Под его опекой

Глава 1

– Господи, он сейчас сожрет ее одним взглядом, – завистливо фыркает Нина, подглядывая вместе со мной из холла.

Тактично пожимаю плечами: лично у меня подобного впечатления не складывается. В его взгляде нет похоти и вожделения, он… просто смотрит. Долго, внимательно, но я не вижу ни огня, ни страсти. Чему тут завидовать? Тому, как гармонично они смотрятся вместе, несмотря на то что сидят друг от друга через стол длиною в мою жизнь? По пятнадцать человек гостей с каждой стороны, я даже не уверена, что он различает черты ее лица с такого расстояния.

Впрочем, я ничего не смыслю ни в страсти, ни, по большому счету, в отношениях. И уж тем более в том, как положено вести себя на званных ужинах достопочтенным гражданам.

– Скоро горячее, – вздыхает все та же Нина и идет к кухне, не дождавшись ответа.

Не люблю обслуживать большие банкеты с ней на пару: она ужасно неуклюжая и всю самую ответственную работу приходится выполнять именно мне. А такой большинство, когда речь идет о богатых и влиятельных рядом с горячим и острым. Хорошо, что сегодня помимо нас еще четыре официанта и все – парни. Я хотя бы не таскаю тяжести.

– Ве-ра, – ехидно окликает управляющий со спины. На мгновение прикрываю глаза, справляясь с отвращением, и разворачиваюсь уже с дежурной улыбкой.

– Да, Кантемир Иванович.

Вместе ответа мужчина сгибает руку в локте и подзывает меня одним указательным пальцем, нарочито медленно сгибая и разгибая его. При этом не забывает презрительно кривить губы.

– Тебя видно, – замечает ядовито, когда я подхожу и замираю в полуметре от него.

Пожалуй. Да я особенно-то и не прячусь: до меня никому нет никакого дела. Стол ломится от изысканных и разнообразных закусок, к которым гости практически не притрагиваются, зато неприлично дорогие алкогольные напитки льются рекой. Как и поздравления с днем рождения, так что я могу хоть голой отплясывать в холле канкан – заметят не сразу и не все.

– В этом и смысл, – отражаю спокойно и холодно. – Смогут подозвать, если что-то понадобится.

– Самая умная? Выслуживаешься за чаевые? По-твоему, я недостаточно тебе плачу? – и без того весьма неприятное лицо мужчины искажает такая гримаса омерзения, что в носу появляется вполне различимый запах навоза. Логично предположить, что причина этому явлению – я, но это не так. Смердит этот тип, но он, к сожалению, сегодня выплачивает мне зарплату. – Немедленно в зал, пока замечание не сделали!

– Как скажете, Кантемир Иванович.

– Бестолочь, – шипит ядовитым презрением и удаляется портить настроение кому-то еще.

– У меня, в отличии от тебя, высшее, – ехидничаю вполголоса, когда он отходит на приличное расстояние. Становится чуточку светлее на душе, я разворачиваюсь и делаю быстрый шаг, торопясь выполнить приказ. И буквально влетаю в грудь мужчины.

Отшатываюсь от неожиданности, и вместо того, чтобы извиниться и сгореть со стыда, вцепляюсь в его трехглавые мышцы плеча. Потому что, блин, из-за этого столкновения потеряла равновесие и начала заваливаться спиной назад! И уж лучше я немного потискаюсь с незнакомцем, чем продемонстрирую ему свое нижнее белье в не элегантном па.

Поспешно выставляю назад правую ногу, в это же мгновение мужчина опускает ладони на мою спину, притягивая к себе. То есть, конечно, не к себе, а всего лишь в обратном от пола направлении, но за счет того, что баланс я уже успела поймать, противодействие силе притяжения с его стороны оказывается чрезмерным и я впечатываюсь в него вторично.

Вот теперь действительно неловко.

Стоим в обнимку, от стыда не знаю куда себя деть, но ни отойти, ни хотя бы разжать пальцы на его напряженных руках не выходит. Я оцепенела. Неловкость сковала мышцы, попытки дышать глубже дают совершенно неожиданный эффект – у меня кружится голова. Запах его дорогого парфюма щедрой порцией поступает в легкие и по кровеносной системе в мгновения разносится по всему организму. Заполняет каждую клеточку тела, я словно окутана плотным дурманом с терпким привкусом.

– ВМПК заблокировал мозжечок, – брякаю вместо извинений.

Он на голову выше меня. Я говорю ему в грудь, касаясь носом пуговицы на его рубашке. По сути, я даже отстраниться не могу, он слишком крепко прижимает меня к себе.

– ВМПК? – переспрашивает, не пошевелившись.

– Вентромедиальная префронтальная кора, – поясняю как ни в чем не бывало. Когда еще представится возможность козырнуть знаниями, абсолютно бесполезными в повседневной жизни? – Американские ученые уверены, что именно этот особый отдел мозга отвечает за эмоциональную оценку воспринимаемой человеком информации. В большей степени за чувство вины, сострадание и стыд, – последнее слово вырывается вместе с тяжким выдохом.

Мужчина негромко прыскает, давая понять, что шутку оценил. Хотя, какие уж тут шутки…

– У меня попроще. Жду, когда зазвучит приятная медленная музыка. Это было бы логично.

– Пожалуй, – фыркаю ему в грудь.

В кончиках пальцев покалывает, по коже проносится энергетическая волна, физически ощущаю, как уходит напряжение, точно под землю проваливается. Тело расслабляется, его мускулы под пальцами также больше не кажутся окаменелыми. Понимаю, что вполне могу сделать шаг назад, но не двигаюсь, пока его руки не начинают скользить по моей спине, расходясь в стороны.

Он выпускает меня из объятий будто бы с неохотой. Глупость, конечно, но именно так я чувствую в те долгие секунды. Время замедлило ход, стало тягучим нелинейным и субъективным, будто исчисляется мягкими часами на полотне «Постоянство памяти».

Пока я не подняла голову, чтобы удовлетворить свое любопытство, ощущала себя вполне сносно. Просто нелепое происшествие, отпустить и забыть. Но это оказался он. Тот самый, у чьей девушки сегодня день рождения. Тот самый, что весь вечер не сводил глаз с одной-единственной. И сейчас он смотрит на меня.

Щеки наливает румянцем. Взгляд я тут же отвожу, опускаю и голову, сожалея, что на работе нельзя распускать волосы: очень-очень хочется спрятаться. Зарыться в нору поглубже и просидеть там до весны. Ну и что, что сейчас только конец лета? Кто считает вообще?

Глава 2

Спустя три месяца

Ресторан открывает свои двери для первых посетителей в двенадцать, я же подъезжаю лишь к часу: на моей машине в очередной раз прокололи шину и пришлось добираться из спального района в центр на перекладных.

Спать хочется нестерпимо. Вчерашний банкет затянулся и стал сегодняшним, мужчины выпили лишнего, много увлеченно разговаривали и совершенно не желали расходиться. А учитывая тот факт, что троих из них я видела на первой странице бесплатной местной газеты, что суют в почтовые ящики каждое воскресенье, весь персонал работал до победы самого выносливого, то есть, до четырех утра. Домой я попала лишь к шести, и сил на то, чтобы поставить свою «Ласточку» в гараж попросту не хватило. Непростительная беспечность.

Новый управляющий встречает меня в раздевалке хмурым взглядом.

– Пятый раз за три месяца, Вера, – произносит строго. – Еще хоть одна малейшая оплошность и я буду вынужден тебя уволить.

– Простите, – виновато опускаю голову, не забывая при этом снимать верхнюю одежду.

Мои оправдания ему не нужны, ясно как день. Да и что я ему скажу? Что местная шпана вдруг открыла на меня сезон охоты? Меня даже в полиции высмеяли, чего уж говорить о работодателе.

К семи вечера я практически валюсь с ног. Беспрестанно тру глаза, в любую свободную минуту бегаю умываться холодной водой, но в чувство внезапно приводят новые посетители. Администратор провожает мужчину и женщину до одного из моих столиков и убирает золоченую табличку «Reserve». Я же дожидаюсь, когда мужчина поможет своей спутнице устроиться и сядет, прежде чем подхожу с меню.

– Добрый вечер, – произношу буднично, но сама же слышу в своем голосе непривычные нотки. Тонкие и звенящие.

– Добрый вечер, Вера, – отвечает со скупыми интонациями Владислав, но одно то, что он запомнил мое имя, невероятно льстит.

А вот его женщине по душе такая исключительная память не приходится.

– Обязательно стоять над душой? – цедит она недовольно, не обращаясь вообще ни к кому.

К сожалению, подобные выпады со стороны посетителей не редки. Не буду врать и говорить, что давно привыкла и уже не обращаю внимания. Это не так. Обидно и неприятно каждый раз, словно он первый. Как будто только-только помылась, обмазавшись приятно пахнущими кремами, вышла во двор, а с протянутого через крыши домов оптоволокна прямо на макушку нагадил голубь.

Отхожу и встаю так, чтобы она не видела меня, но остаюсь в поле зрения Владислава. Он давно закрыл меню, сцепил руки в замок и наблюдает за девушкой, ожидая ее выбора. Я периодически посматриваю на большие часы над барной стойкой, он – на наручные. Спустя пятнадцать минут вижу, как он перегибается через стол и что-то тихо говорит ей. Девушка нервно захлопывает меню и скрещивает руки под грудью. Владислав взглядом подзывает меня и сам делает заказ на двоих.

Мне положено на них смотреть – так я оправдываю свой нездоровый интерес. Конечно, отвлекаюсь и на других посетителей, периодически ухожу на кухню, то приношу блюда, то отношу пустые тарелки, но между столов я вновь порхаю. Я чувствую себя бодрой, свежей и… живой. Мой пульс немного ускоряется, когда встречаюсь с ним взглядом. И к моменту, когда я несу горячее, я отчетливо осознаю, что он мне нравится.

Думаю, ему около сорока. У него светло-русые, немного вьющиеся волосы, стильно уложенные. Губы с четким контуром, серые глаза, длинные ресницы и густые брови, между которых часто появляется довольно глубокая мимическая морщина. Прямой крупный нос и четко очерченные скулы делают его лицо строгим и мужественным. Я бы не назвала его красивым, в привычном смысле, он далек от тех мужчин, что печатают на обложках глянцевых журналов, но он привлекателен. И он вызывает у меня интерес. Который, судя по дальнейшим событиям, слишком очевиден.

Несу тяжелый поднос с заказом на другой столик. Под ноги не смотрю: мне их попросту не видно за всеми этими тарелками. Но шагаю уверенно, ведь я знаю каждую неровность в этом заведении, я работаю тут больше года. И вдруг совершенно неожиданно я спотыкаюсь и растягиваюсь на полу.

Такого не было со мной ни разу за почти десятилетие, что я пашу в сфере обслуживания. Ни разу. Я не разбила ни одного стакана, я никогда не роняла даже десертной ложечки.

Это больно. На полу лишь голый мрамор, об него я ударилась коленями и локтями. Они щиплют и саднят, пульсируют и ноют. Из глаз брызжут слезы, и как бы мне не хотелось, сдержать их не получается.

Это унизительно. Я ощущаю себя кожицей лука, на которую капнули йод и поместили под стекло единственного микроскопа в классе. Смотрят абсолютно все, я уверена в этом: я произвела столько шума, что не проявить банального любопытства просто нереально.

Это дорого. Именно мне придется заплатить за все эти блюда и за всю посуду. Мне, а не той суке, что подставила подножку.

Это… обидно. Ведь я ничего ей не сделала. Никак не выказывала своей симпатии к ее мужчине, не позволяла себе ни улыбок, ни ненавязчивых прикосновений. Неужели каждая, кто посмотрит на него, заслуживает подобного обращения?

Все эти мысли проносятся вихрем. Пара секунд уходит на осознание своего положения, еще через столько же возле меня появляется уборщица и администратор. Он помогает мне подняться и, заботливо придерживая под спину, уводит из зала под шепотки и смешки.

– Вера, мне жаль, – говорит уже в раздевалке и уходит улаживать инцидент с гостями.

К моменту, когда он возвращается, я успеваю стянуть драные колготки, промыть, обработать ссадины и переодеться.

Вымучиваю улыбку и забираю из его рук конверт и свои документы. Уволена одним днем. Одной минутой, практически. Из-за одной ревнивой богатой дряни.

– Мне правда жаль, – и это видно по его лицу, от того на моих глазах вновь выступают слезы. – Я видел, что произошло, это не твоя вина. Там… больше, чем должно быть, – он кивает на конверт. – Извинение от мужчины, что сидел с ней, он тоже заметил. Но остальные… у нас постоянные клиенты, тебя запомнят, как ту самую неуклюжую официантку, ты же понимаешь…

Глава 3

День начался немного суматошно, но эта непривычная для меня суета казалась приятной. В груди трепетало от предвкушения первого рабочего дня, новое платье, скрывающее не успевшие сойти синяки и ссадины на коленях, сидело на мне идеально, HR была приветлива и улыбчива, не торопила меня, пока я вдумчиво читала договор, охотно отвечала на вопросы и устроила настоящую экскурсию.

Ярослав был прав – мне перезвонили на следующий же день. Огромным плюсом стал мой диплом по специальности «Лечебное дело» и богатый опыт работы с людьми. Сама фирма занимается продажей и установкой медицинского оборудования, штат не слишком-то большой, всего сто тридцать человек, зато команда слаженная и дружелюбная. Но меня взяли не продавать. Меня взяли помогать руководить! Смех, конечно. Хоть в трудовой и напишут «помощник генерального директора», никаких повышенных ожиданий не испытываю: по факту я буду рядовым секретарем. Что меня абсолютно не смущает: куда как проще носить кофе кому-то одному. А еще у меня будет свой собственный стол, стул и достойная зарплата!

Впрочем, круг моих обязанностей одним лишь кофе не ограничивается, но чем конкретно я буду заниматься знает только Сам Шеф. Все строго с больших букв: о начальнике тут говорят на пониженных и с придыханием.

– Господи, Ирина, я ведь даже не спросила, как его зовут! Начальника! – тихо ахаю на лестнице, пользуясь тем, что все сотрудники уже сидят на своих рабочих местах и без дела никто не слоняется.

Ирина немного жеманно смеется и шепчет:

– Покровский Владислав Михайлович. Но, как я уже говорила, у нас принято на «Вы» и по имени, это касается всех.

Ответную улыбку вымучиваю. Сердце принимается долбиться в ребра и умоляет оставить его за пределами этого красивого и уютного офиса с современным ремонтом и приятными людьми. Ладони потеют, я спешно вытираю их прямо о платье, стараясь сделать это незаметно.

– Прошу, Ваше рабочее место, – Ирина первая поднимается на третий этаж и широким жестом окидывает пространство примерно десять на десять метров.

Последние ступеньки на невысоких шпильках преодолеваю с огромным трудом. Дышу так мелко и часто, точно марафон пробежала и виной тому уж никак не открывшийся вид.

Приемная видна как на ладони и, по сути, начинается прямо от лестницы со стеклянной перегородкой вместо перил. Никаких лишних закоулков, никакой лишней мебели. Два больших окна дают много света, прямо по курсу – черный кожаный диван, два кресла и журнальный столик, образующие комфортный для ожиданий уголок. Мой стол расположен в правом углу, через стену от кабинета генерального директора. Вместо стационарного компьютера – ноутбук с большим экраном, рядом со столом, на тумбочке стоит не слишком громоздкий МФУ.

Ирина показывает уборную и небольшую кухню. Объясняет, как пользоваться кофемашиной. Дает пароль от ноутбука и, пожелав приятного дня, оставляет меня дожидаться указаний от начальника.

Первые полчаса я просто сижу на своем стуле и кусаю губы, вцепившись в подлокотники. Взгляд наверняка затравленный, спина прямая, точно в меня кол без предупреждения вогнали (хотя, если бы предупредили, результат был бы тот же). Мысли играют в чехарду и никак не желают выстраиваться в дружный ряд, от внутреннего напряжения голова готова взорваться в любую секунду.

Подвохом не просто пахнет, им несет. Любезность Ярослава больше таковой не кажется и встает поперек горла. Сюда же щедро насыпает воспоминаниями о не самом лучшем дне в моей жизни, в носу щекочет от едкого запаха предательства, которым вдруг наполняется воздух.

Снимаю свою сумочку с неприметного крючка на стене и решительно встаю. Нет уж, лучше в придорожной забегаловке пахать, чем ждать, чем для меня закончатся игры этих мужчин. Сомнений в том, что они затеяли что-то на пару уже нет никаких.

Дрожу от негодования всем телом: так себя накрутила. Колотит прям, движения становятся резкими и угловатыми. Каблуки гулко стучат по кафельному полу, звук отражается в стенах, и я почти достигаю лестницы, когда слышу, как дверь за спиной открывается.

Замираю, зажмуриваюсь, стискивая в кулак ручки сумки, мысленно считаю до десяти, пытаясь успокоиться.

– Вера? – голос Владислава звучит удивленно, но это лишь подначивает к побегу: судя по всему, они прекрасные актеры.

Широко распахиваю глаза и прямо перед собой вижу Ярослава. В глазах мгновенно встают слезы отчаяния. Я чувствую себя загнанной добычей в кольце хищников и делаю два бесполезных шага вбок. А ведь нужно не просто выбежать из здания, это не проблема, они не будут удерживать грубой силой. Мои документы, оригиналы, все еще в отделе кадров, мне обещали вернуть их через пару часов. Диплом, трудовая, Господи, я даже паспорт им отдала!

– Ярослав, объясни, – требует Покровский, продолжая стоять в дверях своего кабинета.

– Кошка славная, только жутко мнительная, – Ярослав смотрит прямо мне в глаза, не отвлекаясь на своего друга, того самого чопорного говнюка.

– Нельзя так с людьми, – мямлю скрипуче. Голос вибрирует, глаза щиплет от попытки сдержать слезы. – Нельзя, я не кукла, я живая, – во мне столько обиды, что, когда я моргаю, она выплескивается из берегов. Горькие слезы катятся по щекам, губы дрожат, выгляжу наверняка жалко. С трудом проглатываю ком и пытаюсь говорить разборчиво: – Я могу забрать документы или сразу идти писать заявление о пропаже?

– Что. Тут. Происходит, – отбивает Владислав, повысив голос.

Я – срываюсь на постыдный бег.

Ни за что. Никогда. Не со мной!

Какая же глупая! Какая наивная! Почему все так? Почему со мной? За что?

– Вот ты быстрая какая! – возмущается Ярослав, отлавливая меня уже на улице.

Он захватывает меня одной рукой под грудью и прижимает к себе, оторвав ноги от земли. И что-то мне подсказывает, что он просто не стал устраивать спектакль у всех на виду, а не что реально не мог меня догнать.

– Пусти! – возмущаюсь сквозь зубы, предпринимаю жалкую попытку ослабить хватку. – Пусти, я не собираюсь вам потакать, поищите другую игрушку!

Глава 4

– Обед.

Вздрагиваю, поднимаю взгляд от экрана ноутбука и фокусируюсь на лице Ярослава.

– Я еще даже инструкцию не дочитала, – шепчу, косясь на дверь начальника.

– Обед, – повторяет строго, скрещивает руки на груди.

Выглядит внушительно, если не сказать угрожающе. Ставит указательный палец на крышку ноутбука и медленно его закрывает.

Спустя десять минут сидим в милом ресторанчике с огромными панорамными окнами, зеркальными со стороны улицы, и сумасшедшими ценниками.

– Вы ставите меня в неудобное положение, – хмурюсь, листая страницу за страницей.

– Пожалуй. Но я голоден и не хочу вызывать тебя на разговор в свой кабинет.

– Ваша ответственность притянута за уши. Моя жизнь и коммуникации вне офиса совершенно точно вне Вашей компетенции, – проговариваю отрешенно, продолжая засматриваться на аппетитные картинки и часто сглатывать обильно выделяющуюся слюну.

– Ты можешь говорить мне «ты». Тут и в офисе, это не возбраняется. И изъясняться попроще.

– Окей, – радуюсь, захлопывая меню. – Моя личная жизнь – не твоя проблема.

Ярослав сдавленно хрюкает и поднимает на меня озорной взгляд.

– Нравишься ты мне пиздец как, кошка. В хорошем смысле. Впрочем, во всех, – демонстративно роняя голову, он тихо посмеивается, но продолжает серьезно: – Но ты не права. Личное имеет удивительное свойство мутировать до катастрофы, затрагивающей все сферы жизнедеятельности и всех, кто некстати оказывается поблизости. А рядом с тобой, буквально через стену, пять дней в неделю…

– Поняла, поняла, – вздыхаю, отодвигая от себя меню. – Я ничего не могу выбрать, все слишком аппетитно и дорого.

– Мясо или рыба?

– Мясо.

– Ты нравишься мне еще сильнее, – поднимает руку, подзывая официанта, делает заказ для себя и меня. – Итак, все началось после инцидента на банкете.

– С чего ты взял?

– Решила меня протестировать? – сощуривается и грозит пальцем. – Сначала ты.

Не знаю по какой такой причине, но в его обществе мне комфортно и спокойно. Если не брать в расчет мое утреннее буйство на фоне переизбытка эмоций, я чувствую себя в безопасности и без лишних колебаний рассказываю о всех своих неприятностях.

– Дерьмо на коврике под дверью? – брезгливо вздергивает верхнюю губу, я виновато развожу руками. – Камни в окна, колотая резина, похабные надписи, распечатки угроз в почтовом ящике. Ничего не упустил?

– В предварительно сожженном почтовом ящике, – вношу незначительную поправку. – Я так привыкла к его внешнему виду за три месяца, что уже и не замечаю.

– И тебя это не парит? Говоришь спокойно.

– Я уже выплакала дневной лимит, – отвечаю максимально честно. – Чувствую себя апатичным одноклеточным и глаза болят.

– Это от монитора, с непривычки, – у столика появляется третий, разгоняя звуками своего голоса мое сердце. – Присоединюсь, не возражаете?

И оба смотрят на меня.

– Нет, – пищу, опуская взгляд в стол.

– Хотел бы я великодушно отпустить Вас пораньше, Вера, – он делает паузу, а я понимаю, что мое имя он выделил не просто так. Мне надлежит смотреть ему в глаза, когда он со мной говорит. Заставляю себя и он тут же продолжает: – Но не могу позволить себе подобной роскоши. Я три недели без помощника и мне важно, чтобы Вы максимально быстро влились в работу.

– Поняла.

Официантку он подзывает тем же пристальным взглядом. Говорит сдержанно, но обращается к ней по имени, совсем как ко мне две недели назад. И я так четко осознаю свое место, что на грудь будто булыжник ложится. Не падает, не обрушивается, всего лишь плавно опускается, оказывая давление и мешая полноценно дышать. Надо срочно избавляться от своих пустых девичьих грез, постепенно заполняющих мозг, иначе работа превратится в каторгу.

Едим молча. Ярослав больше не задает вопросов, моего короткого рассказа оказалось достаточно, Владиславу кто-то беспрестанно названивает и явно портит аппетит, я жалею, что не выбрала ненавистную мной рыбу. Ее можно было бы просто глотать, не жуя.

Снова в голову прокрадываются душащие мысли. Понимаю, что ситуация разительно отличается от той, в которой я по своей наивности оказалась три года назад, но обед в компании двух взрослых состоятельных мужчин – будь они хоть сорок раз мои коллеги – вкупе с неоднозначными подколками Ярослава, возвращают разом все воспоминания, от которых, как я думала, смогла избавиться. Отмыться.

– Я не знал, будет ли уместно преподнести Вам цветы или подарок в качестве благодарности, – неожиданно говорит Покровский. – Хотелось, но Ярослав рассказал мне о стычке у Вашего подъезда, и я принял решение не подливать масла в огонь.

Огня было предостаточно. Салим поджидал меня на лавке, хлестал виски прямо из горла, курил и с ходу начал бросать в лицо обвинения. Полез на Ярослава, получил по морде и настоятельную рекомендацию выслушать свою девушку, то есть меня, но советам не внял. Лишь ненадолго присмирел, дождавшись, пока машина Ярослава скроется за ближайшим домом.

– Напрасно утруждали себя размышлениями, – говорю резко, если не грубо. – Мы распрощались в то же утро.

– Мне жаль.

– Мне – нет. Он называл меня такими словами, значения которых пришлось гуглить, чтобы быть подкованной на будущее.

За столом повисает гнетущая тишина, но угнетает она, похоже, лишь меня. Сердце отбивает неравномерную дробь, сжимается и щемит. Я злюсь на свою несдержанность, на то, что позволила себе говорить с начальником – пусть и в неформальной обстановке – с очевидным неуважением. Но в особенности на то, что так явно дала понять – его бездействие меня ранило. Особенно сейчас, когда я знаю правду и после всех издевок от бывших коллег, что успела выслушать.

Тыкаю пальцем в экран своего мобильного, лежащего на столе, отмечаю время и опускаю его в сумочку.

– Если не возражаете, я бы хотела прогуляться перед работой.

Возражений не следует, через минуту я уже вылетаю в пальто нараспашку, на ходу обматывая длинный шарф вокруг шеи. Прибыли мы на машине, но ресторан всего в пятнадцати минутах неспешным шагом и ровно столько осталось до окончания обеда. Использую их по максимуму! Накручу себя до предела! Ха-ха.

Глава 5

Сижу бедной родственницей на краешке дивана в кабинете Покровского. Иногда вытираю слезы, сочащиеся из-под ресниц. Изредка шмыгаю носом. Глаза держу закрытыми, мне слишком стыдно, чтобы видеть его. Господи, какой позор… почему все так?

Он не сказал ни слова. Мы прошли вместе, он помог с пальто, сам повесил его в гардеробе для сотрудников, мы поднялись на третий этаж и зашли в его кабинет. Дверь он закрыл плотно, кивком указал на диван, я – села. Ожидала, что сейчас на меня польется поток оскорблений, но он устроился за своим столом, открыл ноутбук и как будто бы занялся работой. Во всяком случае, что-то увлеченно печатал.

И продолжает это делать вот уже минут сорок.

Я словно в камень превратилась. Если бы не слезы, и рукой бы не шевелила в ожидании страшной кары. Брата даже мысленно ругать не в состоянии, его пагубные пристрастия – исключительно моя вина и моя ответственность.

Когда открывается дверь я дергаюсь всем телом и открываю глаза. Покровский поднимает взгляд от экрана, Ярослав отрицательно качает головой.

Признаться, выдыхаю с облегчением. Сашка не то, чтоб совсем уж щуплый, но представлять, что эта гора мускул Ярослав с ним сделал бы, догнав, не хочется. Собираюсь с силами и задаю главный, как мне кажется, вопрос:

– Что он украл? – мужчины поворачивают головы, я тороплюсь заверить: – Я все компенсирую. У меня есть небольшие сбережения, но если их не хватит, то… через какое-то время верну остальное. Только… умоляю, не пишите заявление. Вместо благодарности. Пожалуйста.

Какая я жалкая. Сжимаю губы, вытираю слезы, но перед глазами снова мутнеет. Моргаю, чувствую, как крупные капли падают на грудь, наверняка оставляя мокрые пятна на моем красивом платье василькового цвета.

– Заявление писать не будем, – Покровский с трудом разжимает зубы, видно, что говорить ему не хочется.

Нет в его взгляде презрения, но разочарование он даже не пытается скрыть. И от этого так мучительно тошнотворно, что даже тот факт, что мой брат – мелкий воришка, меркнет.

– Простите, – выдавливаю из себя отвратительным пискляво-дрожащим голоском. – Это моя вина. Я все компенсирую.

– Компенсировать нет необходимости, – отбивает Владислав сухо. – Полагаю, даже если у Вас есть предположения, где он может скрываться, Вы ими не поделитесь? – вместо ответа виновато отвожу взгляд. – Ожидаемо. Вы можете быть свободны. Сосредоточитесь на работе, если планируете здесь задержаться, за обедом я говорил абсолютно серьезно.

– Вы меня не увольняете? – бормочу с недоумением.

– Не вижу причины. Вы еще не начали работать, чтобы я составлял мнение о Вашей компетентности.

Он отворачивается, давая понять, что разговор окончен. И это так унизительно! Словно я грязь под его ногтями. Поджимаю задрожавшие от обиды губы, поднимаюсь и иду к двери, глядя себе под ноги.

Сажусь за стол и всерьез обдумываю, а нужна ли мне эта работа?

В первую нашу встречу он казался совершенно другим. Наверное, просто выпил и расслабился, все под градусом чуть более приветливы. Тут же – совсем другое дело. Я всего лишь подчиненная, а не что я там себе возомнила. Спасительница, опозорившаяся дважды на глазах у десятков достопочтенных граждан. Смех. Да он свою благодарность и ту выразил в виде обозначения намерения о таковой, банального «спасибо» не услышала.

С другой стороны, чем эта работа хуже той, что у меня была? Терпеть нужно всего лишь одного напыщенного индюка, Ярослав так вообще кажется приятным и простым. К тому же, если уйду сейчас, они, чего доброго, начнут меня подозревать не пойми в чем. В сговоре с Ильей, например. Или с братом. Или с кем-то похуже… неспроста Владислав так ощетинился. За обедом хоть и вел себя сдержанно, но хотя бы без неприязни. Нет, уходить точно не следует.

Решительно открываю ноутбук и погружаюсь в чтение. Неожиданно увлекаюсь, мозг кипит от переизбытка информации, разгоняется на полную, меня точно на годы назад отбрасывает, в студенчество, когда приходилось запоминать тонны заумных и вычурных слов и выражений, да еще и понимать их смысл. И это действительно приятные ощущения. Даже за брата перестала волноваться: я точно знаю где он и уверена на все сто, что они его там не найдут. Посидит денек-другой на голодном пайке, поделом ему. Не перестаю надеяться, что когда-нибудь он возьмется за ум.

За временем совершенно не слежу. Закончив изучать трактат обязанностей, приступаю к их выполнению и первое, что делаю – разгребаю завалы в корпоративной почте. Делаю удобные пометки для Покровского, вношу в календарь встречи, планирую завтрашний день согласно общим рекомендациям. Энергия бьет ключом, понимаю, что могу больше, что готова прыгнуть выше головы, как он вдруг обрубает мои крылья.

– На сегодня достаточно.

Дергаюсь всем телом, от испуга беру несколькими пальцами аккорд на клавиатуре. Не слышала ни как он вышел из кабинета, ни как подошел к самому столу. Не знаю ни как давно стемнело, ни сколько он вот так стоит.

– Я только, – порываюсь воспротивиться, но он перебивает:

– Достаточно, – молча скриплю зубами, сохраняю файлы и закрываю ноутбук. – Быстро перегорите, – говорит немного мягче. – Мне бы этого не хотелось.

«Да плевать мне что ты там хочешь» – бубню мысленно.

Выдавливаю ненатуральную улыбку, беру свою сумку и поднимаюсь.

– Всего доброго, Владислав Михайлович, – учитывая корпоративную этику, обращение звучит издевательски и это обстоятельство проливается бальзамом на душу.

Только на улице, зябко ежась у входа, достаю телефон и смотрю на время. Половина одиннадцатого! Беру чуть ли не низкий старт: если не сяду на автобус в ближайшие десять минут, пересесть во второй уже не успею и придется вызывать такси.

– Не торопитесь, – слышу все тот же сухой голос шефа. Останавливаюсь и со всей силы сжимаю ремешки сумки, которую придерживала на плече. – Я подвезу, – сообщает, равняясь со мной.

– Уверена, нам не по пути, – отражаю сдержанно.

– Уверен в обратном, – произносит глухо и тихо.

Глава 6

Оттягиваю шарф, связанный заботливыми ласковыми руками бабушки от шеи, расстегиваю верхние пуговицы на пальто, раздвигаю лацканы. Пытаюсь избавиться от ощущения прикосновения на своей коже, но, обнажая ее, отвращение лишь усиливается. К горлу подкатывает тошнота, мне не хватает кислорода, не могу сделать глубокий вдох, задыхаюсь. Хочется плакать, кричать и отбиваться, но в замкнутом пространстве машины, на скорости, я чувствую себя загнанной. Проскальзываю на сиденье, прижимаюсь к дверце, отпихиваю от себя букет, чтобы снять хотя бы тяжесть с ног.

На вопрос я ответила. Коротко и честно. Да, знакома. Смысл врать? Он спросил не просто так. Черт! Да откуда он узнал вообще?!

– Вам не нравится? – от звуков мужского голоса хочется закрыть уши ладонями, прижать к голове крепко-крепко. Сдерживаюсь с трудом, соображаю еще хуже.

– Что? – уточняю сиплым, как будто прокуренным голосом. Прочищаю горло, советую себе взять себя в руки.

– Букет. Я, признаться, довольно долго выбирал. Пионы вызывают прямую ассоциацию с Вами, но выглядят слишком романтично и нежно и не выражают благодарность как таковую. С другой стороны, я не могу преподнести Вам булыжник.

– Бу… что? – окончательно теряю нить разговора, но заметно успокаиваюсь, переключаясь на его болтовню. Что у него там за ассоциативный ряд?

– Булыжник. Не знаю почему, но за жизнь хочется отблагодарить чем-то поувесистее. Кирпич – мелковато. Вообще, я бы подарил скорее валун. Как на диких пляжах, знаете, сглаженный от воды и времени. Он даже может быть полезен, если подумать. На нем можно сидеть и смотреть в даль. Пытаться заглянуть за горизонт и предугадать, что принесет новый день.

Просто сижу и таращусь на него с приоткрытым от шока ртом. Что он несет? Вроде и не совсем бред, улавливаю и смысл, и подтекст, но к чему этот монолог?

– Так Вам нравится?

– Букет красивый. И достаточно тяжелый.

– Достаточно для чего, Вера? Чтобы чувствовать себя в ловушке? – отворачиваюсь и вцепляюсь рукой в ручку дверцы, сжимая ее до боли в пальцах. – Что он сделал? Терехов. Что?

– Ничего, – выдавливаю скупой ответ.

– Мне жаль, но Вам придется ответить.

– Вы довольно часто говорите, что Вам жаль, – не удерживаюсь от колкости.

– Второй. И на этот раз, это действительно так, – вцепляюсь в ручку еще сильнее, хотя казалось, что это просто невозможно. Аж пластик скрипит, хотя в такой машине не должно скрипеть ничего, кроме зубов и от зависти к владельцу. – Вера, поймите меня правильно. Мне действительно не хочется бередить Ваши раны. Именно раны, судя по Вашей реакции на одно лишь упоминание об этом недостойном человеке. Но я вынужден, мне категорически не нравится связь между Вами и недавними событиями.

– И какие у Вас предварительные выводы? – резко разжимаю руку и обнимаю себя обеими.

– Слишком мало вводных, чтобы их делать. Мысли разные лезут, они мне не нравятся, я их блокирую. Потому что на уровне интуиции уверен – Вы и Ваш брат лишь пешки в чужой игре.

– Я? – смеюсь нервно. – Вы в своем уме? По-Вашему, кто-то мог спланировать то, что я выкинула?

– Конкретно Ваш широкий жест – вряд ли, – на его лице вдруг появляется слабая улыбка. – Но то, что именно Вы должны были заметить – вполне.

– Вот уж глупость какая… – бубню по-детски.

– Я несколько раз пересмотрел записи с камер и вот что заметил: официант ударил Вас тележкой. Места было предостаточно, траектория его движения однозначно указывает на то, что он сделал это намерено. Я покажу Вам, сами все увидите. Он обратил на себя Ваше внимание, был груб. Вы, как любая чувствительная девушка – обижены. Логично и ожидаемо. Еще момент – он вел себя неаккуратно. Портачит один – нагоняй получают все, и все же остаются без чаевых.

– Вас то хотят убить, то не хотят, – вздыхаю, окончательно запутавшись.

– Думаю, все же хотят. А для Вас – крупные неприятности.

– А это Вы как притянете?

– Я просто следую логике, не более. Камеры не пишут звук. Что, если расчет был именно на то, что Вы догадаетесь, но не успеете? Или что отреагируете на хамство и что-то выскажете этому Илье? Украдкой, чтобы никто из гостей не услышал. Как бы это выглядело без звука? А если бы кинулись ко мне или просто крикнули что-то через зал? – он замолкает и на пару секунд разворачивается.

– Выглядело бы так, будто я в последний момент передумала, – задумчиво отвечаю на последний вопрос.

– В эту теорию вписывается Ваш брат. Знаете, в городе достаточно уличных воров. Но выбрали именно его. Какова вероятность совпадения?

– Но Ярослав сказал, что Илья дал показания, что нашли заказчика! – с каким-то отчаянием уже выпаливаю.

– Того, на кого он указал, задержали, это так.

– Но по факту – это не он?

– Он, но… лишь передаточное звено, как нам кажется. Сделка еще не заключена. На моей спине все та же мишень.

– И Вы… – бормочу, глядя на него широко распахнутыми глазами. – Вот так просто об этом рассуждаете? На работу ходите, в рестораны, в цветочный… это нормально, что ли?

– Разумеется, нет. Но убивать себя сам я точно не стану.

– Это так смело и глупо, – выдаю странным обиженным тоном. Я будто переживаю за него. Да нет, я совершенно точно переживаю! – Неужели нельзя где-то затаиться, провести сделку… какой смысл махать кулаками после?

– Не все умеют достойно принимать поражение. К тому же, с моей смертью соглашение автоматически аннулируется, – от его слов, сказанных будничным тоном, волоски на руках дыбом встают. – К слову о достойном и недостойном. То, как Вы повели себя в ресторане в нашу предыдущую встречу – заслуживает уважения. Я всерьез ожидал, что Вы закатите скандал.

– Смысл? – веду плечиком. Немного жеманно выходит, я действительно польщена.

– Не было смысла сдерживать себя. Очевидно, что Вас уволили бы.

– Вы переоцениваете меня, – почти шепотом. – Я не сдерживалась, мне было слишком больно и стыдно, эти эмоции затмили все прочие.

– Мне жаль, – он слегка повышает голос, усиливая, – что я поставил Вас в эту ситуацию. И я рад, что Ярослав внес свою лепту и хотя бы отчасти исправил мой косяк.

Глава 7

Ходуном все ходит. Не дрожит, не вибрирует, меня натурально трясет! Что в руки не возьму, все падает. Платье классического кроя ощущается тесным и сковывающим движения, резинка на колготах вгрызается в живот, хочется содрать с себя одежду, обсценно выругаться и бахнуть стопку, а лучше две.

– Я сейчас, – выдуваю, сдавшись.

Опрометью несусь в комнату, стаскиваю платье и колготы, переодеваюсь в домашние шорты, футболку оверсайз и стягиваю волосы в низкий хвост. Становится чуточку легче и спокойнее, и я возвращаюсь к своему ночному гостю, которого так бесцеремонно оставила одного на кухне и даже без кофе.

Покровский при виде меня едва заметно приподнимает брови.

– Все мешалось, – поясняю, смущенно наступая одной босой ступней на другую.

– Понятно, – отвечает с легкой хрипотцой, отводит взгляд.

Ставлю на стол подготовленную коробку и приступаю к обработке его боевых ранений. Стоит отметить, что таковых немного. Ссадина и довольно глубокая царапина на левой скуле от печатки Салима, да сбитые костяшки – на этом все.

И все могло бы закончиться, даже не начавшись. Я открыла глаза, когда услышала, как на асфальт с металлическим лязгом упал нож и в это мгновение прямо мне под ноги, на спину, рухнул Салим. Судя по всему, Покровский выбил холодное оружие даже не оборачиваясь, а затем перехватил его руку и перебросил через себя. Рот я как открыла, так больше и не закрывала до самого окончания стычки. Салим же поднялся, – алкоголь подначивал его совершить как можно больше опрометчивых поступков – полез уже с голыми кулаками, оттолкнув меня. Именно на этот жест и отвлекся Покровский, пропустив единственный удар в челюсть. Больше он подобного не допустил, бил с остервенением и исключительной точностью. Когда Салима заметно повело, скрутил его, повалил на асфальт и, заломив за спину руку и придавив коленом, достал мобильный и сделал один звонок.

Через рекордные пять минут прибыл наряд полиции. Как я поняла, звонил он вовсе не в дежурную часть, а какому-то знакомому, тот, в свою очередь, вызвонил ближайшую патрульную машину. А я… эти пять минут я пыталась не упасть в обморок от переизбытка кортизола в крови и как завороженная пялилась на своего спасителя. Он был так сокрушительно хорош, так мужественен и невероятно сексуален. Аномально сексуален.

– Теперь Вы не чувствуете себя должником? – бубню, заканчивая со скулой и садясь на стул напротив.

– Я и не чувствовал. Это Ваш вывод, я просто не стал спорить, – дергает рукой, когда я щедро поливаю раны антисептиком и неожиданно ворчит: – Щиплет, – по инерции дую на ссадины и он шумно выдыхает вместе со мной.

– Что теперь будет? – шепчу, поднимаю взгляд.

– Если будет плохим мальчиком – присядет на пару лет. Если хорошим – отделается штрафом и исправительными работами.

– На пару? – удивляюсь в голос. – Он же только грозил, по сути. И существенного урона не нанес.

– Если хотите, его отпустят прямо сейчас. Судя по всему, Вы весьма эмпатичный человек.

– Ой, вот только не надо извращать! – кривляюсь, не сдерживаясь.

– Неприятно, да? – хмыкает поучительно. – Дуйте лучше, Вера. Надеюсь, в работе Вы так не халтурите.

Округляю глаза настолько, что они на стол просто обязаны вывалиться. Очень странно, что этого не происходит, но Покровский реакцией остается доволен: глаза аж сияют, хоть лицо по-прежнему невозмутимо-непроницаемое. Вытягиваю губы трубочкой и демонстративно обдуваю его руки.

– Я опасаюсь, что он озлобится настолько, что решит отомстить, – говорю уже серьезно, поджимаю губы.

– Вам?

– Вам.

– Я в состоянии за себя постоять. Надеялся, Вы-таки открыли глаза и успели убедиться.

– Я увидела достаточно и выводы сделала, – отвечаю туманно, немного кокетливо даже, возвращаюсь взглядом к его рукам, которым, по большому счету, мое врачевание не требуется. – Но Вы не знаете, что он за человек и на что способен, – становлюсь серьезной. – Я – знаю точно. И номера Вашей машины, который он, уверена, успел запомнить, ему будет достаточно, чтобы найти Вас и существенно усложнить жизнь.

– Даже если это и произойдет, я разберусь. Вопрос лишь в том, хотите ли Вы, чтобы он понес наказание за оскорбления. Подумайте, не обязательно отвечать прямо сейчас.

– Я хочу, чтобы он ответил за то, что полез на Вас с ножом, – отвечаю твердо и без лишних раздумий. – Вы ошибались, заявляя, что слова любого человека имеют вес. Для меня весь его грязный треп – пустой звук. Так что выбор, по сути, за Вами.

– Думаю, ему пойдет оранжевый, – я прыскаю, он – улыбается одними глазами. – Спрошу?

– Отвечу, – вздыхаю, отлично поняв, о чем он.

Выбрасываю губку, которой смывала кровь и перекись, вытираю со стола и беру антисептическую мазь, успев с этой возней немного подготовиться морально.

– С Константином мы познакомились у ресторана, – сразу приступаю к делу. – Я только после смены, ночь, привязались два пьяных придурка. Он покурить вышел. Отпугнул, пригласил на свидание. Банальщина, в общем. Но он очень красиво ухаживал, я, конечно, устоять не смогла. Да и зачем? Брат у меня не такой наивный, сразу понял, что он за человек, но… как Вы там сказали? Нежна и романтична. Что касается личного – пожалуй, так и есть. Ну или просто дура… – бормочу, оттягивая момент, когда придется рассказать о самом унизительном и одном из самых страшных моментов в своей жизни. Делаю паузу, собираясь с мыслями, он не перебивает, терпеливо ждет. – Он пригласил третьего. Без моего согласия, он вообще ничего не сказал и никогда даже не намекал, – морщусь и с силой мну пальцы рук. – Я спиной была к вошедшему. Не слышала. Он подкрался. Только когда он дотронулся поняла, что мы уже не одни. Это так гадко, извините… – растираю лицо ладонями, на время прячась от его внимательного взгляда. – Нет, я не ханжа. Люди все разные, всем нравится по-разному, я это понимаю и не осуждаю. Но я-то сказала нет. Понимаете? – поднимаю на него болезненный взгляд и, наверное, ищу поддержки. Сама толком не понимаю, чего жду от него в те секунды.

Глава 8

Покровский с аппетитом уплетает яичницу, сидя на моей кухне без носков. Почему-то именно их отсутствие смущает сильнее прочего. Брюки, рубашка, запонки, часы – все на месте. Носков нет. Стою с чашкой кофе у окна, пришвартовав зад к подоконнику, и симулирую глубокую задумчивость, но на самом деле – пялюсь на его ноги под столом. Он шевелит пальцами. У него есть пальцы, они голые и они под моим столом. Почему меня это так шокирует?

Чешу нос ногтем указательного пальца, совершаю титаническое усилие над волей, поднимаю взгляд в тот момент, когда он делает первый глоток кофе. С прищуром смотрит вдаль (примерно на полтора метра вперед, дальше – стена), засасывает поочередно сначала верхнюю губу, потом нижнюю, смакует послевкусие и выносит вердикт:

– Надо было ставить в офис не кофемашину, а плиту. Спасибо за завтрак. Вы определенно готовите лучше, чем я.

Фыркаю и пытаюсь сдержать улыбку, но получается только прикрыть ее волосами, опустив голову.

– На здоровье, Владислав Михайлович, – отвечаю сдержанно, когда удается придать своему лицу равнодушно-скучающее выражение.

Теперь тень улыбки появляется на его лице. Глаза – в них все. Я поняла наконец, почему он так пристально смотрит: он передает эмоциональную составляющую своей речи. Улавливать или нет – личное дело каждого.

– К слову о здоровье, – он выразительно смотрит на свои кисти, на опухшие за ночь костяшки, и снова на меня. – Напишете пару писем под диктовку?

– Без проблем, – легко пожимаю плечами.

Степень своей наивности я познала уже позже, в офисе, но быстро нашла решение.

В подъезде меня ждал сюрприз. С двери и стен стерли все надписи, а почтовый ящик ошкурили и покрасили.

– Ого! – брякаю уважительно, притормаживая в пролете между этажами. – Оперативно. Кого осыпать благодарностями?

– Ярослава. Сильно сомневаюсь, что он сделал все своими руками, но для грамотного результативного управления требуется недюжинный опыт и врожденный талант, – втирает надменно.

Поджимаю губы, киваю.

– Разумеется, Владислав Михайлович.

Он жестом приглашает продолжить путь, я проплываю мимо, мазнув по нему ироничным взглядом. Его нарочитая чопорность диктует правила для новой увлекательной игры. Главное не увлечься чрезмерно.

Из подъезда выхожу, искрясь как новогодняя елка. Несмотря на то, что почти не спала, чувствую прилив сил и абсолютно неадекватную радость. Размышляю лишь о том, как весь день буду сдерживаться, чтобы не улыбаться беспрестанно, но кто-то позаботился и об этом.

– Моя красавица… – расстраиваюсь, цокая каблучками на небольшом пустынном пятачке асфальта, где еще ночью стояла «Ласточка».

– Есть альтернатива, – Покровский кивком указывает на белоснежный Lexus.

– Мне выдадут корпоративную кредитку на обслуживание и топливо? – невинно хлопаю ресницами и складываю ручки у груди. Блин, кокетничаю. – У этой роскошной дивы аппетиты явно превышают мои возможности, – добавляю уже с мягкой улыбкой, опустив руки вдоль тела.

– Корпоративная… – задумчиво повторяет Покровский, глядя стеклянными глазами поверх моего плеча.

Понимаю с опозданием, что своими шуточками провоцирую его к действию. Что он еще не вернулся к своему обычному состоянию после ночного происшествия, что еще не вышел из режима «доказать свою крутость любой ценой».

– Владислав Михайлович, осмотритесь, – прошу со вздохом.

Он фокусирует взгляд сначала на моем лице, после – окидывает взглядом весь двор. От увиденного слабо морщится: догоняет осознанием, что этой машине тут попросту не место. Но это лишь в первое мгновение. В следующее в его голову приходит решение. Широко распахнутые глаза ловят и отражают свет, раздавая блики, затем он немного сощуривается, на губах появляется игривая ухмылка.

– Нет, – заявляю безапелляционно и даже выставляю руку ладонью вперед, останавливая его порыв.

– Корпоративная, – начинает торговаться, сунув руки в карманы и чуть-чуть задрав подбородок. Эдакое небрежное превосходство: он точно знает, что эту битву мне не выиграть, но подначивает попытаться, иначе скучно.

– Корпоративная квартира, – причмокиваю, словно пытаюсь распробовать словосочетание на вкус. – Заучит так, будто сделки с неуступчивым партнерами будут заключаться именно там.

– Тогда подобная нужна генеральному директору, но что-то мне подсказывает, что она будет пустовать, – отбивает мою грубоватую атаку.

Достает руки из кармана и что-то мне бросает. Ловлю по инерции, в первую секунду даже довольна тем, как элегантно получилось. Мимоходом отмечаю, что заяви я о своем маленьком достижении вслух, Покровский бы наверняка внес ремарку, что заслуга его: круто подал. От этой мысли еще и улыбаться начинаю, пока не смотрю на свою ладонь. Ключи от машины.

Поднимаю ну прямо-таки свирепый взгляд разъяренного котенка, которого погладили против шерстки. Дважды подряд погладили!

– Спокойствие, Вера, – невозмутимо отражает Владислав и идет к своей машине, проигрывая ключами.

Знает прекрасно, что в спину ему я их не брошу, а через три его неспешных шага уровень моего негодования существенно снизится. Где-то до отметки «безопасно», чтобы отдать первую команду сумасбродного шефа.

Покровский разворачивается и демонстративно смотрит на наручные часы.

– Рабочий день уже начался, – констатирует высокомерно. – А машину надо перегнать.

К офису подъезжаю с мокрыми от холодного пота ступнями и подмышками. Непривычная коробка автомат и слишком много кнопочек. Слишком! Покровский следовал за мной, а когда появлялась возможность, ехал рядом, добавляя стресса, но я справилась.

– Вы не могли бы не улыбаться? – шиплю, когда идем к дверям. – А то коллеги решат, что Вы ночевали у меня.

Покровский прыскает и улыбается так широко, открывая передо мной дверь, что подошедшая в тот же момент женщина ошарашено замирает, а в нее со спины влетает еще одна зевака.

– Доброе утро, дамы, – Покровский едва заметно кланяется, – прошу.

Глава 9

– Блин, сестренка, прости! – стонет Сашка, крепко обнимая меня. Ужасно хочется обнять его в ответ, но я стоически держусь. И существенно упрощает задачу бомжеватого вида мужик, с барским видом развалившийся на стуле у окна. – Прости, прости, прости! – Саша всегда говорит быстро, как будто куда-то опаздывает, сейчас в припадке раскаяния явно берет разгон на сверхзвуковую скорость. – У Маринки днюха на носу, в кармане дыра, подработать по будущей специальности пока толком не получается, а тут Салим, дело нехитрое, бабки нормальные, да еще и ноут загнали, только инфу слил на всякий, для подстраховки… кто ж знал, что так все обернется? Мужик богатый, не облез вроде. Блин, сестренка, капец, конечно! Он с тобой в одной фирме?

– Он, блин, мой босс! – взвизгиваю, выйдя из себя. Отпихиваю брата и отвешиваю смачную затрещину. – Я у него в помощницах! Саша!

– Ауч… – Сашка морщится, ему стыдно, но скорее из-за того, что меня подвел.

И этот факт настолько удручает, что я резко сдуваюсь. Машу на него рукой и отворачиваюсь, поджимая раздувшиеся губы.

– Ну Вер, не обижайся… – лебезит милым пушистым котиком. – Если не дебил, то понимает, что ты не при делах. А если дебил, то на фига на такого работать вообще?

Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю, давая ему время. Соображает Саша немного медленнее, чем говорит.

– Подстава, систер, – мямлит где-то через минуту. – Знаешь, где достать для меня липовый паспорт и пару мультов на первое время?

– Я тебя сейчас вообще ото всех проблем избавлю, – шиплю сквозь зубы.

Делаю к нему шаг, хватаю одной рукой за шею и наклоняю к себе, приближаясь к его лицу настолько, что почти лбами сталкиваемся.

– Когда ты, на хрен, поймешь, что это не шутки? Азарт в жопе играет? Я все терпела, когда выбор стоял между покупкой лекарств для бабушки и едой, но сейчас ты как себя оправдываешь?

– Мне нет оправдания, – хрипит глухо. – Прости, сестренка. Клянусь, этого больше не повторится. Обещаю тебе. Честно.

– Подарок девушке – похвально, – все еще бубню, отпуская его шею, но уже терпимее и мягче. – Реализация – полное дерьмо, но все равно молодец. Что купил?

– Айфошу и бананы к ним, – расплывается в довольной улыбке.

– Супер, – киваю, улыбаюсь. – Ты просрал наши жизни за айфон.

– Да блядь… – Сашка хватает за голову, запускает пальцы обеих рук в волосы и начинает нарезать круги по комнате.

– Тебе в театральный надо было поступать, – ехидничаю, скрещивая руки под грудью. – Стопудово бюджет, вот на чем экономить надо было.

Брат в несколько быстрых шагов доходит до меня и, стервец такой, падает мне в ноги, обхватывая руками за колени и утыкаясь носом в бедро. Что самое поразительное, выглядит не глупо, а трогательно.

Вздыхаю, треплю его по волосам и вздрагиваю от громкого хлопка. Как по команде оборачиваемся на окно, а там мужик встал со своего трона, напыжился и аплодирует с расстановками.

– Спасибо, Авраам, разрядил обстановочку, – ровным голосом произносит Саша и поднимается, отряхивая колени.

– Обращайтесь, – вежливый бомж с окладистой бородкой, узким лицом, большим ртом и глубокими носогубными заломами важно кивает и садится обратно, разворачиваясь от нас к шахматной доске.

Трясу головой, возвращаясь к насущным проблемам.

– Я не щипач там какой-то, Вер, – уединяемся с Сашей подальше от мужчины, говорим приглушенно. – Не таскаю мобильники по автобусам и не делаю это ради удовольствия. Не хотел говорить, ты бы уничтожила сначала меня, а потом и себя, морально я имею ввиду. Но теперь слишком велика вероятность, что кто-то сделает это за тебя и одним самоедством мы не отделаемся.

– Да говори ты уже! – шикаю грозно.

– Салим помог не просто так, Вер. Три года назад, с теми ублюдками.

Нервно сглатываю. Руки холодеют, пальцы неприятно покалывает, от лица отливает кровь.

– Ты… ввязался в это из-за меня?

– А что надо было делать? – огрызается, смотрит затравленно. – Ждать, когда они тебя отловят, запихнут в тачку и отвезут на дачку, где даже криков никто не услышит? Да я на что угодно был готов!

– Родной мой… – бормочу плаксиво, часто моргаю, чтобы видеть его лицо сквозь мутную пелену. – Спасибо тебе, ты самый лучший у меня! Самый-самый! Конечно, это моя вина. Всегда только моя, прости, что отругала.

Обхватываю его за плечи, так крепко, что он тихо охает.

– Ну хватит, – ворчит, ненавязчиво отодвигая от себя. – В общем, у меня есть обязательства. Договор был на пять лет. Под ним еще несколько парней, почти все с района.

– Так чем он занимается? – уточняю ненавязчиво, отвожу взгляд.

– Ты три года с ним встречалась и не в курсе?! – возмущается шепотом, но быстро отходит: – Впрочем, это правильно. Подставы мы мутим. Он заказы принимает. В основном, нужно что-то стырить, передать другому человеку. Чаще всего мобилу, но на счет автобусов я не приукрашивал, личности такие, что исключительно на личном автотранспорте передвигаются. Не суть. Ты поняла. Поняла же?

– Приблизительно.

– Ну а подробности и не нужны… – бормочет, опуская озорной взгляд.

– Чего? – снова встаю в позу «грозная старшая сестра».

– Да случай один вспомнил, забей, потом как-нибудь.

– Как так вышло, что я о целом пласте твоей жизни не знала? – шепчу оторопело. – Годами скрывал, в себе все держал… я очень плохая сестра, раз не смог довериться.

– Наоборот же, ну, – вздыхает, прижимает к себе. – Не будем больше ругаться и скрытничать, идет? Я – обещаю.

– Ну, раз так… шеф сегодня у меня ночевал.

– Что-о-о-о?! Вера, ему сорокет, если не больше! Ты в своем уме?!

– Всего-то шестнадцать лет разница…

– Именно! Когда ты пешком под стол ходила, он уже жил полноценной половой жизнью, блин! Да как так… ну, кабзда вообще… познакомить тебя с кем-нибудь, а? Один хлеще другого…

– Ничего такого не было! – рявкаю обиженно. На что только обиделась не ясно.

Все-все рассказываю. Долго обсуждаем. В моей сумочке звонит телефон, беспрерывно уже, понимаю, что обед давно закончился, что меня разыскивают, но надеюсь, шеф сжалится, когда я преподнесу ему очередное звено цепи. Наверняка длинной.

Глава 10

Кто-то ласково водит подушечками пальцев по моему лицу. С такой нежностью, с таким трепетом, что первая и единственная мысль в те мгновения – я не хочу открывать глаза. Следом пробивает последними воспоминаниями.

Резко распахиваю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы закричать, но тут же захлопываюсь и медленно выдыхаю, виновато отводя взгляд.

– С удовольствием выслушаю Ваши оправдания, Вера.

Голос-то спокойный. Лицо тоже яростью не искажено. Но моя голова на его бедре и по правде, на полу было бы помягче. Да и остервенело пульсирующая и раздутая вена на его шее не предвещает ничего хорошего.

Облизываю губы, прочищаю горло, открываю рот, закрываю, снова облизываюсь.

– Я хотела помочь, – выдаю пискляво, заискивающе заглядывая Покровскому в глаза.

– Повторяю, надеюсь, в последний раз, – отбивает жестко. – Со своими проблемами я разбираюсь сам. Я не привлекаю женщин, детей и женщин, которые ведут себя как дети.

– Стариков? – уточняю, растягиваю губы в подобии улыбки. Покровский сурово сталкивает брови у переносицы. – Поняла, – снова перехожу на мышиный писк.

– Страшно было?

– Она в обморок грохнулась, – прыскает Ярослав, но я остаюсь неподвижна, смотрю только на Владислава.

– Очень, – признаюсь шепотом.

– Рад. Выводы?

«У тебя нежные руки».

– Если кто-то решит меня похитить, проблем я не доставлю.

Ярослав сдавленно хрюкает и срывается на гогот. Покровский делает глубокий вдох, задерживает дыхание и прикрывает глаза, медленно выдыхая раздражение.

– Систер, ты б язык-то попридержала… – ненавязчивая рекомендация от брата окончательно возвращает в реальность. Подрываюсь на сиденье, на котором полулежу, и ищу его взглядом. – Я тебя через окно палил.

– И выбежал, чтобы что? – отчаянно кривляюсь и пытаюсь дотянуться до его головы ладонью, но он подается назад и вжимается в кресло.

– А что надо было сделать? Ручкой на прощание помахать? – ехидничает в отместку, поймав мою ладонь. Прикладывает ее к своей щеке и с облегчением выдыхает. – Перестремался кабздец. Мужики, что дальше?

– Влад, это так мило, мы с тобой завели сразу двоих, – потешается Ярослав с водительского места и плавно трогается. – Пристегните ремни, детки.

– Салим, – выпаливаю быстро, плюхаясь на сиденье.

– В курсе, – сквозь зубы отвечает Покровский, не глядя на меня.

– Ты довольно долго была в отключке, – шепчет Сашка из-за спины.

– Как вы нашли меня? – обращаюсь к Покровскому, но отвечает Ярослав:

– Мы не теряли.

– Зачем звонили тогда? – бубню обиженно.

– А скучно стало. У вас там вечеринка с чаепитием, а мы в тачке на голодном пайке, куда это годится?

– Извините, – вздыхаю, кошусь на Покровского, но меня для него просто не существует.

И так с этого обидно, что слезы на глазах наворачиваются. Может, его рука на моем лице – просто сон? Смотришь на него и невольно начинаешь сомневаться в своем психическом здоровье.

– Ты так и не рассказал, кто украшал мой подъезд, – продолжаю разговор с Ярославом, переборов себя. Голос немного подрагивает, но я не железная. Я – обычная девушка, у меня есть чувства, и они задеты.

– И не расскажу, – вредничает Ярослав. – Наказана за плохое поведение.

– Это бесчеловечно!

– Пожалуйся в опеку.

– Мне нужно сделать звонок, – прерывает нелепую перепалку Покровский, доставая из внутреннего кармана пиджака телефон.

Забыл добавить, что по моей вине не успел нормально поработать, но, судя по тону, это и так подразумевается.

Едем долго, больше часа. Я, конечно, не выдерживаю и втихую плачу, отвернувшись к окну. Вряд ли мое шмыганье носом осталось незамеченным, но утешать никто не кинулся, что только подлило масла в огонь моих страданий. К окончанию поездки носом хлюпаю уже не таясь, когда останавливаемся и Ярослав приказывает выходить, иду как овечка на закланье, опустив взгляд.

– Поживете тут какое-то время, это безопасно, – ставит перед фактом Покровский, когда мы проходим в частный дом.

Озираюсь с приоткрытым ртом. Это не дом, нет. Это особняк. С дорогим современным ремонтом, приличным слоем пыли на полу и затянутой белыми хлопковыми чехлами мебелью.

– В каждой ванной имеется стандартный набор туалетных принадлежностей, комнаты можете выбрать любые, спальни на втором этаже, – продолжает раздавать инструкции. – Холодильник пополнится завтра. Вера, можно Вас на два слова?

Выходим вдвоем на улицу. Я дрожу, кутаюсь в мокрый от слез шарф, но едва ли он может спасти от холода, идущего изнутри.

– Посмотрите на меня, – прикрываю глаза, слабо морщусь, чувствую, как опять слезы подступают. – Вера, – он касается указательным пальцем моего подбородка и мягко поднимает мою голову. – Ярослав приукрасил, Ваше отсутствие мы заметили не сразу. Еще два часа потратили на поиски, это слишком долго. Я понимаю, почему Вы так поступили, доверие надо заслужить, пока его нет и это разумно. Но у меня прибавилось седых волос, а я не хочу казаться на Вашем фоне стариком. Одних сухих цифр за глаза.

– Так дело в этом? – мямлю, хмурясь. – В цифрах? Какой в них смысл?

– Прошу Вас, останьтесь в доме, не срывайтесь в бега. Насильно удержать не могу, но надеюсь, что Вы прислушаетесь.

– Вы не ответили, – сжимаю губы и кулаки, совершенно не получается контролировать эмоции.

– Завтра Ярослав привезет ноутбук, настроит. Поработаете удаленно. Всего доброго, Вера.

Он разворачивается, а мне так хочется его в спину толкнуть! Со всей дури прям, чтобы прорвать эту оборону, пробиться к сердцу, вытащить из него всю душу! Когда удаляется в сторону машины, ищу взглядом, что бы кинуть вслед. Что-то небольшое, не ранить хочется, а лишь внимание по-детски привлечь. Он забирается в минивэн, назад, но дверь не закрывает и это служит для меня сигналом.

Первый шаг делаю как будто против воли, как будто сама через себя переступаю, через невидимую преграду. Дальше – проще. Сердце только вот-вот выпрыгнет, так бессовестно колотится, что жаром сверху донизу заливает. Но я такой отчаянной себя ощущаю, такой храброй! Не по прямой идеальной дорожке иду, разрывая мерным стуком каблуков тишину, а точно с альпинистским снаряжением в гору лезу и вот-вот достигну вершины.

Глава 11

Салим спал на лавке, когда мы подходили к подъезду. Рядом – недопитая бутылка виски, три пустые из-под пива и одна из-под чекушки водки. А мне надо на ком-нибудь выместить свое раздражение.

– Вера, – шикает брат, когда, круто сменив траекторию, я иду к кажущемуся безжизненным телу. – Ну, капец… – принимает всю безнадежность своего порыва остановить меня.

Но здравие Радова только доказывает мою теорию: мы с братом были просто наказаны за непослушание.

Я сидела смирно полторы недели. В самом деле работала удаленно. Покровский звонил, когда требовалось под диктовку написать письмо, три дня я вообще ни о чем не догадывалась, но где-то в среду следующей недели наконец-то дошло, что он просто издевается, так как давно в состоянии набирать текст сам.

Раз в три дня приезжал Ярослав, оставлял продукты, дожидался, когда я разберу сумки, уточнял, нужно ли что-то еще и, получив ответ «нет», удалялся. Вопросов я не задавала, Сашка вообще предпочитал на глаза не показываться, справедливо рассудив, что Ярослав свою пробежку не забыл.

И вот, в пятницу вечером, захлопнув ноутбук ровно по окончанию рабочего дня, я решила, что хватит. Хватит настирывать по вечерам единственное имеющееся в наличии белье, хватит ходить в банном халате по огромному пустому дому, воображая себя хозяйкой мира, хватит тешить себя пустыми иллюзиями и уж точно хватит гуглить новые рецепты и готовить в ожидании того, кто появляться и не планирует.

Мысли были просты и очевидны. Саша указал пальцем на следующее звено цепи, Салим – перевел стрелки дальше. Они либо уже вышли на заказчика, либо в какой-то момент цепочка прервалась, но это важно с точки зрения безопасности Покровского, не нашей. Саша, как низшее звено, уже давно никому не интересен, я интересной не была никогда, а Покровский, судя по периодически доносящимся из динамика звуках в процессе диктовки, преспокойненько ездит в офис и живет обычной жизнью.

А что до Терехова… бред. Я совершенно обычная девушка. Приятная внешне, но уж точно не одна из тех богинь, из-за любви к которым сходят с ума, сгорают в пламени страсти и идут на безумства. Я не стою ни сожженных складов, ни каких-то там других подстав, все те проблемы, что ему устроили, он со мной даже не связал, иначе казнил бы еще три года назад. Просто ему стало не до игр в «укроти строптивую». Сашкины пафосные речи, безусловно, мне льстят, но с реальностью все же слишком расходятся.

Собственная храбрость и этот нелепый детский поцелуй казались неимоверной глупостью, стыд кислотой жег изнутри и мешал спать по ночам, а те мысли, что кружили в моей голове, пока я драила полы во вполне возможно даже не его доме, теперь вызывали приступ нервного смеха. Я иногда такая наивная, как будто это кто-то другой потерял родителей в страшной аварии, из-за переломов конечностей лишился обоих вариантов на профессию по душе в будущем, пахал как проклятый на содержание лежачей больной, был родителем собственному брату, подвергался издевательствам и даже физическому насилию.

Добиваться мужчину? Богатого взрослого состоявшегося мужчину своими детскими ужимками? Максимум, на что я могу рассчитывать, что, если зайду к нему в кабинет, закрою дверь изнутри и разденусь догола – он просто меня поимеет, не сдержавшись или решив, что сдерживаться ни к чему. И наверняка после этого уволит.

В общем, времени, чтобы накрутить себя, было предостаточно и я справилась наилучшим образом.

– А ну вставай, скотина пьяная! – рычу вполголоса, хлестко луплю Салима по плечу. – Вставай, сказала, сейчас посмотрим, насколько ты крутой!

Салим не просыпается, Салим восстает.

Спускает ноги с лавки, садится, трет глаза и широко зевает.

– Не ори, – еще и морщится. – Башка трещит.

– Я рада! – значительно повышаю голос, скрестив руки под грудью.

– Вредина, – фыркает весело и хватает меня за бедра.

Только взвизгнуть успеваю – уже на его коленях.

– Ты вообще без тормозов? – обижаюсь, пытаясь встать, но он сажает меня обратно. – Салим, пусти, это не смешно.

– Посиди немного, Вер, – проговаривает отрешенно. – Я дебил. Но тебя, вообще-то, люблю. Никогда не говорил, а следовало.

– Ты точно дебил! – расстраиваюсь еще сильнее. Учитывая степень натянутости собственных нервов, ожидаемо начинаю плакать. – Отпусти, не хочу с тобой нежничать.

– А с кем хочешь? С этим, с цветами? Покровский… запала ты ему. Думал, башку прострелит, но нет, сдержался. Кремень. За инфу даже разрешил мусор вдоль дорог не собирать, а просто рядом стоять с теми, кто это делает.

– И ты рассказал? – бурчу себе под нос. Как ни крути, а любопытство никуда не испарилось.

– Жить-то хочется, – пожимает плечами и задевает ногой бутылки. Те со звоном падают на асфальт.

– Вот она – жизнь, – не удерживаюсь от язвительной ремарки.

– Да я только из-за тебя и не бухал. А теперь какой смысл?

– Ну давай я буду спать с тобой из чувств долга и вины! – фыркаю нервно.

– Давай, – и мечтательно улыбается, дурень здоровый. Снова пытаюсь встать, он снова удерживает. – Да не рыпайся ты. Твой новый старый мужик отдал приказ извиниться за грубые слова и нанесенное оскорбление, – старательно передразнивает интонацию Покровского. – Уебок.

– Конечно, все, кто не мешает с говном других – именно такие, как ты сказал, – снова бубню.

– Уебок, потому что без него знаю! – огрызается, прижимая к себе обеими руками. – Так отпускать не хочется, Верк. Кайфовая ты. Все ждал, когда нормального мужика себе найдешь, из богатеньких. Дождался, блядь. Надо было тебе детеныша забацать, проблем бы не было. Только денег на гандоны перевел.

– Что ты несешь… – выдуваю, растирая лоб пальцами.

– Всякое. В клетке допер.

– Поздновато спохватился, не находишь? И на извинения не тянет.

– А они нужны тебе, извинения мои? – хмыкает, тыкаясь носом в мой висок. – Я тебе никогда особенно даже не нравился, – резко вдыхаю, готовясь отбить, но он перебивает спокойно: – Цыц. Я тратился еще и на смазку и отлично понимаю, что это ни хуя не нормально. Но как не ходить, когда ты такая милаха?

Глава 12

– Обед, – сообщает Ярослав, нагло закрывая ноутбук. Не убираю рук с клавиатуры и поднимаю на него хмурый взгляд. – Да хорош дуться, реально как ребенок, – морщится, ставит кулаки на стол, нависнув надо мной грозной тучей.

– Я работаю, Ярослав, – позволяю себе еще и удивленно вскинуть брови. – Какие обиды?

– Те, из-за которых твои губы раздуты уже неделю. Пойдем, я накормлю тебя чем-нибудь вкусненьким, и ты сразу подобреешь.

– Сам приготовишь?

– Нет, конечно.

– Тогда я пас. Рестораны мне поперек горла, знаешь ли.

Открываю крышку ноутбука и продолжаю набирать текст письма, расшифровывая свою стенографию разговорной речи начальника: я все так же пишу письма под диктовку. В какой-то момент он заявил, что ему так удобнее и лучше думается и демонстративно добавил в инструкцию с перечнем обязанностей, отправив мне исправленную версию. С этим сам справился, как ни странно.

Неугомонный Ярослав решает брать штурмом, обходит стол и склоняется надо мной.

– Что за бредятина? – бормочет мне в макушку.

– Конспект, – хмыкает Покровский, торжественно выплывая из кабинета.

Он подходит ближе, а мне становится крайне неуютно. Бросаю косой взгляд на Ярослава, нервно перебираю пальцами над клавиатурой.

– Может тебе к психологу походить? – предлагает Туров недовольно, заметив мою реакцию на территориальное расположение между двух мужчин.

Я на пределе. Конечно, виной тому я сама, Покровский-то ведет себя безупречно. Но именно в этом и проблема! Никто мне ничего, разумеется, так и не рассказал. Я просто приезжаю на работу, пашу, поднимая голову только для того, чтобы сходить сделать кофе и отнести его шефу или шефу и тем, кто к нему приходит. Все. Я на него работаю и ничего больше. Это бесит, вообще-то.

Отталкиваюсь от стола так резко, что Ярослав едва успевает убрать ноги от колесиков моего стула.

– Это было грубо, кошка, – хмурится, придавливая меня тяжелым взглядом, сует руки в карманы. – Запишу тебя на прием.

– Может, лучше сразу в психушку запрете? На ПМЖ, – знаю ведь, что он прав, что веду себя взбалмошно, но, блин!

Я влюблена. Влюблена в своего начальника, минуты не проходит, чтобы я не думала о нем. Под ложечкой сосет беспрестанно, его сдержанность ранит, и я ничего не могу с этим поделать. Каждое утро цепляю безразличную маску, поджимаю губы и топаю на работу, потому что уволиться – еще хуже. Потому что лучше видеть его и маяться, чем не видеть вовсе. Но сколько же сил уходит на это показное равнодушие!

Губы дрожат. Сердце грохочет. Дышу как после пробежки, платье на груди натягивается так, что чувствую, как кромка врезается в кожу при каждом новом вдохе. Глаза щиплет от попытки сдержать слезы.

– Зачем же сразу в психушку, – произносит Ярослав осторожно и делает крошечный шаг назад, будто мой воинственно-жалкий вид его пугает. – Поборемся за твое психическое здоровье своими силами.

– Я сейчас расплачусь, – предупреждаю шепотом, чувствуя на себя взгляд Покровского. Всегда чувствую. И ни с чьим другим не перепутаю.

– Я вижу, – Ярослав кивает и подает мне руку. – И предлагаю тебе не просто обед. Это будет настоящее шоу.

– О чем ты? – выдыхаю, вкладывая свою руку в его.

– В машине расскажу, – шепчет на ухо, выдернув со стула.

Выходим втроем. Покровский садится в свою машину, я – к Ярославу. Он дожидается, когда Владислав поедет и аккуратно пристраивается за ним. Как мне показалось, тот своего величайшего позволения не давал.

– Куда мы?

– Пока не знаю, – прыскает с озорством. – Но тебе понравится, гарантирую! У нашего дорого начальника назначен обед с матушкой. Сядем поближе, чтобы ты могла видеть его выражение лица.

Мои губы сами собой растягиваются в ехидной улыбке, едва я вижу ее. Елена Анатольевна, если я правильно помню. Высокая стройная женщина с идеальной осанкой, аккуратно уложенными волосами натурального каштанового цвета с не закрашенной сединой, тонкими аристократическими чертами лица, безупречными манерами и холодными светло-голубыми глазами. Стильная, утонченная, с непомерным чувством собственного достоинства.

Сидим мы в том самом ресторане, в котором я работала. Покровская – до этого дня я не знала ее фамилии – довольно частая гостья в данном заведении в обеденное время и исключительно в смены определенного шеф-повара. У нее есть вкус и мнение, но делится она с ним крайне неохотно, предпочитая, чтобы окружающие ее смертные догадывались самостоятельно. Забавно, что садилась она всегда за один из тех столиков, что обслуживала именно я. Мне это даже льстило в какой-то степени.

Покровский нервничает. По его лицу, конечно, не понять, но я столько на него пялилась, что успела довольно неплохо изучить. И он столько раз за последние десять минут коснулся манжеты своей рубашки, – причем, обеих – что ехидная ухмылка ко мне точно приклеилась.

– Я ж говорил, – довольно хмыкает Ярослав. – Что изволите, мадемуазель?

– На Ваш выбор, мсье, – молвлю томно, машинально поправляя приборы на столе. – Сегодня работает лучший шеф-повар в городе. Изволите ли внести ясность и просветить, благополучно ли разрешилось Ваше недавнее дело?

– Момент, – брякает коротко и через пару секунд у столика появляется официантка, с которой я незнакома и которую, очевидно, взяли на мое место. Делает заказ, перечислив какое-то сумасшедшее количество блюд, выдыхает и улыбается, возвращаясь взглядом ко мне. – Как жизнь, кошка?

– Что-то мне подсказывает, что ты знаешь лучше меня.

– Терехов не при делах, – понижает голос и слегка подается вперед. – Другой тип, его фамилия тебе ничего не скажет. По правде, она даже нам поначалу ничего не сказала, мужик не из наших. Хотел развернуться на том же месте, на которое метил Влад.

– Метил?

– Сделку провели утром, все в шоколаде, – слегка кивает вбок и хмыкает: – Отчитывается о проделанной работе.

– Начальник начальника, – на радостях так громко фыркаю, что Покровский бросает взгляд, продолжая что-то размеренно вещать. – А что до Ильи? Покровский уверял, что по камерам видно очевидное намерение задеть меня.

Глава 13

Принято полагать, что во всем есть свои плюсы. Я решила пойти против системы и уйти в минус, полностью погрузившись в свои переживания. Четко и ясно я осознавала лишь одно – я невероятно устала работать. Накопленные к тому дню сбережения, плюс откат за выходку в ресторане своей спутницы от Покровского, плюс расчет в его фирме, который я получила уже в понедельник – все это дало возможность, которой раньше у меня не было никогда – немного побездельничать и хотя бы попытаться восстановить силы.

Сильные эмоции нашли неожиданный выход – я снова взяла в руки карандаш и альбом. Много гуляла, рисовала прямо на улице, заходила в кафе погреть руки о чашку кофе и снова отправлялась кормить свою меланхолию унылыми серыми пейзажами. Неудивительно, что поздняя осень с голыми деревьями и слякотью от первого снега под ногами как нельзя лучше гармонировали с моим внутренним миром.

Саша, конечно, всеми силами пытался раскачать меня. Один раз я даже поддалась его уговорам, и он затащил меня на какую-то совершенно дикую студенческую вечеринку с громкой музыкой, морем алкоголя, раскованными довольными жизнью девушками и наглыми парнями. Ничего из вышеперечисленного кроме недоумения во мне не вызывало, а последнее откровенно раздражало, но я старательно расточала улыбки и много танцевала, чтобы поменьше пить и не выглядеть при этом белой вороной, позоря брата. Так, к моему удивлению, вернулся интерес ко второй страсти. На следующий день я нашла студию современных танцев почти в самом центре и посетила одно занятие, после которого оплатила абонемент на полгода. Познакомилась с новыми интересными людьми, сумасбродными горячими и творческими, как-то незаметно для самой себя влилась в их тусовку и началась наполненная новыми впечатлениями, но все такая же нищая, как и в тяжелые пятнадцать жизнь.

Сбережения подходили к концу, я не жалела ни о рубле из потраченных, но понимала, что пора искать работу, если в следующем месяце намерена хотя бы оплатить квартиру. Сообщила своему наставнику о том, что, вероятно, буду прогуливать часть тренировок по причине тотальной финансовой ямы, в которой снова оказалась и получила потрясающее предложение, от которого, как выяснилось много позже, лучше бы отказалась. Много, много позже.

– Все складывается наилучшим образом, – Богдан говорит быстро и восторженно, чем немного напоминает брата. Немудрено, что я сразу же прониклась к нему симпатией. – Я не был уверен, что подобный формат тебе подходит, поэтому не предложил, когда узнал сам, но деньги заплатят приличные, а работа всего на три вечера. Правда, будет конкурс. Желающих много, а танцоров требуется всего пять. Три девушки и два парня. Вместе пойдем!

– И вместе пройдем! – заряжаюсь его энергией и позитивом.

Проект, конечно, просто сумасшедший. Когда на следующий день мы приехали в павильон, я поначалу просто стояла с открытым ртом и круглыми от восхищения глазами.

– Нереально, Бонь… – шепчу, хватая нового друга за рукав.

– Нереально будет, когда в будку диджея зайдешь ты. Иди переодеваться и покорять!

Я ужасно нервничала. Куратор проекта смотрел с надменной брезгливостью на мой скромный в обычном свете наряд, но мы с Богданом подготовились и все тщательно продумали. И когда я преодолела пять ступенек до будки, когда выключили свет, началась настоящая магия.

Проект не отличается особой оригинальностью в мировом масштабе. Еще в 2010-м в столице Перу городе Лиме английским художником Домиником Харрисом была представлена инсталляция, объединяющая свет, музыку и танец, но для нашего города подобное – настоящее событие.

В огромном крытом павильоне установлена специальная площадка, на которой размещены сорок девять светящихся шаров разного размера, – с человеческий рост и поменьше – каждый из которых может отобразить около миллиона цветов и оттенков. По периметру этой площадки находятся несколько будок для «диджеев», которые управляют всем этим волшебством, подменяя друг друга. Светомузыка – не ново. Весь секрет и смысл заключается в том, что стоит «диджею» только пошевелиться, как зазвучит определенная музыка, а определенный шары из этих сорока девяти поменяют свой цвет. То есть, несколько человек по очереди управляют своими телами светом и звуком. И это просто нереально!

Пол в будке подсвечивается и меня неплохо видно, а вот мое тонкое белое платье-пачка с люрексом и длиной немного ниже колена практически испаряется. Пуританское бесшовное белье телесного цвета позволяет мне чувствовать себя уверенно, но со стороны зрителей я будто голая, окутанная мистическим полупрозрачным облаком пышной невесомой юбки.

Меня так долго не останавливают, что я забываю, где нахожусь, полностью погружаясь в музыку своего танца. Мурашки по коже носятся беспрерывно, ритм выходит на какой-то совершенно иной уровень. Я стою фактически на одном месте, используя много балетных движений, но адаптирую под возможности собственно тела, и улетаю.

На следующий день мы узнаем, что инсталляцию перенесли и запустят лишь спустя месяц.

– Странно, – заявляет Богдан уже, должно быть, в сотый раз, попивая свой латте в кофейне, куда я устроилась официанткой. – Это не просто какой-то там уличный художник, а серьезный и уважаемый, да ты и сама видела, все работало идеально!

– Я – нет, – фыркаю, ставя на стол терминал для оплаты. – Я оргазмировала в будке, мне вообще не до того было. Не забудь оставить чаевые.

– Вымогательство – статья. В курсе? – строит притворно недовольную мину Богдан, чей кошелек регулярно пополняет владелец студии, выплачивая соизмеримую его талантам заработную плату. А Богдан – действительно талантливый танцор и преподаватель.

– И не скупись, – мурлычу на прощание.

Когда я, вновь поглощенная повседневностью, уже и думать забыла о проекте (а через месяц его так и не запустили), мне неожиданно позвонили. Меня взяли! От счастья хотелось прыгать на кровати, подняв руки вверх и касаясь пальцами потолка, которого, по ощущениям, достигла в своей «карьере» танцовщицы, но вдруг посыпались не самые приятные нюансы. Облажаюсь – не заплатят ни гроша. Вход – исключительно по пригласительным и нет ни одного свободного, то есть, я даже Сашу не смогу позвать. Начало – завтра, а значит, придется прогулять реальную работу, за которую мне платят реальные деньги. И Богдана не взяли. Вообще никого из студии, хотя пробовались многие.

Глава 14

– Вера. Вера. Вера, – Терехов делает два шага в мою сторону, напоминая хищника на охоте. – Признаться, я сначала не поверил собственным глазам. С каких пор ты танцуешь?

– С четырех, – роняю в ответ, прикидывая пути к отступлению. Но эта комнатка такая крошечная, а он стоит прямо по центру! Без шансов.

– Вот как, – немного приподнимает брови, выражая не удивление даже, а недоумение. – Что-то не припоминаю, чтобы за те четыре месяца, что мы были вместе, ты занималась чем-то кроме разноса тарелок.

– Я делала перерыв, – отбиваю холодно и сдержанно.

Поджилки трясутся, на самом деле. Столько лет прошло, а меня все так же пронизывает страх в его присутствии. И тесное замкнутое пространство мое состояние лишь усугубляет. Но держаться я намерена до последнего. Я уже не та влюбленная дурочка, негодующая над предательством. Я влюбленная в другого дурочка, негодующая совершенно над другим.

– Пока мы встречались? – Терехов подходит ближе, проваливаясь бедром к узкому столу под зеркалом.

Всего шаг до меня. Он может вытянуть руку и дотронуться, если захочет. Он может сделать со мной все: моих криков не услышат из зала, а охраны для меня, разумеется, никто не поставил. Но мне, вопреки собственным ожиданиям, становится не страшно, а смешно. Я прыскаю, в его глазах вспыхивает огонь злобы.

– Я сказал что-то забавное? – цедит глухо.

– Вообще-то, да, – веду плечом, но улыбка медленно сползает с моего лица.

– Интересно послушать, малышка.

Когда-то это обращение он шептал мне на ухо, с дрожью и восхищением, теперь же оно звучит насмешливо. Или именно так, как звучало всегда, в реале, а не через призму моих чувств.

– В пятнадцать я лишилась родителей, получила ряд переломов конечностей, прикованную к постели бабушку и младшего брата в фактическую опеку. Кушать мне нравится больше, чем танцевать, – перечисляю несколько апатично, с не без ехидства наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. Вот теперь он действительно удивлен.

– Не знал, – отбивает не то, чтоб довольно.

– Именно это и смешно.

– Претензия? – скрипит зубами. – Мило, Вер. А главное, своевременно.

– Да нет же, Кость, – тепло улыбаюсь, и сама касаюсь его руки. Не знаю зачем. Наверное, вдруг показалось, что его может это задеть. А мне действительно хочется его задеть. – Забавно то, что ты четыре месяца умудрялся увлекать меня разговорами ни о чем, а я считала это настоящими отношениями. Не бери в голову, все это глупости. Ситуация, в которой я с тобой оказалась, следствие моей исключительной наивности, я переросла ее. Так что ты хотел?

– Я тебе не верил, – произносит отрешенно. Взгляд устремлен куда-то в стену, играет желваками, злится, но продолжает говорить. – Я так сильно сходил по тебе с ума, что не верил в искренность твоих ответных чувств. Я не хотел знать твою историю, не хотел утопать еще глубже, слюнтяем выглядеть. Мозги от тебя в кашу, а убежденность, что ты со мной только ради бабок, лишь усиливается.

– Что за… – бормочу оторопело.

– Не перебивай, – осаживает тем же тоном, что и говорил. – Я параноик, Вер. Всегда таким был. И хотел доказать самому себе, что прав. Что ты обычная шлюха, которая готова на любые забавы, лишь бы остаться у кормушки. И доказал обратное, – Терехов возвращается взглядом ко мне и приподнимает уголки губ в печальной улыбке. – Но ты поступила правильно. Не подожги твои дружки мой склад, – на этих словах меня бросает в жар и вместе с этим словно земля под ногами разверзается, – я бы так и таскался за тобой, не приняв отказа. Так и не понял бы, как сильно обидел. Сколько боли и разочарования в тебе. Сколько страха и ненависти.

Сердце колотится так быстро, что кажется, еще чуть-чуть и попросту лопнет от тотальных перегрузок. Он знал! Все это время знал, но даже слова не сказал, не говоря уже о том, чтобы отомстить. А ведь он мог… неужели все, что он сейчас говорит – правда? И наши отношения, которые были похожи на сказку, завершились таким мучительным образом только из-за его навязчивой идеи?

– Ты была бесподобна сегодня, малышка. Мое сердце снова бьется.

Он мягко берет мою руку в свою, подносит к лицу и целует тыльную сторону ладони, глядя прямо в глаза. В мои полные слез глаза. Опускает, сжимает, отпускает.

Выходит.

Идиот! Придурок! Кретин!

Мечусь на куцем пятачке свободного пространства, снова и снова прокручивая в голове его слова. Какой бред! Какой вздор! Какая нелепая жестокая… правда. Зачем он зашел? Зачем все это на меня вывалил?

На телефон беспрерывно сыплют сообщения, он вибрирует на столике, мешая углубиться в свои переживания, сбивая всплывающие в памяти моменты откровенной близости. Как он смотрел на меня, Боже… тогда и сейчас. С благоговением, будто я бесценный артефакт, на долгие годы спрятанный от мира в частной коллекции. Только вот сейчас это рождает не ответный трепет, мои руки дрожат в ожидании катастрофы. Он снова появился в моей жизни и, похоже, дал понять, что по щелчку не испарится. Только этого мне не хватало… никогда больше не смогу довериться ему, ни при каких обстоятельствах!

Смотрю на себя в зеркало и вижу испуганную до чертиков сопливую девчонку. И так противно с этого, я разве такая? Загнанная лань? Маленький глупый олененок со слабыми неокрепшими ножками? Да я такую школу жизни прошла, многим и в кошмарах не снилось!

Беру себя в руки, просматриваю сообщения, переключаясь. Так много теплых слов! В основном пишут ребята из студии, как самые просвещенные, но Сашка успел похвастать моей фотографией во всех своих социальных сетях и комментариев под ними столько, что пролистывать устаю. Никогда не понимала, зачем ему столько «друзей», откуда в нем эта потребность в одобрении от незнакомцев, но это, похоже, бич того времени, в котором мы живем. А что до меня, наверное, дело в том, что, если бы я заморачивалась еще и на этом, моя голова бы попросту треснула.

– Вера? – удивляется администратор, приоткрыв дверь. – Вы еще тут?

Глава 15

Утро началось с сюрпризов.

Часов в девять объявился пьяный в умат братец. Беспардонно открыл дверь своими ключами (мы давно живем отдельно, он – в родительской квартире, я – в бабушкиной), смачно расцеловал меня по щекам, заплетающимся языком осыпал комплиментами, разбросал в прихожей свои кроссовки, швырнул куртку прямо на пол, на удивление здраво рассудив, что с петелькой и крючком не справится, пробормотал «я тебя люблю» и вырубился на диване.

Мое настроение было практически на нуле и его бесчувственное тело в непосредственной близости даже радовало, если не брать в расчет стойкий запах перегара, который придется выветривать с неделю.

Где-то через час зазвонил домофон. Курьер передал небольшую стильную коробку с логотипом известной в городе пекарни и удалился. Но прибалдела я, лишь открыв ее и увидев сливовый пудинг. Я была невероятно польщена!

Не прошло и пятнадцати минут, домофон снова зазвонил. На этот раз мне преподнесли огромную корзину с фруктами, которую я сразу же распотрошила, исходя слюнями, и с недоумением увидела в самом центре большую упаковку презервативов размера XXL. Только один человек в моем окружении мог додуматься до подобного, я разразилась громким смехом и сразу же набрала сообщение:

«На страже моей безопасности?»

«Всегда, кошка!» – моментально получила ответ от Ярослава. А следом и еще одно:

«Потрясен».

Что могло значить, помимо очевидного комплимента, лишь одно – он был там. А где он, там и Покровский. Мне не почудилось.

С Ярославом мы не общались и не виделись с ноября, но не с того самого дня, когда я уволилась. В воскресенье, за день до того, как я получила расчет, он пригнал мою «Ласточку». Ее улучшенную обновленную версию! Мы крепко обнялись и именно тогда я поняла, что это прощание. Что все переворачивают страницу и каждый идет своей дорогой.

Куратор экспозиции прислал информационное сообщение с временем и местом встречи с художником, и погуглив, я засомневалась, пустят ли меня в зал не в униформе официантки. Мое настроение то взлетало, то падало в глубокую черную дырень, и от этих эмоциональных качелей к двенадцати начало мутить.

И ровно в 14:00 мне доставили еще один букет. Бледно-розовые пионы и скромная карточка.

«Нежной и романтичной».

Своими громкими рыданиями я разбудила брата и страданий на квадратный метр стало ровно в два раза больше.

К вечеру я кое-как успокоилась и отвлеклась на выбор наряда ко встрече, которую воспринимала чуть ли не судьбоносной. Местечко было жутко пафосным, ничего подходящего в моем гардеробе не было и на помощь пришел Сашка.

– Да просто покажи сиськи, – промямлил с кровати и глухо застонал, схватившись за голову.

Голубые джинсы с завышенной талией, черный кроп-топ с квадратным вырезом и черный же пиджак свободного кроя. Тонкая золотая цепочка на запястье, узкий бархатный чокер на шею, волосы – в низкий небрежный хвост.

– Дерзко, – Сашка выставляет большой палец, одобряя. – Не красься.

Для кого старалась только не ясно.

Из бара-ресторана выхожу в смешанных чувствах. Более неприятного в общении и лицемерного человека я попросту не встречала! Он был приветлив при встрече, весьма импульсивно громко и восторженно отзывался о моем выступлении, но чуть только мы оказались наедине за столиком, он с улыбкой поведал мне, что я никто и звать меня никак. Что успех экспозиции – это лишь его заслуга. Что мне надо чуть ли не землю под его ногами целовать за то, что он выбрал лишь меня одну и унижался перед спонсорами, чтобы получить дополнительные дотации на необходимые изменения. Что если бы не Госпожа Покровская – ей мне надлежит официально и прилюдно подуть в известное место – ничего бы не было. Ну и напоследок, что отпашу я два месяца, по выступлению в неделю, и заплатят мне за это сущие гроши. При этом, к нам довольно часто подходили неизвестные мне люди, поздороваться с гением и выразить свой восторг касаемо экспозиции, и он становился таким приторно-милым, что у меня взлетал уровень инсулина в крови.

Я, конечно, не звезда, но шок и заторможенность присутствуют, особенно, что касается участия Покровской. Даже не знаю, что думать по этому поводу. И не знаю, как поблагодарить. А еще, мне нужна нормальная работа. И срочно.

– Вера? – слышу удивленный оклик и жалею, что не предалась своим размышлениям подальше от этого неприятного места, которое посещают сомнительные личности. – Вторая встреча за два дня, мне везет!

Оборачиваюсь и выдавливаю из себя приветственную улыбку. Терехов взлетает по ступенькам, перешагивая через одну, наклоняется и целует меня в щеку. Меня простреливает отвращением до пят, но отстраниться я попросту не успеваю.

– Познакомься, это моя сестра, Кира, – он отступает, и я вижу стильную блондинку с брендовой сумочкой в руках и широкой улыбкой на лице, доказывающей их родство быстрее и надежнее даже анализа ДНК.

– Я Вас сразу узнала! – восклицает, бросая надменный взгляд на брата. – Костя отмахнулся, мол, Вы такие места чуть ли не презираете, но я была уверена. И что мы видим? – она хмыкает, Терехов качает головой.

– Если честно, он прав, – вздыхаю и развожу руками. – Не презираю, конечно, скорее, просто стараюсь избегать. Предпочитаю те, что с ценниками в меню.

– Поэтому я хожу сюда только с ним, – говорит, почти не шевеля губами. Выглядит забавно, мы с Костей на пару прыскаем и тихо смеемся. – Я все еще под впечатлением от вчерашнего вечера! Думала, будет какая-то пошлятина из серии Go-Go, но было прям вау! Вы правда встречались? Я в шоке была, когда он сказал! Тут так холодно, бахнем по коктейлю? И фоточку! Румяные щеки лучше красного носа, – Кира морщит свой нос-кнопку и хватает меня за руку, утаскивая обратно.

Терехов едва дверь успевает распахнуть перед ее буйным темпераментом. А я – застигнута врасплох и не в состоянии сопротивляться.

Она живая и смешливая. Часто подкалывает брата, тот снисходительно позволяет, я ерзаю по сидению в ожидании, когда вежливо будет раскланяться, соглашаюсь на снимок, тереблю трубочку коктейля, от которого не сделала ни глотка, но, когда спустя час к нам присоединяются еще незнакомая мне троица, – парень и две девушки – спешно поднимаюсь.

Глава 16

Смотрю на огни за окном и делаю вид, что меня нет. Или что так и надо. Что абсолютно нормально просто сесть к нему в машину без приглашения, пристегнуться и сложить ручки на сумочке на коленях, в ожидании, когда кучер взмахнет вожжами и погонит ретивых подальше от одного моего позора к другому.

Кажется, эту гостиницу мы уже проезжали. Кажется, трижды. Центр довольно мал.

– Вера, у меня заканчивается бензин, – в голосе Покровского прослеживается едва уловимая ирония.

– А терпение? – вздыхаю, расслабив скованное напряжением тело и расплывшись по сиденью.

– В избытке.

– Сейчас проверим… – бормочу, кошусь на него. – С чего бы начать…

– С главного, – подсказывает охотно.

Сейчас будет больно. Но этот пластырь, второпях налепленный на открытый перелом, сорвать необходимо.

– В панике я сказала ему, что кое с кем встречаюсь. И этот кто-то меня ждет, – выпаливаю быстро и в ожидании реакции скукоживаюсь в комок внутренне, наверняка заметно съеживаясь внешне.

– Ясно, – отвечает коротко.

Голос ровный, спокойный, педаль газа в пол не выжал, рулем не крутанул. Я точно вслух сказала?

Поворачиваю голову и уточняю:

– И села к Вам.

– Я понял, Вера, – бросает на меня быстрый взгляд в подтверждение. – Готов поддержать Вашу ложь и сопроводить на ужин.

Ложь. Сопроводить.

Дышать резко становится нечем. Обида придавливает бетонной плитой, кажется, будто ребра трещат: давление чудовищное.

– Какое исключительное благородство, – язвлю с жалкой дрожью в голосе.

– Чем Вы недовольны? – вполне себе резонно удивляется.

И вправду.

– Ничем. Извините, – отвечаю сдержанно, даже сухо. – Это был глупый импульсивный поступок. Уверена, мы с ним еще встретимся, скажу правду.

– А это – не глупо и импульсивно?

– Это – моя проблема. Остановите, пожалуйста.

– Нет.

– Что? – бормочу ошарашенно.

– Нет, я не высажу Вас ночью в центре, отлично зная, что Вы живете в области, что общественный транспорт уже не ходит, и что на такси у Вас нет средств, – отвечает максимально развернуто, специально для дурочки вроде меня. – Но допускаю, что Вам нужно в другое место, поэтому кружу в ожидании указаний. Куда Вас отвезти?

– С чего Вы взяли, что на такси у меня денег нет? – хмурюсь, сцепляя руки в замок.

– У Вас нет денег даже на бензин, иначе Вы приехали бы на своем личном автотранспорте.

– Я просто не хотела парковать свою красавицу рядом со всей той рухлядью, на которой приезжают к подобному заведению, – продолжаю упираться.

– Глупо и импульсивно, Вера. Все еще. Сейчас – даже особенно. Припарковаться, к слову, можно и во дворах, едва ли Вы до этого могли не додуматься. Абстрагируйтесь от моего желания выглядеть доблестным рыцарем и подумайте над возможными последствиями.

Брови ползут вверх. Он реально назвал себя рыцарем? Поворачиваю голову и вижу улыбку на его лице. Покровский шутит! А в его багажнике наверняка прячется один скромный пугливый единорог. Но он прав, выбор у меня – добраться до дома или сесть на жесткую диету.

– Домой, – бубню себе под нос. Собираюсь и произношу уже разборчиво: – Если Вас не затруднит, отвезите меня домой, – и добавляю с той же ровной интонацией: – О милостивый рыцарь.

Покровский хмыкает и сворачивает к заправке. Пока он ходит, продумываю в голове вопрос, но он возвращается с двумя чашками кофе на вынос и теплым круассаном в миндальной обсыпке для меня.

– Я выгляжу нищенкой? – вместо спасибо. Идиотка…

– Вы выглядите превосходно. Но сильно похудели. Когда Вы танцевали, я мысленно накидывал Вам пару-тройку кило. А то и пять. Да, лучше пять.

Заливаюсь краской и вгрызаюсь в слойку, мысленно решая накрошить как следует, чтобы неповадно было топить меня в своих ни к чему не ведущих провокациях. От которых я растекаюсь липким малиновым вареньем по светлой коже дорогого салона…

– Так Вы видели? – решаюсь неожиданно совсем не на тот вопрос, что крутился в голове.

– И позволил себе в числе прочих громко просить на бис.

Краснею от удовольствия, ничего с собой поделать не могу. Но разговор зашел в нужное мне русло, и я начинаю тактическое наступление:

– А Ваша матушка?

– Не кричала. Это выше ее достоинства.

Закатываю глаза, по ощущениям, аж со звуком.

– Вы ее сопровождали?

– В какой-то степени.

– В какой?

– Процентов двадцать, – раздраженно выдыхаю, он снова хмыкает и улыбается. – Точнее формулируйте свои вопросы, Вера.

– Я не знаю, как тактично спросить, кто оплатил мой триумф, – бурчу ворчливо.

– О Вашем участии я узнал непосредственно в день события. И идти не планировал. Более того, после этого идти я передумал.

Получаю очередной жалящий укол в сердце.

– Вас что же, заставили? – обиженно дую губы, пытаюсь смотреть на него с неприязнью.

– Мне не оставили выбора.

– Какая чушь!

– Отнюдь. У меня не так много близких, но они отлично меня знают. И умеют мной манипулировать, – пренебрежительно фыркаю, слов не нахожу. – Ярослав сообщил Вам номера и марку моей машины?

– Нет! – огрызаюсь импульсивно. – А если и так, что Вы сделаете? Снова ударите его?

– Он не имел права вмешиваться и прекрасно об этом знает, ножи не точим. Так откуда Вы узнали?

– Да какая разница вообще?!

– Хочу знать. Пытливый ум.

– Я тоже много чего хочу знать!

– Спросите.

Мы почти подъехали, но мне так жарко, что легкие гореть начинают! Нервно сдираю с себя шарф, расстегиваю куртку, путаясь в ремне. Снять не получается, но, если я этого немедленно не сделаю, я взорвусь. Просто лопну от своего негодования, от мыслей, от его нарочитого равнодушия, от вопросов, от дикой тряски внутри. Отстегиваюсь, снимаю куртку и понимаю, что он остановился. На волю!

Сгребаю свои пожитки одной рукой, второй хватаюсь за дверную ручку, безуспешно дергаю.

– Выпустите! – бросаю резко, разворачиваясь к нему всем телом. – Сейчас же, – добавляю сурово.