По законам Дикого Запада
Часть первая
Штат Техас, 188.. год
Глава 1. Засада
Клив сидел в бочке из-под солонины. Сидел давно, должно быть, часов пять, размышляя об этой, полной несправедливостей, жизни.
Майк Арлин, огромный рыжий ирландец, в руках которого дробовик "Уитни" десятого калибра выглядел не более чем изящной тросточкой, досасывал, наверное, уже десятую кружку пива в салуне "Эльдорадо". Причем за казенные деньги.
Питер Уитмор, второй помощник федерального маршала, в накрахмаленной белой рубашке и шерстяном костюме-тройке, удобно устроился в плетеном кресле с раскрытой газетой в руках. Кресло стояло в цирюльне старого Дика, наискосок от здания банка, и Питер с комфортом наблюдал за входом сквозь большое, хотя и грязное стекло витрины.
Лерою, правда, повезло меньше. Он сидел, скорчившись на колокольне городской церкви, и мучился от жары ничуть не меньше самого Клива. Но выбора у Сэма не было. Куда можно запрятать лучшего стрелка, вооруженного, к тому же здоровенным "Шарпом" пятидесятого калибра? Только на колокольню. Неудобно, жарко, зато и шансов поймать пулю намного меньше. Не то, что у него, Клива.
По плану, предложенному федеральным маршалом Джонсом, Клив отвечал за маленькую дверь, расположенную на заднем дворе банка. В то время, пока Арлин и Уитмор будут поливать парней Финнигана свинцом, он должен проскочить через двор и обрадовать бандитов своим появлением с тыла. Клив вполне был способен на такое. Лет пятнадцать назад он посчитал бы это простой работенкой, но и сегодня, в свои пятьдесят пять, не видел в ней ничего невозможного. Пальцы левой руки скрючил артрит, но правая, хвала Господу нашему, оставалась такой же быстрой, как и раньше. Ну а тех, кто прорвется наружу, если конечно, будет , кому прорываться, встретит Лерой со своим громобоем. Клив им не завидовал. Тяжелая свинцовая пуля, выпущенная из такой пушки, легко отрывала конечности, оставляя фонтанирующие кровью обрубки с торчащими из ран обломками костей. А попав в туловище, все равно в грудь или спину, разрывала живот, выпуская на свет божий розовые лохмотья легких и сизые кольца кишок. Человека, непривычного к подобному зрелищу, могло и стошнить.
Клив слегка поморщился, отгоняя возникшую перед внутренним взором картину. Пошевелился, удобнее примостив свое тщедушное тело на небольшом полене, поставленном на попа, и принялся изучать узоры, образованные кристаллами соли на слегка изогнутой поверхности дубовых досок. Вот всадник в широкополой шляпе, несущийся во весь опор. Силуэт лошади едва заметен, но это обстоятельство нисколько не портит картины, сложившейся отчасти на темной поверхности бочки, отчасти в разыгравшемся воображении Клива. А вот каньон Рио-Гранде, каким он видел его на дагерротипе в Остине, в борделе матушки Клэп, где побывал в году одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмом. Или в шестьдесят девятом? Нет, точно в шестьдесят восьмом. После неудачной охоты за парнями из Банды Черных Холмов, в окрестностях городка Раунд Рок. Тогда Клив потратил месяц, преследуя двух ковбоев, которые, в конце концов, почувствовав слежку, разделились и покинули территорию округа Тревис. А он, измотанный до полной потери сил, и, вдобавок подхвативший простуду, решил устроить себе небольшой отпуск.
А почему, нет? В карманах звенело серебро за голову Малыша Бена Ринго, мелкого шулера, дурака и легкую добычу. Обычно за Ринго никто не дал бы и пяти центов в базарный день, но однажды, перебрав виски, этот пьянчужка застрелил своего соперника по игре в покер прямо в салуне, на глазах, по меньшей мере, тридцати горожан и ковбоев с окрестных ранчо! Мозги несчастного забрызгали стены заведения и сюртук мэра Льюиса, безвозвратно испортив аппетит большинству посетителей. А покойника пришлось хоронить в закрытом гробу, дабы уберечь безутешную вдову и пришедших на похороны от лишних переживаний. Вот тогда-то цена за Бена Ринго и взлетела до двухсот баксов. Ордера с надписью "РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ" красовались на фасадах каждого дома в Хейвене, а салун и здание почты украшали, как минимум, десяток листов каждое. Под дурно исполненным портретом Ринго зловеще чернело набранное крупным кеглем слово "УБИЙЦА" и трехзначное число, начинающееся на двойку, а заканчивающееся двумя нолями. Иногда Клив задумывался, какой части из этих двухсот монет он обязан испачканному мозгами сюртуку мэра? И каждый раз приходил к ответу, что, по крайней мере, половине. Черт, неплохо, совсем неплохо за несколько пятен крови, кусочков кости и мозга на отрезе дорогого твида.
Кружащиеся в хороводе воспоминания постепенно становились все ярче, оттесняя на задний план жару и провонявшую мясом бочку. Веки охотника медленно опустились и Клив, упершись лбом в шершавые, пропитанные солью доски, провалился в тяжелый сон.
Глава 2. Бен Ринго
Полночная луна заливала мертвенно бледным светом слегка колышущиеся кукурузные стебли, когда Клив серой тенью скользнул по правому краю поля. Достигнув неширокой, ярдов в тридцать, полосы желтой земли, отделявшей поле от огороженного прогнившими досками двора, он присел на одно колено. Минут на пять замер, вглядываясь в темные, затянутые бычьими пузырями окна хибары. Никого.
Лишь тихо шелестели длинные, заостренные, как наконечники копий, листья, в черном небе глухо ухали совы. И еще кое-что. Что-то среднее межу детскими всхлипами и скулежом, время от времени прерывающееся коротким похрюкиванием. Небольшая пауза, затем снова всхлипы и похрюкивания. На лице Клива расплылась довольная улыбка, обнажив пожелтевшие от табака, но еще крепкие зубы. Легко поднявшись на ноги, он по-прежнему бесшумно перетек к изгороди и, на секунду замешкавшись, поднырнул под ветхой доской ограждения. Прикасаться к древней, криво сколоченной калитке Клив не решился. Эта изъеденная ветрами и солнцем конструкция могла обрушиться на землю с грохотом, способным разбудить мертвеца задолго до прихода Страшного Суда. С быстротой и грацией горной кошки он пересек залитое призрачным светом луны пространство двора. Прижавшись левым плечом к деревянной стене хижины, осторожно выпрямился.
Глава 4. Парни Финнигана
Большой Джордж стоял в густом кустарнике у подножия невысокого холма и готовился справить малую нужду на колючий, изогнутый ствол опунции. Мясистые зеленые листья, каждый не меньше ладони самого Джорджа, касались его рук и плеч, скребя по одежде толстыми шипами. Собравшись с духом, он откинул полы плаща, расстегнул пуговицы на серых, потертых штанах и извлек часть себя, хорошо известную шлюхам от Арканзаса до Нью-Мексико. Прикрыл глаза, чувствуя, как нарастает жгучая боль в паху. Переполненный мочевой пузырь, казалось, под завязку набит толченым стеклом вперемешку с гравием, а член напоминал раскаленный прут в руках ковбоя, что клеймит табун. Еще несколько мгновений, и горячая, мутная струя ударила в шероховатый ствол, растекаясь по неровной коре, поползла вниз, собираясь в пенистую, зловонную лужу. Джордж застонал.
"Проклятая простуда!" - с бессильной яростью думал он. Неделю тому Джордж сильно вымок, и вдобавок, заночевал под открытым небом, укрывшись не толстым шерстяным одеялом, а промокшей насквозь, лошадиной попоной. Казалось бы, сущий пустяк для такого здоровяка, но уже на следующий день он ощутил легкое покалывание и тяжесть внизу живота, а дальше дела пошли и вовсе из рук вон плохо. Оправление малой нужды превратилось в изощренную пытку, дважды Джордж обмочился, не успев расстегнуть штаны. Попахивало от него с той поры прескверно.
Поток мочи понемногу иссякал, принеся Джорджу кратковременное облегчение. Он стоял, упершись лбом в ствол опунции, ощущая кожей неровности коры. Обычно красное лицо побледнело, на кончике кривого, не раз сломанного носа висела большая, прозрачная капля пота. Глаза Джорджа бездумно смотрели вниз, на пенистую лужу меж широко расставленных ног. В ней большой коричневый жук боролся за жизнь, пытаясь выбраться на твердую землю. Он отчаянно перебирал лапками, то и дело вцепляясь в плавающий по поверхности сор, то вновь теряя опору. Джордж криво усмехнулся. Присев над лужей, он щепкой вытолкал жука на сушу и замер, наблюдая как тот, бодро перебирая лапками, устремился прочь. Затем Джордж распрямился, и, на секунду задумавшись, обрушил на спасенное насекомое стоптанный каблук своего сапога. Еще мгновение он смотрел на раздавленного жука, а затем, криво усмехнувшись, направился назад, в лагерь.
Из темного зева пещеры пахнуло затхлой сыростью, когда Джордж, чуть наклонив голову, шагнул в узкий коридор, образованный неровными, блестящими от влаги стенами. Издалека доносились хриплые голоса, запах дыма и жарящегося бекона. Он шел на звук, осторожно переставляя ноги, касаясь пальцами холодного, мокрого камня. Футов через двадцать проход круто сворачивал влево, обрываясь в небольшом круглом зале с высоким, уходящим в темноту потолком. На неровном полу весело потрескивал небольшой костерок, освещая собравшихся в круг четверых мужчин. Они сидели, привалившись спинами к брошенным на камень седлам, глядя, как закипает над огнем старый, мятый кофейник и лениво перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Двое курили.
- Эй, Джорджи, как дела? - завопил один из мужчин. На смуглом, обветренном лице играла глумливая улыбка, выпуклые черные глаза весело поблескивали. - Твой маленький амиго еще при тебе? Или отвалился и теперь ездит в кармане?
- Дьявол тебя раздери, Пако! Жаль, что шериф прокрутил тебе лишнюю дырку в заднице вместо того, чтоб снести твою тупую башку, - вяло огрызнулся Джордж.
Пако Гонзалес довольно ощерился.
- Джордж, у тебя кровь, - тихим, вкрадчивым голосом произнес Папаша Финниган. При рождении мать нарекла его Крисом, но Папаша уже забыл, когда последний раз слышал это имя. Невысокий, болезненно худой, он сидел закутавшись в толстое одеяло, и сжимал в костлявой руке большую железную кружку. Над кружкой вился парок, приятно пахнущий свежесваренным кофе.
- Что? - непонимающе произнес Джордж, и тут же почувствовал тупую боль в нижней губе. Отер рукой рот и мрачно уставился на широкую красную полосу, оставшуюся на тыльной стороне ладони. - Губу прикусил. Наверное.
- Так плохо? - в голосе Финнигана не слышалось сочувственных ноток.
- Нет, нет, все в порядке. Не волнуйся, Папаша, я в норме, - зачастил Большой Джордж. А перед его глазами внезапно встала картина двухлетней давности.
Воздух в каньоне раскалился, наверное, до ста градусов, когда Майк Меллоуз потерял сознание и завалился в бок, упав на пыльную, каменистую дорогу, уходившую вдаль и терявшуюся среди невысоких холмов. До спасительного поворота оставалось миль пять, возможно, и больше. Висящее над землей марево не позволяло верно оценить расстояние, смазывая картину и заставляя слезится глаза. За бандой гнались обезумевшие от ярости ранчерос, и расстояние, разделявшее их, уменьшалось с каждой минутой. Папаша Финниган надеялся добраться до границы раньше, чем проклятые мексиканцы доберутся до них. Иначе, добра не жди. Лучше было б купить этих проклятых лошадей, деньги у них были. Кто ж знал, что тот мексикашка только притворялся испуганным, все время выбирая момент, когда смог бы схватиться за ружье.
Старый козел, лопоча и кланяясь, пятился задом, словно рак, а зацепившись за порог полетел кувырком, едва не размозжив себе голову. Все рассмеялись. Они еще смеялись, когда снова увидели ранчера. Тот лежал на деревянном полу и целился в них из огромного, рассыпающегося от старости, дробовика. Джорджу тогда показалось, что длинные, испятнанные ржавчиной, стволы смотрят прямо ему в лицо. Старик спустил курок. Раздался сухой щелчок осечки, затем громыхнуло. Густое облако белого дыма заволокло дверной проем, а справа кто-то истошно завопил от боли. Смех сменился криками ярости, загрохотали беспорядочные выстрелы, то и дело перемежаемые проклятьями.
Ранчера застрелили, когда он пытался перезарядить дробовик. Три пули вспороли старику спину, прочертив на коже кровавые борозды и обнажив ребра. Четвертая, выпущенная Финниганом, попала в лоб, на дюйм выше левого глаза, пробив аккуратную, почти бескровную дырку. Он так и остался на деревянном полу собственного дома, уткнувшись лицом в грязные неструганные доски, сжимая в руке тусклый, покрытый зеленоватой патиной патрон.