— Я пришел за женой и дочерью.
Он нашел ее.
Аня вздрогнула от знакомого голоса и запаниковала. Даже встала, толком не зная, что будет делать. Да и что она может? Ее муж здесь. Узнал, где она прячется и пришел, чтобы забрать их.
— И что?! — услышала второй голос.
Нахальный, уверенный и еще непривычный ей. А ведь его обладатель сделал для нее куда больше, чем муж за всю семейную жизнь.
— Они никуда не пойдут, — уверенно заявил он. — Можешь проваливать.
Аня замерла и сжалась от страха в ожидании ответа человека, в которого когда-то влюбилась и который стал ее персональным адом.
***
За несколько недель до этого
— А вы, Герман Львович, верите в новогоднее чудо? — спросила Наденька с озорной улыбкой.
Она в их отделении новенькая. Устроилась санитаркой несколько недель назад и еще ничего не успела прознать про тех, с кем работает бок о бок каждый день.
На нее тут же зашикали, Любовь Матвеевна и вовсе шлепнула ее по руке, призывая замолчать, но Герман лишь улыбнулся, хоть и невесело, и замотал головой.
— Пойду я, поздно уже.
Отставив чашку со сладким чаем и нетронутый кусок торта на пластиковой тарелке, поднялся со своего места и тут же, стоило отойти на несколько шагов, услышал за спиной:
— Дура ты, Надя. Не у всех такое можно спрашивать. У него знаешь что? У него семья в новогоднюю ночь того…
Святов прибавил ходу. Не стал слушать распускаемые о нем сплетни. За последние два года они сильно поутихли и он был несказанно этому рад, но иногда, в такие моменты, как сегодня, всплывало прошлое, о котором он предпочел скорее забыть, чем помнить.
Нет, разумеется, Аню и Пашку он никогда не забудет, но вот то, что с ними случилось Святов помнить не хотел. Как и причину, по которой все произошло.
— Говорила же, гнать ее в шею надо, — начала с порога Рита, влетев в кабинет, куда минуту назад зашел Герман. — Ни стыда, ни ума. Надеюсь, ты не расстроился?
— Нет, — сухо и официально, параллельно собираясь домой.
— Какие планы на новогоднюю ночь? Оливье и утка?
— Тишина и водка, — получилось в рифму, но Герман этого даже не заметил.
— Гер…
Рита подошла к нему поближе. Не встретив сопротивления — еще ближе. Ей чертовски нравился этот статный мужчина, хоть он никого вокруг не замечал. Не отталкивал, но и ни разу не выказывал заинтересованности. Впрочем, сейчас тоже. Прислонившись к столу, Герман молчаливо смотрел на приближение красивой женщины и совершенно ничего не чувствовал. Та же пустота внутри, что и минуту назад, когда Риты в кабинете еще не было.
А вот она чувствовала многое. Притяжение, жажду, необходимость даже, быть рядом. Стать той, что залечит его раны.
Историю Святова знали все. Два года назад его жену и сына сбил автомобиль. Они ехали к Герману встречать Новый год. Добрались на такси, но почему-то таксист остановился не рядом с клиникой, а напротив. Все случилось слишком быстро. Возникший словно из ниоткуда автомобиль, спешащий к новогоднему столу водитель и все…
Святов остался вдовцом. Нелепое совпадение, унесшее жизнь двоих людей.
Об этом много говорили, писали в газетах, судачили и у них в больнице. Рита тогда только пришла и видела Германа сразу после случившегося. Осунувшегося, серого, словно неживого. Ей хотелось вдохнуть в него жизнь и потихоньку у нее стало получаться. Маленькие подарки на праздники, домашний обед, кофе, какой он любит. Святов оживал, а Рите казалось, что она становится ближе. Пусть чуточку, но ей и этого было достаточно.
— Может… вместе встретим? Я сегодня тоже ухожу, а с вечера приготовила оливье. Под твою водку как раз.
Она смотрела на него с надеждой, которая тут же разлетелась вдребезги от скупого:
— Нет.
Герман отвернулся, снова отдаляясь от нее. Не физически, нет, он по-прежнему стоял в каком-то шаге и не пытался как-то вытолкнуть Риту из своей зоны комфорта, но мысленно… мысленно он был уже не с ней.
— Хороших праздников, — прошептала девушка и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Собираться без посторонних оказалось проще. Герман швырнул в рюкзак термокружку, которую стоило закинуть в посудомоечную машину дома. Забрал блокнот, с которым не расставался, кажется, со времен начала работы здесь. Он был увесистым, с потертой обложкой, местами из него повылетали листы. И все же Святов упрямо запихивал их обратно и носил исключительно этот блокнот — подарок жены пять лет назад на день рождения.
В нем Герман вел записи пациентов. Вкратце писал то, что было ему важно. У них, конечно, были истории болезней и даже электронные карточки. Благо, технологический процесс шагнул сильно вперед, но Герману нравились бумажки. Он с легкостью запоминал, в каком конкретно месте записал того или иного пациента. Хоть и остальные — медсестры и врачи — вряд ли хоть что-то бы поняли в его каракулях.
— Герман Львович!
— Дрянь!
В бледную испуганную девушку полетел графин, брошенный разъяренным мужчиной. Чудом пролетев мимо, он разбился о стену, сотней осколков осев на полу.
— Где моя водка, а? — проревел он на всю комнату. — Ты куда ее дела?
— Никуда, — пропищала, ища варианты выхода из гостинной. — Ты… выпил вчера.
— Врешь. Куда дела водку? Говори сейчас же!
Он подлетел к ней так быстро, что Аня не успела среагировать. Даже отшатнуться и как-то увернуться от его стальной хватки на шее не вышло. Испуганно вскрикнув, она вытаращила глаза и уставилась на некогда любимого человека. Что с ним стало? Как из любящего мужа и отца он превратился в неуправляемое животное, которое интересовала лишь выпивка?
— Я… куплю? — предложила. — Магазины еще работают. Схожу.
— Да? — он прищурился и отпустил ее, оттолкнув от себя, словно тряпичную куклу.
Аня попятилась, едва не упав на пол от неожиданности.
— Иди давай. Чтобы через пять минут тут была.
— Конечно.
Она метнулась в детскую. Нашла Машку на полу. Дочка забилась в угол и прижала крошечные ладошки к ушам, чтобы… не слышать. Аня чуть не разрыдалась в голос от увиденной картины, но медлить было нельзя. Схватив с вешалки курточку, она быстро бросила ее дочери.
— Одевайся. Мы сейчас уходим в гости. Но надо быстро, пока папа… не заметил.
Маша кивнула, быстро натянула на себя курточку, а Аня затолкала в небольшой детский рюкзачок пару свитеров и теплые штаны. Схватив дочку за руку, бросилась в коридор. Времени было катастрофически мало. Пока муж не опомнился, они должны выйти.
Уже в прихожей приложила палец к губам, Машка кивнула и тихо просунула ножку в видавшие виды ботиночки. Девочке было всего шесть, но она уже знала, как вести себя, чтобы не нарваться на буйного отца. От этого у Ани заболело в груди. Она где-то читала, что там болит душа и никогда в это не верила, но в последнее время была готова поверить во что угодно, лишь бы стало хоть немного легче.
Аня одевалась наспех. Пуховик, ботинки, не застегивая, шапку и шарф схватила просто в руки.
— Аня! — муж прокричал из кухни.
Не долго думая, она схватила дочку и бросилась на выход. Рекордно быстро открыла двери и захлопнула их, надеясь, что муж ничего не заподозрит и не пойдет за ней. Они сбегали из собственного дома, как какие-то воришки из обворованного магазина.
— А мы к кому, мам? В гости…
И правда… к кому?
У Ани почти не было знакомых. Подруга осталась в родном Анином городе, откуда она уехала на учебу и не вернулась, потому что вышла замуж. Новых подруг она здесь завести не успела. И не потому что была необщительной, просто времени на вечеринки и встречи не было, а девочки любили отрываться. Аня же… училась. Прилежно выполняла все задания, закрывала сессии самостоятельно, хоть и сталкиваясь с недовольными лицами преподавателей.
Ромку Аня встретила на четвертом курсе. Случайно столкнулась с ним на улице. Налетела на него, держа в руках стаканчик дешевого кофе из автомата. Она тогда облила его, одетого в светлый костюм, почти полностью. Уставилась распахнутыми от шока глазами и ждала вердикта, но Ромка… Ромка влюбился в ее глаза сразу, как увидел.
Их роман начался неожиданно и развивался стремительно. Отличница-студентка съехала в обучении, но когда Ромка сделал ей предложение — ни о чем не жалела. Институт Аня закончила с красным дипломом. Все же, ее старания не прошли даром. А вот с работой не сложилось. Через месяц после окончания университета у Ани случилась задержка. Рома сам повел ее к врачу и кружил на руках, когда узнал, что у них будет ребенок.
И потом… потом он долго ее поддерживал. Не спал вместе с ней ночами, хоть и ему нужно было вставать на работу, обеспечивал их и вообще делал все, что было в его силах.
Проблемы с алкоголем начались позже и Аня даже не сразу поняла, что была проблема. Рома, как и все, изредка выпивал по вечерам. Бутылку пива, две, три. Потом стал приводить друзей, которые шумели и не давали им с Машкой спать. Дочке тогда было четыре. Она еще ничего не понимала, да и сама Аня по-прежнему не видела проблемы, ведь на следующие две недели Рома превращался в примерного отца и мужа. А потом снова. И снова. Пока не дошло до того, что произошло полчаса назад.
А ведь Аня планировала праздновать Новый год. Наготовила еды: несколько салатов, курицу в духовке, биточки и даже торт, который стоял в холодильнике, завернутый в пищевую пленку. Все эти блюда Аня готовила на свои деньги, потому что денег у Ромы больше не было. Нет, он ходил на работу и даже изредка приносил домой заработок, но он отражался не хрустящими купюрами, а литражом, от которого у Ани уже развился практически рвотный рефлекс.
Сейчас, стоя посреди заснеженной дороги, Аня думала о том, что оставила дома шикарный стол, который наверняка подчистят приятели Ромки. Просто возьмут и съедят все подчистую, а ведь она готовила, старалась. Но возникшее словно ниоткуда желание вернуться и забрать все, отбить у разъяренного мужа, быстро сникло.
Аня понимала, что не выстоит против него. Ни морально, ни в первую очередь физически. Рома был выше, шире в плечах и сильнее, несмотря на то, что он уже давно себя забросил и даже отрастил небольшой живот на месте, где некогда были кубики.
Для Германа все происходящее было подобно путешествию в прошлое. Совсем невеселая новогодняя ночь, автомобиль посреди дороги и окровавленный снег, который почему-то в числе первых попался ему в поле зрения. Стряхнув пелену, Герман быстро приземлился рядом с хрупким телом женщины. Хрупким, потому что даже под кучей одежды и теплой курткой было видно, что она не просто стройная, а он бы даже сказал излишне худощавая. По такой, как она, запросто можно изучать строение скелета. На наглядном примере.
Герман прекрасно знал, что делать в таких случаях. Приложить два пальца к шее, нащупать пульс, посчитать. Он знал, что по протоколу ее нельзя транспортировать, шевелить. По протоколу нужно вызвать скорую, но все дело в том, что на улице сильнейший за последние дни мороз. Пока скорая доедет, женщина окоченеет. Да и метель такая, что явно не способствует скорому приезду помощи.
Поэтому вместо исполнения протокола, Герман осмотрел женщину сам. Впрочем, в близости она ему и не женщиной вовсе показалась, а девочкой. Хрупкой, нежной. Как выдержала такой удар и падение — одному богу известно. И что вообще она делала посреди заснеженной трассы за несколько часов до Нового года? Еще и с ребенком. О ней, несмотря на то, что девочка плакала и тянула к маме свои руки, Герман напрочь забыл. И вспомнил лишь когда собрался поднять ее мать на руки и отнести в свою машину. А там доставить в больницу для более тщательного обследования.
— Почему мама не просыпается? — спросила девочка, поднявшись на ноги следом за Германом, который уже держал хрупкую женскую фигуру на руках.
И все-таки, ему не показалось, по ней определенно можно изучать скелет. Она была легкой, словно пушинка.
— Она обязательно проснется, — заверил он девочку и зашагал к своей машине.
На то, чтобы разместить женщину на заднем сидении, ушло несколько минут. Следом он кивнул девочке на свой автомобиль, но она упрямо замотала головой.
— Мама говорит, нельзя к чужим дядям садится в машину.
— Это мама правильно говорит, но сейчас ситуация другая. Твоей маме нужно в больницу. Я могу вызвать скорую, но ждать ее придется еще очень долго. Так что твою маму в больницу отвезу я. А поскольку оставить тебя посреди заснеженной трассы в одиночестве я не могу, то тебе придется забраться к маме и поверить мне, что я хороший.
— Вы плохой, — серьезно заявила девчушка со смешными завитушками волос, торчащими из-под шапки. — Вы сбили мою маму.
— Ты ведь хочешь, чтобы с твоей мамой все было хорошо?
Герман знал, что он идет ва-банк, но время поджимало. Неизвестно ведь, насколько сильными оказались повреждения у незнакомки.
Девчонка кивнула и, наконец, забралась в его машину. Аккурат на заднее сидение к маме. Прижалась к ней плотно-плотно и зажмурила глаза, видимо, боясь неизведанного.
Долго думать у Святова не было времени, так что уже через минуту они мчались по заснеженной трассе в его больницу. Туда, где врачи еще не успели достаточно принять на грудь, чтобы не провести осмотр пациента.
В его отделении вообще по праздникам не пили. Ждали, зная, что будет наплыв. И он неминуемо был. Всегда. Герман на смене в Новогоднюю ночь не был давно, но знал из рассказов других, что дела здесь обстояли точно так же, как и тогда, когда он не упускал ни одну минуту, посвящая все свое рабочее время спасению жизни пациентов.
Пока гнал по трассе, периодически смотрел в зеркало заднего вида. На девчушку со светлыми кучеряшками и на женщину. Слишком какую-то бледную, худенькую. Эта бледность бросалась в глаза и ржавым гвоздем торчала из мыслей. Будучи хирургом, Святов не мог не знать, при каких обстоятельствах пациенты бывают такими бледными, но на первый взгляд кровотечения у женщины не было, разве что… разве что только внутренне. Но эти мысли Святов погнал от себя еще быстрее.
Если она умрет…
Он не представлял, как будет жить с чувством вины. Не знал, как жил тот, кто сбил его семью и никогда не хотел знать. Никаких “войти в положение” в отношении этой мрази он испытывать не хотел. И уж тем более не думал, что может оказаться на его месте хоть когда-нибудь. Сглотнув, Святов вдавил педаль газа в пол сильнее.
— Женщина, не больше двадцати пяти лет, внешних повреждений нет, без сознания. Возможно, внутреннее кровотечение. После… ДТП, — отрапортовал, уложив незнакомку на каталку.
Святов, было, ринулся следом, но Любовь Матвеевна его неожиданно остановила.
— Не на смене ты, Герман Львович. Домой езжай, праздник все-таки.
— Не могу домой, — сказал упрямо. — Мне надо знать, что с ней.
— Сиди тогда, жди, — указала ему на коридор. — Там все сделают, ты же знаешь.
— Знаю. Это я ее… — проговорил сдавленно. — Я ее сбил. С дочкой. Но ее она оттолкнула.
Любовь Матвеевна, знавшая Германа едва ли не лучше себя, понимающе кивнула. Не думала она когда-то увидеть его в таком положении, даже предположить не могла, что человек с таким стажем вождения…
— Тогда тебе тем более туда нельзя. Не по протоколу.
Герман кивнул. Он и сам знал, что не по протоколу. Что уже через полчаса тут будут полицейские, чтобы расспросить о случившемся. А он… он даже не знал толком, что сказать. Как он их сбил? Герман едва ли помнил. В какой момент они выскочили на дорогу — тоже не мог сказать. И ведь не пил! Ни капли. Никогда бы за руль под градусом не сел. Просто дороги у них такими действительно не бывают. А девушка оказалась не в то время и не в том месте.
— Это она? — Любовь Матвеевна указала на девушку, одиноко стоящую в сторонке у стены.
— Она.
— Хорошенькая. Может, ее тоже проверить?
Герман поднял голову и посмотрел на Любовь Матвеевну так, словно она сказала что-то невероятное. Но в эту минуту оно так ведь и было. Он почему-то так сильно сконцентрировался на бледной девушке, что совсем забыл о его дочери, а ведь…
Этого категорически нельзя было делать! Кому, как не хирургу с многолетним стажем было знать, что даже самое легкое падение и удар, могут привести к непредвиденным последствиям.
— Надо, Любовь Матвеевна. Срочно.
Вот только девочка его приказа не оценила и только к ней попробовали подойти, со всех ног рванула к выходу. А там — рукой подать до проезжей части. Все это за секунду промелькнуло в мыслях Германа. Не понимая, что делает, он подорвался с места и побежал за ней. Быстро. Так, как наверное никогда в своей жизни не бегал. И нагнал беглянку уже у дороги. Подхватил на руки, подавил сопротивление и прижал к себе. Крепко-крепко, но аккуратно, как самое ценное сокровище.
Девочка в его руках затрепыхалась, чтобы освободиться, а затем и вовсе расплакалась. А что делать с плачущими детьми Герман не знал. Точнее, уже не помнил. Так давно он с детьми не имел дела, что теперь держать эту девочку на руках было очень непривычно. До зуда хотелось опустить ее на пол, но он не представлял, как девчушка отреагирует, а потому не стал этого делать.
Вместо этого мягко погладил ее по спине. Раз и еще раз, пока она не прекратила разводить мокроту и не посмотрела на него удивительно голубыми глазами.
— Ничего плохого тебе не сделают, — уверенно заявил Святов. — Осмотрим только, можно?
— Но у меня ничего не болит.
— Знаешь… однажды сюда привезли мальчика. Тебе сколько лет?
— Шесть.
— Вот… А ему восемь было. Упал, поскользнувшись. И знаешь что?
— Что? — заинтересованно переспросила девочка.
Святов поймал себя на том, что даже не знал, как ее звали.
— В голове у него мы потом нашли много-много лишней жидкости, которую пришлось оттуда убирать. А ведь у него тоже ничего не болело.
— А откуда эта жидкость там взялась? — Святов заметил заинтересованный взгляд пары голубых глаз и улыбнулся.
Сейчас все дети такие любознательные? Вместо того, чтобы испугаться, девочка продолжала допытываться и с интересом смотреть на Германа. А он неожиданно ощутил себя подозрительно спокойно и легко. Так, словно не было нескольких лет страданий по своей семье.
Тряхнув головой, Святов терпеливо объяснил девочке, как в мозг к мальчику попала лишняя жидкость, но даже тогда она не испугалась, а продолжала спрашивать и спрашивать.
— Давай так, — наконец, произнес он. — Ты позволишь себя осмотреть, а я взамен буду рассказывать тебе разные интересные истории.
— Такие, как про мальчика? А как его звали?
Святов нахмурился, но как бы он не старался, а вспомнить имя мальчика у него не получалось.
— Не помню уже. Давно это было. А тебя… как зовут тебя?
— Маша, — задрав подбородок, сообщила девочка.
Святов вдруг понял, что провел с девочкой достаточно много времени и ему при этом было абсолютно комфортно. Не было чувства страха, скованности и тоски, которые всегда появлялись, стоило ему увидеть на приеме детей. Он и не подходил к ним никогда, отгораживался, держался в стороне, перекладывая эту работу на других. В последнее время коллеги стали смотреть уже не с пониманием, а с сочувствием, а кто-то даже с жалостью.
И только Любовь Матвеевна не смотрела на Святова так, словно он дефектный. Мягко улыбнувшись, она подошла к ним и уже через минуту Маша слезла с его рук и, вложив свою маленькую ладошку в большую Любови Матвеевны, ушла с ней.
— И что, говорите, не пили? — хмыкнул мужчина в полицейской форме, явно ему не подходящей по размеру, если судить по натянутым пуговицам на животе.
— Не употребляю.
Герман не врал, он действительно не пил. Единственный день в году, когда он мог себе позволить выпить, неумолимо подходил к концу. Каких-то полчаса и все — наступит первое января, Новый год, планы на жизнь и работа, к которой Герман прикипел настолько, что не представлял своей жизни без хирургии.
— Экспертиза покажет, — как-то неуверенно произнес представитель закона. — Наверное.
Святов прекрасно знал, на что намекает мужчина. Что у него, у Германа, могут быть связи, которыми он незамедлительно воспользуется, чтобы себя выгородить. Да только выгораживать себя у Святова и в мыслях не было. Он виноват. Не нарочно, конечно, наехал на женщину, но если бы не спешил, если бы тщательнее следил за состоянием тачки.
— У потерпевшей вроде как не сложное состояние, — произнес второй полицейский. Совершенная противоположность напарнику — худой, высокий, вон форма на нем висит, будто не по размеру. — Несколько переломов, гематома, сотрясение, но жить будет. Внутренние органы не повреждены, позвоночник цел. Можно сказать, легко отделалась. И вы, — не мог не заметить он. — Если бы все было серьезнее, ночевали бы вы сегодня в обезьяннике.
— Это все? — осведомился Герман учтиво.
Разговор с органами правопорядка изрядно ему поднадоел. И не то, чтобы он не понимал необходимость в нем, просто вели они себя как-то… излишне неучтиво и по-свойски. Так, словно Герман был им давним закадычным другом, с которым они встретились спустя долгие годы. И нравоучения этих, коих в его жизни и так достаточно. С чем-чем, а с самобичеванием Святов прекрасно справлялся без посторонней помощи.
— А это не вы… — начал было худощавый, но тут же замолк под взглядом напарника.
— Пора нам, Тоша. Все, что надо было, мы уже узнали.
Поднявшись со своих мест, они оба суетливо направились к выходу и попросили Святова не покидать место жительства и работы. Словно он собирался. Единственное, что его сейчас волновало — состояние девушки и ее дочери. И переживал Герман о них отнюдь не потому что боялся ответственности. Изнутри его поедом пожирала вина. Ядовитыми щупальцами она просочилась в кровоток и разнеслась по телу. Ему даже пить перехотелось, не говоря уже о том, чтобы погоревать, помянуть свою семью. Он тут едва другого человека не оставил без семьи. Без жены и дочери.
Подорвавшись со своего места, вышел из кабинета, в котором разговаривал с полицейскими. Нашел Любовь Матвеевну и после допроса с пристрастием узнал номер палаты женщины. Святов пока не знал, что ей скажет, как будет оправдываться, как посмотрит в глаза, ведь все ее планы он разрушил одним своим появлением. Но то, что не идти было нельзя, он прекрасно понимал. И поэтому шел навстречу осуждению и обвинениям. Главное, что она выжила. Со всем остальным он справится.
— Вы еще не ушли, Герман Львович? — удивленно спросила медсестра, которая осталась на смене.
— Личные дела.
Марьянка кивнула и быстро прошмыгнула мимо, а Герман пошел дальше. Добрался до нужной палаты, решительно открыл дверь и оторопел. Девушка лежала на кровати в сознании. Она смотрела в потолок, не моргая и не шевелясь. Будто бы и неживая, но то, что с ней все в порядке Святов понял, стоило ему подойти ближе. Она повернула голову, столкнулась с ним взглядом и… улыбнулась. Искренне так, словно он тот, кого она так долго ждала.
— Вы… как? — выдавил из себя Герман, не зная еще, может она разговаривать или нет.
Ему хотелось, чтобы говорила, но она упорно молчала и просто смотрела на него. Из чего Святов тут же сделал вывод — она его не видела. Не знает, что именно он сбил ее на своем автомобиле. Иначе зачем бы ей… улыбаться.
— Так, что тут у нас…
В комнату вошла медсестра. Не Марьяна, другая, новенькая, но имени ее Герман запомнить не успел, потому что работала она у них относительно недавно.
— Ой, вы что же… в себя пришли?
Она засуетилась, затем оставила историю болезни на тумбочке и выбежала в коридор, видимо, за доктором. Не долго думая, Святов взял на изучение карту. На первый взгляд повреждения не страшные, посредственные. Ей придется несколько дней провести в больнице, затем можно будет вернуться домой и соблюдать постельный режим несколько недель. Не страшно. Ей и больничный выдадут официально.
Герман позволил себе немного выдохнуть. Впервые, кажется, за последние несколько часов.
— Вы… мой доктор? — неожиданно спросила девушка.
Святов вздрогнул от ее голоса, нежного, тихого и такого спокойного, словно она не в аварию попала, а очнулась после плановой операции.
— Нет, я…
Герман на мгновение завис, не зная, как представиться. Тот, из-за кого вы оказались здесь, а не за семейным столом? Тот, кто сбил вас?
Пока Святов прокручивал в голове ответ, Аня смотрела на него во все глаза. Такой он… по-врачебному собранный и уверенный в себе. И красивый. Красоту Аня почему-то заметила в числе первых, хотя давно уже она не обращала внимания на мужчин. Не до того было. У нее дочка. И муж. И вообще много проблем, а тут, на больничной койке, все эти дела как-то разом отошли на второй план, словно улетучились.
У Ани, которая до этого чувствовала себя прекрасно, потемнело в глазах. Муж… муж ехал сюда. Еще немного, и он будет здесь, в палате. И тогда всем вокруг станет известно, какой он у нее. А еще… еще он узнает, что ни за какой выпивкой она не пошла, а сбежала. Ему же выдадут рюкзак, а там… там вещи. И деньги. Те копейки, которые она копила все это время, но все же деньги.
Врач говорил что-то еще, но Аня его практически не слышала, так что он очень быстро ретировался, прихватив с собой медсестру. А вот тот мужчина, который зашел к ней с самого начала, все еще оставался в палате. И почему-то Ане казалось, что она под его взглядом как на рентгеновском снимке. Сразу видно, в чем проблема.
Аня первой отвела взгляд. И судорожно думала, как встать с кровати. Даже попыталась. Дернулась было, но тело тут же прострелило острой болью, и она рухнула обратно на кровать, зажмурившись.
— Вам нельзя вставать, — сказал мужчина. — Вы переживаете о дочери? С ней все хорошо, я постараюсь привести ее к вам.
Аня кивнула. О дочери она тоже переживала. Но больше о муже, который сюда заявится. И о том, что он может забрать Машку, конечно, тоже. Ведь если с ней действительно ничего серьезного, то ее выпишут и отдадут отцу. Да и ее… Через пару дней ее отпустят домой. Об этом Аня думала с ужасом. Потому что после того, как муж узнает, что она сбежала, он ее там дома просто добьет. И не останется у Машки никого больше.
— Послушайте…
Аня было повернулась к мужчине, но тут же замолкла, услышав голоса, доносящиеся извне. Там были крики, ругать, но среди всего этого Аня четко отличила пьяный голос мужа. Она так часто слышала его в компании собутыльников, что с легкостью могла отличить и среди других людей. Да только… кому от этого лучше. Сейчас она могла лишь беспомощно валяться на кровати и смотреть в потолок. Ждать времени, когда муж появится в палате. И ведь никто его не остановит.
Дверь распахнулась так быстро и резко, что Аня вздрогнула всем телом. Моментально захотелось притвориться спящей, но Аня очень хорошо понимала, что это ничего не даст. Рома подождет. Когда ему нужно, он умеет быть терпеливым. Жаль, что он не такой, когда перед ним жена и дочь.
Аня повернулась в сторону двери. Первым, кого она увидела, был доктор. И следом, вне себя от ярости, шел Рома. Он едва держался на ногах, но все равно подошел к ее кровати и даже сел на стул. Скорее, рухнул, потому что ноги его не держали. Он обхватил Анину руку своими и мягко погладил пальцами.
Сцепив зубы, женщина старалась не подать виду, насколько ей неприятно. Она любила мужа, хотела с ним будущего, но это было так давно, что Аня уже и не помнила. Ромка теперь был другим человеком. Совершенно. И такой он Ане не нравился. Запах алкоголя подгонял к горлу тошноту.
— Можно оставить нас одних? — потребовал муж заплетающимся языком.
Аня в ужасе посмотрела на него, а затем зачем-то бросила взгляд в сторону мужчины в палате. Она не собиралась как-то на него воздействовать, но он, сделав шаг, резко затормозил.
— Простите, но ваша жена еще не в стабильном состоянии. Я не могу оставить ее одну, — сказал незнакомец непреклонно.
Конечно, Роме это не понравилось, но сцену он, к счастью, устраивать не стал. Лишь наклонился к ней. Близко-близко, чтобы она расслышала.
— Деньги твои я забрал, документы тоже. Вещи, думаю, ты сама заберешь и вернешься домой.
— Да, — произнесла, сглотнув колючий болезненный ком.
— И больше…
Он замолчал, сжав до хруста ее пальцы.
Аня все поняла без слов. Сглотнула и активно закивала, хотя от таких движений у нее кружилась голова.
Рома резко поднялся на ноги. Его слегка качнуло, но он все же удержался на ногах, а затем повернулся к мужчине, что был в палате.
— Дочь… где моя дочь?
Только сейчас Аня поняла, что Рома даже не обратил внимание на то, что мужчина в ее палате одет в обычную одежду. Не в медицинских халат или костюм, а просто одежду. И это даже хорошо. Ведь если бы он понял… Аня и представлять не хотела. Ей не хватало здесь еще и ревностных разборок.
— Ваша дочь сейчас на обследовании. С ней все в порядке, это ряд необходимых процедур.
Рома смотрел на мужчину довольно долго. Несколько минут будто переваривал, а затем задал глупый вопрос:
— Я не смогу ее забрать?
— Сегодня нет. Завтра — возможно.
У Ани все заледенело внутри. Дочь нельзя отпускать к отцу раньше, чем ее. Она прикрыла глаза, пытаясь придумать что-нибудь. А потом резко-резко осознала, что сегодня праздник. Все празднуют Новый год. Наверное, именно поэтому никто из докторов не удивился появлению Ромы в таком виде. Сегодня это в норме вещей и Аню никто не станет слушать.
Она отвернулась к окну. И пролежала так до тех пор, пока дверь в ее палату не закрылась. Следом Аня просто утерла слезы и взмолилась богу, чтобы оставил ее мышку в покое. Лишь бы хоть сегодня ее оставили здесь. А вот завтра… завтра Аня обязательно придумает, как уйти с дочкой. Даже если ей придется ползти она это сделает.