— Ты бы видела, какой у него зад! — громко воскликнула Вероника Золотова позади меня.
Соседка по парте, Ксюша, театрально прикрыла рот ладошкой:
— Ой-ой-ой…
И именно в этот момент за их спинами выросла, как тень, наша учительница русского языка и литературы Ольга Сергеевна.
— Надо же, — произнесла она с ледяным спокойствием.
— Ага, как орех, — не унималась Вероника.
— Золотова, раз уж вы обладаете такими глубокими познаниями в… мужских задницах, — сдержанно произнесла учительница, — может, тогда ответите по произведению Тургенева?
Класс замер. А потом — как прорвало.
Смех вспыхнул лавиной, кто-то стукнул кулаком по парте, кто-то закашлялся, а кто-то даже уронил ручку.
Я так громко никогда не смеялась. Буквально до слёз. У меня даже живот свело от этого резкого приступа хохота.
Веронике, впрочем, было совсем не смешно. Она побагровела, как рак, и медленно опустилась на стул, будто надеялась провалиться сквозь пол.
Ольга Сергеевна стояла с каменным лицом, как будто это был не урок, а театральная драма в пяти действиях, и она — режиссёр, за которым последнее слово.
— Я ж просто… — попыталась что-то сказать Вероника, но комок слов застрял у неё в горле.
— Можете продолжить, — любезно предложила Ольга Сергеевна. — “Отцы и дети”, страница 132. Сцена с Базаровым. Там, правда, ни о чьей пятой точке речи не идёт. Но вы уж как-нибудь справьтесь.
Класс захлебнулся новой волной смеха.
А Вероника… Вероника уставилась в учебник с видом человека, который поклялся больше никогда не обсуждать анатомию в школьных стенах.
Но урок только начинался. И если кто-то думал, что Ольга Сергеевна удовлетворилась победой — они явно не знали нашу Ольгу Сергеевну.
— Золотова, начинайте. Мы все затаили дыхание, — добавила она и села за учительский стол, скрестив руки на груди.
Вероника поднесла учебник ближе к лицу, словно надеялась, что между строк найдёт портал в другую вселенную.
— «— Зачем вы это сказали?» — начала она дрожащим голосом. — «Вы оскорбили меня…»
Некоторые всё ещё тихонько фыркали, но большинство уже просто ловило каждый звук — будто это был не обычный урок, а прямой эфир с места скандала.
— «Что ж… если я ошибся… извините меня…» — продолжала Вероника. Её голос постепенно креп. Даже я почувствовала, как неловкость превращается в напряжённую концентрацию.
— Вот, видите? — вмешалась Ольга Сергеевна, вставая снова. — Как только речь заходит о литературе, ваши речевые навыки волшебным образом просветлеют. Тургенев, оказывается, лучше действует, чем любой фильтр на TikTok.
Новая волна смешков. Легче, не такая злая. Уже не смеялись над Вероникой — смеялись вместе. Даже Ксюша, всё ещё прикрывая рот, теперь уже едва сдерживалась.
— Так, класс, — продолжила Ольга Сергеевна, — откройте страницы, как Золотова. И не забывайте: “что написано пером — не вырубишь топором”… особенно если оно уже записано в электронный дневник.
Я захихикала снова. Это был один из тех редких моментов, когда учительница не просто учит, а играет на сцене, держа нас всех в напряжении, как зрителей.
Когда урок закончился, и мы стали собираться, Вероника, всё ещё слегка розовая, бросила мне быстрый взгляд и буркнула:
— Всё равно у него зад как орех.
Я расхохоталась.
— Надеюсь, ты это Тургеневу расскажешь на следующем уроке.
— Ага, а он мне — про мораль и нравственность, — отрезала она, собирая тетради. — Вот где настоящая драма.
И, чёрт возьми, я была с ней согласна.
На большой перемене, мы наконец-то пошли в столовую. Мой желудок бунтующе урчал, призывая меня побыстрее добежать до очереди и сложить побольше еды на поднос. Ароматы вокруг были просто потрясающие. К счастью Лера, по блату попросила одного старшеклассника пропустить нас, и вот уже спустя пять минут, я довольная уминала воздушную пюреху с куриной котлеткой.
— Они с этими золотыми мальчиками совсем с ума посходили, — бросила Даша, закатывая глаза и отталкивая поднос с обедом. — Смотри на них.
Я повернулась. За соседним столиком девчонки устроили шумное собрание. В центре, как обычно, блистала Вероника Золотова, размахивая вилкой так, будто вела ток-шоу.
— О чём они? — спросила я.
— Ты серьёзно? — удивилась Лерка.
Даша даже приподнялась с места, глядя на меня с подозрением:
— Ты реально не в курсе?
— Да скажите уже, — вздохнула я.
— Про новую гимназию. — Даша сделала паузу, глядя мне прямо в глаза. — Исключительно для мальчиков.
Я моргнула.
— Что?
— Школа. Через дорогу от нас. Элитная. Закрытая. Девочек туда даже близко не пускают.
Лера мечтательно вздохнула:
— Я вчера видела, как они выходили. Боже, Сашка… Это не мальчики. Это будто актёры из американских сериалов. Один другого красивее.
— И чего такого? — хмыкнула я, но внутри что-то шевельнулось.
— Да всё! — Даша оживилась. — У них там забор под три метра. На окнах — тонировка. Камеры по периметру. Сотрудники охраны — как в банке. Их не видно, не слышно. Полная изоляция.
— Как тюрьма.
— Как замок, — поправила она. — Только для избранных. Ученики — дети депутатов, чиновников, звёзд. Их туда отбирают, как на кастинг.
Я прищурилась:
— И они не контактируют с внешним миром?
— Ни с кем. — Лера кивнула. — Даже учителя из нашей школы говорят, что туда не пробиться.
— Так Вероника сегодня на уроке, получается, не просто так орала про задницы, — догадалась я.
— Конечно, про них! — фыркнула Даша. — Влюбилась в одного, как дура. Там уже целая фан-группа. Планируют, как попасть внутрь.
— Операция «Золотые задницы», — пробормотала я.
Лерка прыснула от смеха.
— Ты не так уж и ошиблась. У них уже стратегия. Через знакомых, через забор, через “брат троюродной подруги”. Полный бред. Но азарт у них кипит.
— И ты туда же? — спросила я с прищуром.
Даша резко посмотрела на меня. В её взгляде вспыхнул огонёк. Тот самый.
Это была пятница перед длинными выходными.
Половина гимназии уже разъехалась по домам. В чате фанаток девочки скидывали, как мальчики массово выкладывали сторис с чемоданами, вокзалами и домашними кошками. Даже Егор Титов — главный объект спора, из-за которого всё это и началось — сегодня выложил в инстаграм сторис с подписью “Дом, милый дом” и видом с балкона родительского дома. А значит, его в школе не было.
Именно поэтому — сегодня или никогда.
— Охрана будет расслаблена, — прошептала Даша, проверяя время. — Не забудь: почти все уехали, но всё равно могут остаться какие-то преподаватели или дежурные.
— Это наш единственный шанс, — добавила Лера. — Сейчас или никак.
Меньше свидетелей. Меньше риска. Только пятничная тишина элитной школы, привыкшей к распорядку, дисциплине — и полному отсутствию девчонок.
Охранник в будке казался почти засыпающим. Телефон в руках, ноги вытянуты, взгляд в пустоту.
— Готова? — Даша кивнула на проход.
— Почти, — выдохнула я, и сердце отозвалось глухим ударом в груди.
Пока девочки двинулись вперёд — смеясь, словно по-настоящему что-то перепутали, — я задержалась на секунду в тени стены. Вдох. Выдох.
И — вперёд.
Карта. Писк. Щелчок.
Я проскользнула на территорию гимназии — в то самое место, куда девушкам запрещено даже приближаться.
Пятница. Ворота. Свобода. Риск. И я — между ними.
Как только калитка щёлкнула за спиной, я замерла.
На секунду показалось, что слышно даже, как бьётся моё сердце.
Прямо передо мной — широкая дорожка, ведущая к главным корпусам. Всё выглядело так чинно и аккуратно, будто я попала в фильм про английские колледжи: кованые фонари, ровные кусты, таблички с надписями «Корпус А», «Библиотека», «Администрация»… и ни души.
Лишь ветер шевелил верхушки деревьев. А ещё — флаги гимназии над входом. Один слегка потрёпанный. Второй — будто смотрит на меня сверху, осуждающе.
Назад ещё можно, — пронеслось в голове. Но я уже сделала шаг. И ещё один.
Блейзер немного натирал плечо. Капюшон спадал. Всё чувствовалось неестественно, как чужая одежда. Я поправила его, пригладила волосы и постаралась идти уверенно, будто я — свой. Один из них. Парень.
Обычный. Ничем не примечательный. Никаких подозрений.
Тишина была странной. Густой. Плотной. Я чувствовала её даже в ушах. Иногда доносились какие-то звуки: щелчок двери, эхо шагов где-то вдалеке, голос на втором этаже — глухой и неразборчивый. Может, преподаватель? Может, кто-то остался дежурить?
Я свернула к заднему корпусу, как говорила Даша.
Сразу направо. По лестнице. Второй этаж — общежитие.
Да-да. Самое настоящее крыло общежития, куда не допускают даже матерей учащихся.
Там, по словам девочек, был общий холл, шкафчики с личными вещами и — главное — доступ к спискам комнат. Именно туда мне и нужно было, чтобы украсть трофейные трусы Егора. Боже! Если меня поймают на краже чужих трусов, я от этого не отмоюсь до конца своей жизни..
Металлическая дверь впереди казалась непреодолимой. Но Даша каким-то чудом раздобыла код доступа. Я удивлялась, как Вероника настолько подошла серьезно к делу. Я бы назвала её маньячкой. С учетом информации которую она нам предоставила, попахивало сталкерством. И ее Катя, которая сливала ей информацию, явно не должна была этого делать. Ну ладно, не мне ли им читать мораль и судить о их действиях когда я сама в шаге от преступления. Если родители узнают мне конец. Если меня поймают мне конец. Если я буду стоять и дальше сомневаться то меня точно поймают.. Ладно..пора действовать.
3… 2… 1…
Щелчок.
Дверь поддалась.
Внутри — полумрак. Длинный коридор. Доски с графиками дежурств, стикеры на шкафчиках, чьи-то спортивные кроссовки у порога. Запах — остро-мужской: шампунь, дезодорант, пыль, еда.
Я внутри. Настоящее общежитие мальчиков. И судя по разбросанным вещам в коридоре, за порядком здесь никто не следит. Боюсь, представить — что происходит в их комнатах.
Я сделала осторожный шаг. Пол скрипнул. Где-то вдалеке хлопнула дверь.
Я резко замерла.
Остался ли кто-то? Может, кто-то проспал отъезд? Или просто решил остаться на выходные?
Вот чего я боялась.
Потому что если меня увидят — это не просто выговор. Это скандал. Нарушение устава. Проблемы для всех: для меня, для девочек, для охраны.
Но если я сейчас отступлю — всё было зря.
Я тихо пошла дальше, к лестнице на второй этаж. По пути мимо — открытая сушилка, автоматы с напитками, и даже маленькая игровая зона с приставкой.
Они здесь живут. Спят. Учатся. Шутят. Это их мир. А я — чужая.
Но именно поэтому мне нужно было это сделать.
Потому что только чужая может увидеть то, что другим не покажут.
Я метнулась в сторону и, не глядя, дёрнула первую попавшуюся ручку.
Дверь поддалась.
Темно.
Не раздумывая, я юркнула внутрь, захлопнула дверь и вжалась в стену, стараясь дышать как можно тише. За дверью хлопнула какая-то другая — и всё. Тишина.
Только теперь я поняла, насколько бешено колотится сердце.
Я очутилась в чьей-то комнате.
Жилой. Тёплой. По-мужски аккуратной.
На столе — стопка тетрадей, бутылка воды, какая-то книга с закладкой. Спинка стула слегка выдвинута. Кровать заправлена. На вешалке — тёмно-серый худи. Здесь всё было в каком-то пугающе-собранном порядке. Ни чипсов, ни валяющихся носков, ни фантиков. Идеально чисто.
Будто тут живёт не подросток, а… кто-то взрослый. Слишком взрослый.
Я осторожно подошла к прикроватной тумбочке.
Телефон на зарядке. Ключ-карта. И ученический бейдж, едва выглядывающий из-под тетрадки. Я вытащила его, прищурившись в тусклом свете из окна.
Леон Демидов.
Имя не показалось знакомым. Оно ничего не говорило. Но почему-то внутри сжалось.
Леон… Леон… Где-то я это слышала.
И тут всплыло.
Вероника. Её голос. И то, как она, кривясь, шептала мне на физкультуре:
— Только держись от него подальше. Серьёзно. Даже не смотри в его сторону.
Я метнулась в угол и в последний момент юркнула в щель между шкафом и стеной, прикрыв себя длинной шторой. Сердце грохотало так, будто вот-вот сорвётся с места. Я замерла, стараясь не дышать.
Щёлкнул замок.
Дверь медленно открылась.
Кто-то вошёл.
Шаги были тяжёлыми, неторопливыми, уверенными. Не похожими на испуганного ученика, вернувшегося за зарядкой. Эти шаги принадлежали человеку, который чувствует себя хозяином.
Он не включал свет. Лишь прикрыл за собой дверь и на несколько секунд замер у входа.
А потом — его голос. Тихий. Ровный. Спокойный.
— Ты не очень-то хорошо прячешься.
Я вздрогнула. Он видел меня. Знал. С самого начала.
Штора отодвинулась.
Передо мной стоял он.
Леон Демидов.
И в ту секунду, когда наши взгляды встретились, я будто перестала дышать.
Чёрные волосы цвета вороньего крыла мягко спадали на лоб, подчёркивая почти нечеловеческую бледность кожи. Ярко-зелёные глаза насыщенного, изумрудного оттенка смотрели прямо в душу — спокойно, уверенно, изучающе. Ни удивления. Ни страха. Только холодное спокойствие и любопытство, будто он не был шокирован тем, что в его комнате прячется неизвестная девчонка.
Аккуратный, прямой нос, чётко очерченные скулы, губы, которые будто специально созданы для поцелуев. Его лицо казалось выточенным — модельная внешность, совершенство в каждой черте.
Он был высок, подтянут, будто бы только что сошёл с обложки модного журнала. Но в отличие от парней, которые играют на публику, в нём была какая-то необъяснимая опасность. Спокойная. Невозмутимая. Холодная.
Он смотрел на меня молча. Несколько долгих секунд.
А потом произнёс, понизив голос:
— У тебя есть ровно пять секунд, чтобы объяснить, кто ты и что ты делаешь в моей комнате… — он чуть наклонил голову. — …пока я не вызвал охрану.
Я оцепенела.
Он смотрел на меня — как хищник, который уже понял, кого поймал, но ещё не решил, что делать. Взгляд острый, прямой, пронизывающий до мурашек. Ощущение, будто он знал обо мне больше, чем я сама успела понять.
Я пыталась что-то сказать — и не смогла.
В горле пересохло. Пальцы дрожали.
И тогда — я сбросила капюшон.
Чёлка распалась на лоб, волосы выскользнули из-под капюшона, и я осталась — такая, какая есть.
— Я… — выдохнула я, — я не парень, а девушка.
Он не отреагировал. Даже бровью не повёл.
— Меня зовут Саша, — быстро добавила я, стараясь говорить чётко, хоть голос и дрожал. — Я не вор. Не… не псих. Просто… меня уговорили. Это был спор. Глупый спор. Я не хотела никому навредить. Клянусь.
Молчание.
Я чувствовала, как во мне нарастает паника. Он не реагировал. Ни удивления, ни смеха, ни раздражения. Словно он всё это уже знал.
— Пожалуйста, — выдавила я, — я просто хотела доказать кое-что… и уйти. Я никому не скажу. Никому не расскажу. Если ты меня отпустишь… я уйду. Сейчас же. Ты никогда меня больше не увидишь. Обещаю.
Он смотрел.
Тихо. Без слов. Изумрудные глаза сверлили насквозь.
И только потом — медленно — он сделал шаг ближе.
Я отступила на полшага, инстинктивно.
Он всё ещё молчал. Его лицо оставалось каменным, но взгляд стал чуть… внимательнее. Будто он видел не просто нарушителя, а нечто другое. Или кого-то другого.
— Ты одна? — наконец спросил он.
Я кивнула.
— И ты решила просто… зайти в мужское общежитие?
— Не совсем. Я… — Я сглотнула. — Я не думала, что кто-то останется. Говорили, что все уехали.
— Я остался.
Голос его был глубокий, ровный, с лёгкой хрипотцой. От него мурашки пробежали по спине. Ни гнева, ни угрозы. Только спокойная констатация факта. Но почему-то именно это звучало страшнее, чем крик.
Я крепче вжалась в стену, снова чувствуя, как бешено бьётся сердце.
Он уже хотел что-то сказать — но вдруг замер. Его взгляд скользнул в сторону двери, и он поднял палец, требуя тишины.
Секунду спустя я услышала тяжёлые шаги в коридоре и знакомый скрип — кто-то открывал двери, проверяя комнаты.
— Чёрт, — прошептал Леон и резко подошёл ко мне. — Это комендант. Если она тебя увидит — тебе конец.
Он схватил меня за локоть и потащил к шкафу, затем резко распахнул его створку.
— Прячься.
— Что?.. — Я моргнула.
— Быстро. И учти… — он замер, взгляд впился в меня. — Теперь ты мне должна.
— Что?
— Желание, — тихо бросил он. — Я помог тебе — ты отплатишь. Когда скажу. Не сейчас.
Он швырнул мне в руки серую толстовку, и я машинально натянула её через голову, пряча волосы. Сердце колотилось в груди так, что, казалось, оно выдаст меня с потрохами.
Он затолкал меня в шкаф и едва прикрыл створку, оставив крохотную щель. Через неё я видела, как он спокойно сел на кровать и открыл книгу, как будто ничего не произошло.
Спустя секунду дверь открылась.
— Демидов, всё в порядке? — донёсся женский голос. Строгий. Подозрительный.
— Абсолютно, — отозвался Леон спокойно. — Я просто читаю. Тишина — редкость, решил воспользоваться моментом.
— Понятно… — Пауза. — Только не вздумай вылезать ночью. Ты ведь знаешь правила.
— Конечно, — с лёгкой усмешкой ответил он.
Дверь захлопнулась. Шаги удалились.
Я стояла в темноте, прислонившись к стенке шкафа, и только сейчас поняла — дрожу. Внутри всё сжалось от страха и… чего-то ещё. Невозможности понять, зачем он это сделал. Кто он такой вообще?
Кто такой Леон Демидов, и зачем я теперь должна ему желание?
Шаги в коридоре стихли.
Прошло, может, десять секунд. Или целая вечность — я не была уверена. Только когда дверца шкафа медленно распахнулась, я с трудом разогнулась, чувствуя, как онемели ноги.
Леон стоял напротив, всё так же спокойный, с лёгкой насмешкой во взгляде.
— Жива? — произнёс он тихо.
Я кивнула, вылезая наружу. Сердце всё ещё стучало слишком громко. Я ожидала чего угодно — крика, угроз, немедленного требования покинуть комнату. Но он просто посмотрел на меня и, чуть приподняв бровь, сказал:
Домой я вернулась в странном, расстроенном состоянии — как будто меня встряхнули изнутри.
Сердце глухо колотилось, будто я пробежала стометровку. В голове гудело, а перед глазами всё снова и снова всплывало его лицо. Леон.
Потрясающе красивый. Настолько, что рядом с ним Егор Титов, главный красавчик и гордость гимназии, казался… обычным.
Почему, собственно, Егор считался эталоном? Объективно — Леон выглядел куда эффектнее. Захватывающе. Так, что дыхание перехватывало.
Голова была словно в тумане, сердце глухо стучало в груди, и всё тело казалось каким-то чужим — будто я вернулась с экзамена, на котором не поняла ни единого вопроса, но всё равно кое-как его сдала.
Перед глазами — снова и снова — всплывал образ Леона.
Лифт медленно полз вверх, и я, едва сдерживаясь, чтобы не уткнуться в экран телефона, попробовала найти его в соцсетях. Ноль. Ни Instagram, ни TikTok, ни даже намёка на присутствие в сети. Как будто его вообще не существовало.
А ведь он точно был реальный. Я же его видела. Почти чувствовала этот взгляд.
— Какой же ты… — выдохнула я, глядя в пустой поисковик.
Дверь квартиры щёлкнула, и я вошла, зевая и таща рюкзак за собой, как мешок с картошкой.
— Привет, доча! — отозвалась мама из кухни. — Как дела в школе?
— Всё нормально, — отбрехнулась я рассеянно, направляясь в свою комнату. И тут…
ПРОИЗОШЛО НЕОБРАТИМОЕ.
Молния рюкзака была не до конца застёгнута. Стоило мне дёрнуть лямку, как оттуда — в идеальной, как по сценарию, дуге — выпали мужские трусы. Прямо посреди коридора.
Тишина.
Та самая, тяжёлая, как перед землетрясением.
— Э-э-э, это чё? — раздался голосок сбоку.
И тут, как черт из табакерки, из своей комнаты выскочил Тимка — мой восьмилетний брат с лицом охотника за сенсациями.
Он замер, уставившись на добычу, потом на меня. В его глазах родился блеск. Тот самый, от которого ты знаешь — всё пропало.
— Саша, — прошептал он. — Ты украла трусы?!
— Нет! — прошипела я. — Тихо! Это не то, что ты думаешь!
— МАААААМ!! — рявкнул он так, что стёкла дрогнули. — У САШИ МУЖСКИЕ ТРУСЫ! И ОНА ГОВОРИТ ЭТО НЕ ТО, ЧТО Я ДУМАЮ!
Мама вышла из кухни. Медленно. Очень медленно. В одной руке — половник, во второй — стакан воды. Она глянула на пол, потом на меня.
— Ну? — сказала она спокойно, но с той особенной интонацией, которая сигнализирует: твоя жизнь сейчас как на минном поле.
Я сглотнула.
— Это… э-э-э… для проекта! — выдала я. — Да, проекта! По… гендерным ролям! У нас тема недели — «Социальные маски». Вот. Это реквизит. Я… собираю образы.
Мама ничего не сказала. Просто смотрела. И было непонятно — верит она мне или уже мысленно ищет номер семейного психолога.
Тимка не унимался.
— А я думал, ты просто влюбилась. И решила взять трофей, как в «Игре престолов». Типа знак победы! Или заклинание привязки.
Я схватила трусы и швырнула их обратно в рюкзак, быстро застёгивая молнию.
— Тимка, молчи.
— Ага, конечно. Я просто комикс нарисую. «Моя сестра — охотник за трусами». Хочешь, ты там будешь с мечом? Или с крыльями?
— Если ты это кому-то покажешь — ты труп, — прошипела я.
Мама вздохнула:
— Если это действительно школьный проект, пожалуйста, держи весь… реквизит… при себе. Особенно когда приходишь домой.
Я кивнула, сгорев от стыда. Влетела в свою комнату и захлопнула за собой дверь.
Внутри — тишина.
И только сердце снова глухо билось.
Но уже не от страха.
Я села на кровать и уставилась в потолок.
Леон. Этот чёртов красавчик, из-за которого теперь даже моя семья думает, что я либо ведьма, либо начинающая маньячка.
А ведь это просто было задание.
Или?..
Я снова достала телефон. Всё равно никакой информации о нём.
Ни следа.
Как будто он специально избегает внимания. Как будто он сам тайна.
А я, по глупости, теперь вовлечена в какую-то игру.
И начала с… трусов. Просто идеально.
Я попыталась отвлечься. Переоделась, включила музыку в наушниках, даже открыла учебник — но строчки сливались в кашу.
Сколько бы я ни пыталась заставить себя думать о чём-то другом, всё возвращалось к нему.
К Леону.
Его голосу. Его холодному взгляду. Его полуулыбке.
И к его словам:
«— Теперь ты моя личная помощница.
— Я зову — ты приходишь.
— Как служанка.»
Я вжалась в подушку лицом. Почему я вообще согласилась?!
Сначала спор, потом шкаф, потом трусы… А теперь у него есть мой номер.
МОЙ НОМЕР.
Он может написать. Позвонить.
В ЛЮБОЙ МОМЕНТ.
— Ужас… — выдохнула я, зажмурив глаза.
Это как бомба с таймером. Я не знаю, когда она взорвётся — но точно знаю, что взорвётся.
Что он попросит? Принести кофе? Протереть ботинки? Притвориться его девушкой, когда надо будет кого-то отшить?
Я аж закашлялась от этой мысли и уткнулась в подушку сильнее.И ведь самое страшное — я не была уверена, хочу я, чтобы он написал… или боюсь этого до дрожи.
Его голос до сих пор звучал у меня в голове — глубокий, чуть насмешливый.
Как будто он знал всё.
Видел меня насквозь.
И теперь держал в руках мой маленький позорный секрет.
Мой телефон лежал на тумбочке — мёртвый, молчащий, как судья, перед тем как вынести приговор. Я раз двадцать бросала взгляд на экран, хотя знала — ни уведомлений, ни сообщений.
Тишина.
Но не та, которая успокаивает.
А та, которая напрягает.
Тимка снова забегал по коридору, выкрикивая что-то про «невидимые трусы-невидимки», а я прижалась к стене и прошептала:
— Господи, пусть он забудет про меня…
Или нет.
Пусть вспомнит…
Но не слишком быстро.
И желательно — без заданий, от которых потом стыдно жить.
Я думала, что смогу отвлечься. Ну подумаешь — служанка. Ну и что? Он же, может, забудет. У него, наверняка, куча дел, уроки, клубы, девушки…
Ага. Щас.
Телефон лежал рядом со мной на кровати. Экран был мёртво-чёрным, и это начало меня сводить с ума.
Утро началось как обычно: я проснулась за двадцать минут до выхода, в панике надела свитер наизнанку, попыталась умыться, но только намочила один глаз, съела полтора печенья, вылетела из дома с расстёгнутым рюкзаком — и только в лифте вспомнила:трусы.
Они лежали в боковом кармане, как проклятый амулет позора. Я боялась пошевелиться — вдруг зашуршат или вывалятся прямо на коврик. А если завуч увидит? Или уборщица?
Я шла по школьному коридору с поникшей головой и выражением лица, как у агента, несущего ядерный чемодан. Одна мысль стучала в голове:
Найти Дашу. Передать. Забыть. Жить дальше.
Но ещё до входа в кабинет на меня налетели Даша с Лерой.Обе — взъерошенные, глаза круглые, будто они прятались в кустах всю ночь.
— Ты почему вчера нам не позвонила?! — зашипела Даша. — Мы ждали тебя у ворот как дурочки! До самого закрытия!
— Серьёзно! — поддержала Лера. — Мы уже думали, тебя похитили! Или ты потерялась! Мы даже сторожа спрашивали!
— Я… — я замялась. — Там был… другой выход.
— Другой выход? — переспросила Даша подозрительно, сузив глаза. — Так это значит?..
Я замерла.
— Что — значит?
— Получилось у тебя? — прошептала она с заговорщицким блеском в глазах.
— Ты… ты достала?..
Я судорожно оглянулась по сторонам, распахнула молнию бокового кармана и осторожно, будто достаю реликвию, протянула свёрток Даше.
Она подскочила, выхватила его, развернула — и у неё отвисла челюсть.
— Обалдеть.
— Настоящие? — шепчет Лера.
— Пахнут… победой, — выдала Даша с благоговейным лицом, словно держала золотую медаль. — Ты реально сделала это.
— Только никому ни слова, ясно? — прошипела я. — Я и так вчера чуть инфаркт не словила.
— Да-да-да, — кивнула Даша. — Только Веронике отдам, и всё. Считай, мы ничего не знаем.
Меня передёрнуло.
— Подожди. Ты скажешь Веронике, что это я?
— Ну а кто? — пожала плечами Даша, пряча «добычу» в свой рюкзак. — Хочешь, я скажу, что это всё Лера придумала?
— Э-э-э! — возмутилась Лера. — С какого это?! Я вообще-то просто наблюдала!
— Ну вот и наблюдай дальше, — ухмыльнулась Даша. — Не переживай, Саш, она не будет тебя мучить. Ну, может чуть-чуть. С интересом.
— Боже… — я зажмурилась. — Я идиотка.
— Нет, — сказала Лера, положив руку мне на плечо. — Ты теперь легенда.
Я стояла у подоконника на третьем этаже, стараясь дышать медленно и выглядеть нормально. То есть — не как человек, который передавал мужские трусы через рюкзак своей подруге в утренней спешке.
Я убеждала себя, что всё уже позади. Что никто ничего не понял. Что Вероника, может, вообще не пришла сегодня.
И тут — как по команде:
— Саша.
Я вздрогнула.
Холодный голос. Спокойный, даже ласковый — но в нём чувствовалось что-то опасное.
Я обернулась.
Вероника шла ко мне неторопливо, с видом хозяйки положения. Рядом — Даша, в её руках — маленький свёрток. Тот самый.
— Значит, это оно? — спросила Вероника, подняв одну бровь и осторожно вытянув ткань из пакетика двумя пальцами.
Словно держала не трусы, а что-то подозрительное, но интригующее.
— Ну… да… — пролепетала я.
— Трусы Егора Титова? — переспросила она, чуть насмешливо. — Серьёзно?
— Мы же спорили, — подала голос Даша. — И Саша… ну, достала. Всё по-честному.
— Ха, — хмыкнула Вероника, вертя находку в руках. — По-честному. Это просто обычные трусы из магазина. Что тут такого? Купили где-нибудь в «Глории Джинс», наделали шоу. А ты, Саша, решила поднять статус в классе? Через нижнее бельё?
Я почувствовала, как заливаюсь жаром.
— Это не… мы не… — я заикалась, как будто язык стал ватным.
— Calvin Klein, — пробормотала она, изучая бирку. — Только вот Егор носит Tommy Hilfiger.
—Я видела..Красные с белыми полосками. У него целый набор.
Я оцепенела.
Почему она знает это?
Скорее всего он засветил их в инсте. Такие парни, как он любят покрасоваться своим накаченным телом в сторисах. Но, все равно я считала это очень странным.. Она знает какой маркой трусов Егор пользуется. Попахивает немного одержимостью и сталкерством.
— Так что, — сказала она, складывая трусы обратно. — Пока доказательств нет — считаю это фальшивкой.
—Вот если достанешь ещё что-то… ну, я не знаю… фото, запах, волос, отпечаток — тогда поговорим.
—А пока — ну…
—Реквизит уровня школьного кружка.
Она развернулась и ушла, оставив после себя шлейф духов и скомканную самооценку.
Я уставилась на Дашу:
— Ты что ей сказала?!
— Я? — округлила глаза Даша. — Ну, просто — что ты всё сделала. Типа, миссия выполнена. Я ж не знала, что она начнёт сверять бельё по бренду! Откуда ей вообще это известно?! Она что, каталог вела?
— Она что, его… нюхала?! — взвизгнула Лера, подскочив сбоку.
— Да какая разница! — прошипела я. — Она теперь считает меня лгуньей с трусами.
Лера закатила глаза:
— Ну, технически…
— НЕ ПРОДОЛЖАЙ.
Первые уроки прошли как в тумане.
Я думала, что самое напряжённое — это вручить Даше «трофей». Но нет. Это оказалось только началом.
К обеду по школе уже вовсю шептались:
«Саша притащила мужские трусы. Из гимназии по-соседству.Пацана оттуда.»
Никто даже не знал его имени. Для наших школьников элитная гимназия — как другая планета.
Но магия слов «элитная» и «трусы» сработала.
Слухи росли как снежный ком.
В коридоре мимо нас прошёл какой-то десятиклассник и вполголоса кинул:
— Слышь, а она и у нас потом чьи-нибудь стащит?
Кто-то прыснул за спиной. Кто-то захихикал. Я вжалась в плечи.
— Придурки, — прошипела Лера и бросила на них ледяной взгляд.
— Не обращай внимания, — добавила Даша. — Они даже не знают, кто такой Егор. Им бы только похихикать.
Мы вошли в столовую — и будто сразу оказались в центре внимания.
Все столы вдруг стали смотреть на нас. Кто-то даже показал большой палец вверх.
Я проснулась не от будильника, а от собственного сердца. Оно стучало так громко, будто у меня в груди кто-то устроил барабанный концерт.
06:42.
На экране — пусто. Ни сообщений, ни вызовов. Ни от него, ни вообще от кого-либо.
Только обои: закат и чайка. Спокойствие, которое не имело ничего общего с тем, что творилось внутри меня.
В школу идти совсем не хотелось.
Эта Золотова… Ну зачем мы с ней связались?
Я же чувствовала — эта курица обязательно выкинет что-то эдакое.
Из кухни доносились звуки утренней войны. Мама торопила Тимофея, заставляя его доедать кашу, ворчала что-то про позднее пробуждение и расписание. Папа, как всегда, в стороне — развалился перед телевизором, лениво комментируя новости.
— Саш, если поторопишься, я тебя по пути тоже подкину! — крикнула мама из коридора.
Мы с Тимом учились в разных школах.
Он — в гимназии для «одарённых» детей.
Я — в самой обычной. Для таких, как я. Для тупиц.
Ну или тех, кто однажды согласился на очень глупый спор.
Я натянула толстовку поверх футболки, сжала ремни рюкзака и, как автомат, вышла за порог.
Улица встретила утренним прохладным воздухом, влажным от недавнего дождя. Асфальт ещё не успел просохнуть, и мои кеды слегка прилипали к земле при каждом шаге. Всё казалось каким-то слишком настоящим. Слишком резким.
Словно мир знал — сегодня необычный день.
Сегодня — вызов.
На углу уже стояла мамина машина с открытой дверью. Тимка с недовольной миной сдвинулся в сторону, освобождая мне место.
Я молча забралась на заднее сиденье, уставившись в стекло. Сердце всё ещё колотилось, но теперь уже как-то глуше — как глухой набат. Не истерика, а предчувствие.
— Что ты такая бледная? — спросила мама, взглянув на меня в зеркало. — Опять в телефоне всю ночь сидела?
— Нет, — соврала я, не отводя взгляда от прохожих.
Она что-то пробурчала себе под нос и повернула ключ. Машина тронулась.
Мы ехали молча, если не считать маминого ворчания и Тимкиного шмыганья носом. Я пыталась думать о чём угодно, только не о нём.
О нём.
О “господине”.
О задании.
О трофее.
— Всё, приехали. Быстрее, я и так опаздываю, — буркнула мама.
Я вышла из машины. Закрыла дверь.
Стояла перед школой, будто на пороге неизвестного мира. Мирного, снаружи, как фасад школы с флагом и надписью “Добро пожаловать!”.
Но я знала: внутри — другая реальность. Игра, в которую я согласилась сыграть.
Я шагнула через ворота.
Начался мой первый день служанки..
В коридоре стояла обычная школьная суета: топот кед по линолеуму, визги девчонок, звон термосов, чавканье булочек и глухое бормотание дежурного у входа. Всё как всегда. Почти.
Я шла медленно, будто проверяя: не дрожат ли колени при каждом шаге.
— Ну наконец-то, — раздалось сбоку. — А я уж думала, ты слилась.
Я обернулась.
Вероника Золотова.
Идеальная укладка, фирменный прищур и взгляд человека, которому подвластны чужие нервы.
Она лениво жевала жвачку, прислонившись к стене у окна, и разглядывала меня с головы до ног, словно выбирала товар на распродаже.
— Ты как будто похороны кого-то отгуляла. Лицо — просто шедевр, — хмыкнула она. — Ночь была бурной? Или… жуткой?
Я сглотнула.
Нельзя было показывать, что внутри всё дрожит, как студень.
— Просто устала, — ответила я, стараясь звучать безразлично.
— Устала… — протянула она, медленно прищуриваясь. — Интересно…
Она явно собиралась сказать ещё что-то, но в этот момент мой телефон завибрировал.
1 новое сообщение.
От него.
Я выдернула телефон, глянула — и внутри всё обвалилось.
«У тебя пять минут добежать до чёрного выхода моей школы.»
Его школы..
Той самой, с высоченным металлическим забором, охраной на воротах и камерами на каждом углу.
Они стояли чуть поодаль от нашей школы — корпус в корпус, но как будто из другого мира.
Я не подумала — просто сорвалась с места.
Вероника что-то крикнула мне вслед, но я уже мчалась по коридору, перепрыгивая через сумки, увертываясь от учеников и учителей.
Выскочила из школы, свернула за угол, пересекла газон, промчалась вдоль спортплощадки. Потом через калитку во дворе — и по дорожке вдоль забора их гимназии.
Место, куда он звал, было за административным корпусом. У внешней стены.
В том месте, где между двумя зданиями — просвет. Тупиковый проулок, куда не заглядывают камеры и не ходят обычные ученики.
Он уже ждал.
Прислонившись к светло-серой стене, в идеально сидящем чёрном худи, с капюшоном на голове.
Будто он и был частью этого мира — закрытого, опасного.
— Минута и двадцать одна в запасе, — произнёс он спокойно. Ни улыбки, ни эмоций.
— Значит, ты всё-таки пришла.
Я задыхалась, но кивнула.
Он вытянул руку. В его ладони блеснула металлическая ключ-карта.
Я не успела разглядеть, какой именно — он уже сжал кулак.
— Идём. Мне нужна твоя помощь на сегодня.
Он обернулся ко мне и в следующую секунду снял через голову свою толстовку с эмблемой гимназии.
Бросил мне прямо в руки.
— Надень. И спрячь волосы.
Он посмотрел на меня серьёзно.
— Не хватало ещё, чтобы нас поймали на входе.
Я молча натянула его толстовку — ткань была тёплая, с запахом мяты и чего-то… слишком мальчишеского. Волосы собрала в низкий пучок, натянула капюшон.
Он остался в белой рубашке, слегка небрежно расстёгнутой у горла, и пошёл вперёд, даже не оборачиваясь.
Учебное здание гимназии оказалось именно таким, как я себе и представляла.
Огромное. Новое. Безупречно чистое.
Больше похожее на музей, чем на школу.
Высокие потолки, мраморные лестницы, стеклянные перегородки, электронные панели с расписанием — всё вызывало ощущение, что я попала в другой мир.
Мир, где богатство не скрывают — им дышат.
«Это мужицкий дождь»— пронеслось у меня в голове, стоило только войти внутрь.Повсюду — мальчишки в одинаковых пиджаках, дорогие ботинки, нарочито деловые лица.
После того как моя короткая, но унизительно запоминающаяся карьера личного писаря Леона Демидова подошла к концу, он молча кивнул мне и направился к чёрной двери. Той самой, что вела прочь из царства золотых мальчиков — и обратно в мой мир, где я всё ещё оставалась никем.
Я догнала его, отставая всего на пару шагов, стараясь ступать как можно тише. Он не обернулся, не произнёс ни слова — просто привычно откинул дверцу и, как всегда, вежливо придержал её, чтобы я прошла первой.
— Это теперь твоя новая должность? — пробормотала я, проходя мимо него. — Дверной джентльмен?
— Только для избранных, — лениво отозвался Леон. — И только по особым случаям.
Мы снова оказались в узком, слегка промозглом коридоре, ведущем к чёрному выходу из их гимназии. Слабый свет, прохладный воздух и это странное ощущение, будто идёшь по запретной территории — всё навевало чувство нереальности.
— Спасибо… — выдавила я неловко, глядя себе под ноги. — За то, что помог.
Он хмыкнул.
— Помог? Ты меня использовала, чтобы выкрасть трусы Титова. Думаешь, такое забывается?
— Эй! — Я остановилась. — Во-первых, это был спор! А во-вторых… ты сам согласился.
Он обернулся медленно, будто с трудом сдерживая ухмылку.
— Знаешь, мне нравится смотреть, как ты оправдываешься. Особенно, когда краснеешь.
— Я не краснею, — поспешно возразила я, чувствуя, как уши начинают предательски гореть.
— Конечно, конечно, — кивнул он с той самой дразнящей ухмылкой. — Ты просто… слегка порозовела. Чисто от холода.
— А ты, я смотрю, специалист по оттенкам смущения, да? — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Это тоже входит в твои должностные обязанности? Или ты просто от скуки решил переквалифицироваться в человеческий термометр?
Он прищурился, но с губ улыбка не исчезла.
— Нет, просто у меня отличный глазомер. Особенно в таких… случаях.
— Интересно, сколько ещё “случаев” ты сканировал, прежде чем стать таким знатоком? — я приподняла бровь. — Или ты коллекционируешь реакции людей, как я… кое-что другое.
Он на секунду замер — его ухмылка чуть дрогнула. Похоже, вспомнил.
— Осторожней, — протянул он, в голосе скользнула ленивая угроза. — Ещё одно слово — и я объявлю войну. А ты ведь знаешь: я не из тех, кто проигрывает.
Я усмехнулась.
— А я не из тех, кто сдаётся. Так что давай, Демидов. Начинай войну. Только учти — в этот раз дверь ты держать не будешь.
Он посмотрел на меня прищуренно, а потом вдруг громко расхохотался, запрокинув голову. Смех у него был слишком громкий для коридора — и слишком настоящий, чтобы быть просто игрой.
— А ты, блондиночка, умеешь удивить, — усмехнулся он, покачивая головой. В его улыбке было что-то… чертовски притягательное. Опасное. Как у человека, который привык играть с огнём — и никогда не обжигаться.
Я вскинула бровь, стараясь сохранить невозмутимость, хотя внутри всё дрогнуло.
— Вообще-то я натуральная, — фыркнула я. — В отличие от твоей скромности, которой, кажется, не было с рождения.
Он хмыкнул, сделал шаг ближе, слегка наклонился.
— Не было, — согласился он почти шёпотом. — И, честно говоря, мне это никогда не мешало.
Я закатила глаза, пытаясь скрыть, как предательски перехватило дыхание.
— Вот именно. Ты — живое доказательство, что скромность не всегда добродетель.
Он расправил плечи, будто ему действительно льстила эта реплика, и снова двинулся по коридору.
— Значит, тебя не пугает отсутствие добродетели? — бросил он через плечо. — Интересно.
Я догнала его, стараясь не показать, как колотится сердце.
— Я просто умею отличать понты от реальной опасности, — парировала я. — А ты, Леон, на понты тратишь больше энергии, чем на разговоры.
Он усмехнулся, не сбавляя шага.
— Ошибаешься. Разговаривать я умею шикарно. Просто предпочитаю, чтобы меня слушали… не ушами.
Он остановился у лестницы, ведущей вниз — к тому самому чёрному входу, через который он уже не в первый раз проводил меня наружу. В сторону соседней школы, где меня давно ждали обычные коридоры, одноклассники и реальность.
— А ты, по-моему, слушаешь слишком внимательно, Саша, — добавил он, повернув голову.
Я скрестила руки на груди.
— Да я вообще стараюсь тебя не слушать. Просто у тебя голос громче моего здравого смысла.
Он прыснул со смеху — уже сдержаннее, но с тем же самодовольством в глазах.
— Тогда держись за него крепче, блондиночка. Он тебе пригодится. Особенно теперь, когда ты официально стала частью моего расписания.
Я замерла на месте.
— Чего?
Он обернулся на лестнице, лениво приподняв бровь:
— Ты ведь не думала, что я вот так просто отпущу свою личную служанку?
— Леон… — начала я, но он уже скрылся за поворотом, оставив после себя запах кофе — и неприятно приятное предчувствие новых проблем.
— Во сколько у тебя большая перемена на обед? — раздался его голос сверху. Он стоял на пролёте выше, перегнувшись через перила с ленивым интересом в глазах.
— Что?! — Я прищурилась. — Разве сегодня я не помогла тебе?
Он наклонился чуть ниже, как будто разглядывал экспонат в музее.
— Да, и за это твоя очаровательная мордашка получит приятный бонус… — Он сделал паузу, будто смаковал слова. — В виде отдыха от меня на целых пару часов.
— Щедро, — пробурчала я. — Прямо как отпуск на Бали. Только без Бали… и без отпуска.
Он усмехнулся:
— Ты не представляешь, сколько людей мечтают об этом бонусе. Цени, пока дают, блондиночка.
— Ох, я ценю. Даже подумываю внести тебя в список благотворителей. Где-то между стоматологом и комаром, что укусил меня прошлым летом.
Он театрально приложил руку к сердцу:
— Больно. Но справедливо. Ладно, не скучай. Вернусь — и, возможно, с новыми… заданиями.
— Вернёшься — и получишь тапком.
Он только хмыкнул и, не оборачиваясь, скрылся за углом, оставив меня одну у выхода. И с ощущением, будто только что согласилась на что-то гораздо большее, чем просто “спор”.
Я едва успела выскользнуть через чёрный вход, как дверь за спиной с глухим щелчком захлопнулась. Мгновение постояла, глубоко вдохнула — и пошла по дорожке между школьными зданиями. Слева — элитная гимназия для мальчиков, где золотые короли вроде Леона Демидова строили свои игры. Справа — моя школа. Обычные коридоры. Обычные лица. Обычная я. Или уже не совсем.
На перемене возле кабинета литературы я заметила Леру и Дашу. Они стояли у окна, но как только увидели меня, сразу пошли навстречу.
— Ну наконец-то! — выдохнула Даша. — Мы уже думали, ты реально сорвалась!
— Ты в порядке? — Лера окинула меня внимательным взглядом. — Мы сказали, что ты домой побежала — ну, ты же сама так написала…
— Да, спасибо, что прикрыли, — быстро кивнула я. — У меня… экстренная ситуация. Шанс был — и я… Ну, короче, действовала по обстоятельствам.
— Из-за… месячных? — Даша понизила голос, как будто это было кодовое слово.
— Ага. — Я кивнула и отвела взгляд, делая вид, что вся такая смущённая.
Они кивнули с пониманием, но Лера чуть прищурилась.
— У нас с тобой один цикл, — напомнила она тихо. — Ты уверена, что у тебя сейчас?
Я замерла на долю секунды, но быстро собралась.
— Да, просто что-то сдвинулось. Стресс, гормоны, ты сама знаешь.
Лера ещё пару секунд смотрела на меня, потом медленно кивнула.
— Ну ладно… просто странно, что ты не переоделась. Если была дома.
— Ой, — я нервно хихикнула. — Я в спешке забыла. Там всё происходило в панике, знаешь ли. Вроде бы взрослые люди, а я как в квесте.
— Уж это точно, — Даша усмехнулась. — Саша в квесте — это теперь наш стиль.
Я что-то пробормотала и поспешила от них отойти. Внутри всё горело — как будто Лера своим взглядом копалась у меня в мыслях. Ещё чуть-чуть — и она бы вытянула оттуда всю правду. Надо было срочно перевести дыхание. Уйти. Стереть с лица следы элитного ада.
Женский туалет был почти пуст. Только слабое гудение вентиляции и капающая с крана вода. Я зашла внутрь, надеясь успеть привести себя в порядок до звонка, но стоило закрыться в кабинке, как дверь распахнулась — и я сразу узнала шаги.
Вероника.
Она появилась в зеркале, как всегда — идеальная укладка, идеальный макияж и идеально приподнятая бровь, когда наши взгляды встретились.
— Ну надо же, Козловская снова спустилась с Олимпа, — язвительно произнесла она, поправляя блеск на губах. — Как там твои «метеоризмы»? Все поверили, что ты сбежала из-за месячных. Даже подружки.
Я медленно вышла из кабинки, не сводя с неё взгляда.
— Я не сбегала. Я выиграла спор. Или ты забыла?
Вероника повернулась ко мне, с наигранным удивлением.
— Спор? Ах да, этот цирк с трусами. Ты серьёзно всё ещё думаешь, что я тебе что-то должна?
— Думаю, да. — Я скрестила руки на груди. — Ты ж при всех сказала: если я выиграю, ты целый месяц таскаешь мне кофе. Где он?
— А ты не боишься, что я тебе туда плюну?
— Золотова, у тебя мозги напрочь отсутствуют? — Я фыркнула. — Ты же сама это предложила. За язык тебя никто не тянул с этим дурацким кофе.
Она усмехнулась, криво, по-змеиному.
— Я передумала. Кто вообще сказал, что это были трусы Егора Титова? Вдруг ты из дома отцовские притащила? Или купила в «Глории Джинс» для правдоподобности?
— Тогда зачем ты вообще это всё затеяла?
— Скучно было. Решила лохушек развести. Посмотреть, кто клюнет.
Я подошла ближе.
— За языком следи.
Вероника шагнула навстречу, совсем близко.
— То же самое могу сказать и тебе, Козловская. Если не хочешь по своему красивому личику ногтями получить.
Мы стояли почти вплотную, и воздух между нами дрожал от напряжения.
— Осторожнее, Вероника, — сказала я холодно. — Ты только что подписала себе приговор. Потому что я — не лохушка. Я — твой самый большой просчёт.
Она медленно отошла назад, как будто ей вдруг стало не по себе, но уже через секунду на её лице снова появилась наигранная усмешка.
— Посмотрим, Козловская. Посмотрим, кто здесь просчёт.
И, хлопнув дверью, она вышла, оставив после себя запах дорогих духов и ощущение приближающейся бури
Я постояла пару секунд, вглядываясь в своё отражение в зеркале. Щёки горели, руки дрожали — не от страха, нет. От злости. И от этого мерзкого чувства, когда тебя пытаются выставить посмешищем, но не выходит… пока не выходит.
Я вытерла руки, вдохнула поглубже и вышла в коридор.
Возле стены стояли Лера и Даша. Они уже ждали — наверняка обсуждали меня.
Когда я подошла, Лера скрестила руки на груди и смерила меня долгим взглядом.
— Всё нормально? — спросила Даша, явно уловив моё напряжение.
— А что не так? — я натянуто улыбнулась.
— Просто выглядишь… как будто готова втащить кому-то, — хмыкнула она.
Я фыркнула.
— Лучше бы по расписанию раздачи кофе стояла сейчас одна знакомая особа, — пробормотала я и отвернулась.
Лера всё ещё смотрела на меня пристально.
— Ты точно из дома возвращалась?
Я встретилась с ней взглядом.
— А ты всё ещё не можешь поверить, что у меня цикл сбился?
Она чуть склонила голову, но ничего не ответила. Просто молча пошла вперёд, давая понять, что разговор на этом окончен… пока что.
Я медленно двинулась следом. Но внутри всё гудело.
Вероника не оставит это просто так. Это была только разминка.
Большая перемена началась с привычной суеты — грохот стульев, громкие голоса и топот по коридорам. Школа будто ожила. Я, Лера и Даша вышли из класса вместе с потоком остальных, направляясь в сторону столовой.
— Если сегодня снова дадут макароны с рыбной котлетой, я устрою бунт, — пробурчала Даша, щурясь на свет из окон.
— А если будет плов? — лениво спросила Лера.
— Тогда я передумаю. Пока.
Я шла между ними, кивая машинально, но мысли были совсем не о еде. Обрывки утреннего разговора с Леоном снова и снова всплывали в голове.
«Во сколько у тебя большая перемена?»
— Раунду чего? — нахмурилась я. — Это что, бойцовский клуб?
Леон фыркнул, едва сдерживая смешок, и посмотрел на меня так, будто вот-вот вручит медаль за остроумие.
— Мне нужно ненадолго выйти из гимназии. Ты подменишь меня на уроке французского.
У меня буквально челюсть отвалилась.
— Что?!! Ты с ума сошёл?!
— Да пока вроде нет. В полном здравии, без справки, — лениво усмехнулся он, словно обсуждали не дерзкий побег, а прогноз погоды.
— Леон! Я серьёзно!
— Так я тоже вроде не шучу.
Я подалась вперёд, почти грозясь ткнуть его в лоб.
— После всего, что ты уже выкинул, ты ещё надеешься, что я полезу на абсурд нового уровня?
— Ага. Учитывая, что тебе это даже нравится.
— Мне нравится? Да у тебя мания величия!
— Комплектуется харизмой, — подмигнул он. — Ну так вот. После последнего моего прикола меня без разрешения родителей вообще не выпускают ни на шаг. Даже на улицу. У нас тут почти тюремный режим — только без баланды.
— Так в чём проблема? Получи это разрешение и делай, что хочешь!
Он вдруг посерьёзнел. Взгляд стал тяжёлым, как будто разговор внезапно переместился на другую глубину.
— В этом и проблема, Блонди. Я не могу обратиться к ним.
Я сбавила тон.
— Почему?
Он отступил на шаг, будто между нами выросла невидимая стена.
— Прости. Мы с тобой ещё не настолько близки, чтобы я тебя посвящал в наши… семейные проблемы.
Я замолчала. Часть меня хотела уцепиться за эту трещину в его образе — впервые он выглядел не дерзким и самоуверенным, а… одиноким. Но другая подсказывала: не лезь. Он сам решит, впускать или нет.
Я выдохнула и буркнула:
— Я девушка. Как ты говоришь, «Блонди». Не брюнетка. Не парень. Как ты вообще себе это представляешь?
Он ухмыльнулся, будто именно этого и ждал.
— Наденешь мою толстовку. Капюшон на голову. Уткнёшься в парту. Всё. Стиль «интроверт, который не выспался». Я в нём работаю уже не первый год.
— Что?!
Он рассмеялся — звонко, как будто рассказал отличный анекдот.
— Не бойся. На последнем уроке я довёл мадам Дюбуа до состояния, близкого к нервному. После моего «музыкального перерыва» с колонкой и рэпом на французском, она, думаю, будет благодарна, если я просто буду молчать. Или хотя бы дышать в другую сторону.
— И ты уверен, что она не заметит, что я — это не ты?
— На этом этапе она просто молится, чтобы я не вёл себя как кретин. Увидит, что я — ну, ты — лежишь и молчит, решит, что я заболел. Или, не знаю… обрел дзен.
— А если она всё-таки подойдёт?
— Скажешь что-то невнятное по-французски. Желательно с хрипотцой. Или кашляни громко — сойдёт за простуду. Я, кстати, специально не брился сегодня. Будет больше правдоподобия.
Я уставилась на него, прищурившись:
— Ты что, репетировал этот сценарий заранее?
— Конечно. У меня всё по плану, Блонди. Просто ты в него ещё не вписалась. До сегодняшнего дня.
— А если кто-то из парней заметит? Кто-то заговорит? — я всё ещё пыталась найти лазейку, чтобы выскользнуть из этого цирка.
— Я предупредил Егора, что мой личный секретарь будет вместо меня. Он, если что, тебя прикроет.
Я замерла, моргнув.
— Подожди… Титов?
— Ага, — кивнул Леон, как будто речь шла о каком-нибудь скучном дяде из налоговой.
— Вы дружите?
— С первого класса. Уже как одиннадцатый год пошёл.
— Что?! — у меня в голове что-то щёлкнуло. Или сломалось.
Он рассмеялся, явно наслаждаясь эффектом.
— То есть… ты ж без проблем мог тогда дать мне его трусы и отпустить восвояси! — я уставилась на него с возмущением. — Зачем тогда весь этот театр, угрозы, охрана, допрос с пристрастием?
Леон склонил голову на бок и, совершенно не стесняясь, пожал плечами:
— Тогда у меня бы не было моего личного помощника Шурика.
— Меня зовут Саша.
— Не спорю. Но в моей голове ты уже официально Шурик. С личным доступом к зоне ограниченного доступа и уровнем допуска «выше директора».
Я закатила глаза.
— То есть ты просто использовал мой гениальный провал ради того, чтобы прибрать себе раба?
— Помощника, — поправил он важно. — Очень ценного, между прочим. В следующем месяце выдам тебе бейдж.
— Лучше выдай мне компенсацию морального ущерба.
— Выдам. Своей толстовкой. В ней тепло, уютно и абсолютная анонимность.
Я вздохнула.
— Ужас. Я соглашалась на глупости, но это — уже новое дно.
— Добро пожаловать, Шурик. Здесь тепло, весело и всегда есть план «Б».
Я стояла у заднего чёрного входа, кутаясь в огромную серую толстовку с гербом гимназии на груди. Толстовка была настолько велика, что я буквально терялась в ней: рукава сползали почти до колен, а капюшон — если надеть — закрывал мне половину лица. Герб с золотым львом и латинским девизом выглядел внушительно — и, что важно, убедительно.
— Ты уверена, что справишься? — спросил Леон, лениво облокотившись о перила.
— Нет. Абсолютно. — Я натянула капюшон глубже. — Но выбора у меня, кажется, нет.
— Вот и отлично. Главное — не разговаривай. Делай вид, что не выспался и не хочешь жить. Это мой обычный образ на французском.
— Образ? Леон, у тебя там культ личности?
— Пожалуйста, не разрушай миф. — Он подмигнул и слегка подтолкнул меня в спину. — Вперёд, Шурик. Покори зал ожидания ада.
Я вошла. И тут же пожалела об этом.
Коридоры гимназии звучали. Они не просто были заполнены мальчишками — они гудели, вибрировали, как улей, набитый слишком уверенными в себе пчёлами в дорогих кроссовках. Стены сияли мрамором, а потолки были выше, чем моя самооценка после первой неудачи. Я медленно двигалась по коридору, стараясь слиться с окружающей средой. Что было сложно. Очень.
— Эй, Леон! Чё с тобой? — кто-то хлопнул меня по спине. Я вздрогнула и пискнула… ну, почти пискнула. Вовремя прокашлявшись и опустив голову.
— М-м… не выспался, — прохрипела я низким голосом, одновременно стараясь звучать как Леон и не задохнуться от паники.
— Ха! Похоже, вчера опять всю ночь в доте рубился! — и парень, не дожидаясь ответа, бодро протопал дальше.
Я чуть не рухнула прямо на полу. Первое испытание пройдено. Меня приняли за… этого чокнутого принца.
Шагая дальше, я ощущала на себе взгляды. Они были разные — скучающие, оценивающие, насмешливые. Один даже явно смотрел мне в глаза, но потом скосился ниже, к моим ногам. Или… нет. Нет-нет, он что-то понял? Я ускорилась, почти побежала, стараясь спрятаться за каким-нибудь шкафчиком, но коридор, казалось, никогда не заканчивался.
Наконец — дверь. Класс французского.
Я открыла её медленно, как в триллере, где за дверью — либо спасение, либо акула с дипломом.
— Месье Демидов, как неожиданно… рано, — прозвучал голос мадам Дюбуа, и в нём уже чувствовалась смесь усталости и предчувствия катастрофы.
Я молча кивнула, прошла к самому дальнему месту у окна и… рухнула на парту лицом вниз. План: не двигаться. Не дышать. Притвориться мёртвым. Или хотя бы отравленным школьной столовкой.
Вибрация телефона в кармане почти заставила меня подпрыгнуть. Я отошла в уголок коридора, достала телефон — сообщение в общем чате:
Лера:
«Саша, ты где? Математика началась, а тебя нет.»
Даша:
«Ты что, опять застряла в туалете? Или сбежала? »
Я быстро огляделась — вокруг шумные парни, гул голосов, я одна в чужой школе в серой толстовке с гербом гимназии, под которой прячусь от учительницы французского и, возможно, всей оставшейся совести.
Саша (печатает):
«Девочки, у меня жутко разболелся живот… Я ушла домой. Пожалуйста, прикройте на математике, скажите, что плохо себя чувствую.»
Лера (почти сразу):
«Ого. Опять? У нас же цикл в одно время…»
Даша:
«Лер, не начинай! Может, и правда живот, ты что, не помнишь её после той шаурмы на вокзале?»
Саша:
«Да-да! Это точно она! Всё, я пошла валяться под одеялом. Люблю вас!»
Стерла пот с лба (а может, это было отчаяние), убрала телефон и выдохнула.
— Врёшь — врёшь до конца, Козловская, — пробормотала я себе под нос.
Я только улеглась на парту, натянув на голову капюшон серой толстовки,стараясь выглядеть как можно менее живой. В идеале — как мебель. Как подоконник. Как забытая сумка. Всё, что не требует ни голоса, ни лица, ни… женской внешности.
Класс уже наполовину заполнился. Кто-то спорил, кто-то смеялся, один парень пронёсся мимо, пахнущий жвачкой и одеколоном одновременно. У меня в голове звенело от волнения, как будто я по ошибке проникла в улей. Ну, в общем, так и было.
И тут… шух — на мою парту упал скомканный листочек. Я вздрогнула, как от выстрела. Обернулась. Позади, у окна, Егор Титов лениво склонился на стуле, будто и не он только что метнул этот бумажный снаряд.
С опаской я развернула записку. Почерк размашистый, чуть небрежный — мужской, уверенный.
«Шурик, не трусь. Если что, прикрою. Просьба Леона. Только не попадайся француженке.
P.S. Не забудь вздыхать , будто тебе скучно. Будет правдоподобно.»
У меня перехватило дыхание.
Шурик.
Так он правда думает, что я — это Шурик. Не Саша, не Козловская, не та девчонка, что по его милости бегала за… эээ, трофеями. И это даже с учётом того, что я сейчас выгляжу как косплей-на-будущий-срыв-нервной-системы в его серой толстовке.
Я уставилась на его спину, а внутри всё сжалось.
А вдруг он всё знает?
А вдруг он просто прикалывается надо мной, и сейчас — только вопрос времени, когда он вслух скажет: «А ну-ка, встань, Шурик. Или, может, всё-таки — Сашенька?»
А вдруг весь этот класс знает? А вдруг это ловушка? Камеры? Скрытая передача? Пранк?
Я глубже втянулась в толстовку, притворившись, что умираю от скуки, как и велено в записке.
Но на всякий случай ногой отодвинула рюкзак поближе, чтобы в любой момент схватить его и… бежать.
— Леон! — голос мадам Дюбуа пронёсся по кабинету, как выстрел. — Мы с вами не в курсе, что происходит? Или снова пришли на урок, чтобы поспать?
Вот блин, что за подстава! Леон же уверял меня, что эта ведьма его даже не тронет! Что после последнего конфликта она его стороной обходит, как чумного! Ага, обходит. Прямо к доске зовёт.
Я вздрогнула, прижала листок к коленям и опустила голову.
Молчи. Просто молчи.
— Ну-ну, — Дюбуа вскинула бровь. — С таким энтузиазмом вы далеко пойдёте. Прямо до пересдачи.
Она вернулась к объяснению темы. Кто-то хихикнул в углу. Я втянула голову в плечи и ещё сильнее натянула толстовку, будто в ней можно было спрятаться.