Под одной крышей с тобой

Глава 1 Лика

Зима пахнет смертью. Или чем-то, что начинается сразу после неё.

Машина, которую я поймала у вокзала, уже уехала.
Как будто выбросила меня здесь, в чужую тишину, и поспешила смыться, пока я не передумала.

Здесь всё выглядело… не так. Слишком серо. Слишком тихо. Слишком чуждо.

Хотя именно здесь я когда-то бегала босиком по доскам крыльца и пугалась сов, что ухали за огородом. Теперь — взрослые ботинки, тяжёлый рюкзак, хруст под ногами. И ключ от дома, который вроде бы мой.

Дом бабушки стоял в конце улицы. Приземистый, вросший в снег, будто прятался от зимы.
Снега было столько, что казалось — его пытается проглотить сама земля.

Метель крутит воздух вокруг меня, и кажется, что даже навигатор в телефоне растерян — как будто говорит: ты уверена, что тебе сюда?

Я стою у ворот и смотрю на дом. Тот самый. Наш. Бабушкин.
Покосившийся, с облупленной краской, будто щёки у старушки, давно не державшей румяна.

Старые ставни, почерневшие от времени. Занавески на одном окне — другие, бабушкины были кружевные. Эти плотные, серые.

Моё сердце сжимается.

Последние 7 месяцев бабушка жила у меня в квартире. Она умерла тихо. Просто не проснулась. Я нашла её утром — прохладную, без звука. И мне показалось, что я слышу, как она уходит. Медленно. Лёгкими шагами, как она ходила в своей ночной сорочке. С тех пор мне не снятся сны. И ничего не болит. Просто пусто.

Я взяла ключи и решила: надо ехать. Надо разобраться с домом. С собой.

Я не ждала, что дом будет тёплым.
Если быть честной, я не ждала, что он вообще примет меня.
Но когда дверь поддалась — мягко, словно за эти годы она устала от сопротивления — и я шагнула внутрь, воздух, встречающий меня, был… родным.
Не уютным.
Не добрым.
Просто — знакомым до боли.

Запах старого дерева, чуть подгнившего уголка в кладовке, сладких сушёных яблок, полусгнивших газет и бабушкиных лекарств.
Этот воздух я знала кожей. Он врос в мою память, как запах чужой подушки после ночи с кем-то, кто тебе больше не позвонит.

Я прошла в коридор, оставляя мокрые следы. Ботинки скрипели.
Лампочка мигнула, тусклая, одинокая — как будто смотрела на меня с укором.
Что ты забыла? Вернулась, когда уже некому тебя ждать?

Каждая деталь вокруг — как под дых.
Шкаф с вязаными салфетками. Стул у печки. Чашка с трещиной, из которой бабушка пила ромашковый чай. Я коснулась её — и пальцы дрогнули. Сердце вдруг защемило. Я не могла больше просто стоять.

Прошла в комнату. Скинула пальто. Дрожащими руками стянула шарф.
Постояла. Потом — облокотилась о стену и съехала вниз. И уже сидя на полу, в пыли, в своих чёрных джинсах и тяжёлых ботинках, заплакала. Не навзрыд. Тихо. Глубоко. Словно из груди вытекала усталость за все годы, за все месяцы, за все бессонные ночи.

Я поднялась только когда почувствовала, как охладились щёки.

На автомате прошла в ванную. Трубы старые, но вода есть.

Сняла одежду — тяжело, будто раздевалась от памяти. И встала под душ.

Горячая струя ударила в плечи. Капли стекали по спине, между лопатками, по талии, обтекали грудь, тянулись вниз по животу и дальше — туда, где всё было уже давно онемевшим. Там не было желания. Но было ощущение: живу. Кожа горела. Сердце билось ровно, но глубоко. Я позволила себе заплакать снова — но теперь это было не про горе. А про облегчение. Я стояла обнажённая, наедине с шумом воды, и впервые за много месяцев — не боялась.

Я вышла из душа, завернувшись в полотенце, и замерла, услышав скрип половиц.
На пороге кухни стоял он.

Рост под метр девяносто. Не качок, но в его теле не было слабых мест.
Широкие плечи, грудная клетка, как у бойца. Спина, за которую хочется держаться, даже если знаешь, что потом будет больно. Руки — настоящие. С сильными, загрубевшими ладонями, с венами, которые выступают, когда он двигается.

Такие руки не гладят. Они хватают. Держат. Командуют.

Кожа — загорелая, чуть грубоватая. Шея — мужественная, мощная, с резкими линиями.
Губы — твёрдые, с насмешкой. Не для нежных слов. Для приказов.
Нос прямой, немного перебитый — будто он когда-то действительно дрался.
И, может, не раз.

Щетина — тёмная, густая, небрежная. Не как стиль. Как вызов.
Как будто он слишком занят жизнью, чтобы бриться по утрам.
Она тянулась от подбородка вверх по скулам, обрамляя резко очерченный, мужской овал лица.

Волосы — коротко стриженные, русые, с лёгкой волной. Пряди на затылке чуть поднимались, будто их часто теребят пальцы. Может, свои. А может — чужие.
Здесь всё вызывало вопросы, на которые страшно было бы получить ответы.

Глаза — светло-серые.
Не голубые. Не «нежные». А ледяные.
Точно видят тебя насквозь. Точно знают, на что ты способна — и чего ты боишься.
Смотрят нагло. Прямо. Без смущения.
Как будто ты уже разделась, даже если стоишь в пальто.

Одежда — простая. Рабочая.
Футболка тёмно-синяя, чуть выцветшая от стирок. На плечах сидит плотно. Рукава натянуты на бицепсы.
Джинсы — грубые, с потертостями, местами в краске или грязи.
Пахнет от него — не парфюмом, а телом, мылом, деревом, кожей, дымом.
Так пахнет мужчина, а не мальчик.
Так пахнет опасность, от которой не убежишь, даже если хочешь.

Он облизнул губу.
И прошёл глазами по мне.
Сверху вниз.
Медленно. Как будто смотрел, как я раздеваюсь, хотя на мне и так почти ничего не было.

— М-м… — протянул он, прищурившись. — Ну, ты, блядь, шикарная.

Я не успела ничего сказать — он уже подошёл ближе.
Я чуть прижала полотенце. Но он явно не собирался отводить глаз. Наклонился, смотря прямо в глаза.

— Тебя кто собирал, а? — выдохнул он. — Эти губы... — взгляд скользнул к моей груди, под полотенце, — эти сиськи... Я только зашел, а уже стою, как дебил, с хуем в штанах.

Я дернулась.
— Простите?!
— Да не гони, — он ухмыльнулся. — Это же твоя работа, да? Возбуждать, сводить с ума. Сначала душ, потом медленная сцена «ой, я случайно голая в чужом доме».

Глава 2 Лика

Я развернулась так резко, что чуть не выронила полотенце, и почти бегом кинулась в свою комнату.

Глупо. Безумно глупо.

Я ведь могла заметить.
Тарелка в раковине. Запах табака, которого бабушка терпеть не могла. Но я шла как слепая. На эмоциях. Слишком сосредоточена на себе, на своих воспоминаниях, чтобы подумать, что дом — уже не только мой.

А теперь это всё: моя растерянность, моё мокрое тело, моя обнажённость перед чужим взглядом — всё запомнилось. Отпечаталось в голове не хуже, чем запах мыла на его коже.

Я захлопнула за собой дверь, и она громко ударилась о косяк. Стекло дрогнуло в рамке. Я заперлась и откинулась на дверь спиной.
В груди всё кипело: от унижения, злости и чего-то, чему я не хотела давать имени.

Какого чёрта он так смотрел на меня?

Какого чёрта у него такие руки?

Я сдёрнула полотенце и натянула футболку — старую, с растянутым воротом, пахнущую дорогой. Села на кровать и обхватила себя за плечи. Пульс бился в горле. Я пыталась успокоиться, но воспоминания возвращались сами.

Взгляд.
Голос.
Фраза: «Не для поцелуев. Для того, чтобы ебать».

Я сжалась, вжимая ногти в плечи. Сволочь. Как он посмел?

Как я могла допустить, чтобы в какой-то момент…
Чтобы в какой-то момент мне это почти понравилось?

Я зажмурилась, стиснула зубы.

Нет. Это не возбуждение. Это — шок. Паника. Реакция тела, не более.

Стук в дверь.
Я вздрогнула.
Стук неуверенный, не грубый. Но раздражающий.

— Лика, — хрипло произнёс он с той стороны. — Можно?

— Нет!
Молчание.
Я думала, он уйдёт. Но он не ушёл.

— Я не знал, кто ты. Мы, кстати, не познакомились. Меня зовут Алексей. Алексей Орлов.
— У тебя проблемы с головой, — прошипела я. — Нормальный человек так не ведёт себя.
— Я принял тебя за другую.
— Это не оправдание.
— Тогда зачем ты здесь?
— Хочу объясниться.

Я медленно подошла к двери.
Открывать не собиралась, но встала рядом.
— Я слушаю.
— Мой друг, Санька, — начал он, — когда узнал, что я один живу здесь, в деревне, решил «порадовать». Сказал, что пришлёт мне девушку. Не уточнил, что это шутка. Просто дал время, сказал — “приедет светленькая”.
Он фыркнул.
— Я его сейчас прибью.
— Так ты просто... поверил?
— А ты прикинь, — в голосе появилась ирония. — Ты входишь в дом. Мокрая. В полотенце. Не говоришь, кто ты. И смотришь на меня, как на очередного клиента. Что я должен был подумать?

Я закатила глаза.
— Что ты идиот.
— Возможно, — тихо. — Но теперь я знаю, кто ты.
— Это всё?

Пауза.

— Нет.
Он выдохнул.
— Дом. Он не только твой.
Я замерла.

— Что?

— Половина — моя.
— Ты издеваешься.
— У меня документы от твоей бабушки. Я здесь на законных основаниях. Так что…
Он постучал по двери костяшками пальцев.
— Мы соседи.

Я почувствовала, как всё внутри опускается.
Усталость.
Разочарование.
И ещё — страх.

Жить с ним? Под одной крышей? После этого?

— Ты врёшь, — прошептала я.
— Можешь проверить. Бумаги у меня. Завтра покажу.
— Я не уеду.
— И я — тоже.
— Значит, будем жить как в аду.
— Или не будем.

Он замолчал.
Я ждала, что уйдёт.
Но прежде чем шаги отдалились, он сказал:

— Я не извиняюсь за то, что захотел тебя.
Я замерла.

— Извиняюсь только за то, что сказал это вслух.

И ушёл.

А я осталась — одна, в тишине.
Но внутри меня уже не было пусто.
Там — пульс. Жар. И предчувствие, что этот дом сожрёт нас обоих.

Глава 3 Алексей

Она смотрела на меня, как будто я её изнасиловать хотел.
Хотя, блядь, по её глазам было видно — если бы я не открыл рот, всё могло пойти совсем по-другому.

Я перегнул палку. Глупо. Грязно.
Но она…
Когда она вышла из душа, в этом чёртовом полотенце, с распаренной кожей, с паром на ресницах — я впервые за долгое время почувствовал, что живой.

И именно поэтому — обозлился.

Телефон завибрировал в кармане.
Имя: Саня Прокоп.
Сука, наконец-то.

— Алё, блядь, ты совсем охуел?

— Опа, Орёл, приветствую. А чё так грубо?

— Ты мне шлюху обещал, ты помнишь?

— Я не обещал. Я сказал — сюрприз будет. Девочка. Блонди. От души.
Смеётся. — Ну как, понравилась?

— Саня, я чуть девушку не трахнул, которая оказалась наследницей этой хаты!

— Погоди… какая девушка? Не понял.

— Та, которая теперь живёт здесь. В половине дома. В моей половине.

Пауза.
Слышно, как он втягивает воздух.

— Орёл… я тебе базарю, я просто угарнул. Не думал, что ты поверишь.
Ты ж сам говорил, что давно без женщин. Я пошутил, чтобы тебя взбодрить.
Ты же не реально её...?

— Нет. Но я сказал лишнего. Слишком лишнего.

Саня молчит. Потом выдыхает:

— Она красивая?

Я молчу.

— Орёл…
— Красивая, — тихо.

— Ну вот. Значит, живи. Грейтесь вместе — будет лучше, чем печка.

— Да пошел ты.

Я сбросил.
Руки сжались в кулаки.

Я налил себе воды. Из крана, холодной.
Глотал медленно, как будто это могло остудить.

Дом. Этот дом.
Чего он мне стоил — ни она, ни кто-то ещё не знает.

Когда я только сюда попал, он был почти на издыхании. Гнилая крыша, плесень в углах, печь, которая дымила прямо в комнату.
Я не жаловался. Сделал всё сам.
Снял крышу. Закупил вагонку. Поставил бак на воду и провёл бойлер, чтобы бабке не пришлось греть кастрюлю, если она приедет.

Клавдия Ивановна — хозяйка.
Когда я сюда пришёл, она была на грани: то здесь, то уезжала в город к внучке.
Говорила, что устала, что хочет просто, чтобы кто-то присматривал.

Так и сказала мне, строго, но по-деловому:

— Я не родня тебе. Но у меня в жизни были хорошие мужики. Может, и ты окажешься из таких. Попробуем?

Мы попробовали.
Подписали бумажку. Настоящую. Через нотариуса.
Договор аренды — с правом проживания и ухода за недвижимостью.

Не подарок. Не благотворительность. Сделка.

Я был ей полезен. Она — мне.

А теперь её нет.

А внучка стоит с горячим дыханием, с глазами, будто я ей что-то отнял.

Утром почта привезла письмо. Курьер, молодой, в капюшоне.
Я расписался, получил тонкий, плотный конверт.
Открыл сразу.

«Уведомление о вступлении в силу завещания. Умерла Соколова К.И. Основная наследница — Соколова Л.В.
Вы, Орлов А.И., упоминаетесь в завещании как лицо, заключившее с наследодателем договор аренды с правом проживания и ответственности за текущее содержание объекта.
Настоятельно рекомендуем урегулировать все имущественные вопросы мирным путём...»

Как мне не дошло сразу, что женщина в доме — не девушка по вызову, а та самая наследница?

Дом — по завещанию её.
Но я в нём — на законных основаниях.
Пока не решим иначе — я здесь.
И если она захочет выставить меня за порог — ей придётся не только кричать, но и обратиться в суд.

Я поднял глаза на потолок.
Он не рушится. Потому что я его чинил.

Следующие полчаса я слышал, как Лика ходит по комнате. То открывает шкаф, то закрывает.
Её шаги тихие, но отчётливые.
Я теперь знал, как она двигается. И знал, что даже если между нами сейчас ледяная стена — она тоже чувствует, что всё только начинается.

Я подошёл к двери её комнаты.

— У меня документы от твоей бабушки. Я здесь на законных основаниях. Так что…

Я вернулся на кухню. Сел. Развернул письмо. Приложил к нему копию договора.

А потом положил сверху её кружку, которую нашёл в кладовке, когда только заселился. С цветами. Глупыми, жёлтыми, на фарфоре.
Она стояла на полке все эти месяцы.

Завтра предстоит тяжелый разговор. Нежданной гостье придется понять, что дом — не только ее.

___________________________________

От автора: Дорогие девочки! Я рада, что моя книга находит отклик! Книга будет БЕСПЛАТНОЙ как в процессе, так и после завершения.

Буду рада, если вы нажмете кнопку “Отслеживать автора”, а также поддержите лайками, добавлениями в библиотеку. Это оооочень поможет в продвижении книги, и проды будут выходить еще быстрее)

Спасибо за внимание и добро пожаловать в эту историю!

___________________________________

Как вы думаете, Алексей так просто оставит дом?

Глава 4 Лика

Проснулась я от холода. Такого, что даже тёплый плед не спас. В комнате было тихо и промозгло, как будто не январь на дворе, а март, и крыша дома текла прямо на воздух.

Я долго лежала, вжавшись в стену, и пыталась не думать о вчерашнем. Не вспоминать, как стояла в полотенце, и на меня смотрел этот...

Нет, не надо. Не вспоминать.

Я резко села, стянула с себя плед и сжала зубы. Пальцы были холодные. Кожа на ногах покрылась мурашками. Я выглянула в окно — снег, серое небо, белая пелена над забором. И печка, конечно, потухла.

И этот тип где-то в доме.

Надела бабушкин халат, завязала пояс потуже и, не включая свет, пошла умываться. Тихо. Чтобы не разбудить зверя. Хотя нет. Он, наверное, уже на охоте. Жарит мясо, как в пещере. Костер, шкуры, запах тестостерона.

После умывания стало немного легче. Я поймала своё отражение в зеркале — растрёпанные волосы, бледная кожа, взгляд человека, который только что пробежал стометровку.

— Красавица, — пробурчала я себе, — и умница, главное.

На кухне было тепло. Пахло жареным. Я шагнула — и замерла.

Он стоял у плиты. Без носков, в футболке, брюки с низкой посадкой, и всё в нём кричало: «Чувствуй себя как дома». Пф.

Я почти развернулась обратно. Но он услышал шаги и обернулся.

— Утро доброе, — сказал он и перевернул омлет на сковороде.

— Оно было бы добрым, если бы ты не жарил у бабушкиной плиты.

Он фыркнул.

— Плита старая, но жарит нормально. Ты кофе пьёшь? Заварной или растворимый?

— Я сама сделаю. — Я подошла к шкафчику, достала банку. — Где чайник?

Он молча подал мне чайник, как будто ничего не было. Ни вчерашнего шоу, ни матов, ни взглядов. Просто — нормальный будничный мужик. Я хотела заорать: «А ты вообще в своём уме?!», но сдержалась.

Взяла бабушкину кружку. С цветами, облупленная, с трещиной. Она всегда была моей. Даже когда я была ребёнком. Это была моя кружка.

Он посмотрел — и ухмыльнулся.

— Эй. Это моя.

— С каких пор?

— Я ей пользуюсь. Привыкай.

— Это была кружка моей бабушки. Я из неё пила, когда ты ещё, возможно, в носу ковырялся.

— Но я её мыл. Не ты.

Я резко развернулась, обняв кружку двумя руками.

— Ну тогда ты и бабушкину грядку застолби. Может, и она теперь твоя?

Он рассмеялся. Не громко, но искренне.

— Упрямая. Пытаешься казаться сильной. Даже если руки дрожат.

Я выпрямилась. Руки действительно дрожали. От холода. Точно от холода.

— Ты всё ещё здесь. Почему?

Он пожал плечами.

— Потому что имею право.

— Это был просто договор на проживание. Пока бабушка жива.

Он положил вилку, подошёл к столу, взял какую-то папку и кинул на стол.

— Ознакомься. Завещание — тебе. Но у меня — официальная аренда. Зарегистрированная. И бабушка оставила в бумагах пометку, что я имею право жить до урегулирования имущественных вопросов. Закон есть закон.

Я не взяла папку. Просто смотрела. И почувствовала, как снова горит кожа. Но не от стыда, а от гнева.

— У меня нет сил это сейчас читать.

— Тогда не лезь. Я не твой гость. Я здесь потому что сам привёл все в порядок. И дом этот на мне держится последние полгода. Ты приехала — и сразу решила, что я — ошибка? Может, ты — ошибка?

— Что ты сказал?!

Он пожал плечами, снова подошёл к плите.

— Завтрак хочешь?

— Я не сижу за одним столом с самозванцами.

— А я не зову. Кофе сама налила — уже молодец.

Я взяла телефон и ушла в комнату. Сердце колотилось. Ноги — ватные. Я закрыла дверь и села прямо на пол.

Нашла контакт — Мила. Юрист, знакомая по работе.

— Мил, привет. Слушай, вопрос дурацкий. Если у меня есть завещание на дом, но в нём живёт человек, у которого аренда…

— Договор зарегистрирован официально?

— Говорит, да.

— Если всё по закону, ты не можешь его выгнать. Только через суд. Или по соглашению. Либо выкупай его право проживания.

— Что значит «выкупай»?! Это мой дом!

— Если бабушка так оформила — у него есть временное право. Даже если морально ты права, юридически — не всё так просто.

Я сбросила вызов.
Смотрела в экран, как в окно.
Он не уходит. И я не могу его выгнать.
Значит, жить с ним под одной крышей.
С тем, кто называет мою кружку своей.
С тем, кто смотрит так, как будто уже стёр меня с простыней.

Мне пришло уведомление на почту. Новый заказ. Я открыла переписку — клиентка по обложке для книги. Она написала: «Можно чуть милее? Добавьте кошечку. И меньше сексуальности. Но чтобы было возбуждающе. И фэнтези. Но без магии. И, пожалуйста, не так мрачно».

Я уставилась на экран.

— Ага, и чтоб единорог в купальнике, — пробормотала я.

Ответила максимально вежливо. Закрыла ноут. Глубоко вдохнула. Посмотрела на потолок.

Работа дизайнером — это как жить на вулкане: с виду красиво, внутри всё время кипит. Самое сложное — не сама графика, не цвета и макеты. Самое сложное — люди. Они не знают, чего хотят. Они путаются, передумывают, не могут дать однозначный ответ. Иногда я сижу с чашкой кофе и правлю шестой вариант логотипа, обложки или макета, а в голове только одно: «Зачем мне всё это?»

Но каждый раз, когда появляется идея, ты оживаешь. Когда видишь, как из пустоты рождается обложка, логотип, визуальная история — приходит то самое чувство. Творчество, как бы оно ни било по нервам, всё равно лечит.

Я пришла в дизайн не потому, что с детства мечтала рисовать логотипы и подбирать шрифты. Всё вышло банальнее — и честнее. Мне было девятнадцать, я только закончила колледж по направлению «реклама и PR», а в университете, куда поступила заочно, было больше теории, чем жизни. Хотелось работать руками, глазами и головой.

Потом я случайно попала на стажировку в маленькое дизайн-агентство. Мне тогда дали нарисовать баннер для кофейни, и я, не зная ни правил композиции, ни имея опыта работы в Фотошоп, накидала что-то в «Пейнте» и PowerPoint. Руководитель ржал, но что-то в моей подаче ему понравилось — и оставил.

Глава 5 Лика

С самого утра я была решительно настроена.
Сегодня. Сейчас.
Никаких недомолвок, взглядов исподлобья и закулисных манёвров. Сегодня я собиралась поговорить с Алексеем по-взрослому: расставить границы, установить правила, раз и навсегда определить — кто и как живёт в этом доме.
Всё. Хватит ходить кругами.

Я натянула свитер, тёплые носки, сделала себе чай с лимоном и вышла в гостиную, морально готовая к бойцовскому раунду под названием «Договор о мирном сосуществовании».

Но гостиную встретила... тишина.
Алексея не было. Ни на кухне, ни у печки, ни даже на улице под окнами.

Хорошо. Отлично. Это даже лучше. У меня будет немного времени на себя — выдохнуть, собраться и привести мысли в порядок. А ещё… хоть каплю тепла и спокойствия в этот промозглый деревенский день.

Я расстелила йогамат на полу, включила колонку. Для полноты ритуала я зажгла тонкую палочку благовоний — "Сны Будды", кажется. Тонкий дымок потянулся вверх, заполняя комнату мягким, чуть сладковатым ароматом с нотками сандала и чего-то... пряного, будто перца, но не резкого.

Тихая музыка — нежные переливы, звуки воды, дыхание — наполнила пространство.
Я встала в позицию. Глубокий вдох. Медленный выдох. Тело натянуто, как струна, но разум — постепенно расслабляется.
Я так давно не чувствовала спокойствия. Именно такого — когда никто не говорит, не трогает, не заходит без стука. Когда можно просто… быть.

«Собака мордой вниз». Плавно. Ладони упираются в ковёр, таз вверх, ноги тянутся.
Плавно — «Поза воина». Ощущаю себя сильной. Сфокусированной. Такой, какой давно не была.

И тут, как по команде судьбы:
дверь хлопает.
За ней раздаётся топот ботинок, шорох одежды. Потом — глухой стук. Похоже, он швырнул что-то тяжёлое у входа.
Дрова?

Я замерла в асане, стараясь не терять дыхание.

— Не сейчас, — пробормотала себе. — Не сейчас…

Щелчок.
Музыка выключилась.
Просто — тишина.

— Ты серьёзно?! — Я выпрямилась, глядя на него с коврика.

Алексей стоял в дверях. Куртка раскрыта, рубашка прилипла к телу, на ботинках — снег. Щеки пылали, волосы чуть влажные, взгляд… как будто он собирался выгнать меня из собственного дома.

— Это... — махнул он в сторону колонки, — невозможно слушать. У меня от этих вздохов и звонов ощущение, что мы тут шаманский ритуал проводим. С жертвоприношением.

— Это йога. Мой утренний ритуал.
— А у меня — утренний срыв.

— Ты не можешь просто выключать мою музыку!

— Но я сделал это.
Он прошёл мимо, снял куртку и швырнул её на стул.
— В этом доме не санаторий. И не твой личный салон для духовных практик.

— А ты не хозяин в армейском бараке! У нас тут не учения! — Я встала с коврика, чувствуя, как внутри нарастает злость.

— Ты мне сейчас пропишешь распорядок дня?
— Нет. Я предлагаю договориться как взрослые люди. Мы оба не в восторге. Значит, надо чётко обозначить рамки.

— Рамки?

— Пространство, границы, уважение. Не трогаешь мои вещи, не лезешь в мои привычки, не выключаешь мою музыку. Я не возражаю и терплю твое присутствие, пока мы не разберемся с документами.

Он фыркнул, открыл шкаф, достал кружку.

— Ну что ж. Тогда, в духе нашей новой системы координат, сообщаю: сегодня ко мне приезжает друг. С ночёвкой.

Я моргнула.
— Ты… не собирался меня об этом даже предупредить?

— Сейчас предупреждаю.

— А если я против?

Он посмотрел в мою сторону, не мигая.

— То он всё равно приедет.

— Это не обсуждение. Это ультиматум.

— Нет. Это жизнь, Лика. Добро пожаловать в реальность.

Я сжала кулаки, чувствуя, как тепло, которого я пыталась добиться асанами, теперь перешло в жар гнева.

— Ты невыносим.

— Зато честен. И, кстати, я проветрю дом. Из-за твоих палочек, или как они называются, просто нечем дышать.

Я схватила коврик и вышла из комнаты, сжимая зубы. Пальцы дрожали. Не от холода. От него. От злости. От бессилия.

Зашла в комнату, швырнула телефон на кровать, села рядом, прижала подушку к груди. Потом взяла мобильный и набрала Полю.

Она ответила сразу.
— Ну, рассказывай. Как там твой деревенский маньяк?

— Поля, он привозит друга. На ночь. Тут будет два мужика. А я — одна.

— Ого! Намечается веселый вечер?
— Поля! — простонала я.

— Ладно-ладно. Ты чего, реально боишься?

— Я не знаю! Он… он как будто постоянно на грани. То язвит, то смотрит, как будто готов сожрать, потом — молчит, как будто я пустое место.

— Ммм. Интрига.
— Поля.
— Всё. Я приеду.

— Что?

— Да. Считай, что я — твоя телохранительница. Привезу вино, пару шуток и хрен ему, а не вечеринку в духе «мужик да мужик».

— Ты с ума сошла?

— Конечно. Но не настолько, чтобы бросить тебя на растерзание этим альфа-самцам. До вечера буду.

— Поля…

— Ты ещё спасибо скажешь. Главное — найди мне нормальную подушку. Я с чужими не сплю. С чужими подушками.

Я рассмеялась сквозь злость. Поля — как сигарета на нервной почве. Вредная, но спасает.

Спустя несколько часов я стояла у шкафа, сжимая в руке два свитера: один — объёмный, серый, максимально «не трогай меня», второй — приталенный, мягкий, с глубоким вырезом. Цвет сливовый. Такой... женский.
Нахмурилась.

Серый — безопасно. Сливовый — вызов.
Положила оба на кровать, села рядом, глядя на них, как будто они могут решить мою жизнь. А зачем я вообще выбираю? Мне что, важно, как я выгляжу перед ним и его дружками?

Я вздохнула, встала, отодвинула серый. Надела тот, что с вырезом. С джинсами — нормально. Без пошлости. Просто… красиво. Просто пусть смотрит, если так уж хочется.

И в этот момент я услышала, как открылась входная дверь.
Громко.
И сразу же — хриплый мужской голос: