Под звуки бубенцов

1. Снеговик

Зима в этом году выдалась снежной. Намела сугробов на радость детворе, укутала деревья в белые шубы. Красота, да и только.

Аля выглянула в окно. На небе ни облачка. Солнце светит ярко. Чудесный день для прогулки.

— Витюш, собирайся на улицу. И санки не забудь! — крикнула Аля, ещё с минуту продолжая наслаждаться видом из окна.

— Лучше ледянку, — ответил трёхлетний сын, снимая домашнюю одежду.

— Ладно, — согласилась Аля. Пройдя к сушилке, она сняла высохшие за ночь болоньевые штаны и бросила их на спинку стула. Выудив из шкафа футболку и свитер, она выдвинула нижний ящик и достала чистые колготки. Всё это добро перекочевало на покрывало, которым была заправлена постель сына. — Одевайся, давай. Живо!

Самой на сборы потребовалось немного времени. После чего, вернувшись в детскую комнату, она помогла сыну заправить свитер и застегнуть штаны. При этом Витька дулся, порываясь всё делать самостоятельно. Но мамины подколки развеяли капризы в считанные секунды. Так что дальше дело пошло быстрее, и на улице они оказались уже через пять, может быть десять, минут.

Накатавшись на трёх горках, Аля решила, что пора бы идти домой, обедать. Возвращались они обратно через парк по едва заметной тропинке, чтобы срезать путь. Повсюду были разбросаны звериные следы и взрытый снег. Видимо, кто-то из собачников здесь гулял.

Витька весело плюхнулся в сугроб и, подбрасывая вверх белые комья, закричал: «Ух, как много снега! Мам! Давай снеговика слепим?»

— Давай. Только небольшого, а то кушать хочется. Да и тебе скоро спать. Устал ведь?

— Не-а! Совсем нет!

Скатав вдвоём снежный ком под туловище, Аля отошла к ближайшему сугробу и начала лепить второй.

— Витюш, ну, ты где? Мне помощь нужна, — позвала она сына и оглянулась по сторонам. Мальчишки нигде не было. Тревога вспорхнула в груди, но) тут же уселась на место усилием воли Али. — Витя! Не прячься! Я всё равно тебя найду!

Тишина отозвалась страхом в сердце женщины. Забыв про снеговика, Аля вертела головой по сторонам, но сына не находила.

— Витя! — громко позвала она, готовая броситься на любой шорох.

Со стороны недоделанного снеговика раздался приглушённый всхлип. Аля подбежала к белому кому. Заглянула за него и ахнула.

В снегу зияла дыра, по краям которой торчали мёрзлые куски фанеры. Витька хныкал внизу. Перепуганную Алю затрясло как погремушку.

— Витя! Ты там? Что ты там делаешь? Как…

— глупые вопросы сыпались сами собой, пока женщина пыталась взять себя в руки.

— Мам! Я упал, — ответил Витька и заплакал ещё громче.

— А ну-ка не реви! Сейчас вытащу тебя, — Аля осторожно опёрлась коленом на кусок торчащей фанеры и, держась ладонью за край образовавшейся дыры, потянулась к сыну. — Давай руку!

Яма казалась неглубокой и, на первый взгляд, чем-то напоминала нору или тоннель в снегу. Из-за погоды фанера не выдержала и разломилась на две части. Одна провалилась вниз, другая осталась снаружи, прикрывая яму лишь наполовину. Последний снегопад превратил эту несложную конструкцию в опасную ловушку, в которую и угодил Витька. Повезло, что не пострадал. И теперь достаточно немного вскарабкаться по снежному склону, чтобы дотянуться до маминой руки.

— Поймала! Держу, — Аля схватилась за маленькую ручку. Обрадовалась, но тут же почувствовала, как ладошка сына выскальзывает из варежки. Пытаясь перехватить его за рукав, она ещё больше наклонилась в дыру. В этот момент фанера натужно заскрипела. Край, на который женщина опиралась, разломался на части. Перед глазами Али мелькнуло испуганное лицо Витьки. Она упала вниз головой и, проехав по снегу, врезалась в твёрдую стену.

Сознание померкло.

Очнувшись, Аля уставилась в бетонную стену и догадалась, что это не яма, а скорее всего, старый канализационный люк, который какие-то ротозеи забыли закрыть. Фанерой его кто-то из местных «доброжелателей» прикрыл, как говорится «от греха». Аля хотела встать, но тело задеревенело и не слушалось.

«Закоченела? Ничего не чувствую», — мелькнуло в мозгу. Повернуть голову, чтобы осмотреться, также не получилось. Взгляд выхватывал лишь край нанесённого снежного склона, упиравшийся в серое пятно зимнего неба. На улице вечерело. Аля понимала, что в темноте их никто не увидит и не спасёт.

«Сколько же я пролежала без сознания?» — подумала она и, слыша Витькины всхлипы, сказала как можно строже:

— Ну-ка живо ползи наверх! Слышишь? Папа уже дома! А нас нет! Беги, давай, предупреди его. Папа меня враз отсюда вытащит. Ну же!

Витька закопошился. Аля наблюдала как тот поднимался по склону, скатываясь и снова карабкаясь вверх. Помочь ему она не могла, а потому лишь подгоняла, подбадривая словами, но и это давалось ей с трудом. Надежда, что Славик действительно уже дома, грела изнутри. Он её не оставит умирать в этой сырой яме. Обязательно придёт. Обязательно вытащит, спасёт.

«… Аля принялась катать второй ком снега. Треск фанеры и шорох снега слились в один звук. Она оглянулась и кинулась к сыну, который на её глаза провалился в снежную ловушку.

Лёжа животом на снегу, она крепко держала Витьку обеими руками. Подтянув к себе сына, она снова услышала треск и полетела в темноту. В панике хватаясь за окружающую пустоту, женщина кричала что-то от страха и растерянности…»

2. Крысы

«— Мам! — крик Витьки смешался с треском фанеры и шумом осыпающегося снега.

Аля открыла глаза и увидела, как основа снеговика, ссыпаясь в яму, полностью развалилась. Защищаясь от падающих комьев, она попыталась выбраться наружу. Её беспорядочные движения больше напоминали беспомощное барахтанье, нежели нечто осмысленное. Забывшись на мгновенье, она внезапно провалилась куда-то вниз, в темноту…»

Вздрогнув, Аля очнулась. Вокруг было темно и сыро. Снежная горка исчезла. Похоже, уже стемнело, потому как сверху не доходило даже самого тусклого света. Тело странным образом сдавило со всех сторон. И в окружающей тишине отчётливо послышался шорох, цоканье когтей и попискивание.

«Крысы?!» — Аля в ужасе дёрнулась, упёршись головой в стену. Копошащиеся звуки приближались. Беззащитной личинкой, женщина заелозила, медленно продвигаясь прочь от пугающего звука. Проползав таким образом порядочно времени, она, наконец, оказалась в месте попросторней. Руки и ноги с трудом, но стали слушаться.

Дзинь!

Где-то далеко раздался звон колокольчика.

Дзинь-дзинь!

Повторилось снова. Аля посчитала, что крысы вряд ли могут музицировать, поэтому, собрав всю волю и упрямство в кулак, поползла на звук.

«Какой-то подземный лабиринт...» — подумала она, когда один поворот сменился другим, а развилка ввела в ступор. Манящий звук наполнится тревогой. Але начало казаться, что их много. И звенит уже не одинокий колокольчик, а целый сонм бубенцов. Слишком уж дребезжащим слышался ей странный перезвон.

«Здесь звук громче, — решила она и, вывалившись в следующее помещение, заметила, что оказалась в грязной сырой яме, полной опавших листьев. Сверху струился дневной свет. — Уже день?»

Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь! Дзинь-дзинь!

Бубенчики гремели наверху. Аля подняла голову и увидела дыру в форме полумесяца, через которую в яму падал свет. Из-за одного её края высунулась голова. Аля не могла разглядеть лицо. Человек светил фонариком ей прямо в глаза.

— Помогите! — она потянулась к нему руками, но тот исчез. Тогда Аля, хватаясь за стены и упираясь ногами, вскарабкалась наверх.

«Выбралась», — свет ударил в лицо, и тёплый ветер ласково пробежался по её волосам. Бубенцы зазвенели где-то рядом. Аля не успела повернуть в их сторону голову, как мрак поглотил всё вокруг. Снова!

***

— Ты чем занят? А, Миш!? — прикрикнул Степан, увидев, что его напарник валяет дурака рядом с люком.

— Смотри! Кто-то привязал к дереву бубенчики. Ржавые какие. Не звонят, а дребезжат, — Михаил потянул за ленту, на которой висело всё это добро.

Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь! Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь! Дзинь-дзинь!

— Не вами вешано, не вам снимать, — раздался старческий голос. Пожилой мужчина с ротвейлером на поводке стоял на парковой дорожке и сурово смотрел на двух рабочих в спецодежде с надписью: «что-то там водоканал». — Пришли работать, так работайте. И не забудьте крышку люка на место поставить. Нам с Бекасом и одного найденного трупа хватает. И ещё … — старик прокашлялся. — Успейте до сумерек. Сейчас осень. Солнце быстро садится.

Рабочие переглянулись, но ничего не сказали. Степан кивнул собачнику, мол, понял, сделаем в лучшем виде, и повернулся к напарнику. Работу свою они, в общем-то закончили. Осталось, и в самом деле, крышку на место поставить.

Михаил проводил взглядом старика с ротвейлером, а после, пожав плечами, подошёл к люку и закурил. К парковым звукам вновь прибавился звон бубенцов, в который влилась знакомая мелодия мобильного телефона.

— Алё, — ответил Степан, отошёл в сторонку и тихо забубнил, чтобы напарник его не слышал.

Тот же вздохнул. Докурив сигарету, он хотел было кинуть окурок в люк, но передумал. Заметив внизу движение, Михаил достал фонарик, включил и, присев на корточки у края, стал водить лучом по стенам и дну люка.

«Крысы», — решил он, когда серая тень, испугавшись света, шмыгнула в тёмную щель.

Михаил с щелчком выключил фонарик и застыл на месте. Из образовавшегося мрака на него словно кто-то смотрел. Порыв ветра заставил зазвенеть бубенцы на дереве. И звук этот показался зловещим. Отчего волосы на затылке неприятно зашевелились.

Нечто смотрящее на него из темноты дёрнулось вперёд, словно желая выпрыгнуть наружу. В испуге Михаил отпрянул и, не удержавшись на ногах, шлёпнулся на пятую точку, пялясь на люк. Бубенцы зазвенели яростнее, отчего сердце в груди мужчины забилось сильнее.

Когда из дыры показалась рука и вцепилась в край грязными костлявыми пальцами, Михаил попятился, отталкиваясь пятками от земли. Из темноты высунулась голова. В пустой глазнице торчал серый комок шерсти с висящим верёвкой крысиным хвостом. Грызун, словно ужаленный его взглядом, резко развернулся. Чёрные бусинки глаз оценивающе уставились на Михаила. Рабочий заметил, как зверёк напрягся, готовясь к прыжку.

Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь! Дзинь-дзинь!

Снова зазвенели бубенцы, и высунувшаяся из люка голова повернулась на звон. Из-под спутанных волос высунулась ещё одна крысиная мордочка. Грызун повёл носом и, заметив Михаила, мерзко запищал. Тот в панике задёргал ногами, стараясь столкнуть вниз страшную голову, вместе с крысами. С третьей или четвёртой попытки ему это удалось. Так, по крайней мере, ему показалось.