Поцелуй Веры

Пролог. За два месяца до основных событий.

- Привет, сестренка, – сказал я, приобняв ее и поцеловав в щеку.

- Привет-привет, – улыбнулась в ответ.

- Давно ждешь? – спросил, придерживая ее стул, ожидая, когда сядет обратно.

Варя попросила меня об услуге. Чтобы узнать результат, назначила встречу в кафе. Я приехал вовремя, но, судя по остаткам чая в чашке сестры, она ждала меня не менее получаса.

- Нет. Минут десять.

- Вареник, разве мама тебя не учила, что врать старшему брату не хорошо? – усмехнулся я.

- А тебя папа не учил молчать и не указывать на недостатки сестры, – не осталась в долгу она.

- Голодна? – улыбнулся Варе.

- У меня от волнения аппетита нет. Рассказывай скорее, что узнал.

- Годы терпения тебе не прибавили.

- Димка, я тебя сейчас стукну! Не нервируй меня. Моя нервная система расшатана гормонами, терпение отсутствует напрочь.

- Для начала я хочу услышать объяснения. Ты втянула меня в странную авантюру, заставила врать другу. К чему такая таинственность? И зачем ты попросила собрать все данные о медсестре, которая присматривала за Настей после похищения?

- Вспомнил все-таки?

- Варюха, я не настолько стар. Кроме того, Вера неоднократно навещала Софию в палате. Она прекрасная медсестра и добрый человек. Не понимаю, чем она тебе не угодила? Зачем тебе понадобилась подноготная девушки?

- Сначала покажи, что накопал, потом я отвечу на твои вопросы, – не уступала сестра.

Я достал папку из сумки и передал Варе. Раскрыв её, она бегло просмотрела первую страницу, перелистнула на следующую и замерла. Взгляд сестры застыл на одной строчке. Нижнее веко слегка дернулось.

- Я не ошиблась, – прошептала она.

Варя задумчиво уставилась в бумаги, чуть покусывая нижнюю губу. Я хорошо знал этот жест – сестра анализировала полученную информацию и генерировала план будущих действий. Помня о ее беременности, поспешил вмешаться, пока она не влипла в историю.

- Вареник, даже не пытайся что-то затевать, иначе я буду вынужден позвонить Арсу.

- Ты, о чем? – подняла на меня невинный взгляд.

- Сестренка, тебе меня не обмануть, – притворно ласково сказал ей. – Рассказывай все сейчас же, – строго произнес свое требование.

- Хорошо, хорошо. Только пообещай, что поможешь и ничего пока не расскажешь своему другу.

- А я чем сейчас занимаюсь? По-твоему, это не помощь? Варь, не тяни резину. Рассказывай, а там посмотрим.

- Нет. Арсений не должен узнать. Не хочу волновать мужа раньше времени. Маленький шанс, что я ошибаюсь, еще есть.

- Вареник, судя по твоему взгляду, ты на сто процентов уверена в своих выводах. Колись.

Сестра набрала полную грудь воздуха, шумно выдохнула и кивнула.

- Я подозреваю… Нет, я думаю, что дочери Веры Яковлевны Кошкиной – мои племянницы, – понизив голос до шепота, произнесла сестра.

- Чего?! – вылетело из меня в тот момент, когда челюсть падала на стол.

- Тише ты! – шикнула сестра, озираясь по сторонам.

- Варь, твои гормоны до головы добрались?

- Я видела ее с Ванькой. Они встречались, – тихо произнесла она.

- Каким образом? – забирая папку из рук сестры, поинтересовался я. – Девчонкам по шесть, летом семь исполнится. Прибавляем беременность и… Отметаем твою бредовую мысль.

- Как раз не отметаем, а утверждаемся в предположении. И вообще, посмотри на фотографии, которые ты сам распечатал. Девчонки тебе никого не напоминают? – прищурилась она.

- Раньше я бы с тобой поспорил, сказал, что сходство ничего не доказывает, – перелистывал страницы, – но после недавних событий промолчу.

Девочки и правда чем-то походили на Арсения и Ивана, а еще было видно их сходство с Олежкой, Варькиным сыном. Те же небесно-голубые, будто подсвеченные изнутри глаза, характерный разрез губ, форма носа – все это мне было знакомо. Я задержал взгляд на их пушистых кудряшках – точь-в-точь как у матери Арса и Вани. Но больше всего поражал их взгляд: тёплый, живой, с той самой искоркой озорства, что была у Ивана в детстве. На снимках, где девочки улыбались, в уголках глаз проявлялись те же лукавые складочки, а в улыбке проскальзывало знакомое ехидство – милое, по-детски беззащитное и в то же время бесшабашное. Прямо как у маленького Олежки, когда он задумывал какую-нибудь шалость.

Сердце невольно сжалось – настолько явно в этих девочках читались фамильные черты. Будто сама судьба собрала в них всё самое узнаваемое.

Мы с Арсом дружим давно. Ваньку помню еще мелким щеглом. Если Арсений всегда был серьёзным и рассудительным, то его младший брат казался его полной противоположностью. В Ваньке словно жила какая-то неукротимая энергия. Он ненавидел любые рамки, правила воспринимал как личное оскорбление, а в каждом запрете видел приглашение к шалости.

Но самое удивительное - даже самые отчаянные его выходки почему-то не вызывали раздражения. Может, из-за той искренней радости, с которой он их совершал, или из-за того, как забавно морщил нос, когда его ловили на горячем. Ваня умел превращать любое наказание в игру, а замечания учителей - в повод для нового розыгрыша.

Глава 1. Иван

- Постараюсь говорить на понятном вам языке. Я полностью согласен с мнением остальных врачей – Иван Петрович здоров. Наши европейские коллеги все сделали верно. Операции проведены великолепно, спинной мозг не задет, – говорил Тимофей Григорьевич, переводя взгляд с мамы на меня и обратно к ней. – Причина кроется в голове.

«Еще один эскулап, пытающийся скрыть свою некомпетентность. Конечно, проще списать проблему на пациента, чем признать свое бессилие», - хмыкаю мысленно, устремляя свой взор к стеллажу, на котором расположены многочисленные дипломы, сертификаты и прочая дребедень. Уверен, все они поддельные или получены незаслуженно.

- Но у него даже чувствительность отсутствует, – расстроенно произносит мама. Она возлагала на этого врача огромные надежды. Впрочем, как на каждого из тех, которых мы посещали до него. А их за семь с лишним лет мы повидали не мало.

- Все верно. Мозг Ивана Петровича ее блокирует, не реагирует на внешние раздражители.

«Интересно, их в институте обучают подобным отмазкам? Слишком уж одинаковые речи они произносят», - рассуждаю в своих мыслях.

В голове моей дело, в отсутствии желания... Как же. Их послушать, так я именно этого и хочу. Прям желаю всем сердцем. Мечтаю. Просыпаюсь по утрам и первое, о чем думаю: "Хоть бы срастись с инвалидным креслом до конца дней своих". Засыпая, смотрю в окно, ищу падающую звезду и загадываю желание, вновь не чувствовать нижнюю половину тела, когда взойдет солнце.

«Господи, мама, куда ты меня привезла? Ты совсем свихнулась со своей жаждой меня вылечить. И чем дальше, тем печальнее. Цепочка пугающая. Движемся по убыванию: Европа, врачи столицы, теперь область. И ладно бы что-то нормальное, но нет, захудалая больничка с обшарпанными стенами. Что дальше? Потащишь в захолустье к повитухе? Когда ты уже смиришься, что я до конца жизни привязан к этому чертову креслу?» - обращаюсь к ней безмолвно.

- Что же нам делать? Операцию на голову? – растерянно роняет мама, глядя на доктора.

Мгновенно перевожу взгляд на мужчину, на языке уже вертятся слова, как далеко ему пойти. Собираюсь обозначить расстояние и конечный пункт назначения, но Тимофей Григорьевич меня опережает, начинает говорить первым:

- Нет. Операции не требуется. Ивану Петровичу нужна вера.

- Хмм… – ухмыляюсь я.

Врач устремляет свое внимание ко мне, в глазах читает все, что я о нем думаю. Надо отдать ему должное мужику, эмоции контролирует отлично. Ни один мускул на лице Тимофея Григорьевича не дрогнул.

- Ваня отказывается посещать психологов, – озвучивает мама.

- У меня нет ни времени, ни желания ходить к мозгоправам. Я не марионетка и не теннисный мяч, чтобы перебрасывать меня от одного врача к другому. Не хватает квалификации и знаний помочь, так имейте мужество признаться. И не надо нам тут про веру в излечение заливать, – строго чеканю, утратив свою сдержанность.

Надоело, что все пользуются маминой слабостью, любовью к сыну, тянут из нашей семьи деньги, пытаясь улучшить свое личное финансовое положение.

- Вы неправильно меня поняли, – спокойным тоном произносит Тимофей Григорьевич. – Я говорил не о чувстве, а о человеке. Вера – девушка, работающая в физиотерапевтическом кабинете нашей больницы. Она помогла многим людям. Вера – это то, что вам нужно.

«О, а вот и повитухи. По крайней мере, реклама своей сотрудницы из уст врача звучит именно так», - подумал я, а в слух сказал другое:

- Экстрасенс? Шаманка? Ведьма?

- Человек, – краешком губ улыбается он. – Иван Петрович, что вы теряете? Почему бы не попробовать?

- Сынок, пожалуйста, – умоляюще тянет мама, кладя свою теплую ладонь на мою руку.

Шумно вздохнув, киваю. За прошедший год я сотню раз пожалел о данном ей слове на похоронах отца. Мной руководило чувство вины перед ним и мамой.

Пообещав продолжать бороться, я пытался утешить ее, облегчить боль, от потери любимого мужа. Я считал, что сердце отца остановилось из-за меня. Он сильно сдал, после аварии, в которой пострадал я и дочь его друга. Они сдружились в армии, отец спас дядю Игоря. Когда папа решил начать свое дело, друг был рядом, отвечал за его безопасность. Позднее возглавил службу безопасности. Отец доверял дяде Игорю, знал, что он никогда не предаст, всегда прикроет его спину.

Несмотря на то, что Оксана в аварии почти не пострадала, отделалась легким сотрясением и ушибами, папа чувствовал свою вину перед дядей Игорем. Ведь автомобилем управлял я. Со слов очевидцев: я не справился с управлением и спровоцировал аварию.

Наши родители прилетели, когда мне уже сделали первую операцию. Моя невеста сидела рядом. Первое время она крайне редко отходила от меня. Потом была чреда операций с обнадеживающими диагнозами врачей. Мать осталась со мной в Европе, а отец разрывался между странами. Он не мог надолго оставить компанию без присмотра, брат еще не был силен в семейном бизнесе в тот момент. Кроме того, лучшие врачи, операции и уход в европейских клиниках стоили недешево. Мое лечение и будущее напрямую зависело от прибыли компании.

Все эти волнения за сына, частые перелеты и нагрузка в бизнесе отразились на здоровье отца. Он скрывал, не показывал вида, стараясь быть главной опорой и поддержкой семьи, откладывал свое лечение на потом. Устав от операций, лживых обещаний докторов, бесконечных обследований, терапии, лекарств, я начал противится перелетам и поездкам в клиники, спорил, требовал оставить меня в покое, смириться с моим состоянием. Мы стали часто сориться с отцом, так как они с мамой сдаваться отказывались. Все это привело к тому, что его сердце не выдержало и остановилось. Отец в тот момент находился в своем рабочем кабинете, к тому же отпустил секретаря. Его нашел охранник после звонка мамы поздним вечером. Но было уже слишком поздно.

Глава 2. Иван

В сто семнадцатом кабинете никого нет. Окно приоткрыто на проветривание. Апрельская прохлада заполнила помещение, пахнет свежестью. От сквозняка колыхаются шторки, разделяющие кушетки. Морщусь, представив сколько человек лежало на них до меня. Потертые, а порой и потрескавшиеся края кожи, которой были обтянуты кушетки, доверия не внушали. Сколько этой мебели лет и не развалится ли она, если лягу, знать не мог. В кабинете физиотерапии было чисто, но это никак не улучшало общую картину. Я не привык к подобному. Там, где мне доводилось лечиться, мебель выглядела иначе. Про аппараты и говорить не стоит. У меня сложилось стойкое впечатление, что приборы, стоящие на тумбах, многим старше меня.

- Можешь посмотреть, есть здесь по близости кафе или ресторан? – обращаюсь к Макару. – Кофе нормальный хочу.

- Через дорогу видел кафе. Сходить?

- Буду признателен. Похоже, я тут надолго, – повторно обвожу взглядом кабинет и морщусь.

Макар уходит, оставляя меня одного. Медсестра Светлана давно куда-то испарилась. Правильнее сказать, дирижабль медленно уплыл в неизвестном направлении.

«Прелесть государственных больниц в том, что пациенты успевают прочитать два тома «Война и мир», прежде чем медработники снизойдут до того, чтобы обратить на них внимание. Отсюда и очереди. Вот где она шляется?» - начинал раздражаться я, глядя в окно.

Тихий скрип двери оповестил о том, что кто-то вошел в помещение.

- Добрый день, – услышал приятный женский голос. Сразу сделал вывод, что его обладательница молода.

Я был зол из-за того, что мне пришлось ждать. Кроме того, меня раздражало мое присутствие в стенах больницы. Чувство было адресовано ко мне и ситуации в целом, но я предпочел направить свое недовольство на персонажа, стоявшего за моей спиной.

Управляя креслом посредством джойстика, повернулся к той, что вошла в кабинет физиотерапии. Первым делом взгляд упал на худенькие стройные ножки в шлепанцах. Медленно стал поднимать его вверх. Складывалось ощущение, что в помещение забрел подросток, навещавший своего родственника. И я бы утвердился в своих мыслях, если бы не грудь и бейджик, приколотый к ткани белого халата. «Вера Яковлевна Кошкина», - было выведено крупными буквами на нем.

«Вам не хватает Веры», - вспомнил слова врача, отправившего меня сюда.

Взгляд пополз выше. Тонкая шея, прямой подбородок, пухленькие губы без тени косметики, что в нынешнее время редкость, белая кожа... Я бы сказал, через чур белая, на уровне бледности. Аккуратный прямой нос, ровные светло-коричневые брови, серые глаза, вырезом похожие на кошачьи, невысокий лоб и белокурые волосы, собранные в хвост, косу или пучок на затылке. Мне спереди не было видно во что именно. Ушки чудесные, не топорщатся. В них продеты миленькие сережки. Совсем молоденькая, щупленькая девушка имела маленький рост. Про таких обычно говорят: «От горшка два вершка» или «Метр с кепкой».

Возвращаю внимание к глазам. Ее взгляд мне категорически не нравится. Именно из-за таких взглядов я предпочитаю работать дома. Не терплю жалось в глазах окружающих. Они смотрят на меня так, словно я ущербный. Сам не понимаю, что со мной творится. Почему-то жалость в глазах этой девушки цепляет сильнее остальных, в груди нарастает странное чувство, похожее на юношеский протест. Я не хочу, чтобы она на меня так смотрела.

- Что уставилась? – произношу, не скрывая своей злости.

- Любуюсь, – ее тон не менее холоден. Взгляд меняется, растерянность и жалость исчезают. На смену им приходит то, что меня еще больше заводит.

- Нравится? – чуть развожу руками, сердце разгоняется, кровь постепенно нагревается.

- Очень, – на губах девушки появляется усмешка. – Картина маслом: «Барин на троне». Прошу прощения, граф Орлов, – делает подобие книксен, слегка склонив голову. – Ваше Величество, лечиться изволите? – звучит с явной издевкой.

Эта мелкая пигалица даже не пытается скрыть своего презрения. В другое время я бы непременно удивился быстрому разгону от сожаления до ненависти в глазах, но не сейчас. Я чересчур зол. Нет, я в бешенстве от того, что эта мерзавка себе позволяет. Я слышал, что в обычных больницах медработники считают нормальным хамство пациентам, но самому сталкиваться с таким не доводилось. Я никогда не посещал подобных заведений. Из ее усмешки могу сделать вывод, что она знает – я не простой пациент. Похоже, именно этот факт вызвал в ней агрессию. Врачу отстегнули, а простым работникам ничего не перепало, вот и злится, хамит.

- Следи за речью, – цежу сквозь плотно сжатые зубы.

- Ох простите, барин, не угодила, – кланяется она. – Ничего что я не при параде, хлеб соль не принесла?

- Прекрати! – требую я, повысив голос.

- Как скажете, граф. Извольте переместиться на ложе, – рукой указывает на кушетку слева.

Девушка проходит мимо меня, кладет скрепленные листы на стол и уходит к той самой кушетке. Точнее, к аппарату, находившемуся на тумбе рядом с ней.

- Помощь нужна? – интересуется безэмоционально, стоя ко мне спиной. Она занята тем, что переключает кнопки, крутит какие-то регуляторы, поправляет провода.

«Помощь?!» - мысленно переспрашиваю я, вновь пройдясь по точеной фигурке взглядом. Быстро нахожу точку, в которой переломится эта тростинка, когда попытается перетащить рослого мужика с кресла на кушетку.

Глава 3. Вера

В свой перерыв на обед оставила помещение проветриваться и отправилась в сестринскую к Тамаре. Разогрев наши судочки, мы устроились за столом. Света пришла, когда обед был в самом разгаре. Я успела съесть только половину.

- Верчик, там к тебе пациент, – сообщила она.

- Так рано еще, – взглянув на часы, ответила ей. – Игнат Степанович должен к двум приехать.

- Это другой пациент, – подошла ко мне и протянула карту с назначением. – Тимофей Григорьевич попросил принять вне очереди.

- Ясно, – произнесла я, накрыв крышкой контейнер с обедом, и забрала тоненькую карту.

- Пациент из столицы, при деньгах и связях, – улыбаясь нам с Томой, сказала Света. – Личный водитель, он же помощник, костюмчик от Версаче, золотые часы на руке и все такое.

- Принесла же нелегкая, – обронила я, поднимаясь со стула. – Тамусик, уберешь мою миску в холодильник?

- Конечно. Не беспокойся.

- Спасибки, – улыбнулась подруге и послала ей воздушный поцелуй.

Идя по коридору в свои владения, перевернула первый лист с данными о пациенте и сразу устремила взор к назначениям. Мне было не важно кто он, откуда и сколько лет, меня волновали только фронт работ и время, которое займет пациент. Через полчаса прибудет Игнат Степанович, мне нужно распределить нагрузку, чтобы внезапное появление нового пациента не отразилось на лечении обоих.

Читая назначение, вошла в кабинет. Мне немного не понравилось то, что мужчина не подождал меня в коридоре, а вторгся в помещение. Но, если учитывать слова Светы о финансовом положении пациента, для него подобное поведение вполне логично.

- Добрый день, – приветливо произнесла я и оторвала взгляд от листа с назначением.

Мужчина сидел в инвалидном кресле спиной к двери. Отчего-то его затылок, положение и разворот плеч показались мне знакомыми. Стоило пациенту Тимофея Григорьевича повернуться ко мне лицом, как приветливая улыбка моментально исчезла, а в сердце появилась резкая боль, будто в него вонзили копье, отлитое из льда. Холод быстро распространялся по телу. В инвалидном кресле сидел Ваня.

«Что с тобой случилось?» - спросила в своих мыслях некогда любимого человека. Я была сильно ошарашена, поэтому открыть рот, чтобы озвучить свой вопрос вслух, не смогла.

Я моментально пожалела о том, что не прочла первый лист карты. Если бы я это сделала, то хоть немного успела морально подготовиться к встрече, к тому, что увижу. От растерянности я совершенно забыла, как он со мной поступил, сколько страданий доставил. К счастью, Ваня быстро привел меня в чувства.

- Что уставилась? – два резких слова, произнесенных металлическим тоном, сработали, как отрезвляющий душ.

Перед глазами, будто в ускоренной съемке, промчался день нашей первой встречи, его дальнейшие попытки со мной познакомиться и момент, когда Ваня спас мальчишку, залезшего на дерево и сорвавшегося с ветки. Выпрыгнувший из ниоткуда Иван его поймал. Своим поступком он меня покорил, и я сделала то, что просил улыбчивый парень - дала ему свой номер телефона.

- У вас есть только сутки. Потом мой телефон будет вне зоны доступа для незнакомых номеров, – сказала, протягивая ему листок из моего блокнота.

Я была слишком мала и наивна, поверила отличной актерской игре молодого мужчины. Глупая шестнадцатилетняя Верочка считала, что ее не коснется участь других девчонок, чувства двадцати двух летнего парня к ней искренни. Вот только это оказалось ее девичьей фантазией, а реальность была гораздо прозаичнее и драматичнее. Принц давно обручен с принцессой, и с глупыми фрейлинами игрался от скуки, желая потешить свое самолюбие. Они для него были на уровне комнатных собачек – приручил, поигрался и радуешься тому, что они крутятся под ногами, с верностью и любовью смотрят тебе в глаза, просят уделить им внимание. За кристально-чистой репутацией принца следил злой король. Всех не угодных он отправлял в темницу. Говоря простым языком, я для Ивана являлась мимолетным увлечением, наивной дурочкой, коих в его кровати перебывало превеликое множество. За свою доверчивость и глупость я горько поплатилась. Разбитое сердце – лишь песчинка в океане слез, которые я пролила из-за проблем, свалившихся на меня и мою семью, когда мы попытались отстоять мою честь.

- Любуюсь, – ответила мерзавцу, сидевшему в кресле.

«Значит, бумеранг все-таки существует?!» - мысленно хмыкнула я. Кто-то сочтет меня жестокой, злой… Ну и пусть. Меня действительно порадовало, что Иван Орлов сидит, а я смотрю на него сверху-вниз. И тот факт, что он больше не может обманывать и разбивать сердца доверчивых девушек делал меня чуточку счастливее. Лжец и кобель получил то, что заслужил.

- Нравится? – смотрел на меня с вызовом.

- Очень, – призналась честно, не видя причин скрывать то, что Ваня и так знает. – Картина маслом: «Барин на троне». Прошу прощения, граф, – взявшись руками за края халата, отвожу ножку назад, слегка приседаю и кланяюсь.

Я неспроста назвала Ивана барином. Его семья считает нас холопами, недостойными их высокого статуса. Мы и рта не смеем открыть в сторону Орловых, не то что высказать претензии. За это сразу следует наказание: задержание, заключение в КПЗ и предъявление ложных обвинений, грозящих долгим сроком.

Исправилась на графа тоже нарочно. Пытаясь со мной познакомится, Иван представился и сделал акцент на своей фамилии, добавив при этом, что он потомок знатного рода Орловых. Парень еще не раз потом распалялся на данную тему, перечисляя заслуги своих предков. Иван Орлов среди них тоже имелся. По словам Вани, его назвали в честь великого предка.

Глава 4. Иван

Сидя в чертовом кресле, смотрел на застеленную тонкой тканью кушетку и представлял, как она и помещение, в котором я находился, горит. Я был настолько взбешен, что сам себе казался огнедышащим драконом. По моим представлениям, я уже открыл рот и изверг языки пламени, они быстро объяли кабинет, пожирая все вокруг. Я даже ощущал жар кожей. Я горел изнутри и снаружи.

Сам не понимаю, что со мной происходило, все ощущения были на грани. Они не поддавались контролю. Я не могу объяснить, что на меня нашло, почему меня так сильно покоробила жалость в глазах медсестры, которую видел впервые в жизни. А потом еще пуще задело презрение. Когда-то давно я использовал свою фамилию, как повод закадрить понравившуюся девчонку. Рассказывая про древний род Орловых, блистал своими знаниями, заговаривал язык, обескураживал. Метод был безотказный. Относится наша семья к древнему роду или мы просто являемся однофамильцами, я не знал. Легенда работала, а это главное. Но сегодня я слушал издевки наглой девицы со скрежетом зубов и впервые сожалел о принадлежности моей фамилии к графскому роду.

«Почему?! Почему?!» - вновь и вновь спрашивал сам себя, пытаясь разобраться в ощущениях, найти им логическое объяснение. Я хотел понять, почему раздражался на любое слово или действие мелкой пигалицы. Словно не желал ее видеть или, чтобы она меня видела. Видела таким: слабым, ущербным, жалким.

- Зря вы, молодой человек, – старческий голос прерывает мои мысли, огонь на шторах и кушетках исчезает. Они вновь целые, светлые, чистые. – Вера Яковлевна прекрасная медсестра, замечательная девушка.

Старик, опираясь на ходули, очень медленно проходит мимо меня к столу. Зачем-то слежу взглядом за его ногами. Мужчина едва отрывает их от пола, передвигается маленькими шаркающими шажочками, переставляет то левую, то правую ногу.

- Я не так давно находился в том же положении, что и вы. А теперь хожу. Бегать вряд ли смогу, возраст знаете ли, но от них планирую избавиться через месяцок-другой, – снова переставляет чуть вперед ходули. – Если бы не Верочка Яковлевна, до сих пор бы пластом лежал на кровати, а моя Евдокия Павловна срывала спину, тягая своего старика. Верочка не только меня спасла, но и мою любимую жену. Я на прием не пришел. Не дозвонившись, она приехала к нам, соседей на уши поставила, ключа от квартиры добилась. Мы люди пожилые, у Лидочки запасной хранили. Вера Яковлевна вовремя появилась, жене моей укол сделала, скорую вызвала. Потом жертвовала своим обедом, за мной приезжала, обратно отвозила. Моя Евдокия приболела и не могла. За прошедшие месяцы Верочка нам с женой внучкой стала. Я ради нее и своей Евдокиюшки заставляю себя каждое утро вставать, упражнения выполняю, расхаживаюсь, с усталостью борюсь, – остановился у стола медсестры.

- Что с вами случилось? – зачем-то поинтересовался я.

Старик располагал к беседе. В его голосе не присутствовало осуждения или упрека, а взгляд был равнодушным. Он разговаривал со мной так, будто мы случайные попутчики в поезде.

- Человеческая лень и стариковская глупость. Не хотел до мусорки несколько раз ходить, решил, что я все так же молод и полон сил, как сорок лет назад, – с легкой полуулыбкой на губах произнес он. – Тумбу старую, громоздкую разбирать поленился, понес, как есть. На лестнице оступился, за ней же не видать ничего. Упал спиной на ступени, а эта дура на меня сверху. Так в обнимку с тумбой до площадки на спине и проехался. Теперь, даже если захочу, не смогу забыть сколько ступенек в пролете, – усмехнулся, открывая авоську, которая до этого момента висела на его запястье. – Поломался я знатно. Кости стариков – вещь хрупкая. Думал все, не встану, так и помру лежачим. Но Тимофей Григорьевич сотворил чудо, а Верочка помогла подняться. Мир, как говорится, не без добрых людей, – достал из тряпичной сумки две вязанных куколки и положил на стол. Следом на его поверхность легла шоколадка. Простенькая, дешевая, чуть помятая с угла.

«Да уж. Ей действительно еще в куклы играть надо. Слишком мелкая», - хмыкнул про себя, глядя на «благодарность» старика.

«Может и мне следовало дать ей денег, чтобы общалась поприветливее?» - промелькнула в моей голове другая мысль.

- Ванечка, что же ты наделал? Зачем? – расстроенным тоном спросила мама, подойдя ко мне.

- Уже освободилась? Что сказала доктор? – спросил маму, не отреагировав на ее причитания и упреки. Да и нечего мне было ответить. Вины за собой не чувствовал, только злость. Я злился на себя, на несправедливость мира, на медсестричку, на врача и даже на маму, притащившую меня сюда.

- Все нормально. Давление немного расшалилось. Ерунда.

- Юлии Андреевне требуется отдых и профилактическое лечение. Волнения для нее строго противопоказаны, – произнес Тимофей Григорьевич, остановившись рядом. – А вам, Иван Петрович, пора домой. Приезжайте, когда созреете для лечения.

- Это все, что вы хотите мне сказать? – сердито посмотрел на него. – Ваша медсестра…

- Вера Яковлевна повела себя неверно, с ней будет проведена разъяснительная беседа, – перебил меня строгим тоном.

Едва я обрадовался, он продолжил, обескуражив меня:

- Мой медицинский персонал в подобных ситуациях должен вызывать охрану, а не пытаться самостоятельно защититься от хамства и нападков пациентов. Вера Яковлевна забыла о правилах безопасности, поэтому мне придется их напомнить. Всего доброго, Иван Петрович. До свидания, Юлия Андреевна. Берегите себя и свое здоровье, не ухудшайте ситуацию.

Глава 5. Вера

- И мне дай, – прошу подругу, найдя ее на улице.

Наша сестринская расположена очень удачно. Рядом с ней находится запасной выход из здания. Кто-то использует его, чтобы выйти и пять минут подышать свежим воздухом, а кто-то – потравиться никотином. Моя подруга Тома была из числа тех, кто предпочитал второй вариант. Я в девяноста пяти процентах случаев выбирала первый. Пять процентов отводились на такие дни, как сегодняшний.

- Что случилось? На тебе лица нет, – встревожилась подруга, достав из кармана пачку сигарет.

- Помоги, пожалуйста, – попросила ее, поняв, что тремор пальцев не позволяет достать палочку никотина из пачки.

- Что с тобой?

Тома сделала то, чего я попросила.

- Меня уволили, – мой голос дрогнул. Это при Тимофее Григорьевиче и матери Вани я держалась молодцом, а с подругой могла дать волю чувствам.

По щеке прокатилась слеза, за ней вторая.

- Как? За что? – руки Томы тоже задрожали.

- Тот мажор… Тот мажор… – все никак не решалась сказать подруге правду. – Он вывел меня, – произнесла это, решив умолчать о том, кем он являлся.

- Тебя? Вывел? – удивлялась она, зная, что сделать подобное сложно.

Обычному человеку сложно, но в кабинете со мной находился Ваня. Злость на него копилась давно. Я думала отболело, выгорело, отпустила, забылось. Но оказалось, что нет. Дамбу прорвало, словно ее подорвали взрывчаткой. Впрочем, так оно и было. На Ивана вылилась лишь малая часть воды, то, что просочилось через трещины. Стена, удерживающая основной поток, к моему удивлению, еще продолжала стоять. Хрустела, заходилась новыми трещинами, пускала дополнительные тоненькие струйки, но стояла. Мои слезы – одна из таких струек. Я плакала не из-за прошлого, меня душила обида за настоящее. Сорвавшись, я подвела папу.

- Верунчик, не плачь, – подруга обняла меня за плечи одной рукой. – Я поговорю с Григорьевичем, мы все поговорим. За тебя вступятся не только девчонки, но и пациенты. Босс у нас справедливый, он поймет. Григорьевич отлично знает, какие у тебя проблемы, сам оперировал твоего отца, – успокаивала меня. – Что там вообще произошло? Чего ты сделала не так?

- Нахамила в ответ.

- Тю. И всего-то?

- Томик, ты забыла, кто он? Подобные индюки считают себя властелинами мира, мы для них не люди, букашки. На нас можно наступать не глядя, давить в больших количествах.

- Успокойся. Даже если тебя действительно уволят, позвоним Вальке. Она устроилась в медцентр, зарплата там выше. Валя непременно поможет. Не переживай, без работы не останешься.

Пять минут наедине с подругой, полпорции никотина и стакан воды привели меня в чувства. Сестринскую покидала более-менее спокойной. Две милые игрушки, связанные Евдокией Павловной, значительно улучшили мое состояние. На лице вновь появилась улыбка.

- Передайте жене от меня огромное спасибо. Геле и Миле очень понравятся ее подарки, – сказала Игнату Степановичу, приступив к его лечению.

- Передам, Верочка. Передам. Ей вязать только в радость. Внук уже большой, правнуками нас радовать не торопится. Молодежь нынче не та. Им видите ли для себя пожить охота, – вздохнул он. – А это их новомодное слово «чайлдфри» - просто жуть какая-то. Взять бы ремень, да выпороть, чтобы дурью не страдали, – сердился мой любимый пациент. – Раньше на заводе смену отпахал, домой вернулся, а тебя там жена щами и котлетами встречает, дочка ручки тянет, улыбается, про свои успехи рассказывает. А сейчас что? Он даже с кресла не встает, нос от компьютера не отрывает. Вся его жизнь там, в интернете. Семь тысяч друзей, а ни одного в глаза не видел. Случись беда какая, где его эти друзья? Тфу, – негодовал Игнат Степанович. – Скоро детей в этом своем интернете заводить станут.

- Ну так удобно же, – усмехнулась я. – Готовить им не надо, уговаривать тоже. Нарисовал в программе, нажал на кнопочку, и ребенок все съел. Тишина нужна – звук выключил и кайфуешь. Хочешь выспаться, поставил мультяшного малыша на паузу и иди отдыхай.

- Точно-точно, – рассмеялся в ответ добродушный старик. – Эх, и куда мир катится?

- Не катится, а засасывается, – улыбнулась Игнату Степановичу, – в глубокую всемирную паутину.

- Э-хе-хех, – шумно вздохнул он. – Жаль новое поколение, очень жаль. Ты, Верочка, иди пока чайку попей с шоколадкой. Глаза у тебя грустные. Может, хоть она тебе настроение поднимет. Гормон счастья как-никак.

- Нет, Игнат Степанович. Вот закончим и вместе с вами попьем. А в выходные я с девчонками к вам в гости наведаюсь, Евдокию Павловну за кукол поблагодарим, о ее самочувствии справлюсь, давление измерю.

- Спасибо тебе, внучка. Нам старикам много не надо, чуточку внимания и заботы. Евдокиюшка будет счастлива.

Через час меня к себе вызвал Тимофей Григорьевич. В его кабинет входила уверенной походкой, но внутри меня до предела сжималась пружина. Мне нравилось работать под его началом. За прошедшие годы больница стала для меня вторым домом, а коллектив - семьей. Прощаться с ними совершенно не хотела.

- Присаживайся, – сказал он, указывая на стул.

Подойдя к столу заведующего, опустилась на предложенный стул. Ожидая, когда Тимофей Григорьевич передаст мне бумагу и ручку для написания заявления по собственному желанию, смотрела в его глаза, мысленно прощалась.

Глава 6. Иван

- Ну и что ты устроил в больнице? – спросил Арсений, пройдя в кабинет.

- И тебе добрый вечер, братишка, – нехотя оторвал взгляд от экрана компьютера.

- А он добрый? – слегка дернул бровью, устраиваясь в кожаном кресле и закидывая нога на ногу. – Что произошло? Ты зачем девушку обидел?

- Я обидел? – искренне изумился претензии брата.

- Ну не я же.

- Эту мелкую пигалицу фиг обидишь. Ты бы слышал, как она со мной разговаривала.

- Нашего Казанову задело, что хоть одна барышня не поддалась его обаянию и не пала к ногам? – ухмыльнулся Арсений.

- Прекрати. Это не смешно, – с осуждением посмотрел на него.

- Согласен, совсем не смешно, – тоже стал серьезным. – От твоих выходок выть хочется.

- Так повой.

- Ты сейчас огребешь. Ты меня знаешь, я не посмотрю, что ты в кресле, – предупреждающе произнес брат.

- Давай, – развел руками. – Что тебя останавливает?

- Мама, – чуть повысил голос Арс. – Если бы не она, я давно тебе навалял. Ты достал вести себя, как капризная, избалованная девчонка. Ты давно не ребенок. Сколько это будет продолжаться?

- Вот и мне интересно, как долго вы будете издеваться надо мной? Смиритесь уже! – я тоже повысил голос.

- Иван, ты дал слово. Не забывай о нем, – гораздо спокойнее, но не менее твердо произнес он. – Можешь, хоть раз поступить, как взрослый, ответственный сын?

- Именно это я и делаю. Именно по этой причине я сегодня мотался черт знает куда и зачем.

- Брат, я тебя прошу, подумай о маме. Она на приведение стала похожа. Ей и так плохо после смерти отца. Мы с тобой и Олежка - все, кто у нее остался. Я понимаю, ты устал бороться, но и маму я тоже хорошо понимаю. Сам ради сына в лепешку расшибусь. Его здоровье, счастье и благополучие для меня стоят на первом месте. Понадобится, жизнь свою отдам, не колеблясь ни секунды.

- Я думаю о ней. Но я действительно на пределе. Я устал. Она скоро меня по гадалкам и повитухам возить начнет. Арс, всему есть предел. Ей пора успокоится, смириться.

- А как она может успокоиться, если видит своего сына несчастным? Не в коляске дело, а в твоем образе жизни. Ты ведешь себя, как затворник. Дай волю, ты закроешься в этом кабинете навечно, похоронишь себя в его стенах. Скажи, когда ты в последний раз улыбался, смеялся? Когда в кафе или ресторан выбирался? А в гости?

- С чего мне улыбаться и веселиться? Живу я нормально, в соответствии со своими возможностями.

- Это далеко не так. Ты в компании вообще не появляешься. Все совещания проводишь отсюда. Иван, я не резиновый. Я не могу быть везде и всюду. Наш с Димоном бизнес также требует моего участия. Кроме того, у меня есть сын и беременная жена. Но я вынужден взвалить на себя большую часть дел в семейной компании, так как ты постоянно пытаешься самоустраниться. И ладно бы только это, ты мне и с мамой выдохнуть не даешь. Я без конца мотаюсь сюда, чтобы успокоить ее, вправить тебе мозги.

- Тебя послушать, так во всем виноват я один. Сам отказываешься от дела отца, предпочитаешь свою мечту, но почему-то выставляешь крайним меня. С чего ты решил, что я обязан им заниматься? Причем я занимаюсь, – направил на брата палец. – Работаю по мере сил. Иногда ночами сижу, потому как днем мать меня в клиники тащит. Но ездить в компанию… Увольте, – рассек ребром ладони воздух. – Не заставишь. Я сыт по горло их сочувствием и жалостью.

Во время видеоконференций люди видели только мою верхнюю половину тела, воспринимали как личность, начальника. Стоило мне приехать в офис компании, как уважение в глазах подчиненных сменялось жалостью. Все, как один, старались мне услужить, подать то, чего не просил, отодвинуть стул, чтобы он вдруг не оказался у меня на пути. Едва ли не приседали, чтобы сравняться со мной в росте. Видеть подобное было невыносимо.

- Да что за ерунду ты несешь! – брат стукнул рукой по подлокотнику. – После случившегося с тобой отец переоборудовал весь офис.

- Ты сам услышал, что сказал? – перебил Арсения. – Отец с первого дня мне лгал. Он не верил в то, что я встану на ноги, потому и перестроил.

- Верил! Как никто другой верил. И ты это знаешь, – брат поддался вперед. – Отец переоборудовал офис для других сотрудников. Он пересмотрел свои взгляды, обеспечил работой людей, прикованных к креслу на всю оставшуюся жизнь.

- И сделал это для того, чтобы я не чувствовал себя ущербным, работая в нашей компании. Вроде как, я не один такой.

- Не пори чушь! – прикрикнул на меня Арс. – Отец просто помогал людям, их семьям. А тебя он до последнего пытался вылечить. Заметь, ни один врач не сказал, что ты безнадежен. Ты сам на себе крест поставил и требуешь того же от других. Только я, в отличии от мамы, не воспринимаю близко к сердцу твои капризы.

- Это не капризы, а моя позиция. И мне, знаешь ли, тоже нелегко. Будь моя воля, я поселился в отдалении от всех и наслаждался тишиной. Но, чтобы не страдала мать, я вынужден проходить бесконечные обследования, ездить по чертовым врачам. Меня от одного вида больничных стен и халатов коробит. Сам-то смог бы столько времени через подобное проходить? Семь! Семь чертовых лет я только и делаю, что лечусь, борюсь, выслушиваю одно и тоже! Теперь меня еще и к мозгоправу пытаются отправить. Только психушки мне для полного счастья не хватало. И знаешь, вы правы - я свихнулся! Свихнулся от врачей, ваших нотаций, давления, постоянного вмешательства в мою жизнь, отношения, как к маленькому ребенку, бесхребетному существу, не имеющему права на собственное мнение!

Глава 7. Вера

За прошедшую неделю я не вспоминала о биологическом отце моих детей ни минуты. Все мои мысли занимал папа и предстоящая операция. Всю сумму за столь короткий срок собрать не удалось. Помогали и родственники, и друзья. Даже моя двоюродная сестренка по отцу перевела деньги, хоть ей самой жилось непросто. Оля одна растила годовалых мальчишек. Многоплодная беременность досталась нам в наследство от отцов, точнее от общего дедушки. К сожалению, ни самого деда, ни его сестры двойняшки, в живых уже нет. Деда не стало давно, а сестра скончалась два месяца назад.

Несмотря на помощь, общей суммы для оплаты протеза и папиного комфортного лечения все равно было недостаточно. Приставать к Тимофею Григорьевичу с расспросами о ссуде не стала, не позволила совесть. Он без того очень сильно помог нашей семье. Вчера я оставила заявку в трех банках, теперь каждый час поглядывала на телефон, надеясь получить уведомление о положительном решении. Время поджимало, а в микрокредитные организации обращаться совершенно не хотелось. У них чересчур высокие проценты. Мы сейчас живем только на мою зарплату и подработки, огромные проценты пустят нас по миру.

- Верунчик, Тимофей Григорьевич просит тебя зайти к нему, как освободишься, – сказала Света, заглянув ко мне в кабинет.

- Через полчаса, – ответила ей.

Мысли путались, сосредоточится на какой-то одной не получалось. Работу выполняла механически. Я нервничала. Испугалась, что в клинике передумали, и нам придется платить полную сумму вместе с лечением. Так же не исключала и то, что Тимофей Григорьевич зовет меня, собираясь сообщить о возможности взять ссуду на работе.

Закончив с пациентом, сразу поспешила в кабинет заведующего.

- Можно? – поинтересовалась у него, постучав и приоткрыв дверь.

- А, Вера. Проходи.

Его серьезный взгляд усилил мое волнение, заставил склоняться к версии с отказом в бесплатном лечении.

- Присаживайся, – сказал Тимофей Григорьевич.

- Что-то случилось? В клинике передумали?

- Нет, нет, все хорошо. Я позвал тебя не за этим. Как у вас обстоят дела с финансами?

- В каком смысле? – нахмурилась я.

- Набрали нужную сумму?

- Не совсем. Осталось немного. Но к назначенному сроку соберем. Не волнуйтесь, я вас не подведу.

- Я не волнуюсь. Вер, как бы тебе это сказать, – замялся он, сложив на столе руки в замок. – Дело в том, что тебе предлагают работу с хорошей оплатой. Деньги действительно замечательные, – Тимофей Григорьевич указал взглядом на маленький квадрат бумаги для записей, на котором была обозначена сумма.

- Это за что? – просипела я, посмотрев на цифры и округлив глаза.

В голову полезли отнюдь не лучшие идеи. При такой оплате работа будет непростой.

- Мне надо кого-то убить? – предположила я.

- Нет, – усмехнувшись, произнес мой начальник. – Надо делать то, что ты умеешь - свою работу.

- Моя работа не стоит подобных денег, – недоверчиво смотрела на Тимофея Григорьевича.

- Тот, кто предлагает, считает иначе.

- Кто?

- Семья Ивана Петровича Орлова.

- Нет, – слишком резко и быстро ответила я.

«Лучше микро-кредит», - добавила в мыслях.

- Вера, не принимай скоропалительных решений, – назидательно произнес Тимофей Григорьевич. – Дослушай меня до конца, подумай, а потом озвучишь ответ.

Я сомкнула губы и кивнула. Согласилась выслушать только из уважения к мужчине, помогающему нашей семье. Решение менять не собиралась. Я очень люблю папу, маму и дочек, но плясать под дудку мерзавца не стану. Лучше санитаркой по ночам начну подрабатывать, себя в еде ограничу, чем соглашусь. Пусть невеста Ивана терпит барские замашки и ухаживает за ним, или любая другая дура, не уважающая себя. Я не кукла, чтобы мной помыкать, и не вещь, чтобы пользоваться, когда его графскому величеству заблагорассудится. Как они вообще могут просить меня о подобном после того, что сделали? Думают, я забыла, как Орлов старший поступил с моим папой, с нашей семьей, с Гелей и Милой?

Тимофей Григорьевич принялся рассказывать мне о диагнозе Ивана, о проведенном комплексе операций, лечении, результатах. Я слушала его вполуха. Меня не особо интересовала жизнь и проблемы подонка, обманувшего меня, воспользовавшегося моей наивностью и девичьей влюбленностью. Он получил по заслугам. И все же слух зацепился за одно слово - память. С этого момента я внимательнее отнеслась к тому, что говорил Тимофей Григорьевич.

- Неужели он совсем ничего не помнит? – неверяще спросила я.

- Из его памяти выпал значительный кусок жизни. Иван Петрович не помнит период обучения в Европе. Два года исчезло, словно их не было. Осмелюсь предположить, что его мозг неспроста блокирует этот период. Возможно, так он пытается отгородиться от воспоминаний об автомобильной аварии. Она произошла в Европе, – пояснил мне. – Мозг связал событие с проживанием в другой стране. Утверждать не берусь, я не специалист в данной области. К тому же, мозг человека до конца не изучен. Нам неизвестны все его возможности. Я высказываю свое личное мнен…

«Он меня не помнит. Совсем. Но почему тогда Иван так со мной разговаривал? Тыкал, грубил? Зачем приехал лечиться в нашу больницу, ко мне? Неужели, совпадение? Нет. Не верю», - рассуждала в своих мыслях, вновь пропуская мимо ушей слова Тимофея Григорьевича.

Глава 8. Иван

В воскресенье я проводил маму до двери, а брат отвез ее в аэропорт. С облегчением выдохнув, отправился в свой кабинет. В этот вечер я даже позволил себе выпить несколько бокалов бренди. Впервые за долгое время у меня наступил настоящий отпуск. Не рабочий, а личный. Если наш с Арсением план не потерпит фиаско, меня ждут три недели тишины и покоя. Никто не будет таскать меня по врачам, пихать в руки брошюры клиник или распечатки с интернета, предлагать различные методы лечения, вздыхать и упрашивать в моменты отказа, доказывать, что необходимо бороться.

Ложась спать с довольной улыбкой на лице, мечтал о завтрашнем дне, о том, что хорошенько высплюсь, устрою себе полную разгрузку. Арса предупредил о своем выходном заблаговременно. День в постели с книгой – самое большое счастье, о котором мог мечтать. Никаких напоминаний об обеде, просьб о часовой прогулке во дворе, правильном питании и разговоров по душам, когда лезут именно в мою, а заканчивается все одним и тем же: «Я сегодня общалась с Галей, Глашей, Катей, Симой… Она сказала, что в Германии, Англии, Турции, Зимбабве… есть прекрасный врач. Он творит чудеса. Маму, папу, брата, сестру, деда… ее институтской подруги вылечил за короткий срок».

- Может быть, как только она вернется, мне самому отправиться в какой-нибудь санаторий? – произнес вслух, когда веки тяжелели, тело расслаблялось, а в голове зарождался прекрасный сон.

В тот момент я находился на вершине блаженства и не предполагал, что мое утро превратится в кошмар на яву, а мой собственный брат жестко меня подставит.

- Подъем, соня! – врывается громкое в мой сон, прерывая его.

Яркий свет, проникнув сквозь закрытые веки, неприятно режет глаза. Кажется, будто мне в лицо направили самый мощный прожектор. Морщась и хмурясь, приоткрываю глаза, желая понять, что происходит. Через маленькие щелочки всматриваюсь в очертания фигуры, мелькающей вдоль окон и сдвигающей шторы. Пытаюсь разглядеть самоубийцу, посмевшую войти в мою комнату и потревожить меня. Глаза постепенно привыкают к яркому свету, и я вижу Веру, ту самую медсестру, с которой схлестнулся в больнице около двух недель назад. Уперевшись локтем в кровать, отрываю голову от подушки.

- Что ты тут делаешь? – хриплю сонно.

- Пришла исполнять твою мечту, – улыбается мне.

- Какую? – продолжаю хмуриться от яркого света.

- Зашагать на своих двоих и попрощаться навсегда с коляской.

- Но я не об этом мечтал, – роняю голову обратно на подушку, прекрасно помня, что засыпал с мыслью о выходном дне и долгом отпуске без занудства мамы, а также нравоучений брата в ее защиту.

- Да? – звучит искреннее удивление. – Значит, придется начать мечтать об этом, потому как я пришла исполнять именно ту мечту, о которой сказала. И да, выбора у тебя нет.

- Сгинь, нечистая, – произношу, закрывая глаза и натягивая одеяло на голову, чтобы защититься от яркого света. – Не порть мой сон, – бубню под нос, все еще надеясь, что ко мне вернутся прежние приятные сновидения.

- Подъем, лежебока! – не унимается мой кошмар и стягивает одеяло с головы, вцепившись в него где-то в районе ног.

- Исчезни! – требую я и, не размыкая век, швыряю подушку в сторону предполагаемого места нахождения объекта, бесцеремонно ворвавшегося в мой сон и испортившего его.

Мои действия приносят желаемый результат – кошмар сгинул. К сожалению, свет при этом не исчез. Но моему сну не помешал. Я просто сдвинул другую подушку на свое лицо и поспешил вернуться в дрему. В моих сновидениях я был счастлив, гулял по парку на своих ногах, слушал веселую музыку, доносившуюся со стороны каруселей, и звонкий заразительный смех, приятно ласкающий слух. Мне было хорошо и уютно с девушкой, шедшей со мной рядом, держащей меня за руку. Меня совершенно не беспокоило, что я не вижу ее лица. Почему-то я не пытаюсь повернуть голову вправо, узнать, как она выглядит, а просто иду, ем мороженое и наслаждаюсь моментом, своими ощущениями, тем, как сильно бьется в груди мое сердце.

Ясная погода внезапно сменяется проливным дождем. Нет, нахлынувшим цунами. Мгновенно открываю глаза, откидывая подушку с лица. Я мокрый. Под спиной лужа. Мой кошмар стоит у постели, в руках кастрюля, а не лице ехидная улыбка.

Приподнимаюсь на локтях, смотрю на свое мокрое тело и одеяло, спущенное до пояса. В мгновение ока до меня доходит, что я принял суровую реальность за плохой сон. Медсестра по имени Вера действительно находится в моем доме, в моей комнате, и в данный момент я лежу в луже, потому что эта стерва вылила на меня три литра воды. Гнев за доли секунды заполняет каждую клетку моего тела, оно горит, и даже вода, стекающая с меня остаточными каплями на кровать, не способна потушить тот пожар, что рвется наружу.

- Ты дура?! – ору на весь дом, заставляя стены сотрясаться.

- Я же сказала, подъем, – отвечает спокойно, не моргнув и глазом от моего крика.

Опустив руку, держащую кастрюлю, она направляется в сторону ванной. Я тяжело дышу, сжимаю в кулаках края одеяла. Вера добилась своего, я сменил свои мечты. Сейчас я мечтаю только об одном - начать ходить. Тогда я смогу вскочить с кровати, подойти к мерзавке, взять за шкирку и выкинуть ее из своего дома.

- У тебя десять минут, чтобы обсохнуть, одеться и отправиться завтракать, – произносит ровным тоном, выйдя из ванной с полотенцем в другой руке. Я молчу, так как, кроме нецензурной брани, ни одного слова на ум сейчас не приходит. – Через полчаса мы начнем процедуры. Не управишься, останешься голодным до обеда.

Глава 9. Иван

- Доброе утро, – сказал я Алле Борисовне, вошедшей в столовую.

- Доброе утро, Иван Петрович, – ответила домработница. – Одну секунду, – удаляясь обратно в кухню, произнесла она.

Я подъехал к столу, где уже были приготовлены приборы. Вскоре Алла Борисовна принесла завтрак.

- Макар, ваш кофе будет через минуту, – сказала ему, ставя передо мной тарелку.

Помощник расположился недалеко от меня.

- Позавтракать не хочешь? – спросил его.

- Нет, спасибо. Я дома поел.

- Как знаешь, – пожал плечами и принялся за еду.

Время было на исходе. Наглая медсестричка находилась в кухне. Я ожидал ее дальнейших действий, не собираясь выполнять озвученных требований.

К моему удивлению, она не появилась ни в назначенное время, ни через минуту. Девушка вошла в столовую, когда я допивал кофе.

- Время вышло. Пора приступать к процедурам, – сообщила мне, остановившись в полутора метрах от стола.

- Я завтракаю.

- Завтрак окончен, – произнесла она и направилась ко мне. – Ставь чашку, иначе ее содержимое окажется на тебе.

- Ты ничего не попутала? Я работодатель, ты работник.

- Ты пациент, я медсестра. Ставь чашку.

- Подожди пять минут. Всс… – прошипел я, опуская чашку на стол.

Эта зараза вновь применила свой прием, надавив пальцем на мое плечо. Боль прострелила до кончиков пальцев.

- Ты сдурела? – произнес, потирая плечо другой рукой.

- Я предупреждала, – дернула на себя кресло, откатывая меня от стола. – Мой рабочий день расписан по минутам. Задерживаться тут до позднего вечера не планирую. Другие пациенты не должны страдать из-за твоей медлительности, – везла меня в сторону оборудованного физиотерапевтического кабинета.

Меня немного поразило то, с какой легкостью хрупкая девушка катила кресло. Будто в коляске сидел не рослый мужик, а ребенок.

«Надо будет вечером взвеситься. Может, я сильно схуднул и не заметил», - подумал я.

- Вера Яковлевна, давайте я вам помогу, – предложил вошедший следом Макар.

- Мне? – вздернула бровь, посмотрев на него.

- Переместить Ивана Петровича на кушетку, – пояснил он.

Хмыкнув, Вера отвернулась к прибору. Макар склонился ко мне, позволив обхватить его шею рукой. Спустя мгновение я сидел, а потом лежал на кровати.

- Перинку взбить не забыл? – с ухмылкой поинтересовалась у моего помощника Вера.

Макар ничего не ответил, лишь сочувственно посмотрел на меня. Я тоже промолчал, желая усыпить бдительность взбалмошной медсестрички. Но уже через секунду я забыл обо всем, так как она склонилась надо мной. Пока Вера крепила провода, мой взгляд скользил по ее коже, задержавшись на кружевном белье. Ворот кофты сдвинулся, открыв соблазнительные изгибы, обычно скрытые от посторонних глаз.

Очнулся я, когда медсестра повернула мое тело на бок, чтобы прилепить мокрые тряпочки с электродами. Я снова усомнился в своем весе.

- Что-нибудь ощущаешь? Тепло, покалывания? – спросила она, регулируя прибор.

- Ничего. Я ничего не чувствую и не почувствую, – слегка недовольно ответил ей.

Вера лишь кивнула и продолжила настройку аппарата.

- Макар, можешь идти. Позову, если понадобишься, – сказала ему и устроилась на стуле недалеко от меня.

- Иди, – кивнул я.

Макар вышел. Девушка уткнулась в свой телефон, позволяя получше ее рассмотреть. Стало дико интересно - сколько ей лет? Восемнадцать? Двадцать? В каком возрасте заканчивают медучилище?

- Вера Яковлевна, сколько вам лет? – не удержался от вопроса.

- Сколько есть - все мои, – ответила она, не отрывая взгляда от экрана телефона.

- Это секрет?

- У девушки не прилично спрашивать возраст, – печатала текст на своем гаджете.

«Надо будет посмотреть данные на сайте больницы», - мелькнула мысль.

«Зачем? Она сегодня же уйдет. По-хорошему не захочет, выпровожу по-плохому», - тут же одернул сам себя.

- Вера Яковлевна, я хочу извиниться за свое поведение в больнице, – приступил к выполнению задуманного, когда она снимала с меня мокрые прямоугольники с проводами. – Я вел себя отвратительно. И простите за нападение. Рад, что вы меня остановили. Не дали совершить непоправимое, – старался говорить с искренностью в голосе, вкладывая во взгляд полное раскаяние.

Переход на «вы», тоже был не случайным.

- А вы меня удушить собирались? – изумилась медсестра, следом за мной начав «выкать». – Я думала, просто напугать, горло пощупать, – смотрела на меня, словно на несмышлёного ребенка. – Раз так, тогда у меня для вас плохие новости, Иван Петрович, – её губы растянулись в ухмылке. – Вы слабак.

- Что? – не поверил своим ушам.

- Сожмите мою руку, – она протянула ладонь.

Глава 10. Иван

- Вера Яковлевна, какая у вас месячная зарплата? – спросил за обедом у медсестры.

- Вы с какой целью интересуетесь? Решили род деятельности сменить? – улыбнулась мне.

- Хочу предложить вам премию в размере полугодового оклада.

- Дайте угадаю… – Вера поддела вилкой кусочек мяса. – Вы хотите увеличить вашу нагрузку?

- Нет.

- Уменьшить?

- Нет. Я выплачу премию только за то, что вы уволитесь.

- Из больницы? – её лицо стало серьёзным.

- Из моего дома. Откажитесь от моего лечения и получите шесть зарплат. Можете сказать брату, что я вас оскорбил, обидел – что угодно. Я подтвержу. А в качестве компенсации – получите обещанные деньги.

- Я должна подумать над вашим предложением.

- Подумайте. Но не затягивайте с ответом.

- Не буду. Через двадцать один день вы его узнаете.

- Кхе-кхе... – закашлялся я, подавившись едой.

Вера встала со стула, подошла ко мне и постучала по спине ладошкой, а потом один раз – кулаком. Удар был сильный, но он помог.

- Я так понимаю, ваш ответ – «нет»? – прохрипел я, откашлявшись.

- Абсолютно верно.

- Годовой оклад, – пошел ва-банк.

- Хоть двухгодовой. Ответ прежний.

- Советую передумать. Такие предложения я дважды не делаю.

- М-м-м... – повертела головой из стороны в сторону.

- Не боитесь пожалеть?

- Нисколько.

- Ладно, – улыбнулся, мысленно запуская план «Б».

Я надеялся избавиться от этой назойливой козявки лёгким путём. Но оказалось, она ещё упрямее, чем я предполагал.

- Терапия на сегодня закончена, – сообщил ей.

- Да.

- Я не спрашивал.

- Знаю. Просто подтвердила. По плану у нас ЛФК.

- Лечебная физкультура, – пояснил Макар.

- Я знаю, что это такое, – строго посмотрел на него, чтобы не вмешивался. – Я сказал, закончили. У меня своих дел по горло. Я не собираюсь терять весь день на ерунду.

- ЛФК – не ерунда, а важная часть на пути к исполнению мечты.

- Не моей мечты.

- Это не важно.

- У меня работа! – повысил голос.

- Окей. Сделаем перерыв на час. Вам всё равно нужно переварить обед.

- Ты вообще меня не слышишь?

- Глухотой не страдаю. Час. Потом продолжим.

Положив приборы с характерным звоном на тарелку, взял в руки стакан с соком и залпом выпил. Остудить разгорающийся в груди пожар не удалось. Каждый удар сердца раскалял гнев сильнее, будто в рёбрах застряли раскалённые угли. Грохнув стаканом о стол, швырнул салфетку рядом с тарелкой, взялся за джойстик коляски и отъехал от стола. Развернувшись, покинул столовую и направился в свой кабинет.

- Пусть только попробует сюда сунуться, – произнес, оказавшись в своей обители.

Ровно через час Вера вошла в мой кабинет без стука.

- Макар! – крикнул я. – Выставь её за дверь и не впускай! – распорядился, когда он появился.

Очень хотелось добавить, что имею ввиду дверь в дом, но я смолчал. Сама уйдет, постояв немного за дверью кабинета и поняв, что ее рабочий день окончен.

Спустя пять минут Вера вновь вошла в мой кабинет.

- Макар, какого черта?! – взорвался я.

- Макар отправился телят пасти, – усмехнулась Вера, подходя к столу. – А мы идем заниматься лечебной физкультурой.

- Выйди вон! – заорал на весь кабинет.

Медсестричка даже бровью не повела. Когда Вера попыталась отодвинуть мое кресло, я заблокировал коляску. Тогда она взяла со стола документы и отошла на два шага от меня.

- Рву или делаешь, как я сказала?

- Ты рехнулась? Это важные бумаги! – соврал ей. Я мог распечатать с компьютера еще один экземпляр.

- Если они так важны для тебя, отправляйся в тренажерный зал.

- Порвешь – выставлю тебе счет.

- Я переадресую его твоему брату, – разорвала листы пополам. – Покончив с бумагами, возьмусь за компьютер. Ему, в отличие от тебя, три литра воды не понравятся.

- Дура!

- А ты нытик и слабак. Только и умеешь, что орать.

- Что?!

- То. Тебе проще прятаться за бумагами, чем признать – ты просто ленивая попа. Хвастаешь силой, а сам в зале не появлялся со школы. Больше двух кило не поднимешь.

- Я?!

- Ты.

Рыкнув, выехал из-за стола и направил кресло в тренажерный зал. Я не знаю зачем туда поехал. Сам не понимал, что мной больше двигало: желание доказать этой наглой стерве свою силу, или животная потребность вырваться из её поля зрения, где каждый взгляд словно обжигал кожу. Одно знал точно: я не вынесу её ухмылки – этого мерзкого, самодовольного изгиба губ, будто она уже заранее праздновала победу. К черту ее. К черту.