Под светом старого города

1

Посвящаю всем, кто когда-либо чувствовал себя запертым и нашел пути к свободе
Все события выдуманы, все совпадения случайны

1

– Ну и чего мы встали? – недобро усмехается полицейский, подталкивая нас с Надей под лопатки. – Проходим вперед, не стесняемся!
– Эй, а можно поаккуратнее? – возмущаюсь я и дергаюсь, отстраняясь от его липкой, потной и совершенно неприятной ладони. Кофточку-то жалко, совсем ведь новая! Буквально пару дней назад мы с мамой, увидев ее в магазине и запищав на весь отдел от восторга – еще бы, она из лимитированной коллекции! – выкупили это розовое пушистое великолепие за какие-то бешеные деньги. И пачкать ее совершенно не хочется. А в этом в самом прямом смысле слова смердящем месте я буквально кожей ощущаю, как не только мягкая шерсть, но и я сама до кончиков волос пропитываюсь мерзким, кислым ароматом.
Вот же я влипла.
Я никак не ожидала, что вообще когда-нибудь окажусь за решеткой. А уж тем более в семнадцать лет!
Страж порядка молчит и смотрит на меня как на идиотку. Впрочем, именно ею я себя и ощущаю. Надо же было так попасть… нет, глупая была идея. И ведь я с самого начала считала, что нам не стоит этого делать! Будь я чуть посмелее, то возразила бы Наде. Сказала бы, что подобное делают глупые малолетки. А ведь мы совсем не такие! Мы лучше их всех.
Мы – золотые детки. Так нас называют все учителя и даже некоторые одноклассники. А как иначе, ведь мы четверо – самые блестящие ученики в школе. Нас знают все, от первоклашек до персонала и мы действительно стараемся быть идеальными. Окружающие пророчат нам перспективное будущее: легендарную карьеру или счастливый брак, но они не знают правды.
Никто из нас не совершенен.
Мы все запятнаны грязью и с каждым днем ее слой становится только толще. Как бы мы ни пытались отмыться, я знала, что однажды настанет день, когда ее станет видно всем вокруг. И вот он пришел. Теперь нет пути обратно. Каждая из нас под ударом. И некоторые пострадают сильнее.
Лучше бы я все-таки набралась храбрости и сказала, что обо всем этом думаю. Надо было сделать это с самого начала, еще два года назад, но тогда я не смогла. Было слишком страшно попасть под удар, а потом – остаться совершенно одной в новой стране. А сейчас я, мало того, что трусливо смолчала, так еще и сделала куда больше остальных, чтобы осуществить задуманное подругой.
– Значит так, девочки. Ротики на замок и ждем приезда родителей, а там будем разбираться, что с вами делать, – сообщает полицейский, наконец, и запирает решетку.
Перед глазами всплывает четкая картинка: раскрасневшееся от гнева папино лицо, раздутые ноздри и потемневшие, почти черные глаза. Что ж, это совсем не удивительно. Кого порадует звонок посреди ночи от полицейского с сообщением, где его любимая доченька и что она натворила?
К горлу подступает тошнота. Не видать мне теперь новой сумки, а уж уж о поездке в Англию на лето тем более можно забыть… повеселилась, блин, на свою голову!
– Элис… – шепчет Надя, беспомощно дергая меня за рукав. Ее лицо бледное и она выглядит еще более испуганной, чем я себя чувствую. – Что же нам теперь делать?
– Я не знаю… – растерянно отвечаю я. Лена и Катя синхронно садятся на узкой деревянной скамейке у обшарпанной темно-синей стены и смотрят друг другу в глаза. Эти двое, как я успела выяснить за время нашего общения, в трудные минуты могут понимать друг друга почти без слов. Как телепаты. Почти как супергерои. Еще бы это нам как-то помогло выбраться отсюда без последствий, но увы… они почти бесполезны.
– Родители с меня три шкуры снимут, – вдруг всхлипывает Надя и сжимает мое запястье с такой силой, что кожу обжигает болью. – А уж если об этом напишут в интернете… что тогда со мной будет? Всему конец, понимаешь?
– Да… – почти на автомате, думая о том, что ждет нас уже через пару часов, шепчу я. Если меня и наших близняшек ждет максимум выговор от родителей и лишение чего-то очень ценного, то Бессонова потеряет больше всех – уважение аудитории, которой она добивалась долгие годы упорным трудом.
В интернете Надю считают милой, и она действительно самое настоящее чудо. Только вот иногда ее на первый взгляд гениальные идеи в какой-то момент переходят опасную грань. Порой нам удавалось убедить подругу не делать глупостей, еще чаще – избегать последствий. Но не сегодня.
Надя снова всхлипывает и сползает по стенке, усаживаясь прямо на пол, не боясь запачкать белоснежный тренч, который я полгода назад подарила ей на день рождения. Укол обиды тут же рассеивается, стоит мне увидеть, как дрожат ее плечи.
– А ну тише там, – грубо говорит следователь, заполнявший какие-то бумаги. – Нечего тут рыдать. Раньше думать надо было!
Хмурясь, я собираюсь ответить ему так же колко, но рыдания подруги становятся только громче.
– Надюш, – шепчу я и все же сажусь рядом, стараясь не думать, кто бывал на этом полу до меня. – Ну перестань… ты ведь так…
Но не успеваю я договорить, как слышу ее прерывистое и слишком уж частое дыхание. Черт… так и знала, что эти слезы ничем хорошим не закончатся!
– Я… – начинает она сквозь слезы и закашливается. От этого сухого, мучительного кашля у меня по спине ползут мурашки. Эти ее приступы каждый раз пугают, как в первый. Мы дружим вот уже два года, а я до сих пор не могу привыкнуть и постоянно теряюсь, стоит этому произойти.
Вот и сейчас тревога усиливается с каждым новым тяжелым вздохом. Лена, оторвавшись от гляделок с сестрой, пристроилась с другого бока от Нади и помогла устроиться поудобнее, прижав ее согнутую спину к стене.
– Подержи ее, – просит она. – Я попробую уговорить его вернуть нам ингалятор.
– Его… – тяжело дыша, с трудом лепечет Надя. – Я его… не взя… ла.
Мы переглядываемся, а Катя решительно встает со скамьи и цокает каблуками к решетке.
– Эй! – она трясет решетку и нас пронзает резкий металлический лязг. – Нашей подруге плохо.
– Знаю я, как вам плохо, – хмыкает бессердечный мужлан.
– Ну хоть воды теплой дайте, – просит Катя, пока мы с Леной втягиваем носом воздух в унисон с Надей, чтобы помочь ей выровнять дыхание. Перепуганные, замерзшие и уставшие, мы собрались в кружок прямо на полу, пока подруга с трудом пила теплую жидкость из пластикового стаканчика. Я уже не думаю ни о кофте, ни о папе. Лишь мысленно умоляю, чтобы все наладилось. Как-нибудь.
– Мы что-нибудь придумаем, – твержу я, хотя сама совершенно в этом не уверена.
– Что? – в отчаянии заламывает пальцы Лена. – Мы буквально в тупике. Теперь остается только признаться во всем!
Надю снова бросает в дрожь.
– Я не могу… – шепчет она едва слышно. – Маму это буквально убьет… а мой блог? Что будет тогда? От меня ведь все рекламодатели отвернутся.
– Как-будто нас родители за это по головке погладят, – фыркает Катя. – Нет, подруга, тонуть – так всем вместе.
Новый судорожный вздох Бессоновой заставляет меня вздрогнуть.
– Старайся дышать, – напоминаю еще тверже. – А ты прекращай нагнетать обстановку. Этот, – я киваю на полицейского. – Нам не верит. А если ей станет еще хуже? Что делать будем?
Катя открывает рот, но тут же закрывает его.
– Элис права, – Лена мягко поглаживает Надю по розовым волосам и тоже старается сохранять спокойствие. – Мы что-нибудь придумаем…
– Что? – закатывает глаза Катя. – Мы все повязаны… нам не сбежать на этот раз.
– Глупая была идея… – всхлипывает Надя. – Какая глупая!
Идиотская, если честно. И ведь всего пару часов назад я, как хорошая подруга, сперва выслушав ее аргументы, скрепя сердце согласилась, а теперь… теперь вдыхаю далеко не самые приятные ароматы в компании Кэтрин Пирс, подруги-астматика и нашей пай-девочки. Ленка-то до последнего была против, но сдалась под нашим напором и именно поэтому я не могла предложить им с сестрой разделить то, что собиралась сделать сама, на троих.
– Успокойся, – шепчу я Наде, сжав ее ладонь. – Ты ничего не потеряешь. Они поймали меня, так?
– К чему ты клонишь? – хмурится Лена.
– К тому, что я попала больше всех. И полицейские первым делом позвонили моему отцу. Не вашим родителям. Папа хоть и будет зол, – вздрогнув, говорю я. – Но… уверена, он сделает все, что в его силах, чтобы мое имя не засветилось в прессе. А значит и вы в безопасности.
– Ду… думаешь? – с беспокойством спрашивает Надя.
– На все сто, – киваю и выдавливаю максимально уверенную улыбку, хотя больше всего хочется разрыдаться где-нибудь у мамы на коленях. – Но больше никаких идиотских идей, ясно?
Все трое синхронно кивают, а я, прислонившись головой к стене, с ужасом представляю, что меня ждет.