Под куполом зеленой лампы

1. Купол доверия

1.

Страницы дневника шуршат, возвращая в прошлое. Вот она, первая запись о зеленой лампе…

Я впервые переступаю порог учебного заведения сына. Андрей все чаще дает повод для беспокойства. Мои каблуки стучат по кафельному полу, а вьющиеся темные волосы слегка колышутся при ходьбе. Я спешу, но все равно опаздываю. Потому что в офисе летом работать некому, все разъехались по отпускам. Поток заявок от клиентов ничуть не уменьшился. Скорее, напротив. Приходится задерживаться. А после нестись через город, объезжая пробки. Андрейка. Ох, Андрейка! Не верится, что тебе уже восемнадцать! И этот дурацкий вызов в универ, словно ты все еще школьник!

Пожилая декан с седыми пучками волос, торчащими из-под шпилек, бубнит что-то о летних зачетах, исправлении оценок. Ее голос звучит монотонно, словно заезженная пластинка. О возможном отчислении.

– Об остальном вам лучше поговорить с куратором. Зовут ее Светлана Павловна.

Тон ее голоса меняется, когда она произносит это имя.

Кабинет, в котором меня встречает Светлана Павловна пахнет мелом, старыми книгами и чем-то еще. Кажется, ее дорогими духами с горьковатым оттенком.

Она переходит сразу к делу, выкладывая передо мной четвертинку тетрадного листа в клетку.

– Ваш сын рисует на занятиях, – говорит она.

Я смотрю. Рисунком это назвать трудно. Скорее нелепое подражание скальной живописи первобытного человека.

На бумаге изображена женщина.

Она лежит на животе, одетая лишь в верхнюю часть бикини. Ее поза выглядит нарочито соблазнительной – призывно выгнутая спина, оттопыренная попа. Рядом – мужская фигура, нарисованная грубыми штрихами. Особенно выделяется одна деталь – короткий отрезок из области паха, нагло направленный прямо в лицо женщины.

Персонажи не подписаны.

Но женский силуэт...

Я поднимаю глаза на Светлану Павловну.

Она не выглядит оскорбленной. Хотя рисунок – фактически порнография. И, судя по силуэту, с ней в главной роли! Ну, Андрей! Так подставить меня! Нас! Что теперь? Его поставят на учет? Как потенциально опасного, склонного к сексуальным преступлениям?

– Вы хотите помочь сыну? – спрашивает она.

Я киваю, поправляя прядь темных волос, выбившуюся из-за уха.

– Знаете, у нас в штате работает опытный психолог.

Она делает паузу.

– Он мой... наставник.

По тому, как она запнулась, я понимаю – она что-то не договаривает.

– Его зовут Константин Петрович. От него я узнала об условных рефлексах в терапии под названием "Зеленая лампа". И о методике начисления баллов.

Она улыбается.

– И все его техники работают.

В ее глазах что-то мелькает.

Что-то, что заставляет меня сжать судорожно ноги, сводя колени.

– Пойдемте, я вас провожу к нему.

Мы идем по гулким коридорам, спускаемся по лестнице. Судя по запаху свежеструганной древесины, в подвале располагается столярная мастерская. Совсем как в моей школе. Боковой выход. И мы идем за ограду, в соседнее здание, на второй этаж. Это необычно. Не думала, что так бывает. Штатный психолог, имеющий кабинет за пределами школы. В рекреации, которую мы минуем, группа молодых ребят собирает музыкальные инструменты. Видимо, репетиция окончена.

Светлана ведет меня через тамбур, надежно отсекающий звуки. Нелишняя деталь, если рядом плывут гитарные басы и гремят барабаны. Но сейчас занятия завершены, и в здании царит неестественная тишина - только наши шаги затихают в пустом коридоре. На солидном металле нужной двери скромно белеет табличка.

В прихожей висит зеркало в тяжелой бронзовой раме, обрамляющее наше отражение: ее – собранную блондинку, с чувственным изгибом губ, и меня - брюнетку с вьющимися волосами до плеч, нервно сжимающую кожаную сумку так, будто это последний якорь в бушующем море.

– Проходите, – ее голос звучит мягко. Она указывает на дверь, и я замечаю, как изящно движется ее рука - длинные пальцы, безупречный маникюр.

– Проходите, – голос хозяина кабинета, вторя женскому приглашению, звучит мягко, но с оттенком усталости. Он указывает на диван, и я замечаю его руку – крупные суставы, след от чернильного пятна на указательном пальце.

Комната наполнена мягким светом. На массивном дубовом столе, среди аккуратных стопок тетрадей и методичек, стоит старомодная зеленая лампа. Та самая? Матово-черный корпус, с абажуром, по краю которого изображены миниатюрные скакуны на бегу.

– Садитесь, – его жест напоминает движение дирижера.

Я опускаюсь на край кожаного дивана, чувствуя, как старые пружины негромко скрипят под моим весом. В комнате пахнет древесиной, бумагой и крепким чаем.

– Вы знаете, как работает метод?

Молча качаю головой, поправляя прядь волос, выбившуюся из-за уха.

– Всё просто, – его пальцы стучат по краю абажура, будто проверяя прочность. – Зеленый свет успокаивает. Создает атмосферу доверия. А еще...

Щелчок выключателя звучит неожиданно громко.

Комната мгновенно преображается – изумрудное сияние заливает пространство, окрашивая наши лица в призрачные оттенки. Тени становятся мягче, контуры – размытее.

– Он делает некоторые вещи... менее стыдными.

Холодок пробегает по моей спине. В этом свете даже его морщины кажутся глубже, а седые виски – почти серебряными.

Константин Петрович снимает очки и протирает их платком. Без них его лицо выглядит старше, но глаза – серые, с желтоватыми прожилками – изучают меня с хирургической точностью.

– Все мы опасаемся чего-то. Я. Вы. Андрей. Желаем. И одновременно боимся собственных желаний. Тогда они находят обходные пути.

2. Баллы и границы

Глава 2. Баллы и границы

Три дня спустя.

Кухня залита утренним солнцем. Я готовлю завтрак на скорую руку, а Андрей сидит за столом, уткнувшись в телефон. Между нами – та самая таблица, уже испещренная первыми отметками.

– Три балла за вчерашнюю уборку, – напоминаю я, выставляя тарелки на стол с проворством официанта. – И минус один за забытые носки в ванной.

Он кряхтит, но кивает. Глаза все еще опущены, но напряжение в плечах уже не такое, как на днях.

– Мам… – он внезапно поднимает взгляд. – А если я накоплю десять?

– Что тогда?

– Можно будет… поговорить о чем-то серьезном?

Ложка замирает у моих губ. Кофе внезапно кажется слишком горьким.

– О чем?

– О тебе.

Тишина. Только чайник на плите начинает тихо свистеть.

– Договорились, – выдыхаю я.

Он ухмыляется и хватает рюкзак, направляясь к выходу. Но в дверях оборачивается:

– Кстати, Светлана сегодня спросила, прижился ли… метод.

Мое лицо мгновенно вспыхивает.

– И что ты ответил?

– Что мы еще в процессе.

Дверь захлопывается.

Я остаюсь одна с таблицей, и странным ощущением, что границы, о которых говорил Константин Петрович, уже не такие четкие, как казались.

///

Вечер. Первые итоги.

Андрей приходит позже обычного, тренировка в баскетбольной секции затянулась. Волосы мокрые, рубашка прилипла к спине. Он бросает рюкзак в угол и сразу тянется к холодильнику.

– Шесть баллов, – объявляю я, указывая на таблицу. – Ты в плюсе.

– Ура, – бормочет он, откусывая кусок сыра. – Кстати, я сегодня не… ну, ты знаешь.

– «М»?

– Да.

– Почему?

– Потому что ты сказала, что это не плохо, но должно быть под контролем. А еще я получил зачет по физике. И договорился о пересдаче экзамена с нашим деканом.

Я киваю, скрывая удивление. Возможно, метод и правда работает. Кажется, мой кошмар, – угроза отчисления ребенка с первого же курса постепенно отдаляется. И можно вздохнуть свободней.

– Мам… – он внезапно садится напротив. – А ты когда-нибудь…

– Что?

– Ничего. Заберу свои баллы потом.

Он убегает в душ, оставляя меня с десятком не озвученных вопросов.

Перед сном заглядываю в его комнату. Он уже спит, рука свесилась с кровати, пальцы почти касаются пола. На тумбочке – включенный ночник. Самый обычный. Не тот, цвета только что скошенной травы, что до сих пор еще лежит не тронутым в упаковке. Свет мягко очерчивает профиль юноши, – уже не ребенка, еще не мужчины.

Я осторожно прикрываю дверь.

Завтра будет новый день. Новые баллы. Новые границы.

И, возможно, новые вопросы.

///

Следующее утро.

Я ещё не успеваю толком проснуться, в полусне бредя по коридору, когда дверь распахивается, едва не ударив меня в лоб. Андрейка, в одних тёмно-синих плавках, проносится мимо.

И замирает у двери ванной.

Я тоже.

Он стоит ко мне боком, его тело, подтянутое, тренированное, напряжено. В прямом и, наверное, переносном смысле. У моего мальчика полноценная юношеская эрекция. Пострассветный неконтролируемый стояк. ПНС, как в шутку именовал явление отец Андрея, находя забавной игру слов в аббревиатуре. Типа, у мужчин свои проблемы, у женщин – свои. Андрюша резко поворачивается, пытаясь скрыть масштабы… затруднения. Но уже поздно – я всё вижу.

– Извини, – бормочет он, лицо пылает, глаза бегают.

– Андрюша… – начинаю я, но он уже исчезает за дверью душа.

Через минуту слышу шум воды.

Я медленно возвращаюсь к кофеварке, пальцы слегка дрожат, не попадая в кнопки. Кажется, виной тому адреналин. Он бодрит и слегка дезориентирует. Пожалуй, почище, чем обжаренные и перемолотые ароматные зерна, раскрывающие аромат в кипящей воде.

Чувствуя себя дичью, идущей на зов манка охотника. Разумной дичью. Которая и понимает, что будоражащий кровь зов всего лишь обманка. И, вопреки здравому смыслу, продолжает приближаться к источнику звука. Приближаться к коварно раскинутой сети. Муха, муха, цокотуха… Осторожно, муха. В паутину легко влететь, не заметив. И очень трудно выбраться из липких объятий.

Андрей выходит из ванной, уже в спортивных шортах, мокрые волосы падают на лоб. Садится за стол, избегая моего взгляда, и начинает яростно кромсать беззащитную куриную котлету на тарелке. Моя теплая ладонь ложится поверх его запястья, жесткого и нервного. Успокаивая, ободряя, смягчая. Может быть это и есть задача женщины. Служить пределом мужской резкости. Моя задача… Мне кажется, что я могу научить сына быть более уверенным в себе. Более… сдержанным. Более… нежным?

– Ты не должен стыдиться, – говорю я спокойно, наливая себе кофе.

– Я и не стыжусь, – бурчит он. Но бордовые, словно сигнал светофора, уши, подают недвусмысленный сигнал об обратном.

– Это естественно. Особенно в твоём возрасте.

Он поднимает глаза, и в них – смесь смущения и любопытства.

– Правда?

– Да.

– А… у всех так?

– У всех.

Он ковыряет вилкой в тарелке, потом вдруг спрашивает:

– А у тебя… тоже так бывает? – Андрейка бросает короткий взгляд из-под челки, и, оценив ситуацию, тут же корректирует вопрос: – Было?

Кофе обжигает губы.

– Что?

– Ну… – он опускает взгляд ниже кромки стола, показывая на себе, намекая.

– Андрюша!

– Ты сама сказала – естественно!

Я отставляю чашку, пытаясь сохранить спокойствие. В голове всплывает голос Светланы: «Стыд – это всего лишь привычка».