Под пение оляпки

Сейдкона

Зарево пожара задорными бликами отражалось в неспокойной воде. Огонь перепрыгивал с волны на волну, постепенно заполоняя собой весь берег. Слышались крики, звуки ударов и детский плач. Снег, что в эту пору еще лежал неподъемным грузом на северных землях, чернел от гари и опадал талой грязью из-за жара.

Насыщенно синяя, казавшаяся кристально чистой, вода мерно переливалась под лучами осеннего солнца. Рыжая красавица уже давно вошла в свои владения, успев переменить облик леса и сорвать изрядно пожелтевшие листья практически везде. Давно прошел праздник урожая. Жители Шлесвига готовились к долгой и суровой зиме, подновляя крыши приземистый изб, делая последние запасы, да проверяя надежность городских стен. Многочисленные лодки пока еще игриво приподнимались на волнах, но занимали ничтожно мало места в порту. Их более внушительные товарки покинули заводь Шлесвига еще весной, унося на своих бортах северян в далекое и кровавое путешествие. Ныне каждый житель поселения ждал, что со дня на день драккары должны вернуться. Никто не сомневался, что те войдут в порт на правах победителя, но все таки украдкой возносили молитвы, отгоняя от сердец тревогу.

Асгейр хорошо знал и понимал их чувства. Еще будучи мальчишкой он сбегал с родительской фермы, проносился по тропкам полей, пролетал мимо крепких деревьев и с замиранием сердца выходил на здоровый холм, что находился в паре верст от Шлесвига и плавно перетекал в скалистый берег. С его лысой, точно здоровая проплешина, вершины открывался мало-мальски неплохой вид на небольшую долину и фьорд, к которому она примыкала. Лучший обзор был лишь на скальных выступах, но тогда еще маленький Асгейр никак не набирался духу их покорить. Именно на этом холме он любил проводить время, с замиранием сердца вглядываясь в даль и ожидая возвращения соплеменников. Викинги. Как много в себе содержало это ремесло! Бесстрашные, коварные и неутомимые морские разбойники, приносившие городу богатства разграбленных деревень и поддерживающие его статус. Их уважали. Их боялись. И им завидовали. Даже ярл был вынужден считаться с их мнением. Маленький Асгейр смотрел на них раскрыв рот и мечтал, что когда-нибудь и он станет одним из них.

С того времени прошло немало зим. Асгейр вырос и теперь стоял на добротных досках драккара, вглядываясь в постепенно проступающий берег родных земель и ощущая, как редкие холодные капли опускаются на лицо и одежду. Из угловатого мальчишки с вечно разбитыми коленками он превратился в крепкого и широкоплечего воина. Волосы больше не торчали грязными паклями во все стороны, а были аккуратно заплетены в тугую косу на затылке, что доставала до основания шеи и буквально искрилась на солнце золотом и медью, напоминая лесной пожар. Не каждая женщина могла похвастать такой гривой, которой одарили боги Асгейра, при этом совершено позабыв о гордости любого мужчины — бороде. Та росла неохотно, слабо и неравномерно, а потому северянин не рисковал ее отращивать, ограничиваясь огненно-рыжей щетиной, которая хотя бы частично прятала по женски тонкие черты лица.

Мужчина провел мозолистой ладонью по подбородку и перевел взгляд на паруса. Темно-синяя ткань горделиво выгибалась под порывами ветра, будто и сам корабль хотел в родную гавань не меньше, чем снующие по нему люди. Они припозднились. Гнев Тора настиг их небольшую флотилию на полпути к родным берегам, разметав драккары и забрав горсть людей. Потребовалось несколько дней, прежде чем они вновь собрались вместе и встали на прежний курс. Но на этом трудности не закончились. Пережив гнев громовержца, через пару дней они попали в полнейший штиль. Злая насмешка богов. Но северяне оказались готовы и к ней. Сложились паруса и опустились в воду длинные весла, наполняя окрестность слаженным плеском.

— Если ветер не изменит направления, то к вечеру войдем в порт, — хриплый до стального скрежета голос раздался за спиной Асгейра, и только тогда мужчина услышал приближающиеся шаги.

— А если изменит?

— То наляжем на весла и к вечеру зайдем в порт, — подошедший устало улыбнулся, опираясь о фальшборт руками.

Это был мужчина выглядевший не сильно старше Асгейра. И лишь немногие знали, что Мортену уже хорошо за тридцать. Высокий и крепкий, с пшеничного цвета волосами неровно остриженными до плеч, в которых проступающая седина была практически незаметна, и густой бородой, что была лишь чуть темнее волос. Широкую шею уродовал рваный бугристый шрам, начинающийся у левой ключицы и доходящий до правой стороны подбородка. Славный подарок от вепря, полученный воином еще сопливым мальчишкой, частично повредил голосовые связки, сделав и без того не певучий голос Мортена более каркающим и скрежещущим.

— Осень в этом году ранняя. Небось поля уже готовы к зиме, — Мортен, внимательно вглядывающийся в скалистые берега фьорда, проплывающие мимо драккаров, перевел изучающий взгляд карих глаз на товарища.

Он смотрел долго, испытывающе и внимательно, словно старался заглянуть под череп и выпотрошить все мысли собеседника. Асгейр старательно делал вид, что подобного внимания не замечает, сложив руки на груди и не отводя взгляда с горизонта.

— Жаль, что не поспели к Блоту, — несмотря на слова, сожаления в голосе рыжего воина не было ни на грамм.

— Не пытайся меня обмануть, Асги. Вс... — однако договорить Мортен не успел, северянин нагло перебил его.

— Если бы ты не был ярлом, я бы уже давно выбил тебе парочку зубов за столь вшивое искажение моего имени, — Асгейр повернулся к другу, облокачиваясь о борт поясницей.

— Как в прошлый раз, когда твоим завтраком стал чернозем?

Ветер с Хэльгафёлла

Гнетущая тишина разрывала мозг. Да и тишиной это назвать было сложно. С бесстыдно голых веток изредка падали капли, с силой ныряли в щедро разбросанные лужи, и сливаясь с разлитой в округе водой, расходились убывающими кругами. На дереве пронзительно вскричал ворон, перелетая на соседнюю ветку и с любопытством всматриваясь в землю. Им бы уже давно пора улететь. Дожди постепенно смещались снегом, в скором времени обещая и вовсе уступить зиме, заглядывающей в распахнутые двери. Но ворон, вопреки всем ожиданиям, сидел на ветке, злобно каркая на всю округу. Не иначе как Один послал своего верного слугу на разведку. Вторя птице, в Шлесвиге зашлась лаем собака. Ошейник сильно перетягивал ей горло, отчего звуки хриплым громом заполняли округу. Но ничего из этого не могло нарушить ту тишину, что образовалась на берегу горной реки, где молчаливым полукольцом стояло четыре человека. Еще один, оказавшийся хрупкой женщиной с растрепанной русой косой, презрев грязь и холод, сидел прямо на земле, спрятав лицо в дрожащих руках и беззвучно рыдая. Никто из присутствующих не проронил ни слова. И от этого тишина еще сильнее давила на нервы.

Рядом с женщиной безжизненной грудой тряпок лежал темноволосый мужчина. Черты его были до боли безмятежны. Мокрые волосы облепили лицо, а синие, словно холодное северное море, глаза глядели в пустоту. Асгейру мерещилось, будто взгляд вполне осмыслен и провожает покинувшую тело душу. От подобных игр воображения становилось не по себе. Но северянин ничего не мог с этим поделать. После того, как старая сейдкона напоила его какой-то дрянью, с его головой явно было не все в порядке. Впрочем, идти к хитрой ведьме повторно у мужчины не возникало и мысли.

По правую сторону от Асгейра неловко замер Косолапый, изредка переступая ногами. За ним стоял корабельных дел мастер Давен, чьи коротко стриженные волосы цвета меда мокрыми иглами торчали во все стороны. Именно он недавно вытащил тело Гуннара на берег, вырвав его в неравном бою из лап ледяной реки. Мужчину била мелкая дрожь, отчего стук зубов долетал до Асгейра. С левой стороны от рыжего викинга на происходящее хмуро взирал поджарый мужчина, чьи льняные волосы выгорели практически до белого цвета. Йон являлся давним другом Асгейра и Вигдис. Он привел женщину к телу мужа, и теперь нервно сжимал пальцами пояс, не в силах оторвать взгляда от удручающей картины.

Асгейр положил ладонь на вздрагивающее женское плечо. В душе викинга тихое торжество боролось с болезненно сжимающимся сердцем. Мужчина не желал смотреть, как давится рыданиями подруга детства, каждый вздох которой заставлял его переживать все сильнее и испытывать ощущения сродни укусам рассвирепевшей кошки. Гуннар, — муж Вигдис, — был надежным товарищем, испытанным в бою и набегах. Асгейр не водил с ним тесной дружбы, но всегда знал: мужчина, как тень, будет следовать за ним, какой бы безжалостной не оказалась схватка. И на пару они действительно были непобедимы. Теперь надежная тень лежала у его ног утопленником. И самое худшее, Асгейра не покидала мысль, что он сам стал причиной этой трагедии.

Перед взором викинга ожили недавние события. Выскочив из гостеприимного дома лесной ведьмы, он хотел кинуться к Мортену, да вовремя сообразил: ни от кого толка сейчас не будет. Шлесвиг праздновал удачный набег, и просить от его жителей о трезвости уже было поздно. Асгейр терпеливо решил подождать следующего вечера, не без удивления обнаружив в своем доме пленную рабыню. Рассудив, что от девки может быть польза, а до следующего похода еще вся зима, мужчина оставил ее у себя. Следующим же вечером северянин все как на духу выложил Мортену и Давену. Единственным, кому он доверял безоговорочно. Следующие три недели они потратели на ненавязчивые расспросы, наблюдение и вынюхивание всего, что хоть как-то могло пролить свет на события, произошедшие чуть ли не год назад. За это время в суть дела был посвящен и Гуннар. Именно он отправился в Хардангер, дабы встретиться с давешним жителем, некогда бывшем в дружине ярла Толлэка. Выбрали Гуннара единогласно. Асгейр слишком приметен для подобного дела, Мортен являлся ярлом, а Давен слыл слишком хорошим корабельщиком и лишь самый темный фермер не признал бы его по приметам: у мастера отсутствовало правое ухо, и короткие волосы вовсю демонстрировали сие увечье. Гуннар покинул город накануне вечером. А уже сегодня его тело нашли в реке.

— Вигдис, пошли домой, — Асгейр присел рядом с подругой, приобнимая ту за плечи.

Женщина нехотя поднялась, вытирая озябшими руками слезы. Казалось, что рядом с мужчинами стоит приведение. Бледная и осунувшаяся, с печальными глазами полными слез Вигдис была бестелесной копией самой себя. Северянин поднял вопросительный взгляд на товарищей.

— Иди-иди, мы тут сами управимся, — махнул рукой Давен.

Асгейр благодарно кивнул корабельщику и принялся осторожно, но непреклонно уводить Вигдис прочь от реки. Какое-то время она оглядывалась назад, но увидев как Давен принялся обыскивать Гуннара, перестала. Корабельщик же, под удивленные взгляды Косолапого и Йона, бесцеремонно исследовал тело.

***

Вечером жители Шлесвига стояли около деревянного помоста, собранного в виде лодки и обложенного небольшими серыми булыжниками по периметру. По округе разносилось журчание ручья, да трели одинокого дрозда. На деревянном ложе возлежал Гуннар. Его облачили в броню, рядом с телом, как предписывали законы богов, положили топор и меч, а также несколько вещей, которые могли понадобиться в загробном мире. Отец часто говорил Асгейру: «Один повелел, что каждый должен прийти в Вальхаллу с тем добром, которое было с ним на костре.» Эти слова особенно явственно вырезались в памяти мужчины после первого погребального ритуала, унесшего на великий Хэльгафёлл близкого друга. Асгейр не сомневался, что и Гуннар будет ожидать их на священном холме, как и многие северяне до него. И многие после. Не каждому человеку суждено попасть в Вальхаллу пред очи всеотца. Кто-то отправится на священный холм Хэльгафёлл, другие станут гостями в Фолькванге, заполнив луг песнями и смехом, а кому-то суждено пополнить войско Хелы.

Медведь ярла Толлэка

Зима, наконец, решила заявить о своих правах, и снег неумолимо погребал под собой все пространство, в неровном танце опускаясь на землю. Мир терял очертания, опуская голову перед ледяной властительницей.

Хардангер лежал в низине, с одной стороны упираясь в морской залив, с другой прикрываясь скалами, а с третьей к нему подступал еловый бор, что плавно спускался с холма. Дорога, соединяющая город со Шлесвигом, жирной змеей вилась меж елей, в тщетной попытке облегчить спуск телегам, и упиралась прямиком в дубовые ворота. Чем ближе она подходила к Хардангеру, тем меньше деревьев скрывали ее от сторонних глаз, а близ прочного частокола и вовсе не было заметно даже ветхого куста на расстоянии нескольких саженей. Защитники города постарались на славу, выкорчевывая вековые деревья, чтобы никто не мог подкрасться незамеченным. Именно на границе бора, оставаясь под защитой раскидистых веток, Асгейр остановился, внимательно вглядываясь в просыпающийся город. Пегий конь гневно грыз удила, изредка стряхивая с морды налипающий снег. Он был разгорячен и приплясывал на месте, не одобряя решение всадника медлить. Но викинг не обращал внимание на животное, уверенно удерживая левой рукой поводья и не позволяя сорваться с места.

Во время дороги перед взором изредка вспыхивали обрывки видений, но Асгейр двигался слишком быстро, чтобы они могли развернуться в полную силу. А потому тайная сила растворялась, стоило коню отъехать от места на несколько шагов. От этого затягивающимся узлом ломило в висках. И Асгейр уже не был столь уверен в своем здравии, как еще несколько дней назад. Казалось, словно смерть Гуннара открыла в голове у мужчины некую дверь, сорвав замок и выпустив наружу что-то весьма неприятное. Это нечто просачивалось наружу последние дни, слабым туманом оплетая сознание. Теперь же пелена была в десятки раз гуще. И если мимолетные миражи, будь то шелест листвы или шепот ветра, Асгейр еще мог списать на разыгравшееся воображение, то ночной сон и видения Гуннара под это уже не слишком подходили. Северянин боялся: как только он войдет в город и встретится с нужным человеком, видения вновь захлестнут его. Ведь понять по какому принципу они всплывают перед глазами он так и не смог. Однако более задерживаться было нельзя. Мало того, что Асгейр рисковал превратиться в живой сугроб и окоченеть, так скоро все жители Хардангера сбросят с себя оковы сна. В таком случае избежать встречи со знакомыми лицами и вовсе будет невозможно.

Приняв решение, мужчина чуть коснулся пятками лошадиных боков, посылая коня к воротам неспешной рысью, которая на улицах города и вовсе перешла в шаг. Оказавшись в кольце домов, Асгейр сильнее натянул на глаза капюшон плаща, да сгорбился в седле. Редкие прохожие провожали его едва заинтересованными взглядами и вновь возвращались к прерванным делам.

После того, как прошлой весной ярл Толлэк преждевременно распрощался с жизнью, Хардангером управлял молодой, но весьма честолюбивый северянин Хэкон, теперь питавший небольшую симпатию к выходцам из Шлесвига. Асгейр планировал зайти к нему позже и мягко намекнуть, что было бы неплохо объединить усилия и весной отправится в набег уже вместе. Большее число воинов могло обчистить не только худосочные деревни, но и рыбину куда как крупнее. Благовидный предлог объяснял причину столь раннего путешествия в Хардангер. Вызвать гнев Мортена Асгейр не боялся.

Необходимый дом обнаружился недалеко от причала. Небольшой, но добротный и сколоченный на совесть. Асгейр привязал коня и вежливо постучал. Дверь ему открыл пятнадцатилетний юноша, с заспанными глазами и только-только пробивающимся пушком над верхней губой.

— Позови отца, — требовательно проговорил Асгейр.

Дважды повторять не пришлось. Вглядевшись в мрачное лицо викинга, юноша поспешно скрылся в глубине дома, совершенно беспечно не позаботившись закрыть дверь. Асгейр этим тут же воспользовался, беззастенчиво переступая порог и отрезая холоду дорогу в нутро. Дом Эспена, — а именно так звали бывшего соратника Толлэка, — мало чем отличался от привычных жилищ северян. Прямоугольный строение, чья крыша держалась на столбах, расположенных в два ряда и деливших помещение на три равные части. В центре расположился очаг с едва тлеющими углями. Несмотря на то, что стены дома привычно были сколочены из двойного ряда досок, внутри помещение символично разделялось тонкими перегородками сплетенными из хворостин. Так тепло легче и быстрее расходилось по комнатам. Асгейр знал, что в домах побогаче помещений было больше и зачастую делили их вполне прочные стены и двери, украшенные резьбой. Он и сам раньше жил в таком, зимними вечерами выстругивая узорные треножники, створки или чашки. Но после пожара в нем что-то надломилось, и Асгейр не стал возводить очередной добротный дом, способный вместить в себя целую семью с ворохом детей.

В темноте жилища Эспена мало что можно было разглядеть. Сгустки черноты по углам и уютное мерцание угля создавало особую атмосферу, возрождая в памяти светлые воспоминания, от которых щемило сердце. Но магия истаяла, стоило негромкой возне внутри дома долететь до Асгейра.

Торопливые шаги и негромкая ругань возвестили о приближении хозяина. Эспен, светловолосый и бородатый мужчина около сорока лет, появился в проходе. За ним, стараясь не отстать, семенил юноша. Подбросив в очаг дров, мужчина повернулся к гостю, подходя ближе. Вспыхнувшее пламя высветило в полумраке комнаты острый подбородок, покрытый рыжей щетиной и плотно сжатые губы. Эспену потребовалось минута, чтобы вглядеться в лицо, скрытое тенью от капюшона, и понять, кто именно стоит перед ним. Чтобы мертвенно побледнеть ему хватило и пары секунд.

— Иди проверь скот, Роалд, — охрипшим голосом произнес хозяин дома, не сводя с Асгейра глаз. Тот, казалось, застыл молчаливым изваянием, пока парнишка не оставил их одних.