Почему королева печальна

Пролог

И снова сосед за стенкой мучил жену. Несмотря на толстые стены, до Маши доносился его визгливый голос, а женщину совсем не слышно. Только иногда вскрикивала, видимо, когда бил. Может, и говорила что-то, но тихо, сквозь метровые стены их престижного дома слышно не было.

Вообще, кроме Маши, никто не слышал этих скандалов. Всего две квартиры на площадке, между этажами прекрасная звукоизоляция. А она время от времени вынуждена была выслушивать эту хрень за стеной. Когда оттуда слышался особенно болезненный крик, Маша смотрела в зеркало на свое возмущенное, раскрасневшееся лицо очень синими от сочувствия к соседке глазами и говорила,

— Ну, хватит!

И каждый раз не вмешивалась.

Сегодня она даже вышла на площадку, захлопнула дверь. Стояла, сжимая кулаки, так, что ладони вспотели, не решаясь постучать к соседям. Говорила себе: «Значит, ей нравится вся эта свистопляска. Дура, мазохистка! Зачем вмешиваться»?

Насколько Маша себя знала, если сделает шаг и ввяжется, то пойдет до конца — посадит ублюдка.

А крики не утихали.

Мерзкий сосед, встречаясь с ней на площадке, всегда сладко улыбался. По виду никогда и не скажешь, что он творит дома что-то непотребное. Обычный модный юноша, ясное дело, с деньгами. В их доме другие не водились.

Внутри соседской квартиры на дверь кто-то налетел. Видимо, ублюдок толкнул жену. Открылась небольшая щель и на площадку босиком выскочила девушка.

Она была похожа на эльфа, глаза громадные, хвостик над остренькими ушками сбился набок, из него торчали жалкие волоски. Маленькая, босые ножки, чуть кривоватые, размера тридцать четвертого, не больше. На предплечьях синяки. Но сарафанчик джинсовый очень модный и дорогой, а в ушах бриллиантовые сережки - «слезки». Глянула на Машу, прошелестела «Здрасте». Маша уставилась на нее, сказала «Угу». Эльф опустил глаза, на длинных ресницах повисла капля, покатилась по розовой щеке.

Дверь открылась, выглянула рожа мужа. В джинсах на бедрах, торс подкачанный, прическа из хорошего барбершопа, аккуратная бородка. Эдакий благопристойный джентльмен. Увидев Машу, расцвел в белозубой улыбке и спокойным тихим голосом сказал,

— Здравствуйте, Мария! Зоя, иди домой, что ты ерундой занимаешься. — попенял женушке эдак ласково.

И прикрыл дверь.

Зоя перевела на нее перепуганные глаза. Маша подумала, что никогда толком не слышала, как соседка разговаривает, голоса ее не знает. Босые ножки сделали шаг к своей двери. И тут Маша решилась.

— Слушай, Зоя, вот что.

Эльф остановился, с надеждой глянул на нее. И эта надежда в глазах дала повод продолжать.

Толкнув свою дверь, Маша сняла с крючка возле коридорного зеркала ключ от дачи и протянула девушке,

— Это от дачи. — она отчетливо произнесла и повторила адрес.

— Спрячь подальше. Тихо собери вещи и, когда он уйдет, беги туда. И, пожалуйста, погугли, что такое «абьюзер». И сделай выводы. Можешь жить там, сколько захочешь.

Девушка моргнула, взяла ключ. Чуть подумала, и он отправился за пазуху. Произнесла тихо,

— Спасибо, Мария.

— Не дрейфь, что-то придумаем, — улыбнулась Маша.

По лицу девушки прошла тень улыбки.

Глава 1

Оператор Вася, он же фотограф, навис над ней и шепотом уговаривал, глотая слоги,

— Ну ты ж знаешь, что рано или поздно я отдаю.

Не желая его позорить перед Светой-визажисткой, что сидела, уткнувшись в телефон, покачивая головой с разноцветными волосами, Маша тоже говорила чуть слышно,

— Где там рано? Поздно отдаешь. Сколько ты мне уже должен?

— Ну, постепенно же отдаю, сколько могу, — его унылая длинная фигура, сжатые плечи, длинный нос высились над ее макушкой, дыхание шевелило волосы.

От него пахло свежевыпитой водкой, а она почему-то любила этот запах. Ерунда какая-то. Перегар ей, естественно, не нравился. А вот аромат водки, только что принятой внутрь, навевал какие-то детские, что ли, воспоминания. Может, про папу, что приносил к новогоднему столу шоколадные конфеты килограммами, будучи под шофе?

И Маша, и оператор Вася знали, что деньги она даст. И он, рано или поздно, их вернет. Правда, алкаш-оператор думает, что это потому что Маша такая сердобольная. А это ни разу не так. Она может быть жесткая, когда надо.

В этом же случае виной ее покладистости — васин рост. 192 сантиметра. И это идеальный рост для оператора, который может ее снять сверху, с ее-то 175 плюс каблуки. Потому Вася — ценный кадр, несмотря на его алкоголизм. И глаз у него верный — хорошо ракурсы подбирает, знает, какой профиль у нее фотогеничней.

Маша щелкнула застежкой, отсчитала просимую сумму. С нажимом, произнесла,

— Вася не пей! Всех клиентов растеряешь.

Он шмыгнул носом, улыбнулся, показав на редкость ровные зубы, сказал уверенно,

— Талант не пропьешь!

Маша фыркнула — вот банальный и недалекий Василий, а мастер — и села к визажистке Свете. Та засияла над ней яркими прядями — алыми, желтыми, розовыми.

Макияж Маши в обновлении не нуждался. И гримерша Света, повертев головой, как кошка, следящая за перышками на палочке, пару раз прошлась по машиным щекам кисточкой с пудрой. И показала большой палец.

Пять миллионов подписчиков в Известной Социальной Сети давали Маше бездну интересных и прибыльных возможностей.

Такое количество народа на ее страничке помогало зарабатывать не только на рекламе в самой Сети, но и получать индивидуальные предложения от известных брендов.

Менеджеры знаменитых производителей одежды, обуви и прочего ширпотреба радовались, когда она вносила их фирмы в свой плотный график. Бренды оч-чень хорошо платили, если она соглашалась быть их амбассадором.

Сегодня Маша рекламировала бейсболки, и, когда Вася, увлекшись, попросил ее выгнуться, чтоб ее зад выглядел соблазнительней, рыкнула на него,

— На хрен пошел! Причем тут мой зад?

И он, хихикнув, сказал примирительно,

— Да ладно, это ж общий план, надо тебя во всей красе...

А когда они стали снимать лицо, крупный план, вдруг остановился, со стуком положил камеру на стол и навис над ней, глядя сочувственно и дыша свежей водкой.

— У тебя все в порядке? Чо-то глазки не сияют.

— У меня все в порядке, — отчеканила Маша, — Щас засияют.

Вот и за это она Васю любила и из трех операторов этой студии выбирала сниматься только у него. За эмпатию.

Потому что в последние пять минут она думала, как у нее все здорово, и как хреново.

Да, ее раскрученность и роскошная фигура давали массу возможностей.

Из-за кучи денег, свалившейся вместе с популярностью, Маша теперь могла отдыхать в любом уголке земного шара, причем, по нескольку раз в год.

Особенно ей нравились Мальдивы с разноцветными рыбками в бассейне перед легким бунгало, где гулял ветерок, пахнущий тропическими цветами, и бегали по стенам юркие гекконы.

Ежедневный послеобеденный бриз шелестел шевелюрами пальм, приоткрывал окна, впуская крики экзотических птиц и пряные запахи.

Маша чувствовала такое умиротворение и покой на облюбованном островке Мальдивского архипелага, коего в душном, шумном городе не существовало нигде, даже в ее уютной студии, в доме с толстыми стенами и финансово состоявшимися соседями.

Сегодня с утра, после того как все же вмешалась в жизнь соседки Зои, она, довольная собой, решила позволить себе десерт и зашла в любимое кафе, где ее знали и привечали.

Юный официант поскакал галопом, когда она заказала поощрительный приз за доброе дело — мандариновое желе на агар-агаре, почти без калорий, с минимумом сахара.

Маша сидела на любимом месте у окна, с улицы ее скрывала штора, а она могла видеть прохожих. Они спешили на постылую работу, и Маша могла в очередной раз с глубоким удовлетворением отметить, как ее жизнь отличается от бренного существования этих спешащих серых фигур.

Без особого оптимизма она ловила на себе заинтересованные взгляды красивых парней, явно на нее подписанных, и завистливые — невзрачных девиц с дутыми губами. Такие барышни хором пели под ее постами, какая она раскрасавица. А в беседах с подружками злобно перемывали ей кости до белизны.

Две такие особы сидели поодаль, подчеркнуто не глядя на нее, бросая исподтишка изучающие взгляды, когда она смотрела в окно.

«А потом я пойду в самый дорогой ювелирный и куплю что-нибудь этакое, чтобы настроение улучшить!» — подумала Маша, погружая серебряную вилочку в едва сладкое желе, пахнущее по-новогоднему, мандаринами.

Самые изысканные драгоценности были ей сегодня по карману.

Когда ее аккаунт в Известной Социальной Сети перевалил за миллион, она получила первый гонорар от рекламы. И тот оказался таким запредельным, что она решила потратить его на что-то по-настоящему дорогое. И пошла в ювелирный, на разноцветное золото коего давно облизывалась.

Это сейчас, с увеличением подписчиков и повышением гонораров, она перешла на элегантные бриллианты Bvlgary, сияющие в любой тьме. А с первого гонорара в том безымянном ювелирном она купила кольцо с изумрудом в зеленом золоте. Носит она его сейчас только на пляж.

Девицы с соседнего столика не выдержали конкуренции и, поспешно допив кофе, пошли к выходу. От них шел запах дешевых поддельных духов. Маша в самые свои бедные времена просто не душилась, уж лучше ничего, чем дешевка. А сейчас на ней духи были едва заметные, но самые-самые.

Глава 2

Когда Маша вылезла и выпрямилась, стало ясно, что под правым колесом никакой собаки нет. Там сидел человек, Маше были видны седые космы и плечи серого плаща, обсыпанные перхотью.

— Фу! — произнесла она с облегчением. Голова сидящего повернулась и на нее глянули серые глаза с красными прожилками.

«Ясно. Алкаш. Сейчас будет просить на поправку здоровья. И как я его не заметила?!»

Она обошла капот, глаза мужика все это время следили за ней.

— Как вы тут оказались?
Маша смотрела на него, с трудом сдерживаясь, чтобы не наорать.

Мужик стал вставать, будто складная конструкция — циркулем согнулись ноги, оттопырились острые локти. Когда поднялся, оказался с нее ростом. «Ну и как я могла его не заметить? Бред какой-то!»

В сером и мятом одеянии, длиной ниже колен, человек был похож на дяденек в парке, что распахивают плащ, идя навстречу одинокой женщине, а чаще — девчонке. На дяденек-эксгибиционистов.

Красные глаза и помятое лицо симпатии не вызывали. Маша поморщилась, но спросила,

— Я вас не ушибла?

«Ох, да дам я ему денег, если и правда ушибла!»

Но мужик, тщательно подбирая слова, будто говорил на незнакомом языке, ответил,

— Нет, все в порядке.

Уставился немигающими глазами, ловя ее взгляд и спросил,

— Как вы спали сегодня?

«ООО! Чушь какая!» — возмутилась про себя Маша, а вслух сказала,

— Я хорошо спала сегодня.

При этих словах серый человек недоверчиво качнул головой.

— Я могу вам чем-то помочь?

Маша переминалась с ноги на ногу — тренер мозг выест, если она опоздает.

— Ну что вы, — махнул он изящной кистью. Пальцы были с ясно видными суставами и такие бледные, будто никогда солнца не видели.

«Серое дитя подземелья», — подумала Маша.

Человек не вызывал ничего, кроме брезгливости. Нелепая помеха перед ее ежедневным фитнесом.

Она вернулась и взяла из машины сумочку. Повернулась к сияющему зданию спортивного центра. А когда проходила мимо серого человека, он начал нараспев читать стихи. Но она не стала вслушиваться. Что это бледное существо может сказать?

Поднимаясь по ступеням, Маша усилием воли стерла с лица гримасу брезгливости.

Кивнула и улыбнулась девушке на ресепшн, вошла в зал и наткнулась на тренера. Невысокий человечек, без особых мускулов, он считался лучшим тренером, но какой же зануда! Шел навстречу и смотрел на часы.

— Минута всего, Николай Лексеич! — издали крикнула Маша.

— Ты должна понимать, Марья, что каждая минута в зале должна быть потрачена тобой с пользой. Согласна?

— Так точно.

Жесткая щеточка усов тренера возмущенно топорщилась. В руке, как всегда, резиновый эспандер. Похоже, выпускает он его из рук только во сне.

Тренировка началась под монотонную речь тренера. Поначалу Маша еще думала «Какой же ты душнила!» А потом перестала думать, сосредоточившись на мышцах. Да, Николай Лексеич был редким душнилой, но те, кто добивался чести у него тренироваться, форму имели идеальную.

— Чуть согни колено и почувствуй нижнюю часть икроножной. Почувствовала?

— Да, — пыхтела Маша.

Наконец занятия на тренажерах закончились, тренер вновь глянул на часы,

— У тебя три минуты отдыха, потом беговая дорожка.

— Угу, — выдохнула Маша. За три минуты шестой пот, который с нее согнал Лексеич, высохнет, а седьмой появится уже на дорожке.

Она встала на беговую, почувствовала подошвами ребристую поверхность, включила приборы. Этот заключительный бег ее самое любимое время. Можно бежать механически, думать о чем хочешь.

«Что-то совсем недавно произошло неприятное. Осадочек какой-то», — думала она, — «Ах да, бомж в сером плаще под колесом ее машины».

Конечно, на бомжа наплевать и забыть. Но никак не уходил неприятный осадок. И Маша, мысленно отплевываясь, то и дело про серую помятую физиономию, под стать плащу, вспоминала.

Да что ж это! Что ей, больше думать не о чем? Чего она никак не выкинет из головы этого попрошайку?

«Не просил же ничего», — пришла мысль. И она силком выпихнула ее — где этот мятый дядька, а где она, чтобы еще думать о нем?!

Лучше думать о Романе. О-о-ох, мысли о нем, что бы она ни делала, с кем бы ни говорила, фоном вертятся, никуда не уходят, с ней постоянно.

Потому что она влюбилась.

Говорят, это химия. Гормоны, сошедшиеся звезды, фазы Луны. Когда не можешь устоять. Как ни уговариваешь себя быть сдержанной. А представляешь его руки — и сердце бьется сильней, вспоминаешь прикосновения — и бросает в жар. И что с этим делать?

Она, конечно, позвонила детективу, визитку которого дал Илья, и тот принес неожиданное резюме. Ее Роман сидел за мошенничество в особо крупных размерах. Но женщин он не обманывал. Государство — да. И то — чужое.

Она спросила его в лоб, и он четко рассказал ей схему, по которой получил кучу миллионов. Стало ясно, что запоздавших купцов на пустынной дороге и бедных сирот он не грабил. А, пользуясь недюжинными знаниями в IT-сфере, обчистил иностранный банк. Схема была остроумная, но это все, что Маша смогла оценить. Детали были ей недоступны, у нее же не было таких знаний программирования и электронных платежных систем, как у него.

Роман часто куда-то пропадал. Говорил, что пытается вернуть хотя бы часть денег, обильно сыпавшихся в его карман до отсидки. Она верила и не верила, изводилась, ревновала. И не решалась поручить слежку своему детективу. Потому что боялась, если он изменяет и она об этом узнает, то все кончится. И она останется без его рук, губ, глаз, интересных рассказов.

Дергалась, когда он долго не звонил, клялась, что не возьмет трубку. И бросалась к телефону, сбивая все на пути. Или постоянно носила трубку в руке, чтобы не пропустить его покашливания и протяжного,

— Аллоу!

Все обещания прекратить это наваждение летели в тартарары. И начинала кружиться голова от его горлового смешка и слов,

— Я уже еду.