— Добрый день, Галина Васильевна, приветствую врача и сажусь напротив.
— Здравствуйте, Слава, — она отвечает, не отрываясь от заполнения каких-то бумаг, а потом наконец поднимает голову и продолжает: — ну как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — пожимаю плечами, а Галина Васильевна вздыхает громко. Как обычно. Врач она хороший и человек неплохой, но ее бесконечная уверенность в том, что рожать детей в моей возрасте без мужа — это огромная ошибка, уже порядком раздражает.
Нет, открыто она, естественно, свое мнение не высказывает, но то и дело, проскальзывают фразы, наводящие на определенные мысли.
— Вы уже нашли кого-нибудь, кто будет помогать вам в первое время после родов? — спрашивает она ненавязчиво, как бы между прочим, но я уже знаю, что кроется за этим вопросом.
— Нет, я…
— Слава, вы должны понимать, ребенок — это серьезно, в вашем положении, без постоянной работы и мужа…
— Что значит без мужа? — внезапно раздается голос со стороны и мы обе оборачиваемся на звук. Кирилл собственной персоной стоит в паре метров от меня и пока я прихожу в себя, быстро преодолевает расстояние, между нами, берет свободный стул и садится рядом.
— Молодой человек, вы кто такой и что, собственно, себе позволяете? — Галина Васильевна переводит растерянный взгляд с меня на моего больного соседа.
— Как кто? Отец ребенка, — выдает Кир, а я молча наблюдаю за тем абсурдом, что сейчас разворачивается в кабинете. Что несет этот ненормальный?
— Какой еще отец? У вас же не было никого.
— А она дурочка сбежала от меня, представляете, думала, что не рад буду, ушла молча, я ее полгода искал. Не хотела меня обременять, да, Лапуль?
Ярослава
Невозможно!
Это просто уму непостижимо. Этот крокодил тупорылый, сникерс штопанный, меня до нервного тика доведет. И ведь нет никому дела до музыки на три этажа. А впрочем, кому бы тут было дело: сверху бабулька глухая живет, да мужик, пашущий в ночь; соседей снизу мне и вовсе ни разу видеть не довелось, а у нас на площадке только я, да этот питохуй хохлатый. Сил нет уже.
Жму на кнопку, и стучусь одновременно, потому что соседушка, устроивший очередную оргию, точно не услышит, а так хоть шанс есть. Я уже готова потерять всякую надежду и малодушно подумываю насчет того, чтобы вызвать доблестную полицию, когда замок соседской двери наконец щелкает и передо мной во всей своей красе предстает эта жертва производителей стероидов.
— Че надо? — спрашивает и проходится по мне оценивающим взглядом, а потом фыркает, недовольно поморщив нос. Вот же сволочь!
— Вы в курсе, что ночью шуметь запрещено?
— До десяти имею право, — он усмехается, скрещивает руки на груди и опирается плечом на дверной косяк. Нет, я явно недооценивала его умственные способности, а именно их отсутствие.
— Уже половина первого! — рявкаю я не выдержав.
Ну что за придурок такой?
Хоть и хорош зараза. И с жертвой стероидов я, конечно, погорячилась. Сосед у меня красивый, высокий, под два метра ростом, широкоплечий, атлетичного телосложения, что сейчас отчетливо бросается в глаза. Его вообще учили, что неприлично с голым торсом незнакомых девушек встречать? Но хорош, черт. Жаль мозгов Бог не дал.
— Кирюш, кто там? — из квартиры до моего слуха доносится писклявый голосок, а следом появляется его обладательница.
— Кир, а это кто? — хлопает глазками блондиночка и губки в трубочку сворачивает. Ты ж моя уточка.
— Ася, иди в комнату, — отмахивается от нее мой красавчик сосед.
— Я Аля.
— Да хоть Зина, исчезни, — выдаю уже порядком разозлившаяся я.
Я третью ночь подряд уснуть не могу, пока этот дятел тоскливый со своей креветкой развлекается. То музыка, то охи да вздохи.
— Иди, — повторяет Кирилл, и бросает на меня недовольный взгляд. А я что? Я тут причем?
— Значит так, либо вы выключаете музыку, либо я вызываю полицию, — перехожу к угрозам, потому что иных козырей в моем рукаве не имеется. А делать мне нечего, у меня пары с утра, а потом ученики, мне выспаться надо, не говоря уже о моем положении, которое покоя требует.
— Вы задолбали уже!
— Ты че такая нервная, папаша жениться не хочет, поэтому такая злая? — скалится засранец и взглядом на мой уже выступающий живот указывает.
— А ты у нас обладатель черного пояса по тупым вопросам и золотой медали по идиотизму? — возвращаю ему должок.
Терпеть не могу таких как он, представителей золотой молодежи. Удобно быть неотразимым, когда с золотой ложкой во рту родился, с крутой тачкой под жопой и банковским счетом с безлимитной картой. Хамоватая улыбка тут же исчезает с его лица и выпрямившись, он делает шаг ко мне. А я пячусь, проклиная себя за длинный язык и отсутствие инстинкта самосохранения.
— В общем, я вас предупредила, — лепечу уже менее уверенно, готовая в любую секунду дать деру и скрыться за дверью своей уютной квартирки.
— А вызывай ментов, — говорит на полном серьезе.
— Да ты…ты… я спать хочу, третью ночь из-за тебя уснуть не могу, я…
— А головой думать нужно было, — снова косится на мой живот, вот же сволочь, — сейчас бы могла вместо нее быть, — кивает в сторону своей квартиры и лыбится довольно, и пока я в себя от шока прихожу, хватает меня за плечи.
— А в принципе, беременным же не запрещено, как насчет хорошо провести время? — подмигивает этот кобель похотливый, а моя коленка как-то сама внезапно дергается и осознать, что натворила мне удается только когда слышу приглушенный скулеж и изрядную дозу мата в мою честь. Дослушивать не собираюсь, получив свободу залетаю в свою квартиру и хлопаю дверью перед носом нахала, успевшего прийти в себя.
— А ну открой, мелочь, я же тебя поймаю, — долбится в дверь мой ненормальный сосед. И кто меня просил к нему идти?
Это все доброта твоя непомерная, Славка, будет уроком. В следующий раз полиция и привет, сосед. Главное, этому индюку на глаза в ближайшее время не попадаться. Что при его режиме не так уж и сложно. Я ни свет ни заря в универ уматываю, пока этот индюк, общипанный после бурной ночки, отсыпается.
— В штанах у тебя мелочь, — огрызаюсь, а у самой сердце как ненормальное колотится и коленки дрожат.
Я в обморок от страха не грохнулась, только из упрямства и потому что внутри у меня растет жизнь. Нельзя мне падать и вот в такие передряги с наглыми до ужаса персонажами тоже нельзя ввязываться.
— Че ты сказала? — продолжает рычать сосед, а я вдыхаю полную грудь воздуха и отхожу от двери, а потом и вовсе скрываюсь в спальне. Может и правда полицию вызвать, мало ли, вдруг он псих неуравновешенный? Или психопат?
К счастью, спустя десять минут соседу надоедает целоваться с моей старенькой, но вполне себе крепкой дверью и, стукнув по ней с такой силой, что грохот по всему подъезду, наверное, эхом пронесся, наконец уходит, а следом я слышу, как он возвращается в свою квартиру, шарахнув дверью. Точно псих!
Ярослава
«Динь. Динь. Динь» — противно режет слух.
Да кого же там принесло в такую рань? С превеликим трудом разлепив веки, я отбрасываю одеяло и встаю с постели. Трель не прекращается даже когда с криком «иду», я подхожу к двери. В моем, не слишком соображающем субботним утром мозгу, и мысли не возникает о том, что за дверью может таиться опасность и я открываю, даже не поинтересовавшись кто за ней.
— О, здрасте, — улыбается почти двухметровый шкаф напротив. Да откуда вы такие гуманоиды беретесь вообще? Парень передо мной тем временем продолжает: — Мне нужна Ярослава Викторовна, я вроде по верному адресу, — чешет затылок, а во взгляде мелькает неуверенность.
— Ну я Ярослава Викторовна, а вы, простите…
— Эээ, — парень награждает меня недоверчивым взглядом, задерживается на моем животе и хмыкает как-то странно. — Так это, Егор я, Волков. У нас вроде как урок запланирован на сегодня.
Парень, кажется, прибывает в неменьшем шоке, чем я. Это ему-то семнадцать? Подросток? Вот этот? Я еще раз осматриваю паренька: высокий, с широким разворотом плеч, светлые волосы, коротко стриженные и небрежно торчащие в разные стороны, глаза серые. Выглядит Егор лет на двадцать, не меньше. Я себе пацана прыщавого представляла, заучку-гения компьютерного. Эдакий привычный типаж — худощавый очкарик, метр с кепкой от пола. Вот это у меня, конечно, предрассудки.
— Теть, ты чего зависла-то? — произносит он нахально и щелкает перед моим лицом пальцами. От первого шока Егор, видимо, отошел и теперь нагло улыбаясь и, совершенно, не стесняясь, меня разглядывал.
— Проходи, и я тебе не тетя! — отхожу в сторону, переборов в себе желание захлопнуть перед засранцем дверь.
— Да ладно, теть, ну я ж любя, — смеется засранец, но беззлобно совсем, как-то по-доброму, располагающе к себе что ли и я улыбаюсь непроизвольно. — Ну вот, улыбка тебе идет.
Наглый щенок, но я не злюсь совсем, мне он однозначно нравится, подружимся в общем. А тем временем через открытую дверь доносится странное «кхмм», и я понимаю, что дверь я так и не закрыла. Поворачиваюсь на звук, а напротив стоит сосед и смотрит пристально. Да что б тебя! Глаза б мои тебя не видели, я тебе еще тачку припомню.
— Работаем без выходных? — усмехается Кир, а я не сразу понимаю, что он имеет в виду. А когда понимаю, хочется швырнуть в него чем-нибудь тяжелым, только под рукой ничего нет, чтобы не жалко в этого хлыща запустить было.
— Дядь, у тебя проблемы какие-то? — неожиданно вступается Егор. — Или ты так, мимо шел просто? — от добродушного парня не остается и следа. Тот, кто еще пять минут назад казался милым, пусть и крупным щенком, сейчас больше походил на матерого волка.
— Егор, иди, пожалуйста, в комнату, — прошу парня, а сама кошусь на ухмыляющегося Кира. — А ты проваливай, тебя венеролог уже наверняка заждался, — бросаю придурку и захлопываю дверь.
— Че за дятел? — интересуется Егор, когда мы оказываемся в моей маленькой гостиной, совмещенной с кухней.
— Недоразумение, — цежу сквозь стиснутые зубы. И злюсь. Этот еще, ходячая гора тестостерона, защитник, блин. Хоть и приятно. Но не дай Бог с ним что случится, как я в глаза его деду смотреть буду? — Не лезь в это, пожалуйста. Лучше садись, а я сейчас подойду. Можешь сделать себе кофе или чай.
Выхожу из комнаты и возвращаюсь в свою спальню, где быстро меняю пижаму на домашнюю одежу и кошусь на настенные часы. Четверть одиннадцатого. Вот это я поспала, конечно. Впервые за несколько дней мне удалось выспаться, а все потому, что соседа моего придурочного всю ночь дома не было.
Вчера, возвращаясь домой, заметила, что тачки его крутой во дворе не наблюдается, и даже расстроилась, потому что так хотелось напакостить, чтобы больше неповадно было вести себя, как кретин последний. Ничего, еще успеется. Переодевшись, иду в ванну и быстренько чищу зубы, ругая себя за собственную безалаберность. Как я проспать-то умудрилась? Ну вот как? Умывшись и вернув себе более-менее человеческий вид, возвращаюсь к Егору, который, надо сказать, малый не из стеснительных. Удобно устроившись на моем кожаном диванчике, парень попивает чай, и листает фотоальбом. Мой фотоальбом!
— А ты не оборзел?
— О, — парень поднимает на меня взгляд, — да ладно тебе, теть, это всего лишь фотки.
— Это вообще-то личное, — качаю головой, ну что за засранец.
— Ладно, прости, просто интересно стало. Я тебе чай сделал, могу завтрак приготовить, — улыбается, а глаза совершенно серьезные.
— Ты всегда такой деятельный? — мне почему-то становится смешно.
— Да нет, но ты ж не завтракала, а в твоем положении питаться нужно правильно, — произносит уже без улыбки.
— За час со мной ничего не случится, — сажусь в кресло напротив. — Давай-ка мы лучше твои знания проверим, расскажи мне немного о себе.
Егор какое-то время смотрит на меня пристально, улыбается одними уголками губ, словно решая: стоит или нет. И я уже хочу подбодрить его, мол, это всего лишь проверка знаний и нет ничего страшного в том, что он чего-то не знает, но уже в следующую секунду парень удивляет меня настолько, что мне приходится в срочном порядке подбирать челюсть с пола. Потому что говорит он по-английски довольно бегло, и даже акцент не прослеживается. Это шутка какая-то? Розыгрыш? Я слушаю вполне себе чистый, правильный английский, не каждый студент третьекурсник на нашем потоке имеет такой уровень разговорного английского, а этот даже не задумывается, не подбирает слова, словно язык ему родной совершенно.
Ярослава
— Господи, как я вообще на это согласилась? — негодую, а у самой смех наружу рвется. Детский сад, я точно была не в себе, когда соглашалась на этот бред.
— Да ладно, это всего лишь стикеры, я предлагал что-нибудь ему взломать, — хмыкает Егор, вынимая из рюкзака «орудие» будущего преступления. — Предложение еще в силе.
— Не надо ничего взламывать, — шиплю на этого затейника малолетнего.
Он и правда предлагал, компьютерный гений недоделанный, блин. Ломалка еще не выросла. Нет, такими вещами я шутить не собираюсь и рисковать тоже. Это в кино все весело и прекрасно, и ищут хакера долго и натужно. А в реальности Волкова завтра же к стенке припрут.
А машина — ну мало ли кто похозяйничал, камеры-то уже пару недель как не работают и чинить их не торопятся.
Егор, посмеиваясь, разворачивает свернутые в трубочку стикеры с нелицеприятными эпитетами, напечатанные специально по заказу. Откуда у Егора друзья, владеющие небольшой, но весьма успешной типографией, я не уточняла. Стикеры получились отменные, яркие, красочные и непременно бросающиеся в глаза, а главное, очень качественные, по словам высокого, улыбчивого парня, исполнившего заказ в кратчайшие сроки.
По-детски, конечно, но это все, что я могла позволить себе сделать. Безобидный, но очень неприятный сюрприз. Особенно весело соседу будет, когда ему эту красоту с лобовухи отдирать придется. И вот не жаль мне этого гада совсем, тачку его жаль — да. Но кто же виноват, что хозяин у милашки мудак в последней инстанции.
— Давай сюда, осторожно только, — шепчу тихо, разворачивая самый большой стикер и готовясь прилепить его на лобовое стекло. — Аккуратно, не помни.
— Да не бурчи, теть, сейчас сделаем в лучшем виде все, — ржет Егор.
Ему, конечно, весело. А чего бы не весело было? Парню шестнадцать лет — ребенок ребенком, и я, дура двадцатиоднолетняя, детский сад. От понимания, как выгляжу со стороны — беременная, скачущая вокруг чужой тачки с огромным стикером в руках, хочется зарыться головой в песок и не высовываться. Хорошо, что ночь на дворе.
Развернув стикер на бампере, приглаживаю его рукой и осторожно отстраняю защитную пленку. Егор придерживает края с другой стороны, чтобы стикер ненароком не свернулся. Справившись с пленкой, приклеиваем стикер на лобовое стекло. Дергаю за краешек в самом низу, проверяя насколько прочно стикер прилепился к стеклу.
— Давай остальные, — шепчу Егору.
Нам требуется несколько минут, чтобы облепить «Ауди» со всех сторон, включая диски на колесах. Машина теперь больше похожа на большой рекламный баннер, пестрящий всеми цветами радуги.
— Ну че, теть, может фото на память? — предлагает Егор.
— Ага, может сразу пойдем чистосердечное напишем? — качаю головой, дурной мальчишка, но веселый.
— Как хочешь, — пожимает плечами. — Ну а что, красиво, оценит твой ненаглядный.
— Никакой он не ненаглядный и уж тем более не мой.
— Ну-ну, не твой, так не твой. Ладно, теть, я пойду, пожалуй, если больше не нужен.
Прощаемся с Егором, договорившись о встрече на следующей неделе. Поблагодарив парня за помощь, я отправляюсь домой, в свою маленькую, но уютную квартирку. По пути оглядываюсь несколько раз и успокаиваюсь только, когда оказываюсь за дверью своей обители. Нет, больше я на такое не пойду, к черту такой экстрим.
Улыбнувшись своим мыслям, бреду в душ, представляя выражение лица соседа, когда он увидит свою ласточку. А вот не нужно было ставить ее где попало. Бумеранг он такой, никогда не знаешь, с какой стороны ответочка прилетит. После душа забираюсь в постель, и удивляясь тишине, быстро засыпаю.
Утро будит меня странным, и весьма неприятным запахом. Морщась, открываю глаза и принюхиваюсь. Запах несвежей рыбы вызывает рвотный рефлекс. Стону обреченно, уткнувшись в подушку. Чертова рыба. Вылезаю из постели, давя в себе приступы тошноты и иду на кухню. Оружие массового поражения лежит на подоконнике, рядом с батареей. Выбрасываю рыбу в мусорку и распахиваю окна, позволяя свежему воздуху проникнуть в квартиру. Как я забыла? Вытащила днем из морозилки, собиралась разморозить и приготовить, когда меня отвлек звонок Егора.
Распахнув окна во всей квартире, одеваюсь и возвращаюсь на кухню. Вынимаю смердящий пакет с мусором из ведра, завязываю ушки и несу его прочь из квартиры. Я полдня еще последствия своей безалаберности выветривать буду. До мусорных баков добираюсь без приключений, но то и дело оборачиваясь, потому что не желаю я сейчас встречаться с соседом, если тот уже обнаружил мой сюрприз. К счастью, во дворе нет ни единой живой души. Выдохнув, возвращаюсь в подъезд, поднимаюсь на свой этаж и лишь когда двери лифта распахиваются, я понимаю: рано радовалась.
У двери моей квартиры стоит сосед собственной персоной. Ну вот, а я думала, что у меня еще есть время. Куда так рано проснулся?
— Ты коза вообще страх потеряла? — Кир преграждает мне путь к квартире. — Ты какого черта мою тачку тронула?
— Не понимаю, о чем ты, — пожимаю плечами и делаю попытку обойти эту гору мышц.
— Не понимаешь? — он надвигается на меня, вынуждая пятиться, а я судорожно оглядываюсь в поисках пути отступления. Двери лифта, как назло, уже успевают закрыться. Только теперь понимаю, что сильно погорячилась, облепив стикерами машину соседа. А не надо было вести себя, как последняя сволочь, я бы и не психанула тогда. — Знаешь, куда я тебе эти стикеры сейчас…
Ярослава
— Я вполне способна за себя постоять, — я упираюсь ладонями в мощную грудь парня, пытаюсь оттолкнуть нависшую надо мной скалу, но не тут-то было. — Как бубенчики, кстати? — интересуюсь ехидно. Сама, конечно, обстановку нагнетаю, но ничего не могу с собой поделать. Улыбаюсь злорадно, глядя в глаза противнику. Так-то.
— Хочешь проверить? — ухмыляется Кир, прижимаясь ко мне.
Он так близко, просто непозволительно близко. Воздух вокруг пропитывается смесью из парфюма и табака. Обычно меня воротит от любого резкого запаха, но сейчас мне хочется вдыхать этот аромат, заполняя им легкие. Чертовы гормоны. Это все гормоны — они всему объяснение. И мне бы продолжить сопротивляться, потому что Кир, окончательно осмелев, дает волю руками, спускаясь все ниже и ощупывая мои стратегически важные места.
— Я могу повторить, — угрожаю, а он только улыбается, но руки убирает, правда, отходить от отпускать меня не собирается.
— В твоем положении я был бы повежливее, — он снова напоминает мне о машине.
Поджимаю губы, глядя в глаза соседу. И как я так проштрафилась, как не заметила? И будь я одна — плевать, но Егор пострадать не должен.
— Я все уберу до вечера, — опускаю глаза и моргаю несколько раз. Чертовы гормоны, сил никаких нет. Еще не хватало расплакаться здесь, перед этим…У меня даже эпитетов подходящих не осталось.
— Сама? — интересуется Кир, а я киваю в ответ, не зная еще, как именно буду все это убирать.
Ребята божились, что стикеры просто так не отклеишь и машину будет необходимо вести на автомойку. Кажется, меня снова ждут непредвиденные расходы. Недорого, конечно, но в моем положении любая копейка важна.
Кир берет меня за подбородок, поднимает голову вверх, чтобы на него смотрела, а у меня как на зло глаза на мокром месте. Да что же это такое. Парень собирается сказать что-то еще, но в этот момент из-за дверей моей квартиры раздается телефонный звонок. Он у меня довольно громкий и оставила я его в прихожей, а потому в подъезде все прекрасно слышно.
Кир неожиданно отходит в сторону и я, воспользовавшись заминкой, рвусь в свою квартиры. Правда, сбежать совсем мне не позволяют. Кир удерживает дверь в самый последний момент и входит следом за мной, а мне сейчас не до него. Хватаю телефон с тумбочки, на экране высвечивается номер моего гинеколога.
— Да, Галина Васильевна, — отвечаю на звонок.
— Слава, здравствуйте, тут такое дело, у вас на завтра назначен прием, но у меня случились семейные обстоятельства, скажите, вы не могли бы подъехать сегодня, у меня как раз окошко образовалось, через часик? — тараторит женщина, а я мысленно прокручиваю в голове планы на сегодняшний день. Сегодня мне ко второй паре, в принципе, и ее я могу пропустить, потом отработаю. — Ну так что, Слав? — напоминает о себе женщина, а я оглядываюсь на Кирилла, который стоит в дверях, опираясь плечом на косяк и смотрит на меня внимательно. В том, что он слышит мой разговор, я не сомневаюсь. Ничего сверхсекретного, но все равно не для лишних ушей.
— Да, конечно, — отвечаю спешно, желая поскорее закончить разговор.
— Отлично, тогда жду вас.
— До свидания, — кладу трубку и возвращаюсь к Киру. — Я же сказала, что все сделаю, а теперь покинь, пожалуйста, мою квартиру, мне нужно собираться.
Зря надеюсь, что сосед меня послушает, он продолжает стоять, вперяясь в меня взглядом.
— У меня нет…
— Я сам тебя отвезу, — огорошивает меня сосед так, что я даже рот открываю, а слов нет.
— У тебя машины нет, — напоминаю ему очевидное.
— На твоей поедем, — отвечает, как ни в чем не бывало, словно его совершенно ничего не смущает.
— Никуда я с тобой не поеду и уж тем более ты не сядешь за руль моей машины. Я и сама прекрасно вожу, а теперь уйди, пожалуйста, ты меня задерживаешь, — подхожу ближе и выталкиваю парня прочь.
Правда, все мои усилия разбиваются в дребезги, когда Кир перехватывает мои запястья и тянет на себя.
— Я отвезу, — повторят сосед, практически по слогам. — Нихера ты не сядешь за руль, не думай даже.
От подобной наглости и самоуверенности я на мгновение теряю дар речи. Что значит, не сяду за руль? Он вообще в своем уме?
— Да что ты себе позволяешь!
— Не кипятись, — Кир отпускает мои запястья, берет за плечи и разворачивает на сто восемьдесят градусов. — Иди собирайся, — подталкивает меня в сторону комнаты, а я что? Я иду.
Злюсь, но иду. Нормально вообще? Кто в этом доме хозяин? Дурдом какой-то. Ничего не понимая, я переодеваюсь, привожу себя в порядок и через пятнадцать минут стою в своей прихожей. Поглядываю искоса на соседа, который, видимо, успел смотаться к себе, потому что теперь вместо футболки на нем красовались бежевый свитер и кожаная куртка. Сглатываю собравшиеся во рту слюни, что вот-вот на пол польются. Сосед у меня, конечно, придурковатый и бесит до ужаса, но красивый, этого у него не отнять.
— Нравлюсь? — заметив мой интерес, Кир расплывается в очаровательной улыбке. — Мое предложение еще в силе, — ухмыляется нахально, а я вспоминаю, о каком предложении идет речь. Гад!
Ярослава
— Слав, да нахрена тебе белые, — Егор в очередной раз выкладывает из тележки выбранные мной игрушки для елки.
И кто только меня за язык тянул? Елку мне захотелось нарядить, видите ли. До Нового года еще больше двух недель, а у меня дел невпроворот. И это хорошо, что у меня основная часть предметов автоматом была закрыта и сессия не так страшна, как могла бы быть.
Сидела бы сейчас себе дома, занималась своими делами. В конце концов выбрала бы наконец кроватку и купила кое-какие вещи, пора бы уже. А я таскаюсь по магазинам в поисках игрушек для елки и самой, чтоб ее, елки.
И все почему?
Потому что на очередном уроке английского языка, одна очень умная преподавательница не в тему завела разговор о празднике. И пошло-поехало. Гормоны, чтоб их! Совсем сентиментальная стала. А Егору только повод дай и не важно, чью-то машину нужно стикерами обклеить или елку собрать. Волков за любой кипиш, кроме голодовки.
В общем-то именно так мы и оказались в торговом центре на другом конце города.
— Чем тебя белые не устраивают, — тянусь за игрушками, чтобы вернуть из на место.
— Теть, да ты нормальная? Они же скучные, нужны разноцветные и…
— Ты забраковал синие, красные и серебристые!
Восклицаю и хватаюсь за голову.
— Потому что они однотонные, а надо разноцветные, с рисунками и прочим, Новый Год же, епт, а не похороны елки.
Я закатываю глаза и считаю до пяти. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Спокойно, Слава. Спокойно.
— С рисунками дороже и вообще, это моя елка, Волков!
— У тебя ее еще нет, — справедливо заметил Егор, а мне в очередной раз захотелось взвыть.
Я точно раньше времени рожу.
Ну почему, почему мне не пришло в голову заказать эти чертовы игрушки в интернет-магазине.
— Так берем эти, — Егор кладет несколько коробок в тележку.
Игрушки действительно красивые, расписные, яркие. Вот только у меня сейчас нет никакого желания тратиться на, по сути, совершенно ненужные вещи. И вообще речь шла о маленькой елочке, а здесь игрушек больше, чем на нее бы вообще могло поместиться.
— Егор, — отдергиваю парня, и теперь сама тянусь к игрушкам.
— Слава, млин, оставь, считай мой подарок, — рявкает Егор так, что на нас начинают коситься люди. Кто-то улыбается даже. Со стороны мы смотримся как вполне себе милая супружеская пара.
— Какой нафиг подарок, ты в своем уме, ты еще не зарабатываешь, — констатирую факт, как мне кажется. Еще не хватало тратить родительские деньги на левых теток.
— Теть, ты реально думаешь, что деньги у родителей беру? — усмехается парень и смотрит на меня насмешливо. Глаза блестят, на губах улыбочка. И сейчас он мне напоминает другого — такого нагло ухмыляющегося.
Трясу головой, отбрасывая ненужные мысли, в очередной раз напоминая себе не думать Кире, будь он неладен. В последний раз я его видела в тот день, когда нашла продукты у себя под дверью. А потом он исчез, видно уехал куда-то и не появлялся больше. И ключи от машины мне, гад такой, не вернул!
Я спохватилась той же ночью, да было поздно. Сколько ни трезвонила в дверь, никто мне так и не открыл. Правда, утром моему удивлению не было придела, когда в один прекрасный момент за зазвонил телефон и звонивший представился моим новым водителем. Я сначала подумала, что это шутка чья-то глупая. Оказалось, не шутка. И я, конечно, могла бы включить скромняшку-стесняшку, да не захотела. А что? Машина моя не в ходу, так сказать, а здесь целый сервис, да не за мой счет.
О странном предложении Кира я старалась больше не думать. Как-то не до того мне было. Только вечерами, не слыша больше за стеной привычный шум, впадала в какую-то совершенно нелогичную тоску.
— Слава, прием? — мои размышления прервал голос Егора.
— А? Что?
— Елку говорю какую берем? Полтора метра хватит или выше?
— Какие полтора? Не надо полтора. Куда я ее поставлю?
— У тебя полно места, не прибедняйся.
—Егор!
— Я почти семнадцать лет Егор, все не кипишуй, — отмахивается от меня от как назойливой мухи и идет в ту сторону, где аккуратно расставлены искусственные елки.
А я благодарю Бога, что здесь живых нет.
Я, конечно, возмущаюсь, и даже пытаюсь оплатить покупки на кассе, на что получаю суровый взгляд и твердое «убери».
И мне бы злиться, а я улыбаюсь как дурочка. Точно также, как и в тот день, когда у меня водитель внезапный объявился. Ну а что? Не приучила меня жизнь к тому, чтобы обо мне заботились. Приятно, черт возьми. Ну а деньги…Не стану брать оплату следующих занятий, рассчитаемся. Пусть поиграет в джентльмена, раз так хочется.
Из торгового центра мы выходим с полными сумками и большой коробкой с елкой. И как ту не порадуешься личному водителю? Вот и я радуюсь, пока могу. В конце концов, кто его знает, когда меня его лишат.
Данила — водитель, ожидает нас на стоянке. Улыбается, глядя на то на загруженного Егора, то на меня.
Ярослава
НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ
Просыпаюсь от стойкого ощущения, что кто-то на меня смотрит. И ведь правда, смотрит! Распахнув глаза и поморщившись от яркого света, проникающего в палату сквозь не зашторенные окна, встречаюсь взглядом с человеком, которого совершенно точно не ожидаю увидеть у своей больничной койки.
Что он здесь вообще делает?
— Привет, — шепчу тихо, как-то хрипло даже.
Кир молчит, смотрит на меня напряжено. Челюсти стиснуты, мне даже на расстоянии видно, как желваки на острых скулах играют. Осматриваю его, не стесняясь совершенно. Сегодня он почему-то в костюме. Непривычно видеть его в таком виде, сосед сам на себя не похож, ну нельзя не признать, что официальный стиль ему идет куда больше.
— Что ты здесь делаешь? — вновь заговариваю первой, потому что от взгляда его пронзительного мне не по себе становится. Желание спрятаться, укрыться ото всех, растет с каждой минутой. И почему он на меня так действует? — Может скажешь что-нибудь или так и будешь прожигать меня взглядом? — добавляю слегка раздраженно.
— А что мне сказать? — наконец произносит парень, да таким тоном, что кожа мурашками покрывается и кровь в жилах стынет. — Что мне, мать твою, нужно тебе сказать?
Я смотрю на него ошарашенно, на его совершенно одичалые глаза, на дергающийся кадык. Парень явно зол. Вот только на кого? На меня? А за что?
— Почему ты так со мной разговариваешь? — привстаю немного, опираясь на локти, чтобы быть на одном уровне с соседом.
— А ну ляг обратно.
И снова этот тон, словно я щенок нашкодивший. Да какого черта вообще происходит?
— Ты…да кто тебе дал право…
— Кто мне дал право? Кто мне, мать твою, дал право? — он подскакивает на ноги, выпрямляется по струночке, натягивается весь, словно струна, потом вздыхает громко и стонет вымучено, зарывшись пальцами в густые темные волосы. А я ловлю себя на мысли, что хочу повторить это действие, запустить пальчики в… Ох, черт… Так стоп, коней придержали! — Ты, млин, хоть представляешь, что я…Блядь…
— Да что с тобой не так? — взрываюсь, вторя этому ненормальному.
Пришел сюда, злится чего-то? Сам придумал – сам разозлился?
— Это ты мне скажи, что с тобой не так? Ты какого черта по городу шатаешься вместо того, чтобы дома сидеть? Что-то надо — звонишь Данилу, он привозит! Не хер с пузом шляться по магазинам!
Он говорит достаточно тихо, но интонация, мамочки, будь его воля, Кир бы непременно разорался на все отделение патологии беременности.
Совсем умом тронулся? И вообще, какого лешего он на меня орет?
— Прекрати на меня кричать!
— Я еще не начинал, — справедливо замечает Кир.
Обессилено закрываю глаза и прикладываю к лицу ладони. Ну чего ему надо-то здесь, а? Нашел ведь себе жену будущую, а, может, теперь уже вполне настоящую, вот и шел бы изображать счастливого главу семейства.
— Ты хотя бы понимаешь, насколько это серьезно? В твоей голове вообще есть хоть капля здравого смысла? Сначала она пузатая за руль садится, потом по городу шастает, когда у нее, блядь, водитель под носом, только скажи и все привезет. Нахрена, скажи мне, нахрена ты вообще поперлась в этот долбанный магазин без Даниила?
Кир все-таки срывается на крик, а я таращусь на него во все глаза и не понимаю, чего он вообще бесится? Чего срывается на мне и орет как потерпевший, словно это его ребенок у меня под сердцем. Да какое ему вообще дело до того, куда и как я хожу, когда у него дома теперь своя, такая же пузатая и вполне себе согласная на любые условия?
Да и кто же знал, что мне станет плохо посреди магазина детской одежды? Я даже не помню толком, что произошло, в себя пришла только когда меня в больницу доставили. Помню только, как страшно было и все, о чем я думать могла — мой сын. Я ведь не собиралась никуда в тот день, просто, когда столкнулась у подъезда с Киром и брюнеткой, что-то во мне щелкнуло. Так больно стало и досадно. От безразличия его, от взгляда равнодушного, от того, как быстро он нашел мне замену. Дура? Дура! Как собака на сене, ей-богу.
Сама ведь отказала и не хотела даже думать о его предложении, а потом… Как увидела его с другой, с той, что, должно быть, сразу согласилась, так обидно стало. И страшно, особенно страшно. Потому у меня был один единственный шанс и в тот день я его потеряла. Не знаю, какой черт меня дернул, но по возвращению в свою квартиру, мне так тоскливо стало, так жалко себя было, что хоть на стену лезь от безнадежности. И, конечно, я не придумала ничего лучше, чем уйти из дома хотя бы на несколько часов.
Даниила беспокоить не стала, к тому же я не была уверена в том, что вообще могу его теперь беспокоить. Своим поведением у подъезда Кир ясно дал понять, что его предложение больше неактуально. Подумав тогда, я просто вызвала такси и доехала до центра. Гуляла долго, до тех пор, пока не добрела до торгового центра. Ноги как-то сами привели меня в магазин с детской одеждой и прочими прелестями.
Помню, как улыбалась, рассматривая крошечные комбенизончики, а потом в один миг все перед глазами поплыло и потемнело в одночасье. Яркая вспышка боли, пронзившая низ живота практически заставила меня сложиться пополам. Так больно мне ни разу в жизни не было, так остро, словно тысячи раскаленных игл пронзили тело.
Ярослава
Кир появляется в палате к моменту моей выписки. Минута в минуту. А я ведь надеялась, что забудет или решит, что есть дела поинтереснее. В конце концов у него семь пятниц на неделе, я бы не удивилась. Моих надежд он, в общем, не оправдывает, входит в палату ровно в одиннадцать, как и обещал вчера, когда, ошарашив меня, покинул палату.
— Готова?
— Нет, — бросаю, скорее из вредности.
Осматриваю парня с ног до головы. Сегодня в он в привычных для меня синих джинсах и бежевом свитере. Понимаю, что, наверное, стоит отвести взгляд и прекратить пялиться, а не могу. Красивый он все-таки и бежевый ему идет.
Мысленно отвешиваю себе подзатыльник, не туда меня заносит, ох не туда. Кир вообще на меня странно действует, придушить хочется и в тоже время…
Ох, Славка, не доведут тебя до добра эти гормоны чертовы.
— Пойдем, нас уже ждут, — Кир подходит ближе, подает мне руку, помогая подняться на ноги.
— Ты не отстанешь, да? — спрашиваю, пока он помогает мне надеть верхнюю одежду.
— Чтобы ты в очередной раз пошла и где-нибудь потеряла сознания, нет уж, уволь.
Он разворачивает меня лицом к себе, цепляет большим и указательным пальцами мой подбородок и заставляет смотреть в глаза. Смотрит на меня серьезно, без тени улыбки, лоб морщит, словно недоволен чем-то. А я не понимаю чем, не понимаю, что он здесь делает, я вот уже долгое время не понимаю, какого черта вообще происходит.
И я не знаю, сколько мы так стоим, не проронив ни единого слова, молча смотрим друг другу в глаза. Черт, какие же все-таки красивые у него глаза, ярко-голубые, светящиеся, живые что ли, и взгляд такой пронзительный, словно прямо в душу заглядывает, насквозь прожигает. И мне от этого взгляда сейчас укрыться хочется, потом что столько всего в нем бушует, столько всего перемешано: и злость, и боль, и волнение … да все на свете просто.
Не надо, не смотри на меня так, я ведь поверю, поверю, что тебе не все равно, а ты меня раздавишь, так же как когда-то раздавил другой. Я больше не хочу верить, не хочу слышать глупые объяснения, в которые, конечно, опять же по собственной, совершенно неисправимой, глупости, буду верить.
Именно так было с Вадимом, я поверила, слушала его лживые речи, бесконечные оправдания и непрекращающиеся обещания. Как дура последняя верила, что он меня действительно любит, что нужно потерпеть совсем чуть-чуть и все будет, он разведется наконец и мы вместе будем.
«Чуть-чуть» длилось почти год. Вадим продолжал лгать, продолжал находить все новые и новые причины, по которым он, якобы, пока не мог развестись с женой. А я продолжала верить, потому что розовые очки они такие, удобные очень. Так и жила, и, возможно, весь этот театр абсурда бы продолжался до сих пор, если бы не один очень неприятный факт… Для Вадима неприятный.
Второй раз на одни и те же грабли наступать я не готова. И пусть Кир никаких романтических отношений мне не предлагал, и вообще ничего такого не предлагал, я-то понимаю, что однажды обязательно вляпаюсь. А мне больше не нужно, одного раза было достаточно, через край просто. Он наиграется, во что бы там ни играл, а я останусь.
— Ничего подобного больше не произойдет, — я наконец прерываю этот непозволительно долгий зрительный контакт и отворачиваюсь. — Просто в тот день я…я перенервничала, ясно!
— Ну все-все, не буянь, я и сам виноват в какой-то степени, исчез, ничего не объяснил.
— Не надо ничего объяснять, просто… просто давай на этом закончим, ты ведь уже нашел себе «семью», а со мной все будет в порядке, только верни мне, пожалуйста, ключи от машины и…
— Нет у меня никакой семьи, и никого я не искал, я бы мог сейчас попробовать объяснить, но это будет индийское кино, в которое ты вряд ли поверишь, поэтому я лучше покажу, ладно?
Я киваю, просто, чтобы поскорее все это закончить и наконец оказаться дома, вдали от всей этой суеты и недопониманий. Пусть показывает то, что ему нужно.
Кир застегивает на мне пуховик, натягивает на голову капюшон и пропускает вперед.
Его машина припаркована на стоянке, недалеко от входа. Открыв для меня дверь с пассажирской стороны, Кир, как и раньше помогает мне сесть в машину, а потом, обогнув свою сверкающую «Ауди», занимает водительское место, поворачивается ко мне и с каким-то особым педантизмом проверяет ремень безопасности. У меня же отчего-то врывается смешок, видно нервное.
— Это не смешно, — строго произносит Кир и смотрит на меня так, словно я дитя неразумное, а он большой и взрослый дядька, которому на голову свалилось нерадивое чадо.
Меня начинает откровенно раздражать этот повелительный тон и чрезмерная серьезность некогда совершенно беспечного соседа. Поверить не могу, что вообще думаю об этом, но прошлый Кир мне нравился чуть больше, чем этот параноик.
Я ничего не отвечаю, насупившись, отворачиваюсь к окну, Кир следует моему примеру. Едем мы молча и долго, как-то слишком долго для небольшого города. И только подумав о времени, я наконец вглядываюсь в местность, мимо которой мы проезжаем и не узнаю ее, от слова «совсем». Не то, чтобы я очень хорошо знала наш город и каждую его, даже самую отдаленную часть, но складывается ощущение, что его пределы мы уже успели пересечь.
Глава 8
Ярослава
— Я не собираюсь вешать своего ребенка на твоего брата и твое расположение мне тоже не нужно, я просто хочу уйти отсюда и больше не видеть вашу семейку, надеюсь, это понятно? И квартиру я получила, потому что детдомовская, а не за какие-то особые услуги, только никого из вас это не касается.
Ни разу в жизни мне еще не было так мерзко и противно. Даже в тот момент, когда Вадим сунул мне деньги и в приказном тоне попросил избавиться от совершенно ненужного ему ребенка.
А сегодня меня словно в ведро с помоями окунули, хорошо так, с чувством и расстановкой, и еще сверху полили. Я не заслужила всего этого, я вообще всей этой грязи не заслужила. Я просто хотела спокойно жить, родить и воспитывать ребенка, закончить университет, и у меня для этого было все.
Я ни о чем не просила и уж точно не собиралась вешать на кого-либо своего сына.
И сейчас, стоя напротив двух братьев, после услышанного разговора, я отчетливо понимаю, что что бы ни произошло, я со всем справлюсь сама и ребенка я своего не отдам, никому и никогда. Любому, кто хотя бы подумает в эту сторону, вцеплюсь в глотку и перегрызу. Потому что мой сын — это только мой сын.
И уж точно я не собираюсь терпеть оскорбления со стороны богатеньких, избалованных жизнью придурков, почему-то решивших, что я чем-то хуже них.
Дешевый пуховик ему, видите ли, не пришелся по вкусу, джинсы не в той ценовой категории.
— Слав, — Кир делает шаг в мою сторону, а я отступаю и как ненормальная трясу головой просто для того, чтобы не расплакаться от унижения, и чтобы дать понять: слушать я больше ничего не хочу и не стану.
Мне это все не нужно, я просто хочу домой, туда, где мне хорошо и спокойно. Туда, где на меня не будут смотреть свысока, туда, где меня не будут судить по одежде и вешать ярлыки, лишь потому что у меня нет денег на дорогие вещи, но есть квартира в хорошем доме.
— Просто отвези меня домой и давай, пожалуйста, на этом закончим, — произношу уже менее эмоционально.
Я не хочу никаких разборок, никаких скандалов, мне достаточно было того, что я оказалась в больнице после последнего нервного потрясения. Мой ребенок всего этого не заслуживает.
Пока я пристально таращусь в пол, Кир, как-то совершенно незаметно для меня, оказывается слишком близко и прежде, чем я успеваю среагировать, хватает меня и бережно прижимает к себе, невзирая на мои попытки сопротивляться. Он сильнее и больше, а у меня малыш в животе, и я перестаю брыкаться, чтобы не навредить своем ребенку. Ничего, не будет же Кир держать меня в объятиях вечно, рано или поздно выпустит.
— Уйди, — слышу его голос над своей головой, а потом Кир отстраняется, затаскивает меня в кабинет и захлопывает дверь.
— Что ты делаешь? Кирилл, послушай…
— Нет, это ты послушай, я дурак и все это… я не знал, что он позволит себе высказываться в подобном тоне, я не знаю, какая собака его укусила, обычно он не такой и…
— И не вешает ярлыки на людей, судя по одежде? Да?
Не знаю почему, но именно этот момент хорошенько отпечатался у меня в голове. Словно я какая-то нищенка-оборванка и не заслуживаю даже нормального обращения. Мне не привыкать, я ведь детдомовская и какая-то степень пренебрежения сопровождает меня почти все мою жизнь, но именно сегодня социальное неравенство чувствуется особенно остро.
В этом огромном, богато обставленном доме я действительно лишняя деталь. И я не хочу что-либо менять. Меня устраивал мой мир, до появления в нем Кира, до его внезапного преображения, до его предложения. И я хочу вернуться туда, где мне было уютно. В свою зону комфорта.
— Слав ты неправильно поняла.
— Я не хочу ничего понимать, я просто хочу домой. И хочу, чтобы меня оставили в покое, ты в том числе. Мне и одного богатого мудака хватило, второго мне не надо. Так что…
Моя тирада остается неоконченной, потому что в этот самый миг Кир, издав какой-то странный звук, толкает меня к запертой двери, прижимает к холодной деревянной поверхности и делает то, чего я ожидаю меньше всего — целует. С напором каким-то совершенно бешеным, одержимо и яростно. Я в жизни своей никого кроме Вадима не целовала, но он никогда не целовал меня вот так, словно этот поцелуй — жизненная необходимость.
Кир отстраняется лишь на секунду, проводит языком по моим саднящим от его напора губам и снова углубляет поцелуй, напирая, заставляя подчиниться его воли. Большая мужская ладонь ложится на мой затылок, слегка надавливая, чтобы не сопротивлялась, не пыталась уклониться, пока язык сплетается с моим, вынуждая ответить на поцелуй. И, наверное, это глупо и неправильно, и я обязательно об этом пожалею, но я отвечаю, отвечаю так, как в жизни никому не отвечала. Руками обхватываю шею Кира, я сама прижимаюсь к нему.
— Тихо-тихо, — он прекращает меня целовать, а я тянусь неосознанно за ним, мозг еще не включился, а тело протестует. — Мы здесь не одни, — смеется, за что вполне оправдано получает удар в плечо.
— Да ты… Да иди ты.
Он берет меня за запястья, продолжая улыбаться, подводит к большому кожаному креслу и сажает на него. Сам же садится на корточки у моих ног, продолжая удерживать мои руки в «оковах», видимо, чтобы драться не продолжила и заглядывает в мои глаза.
— Чего?
Слава глядит на меня своими большими глазами, а я не в состоянии сдержать улыбки. Все-таки есть что-то в этой девочке, что-то, что заставило меня обратить на нее внимание.
— Послушай, — я беру один из стульев, стоящих в углу, и сажусь напротив Славы, так чтобы глаза наши были на одном уровне. — Мое предложение остается в силе.
— Нет, я…ты… блин, — она запинается, смешно морщит маленький носик, чудо, куда ей матерью одиночкой становиться. Я даю ей время переварить полученную информацию. Тяжело вздохнув и тряхнув головой, она наконец-то собирается с мыслями и продолжает: — Все это очень странно, твое предложение, твои постоянные изменения, твой… брат… Наверное, в прошлый раз ты был прав и таким образом решилось бы множество проблем, но… — она отворачивается, кусает губы, моргает часто, словно слезы сдержать пытается, а я себя мудаком последним чувствую, виноват ведь, как пить дать виноват. — Все это слишком, для меня слишком, понимаешь, мне о ребенке думать надо и качели эти бесконечные ему явно не на пользу, и твоя семья, они не поймут, — она косится на дверь, а я вполне серьезно подумываю над тем, чтобы пойти и все же набить морду братцу, останавливает лишь то, что он за меня действительно волнуется, еще пару лет назад я и сам был на его месте и то, что сделал тогда я, то, как поступил с Ларой…
До сих пор от самого себя тошно.
Я не понимал ничего, не слышал, думал, что лучше всех все знаю и брата защищаю, а на деле, чуть девчонку не сломал своими неосторожными словами. Влез туда, куда лезть не следовало и отхватил по роже. Заслуженно в общем-то.
— Моей семье и не нужно ничего понимать, отчитываться о своем выборе я не собираюсь, одобрения тоже искать не стану, но ты сейчас очень сильно на их счет ошибаешься.
Говорю и понимаю, как, должно быть, сейчас бредово звучат для нее сказанные мною слова. Матвей ее несколько минут назад фактически аферисткой-оборванкой назвал, не со зла, конечно, и не с высоты своего статуса, а просто по-человечески обо мне беспокоясь.
— Да ну? — усмехается она, взглядом буравит, а мне сейчас так откровенно хочется смеяться. Смешная она, когда злится, улыбку вызывает.
— Слав, — прочищаю горло, — Матвей бывает резок, но не принимай его слова близко к сердцу, он просто обо мне беспокоится, у нас это семейное.
Она молчит, взгляд опускает и вроде хочет ответить, но словно слова правильные подбирает. Я не тороплю, понимаю все же, не дурак, сам напортачил – а брат добавил. Матвей, естественно, извинится, позже, когда дойдет до него, что не прав был, я в этом уверен. И беспокойство его мне понятно, однажды я уже дел натворил, он терпел, бизнес тянул, меня из трясины вытаскивал, я ему за это благодарен.
Не будь тогда рядом брата, сложно представить, чем закончился бы мой срыв.
— И все же я не понимаю, почему я, нет, мне понятно, в целом, что… в твоей ситуации, наверное, такой вот брак — это выход, но я не понимаю, почему я, просто потому что на глаза попалась несколько раз и случай удобный подвернулся?
— Что ты хочешь от меня услышать, Слав? Я не могу сказать, что внезапно воспылал к тебе глубокими чувствами, это глупо и неправда, но ты мне нравишься, и я для начала этого достаточно, — знаю, что звучат мои слова резко, но и врать не хочу, да и незачем. Она мне нравится, и есть в ней что-то, что-то из-за чего я не могу просто выбросить ее из головы.
Может непосредственность ее, порой наивность. Я же как идиот последний, наблюдал, как это чудо с дружком своим мою тачку стикерами обклеивали и ничего не делал, стоял, смотрел и только улыбался. А они хорошо постарались и стикеры, чтоб их, качественные были, даже слишком, пацанам на мойке пришлось здорово попотеть, а мне хорошо заплатить, и я все равно продолжал улыбаться, как умалишенный.
Эта девочка вызывает во мне странные, противоречивые чувства, но рядом с ней я чувствую себя живым. Вот так просто, местами глупо и нелогично, да вот семейное это у нас, никакой логики, никакого обоснуя. Что мать с отцом, что брат, что я, и мне даже представить страшно, что будет, когда придет очередь Лизки.
— Я от тебя ничего не хочу, все, чего я хочу — оказаться дома, в своей квартире, — насупившись, Слава делает неуклюжее движение, стремясь подняться на ноги, но что-то идет не по плану, и она валится обратно в кресло, и я — дебил конченный — не могу сдержать смешок. Славка хмурится еще больше, сопит, смотрит на меня так, что я уверен, умей она убивать взглядом, мне бы уже панихиду заказывали.
— Колобок ты мой, — мне нравится ее дразнить, нравится и все тут, она милая такая, когда краснеет, пыхтит недовольно, взглядом меня своим убийственным сверлит, как в тот день, когда явилась ко мне в квартиру, вся такая смелая и грозная.
Я дурак, конечно, по-свински себя повел, она не виновата была, естественно, просто бывают моменты, когда ты на весь мир злишься, на несправедливость его, на участь свою. И винишь всех, особенно тех, у кого есть то, чего никогда не будет у тебя, а они не ценят, так беспечно относясь к самому ценному, что есть в жизни. И она меня тогда разозлила, отчитывать меня пришла, правдорубка. А где мозги были, когда вплоть до шестого месяца за руль садилась? Я психанул тогда и перекрыл ей зачем-то выезд. Детский сад — честное слово, потом уже понял, как глупо все это выглядело. У нас это семейное — сначала делать, потом думать.
— Я не колобок и уж тем более не твой, отвези меня домой, пожалуйста.
Ярослава
— Ты чего? — спрашиваю Кира, когда понимаю, что парень не спешит уходить из моей квартиры. Более того, он с невозмутимым видом запирает дверь, снимает пальто, и вешает его на вешалку. Потом все так же невозмутимо начинает разуваться, откладывает обувь на полку и подходит ко мне.
Улыбается как-то странно, но ничего не говорит. Протягивает ко мне руки, берется за собачку молнии на моей куртке и тянет ее вниз.
— К…Кир, — заикаюсь, смотрю на него пристально и почему-то цепенею.
— Я просто помогу тебе снять куртку, — продолжая улыбаться, произносит он низким, завораживающим голосом, от которого у меня дыхание перехватывает, и голова начинает кружиться.
Может у меня кислородное голодание?
Кирилл тем временем помогает мне избавиться от куртки, а я стою не двигаясь, будто к полу приросшая и не понимаю, что вообще происходит. Парня здесь быть не должно. Подвез домой и ладно. Пора и честь знать.
— Садись, — он берет оцепеневшую меня за руку, ведет к небольшом пуфику, расположенному неподалеку от двери, и кивает на мягкую поверхность.
— Кир, мне кажется, тебе уже пора, — произношу не слишком уверенно, когда, посадив меня на пуфик, парень опускается на колени и начинает развязывать шнурки на моих ботинках, после чего стягивает каждый по очереди и вслед за своими убирает на полку для обуви.
Я, совершенно пораженная его действиями, продолжаю таращиться на Кира, как баран на новые ворота.
— Кир.
— Я никуда не пойду, Слав, — заявляет безапелляционно.
— Что? В каком смысле ты никуда не пойдешь?
— В прямом, Слава, в прямом. Ты правда думаешь, что после того, что с тобой произошло я так просто оставлю тебя одну в квартире. Нет уже, девочка, ни черта ты не угадала.
— Но это моя квартира! — настаиваю уже громче. — И я хочу, чтобы ты ушел.
— Я не оставлю тебя одну, — четко проговаривает почти по слогам.
— Послушай, — вздыхаю, — я устала и после знакомства с твоим братом просто хочу побыть в одиночестве, подумать, понимаешь.
Я невольно вспоминаю грубые слова Матвея, его презрительно-высокомерный взгляд и данную мне оценку. В очередной раз за день во мне поднимается волна гнева, горечь обиды разливается по венам, обжигая внутренности. Дешевые джинсы — вот, оказывается, что важно. Не хочу я, правда не хочу иметь ничего общего с семьей Кирилла и подумать над его предложением я пообещала только чтобы он от меня отстал и поскорее отвез домой, подальше от своего придурочного брата, оценивающего людей по материальному положению.
А со своим малышом и претендующей на него стервой, я как-нибудь сама разберусь. В конце концов все можно решить. Это лучше, чем постоянно ловить на себе высокомерные взгляды, чувствовать себя чужой, недостойной. Не нужно мне все это, я сама справлюсь. Всегда справлялась и сейчас справлюсь. И ноги о себя вытирать никому не позволю.
— Слав, — Кирилл снова садится рядом, берет мою правую ногу и начинает осторожно ее поглаживать, разминая, массирую стопу. Повторяет то же самое с другой.
И это, черт возьми, приятно!
Все же ноги у меня устают, даже недолгое нахождение вертикальном положение уже дается не так легко, да и легкий отек дает о себе знать. И это мне еще можно сказать повезло, беременность моя проходит относительно легко. Случай в магазине — исключение. Я прикрываю глаза от удовольствия, когда, размяв голень, Кир снова возвращается к стопам, мнет их, поглаживает большими пальцами, несильно надавливая.
— Нравится? — спрашивает тихо, в голосе его слышатся улыбка.
— Эммм… я, — я прихожу в себя, словно ледяной водой облитая.
Боже! Стыд-то какой. Легкий массаж ног, и я поплыла.
— Тебе пора, — отбираю ногу. Движения мои кажутся неуклюжими и сейчас я, наверное, напоминаю беременную самку бегемота.
— Прости, — Кир произносит это так внезапно, что я на миг теряюсь.
— За что?
— За все это, за Матвея, за то, что я не с того начал, — его лицо принимает серьезное выражение, взгляд темнеет и устремляется на меня. — Слав, я же не дурак, понимаю, что подумать ты согласилась только потому, что хотела поскорее от меня избавиться.
— Я…
Не знаю, что на это ответить. Слова где-то посреди горла застревают. Неужели все так очевидно?
— В таком случае я не понимаю, что ты здесь делаешь, если все понял с самого начала, — опускаю взгляд, смотрю на ламинат, рассматриваю тонкие линии. — Тебе, правда, пора, Кирилл, ничего у нас с тобой не получится, не твоего я поля ягода.
Вздохнув, поднимаюсь на ноги. На Кирилла не смотрю, не могу. В глазах начинает противно щипать. Только не реветь, только не реветь! Чертовы гормоны. И за что мне все это?
— Захлопни, пожалуйста, за собой дверь, — прошу тихо и не оборачиваясь иду на кухню. Надо бы поесть, а у меня в холодильнике мышь повесилась, а значит, нужно прогуляться до магазина. Пока иду на кухню, прислушиваюсь к звукам за спиной, слышу какое-то копание, а после раздается хлопок. Ушел все-таки. Ну и правильно, а чего ты хотела, Слав? Сама ведь выпроводила.
Ярослава
Я заглядываю ему в глаза, ищу подвох, чувствую, что он точно есть. Слишком быстро Кир согласился с моим условием. Или просто настолько в себе уверен, что не допускает даже возможности проигрыша нашего, можно сказать, пари?
— Кир, — вздыхаю, — правда, это уже не смешно, хватит.
— А кто сказал, что я смеюсь, Слав?
— Ты же понимаешь, что это все чистейшей воды абсурд? — вырываюсь из его объятий. К моему удивлению, Кир меня не держит, позволяет отстраниться, только буравит своим сканирующим взглядом.
— Что абсурдного в том, что я просто хочу о тебе позаботиться?
— Все! — чуть повышаю голос. — В этом абсурдно абсолютно все! Я не из твоей весовой категории, твоя семья никогда меня не примет, а для тебя я просто возможность реализовать собственные желания!
— Все сказала? — спрашивает спокойно, а я понимаю, что перегнула и наверняка его обидела.
Все же проблема у него серьезная и я сейчас, можно сказать, по больному ударила. Чертовы гормоны! Как же надоело это бесконечно скачущее настроение!
— Прости, — опускаю взгляд, потому что стыдно.
Чувствую, как меня снова обнимают и бережено, словно фарфоровую куклу прижимают к груди. И мне почему-то так хорошо и спокойно становится. Гормоны, чтоб их! Вопреки логике и здравому смыслу, я сама льну к Кириллу, обнимаю его широкий торс и кладу голову на грудь. Мне приятно, спокойно и тепло. Кир, словно успокаивая, ведет пальцами по моей спине, поглаживая и вызывая в теле приятную дрожь и табун мурашек.
— У тебя сложилось неверное мнение о моей семье, но это мы решим потом. И нет, Слава, ты для меня не просто возможность реализовать планы.
Всхлипываю, слушая его успокаивающий голос, обнимаю сильнее. Ну что я делаю? Я же его почти не знаю и еще совсем недавно хотела придушить собственными руками, а теперь не могу от него отлипнуть. Потому что впервые за долгое время мне хорошо и спокойно.
— Давай я приготовлю поесть, да? — спрашивает тихо, а я киваю в ответ.
Правда, когда Кир выпускает меня из своих объятий, мне внезапно становится очень холодно и тоскливо. Очевидно, опять чертовы гормоны.
Улыбнувшись, Кирилл возвращается к своему занятию, отбивает мясо, маринует его в соли и перце, с добавлением небольшого количества чеснока, а у меня уже начинает собираться слюна во рту.
— Нарежешь овощи? — обращается ко мне.
— А у меня их нет. Так стоп, у меня же вообще ничего не было, откуда мясо, — доходит до меня очевидное. Своим вопросом мне удается рассмешить Кирилла, и я невольно улыбаюсь в ответ на его очень красивый смех.
— Я принес, не думаешь же ты, что я голодаю.
— Я думала такие, как ты не едят дома.
— Такие, как я? — Кир удивленно приподнимает одну бровь.
— Ну да, — пожимаю плечами.
— И какой же я по-твоему? — спрашивает вкрадчиво.
— Обеспеченный.
Кир снова смеется, а потом, вымыв овощи, ставит передо мной чашку, доску и нож.
— А я все думал, чем мне тебя удивить, а оказывается, вон как все просто, — посмеиваясь, шутит Кир, а я чувствую, как покрываются красными пятнами мои щеки.
Ничего не отвечаю и берусь за нарезку овощей. Кир тоже больше ничего не говорит и возвращается к приготовлению мяса. Я погружаюсь в собственные размышления, но уже спустя несколько минут из мыслей меня выдергивает шипящий звук. Отрываю взгляд от доски, смотрю на Кира, потом опускаю взгляд на столешницу, где замечаю совершенно незнакомый мне, дымящийся предмет.
— Это что?
— Электрогриль, — как ни в чем не бывало отвечает парень.
— У меня его не было.
— Я знаю, я свой принес.
— Зачем?
— Слав, пожалуйста, давай ты не станешь подтверждать теорию о глупеющих беременных женщинах, — смеется Кир, а я обиженно надуваю губы.
— Сам ты глупеющий, — произношу с обидой в голосе.
— Не сердись, — мягко отвечает Кир., — я люблю жарить мясо на гриле, сок не успевает вытечь, мясо покрывается корочкой и получается мягким и сочным.
— На сковороде оно получается таким же, — парирую, просто чтобы поспорить.
— Ну вот в следующий раз тогда ты приготовишь его на сковороде, — улыбается парень и мне больше не хочется на него злиться. Вот как он это делает?
К тому времени, когда я заканчиваю с салатом, Кир завершает приготовление мяса, раскладывает аппетитные кусочки по тарелкам и обращается ко мне.
— Переместимся за стол или на стойке нормально?
— На стойке нормально.
Кир кивает, ставит передо мной умопомрачительно пахнущий, золотисто-коричневый кусок говядины и я моментально забываю обо всем на свете. Наверное, ни разу в жизни я так не наслаждалась едой. То ли потому, что голодная с утра, то ли потому, что Кир для меня лично приготовил. Прикрываю глаза и практически урчу от удовольствия, прожевывая очередной кусочек мяса, а когда распахиваю веки натыкаюсь на изучающий взгляд Кирилла.