Под ночным северным небом, сопротивляясь ветру, отчаянная женщина проталкивала чемодан через сугробы…
На этот раз все действительно пошло не так. За два месяца до Нового года я потеряла свою первую и единственную работу — ту, которой посвятила последние шесть лет, и работала бы, наверное, еще долго, если бы не новая начальница-мегера, которая сразу меня невзлюбила. Через две недели после этого я слегла с гриппом. А когда до главного праздника в году оставался ровно месяц, застукала своего парня в его квартире с моей лучшей подругой.
Недолго думая, я собрала вещи и ночным поездом отправилась в родной город. Все остальное: слезы, переживания, поднятие иммунитета, поиски новой работы и нового пар... Стоп! А вот парня не обязательно! В общем, разбор полетов я отложила на потом. Сначала забраться в берлогу и зализать раны.
Стуча колесами, поезд уносил меня вдаль, туда, где небо низко висело над землей, где снег прятал под собой тундру, а море, сливаясь с океаном, дышало холодом и покрывалось льдами. Я так соскучилась!
Когда я вышла из автобуса, привезшего меня с вокзала, холодный ветер сразу нырнул под воротник. Темно. Северное небо затянули тяжелые тучи, скрывая далекие звезды. Редкие машины проносились мимо, увлекая за собой снежинки и обнажая полустертую зебру на асфальте. Я перебралась на другую сторону дороги, где посреди пустыря возвышались два серых панельных дома. Табличка с названием улицы, освещенная тусклой лампой, подтвердила: я иду в правильном направлении. Хотя и без таблички было понятно: здесь все оставалось, как я запомнила с детства. Магазин с яркой вывеской «Продукты» уже закрылся, так что до утра я на диете. Жаль, что мамы больше нет: она обязательно бы что-нибудь придумала. А тетя... ну, она в соседнем городе, но с ней мы давно разругались.
Во дворе горел только один фонарь, и тот с перебоями: то на мгновение освещал пару метров узкой дорожки, то снова погружал все во мрак. Ноги утопали в сугробах, из-под которых изредка выпрыгивали низкорослые елки. Я посмотрела на дом: освещались лишь несколько окон, из-за чего место казалось почти заброшенным.
***
Остановившись посреди двора, я отпустила ручку чемодана и глянула наверх. Снежинки медленно падали с неба, кружась в воздухе и бесшумно ложась на землю.
Вдруг из-за угла показался темный силуэт. Я прищурилась. Он быстро приближался, шагая по сугробам в огромных ботинках, хотя в трех метрах виднелась только что расчищенная тропинка. Расстегнутый пуховик небрежно болтался на плечах, а волосы торчали из-под шапки. Половина лица скрывалась за темной бородой. Когда он заметил меня, замедлил шаг, а потом просто подошел и остановился, молча глядя на меня.
— Добрый вечер, — сказала я.
— Добрый, — ответил он и в его взгляде промелькнул вопрос.
Я попыталась разглядеть его получше, подняв голову, но в этот момент чемодан внезапно повалился в снег, я схватилась за ручку, и она потянула меня за собой.
— Ой! — последним, что я успела увидеть, был фонарь, который то гас, то снова загорался. Мужчина шагнул ко мне, протягивая руку.
— Спасибо, — сказала и, ухватившись за нее. Ветер стих, снег падал крупными хлопьями, искрясь в свете фонаря. Одна снежинка медленно опустилась на длинные ресницы собеседника, и я на мгновение залюбовалась.
— Алена? — его голос показался знакомым…
Я присмотрелась. Серые глаза, темные брови, прямой нос. Борода мешала составить полную картину. И тут я заметила на щеке, возле уха, белесый шрам. Я замерла.
— Эд? — только теперь я отчетливо осознала, кто передо мной. Это был Эдик. Тот самый Эдик, который ровно восемь лет назад, в такой же день за месяц до Нового года, бросил меня, потому что поверил, что я ему изменила с Борькой. Я тогда неделю провалялась в унынии, а затем не раздумывая, уехала учиться в другой город. Больше мы не виделись.
— Зачем приехала? — спросил он натянуто.
— А разве нельзя? — ответила я, слегка улыбаясь.
С бородой он был совершенно неузнаваем. Если бы не шрам, который он получил, когда спасал меня, упавшую в ледяное море — я бы его точно не узнала. Но несмотря на годы, он все тот же Эдик — молодой, красивый, просто выглядел так, будто давно не следил за собой так же хорошо, как делал это раньше.
— Ты в этот дом? — спросил, махнув рукой в сторону серой панельки.
— А куда же еще? На третий этаж.
— Но там живу я, — сказал он тихо, пристально наблюдая за мной.
Я усмехнулась. Ну да, ну да, открыл Америку.
— В обеих квартирах сразу?
— Нет, только в своей, — нахмурился он.
— Значит, все в порядке.
Я подхватила чемодан и пошла к дому. Скрип снега позади подсказывал, что Эд идет следом.
***
Старая дверь подъезда скрипнула, разорвав тишину зимней ночи. Я вошла, а следом за мной — он.
— Ты надолго приехала? — спросил он, обгоняя меня на лестничной площадке и преграждая путь. Куртка сползла с одного плеча, шапка сбилась набок, открывая темные, вьющиеся волосы с легким рыжеватым отливом, такие же, как я запомнила.
Нахмурив брови, Эдик наклонился, протянул руку и смахнул снег с моего плеча. Я попятилась назад, но он шагнул навстречу и завершил начатое.
— Я могла бы задать тебе те же вопросы. Но я к тебе не пристаю, верно?
Еще лет семь назад, когда мама была жива, она рассказывала, что Эдик тоже уехал учиться в другой город, хотя я ее об этом не спрашивала. Потом, когда она переехала ко мне насовсем, оставив эту квартиру запертой, она говорила, что Эдик собирается жениться. Что произошло дальше — я не знала. И, честно говоря, больше не хотела вспоминать об этом человеке.
Теперь он стоял прямо передо мной и задавал странные вопросы.
— Я здесь, чтобы привести мысли в порядок. — он пожал плечами. — Не думал, что ты тоже приедешь.
Я ухмыльнулась, предполагая, что Эдик не очень-то рад моему обществу.
— Я не собираюсь тебя отвлекать.
— А жених тебя не потеряет? — зачем-то спросил Эдик.
— Тебе не о чем волноваться, — ответила я после паузы, не собираясь посвящать его в вопросы личной жизни.
Пройдя внутрь, я включила свет и обрадовалась, что лампочка загорелась. Все-таки здесь давно никто не появлялся, и меня мог ожидать любой сюрприз. Но радость моя оказалась напрасной, и уже в следующее мгновение свет моргнул и потух. Я вынула из сумки карманный фонарик, который прихватила на такой случай и зажгла. Затем, оставив чемодан в маленькой прихожей, завешенной старой одеждой разной масти, я прошла на кухню.
В доме царила тишина. Небольшая комнатка, обставленная совершенно стандартно, тоже не освещалась, но зато здесь было тепло — отопление работало исправно. В воздухе ощущался легкий запах сушеной мяты. На квадратном столе лежали два тюбика акварельной краски. Я наклонилась ближе, чтобы разглядеть название: ганза желтая. Мама когда-то учила меня рисовать, и именно это вдохновило меня стать дизайнером. Похоже, она оставила краску, переезжая. Впрочем, в новом месте у меня было столько дел, что рисовать пришлось ей одной.
Я положила тюбик на место и, выйдя из кухни, прошла в небольшую гостиную. К счастью, свет здесь включился.
Между двумя окнами с деревянными рамами стоял стол, накрытый тряпичной скатертью, с двумя венскими стульями по бокам. На столе виднелась старая лампа с облупившейся краской, освещенная лунным светом, пробивавшимся с улицы. Я выглянула в окно — снег, наконец, прекратился, небо очистилось.
На скатерти выделялись несколько пестрых акварельных пятен. Я опустилась на один из стульев и начала медленно водить взглядом по краям засохшей краски, будто разгадывая узоры. Глаза постепенно начали слипаться, но я встрепенулась. Рано засыпать.
Возле настольной лампы лежала потрепанная тетрадь. Я машинально взяла ее и пролистала несколько страниц: рецепт ягодного пирога, засушенные листья, короткие и длинные записи витиеватым почерком. Мой дневник, который я категорически запретила маме брать с собой. Начиная с середины, большая часть записей была посвящена Эду и тем временам, когда мы только познакомились, после его переезда в соседнюю квартиру вместе с родителями.
Я захлопнула блокнот, напоминая себе, что вспоминать об Эдике я вовсе не собираюсь. Наша история закончилась в тот день, когда я два часа простояла у него под дверью в надежде, что он выйдет и я смогу объяснить, что ничего у меня с Борисом не было. Он все придумал специально, чтобы нас разлучить.
Чтобы отвлечься, я направилась в мамину спальню. Включив ночник, присела на кровать. У изголовья стояла старинная этажерка, на которой теснились запылившиеся книги, свечи, вазочки и разные мелочи. Протянув руку к первой попавшейся книге, я случайно задела стеклянную пепельницу, и она с глухим стуком упала на деревянный пол. Я облегченно вздохнула — не разбилась. Ведь это память о папе, которого мы с мамой потеряли слишком рано.
Из пепельницы высыпалась россыпь мелочей: заколки, резинки для волос, колечки и прочая мелочь. Я быстро собрала все и вернула на место, аккуратно сложив справа от тряпичной куклы с длинными косами на круглой ватной голове. Мама всегда бережно хранила все, что было ей дорого, но так и не успела перевезти это в новую квартиру.
Над кроватью висели фотографии: маленькая девочка с родителями, она же, но постарше, уже одна, девушка с распущенными волнами, сбоку подхваченными заколкой, и папа с черной лентой на углу рамы. На другой стене — мастерски отрисованные акварели, оформленные в паспарту: портреты меня и папы, озеро в камышах, которое родители обнаружили во время свадебного путешествия, сосновый лес на закате, где мама гостила у подруги, любопытная ворона на деревянном заборе, том самом, через который я так часто перелезала, отдыхая на юге у бабушки.
Я вздохнула. Надо было как-то расположиться и поспать — утром предстояло много работы.
***
Но, прежде чем лечь, я отыскала в шкафу белье и застелила постель. Подключила воду — мама на всякий случай выключила все перед отъездом. Когда согрелась после дороги, отправилась в душ, невольно отмечая в голове, что нужно будет купить несколько вещей на завтра, чтобы сделать свое пребывание здесь максимально комфортным.
После разобрала чемодан, вытащила из него оставшуюся провизию и заварила чаю. В запасе еще был кофе и какао, немного сахара и пара бутербродов. До утра я точно не пропаду. Хотя, конечно, было бы разумнее подготовиться получше, зная, что приеду ночью. Я мысленно отругала себя за то, что не подумала этот момент.
Я понятия не имела, что буду делать дальше после праздников. День, когда собиралась всерьез об этом подумать — пятое января. К счастью, у меня имелась небольшая заначка, а еще я всегда могла подзаработать удаленно как дизайнер, так что о голодной смерти можно не беспокоиться.
Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Напротив нашего дома стоял еще один — такой же серый и тоскливый, но немного ниже, всего в пять этажей. Свет горел лишь в одном окне, и это показалось странным. Еще не пробило и девяти — слишком рано укладываться спать. Но больше всего удивило другое: во дворе горел только один фонарь. Тот самый, под которым мы недавно встретились с Эдом. Холодный свет мигал неравномерно, так и норовил погаснуть. Остальные не работали вовсе.
Не было и привычных для декабря праздничных огней. Никто не потрудился установить елку или хотя бы украсить ту малышку, что давно выросла во дворе. Конечно, до Нового года еще оставалось время, но в моем детстве дворы здесь наряжали заранее — за полтора, а то и за два месяца. Это всегда оживляло серые зимние вечера и поднимало настроение. Сейчас же казалось, что город потерял ту искру, которая когда-то грела его в долгий холодный сезон.
Эд усмехнулся, скрестив руки на груди. Он привалился к стене, разглядывая меня так, словно ему было до ужаса весело наблюдать за этим цирком.
— Из-за меня, значит? — протянул он лениво. — А прыгать по гирляндам тоже я тебя заставил?
— Ты можешь хоть сам обмотаться этой гирляндой! — огрызнулась я, указывая на его нелепую «декорацию». — Все из-за твоих… кхм, ночных инициатив.
Он покачал головой, делая вид, что слова прошли мимо.
— Так что, у тебя запасной ключ есть или будем ждать слесаря с набором отмычек?
— Нет ключа, — пробормотала я, чувствуя, как краска заливает лицо.
Эд приподнял бровь, усмехнулся и, будто наслаждаясь ситуацией, лениво добавил:
— Тогда мы в тупике, соседка. Разве что попросить у меня ночлег, но... — он нарочно замолчал, позволив фразе повиснуть в воздухе.
Я вскипела.
— Ни за что!
— Тогда можешь постучаться к кому-нибудь еще, — невозмутимо отозвался он. — Дом переполнен людьми, ты же знаешь.
— А может, перестанешь язвить и просто дашь мне подумать?
Эд пожал плечами и поднял руки в жесте капитуляции.
— Ладно, я тебя не тороплю. Но учти, здесь зимой холодно, а ты босиком.
— Ночью, конечно, слесарь не работает, — пробурчала я, приподняв одну ногу. Пол был ледяной, и ступни начали подмерзать.
— Осторожно, — иронично заметил Эд. — Не хватало только шею свернуть для полноты картины. Ну и натворила ты дел.
Он взглянул на запертую дверь, потом открыл свою пошире и, наклонившись передо мной, будто какой-нибудь галантный дворянин, изобразил приглашающий жест:
— Прошу, мадам, в мою скромную обитель.
— Со мной все будет в порядке, — сказала я, упрямо подняв подбородок, хотя сама не верила своим словам.
Эд пропустил это мимо ушей, лишь кивнул:
— В память о добром соседстве и дружбе наших родителей. Мы ведь не можем их разочаровать, правда?
Понимая, что выбора у меня больше нет, я глубоко вздохнула и шагнула внутрь.
— Ладно, спасибо, — тихо сказала я.
— Ничего страшного. До конца года я совершенно свободен.
— Я надеюсь решить проблему уже завтра утром, чтобы тебе не пришлось меня так долго терпеть.
— Определенно, — усмехнулся Эд.
Квартира Эда оставалась неизменной, словно застыла во времени. Обстановка казалась чуть запущенной, с легким налетом старости, будто здесь уже долго никто не жил. Однако везде царила чистота и порядок. Это странное чувство уюта и запустения одновременно вызвало во мне тихую грусть.
Как странно, что за прошедшие восемь лет мы оба потеряли своих близких. Мама Эда ушла в тот же год, что и моя. Его отец не выдержал разлуки и ушел следом, оставив Эда и его сестру в одиночестве. В воздухе витала некая общая тишина утраты, будто сама квартира понимала, что здесь больше никогда не зазвучат прежние голоса.
— Раз уж ты приехала, — проговорил Эд, — проведи время с пользой, насладись городом. Как в старые добрые времена, когда... — он осекся и на мгновение опустил глаза. Лицо его утратило дружелюбную маску, проблеснув чем-то болезненным, почти уязвимым.
Но этот момент быстро исчез: Эд взял себя в руки, натянув улыбку.
— Может быть, — пробормотала я.
Эд провел меня на кухню, и я огляделась. Все выглядело так же, как я помнила. Даже чайник остался прежним — удивительно, учитывая, что современные чайники ломаются с завидной регулярностью. Только за прошлый год мне пришлось сменить два.
Проследив за моим взглядом, Эд долил воды нажал кнопку, и кухня загудела, как маленький самолет перед взлетом.
— Мы можем устроить ночной ужин, — громко сказал он, перекрикивая шум.
Я вздохнула. Вот в чем плюс пустого подъезда — можно шуметь сколько угодно, даже если… Я взглянула на часы над дверным проемом.
— Вообще-то, уже ночь, — заметила я. — И, честно говоря, я очень не хотела бы тебе мешать. А уж тем более нарушать твои планы.
Эд усмехнулся, даже не повернув головы.
— Ты ничего не нарушаешь, — спокойно ответил он, доставая из шкафчика хлеб. Затем направился к холодильнику, и уже через минуту на столе появились вареная колбаса и ломтики тильзитера.
— А я уже давно спала, — пробормотала я, больше для себя.
Эд, будто не слыша, быстро нарезал все и аккуратно выложил на круглую тарелку с новогодними узорами. Поставив ее передо мной, он налил чаю нам обоим и сел напротив.
— Приятного аппетита, — сказал он, подперев щеку рукой и наблюдая за мной с непонятным выражением. — Я хороший парень и точно не собираюсь тебя травить.
— А вот это и правда обнадеживает, — ответила я, приподняв бровь.
Я не хотела с ним больше спорить или ругаться. В конце концов, он меня приютил. Хотя, если быть до конца честной, если бы не его ночные бдения, я бы и не оказалась в таком положении. Но что уж теперь. Прошлого не изменить. Что бы между нами ни произошло раньше, пролетело уже много лет, и, наверное, мы могли бы попытаться стать добрыми соседями. Во всяком случае, мне хотелось думать так этой ночью.
Я проснулась от аромата свежесваренного кофе, который приятно щекотал ноздри. Сонно приоткрыла глаза и, нахмурившись, недоверчиво изогнула бровь. Кто мог варить кофе у меня дома? Через мгновение память вернулась: я ночевала у Эда. Я невольно поморщилась, но тут же одернула себя. Наверное, пора перестать воротить от него нос. В конце концов, впереди целый месяц соседства, а в праздники дружелюбный сосед за стеной явно лучше, чем враг.
Но сейчас надо было как-то попасть домой. В голове уже выстроился четкий план: добраться до ноутбука, завершить проект и разослать письма компаниям, с которыми я сотрудничала в последние годы. Пусть знают, что я свободна для новых предложений — будь то полноценная работа или разовые заказы. А еще нужно привести в порядок квартиру и хоть немного украсить ее к праздникам. Удовлетворенно вздохнув, я опустила ноги с кровати, пригладила волосы и похлопала себя по щекам. Но тут же поморщилась: как я вообще оказалась в такой ситуации? Ни одежды, ни косметики, ни даже элементарной зубной щетки с собой.
Когда я вышла из комнаты, на пороге стоял Эд, одетый в мягкую домашнюю футболку и спортивные штаны. Он улыбнулся, протягивая мне новую зубную щетку.
— Доброе утро. Вот, подумал, тебе понадобится, — сказал он с улыбкой.
— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, как краснею.
— Кофе уже готов. Жду за столом, — он кивнул в сторону кухни.
Я нерешительно шагнула в ванную, но тут же остановилась.
— Я бы сначала позвонила слесарю, — сказала я, пытаясь как-то оправдать свое присутствие.
Эд пожал плечами:
— Уже позвонил. Он в отъезде, когда будет неизвестно.
— Как так?! — я замерла, не веря своим ушам. — А как же я попаду домой? Не могу же я жить у тебя!
— Похоже, что придется.
— Нет, подожди. Есть же эти люди, которые взламывают квартиры. Фирмы специальные.
— В этом городке нет таких, — ответил он спокойно.
— Это ужасно! — всплеснула я руками. — Мало того, что я тебя стесняю, так мне еще работать надо! У меня заказ.
Эд чуть склонил голову и посмотрел на меня темными глазами, в которых читалось то ли любопытство, то ли насмешка:
— Насколько важная работа?
— Чрезвычайно важная, — вздохнула я.
Он отвел взгляд:
— Ладно, иди умывайся. Подумаем, что еще можно сделать.
Я послушно отправилась в ванную, но чувство неловкости не отпускало ни на секунду. В голове крутился один вопрос: почему из всех возможных мест мне посчастливилось остаться именно здесь, у него? Пусть я тысячу раз уверяла себя, что все давно в прошлом, но где-то глубоко внутри обида продолжала цепко держать за сердце. Да и он, похоже, ничего не забыл. Каждый раз, когда он на меня смотрел, я видела в его глазах напряжение.
Закончив с утренними процедурами, я, наконец, отправилась на кухню. Эд сидел за круглым столом с чашкой кофе в руке, лениво перемешивая ложкой сахар. Услышав мои шаги, он поднял глаза и медленно оглядел меня с ног до головы.
— Ты выглядишь бодрее, — произнес он. — Кофе будешь?
— Да, спасибо.
— Слесарь будет завтра утром, — сообщил он ровным тоном.
Я кивнула, сжав зубы. Отлично. Еще одна ночь в его квартире. Мысленно выругавшись, села за стол.
После завтрака Эд неожиданно предложил:
— Давай прогуляемся до моря. А потом можно пообедать в ресторане.
Я на секунду задумалась. Это было лучше, чем сидеть с ним наедине в четырех стенах, даже если на улице мороз и снег. Но…
— А что же я надену?
— В шкафу сестры найдешь все, что нужно. Старое, конечно, но один раз можно и потерпеть.
— Ладно, — согласилась я, делая вид, что все это не вызывает во мне ни малейших эмоций.
***
Опираясь локтями на стол в ресторане у замерзшего побережья, я сделала последний глоток кофе и поймала себя на мысли, что настроение улучшилось. Эдик настоял, чтобы мы пришли именно сюда, несмотря на пронизывающий ветер. Примерно на середине пути он снял с себя шарф и отдал его мне. Я попыталась отказаться, но он не отступил, и эта забота показалась мне странной, хоть Эдик всегда отличался галантностью.
Еда оказалась просто замечательной! Лампы с теплым светом на каждом столике, рыбные котлеты, почти как у мамы, — все это пробудило во мне странное чувство, будто я вернулась домой, хотя давно считала домом другое место.
— Может, еще по чашке кофе? — Эдик повертел в руках ложку, глядя на меня с улыбкой.
Кофе я всегда любила. В те ночи, когда работа затягивалась допоздна, я без устали наливала чашку за чашкой, а мама ворчала, что это может закончиться гипертонией или головными болями. Теперь меня никто не останавливал, никто ничего не говорил, но каждый раз, протягивая руку к кофейнику, я слышала ее голос в голове.
— Спасибо, но больше не стоит, — сказала я, придвигая к себе стакан с водой. — Много кофе — вредно.
— Раньше тебя такие вещи не тревожили, — заметил Эд. — У тебя нос покраснел. — Он быстро провел пальцем по моему лицу, мимолетно касаясь кончика носа. Я вздрогнула, щеку покалывало в том месте, где он прикоснулся. Стало жарко.