Подарить надежду

Глава 1

Кайли знала всегда: если есть руки, немного воображения и совсем чуть-чуть времени, можно сотворить практически что угодно.

Вот и сейчас она любовалась на дело рук своих, отойдя в дальний угол кухни и задумчиво теребя мочку уха. Оранжевые занавески словно светились – самое то в октябре, когда осень уже подобралась близко, будто кошка к воробью. Рябина в маленьких городках, еще не уставших от шума и пыли, горит кровавыми пятнами, воздух становится невыносимо прохладен, на той грани холода, когда еще не хочется влезать в самую теплую куртку, но уже тянет вечером закутаться в плед. И в такие дни, если город одевается в темные цвета, вокруг себя все нужно одевать в светлые. Например, в оранжевые.

Кайли повезло: она купила отрез ткани огненно-драконьего цвета вчера на распродаже. Неподалеку от работы в полуподвале прятался магазин, куда свозили никому не нужные остатки тканей, игрушки сомнительного качества, совершенно бесполезные вещи вроде неработающих ламп, а иногда даже садовые калитки. Кому нужна садовая калитка в центре Нью-Йорка? Однако Биггс, владелец магазинчика «Все для вас», полагал, что на любую вещь найдется свой охотник.

- Ты не представляешь, что у меня иногда покупают! – рассказывал он Кайли, если она не торопилась. Тогда Биггс усаживал ее в продавленное кресло времен войны Севера и Юга и поил имбирным чаем. И говорил, говорил. Старик Биггс любил поговорить. О лампе, которую купил на аукционе за бесценок, и продал потом мальчишке – тот бережно унес ее в руках, словно раненого голубя. О вдове Дженкинс, которая приходит по пятницам каждый раз в одно и то же время и спрашивает вышитые подушки – если есть, обязательно покупает. Сколько у нее вышитых подушек, размышлял Биггс. Наверное, весь дом ими набит, громоздятся вдоль стен, норовят свалиться на хозяйку.

Для Кайли он оставлял странные, но каждый раз нравившиеся ей вещицы: то подставку для обуви в форме сердца; то остановившиеся крохотные часы, похожие на драгоценность, оброненную феей, и такие же бесполезные; то запечатанный конверт, в котором обнаруживался совершенно пустой листок бумаги. Этот конверт Биггс отдал Кайли просто так, ни цента ни взяв; да и обычно брал он с нее несколько центов, не более.

Кайли не знала, где Биггс достает большинство вещей. Какие-то остатки ему свозили из магазинов, обычных и комиссионных, а он все покупал, утверждая, что всегда примет у себя любую бездомную вещь, потому что хозяин для нее найдется – надо только немного подождать...

И вот отрез оранжевой ткани точно Кайли дожидался! Она поняла это, как только вошла вчера к Биггсу, сразу увидела это распластанное на столе сияние. Вечером подождала, пока мама заснет, и быстро сострочила занавески. А сегодня утром повесила. Мама проснется, выйдет на кухню, - а тут все полыхает солнцем, потому что окно выходит на восток.

Сейчас же еще было слишком рано.

Кайли снова немного полюбовалась на занавески, глотнула обжигающего кофе из любимой красной чашки, бросила взгляд на часы: шесть тридцать. Рассвет уже подкрадывался, Нью-Йорк же и не думал засыпать, Кайли чувствовала, как он там дышит и ворочается за окнами. Это в доме стояла сонная тишина, прерываемая только громким тиканьем часов да скрипом воды в трубах.

На цыпочках пробравшись к выходу, Кайли влезла в ботинки (позапрошлогодние, но еще держатся), темное пальто, взяла сумочку, выключила свет в прихожей и выбралась на крыльцо. Замок сухо щелкнул. Отойдя пару шагов по улице, Кайли оглянулась: нет, в мамином окне не зажегся свет, значит, не разбудила. Хорошо.

Дом молчал за спиной, когда Кайли уходила.

Покачиваясь на сиденье в вагоне метро, она старалась не заснуть. Вчера она с этими занавесками легла поздно, а вставать на работу как всегда – без пятнадцати шесть. Кайли Вильямс и ее мать, Глэдис, жили на окраине города, там, где бок о бок теснятся домики, иногда поделенные надвое. Вот такой половинкой они и владели. На первом этаже – прихожая, кухня и что-то вроде гостиной, на втором – ванная и две спальни. Звучит хорошо, выглядит так себе, и все же это собственный дом – все лучше той квартирки в Бруклине...

Про Бруклин Кайли предпочитала не вспоминать.

Она вообще не хотела с утра думать о тяжелом. Еще успеется.

Утро существует для того, чтобы понять прелесть наступающего дня – ведь если решишь, что день плохой, он так и покатится. Там куснет, тут заденет. Так что нужно искать во всем позитив. Ехать еще долго. Долго-предолго. Потому и нужно так рано выходить.

Что бы хорошее найти в сегодняшнем утре? Кайли уставилась на свои колени. М-да, коленки так себе, тощенькие. Ну ничего, это, наверное, хорошо. В журналах, которые иногда покупает мама, пишут, что мужчин привлекают худенькие женщины.

Кайли такого особенно не замечала. То ли ей не везло, то ли в журналах врали, но мужчины вокруг сплошь и рядом предпочитали фигуристых блондинок с приличным размером груди. Она – со своим практически отсутствующим размером, костлявыми коленками и узким личиком провинившейся отличницы – не вписывалась в требуемый типаж. Ее не замечали. По большей части. Но это не беда, а как раз хорошо, потому что на данном этапе жизни Кайли было не до мужчин.

Нет, о мужчинах думать бесперспективно и скучно как-то. Кайли покосилась вправо: рядом с нею сидел мужчина, читавший утреннюю газету. На четверть разворота сияла реклама турагентства, предлагающего путешествия в любые страны мира, на ваш выбор, сколько угодно. Только приходите, заплатите деньги, и отправляйтесь.

Глава 2

- Кайли! Это ты? – крикнула из кухни мама. Конечно, понятно, что это она, какой грабитель станет топать в коридоре и запирать дверь изнутри, звеня тяжелой цепочкой, - но Кайли все-таки ответила по правилам:

- Я, мам!

Ни за что ей не скажу, думала Кайли. Не нужно ей знать. Ее вообще нельзя волновать, ей надо улыбаться и говорить, что все хорошо, и будет хорошо, всегда-всегда. Только правду не рассказывать. Потому что как можно рассказать ей вот эту жуткую правду – что не сегодня-завтра она, Кайли Вильямс, пополнит собою полк безработных секретарш. А сейчас найти работу ой как непросто. Очень непросто.

Она даже немного задержалась на службе, чтобы просмотреть в интернете вакансии, и пока ничего не нашла. Задерживаться дольше было невозможно, потому что мама начинала волноваться, а волноваться никак нельзя.

Кайли думала: вечером, когда мама уснет, можно будет еще посмотреть. Может, и найдется что-нибудь.

Мама хлопотала на кухне. По всему дому плыл пряный запах печенья, и хотелось зарыться в этот запах пальцами, как в кошачью шерсть, и долго-долго от себя не отпускать.

- Мой руки, - сказала мама, - и за стол. Я спагетти сварила.

Глэдис Вильямс была маленькой сероглазой женщиной; лет еще исполнилось не так много, но последние годы и то, что довлело над нею сейчас, давало о себе знать. Пролегли морщинки, и руки подрагивают, и волосы потускнели... Стоя на пороге, Кайли смотрела на мать.

Нет, нельзя ей говорить.

- Мам, ты лекарства пила?

- Конечно, пила. Руки мой давай.

Кайли некоторое время провозилась в ванной, а когда вернулась, то на столе уже стояли две тарелки, и спагетти исходили аппетитным паром, и вилки блестели – как серебряные.

Не было у них серебряных вилок. Когда-то были, а теперь нет.

Ну и что. Есть и такими можно. Какая разница.

- Как дела на работе? – привычно поинтересовалась мама, ставя на стол плошку с соусом – она любила подавать соус именно в этой плошке, разрисованной причудливо, взятой в том же самом индийском магазинчике, откуда чай. Так веселее.

- Все нормально, - сказала Кайли.

Не рассказывать же о печальных, как у престарелого дога, глазах Фэйрфокса, о собственной глупой растерянности и о том, что хочется поскорее взять старый ноутбук, которым Кайли пользовалась дома, и прошерстить Сеть на предмет вакансий.

Ничего не происходит. Все как всегда.

Всем известна простая истина: не любишь людей – не будь врачом, не любишь детей – педагогом, не любишь мусор – уборщиком. Хотя с последним можно поспорить. Да и первое с появлением доктора Хауса, сериал про которого с удовольствием смотрела Глэдис, становится под вопросом. Но со вторым спорить никак не получается.

За свою жизнь Кайли непрерывно училась много лет. То есть с первого класса школы и весь курс, на котором готовили квалифицированных секретарей. И видела много разных педагогов. Были среди них и те, что вызывали в ней симпатию, но таких случилось двое или трое за все время обучения. Прочие же оказывались либо скрытыми садистами, находившими удовольствие в том, чтобы помучить детей, либо равнодушными, поглядывавшими на часы – когда домой можно будет уйти. Называться педагогом и быть им – разные вещи, эту истину Кайли поняла давненько. И так странно, что именно эти педагоги научили ее тому, как она живет сейчас. Научил один случай. Тогда ей исполнилось двенадцать лет.

Произошло это ранней осенью, в первые дни сентября. До физики и химии ученики еще не дошли, потому учиться было не так противно, как несколько лет спустя. Классная руководительница Кайли была неплохой женщиной, вела дополнительные занятия с трудными подростками – в основном, с «цветными» из соседних кварталов, где вовсю царствовала преступность. Кайли участвовала в самодеятельности, в жизни класса. Она вообще была активным ребенком. Ее активность все испортила в один не самый прекрасный день.

Она теперь уже не могла вспомнить, как называется тот урок, когда после занятий класс собирается и обсуждает что-то со своим классным руководителем. Классный час или классный урок? Теперь, на работе, это называют летучками и разбором полетов. Давно это было. Но детали не так важны.

На одном из таких часов классная начала издалека. Она завела какую-то речь, Кайли уже не помнила, как и что она говорила, помнила лишь, что вдруг учительница назвала ее имя и вызвала к доске. Кайли вышла. Она была неплохой ученицей, хоть французский и математика у нее всегда хромали, но ее было за что похвалить, и она подумала: вот он, мой час! Сейчас классная скажет о ней несколько хороших слов, и будет настроение весь день, и дождь за окном уже не покажется унылым, и можно забыть, что учиться еще так долго – целую длинную, холодную зиму учиться!

Это оказался тот случай, когда Кайли получила один из самых важных уроков от жизни: жди плохого вместо хорошего, и будет не так больно, когда твои ожидания оправдаются.

Ее не стали хвалить. Напротив. Доска стала для нее... Ну как его? Столбом позора? Где бичуют, или что-то вроде того. История ей тоже плохо давалась... Классная начала стыдить Кайли, долго и методично, потряхивая номером газеты «Вечерний Нью-Йорк» за прошлый месяц. Что же было в этом номере, от чего так замер весь класс? Кайли сначала не понимала, понимание явилось не сразу.