Подари мне вечер

Глава 1

Уши никогда его не подводили. Если начинали гореть, как от укуса комара, – жди дурных новостей. И сразу закрывайся у себя в кабинете, ведь это единственное место, где можно спокойно, без посторонних, облегчить свои страдания, поднырнув пальцами под волосы и с ожесточением потерев зудящую кожу. Один раз. Два… Много раз.

А день так хорошо начинался!

Отмена первой пары у третьекурсников, разгильдяев и оболтусов, но подающих большие надежды будущих заклинателей, освободила целое утро, которое он провёл за чашечкой крепкого кофе и плотным завтраком, почти таким, как дома.

Перекусить в миленьком кафе «Голубка» с нарочито простым интерьером, парой белоснежных птиц, украсивших двери, вышколенной обслугой и кухней на самый притязательный вкус, как оказалось, мог позволить себе не каждый. Эйверторн мог и позволял с удовольствием.

Заведение недавно открылось возле парка, в котором он любил гулять в редкие свободные часы. Свежим прохладным утром на парковых дорожках, обрамлённых цветущими деревьями и фигурно подстриженными кустами, почти никого не было, и он охотно прошёлся бы кружок-другой вдоль живописного пруда с лебедями, посидел на белой скамеечке рядом с кружевным горбатым мостиком, но желудок настойчиво просил еды.

Отдав должное омлету из яиц краснобрюха, украшенному горсткой прыткого зеленого горошка и веточкой кудрявой петрушки, Эйверторн щедро расплатился и ненавязчиво поинтересовался у официанта, как часто бывала в приглянувшемся ему кафе одна прелестная незнакомка в кокетливой шляпке. Ни широкие поля, ни крупные шёлковые цветы не помешали ему разглядеть большие миндалевидные глаза восхитительного шоколадного оттенка, а быстрая улыбка, мелькнувшая на чуть тронутых розовой помадой губах, оставляла надежду на знакомство. Обслуга в «Голубке», как успел убедиться Эйверт, была вышколена по высшему разряду, но блеск новенькой монетки, небрежно зажатой в пальцах, развязал официанту язык. Понизив голос, молодой человек в форменной жилетке с вышитым голубем вспомнил, что видел девушку дважды: она приходила в послеобеденный час и занимала один и тот же столик, вон тот, возле второго справа окна. Приходила не одна, в компании подружек или сестёр, и ещё: попросила забронировать для неё тот же столик в ближайший выходной, в то же время. Эйверторн кивнул – монетка ловко перекочевала в карман официанта. Что ж, если за четыре дня никто не завладеет его вниманием сильнее девушки с горьковато-сладким шоколадом во взгляде, то он наведается в это кафе ещё раз.

Кареглазую прелестницу Эйверторн приметил ещё на прошлой неделе в парке. Спрятавшись от солнца под зонтиком, она в компании двух барышень примерно одинакового возраста с любопытством разглядывала недавно установленные на центральной аллее скульптуры. Эйверторн придержал шаг, окинул незнакомку заинтересованным взглядом, не забыв и про её приятельниц, тоже юных и миловидных, но сильно уступавших подруге по элегантности и изяществу.

Живо обсуждая работы скульптора, чью знаменитую фамилию Эйверт тут же забыл, барышни проследовали прямиком к «Голубке», куда, собственно, направлялся и он сам. В тот раз они тоже облюбовали столик у второго справа окна, и Эйверт получил возможность оценить всю прелесть хорошенького личика и мелодичность голоса. А потом подозвал официанта, другого, не сегодняшнего, и тихим голосом сделал заказ.

Через несколько минут на столик барышень поставили блюдо с фирменными шоколадными пирожными, и тогда Эйверторну достались и удивлённо-оценивающий взгляд, и быстрая вежливая улыбка. На последнюю он ответил лёгким наклоном головы. Без лишнего кокетства и кареглазая красотка, и её подружки принялись за угощение, а Эйверт незаметно за ними наблюдал, не забывая наслаждаться вкусом заказанного для себя блюда. Он не собирался терять время и по окончании трапезы хотел подойти и завести с приглянувшейся ему красоткой разговор, даже заготовил несколько удачных фраз, но в этот момент ему в руки упал почтовый шмель. Эйверт досадливо дёрнул уголком губ, вчитался в послание и задумался над ответом, который следовало дать немедленно. А когда отправил ответ, с досадой обнаружил, что незнакомка успела покинуть заведение. Пришлось проводить вечер в одиночестве.

Но Эйверторн не был бы самим собой, если бы так просто сдался. За свои неполные двадцать семь лет он знавал достаточно девушек и останавливаться не собирался, однако был избирателен и абы за кем не охотился. Предпочитал лишь самых привлекательных, таких, про которых можно было сказать, что по вкусу они – как тот самый яблочный пирог, который каждый день подавали в «Голубке»… Хотя, если задуматься, пирог-то был всегда выше всяческих похвал и никогда не разочаровывал, чего нельзя было сказать о девушках. Последние бывали разные: болтливые, ветреные, застенчивые, доверчивые, остроумные… Но одно у них было общее: ни одна из них долго у Эйверторна не задерживалась. И Эйверта подобное положение дел устраивало. Теперь вот список пополнится обладательницей прекрасных шоколадно-карих глаз, когда, конечно, станет известно её имя. Возможно, это случится уже в эти выходные, не зря же он потратил столько времени и денег на расспросы! Да… утро и правда выдалось замечательное, вот только зуд всё испортил.

Первый укус ужалил во время занятия: Эйверт дёрнул ухом, скривился и сразу же прикинул, с какой стороны ждать неприятностей. Профессор Марсен снова забыл о долге, и придётся напоминать ещё раз? В расписании изменения, и ему поставили дополнительные пары?

А мазь, как нарочно, закончилась; в перерыве между парами Эйверторн выковырял из баночки последнюю каплю пахучей, отдающей мятой, изумрудно-зелёной массы, успел сходить к Шайну в целительское крыло, и тот пообещал изготовить новую порцию вот прямо сейчас, но забрать мазь можно будет лишь спустя часа три, не раньше. То есть только после обеда. Так что следующие полтора часа сопровождались пренеприятно горящей кожей и попытками скрыть мученическое выражение лица.

По окончании занятий у второкурсников Эйверт вышел из аудитории последним: дождавшись, когда за последним студентом закроется дверь, с тихим шипением почесал сначала одно, потом второе ухо, от души пожелав одной древней мстительной остроухой даме крайне неспокойного посмертия. Он точно знал, что наславшая проклятие эльфийка отправилась к праотцам ещё в позапрошлом столетии, и порой, во время жесточайших приступов, желал ей адовых мук, хотя сам особой мстительностью и кровожадностью не отличался. Прикрыв полыхающие уши волосами, поспешил укрыться в своём кабинете: до обеда оставалась где-то треть часа, преподавателям накрывали столы чуть позже, нежели вечно голодным студентам.

Глава 2

Только без паники, ей он поддаться всегда успеет.

Бегать от трудностей Эйверт не привык, хотя с удовольствием сбежал бы подальше от бабули и её матримониальных планов. Вместо этого он расправил плечи, выровнял дыхание, разгладил несуществующие складки на пиджаке, нацепил выражение совершенного мастера Легранта и уверенным шагом направился вдалбливать знания в головы будущих заклинателей. О невестах он подумает по окончании занятий.

Легко сказать!

Последнюю лекцию Эйверторн едва не завалил самым непрофессиональным образом. Поскольку мыслями витал далеко, а о формуле заклинания неподвижности и правильной последовательности звуков, применяемых для этого заклинания, рассказывал механически, толком не вслушиваясь в собственную речь, не заметил, как перескочил с одной темы на другую. Тридцать пар удивлённых глаз и деликатное покашливание вернули Эйверта в реальность. Обругав себя нелестными эпитетами, до конца занятий на поиски «невесты» он более не отвлекался. И старался не замечать разрастающийся в районе солнечного сплетения холодок – предвестник подступающей паники. В самом деле, что он, подходящую девушку на один вечер не найдёт?

Подходящую. Правильную. Такую, которая не вызовет у старой Хильды Легрант ни тени подозрения.

По глазам третьекурсников читал: изумлены, не ожидали увидеть всегда собранного преподавателя рассеянным. Такой недостаток среди прочих качеств мастера Легранта не значился. Эйверт приклеил к лицу выражение прохладной надменности, с удовлетворением отметил, что удивления в глазах студентов поубавилось, зато прибавилось вселенской тоски, когда он объявил о контрольной на следующем занятии.

Домой шёл торопливо. Путь лежал через парк, и Эйверт невольно выискивал среди гуляющих ту фигуристую красотку с прекрасными глазами. Хотя никакой уверенности в том, что начинать знакомство следует со столь деликатной просьбы, авантюры даже, не испытывал. Зато набросал план действий и немного успокоился. Уши с острыми кончиками, получив порцию целебной мази, вели себя смирно.

Эйверт имел возможность снять целый дом, двухэтажный, небольшой, но очень удобный, но ограничился просторной квартирой, занявшей половину верхнего этажа. Ему в распоряжение достались просторная спальня в мансарде, кабинет, гостиная-столовая и небольшой кухонный уголок. На балконе, примыкающем к гостиной, в хорошую погоду он пил чай, а в те вечера, что проходили не в одиночестве, добавлял капельку романтики для особо впечатлительных представительниц прекрасного пола: показывал им созвездия, так красиво смотревшиеся на тёмном бархате неба. Банальный, но безотказный способ перейти от лёгких приятных разговоров к не менее приятным действиям.

Здесь он поселился в самом конце зимы, когда господин Оклер, ректор Верральской Академии Магического Искусства, а в прошлом именитый профессор и его, Эйверта, наставник, всё-таки уговорил своего бывшего ученика, лучшего из лучших на потоке, а последние несколько лет успешного и амбициозного педагога, сменить место работы. А заодно лично уладил все непростые вопросы с переводом среди учебного года и оклад положил приличный. Возвращаться в родной город, где оставались родители, бабуля и их поочерёдные уловки почаще заманивать его домой, Эйверторн не планировал. Но и отказать учителю и наставнику не мог, к тому же условия для него господин Оклер выбил действительно отличные.

И вот уже несколько месяцев молодой маг жил в Веррале. С преподавательским составом не сдружился, но установил вполне ровные уважительные отношения. Переступать границ в сторону ненужной фамильярности не любил, потому и увеселительные заведения по выходным или в конце тяжёлого учебного дня вместе с ними не посещал. Пропустить стаканчик-другой горячительного он предпочитал в одиночестве: опять же, никакого риска предстать перед коллегами в непрезентабельном виде в случае перебора с градусом напитка. Коллеги дразнили его ушастым снобом, впрочем, совершенно беззлобно.

Из всей семейки в квартире побывала только мама, проявлявшая безмерное беспокойство, хорошо ли устроился её сыночек. Жилище ей не понравилось категорически: тесно, вид из окна посредственный, гардеробная маленькая, на обоях не той ширины полосочка, квартирная хозяйка невоспитанная и крикливая. Попытку переселить его в отчий дом Эйверт с тихой ухмылкой засчитал, но отстоял право на собственный выбор. И паломничество остальных любящих родственников в свой дом пресёк. Бабушка, к счастью, навещать его не пыталась, но домой зазывала регулярно.

Эйверт подавил вздох, в который раз с тихой завистью вспомнив брата: вот кого уже около десяти лет не душили опекой и вообще не интересовались его жизнью. И жену не навязывали! Вспомнив «милую» Милочку, Эйверторн прибавил шаг.

Дом встретил тишиной и прохладным сумраком; маг привычно потянулся к пульсирующему теплом внутреннему источнику, и через мгновение в комнатах стало светлее, ровно так, как ему нравилось.

Ужин – отбивную и большую порцию салата, где всякой травы и листьев было нарезано гораздо больше, чем нужно здоровому молодому мужчине, предпочитающему мясо во всех его видах, – принесла квартирная хозяйка, так что решение сложной задачи он начал не на голодный желудок. С домовладелицей, к слову, он поладил неплохо: женщина, вовсе не такая шумная, как окрестила её мама, «этих важных господ из академии» уважала и старалась угодить, а молодого преподавателя ещё и подкармливала, по своему, правда, усмотрению: булочки с корицей приносила редко, зато свежайшие овощи прямо с грядки таскала регулярно. Намёков мастера, что он не выносит лук и баклажаны, упорно не слышала. Жаль, очень жаль, что хозяйка никак не годилась на требуемую роль!

Эйверт стянул волосы в высокий хвост и вытащил из ящика стола небольшую записную книжку с защитным тиснением по контуру. Его первый пункт плана. Начал он со старых связей.

У него был единственный приятель, к кому можно было без опасений обратиться с деликатной просьбой. Вернее, к его сестре. С Шелтоном они учились на одном курсе, а младшей сестрёнке, Шейле или Шайне, он запамятовал, магии не досталось ни капли. Последнее Эйверта не волновало, достаточно того, что девушка имела приятную внешность, прекрасное воспитание и неплохо относилась к нему лично. И всё же начинать переговоры следовало со старшим братом. Отставив в сторону почти не тронутую гору травы, то бишь салат, Эйверт изложил суть проблемы и отправил почтового шмеля, сверившись с адресом в записной книжке. Нервно потёр ладони в ожидании ответа. Ответ прилетел быстро, и это был единственный положительный момент.

Глава 3

Весь остаток вечера Эйверт лихорадочно искал кандидатку. Были отмечены ресторанные певички и актриски, годящиеся по возрасту ему в невесты. Оставалось лишь договориться с одной из них, не пожалеть средств ни на косметические услуги, ни на подходящее платье и сыграть, вопреки принципам, нечестно. Иллюзии в таком вопросе не помогут, а вот воздействие на разум, благодаря которому человек на нужное магу время менялся кардинально, приобретая отсутствующие манеры и правильную речь, способно выручить в самой патовой ситуации. Метод бесчестный, так глобально лгать родным Эйверт не желал и ещё больше не желал применять такие чары к кому-либо, но, коль уж его совсем загнали в угол…

Бабушкины слова всё звенели в ушах, когда он вызвал профессора Марсена и безмерно изумил его и остальных молодых преподавателей, напросившись с ними в Развалины, куда в компании ни разу не ходил. И хотя мягкий тёплый вечер накрыл город, а желания выползать из дома не было никакого, Эйверт всё же стиснул зубы и решительно переоделся. Отдыхать и лениться будет после.

Развалинами звали городской квартал почти в самом центре. Когда-то там стоял прекрасный дворец, пострадавший столетия два назад в магическом огне. Восстанавливать не стали, столицу перенесли из Верраля южнее, а самому городу остались вот они, Развалины. Фрагменты дворцовых стен и башен красиво вписали в улочки рядом с площадью, а позже на этих улочках появились ресторанчики с музыкой и певичками, пабы и прочие увеселительные заведения. Туда-то и направились молодые мужчины и средних лет ритуалист Марсен, большой любитель легкомысленных куплетов и бараньих рёбрышек, подаваемых почти в каждом заведении к недорогому пиву.

Что ж, Эйверт получил возможность присмотреться к ресторанным артисткам близко. Никого и близко подходящего на роль невесты он не увидел, зато испытал глубокую досаду и гаденький липкий ужас перед далёким полуостровом. Время оказалось потрачено впустую, не спасли ни весёлые разговоры, ни неплохая еда. Разве что одобрение коллег заработал да получил приглашение как-нибудь повторить приятный вечер. Рассеянно кивнул и поспешил домой.

Завтра надо бы попасть в театр.

Следующим утром ректор известил, что должен отлучиться из академии по делам и до конца недели его не будет. Эйверт кивал, едва слыша, и совсем не запомнил, что там за дела такие. Свои заслонили весь остальной свет. Контрольную у третьекурсников провёл со всей строгостью: шпаргалок не признавал, списывать и мухлевать не давал. Рыжий веснушчатый парень, Кайл Шу, кажется, торопливо строчил что-то на своём листке, высунув от усердия язык, и затравленно косился в сторону учительского стола, на краешке которого небрежно примостился мастер Легрант.

В перерыве между первыми парами Эйверт вышел на крыльцо, рассеянно смотрел на стайки студенток, беззаботных и сосредоточенных, шумных и притихших, спешащих от одного корпуса к другому или неспешно прогуливающихся по дорожкам. Отправил посыльного в театр за билетом; какой спектакль смотреть, Эйверту было без разницы, не спектакля ради он туда шёл.

На обеде, глотая густой наваристый суп, перебирал педагогический состав, женскую его половину, и снова выходил к неудаче. Тессе было почти тридцать, она носила брючные костюмы, задорную короткую стрижку и помолвочное кольцо на пальце. А как боевой товарищ, могла бы и согласиться… Госпожа Фафф была ровесницей бабушке Хильде, госпожа Стимпельтон, специализирующаяся на гаданиях, слегка не от мира сего, и тоже далеко не юная девушка. Вспомнив всех женщин из академии, Эйверт совсем сник. Миссия «провести Хильду» близилась к провалу.

После обеда посыльный вернулся с билетом, получил за свои труды мелкую монетку и, довольный, удалился, а Эйверт мазнул взглядом по названию спектакля. Похоже на комедию.

Домой он шёл привычной дорогой через парк, разглядывая всех мало-мальски подходящих по возрасту девиц, пока не спохватился и сердито не одёрнул себя. «Совсем свихнулся, уже каждой встречной готов предложить сделку!»

Верральский театр не подвёл, пьесу там давали весьма неплохую, только вот насладиться действом в полной мере у Эйверторна не вышло. Он отметил неплохую игру одной из актрис второго плана, в конце пьесы раздобыл букет и пробрался в гримёрку – надо же было хоть как-то продвигаться в затеянной авантюре! Выразил восхищение, похвалил игру, словом, завязал знакомство с довольно молодой женщиной, но так и не озвучил своё главное намерение. Понаблюдал, как она держалась вне сцены, прикинул, сумела бы эта актриса провести бабулю, и промолчал. Шансов было примерно шестьдесят на сорок – в сторону провала. В самом крайнем случае, та самая нечестная игра, и для неё женщина вполне годилась. Но всё внутри протестовало. В крайне скверном расположении духа Эйверт вернулся к себе, и только одно немножечко порадовало: за весь этот день ни отец, ни дед не побеспокоили его своими вызовами и расспросами о «невесте».

Одна мыслишка назойливым комаром звенела над головой, когда Эйверт укладывался спать. Что-то он упускал, что-то очевидное, находящееся прямо перед его глазами.

Утром до него дошло, что.

Прямо в первом же коридоре главного корпуса и дошло, даже до лестницы дойти не успел. Аж уши под волосами зачесались, оба разом.

– Эйверторн, ты идиот, – сказал он себе.

Спешившая на занятия первокурсница оглянулась через плечо и округлила глаза. А Эйверт словно очнулся и новым взглядом обвёл учебный корпус. Это же так просто!

Вся Верральская академия представляла собой один гигантский цветник. Нет, парни тоже учились, и общее соотношение составляло примерно пятьдесят на пятьдесят, но и половины присутствующих «цветочков» хватило бы для выбора! Хоть розочки с шипами, хоть нежные фиалки, хоть ромашки, хоть чертополох.

В академическом уставе не было жёсткого запрета на отношения учителей со студентками. В целом, подобное не одобрялось, и какие-то моменты оставались на усмотрение ректора, но за вспыхнувшие чувства, обоюдные, никого не исключали. Эйверту же и до чувств не нужно доходить, достаточно одного семейного вечера, а потом он договорится и всё устроит наилучшим образом.

Глава 4

Никогда ещё сердце Аннабеллы не заходилось в столь бешеном ритме. Даже в день, когда на практикуме по тварезнанию девушка перепутала рыжего остроуха с песчаным котопсом и скормила зверьку мятной кашицы вместо куриного террина. Остроух тогда озверел и моментально запрыгнул на стол преподавателей, где прогрыз ведомость с отметками. Но если бы на том всё и закончилось!..

Коварный пушистик, оторвавшись на бумаге и чернилах, цапнул зубами шляпу ректора и сделал это не с вешалки, стоявшей в углу классной комнаты, а с головы самого ректора, впавшего от такой наглости в ступор. Тот впервые за полугодие решил посетить занятия младших курсов, чтобы оценить как степень подготовленности студентов к переходу на следующую ступень, так и уровень мастерства педагогов, каждый из которых в своем резюме перечислял столько навыков, что хватило бы на целую диссертацию.

Ещё бы! Преподавать хоть зельеварение, хоть анимагию, а хоть и самую низшую и простейшую дисциплину, такую, как начертание магических символов, в столь престижной академии было привилегией, о которой мечтал каждый уважающий себя маг. И уж если педагогов отбирали на конкурсной основе, то что говорить о студентах?!

Отпрыски всех благородных семейств, способные на глаз отличить амулет от сглаза от простого ювелирного украшения, каждую осень стаптывали башмаки на лестнице приемного отделения и смотрели с затаённой надеждой, протягивая госпоже Фафф из приемной комиссии свои документы. А та, убрав за ухо вечно падающую на глаза седую прядь и покрутив на запястье браслет в виде ухмыляющейся змейки, по-старинке вставляла в глаз увеличительное стекло, принимала в руки бумаги, окидывала скептическим взглядом претендента на место на студенческой скамье, фыркала, а затем ставила на номере заявления печать: зелёную – к вступительному испытанию допущен; красную – советуем попытать удачу на следующий год.

Аннабелла была в числе тех счастливчиков, кого госпожа Фафф одобрила с первого фырканья, но в отличие от однокурсников учеба давалась девушке не так легко, как хотелось бы. И нет, проблема была не в способности усваивать материал, а в том, что Аннабелла была одним сплошным ходячим недоразумением. Там, где будущие магистры магии, лишь раз небрежно прищёлкнув пальцами, легко зажигали свечу с расстояния этак футов десять, Аннабелла разводила целый костер. Потом приходилось срочно колдовать полную проливного дождя тучку. И беда, если не успеешь, ведь в таком случае сгорит не только профессорский стол, но и собственная форма, удобная и красивая, к слову. А за порчу форменной одежды кастелян академии спрашивал ой как строго.

А с рыжим остроухом так вообще вышло наиглупейшим образом, и виной всему был банальный недосып: мечтая произвести на преподавателя, магессу Тиланор, впечатление, Аннабелла зубрила всю ночь, разобрала по полочкам строение скелетов всех волшебных существ, научилась различать их по одному лишь загибу кончиков усов, но в результате проспала начало практикума, влетела в аудиторию вся в мыле и с перепугу, что занятие посетил сам ректор, перепутала всё, что знала.

Но если бы то была единственная её оплошность!

Увы, безобразию с остроухом предшествовали опрометчивость и неосторожность на некоторых занятиях, включая основы стихийной магии. Выплёскивающуюся силу не удавалось контролировать должным образом, хотя Белла была старательной ученицей, и диплом об окончании престижного учебного заведения получить очень хотела. Диплом стал бы единственным пропуском в новую, успешную и устроенную жизнь. Вот только живущий в её хрупком теле дар капризничал и то и дело не подчинялся. Там, где Аннабелле случалось творить волшебство, в итоге воцарялся хаос.

От того хаоса в академии устали все. При всём желании и усердии, Белла не справлялась с дарованной силой, поэтому ректор Оклер запросил встречу с главой Высочайшей Комиссии по Контролю Магии. После совещания самых титулованных во всём мире магистров Белле были выданы специальные браслеты, которые помогали контролировать мощный магический поток. Господин Оклер лично застегнул их на тонких запястьях девушки. Носить браслеты было наказано постоянно; снимать допускалось строго по разрешению кураторов и наставника. В тот день Аннабелла поблагодарила главу академии за заботу, но тот в ответ, до сих пор не смирившись с потерей шляпы, пригрозил девушке отчислением в случае нового проступка. С той поры Аннабелла занималась усерднее, тренировалась каждую свободную минуту, иногда одна, но чаще старалась делать это в обществе однокурсницы и подруги: так надёжнее. Но как бы Белла ни старалась держать магию в руках, то есть в браслетах, рано или поздно та вырвалась на свободу и разгулялась не на шутку.

Этим рано или поздно оказался сегодняшний день.

В последнее время управление землей давалось ей всё лучше, и было бы неправильно не воспользоваться свободным вечером и не устроить очередную тренировку. Можно и рост растений попрактиковать, и на насекомых размяться. Трюки с габаритами последних неплохо удались ей на последнем занятии, и магесса Тиланор хвалила её, но велела обратить внимание на формулу для правильного расчёта при изменении размера. Аннабелла пообещала обязательно уделить этому моменту больше времени и сегодня собиралась увеличить парочку-другую червяков, коих можно было найти на грядках и клумбах оранжереи, но для этого требовалось снять ограничивающие магию браслеты.

В какой момент всё пошло совершенно не так, девушка не смогла бы ответить даже под пытками. И она старалась, она упрямо старалась исправить сотворённое, до того как её застукал тот сердитый, с сурово сведёнными бровями и резким голосом, мастер заклинаний, стихий и целого списка магических искусств.

Аннабелле ничего не оставалось как драпать с «места преступления», надеясь, что содеянное сойдёт с рук: уважаемый ректор до начала следующей недели находился в отъезде, то есть сам лично стать свидетелем погрома не мог. Впрочем, ему могли доложить… Со щемлением в сердце девушка вспомнила имя того, кто мог бы это сделать.

Глава 5

Проводив взглядом брата и сестру Шу, Эйверторн с досады стиснул зубы.

Глыба, значит! Напыщенная глыба! А он-то к ним!.. С полной отдачей, все накопленные знания – пожалуйста, берите! Сколько вечеров было потрачено на вдумчивое составление плана занятий! Сколько материала перелопачено, чтобы заинтересовать, увлечь! И вот: для одних он – «ушастый сноб», для других – «глыба» и «павлин». И Эйверторн тяжело вздохнул.

Поправив и без того идеальный, без единой морщинки, галстук, укоризненно посмотрел на блондинку-разрушительницу. Медленно сложил руки на груди, выжидательно приподнял бровь.

Девушка поднялась с земли, тщательно отряхнула платье от налипших травинок. У Эйверта появилась возможность получше рассмотреть неумёху, и он этим воспользовался. Девчонка как девчонка, невысокого роста, стройная и ладная, вот только миловидное личико выглядело очень несчастно и виновато.

– Пойдём, – подбородком Эйверт указал направление.

– Куда?

– В мой кабинет. Разговор к тебе будет. Ещё раз спрашиваю: на каком курсе учишься? Кто наставник?

Девушка, сделавшая два небольших шажочка, вдруг остановилась и дерзко вздёрнула подбородок.

– Вы!

– Что?

– Вы. Устав академии запрещает фамильярное обращение к студентам. Параграф четырнадцатый, пункт третий.

От подобного всплеска дерзости Эйверт поперхнулся воздухом.

– Вы, уважаемая, сейчас бодрым шагом дотопаете до главной аллеи и повернёте к преподавательскому корпусу, в правое крыло. Третий этаж, вторая дверь от лестницы. Жду вас там через четверть часа, – прошипел он. – Имя?

– Аннабелла Керрен, второй курс, – убито представилась девица.

– Через четверть часа в моём кабинете, Аннабелла Керрен. Не вздумайте бегать и прятаться, от меня – бесполезно.

И стремительно зашагал прочь, чувствуя, что вот-вот взорвётся.

Славная прогулочка вышла, что и говорить! Маг в десятом поколении, он никак не ожидал, что студенты были столь гадкого о нём мнения. Да, Эйверт был согласен, что был строг и требователен, как и непомерно талантлив, но впервые слышал, чтобы таланты причисляли к недостаткам!

Однако как бы силён ни был осадок от подслушанного разговора, внезапно Эйверт поймал себя на мысли, что эта Керрен вполне себе ничего. Хорошенькая, только тени под большими голубыми глазами слишком выделялись, да лёгкого загара не хватало чересчур светлой коже. В остальном, такая девица вполне могла бы… Эйверторн уцепился за спасительную мысль и тащил её за собой, как шарик на верёвочке.

Вторая девчонка – рыжая, стриженная, в забавных очках – блондинке уступала. Задорные конопушки не убедили бы придирчивую бабушку. Ни единым пятнышком. И эти мысли, как мантру, Эйверт повторил ещё много-много раз, пока торопился в кабинет.

После погрома в оранжерее хотелось привести себя в порядок. Никакой грязи на одежде Эйверт категорически не выносил, а в его кабинете была отдельная комнатка отдыха с закутком для умывания, ширмой, за которой можно было переодеться, вешалкой с запасным костюмом и рубашкой. Даже кровать имелась на случай внеплановой ночёвки на рабочем месте. Почиститься можно было и магией, но она давала не тот эффект. Простое умывание водой Эйверту было предпочтительнее.

Освежившись, Эйверторн первым делом сменил рубашку. Небрежно подогнул рукава и оставил верхнюю пуговицу расстёгнутой. Затем запросил у секретаря личное дело Аннабеллы Керрен и, когда тоненькая папка аккуратно шлёпнулась ему на стол, погрузился в чтение. Он собирался изучить всё: от списка родственников и наследственности до особенностей зачисления в академию. Может, даже и про страсть к прыгающим и квакающим удалось бы что-то нарыть, но четверть часа, отведённая на подготовку к встрече со студенткой Керрен, истекла быстрее, чем он закончил читать. Девушка, меж тем, являться не спешила.

Решив, что дочитает потом, маг рассерженно хлопнул ладонями по столешнице, поднялся, подошёл к окну и выглянул на улицу. От увиденного почему-то снова зачесались уши. Может, таким образом они подавали сигнал тревоги? Ведь обещанную невесту нужно было представить родне уже на следующий день, а претендентка на эту роль о своей участи ещё не знала.

Аннабелла стояла на высоком крыльце и беседовала с Кайлом. Наблюдая за ними, Эйверт усмехнулся: это рыжее недоразумение Шу хоть и вёл конспекты аккуратно и научился отличать «Иглу» от «Веера», тем не менее в глазах Эйверторна был отменным разгильдяем. Так что «зануду» мастер Легрант спускать своему студенту не собирался. Но и не планировал мстить прямо сейчас. В конце концов, ценнейшее время утекало по капле, а главный разговор, к которому Эйверт усиленно готовился, так и не был до сих пор начат.

Маг снова недовольно посмотрел сквозь стекло: Аннабелла не переставала болтать, то и дело поправляя своевольную прядь волос, спадающую на лоб, а Кайл Шу, в пару секунд преодолев несколько ступеней вверх, вдруг на мгновение приобнял девушку. От увиденного Эйверта перекосило. Нет, он, конечно, никогда не выступал против проявлений между студентами заботы и даже, возможно, нежных чувств, но, в конце концов, это ему грозил Тюлений Хвост, а не какому-то там третьекурснику Шу!

Не в силах более слушать, как напольные часы в углу неутомимо отсчитывают ценные минуты, Эйверторн применил «Жало». Маленькое безобидное заклинание слетело с кончиков его пальцев, беспрепятственно преодолело закрытое окно и искоркой соскочило вниз. Аннабелла покачнулась, схватилась за бок, следом – за подставленное плечо своего друга и заозиралась. Но укол подействовал – эти двое расцепились. Кайл кивнул и сбежал по ступенькам вниз, а девушка скрылась за тяжёлыми двустворчатыми дверями, изрезанными древними символами.

Глава 6

Всю дорогу, показавшуюся Эйверторну бесконечной, он не находил себе места, гадал, как встретит его родной дом.

Роскошный фамильный особняк встретил величественным молчанием. Четырехэтажный дом, дополняемый просторной мансардой, стоял в самом красивом месте на земле. Из окон, что выходили на север, открывался вид на пологий холм; с южной же стороны была видна извивающаяся змеёй узкая река, а от неё зеленой волной накатывалась на стены дома аккуратная лужайка, постепенно переходя в ухоженные пестрые цветники. Здесь и начинались владения Хильды Легрант, некогда одной из самых могущественных магесс, с мнением которой до сих пор считались не только влиятельные маги, но и сам глава Высочайшей Комиссии. Последний, кстати, по молодости не отказывал себе в ухаживании за молоденькой Хильдой и даже за кружкой-другой пива порой откровенничал, что научил магессу Легрант некоему секретному заклинанию, о котором на свете знали лишь трое: Хильда, сам глава Комиссии и его мама, ныне уж лет двадцать как покойная. Правда то была или нет, никто не знал: старая Хильда умело держала язык за зубами. Однако с главой Комиссии и правда была дружна и частенько приглашала в дом на чай. Тот принимал приглашения с большой охотой, наряжался и выливал себе на плешь душистой воды больше, чем на прием к бургомистру, и всегда приезжал с охапкой алых роз, чем вызывал огромное недовольство у Грэга.

Парк вокруг дома Легрантов утопал в цветах. Гвоздики, левкои, колокольчики и, конечно же, розы, чайные, белые, пурпурно-красные и алые, радовали глаз, и их неистовое цветение давало хозяевам много пищи для гордости. А в самом центре подстриженной круглой лужайки, прямо напротив парадной лестницы, стоял большой кедр, и именно из-под его душистой сени Эйверторн и оглядел клумбы, ласково озарённые послеполуденным солнцем, а затем посмотрел на тяжёлые двери, в которые предстояло войти, и тяжело вздохнул. Сделав шаг в направлении входа, внезапно замер на месте, так как именно в этот момент двери принялись медленно открываться, и прилагающийся к помпезному особняку дворецкий, вышколенный по всем правилам, встретив молодого мага на широком крыльце, громко и на весь первый этаж огласил:

– Мастер Эйверторн Легрант! – и зачем-то добавил: – Собственной персоной.

Эйверт хмыкнул.

Пафос его семья любила, но особенно всё пафосное обожала бабушка. Но коль уж присущая дому Легрантов манерность сохранялась несмотря на тревожные новости, которые побудили мага сорваться из академии домой раньше положенного, значит, бабушка была ещё в сознании и каком-никаком здравии, иначе тот же дворецкий, вместо того чтобы околачиваться у входа, давно бы сидел в библиотеке, где мать приспустила бы шторы, а отец, смахивая скупую слезу со щеки, наливал всем горькой настойки, которую домочадцы обыкновенно пили по совсем уж печальному случаю. Последний раз графин с той настойкой открывался лет этак десять назад, когда до семьи дошли вести о старшем сыне Иветты и Нейта. Выпито тогда было невероятно много, особенно дедом и отцом. Но время шло, и со случившимся все свыклись, и горькой гадостью печаль более не заливали, ведь, в отличие от старшего брата, Эйверторн не давал родне ни одного повода в нём разочароваться. Пока не давал.

Оглушённые воплем дворецкого Иветта и Нейт Легранты вздрогнули одновременно, а сидевший в кресло-качалке Грэг вынырнул из каталога семян, в который был погружён. Это было новейшее издание, которое ему два дня назад преподнёс сосед, и за эти два дня Грэг уже успел отметить несколько сортов роз, которые непременно хотел развести в саду. Ароматом и величиной бутона они должны были превзойти те, с которыми на чаепитие обычно заявлялся глава Высочайшей Комиссии, так что возможность уделать плешивого «соперника» была у Грэга уже почти в кармане, и он ни в коей мере не хотел её упускать.

Обменявшись тёплыми объятиями с мамой и позволив отцу и деду похлопать себя в знак приветствия по плечу, Эйверторн быстро поднялся по лестнице на второй этаж. Именно там, в крыле, нависающим над уютной беседкой, располагались комнаты бабушки. Их было две – кабинет и спальня, – и отделялись они друг от друга раздвижными дверьми, обитыми расписным шёлком. Крохотные бабочки кружили вокруг стеснительных розовых хризантем на почти черном фоне, и любоваться этим узором можно было сколько угодно (никогда не надоест), но в этот день Эйверторн прошел мимо красоты, даже не одарив её мимолетным взглядом.

Бабушка казалась очень маленькой в постели, имевшей поистине королевские габариты. Окна в спальне были открыты, и воздух в комнате напоен цветочным благоуханием, но бледно-голубые глаза Хильды Легрант переполняла глубочайшая меланхолия. Губы женщины горько кривились, а лоб испещрили морщины. Болезнь, внезапно охватившая главу семейства, стремительно высасывала из неё все соки, и от увиденного Эйверту стало не по себе. Но не спешил верить тому, что видели глаза: слишком хорошо знал свою бабушку, умевшую даже собственное здоровье или нездоровье преподносить в самом выгодном ей свете.

Опустившись в заботливо придвинутое к кровати кресло, Эйверт взял руку Хильды в свои и участливо поинтересовался:

– Ты как?

Бабушка приоткрыла один глаз и испустила тяжёлый вздох. Такой, каким обыкновенно одаряет своих наследников умирающий, готовящийся вот-вот отойти в мир иной.

– Пусть подойдёт поближе, – прошелестела Хильда. И даже слова давались ей с невероятным трудом.

Эйверт огляделся.

– Здесь только я, бабуль, – ответил он. – Кого ты хочешь, чтобы я позвал? Мару? Хлою? – внук перечислил имена любимых служанок бабушки.