что Марк до сих пор в Голливуде, — снова вернувшись к теме блудного сына, сообщила Вика. Все внимательно уставились на нее, в ожидании сенсации. Я же чувствовала себя неловко. Особенно под понимающим взглядом Артема. — Максим узнавал по своим каналам, и даже нашел его в сетях, но к нему так просто не добавишься. На заявки в друзья он не реагирует, и через агента с ним тоже невозможно связаться. 

— Кто такой Марк? – шепотом спросила у меня Ира. Я пожала плечами. 

— Еще один брат, — так же тихо ответила ей.

— Тоже приемный?

— Нет, родной. 

Вика услышала наши перешептывания и посмотрела на Иру.

— В том-то и дело. Что родной. Ни один конфликт с родителями не может длиться столько времени. Какое-то глупое упрямство, гордость непонятная. Мы то, что ему сделали? Я, кстати, говорила, что он каскадером работает? 

— Ему всегда нравилось совершать необдуманные поступки, — вырвалось у меня. Тёма по-дружески хлопнул меня по плечу.

— Тебе тоже, сестренка. Вы поэтому были неразлучны. Может, тебе стоит написать ему? – шутливо заявил он.

— Да, действительно, Маш, — поддержала инициативу брата Юля. Света энергично закивала, налегая на шампанское. — Вы же были неразлучны. Друзья не разлей вода. Тебе он непременно ответит. Почему нет?

Эти две почти сорокалетние мадамы точно не знают о пикантном секретике, но вот Вика в курсе. Хитрая сучка, специально завела эту тему. Вопрос в том, для чего? 

— Не думаю, что это хорошая идея, — мрачно качаю головой. Сердце уже тревожно бьется, ладони потеют.

Глава 9

Мария  

Я просыпаюсь за пару часов до рассвета, хотя дала себе задачу, не засыпать, вообще. Не выдержала, вырубилась. Солнцев с его экспериментами и невероятной выдержкой меня просто вымотал. Стоит ли говорить, как сильно я не привыкла к подобному накалу страстей. Частично все происходящее с нами меня до чертиков пугает. Нет, он не сделал мне ничего плохого, напротив, я голос сорвала. И не от криков о помощи…. Наверное, мне страшно от того, что я не хочу, чтобы наш безумный сон, жаркий, страстный, внезапный сон заканчивался. Но я не хочу быть навязчивой, не хочу заглядывать в глаза, ждать звонка, радостно вилять хвостиком, если он снова решит позабавиться с молоденькой девушкой без комплексов. Он же такой меня видит. 

Не хотела засыпать, потому что собиралась свалить пораньше, как только Дима уснет, а он все не засыпал. Уйти по-английски, не прощаясь, как в кино. Я даже представила себя в роли этакой роковой красавицы, которая использует мужчин, а потом бросает их. Глупая, конечно, глупая. Во мне, как и в любой девушке моего возраста живет маленькая мечтательница, стремящаяся поставить мир мужчин на колени, но он… этот мир как-то совсем не спешит становиться. 

Наверное, я недостаточно хороша.

Натягиваю пресловутые носки, один с дыркой на большом пальце, джинсы на голую задницу, потому что трусы не нашла. Точно помню, что снимала их в ванной, когда переодевалась в рубашку Димы. И еще точно помню, что уходить я собиралась не раз, находила свое белье, надевала, потом снова снимала… не сама.

Лифчик нашла в прихожей на ручке двери, а рубашку на полу. В общагу пустят только в семь утра. Придется в таком мятом виде сидеть на крыльце. Кошмар. 

С тяжелыми мыслями о предстоящем холодном утре на свежем воздухе, я крадусь к входной двери с кроссовками под мышкой. Не очень-то похожа на роковую похитительницу сердец. 

Растерянно смотрю на новомодный замок, совершенно не представляя, как он открывается. Осторожно, едва дыша, опускаю обувь на пол, тихонечко надевая. Потом начинаю крутить по очереди различные рычажки и штучки, которые могли бы помочь выбраться из этого дворца моего спящего принца. И когда, наконец, раздается характерный механический щелчок, я, радостно улыбаясь, сжимаю дверную ручку, опуская ее….

— Стоять! – останавливает меня грозный оклик.

Я вздрагиваю, чуть ли не подпрыгивая от страха, медленно оборачиваюсь. В одних штанах, с голым торсом, сложив на груди сильные мускулистые руки и лениво привалившись к косяку, Дима хмуро посматривает на меня стальными глазами, и совсем не выглядит сонным, что даже подозрительно. Волосы небрежно падают ему на лоб, смягчая четкие и правильные черты лица. 

— Куда собралась? – спрашивает он, отрываясь от стены и ладонью нажимая на дверь, захлопывая ее.

— Дим, ну, не чуди только. Я домой. Мне учиться надо. Сам же меня в этот универ устроил. Надо теперь оправдывать доверие, знаешь ли, — пожав плечами, заявляю я. Он приподнимает брови, словно удивляясь моей наглости. 

— Знаешь ли, — пародирует меня этот наглый засранец. — Моя куколка, что тем, кого я устроил в столь ненавистный тебе университет, учиться не обязательно. Моя личная протекция – гарантия получения диплома при любой успеваемости и посещаемости.

— Я обрадую Самойлову, — холодно отвечаю я, чувствуя неприятный осадок. Скольких еще он так себе из провинции выписал? 

— Маша! – рявкает Солнцев, впечатывая меня в стену, — Это касается только тебя. — его губы в миллиметре от моих, и, о, черт, я снова начинаю возбуждаться. Этот мужчина сделал из меня нимфоманку, – И только тебя. Перестань бегать от меня. Я не отстану.

— А как же твоя девушка? Ей вряд ли придется по вкусу то, что ты водишь к себе всяких провинциалок, — срывающимся шепотом говорю я. Дима забирается под мою рубашку, сжимая ладонями чувствительную грудь. Это получается не специально, тело предает меня, и я инстинктивно выгибаюсь навстречу сильным мужским рукам, которые дарят мне столько удовольствия.

— Я с ней расстался. Точнее, она со мной. Неважно… - хрипло шепчет Солнцев, проводя своими губами по моим. От бесконечных поцелуев даже эта безобидная ласка кажется мне болезненной. 

— Она бросила тебя, потому что ты бабник, — заявляю я, хотя от его слов у меня замирает сердце. В груди становится горячо от распускающейся в сердце надежды….

— Спасибо, конечно, — улыбается Дима, вытаскивая одну руку из-под моей рубашки и касаясь тыльной стороной ладони моей щеки. Такая нежность, от которой у любой девушки защемит сердце. Я смотрю на его мускулистые плечи, представляя, как обзавидывались бы мои тверские сокурсницы, увидев его таким… без делового костюма, без вальяжной надменности, без звездной самоуверенности московского преуспевающего адвоката. 

— Но я не бабник. И почему-то мне кажется, что тебя это скорее огорчит, чем обрадует. Вы, девочки, испытываете болезненное желание исправлять плохих парней, которые никогда не исправятся. Воспитывать засранцев, не подлежащих воспитанию. Но вы же никому не верите. Вам жизненно необходимо сто раз наступить на грабли, прежде чем сделать выводы, — выдает он целую тираду, глядя вглубь моих глаз. 

Возможно, то, что сказал Дима – это его общее суждение относительно всей женской половины, но в моем случае он промахнулся. Свои грабли я хорошо усвоила, да и Марк никогда не был плохим парнем. Не знаю, каким он стал сейчас…. Его поступки могли казаться некрасивыми, жестокими, но я всегда находила им оправдания.

Глава 10

Дмитрий 

Не было просто. Ни одной минуты с того момента, как … я ее увидел впервые. И не будет никогда. Я начал курить по ночам. Когда она спит…. Когда она спит, я не смотрю на нее часами, не любуюсь чертами ее лица. Я много думаю о том, что происходит с нами, со мной в частности. Я не понимаю этого. Чувствую себя наполненным и выпитым до дна одновременно.

 Мы просто устали.

Первая неделя выбила меня из реального графика и полностью выжала, как лимон. Я думал о ней…. Постоянно. Я не мог работать, зная, что она там, в моей квартире в новых сексуальных вещах и белье, которые мы ей купили вместе. Я мечтал о ночи, когда снова получу свой подарок, чтобы распаковывать его снова и снова, пытаясь добраться до сути, до центра, до естества, но мне не удалось ни разу…. Маша прятала от меня свое сердце, свои мысли. Но я получал ее тело. Все без остатка. Снял все запреты, настроил под себя, как самый изысканный инструмент, который мог петь часами в моих руках, царапая душу, или спину… Я получил ее красоту, юность, ее нежность, смех и самый горячий сумасшедший секс, который только мог представить. Теперь все тайные фантазии я прокручивал наяву с девушкой, которая меня не любила. 

Я не мальчик, который живет иллюзиями и такие вещи чувствуешь, понимаешь. У нее никого нет, и не думаю, что Маша из тех легкомысленных девиц, которые просто прибиваются к мужику с деньгами, чтобы потом дождаться следующего, побогаче, помоложе. У Маши имеется какой-то блок, словно она боится чего-то, не доверяет мне. И этот контраст выворачивает меня наизнанку. Я не могу сопоставить два образа одной девушки, которые уживаются в ней. Щедрая, чувственная любовница, которая откликается на каждое мое прикосновение ночью, и отстраненная, сдержанная красавица по утрам. В ее глазах иногда я читаю столько сомнений, сдерживаемых эмоций и противоречивых чувств, которые она не осмеливается высказать вслух. 

К концу месяца стало легче. Мы смогли настроить радары друг на друга, найти общие точки соприкосновения, свою особенную зону комфорта, помимо постели. Я бы сразу поставил крест на наших отношениях, если бы Маша интересовала меня только в горизонтальном положении. Мне нравится выступать в новой роли учителя, покровителя, наставника. Я давно забыл, как необходимо человеку заботиться о ком-то, кто ему тебе дорог. 

Утром мы всегда завтракаем вместе, причем готовим по очереди. Хотя я чаще. Жалко будить юную соню, особенно если она хорошо задабривала меня ночью. Злой мегере, которая позволяет только миссионерскую позу в те три дня в месяце, когда у нее не болит голова, никто не будет готовить завтрак в постель. Ни один дурак.  Иногда вместо чашки кофе и тоста с маслом Маша предпочитает утренний секс, в чем я ни разу ей не отказал. Несмотря на ее переживания по некоторым аспектам, она втянулась и приспособилась к взрослым мужским потребностям очень быстро. С энтузиазмом я бы сказал. Что мне больше всего в ней импонирует – это полное отсутствие комплексов и зажимов в постели. Она не стесняется говорить, чего хочет, и не боится сказать нет, если я перехожу какие-то границы. Я веду к тому, что Маша не просто позволяет мне использовать ее тело, она является полноценным участником, иногда и часто – главным инициатором. 

Да, эти первые дни, недели и месяцы выдались сложными, но счастливыми. Мы были одержимы друг другом, погрязли в нашей страсти и невероятной тяге другу к другу. Мы обрели что-то, чего никогда не имели и пытались сохранить так, как умели. Я отвозил ее в университет по утрам. Вечером она встречала меня с работы или ждала дома, или мы шли гулять по городу, сорили деньгами, смеялись, вели себя, как подростки, потом всю ночь кувыркались, а утром вставали, как ни в чем не бывало, полные сил. 

Одной из проблем и причиной мелких ссор стало отсутствие у нее стремления к получению образования. Я пытался подтянуть ее по тем предметам, которыми владел сам, но она злилась, когда чего-то не понимала или просто ленилась. В период сессии я был свидетелем ее бесконечных истерик и срывов. Маша кидалась учебниками и курсовыми работами, заявляя, что все ей осточертело, и она завтра же уедет домой. Но не уезжала. Кто бы ее отпустил? Как итог – сдача сессии на отлично и назначение стипендии. Но я видел, каких колоссальных трудов ей это стоило. Мне образование давалось легче, шутя…. Я наблюдал, как она танцует, когда думает, что я сплю, как светится ее лицо и меняется выражение глаз. 

Я понимаю, что должен помочь ей найти себя, стать счастливой. Я же ей обещал именно это, предлагая жить вместе. Нам необходимо поговорить, но я не уверен, что Маша готова. Сессия ее вымотала, в последние дни она вела себя немного отстранённо и зажато. 

— Маш, ты могла бы снова попробовать поступить в хореографическое училище при большом театре, — предложил я этим утром во время завтрака. У нее начались летние каникулы, но она все равно вставала меня проводить, потому что мою работу никто не отменял. Она стояла у плиты, переворачивая лопаткой сырники, пока я просматривал новости и свое расписание в планшете. Взгляд невольно скользнул по едва прикрытой белой футболкой попке и длинным стройным ногам. Я купил ей гору разных красивых тряпок, но она предпочитала эту вытянутую футболку с олимпийским мишкой на груди. Выглядела она в ней, как школьница, а без нее, как гетера. Распущенные волосы струились по плечам, опускаясь тяжелыми волнами до самых ягодиц. Облако белоснежных волос… как в песне. Мне нравилось, когда на ней не было ничего, только белый, как снег, шелк, укрывающий от моего жадного взгляда.

— Я уже пробовала, Дим. Меня не взяли, — сухо ответила Маша.

Глава 11

 Три месяца спустя.

Италия. Рим. 

 «А знаешь, если казаться не тем, кто ты есть на самом деле, можно получить не ту работу, не тех друзей, бог знает что еще. Не свою жизнь.» 

Майкл Каннингем "Дом на краю света" 

 Марк 

— Тварь, ублюдок, бабник. Чтоб ты сдох. Ненавижу тебя, — вопит, как ненормальная Карла Грин, застукав меня в гримерке с очередной костюмершей. Причем кричит и проклинает Карла меня, а лупит и волосы дерет моей менее удачливой любовнице, которая только и успела-то всего ничего…. Только начали, можно сказать. Было бы из чего скандал раздувать. Я ее даже не трахнул. Но Карле разве докажешь. Застегнув ширинку, я подтягиваю джинсы, опускаясь на стул, равнодушно наблюдая за женской дракой. 

Когда несчастной растерзанной безымянной костюмерше удается смыться, Карла берется за меня. Не в физическом плане, а в моральном. 

— Ты специально это делаешь? Скажи? – убирая с лица растрепавшиеся в кровавом бою волосы, спрашивает Карла, глядя на мое отражение в зеркале. Я беру с полки сигареты и, откинувшись на спинку стула, неторопливо закуриваю, закидывая ноги на стол с тюбиками с гримом. Не вижу смысла в словах и оправданиях. Поэтому молчу и с наслаждением выдыхаю дым… ну, и вдыхаю, конечно. Есть небольшая неприятность. Побитая девушка не доделала начатое, и у меня до сих пор стоит. Не падает даже от криков Карлы. Оценивающе скольжу взглядом по ее наряду богини, или кого она там играет. Белая сорочка, которая почти ничего не скрывает.

— Ты меня наказываешь за то, что уговорила тебя ехать? Или потому что я согласилась на эту роль? Зачем тебе понадобилась эта дешевка? – продолжает истерить Карла. Обычно она себя так не ведет. Но за последние полгода это раз шестой или седьмой, когда она не просто узнает, а становится свидетелем. Первые два раза она просто закрывала дверь и потом неделю дулась. Потом решила проявить характер. Но на меня не действуют бабские истерики. Скажу больше, они меня бесят, вызывают отвращение и отторжение. И да, мне, наверное, нравится бесить Карлу. Она, когда злая, в постели просто улет. Мне не хватает от нее живых эмоций. Так что те причины, которые она назвала – хрень полная. Я не извращенец, и не бабник. Я живу полной жизнью. Я наслаждаюсь свободой. Никаких границ. К черту идите, моралисты. 

— Зачем, я спрашиваю? – срывая голос, заорала Карла. 

— Мне захотелось, — спокойно отвечаю я, выдыхая струю дыма. Поправляю свою эрекцию, недовольно морщась. Весь кайф мне испортила, мегера. 

Мой ответ подействовал на Карлу отрезвляюще. Она закрыла рот или потеряла дар речи. Ее взгляд в полном потрясении остановился на мне.

— А если мне захочется? – спросила она севшим голосом, устало опускаясь на соседний стул. 

— Ты всегда можешь обратиться ко мне, — улыбаясь, говорю я. 

— А если не к тебе? 

Я тушу сигарету, поворачиваюсь и смотрю Карле в лицо. Протягиваю руку, обхватывая пальцами ее лепные скулы. 

— Тогда ко мне больше никогда не получится, — ровно произношу я. 

— Ты чертов эгоист, — Карла дергает головой, освобождаясь от моей хватки. 

— Дорогая моя, мужчина от природы полигамен. 

— Ублюдок.

— Это не правда. Родители зачали меня в браке.

— Ты просто ненормальный.

— Снова врешь, потому что у меня есть справка, что я психически здоров и дееспособен. Принеси мне выпить, милая. У меня стресс.

— У тебя? – она даже на ноги вскакивает. — У тебя? 

— Да, любовь моя. Пожалуйста, будь благоразумна.

— Пошел ты, идиот.

Она идет к двери. Я провожаю ее насмешливым взглядом.

— Куда ты пошла, милая?

— Принесу тебе выпить, козел.

— Правильно, солнышко. Я тоже тебя люблю.

Вот так и живем изо дня в день. Мне не хочется пока ничего менять. Карла, как бы не возмущалась, остывает быстро. Обычно сразу после примирительного секса вся ее злость проходит. Мы никогда так долго и часто не были вместе. Вот видимо я и перегрелся. Редко выдаются дни, когда съемки проходят отдельно. Одну сцену, например, снимают в Пантеоне, а другую на фоне Колизея. Или, вообще, в Венеции. И Джимми еще подливает масла в огонь, постоянно повторяя, что Карла взяла цель на обручальное кольцо. Со мной вообще странные вещи происходят в последнее время. 

Мне Маша снится. Часто. Неприличные сны, если не сказать грубее. Не хочется пошлить. Маша – это святое. Началось все с той короткой переписки полгода назад. Я, когда увидел, кто мне заявку подал, глазам не поверил. Даже не сомневался, если честно, добавить ее в список своих контактов или нет. Столько раз присылали другие … приёмные дети моих родителей, и я каждый раз отклонял. Нужны они мне, блаженные все до одного. Переписка короткая получилась. Ничего такого, все банально. Привет, как дела, прости за обиды. Чего так Машка испугалась - не понимаю. Аккаунт удалила, я какое-то время ждал, заглядывал. Ее искал. Бесполезно. Видимо, обманула, и до сих пор дуется. Наверное, причины у нее имеются, да и какой смысл сейчас ворошить старое. В этом я с ней солидарен, но фотографию сохранить успел. Она у меня в телефоне, в отдельном файлике.