В путь мы отправились на рассвете, Кош Невмертич пообещал хорошую погоду и никакого дождя.
– С водой осторожно! – предупредила я Драгомира и Одихунтьевича, когда занималась превращением. – Попадёт в лицо или на голову – чары тут же рассеются. Даже когда пьёте – осторожнее. А то некоторые любят мордой в миску залезть…
И хотя не было названо, кто это любит, кот сразу разорался.
– Вот как это низко – упрекать внешним видом! – возмутился он, тараща глаза. – У вас, людей, между прочим, ещё больше недостатков! Некоторые в кустах всегда подветренную сторону ищут!
– Примолкни, – посоветовала я ему, и он обиженно замолчал.
– Опять что-то сбрехал про меня? – нахмурился Драгомир.
Он хоть и не понимал кошачьих слов, но кошачье настроение распознавать уже научился.
– Да подтрюхивает немного Одихуся, – отмахнулась я, наводя чары на себя.
– Волнуется, видно, котейка, – сказал Кош Невмертич, поглядев на Одихунтьевича, отчего кот предпочёл перебежать поближе ко мне.
Он прижался к моей ноге и заворчал – уже негромко. Можно было принять его ворчанье за мурлыканье.
– Не заволнуешься тут, – бурчал он, пока я окропила себе голову водой и прошептала заветные слова. – Тут любой трюхнет! К ведьмам тащут, в падаль превратили…
– Да не в падаль, – утешила я его, глядясь на себя, как в зеркало, в кадку с водой. – Хорош ты и такой. Очень милый старый драный котик получился.
Драгомир хмыкнул, и Одихунтьевич сразу позабыл прятаться.
– Вообще-то, драный – это не про то, что ободранный!.. – заорал он ещё громче. – Ты думай, что говоришь!.. Княжна, всё-таки! С образованием!..
– Пусть будет стыдно тому, кто поторопился услышать что-то плохое, – строго сказала я, и Драгомир сразу перестал ухмыляться, а кот сердито засопел, но заглох. – Вы оба – прекрасными старичками получились, – успокоила я их. – Один лучше другого.
И я тоже получилась хороша. А уж на Драгомира без содроганья и смотреть невозможно было – ветошь-старик, в чём только душа держится. Одно и осталось, что глаза и взгляд – как у сокола. Молодые. Зоркие. Такие не спрячешь. И меня в своё время глаза выдали…
– Занятная зверюшка, – Кош Невмертич подал Драгомиру дорожную сумку, где была припрятана на дне заветная каменная шкатулка, а сам смотрел на Одихунтьевича. – Коты, вроде, ласковые, а этот всё чем-то недоволен. Или это только кажется?
– Кажется, когда пузо маслом не мажется, – огрызнулся Одихунтьевич.
– Да он ласковый и добрый, – сказала я, незаметно, подпнув кота. – Сейчас вот песенку завёл. Про дальнюю дорожку, по которой не хаживали ножки. Затейник он у меня!
– И правда, затейник, – согласился Кош Невмертич. – Задержались бы вы, я бы с ним подружился.
– С чёртом лысым дружись! – тут же зашипел Одихунтьевич. – Ты меня когда осматривал, чуть не раздавил! Это что же такое, люди добрыя!.. Будто я курица ему какая! А он во мне будто золотые яйца искал!.. У меня яиц внутри нет! Они только…
– Ой, ну всё, – перебила я его вопли. – Пора. Присядем на дорожку.
Мы присели, помолчали, а потом Кош Невмертич вышел нас провожать.
В этот раз мы отправлялись в путь совсем по-другому. Была у нас и тёплая одежда, и корзинка с едой – мешочки с сухарями и крупой, головки лука, хороший кусок копчёного сала, медовые пряники. Зелени в похлёбку – крапивки, заячьей капусты или щавеля с сытником – можно будет по дороге нарвать. Чай заварить – опять же, ягоды и душистые травы везде растут, их с собой тащить не надо.
У Драгомира в пояс было зашито серебро, а у меня припрятан за пазухой кошелёк – две нычки лучше одной. Одихунтьевичу полагалось идти своим ходом, и он заранее ныл, что мне придётся нести корзину, а не его.
Кош Невмертич благословил нас, дал последние напутствия – в какую сторону идти, и как с пути не сбиться, и мы пошли.
Пока не скрылись за поворотом, я всё махала колдуну рукой. Он в ответ махал вышитым рушником. Примета такая – чтобы дорога была гладкой и ровной, как постланная скатерть.
Махал нам вслед и головой качал – то ли укоризненно, то ли удивлялся чему. А может, просто грустил, что гости уходят, и он снова остаётся один.
– Грустно-то как, – сказала я, когда мы углубились в лес и пошли по дороге между вековечных дубов. – Спокойно у него, хороший человек…
– А мне он не понравился, – ответил Драгомир.
– Впервые с ним соглашусь, – поддакнул Одихунтьевич.
– Да почему он вам не нравится? – всплеснула я руками. – Ну ладно – кот. Обиделся, когда Кош Невмертич его на колдовство осматривал…
– Тебя бы вверх хвостом перевернули! – заверещал кот. – На животик бы давили! А я, между прочим, только плотно откушамши был…
– А тебе-то, княжич, он что плохого сделал? – не пожелала я сочувствовать Одихунтьевичу. – Кош Невмертич тебя накормил, напоил, баню затопил, в дорогу собрал…
Но Драгомир был неумолим:
– У него такие силы, а он остался в стороне. Мог бы с нами пойти, на подмогу. Он трус.