— Вставай! – грубый мужской голос прорывается сквозь плотный туман в голове.
С трудом открываю глаза. Веки будто свинцом налиты. Во рту суше, чем в пустыне. В запястья больно врезается проволока. Почему-то я лежу на полу на циновке.
Не понимаю, где нахожусь.
В тёмном прохладном помещении пахнет сыростью. Незнакомый здоровяк с тюрбаном на голове загораживает собой дверь. Из-за мощных плеч мужчины проникает тусклый свет. Мне удается рассмотреть неровные каменные стены комнаты, похожей на подвал. Как я здесь очутилась? И почему в таком состоянии?
— Вставай, я сказал! – гаркает незнакомец. Судя по тону, настроен он враждебно.
Неловко барахтаюсь, пытаясь сесть, но ватное тело не слушается.
Мужчина теряет терпение. В два шага преодолев расстояние между нами, хватает меня за руку и рывком ставит на ноги.
— Пошла! – бесцеремонно толкает в спину.
— Что…Что происходит? Где я? И где Закир? – еле ворочаю распухшим языком.
— Ведёшь себя хорошо, остаёшься живой, - с сильным акцентом инструктирует на английском араб, одетый в сапоги, шаровары и традиционный кафтан.
Незнакомец тащит меня по лабиринту узких коридоров, по крутой лестнице со ступенями из неотёсанных камней. Я пребываю в каком-то трансе. Неуверенно переставляю ноги. Меня пошатывает, как пьяную.
В большой комнате нас встречает женщина, одетая во всё черное. Здоровяк что-то быстро говорит ей на местном диалекте. Она молча кивает.
Мужчина перерезает проволоку и освобождает мне руки.
— Дёрнешься, порежу лицо, - для убедительности прикладывает холодное лезвие ножа к моей щеке.
Наверное, я должна испугаться. Однако угроза не вызывает ровным счётом никаких эмоций. Ощущение, будто наблюдаю за собой со стороны. Прямо как во сне.
Женщина заводит меня за ширму. Раздевает и подталкивает к чану с водой. Показывает жестом, чтобы я залезла в него.
У меня нет сил на возмущение, не то, что на сопротивление. Я как растение. Безвольная и на всё согласная. Только пить очень хочется.
— Дайте воды, - произношу пересохшими губами.
Женщина средних лет, не обращая внимания на мои слова, трёт меня мочалкой с мылом.
— Воды, пожалуйста, - повторяю просьбу.
Арабка громко обращается к мужчине, оставшемуся в другой части комнаты.
— Чего тебе? – здоровяк бесцеремонно заглядывает за ширму.
— Я очень хочу пить. Дайте воды, пожалуйста, - инстинктивно прикрываю голую грудь руками.
Через минуту женщина подаёт кружку с водой. Залпом осушив её, прошу ещё.
Дальше арабка моет меня, удаляет растительность с интимных мест, натирает маслом с запахом розы. Движения женщины резкие, даже грубые. Она обращается со мной, как с куклой. А я всё жду, что проснусь. Какой-то бесконечный сон.
Постепенно в голове проясняется. Последнее, что помню, мы ехали с гидом на машине в пустыню. А потом провал. Пустота.
«Боже… Меня похитили!» - жуткая мысль вспышкой озаряет мозг. Сердце начинает учащённо биться. От страха по телу расползаются ледяные мурашки.
Нет! Нет!! Этого не может быть! Кому и зачем я понадобилась? За меня же никто не даст выкуп. Я же не знаменитость и не из богатой семьи. Внутри поднимается паника.
Женщина, меж тем, надевает на меня длинную тунику с рукавами. Смысла в наряде из светло-лиловой газовой ткани нет вообще. В нём я всё равно, что голая.
— Сидеть, - здоровяк показывает на лавку у стены, когда арабка выводит меня из-за ширмы.
Повисает тягостная тишина. Мужчина с нескрываемой похотью в глазах разглядывает мою грудь. Плотоядно улыбается. Он разве что не облизывается. А так… Кажется, ещё секунда и накинется, словно голодный дикий зверь на кусок мяса.
А что если меня украли не ради денег? Что если сдадут в гарем? Ведь в этой полудикой стране они наверняка ещё существуют. Или продадут на органы. От подобной перспективы кровь стынет в жилах. Втягиваю голову в плечи, проглатывая ком в горле. Слёзы отчаяния наворачиваются на глаза.
— Послушайте, Вы ошиблись. Я не… - лепечу растерянно.
— Молчать! – рявкает здоровяк на английском и добавляет что-то ещё на арабском. Вряд ли комплимент.
М-да… Вот это я съездила в научную экспедицию! Похоже, о традициях и нравах Аль-Бадира мне предстоит узнать больше, чем я рассчитывала.
Сразу же вспоминаются «напутственные» слова матери: «Лучше бы наши кредиты закрыла, чем тратить деньги на всякую ерунду!» Она всегда считала глупым моё желание стать историком. И если с учёбой в институте ещё как-то мирилась, то намерение поехать на Ближний Восток, чтобы собрать материал для научной работы, взбесило маму не по-детски. Разумеется! Ведь я копила деньги на эту поездку несколько лет, а могла бы отдавать их ей и великовозрастному брату. Так вышло, что в нашей семье работаю только я. Мама пребывает в перманентной надуманной депрессии, а Митя – просто двадцатипятилетний балбес и тунеядец.
Отец давно говорит мне, что пора снять этих двух иждивенцев с шеи, иначе они так и будут высасывать всё до последней копейки. Но я не могу разорвать с ними отношения из-за младшего братишки.
Четырёхлетний Данил – единственное светлое пятно в моей жизни. Мама родила его в отчаянной попытке удержать в семье отца, что впрочем, не помогло. Папа всё равно подал на развод.
Я его не осуждаю. Они с мамой всегда были разными людьми. Он – археолог, человек науки, интеллектуал. Она – товаровед, считающая, что папа занимается фигнёй, не приносящей достаточно денег.
Сколько себя помню, родители постоянно скандалили из-за того, что отец мало зарабатывал. Хотя мы жили не хуже, чем другие среднестатистические семьи. Однако маму это не устраивало. Она хотела норковую шубу, машину покруче и много золотых украшений.
Вообще не знаю, как могли пожениться двое людей с настолько разным мировосприятием. Вероятно, в молодости на такие вещи не обращают внимания. Либо мама тайно надеялась, что перевоспитает студента-археолога. Обратит его в свою веру мещанства и потребительства. Но номер не вышел.
Лада
Вот теперь мне точно конец. Тело колотит крупной дрожью. Собравшись с последними силами, смотрю прямо в глаза аль-Хасана, громко и твёрдо произношу:
— Я требую…
— Тише! Успокойся. Как давно ты здесь? – несмотря на состояние близкое к обмороку, отмечаю, что у шейха красивый голос. Он обволакивает, словно бархатом укрывает.
— Не знаю. Кажется, с утра, - медленно выдыхаю. Липкий страх понемногу отпускает.
Аль-Хасан производит впечатление цивилизованного человека. По крайней мере, разговаривает со мной, а не набросился с порога и не взял силой. Пока. Может, удастся договориться с ним? Убедить отпустить?
— Тебя кормили?
— Нет. Только воду давали.
— Сейчас велю, чтобы тебе принесли поесть. Отойди от двери.
— Я не хочу есть. Я хочу, чтобы Вы меня отпустили.
— Это невозможно, - безапелляционно заявляет шейх.
Сердце проваливается в живот. В носу щиплет, от подступающих рыданий.
— Почему? – голос дрожит от слёз.
— Потому что ты теперь принадлежишь мне, - меланхолично говорит аль-Хасан, подцепляя пальцами прядь моих волос. Пропускает её между ними, глядя, как она бликует в приглушённом свете ламп.
Улавливаю запах сандала и пряностей, исходящий от мужчины. Мы стоим неприлично близко, и шейху это вроде как нравится. На секунду мерещится, что он сейчас поцелует меня, а потом сделает то, для чего я была ему подарена.
— Пожалуйста, не надо, - шепчу умоляюще, закрыв глаза.
— Тшшш. Не бойся. Я не трону тебя. Если ты, конечно, сама этого не захочешь, - заверяет аль-Хасан. Последняя фраза звучит достаточно игриво, однако мне сейчас не до флирта.
Судорожно сглатываю слюну. Шейх отходит на несколько шагов. Я снова могу дышать.
— Здесь есть чай, фрукты и сладости. Будешь чай? – дружелюбно предлагает он.
— Да, - соглашаюсь. Артачиться бесполезно. Надо попытаться найти общий язык с этим мужчиной. Я знаю, что в восточных странах принято решать вопросы за столом, во время трапезы. Таков обычай.
Аль-Хасан ведёт меня в правую часть комнаты, где находится низенький столик, вокруг которого на полу разложены шёлковые разноцветные подушки. Мы садимся друг напротив друга. Шейх берёт медный чайник с чеканным рисунком на боках и разливает горячий чай по бело-голубым пиалам. Напиток пахнет кардамоном и имбирём.
— Угощайся, - мужчина показывает на блюдо с различными сладостями.
Рукав туники немного задирается, когда я тянусь за кусочком пахлавы. Взгляд шейха тут же фокусируется на моём запястье, кожа на котором содрана.
— С тобой дурно обращались? Тебя обижали? – недобро прищуривается аль-Хасан.
— Это от проволоки. Ею были связаны руки.
Щека мужчины дёргается, будто у него закоротил нерв.
— Лада? Да? – вкрадчиво уточняет шейх.
— Да.
— Красивое имя. И очень необычное. Никогда такого не слышал.
— Я из России.
— Ого! И каким ветром тебя занесло в Аль-Бадир? – в чёрных глазах мужчины загорается живой интерес.
— Приехала, чтобы собрать материал для научной работы. Я – историк. Изучаю древние цивилизации.
— Собрала? – хмыкает араб.
— Не успела, - грустно вздыхаю. – Я прилетела три дня назад. Заселилась в гостиницу, погуляла немного по городу, посетила местный рынок и мечеть. А потом в отеле мне предложили экскурсию по достопримечательностям. Моим гидом был любезный парень. Когда я рассказала ему о цели своего визита, Закир предложил организовать поездку в пустыню, чтобы показать, как живут настоящие бедуины, потомки древних жителей Эмара.
— И ты согласилась? – аль-Хасан смотрит на меня снисходительно, словно я - неразумное дитя.
— Да. Он же аккредитованный экскурсовод. Я видела его документы. К тому же, в гостинице работник рецепшен меня заверил, что Закир надёжный и давно работает с ними.
— И что было дальше? – шейх делает глоток чая, не сводя глаз с моего лица.
— Сегодня рано утром мы выехали с Закиром из столицы на его машине в пустыню. По дороге было очень жарко, я все время пила воду, а парень сказал, что чай лучше утоляет жажду. И угостил меня напитком из своего термоса. Потом я, кажется, задремала. Проснулась уже здесь. На полу в подвале со связанными руками. Моего гида рядом не было. Я спрашивала про него у охранника, но он ничего не ответил.
Аль-Хасан что-то бубнит себе под нос. Вероятно, ругательство.
— Почему ты выбрала именно Аль-Бадир для своей научной работы? – шейх повторно наполняет мою пиалу чаем.
— Он не так известен, как другие страны Ближнего Востока. Моя работа будет посвящена древнему государству Эмар, которое разделилось на две страны. Ну, не мне Вам рассказывать об этом.
— Да уж, - с лёгкой усмешкой произносит мужчина.
— Вы же отпустите меня? – умоляюще смотрю на него.
— Отпущу. Но не сразу.
— Но Вы сказали, что…
— Лада, послушай, ты находишься в стране, где совершенно другой уклад жизни, другие традиции, нежели в Европе. Мне тебя подарили. Понимаешь?
— Но это же дикость! Нельзя подарить человека! – возмущаюсь с жаром.
— Как видишь, можно. В Аль-Бадире всем плевать на международные конвенции, права человека и прочие громкие западные манифесты. Здесь свои законы.
— То есть по местным законам, похищать людей не запрещено? И отдавать их в сексуальное рабство тоже?! – эмоционально восклицаю.
— Официально запрещено. Но кому ты что докажешь? Главному человеку в стране? Шейху аль-Мехди, который подарил тебя?
— А Вы? Вас же он послушает, - пускаю в ход, как мне кажется, веский аргумент.
— А я здесь с неофициальным визитом. И устраивать скандал из-за женщины, которую вижу впервые, прости уж, не буду. Между нашими странами и без того очень натянутые отношения.
— То есть для Вас нормально, что меня похитили и подарили Вам для утех?
— Нет. Мне претит подобное проявление гостеприимства. Но, как я уже сказал, в Аль-Бадире свои обычаи. Отказ от подарка означает неуважение к хозяину. А если я отправлю тебя в аэропорт или в гостиницу прямо сейчас, это будет расцениваться именно так. Но что хуже всего, если я не воспользуюсь щедрым даром местного правителя, он отдаст тебя кому-то ещё. Продаст кочевникам или повстанцам. В общем, тем, кто не побрезгует взять тебя силой. Теперь ясно?
Лада
— Лада! Лада! – четырёхлетний братишка выбегает в прихожую и протягивает ко мне ручонки, едва я переступаю порог квартиры.
— Здравствуй, сладкий котик! – поставив пакеты с продуктами на пол, обнимаю малыша и целую его в щёчку. – Как твои делишки?
— Хаашо! - улыбается он от уха до уха.
— Надо говорить «хорошо». Буква «р». Ррр! Повтори!
— Ррр! – смеётся Данил.
— Скажи: «рыба»!
— Ыба.
— Неее! Рррыба! Ну-ка, как рычит лев?
— Рррр!
— Вот. А теперь «рррыба»!
Со второй попытки братишка произносит слово относительно правильно. Протискиваюсь на маленькую кухню в старой хрущёвке.
— Привет, мам! Вы Даню к логопеду водили? – спрашиваю у родительницы, которая безрадостно кивнув мне в знак приветствия, продолжает курить, сидя на колченогой табуретке. С того момента, как отец ушёл из дома, мать только и делает, что курит и безразлично смотрит в окно, лишь иногда прерываясь на сериальчики или мелодрамы.
— Я звонила по тому номеру, что ты оставляла. Стерва сказала, что хочет восемьсот рублей за одно занятие. Где я ей возьму такие деньжищи? – раздражённо фыркает мама.
— Я же тебе давала на той неделе пять тысяч.
— Пф! А жить нам на что? На мне два кредита висят. Ты же знаешь.
— На кредиты я отдельно оставляла деньги, - с трудом сдерживая злость, раскладываю продукты по полкам в холодильнике.
— А на Митькин кредит? – без зазрения совести отвечает мать.
— А Митьке давно пора найти работу! – произношу вслух и мысленно добавляю: «Как и тебе».
— О! Ладка, привет! – появляется в дверях кухни здоровенный лоб. – Чё пожрать принесла? – почёсывает засаленные волосы.
— Тебе ничё! – огрызаюсь. Брату двадцать пять лет, а он сидит на шее у матери. Вернее, на моей. – Когда на работу устроишься?
— Я ищу, ищу, - недовольно бурчит он. – Пивас купила? – заглядывает в холодильник.
— Нет! Вот начнёшь зарабатывать, сам себе купишь пивас.
— Ну не все же такие талантливые, как ты у нас, - ехидно шипит мать, пытаясь защитить любимого сынулю.
Талантливая… Ага. Если у меня и есть какой талант, то это разгребать финансовые проблемы моей семейки.
— Я кушать хочу, - жалобно говорит Данил, прижимаясь к моей ноге, как собачонок.
— Сейчас, малыш. Приготовлю, - тяжело вздыхаю. – Держи пока йогурт, - протягиваю ему баночку.
Наша мать типа пребывает в депрессии. Потому что так проще. Можно не работать, не убирать дома и не варить еду. Поначалу я жалела маму, а потом поняла, что она на мне просто паразитирует. Прикидывается жертвой, чтобы вытащить побольше денег. Однако изменить ситуацию я не могу. Из-за Данила.
— А ты почитаешь мне книжку? – просит Даня, вылизывая остатки йогурта из баночки.
— Конечно, малыш! Только закончу готовить, - улыбаюсь братишке.
Ещё одна принципиальная разница между мной, Данилом и Митькой. Мы с Даней похожи на отца. Оба с детства любим чтение. Митя – в маму. Азбука – первая и последняя книга, которую он прочитал. Зато играть в танчики и стреляки готов сутками напролёт.
Накормив и искупав Даню, как и обещала, читаю ему сказку. Малыш с интересом слушает её, накручивая на пальчик прядь моих волос. Потихоньку засыпает. Глажу кроху по голове. С умилением смотрю, как он смешно морщит носик во сне. Такой сладкий!
Слышу, что в спальню открывается дверь. Наверное, уже наступило утро. Не заметила, как вырубилась вчера.
Однако какой странный сон мне приснился. Сначала будто я в каком-то подвале, а потом в красивой комнате пью чай с шейхом. И он говорит, что меня ему подарили. Вот же бред!
При звуках незнакомых женских голосов распахиваю ресницы. Стены цвета марсала, восточные узоры, две арабки, одетые в чёрные одежды перестилают постель…
О, Боже! Так это был не сон! Меня действительно похитили и подарили! А братишка, мама и всё прочее как раз приснилось. В горле образуется ком. Глаза наполняются слезами. Сажусь на тахте, приглаживая волосы рукой.
Незнакомки заправляют кровать. Одна идёт в ванную комнату, примыкающую к спальне. А вторая собирает с чайного столика грязные пиалы и остатки сладостей. На меня женщины не обращают никакого внимания, будто я – невидимка.
— Здравствуйте! – громко произношу на арабском.
Женщина с серебряным подносом в руках бросает в мою сторону такой взгляд, словно с ней заговорила мебель. Поджав губы, служанка быстро выходит из спальни.
Угу, ясно. На общение можно не рассчитывать. Я же «подарок». Что-то между рабыней и наложницей. Хотя зачастую это одно и то же. В любом случае, для местных я падшая женщина, имеющая прав меньше, чем скот.
Дождавшись, пока ванную покинет вторая служанка, иду приводить себя в порядок. Рассматриваю антикварное зеркало в тяжёлой позолоченной раме, медную раковину, большой чан, заменяющий ванну, и кувшины с изящным орнаментом. Вчера я была слишком шокирована произошедшим, чтобы придавать значение деталям интерьера. Зато сейчас с любопытством исследую каждый предмет.
Судя по всему, крепость, в которой я нахожусь, очень древняя. Отличный пример для изучения устройства быта. Этот материал пригодился бы в моей научной работе. Эх, был бы телефон или фотоаппарат, наделала бы снимков. Ведь рано или поздно шейх отпустит меня, и тогда я продолжу своё исследование.
По непонятной причине я доверяю аль-Хасану. Он производит впечатление человека, который не бросает слов на ветер. К тому же, на кой я сдалась правителю Эмара? Он может заполучить любую женщину, учитывая его положение и доходы.
Открываю стеклянную бутылочку с ароматическим маслом. Ммм… Сандал. Запах шейха. Рядом стоит флакончик с одеколоном. Понюхав его, улавливаю нотки белого перца, цитруса и корицы. Приятно и как-то будоражаще. Тут же вспоминаются глаза аль-Хасана. Его проницательный серьёзный взгляд. Тёмная щетина на смуглом лице. Прямой нос с небольшой горбинкой и полные губы. Удлинённые волосы цвета вороного крыла, чуть вьющиеся на концах. Длинные аристократические пальцы. Объективно шейх очень красивый мужчина. Сразу видно, что породистый, не из простолюдинов.
Лада
Шейх возвращается под вечер. Я рада видеть его, словно родного человека. Днём в голову пришла шальная мысль, что аль-Хасан мог уехать и бросить меня здесь. Вдруг у него планы поменялись? Что ему до судьбы малознакомой девушки? Приступ паники накрыл настолько, что я вышла в коридор, чтобы узнать у кого-нибудь из слуг, где Карим. Суровые охранники на лестнице без разговоров схватили меня за руку и отвели обратно в спальню.
— Привет! – лёгкая улыбка трогает губы мужчины. – Как прошёл день?
— Привет! Я спала почти всё время. Больше заняться было нечем, - улыбаюсь ему в ответ.
— Да, - задумчиво произносит аль-Хасан. – Надо что-то придумать. У меня есть пара книг на английском. Могу дать тебе их почитать. На русском вряд ли можно найти какую-либо литературу в этом месте.
— Спасибо! На английском подойдёт.
Родным языком Шекспира и Байрона я владею далеко не в совершенстве, но изъясняться могу вполне сносно. Письменную речь понимаю гораздо лучше, потому что по работе часто обращаюсь к первоисточникам на английском.
— Что ты сегодня ела? – меняет тему Карим.
— Фрукты.
— И всё? – удивляется он.
— Ну, больше ничего не было, - пожимаю плечами.
— Хочешь сказать, тебе не приносили ни завтрак, ни обед?
— Нет.
Взгляд шейха становится злым. Тихо выругавшись, мужчина уходит в ванную. Душ ему необходим. Судя по пыльной одежде, аль-Хасан проводил время в пустыне.
Минут через двадцать посвежевший и переодевшийся в чистое, он снова появляется в комнате. Воздух моментально наполняется запахом сандала.
В дверь стучат, и на пороге возникает пожилой мужчина. Он отдаёт какую-то баночку шейху. Незнакомец обменивается с аль-Хасаном парой коротких фраз, после чего уходит.
— Это был мой помощник, Рифат. Он принёс мазь для твоих запястий, - поясняет Карим.
Испытываю смешанные чувства. С одной стороны удивление от внезапной заботы, с другой - благодарность. Ранки на руках начали гноиться. Из-за жары или из-за бактерий в местной воде повреждённая кожа сильно воспалилась.
Хочу забрать у шейха мазь, но он не отдаёт.
— Я сам, - останавливает меня. – Присядь, - кивает на кровать.
Покорно выполняю указание.
Карим осторожно берёт мою руку и невесомыми прикосновениями накладывает желтоватый крем. Поёживаюсь от странных ощущений, когда мужские пальцы дотрагиваются до кожи. Внутри разливается тепло и становится как-то волнительно.
— Больно? – шейх понимает на меня глаза.
— Нет. Только щиплет немного, - смотрю на него, как кролик на удава. Даже не дышу. От аль-Хасана исходит мощная энергетика власти. Её улавливаешь, как запах. Кариму не надо повышать голос или воздействовать на человека физически, чтобы заставить исполнить свою волю. Достаточно выразительного молчаливого взгляда.
— Так должно быть. Эта мазь на основе антисептических трав.
Мы оба зависаем. Меня затягивает в чёрную бездну его глаз. Во рту пересыхает. Щёки краснеют. А Карим не торопится разорвать зрительный контакт. Шейх будто хочет заглянуть в мою душу и найти ответ на какой-то немой вопрос.
Резкий стук в дверь заставляет нас встрепенуться. Слуга пришёл, чтобы позвать аль-Хасана на ужин. Однако Карим отказывается и велит принести еду в комнату.
— Хочу поесть с тобой, - говорит таким бархатистым тоном, словно намекает на нечто большее.
Заливаясь краской, отвожу взгляд. Мне неловко и хочется убежать из спальни. Возможно, шейх ожидает от меня благодарности определённого толка за то, что пообещал отпустить через пять, нет, уже через четыре дня. Однако я не считаю себя обязанной расплачиваться сексом за его «милость». Любому адекватному человеку ясно, что ситуация, в которой мы оказались, абсурдна. Единственный верный вариант – освободить меня.
— Вы хотели дать книги, - напоминаю, чтобы замаскировать свой моральный дискомфорт.
— Да, конечно, - аль-Хасан открывает шкаф и достаёт оттуда два увесистых тома.
Вскоре нам приносят ужин. От аромата свежеиспечённых лепёшек и мяса, жареного на углях, рот моментально наполняется слюной. Желудок издаёт громкое урчание. Может, фруктовая диета кому-то нравится, но только не мне.
Набрасываюсь на еду, как голодный пёс. Шейх с любопытством наблюдает за мной. Наверное, думает, что я - дикарка. Пофиг. Производить впечатление утончённой леди нет смысла, после того, как аль-Хасан видел меня полуголой.
Уплетаю за обе щеки овощное рагу и фалафель. Тщательно вымазываю лепёшкой соус, оставшийся от мяса. Кажется, что эта пища – самая вкусная за всю мою жизнь. Набив желудок до отказа, с тоской смотрю на оставшиеся куски баранины. Жаль, что нельзя наесться впрок. Завтра снова голодать до возвращения Карима.
— Я отдам распоряжение, чтобы тебе, как положено, приносили завтрак и обед, - будто прочитав мои мысли, успокаивает шейх.
— Спасибо! Можно Вас попросить ещё кое о чём?
— Проси, - отвечает он, наливая мне гранатовый сок в стакан.
— Пусть вернут мои вещи. Хотя бы сумку. Там были документы и телефон.
— Хорошо. Я спрошу. Кстати, как называлась гостиница, в которой ты останавливалась? – как бы между делом интересуется аль-Хасан.
— «Захра Голд».
— Ммм, странно, - Карим скользит по моему лицу задумчивым взглядом.
— Что-то не так? – настораживаюсь.
— Рифат был сегодня в этом отеле. Там сказали, что у них нет и не было среди постояльцев никакой русской девушки. А гида Закира они не знают.
— Это неправда! Они врут! – возмущённо выкрикиваю. - Я… я могу доказать! Если Вы дадите мне доступ к Интернету, я покажу Вам бронь и переписку с администратором гостиницы. У них рецепшен не работает круглосуточно. А мой самолёт приземлялся в десять вечера. Поэтому пришлось писать письмо, чтобы меня встретили. Кроме того, отель запросил предоплату. У меня в телефоне есть подтверждение. Счёт-фактура.
Карим
Он старался увидеть намёк на фальшь в глазах Лады, уловить в голосе лживые интонации. Но девушка говорила так искренне, что сомнений не возникало. И если слова могут обманывать, то взгляд – никогда. У Лады он был честный, открытый. Карим интуитивно чувствовал, что она не врёт.
Лада
Следующий день моего заточения проходит бодрее. Молчаливая служанка приносит плотный завтрак. Хумус, козий сыр, тёплые лепёшки, тарелку со сладкой выпечкой, пиалу с сухофруктами и орешками, манговый сок и очень вкусный кофе.
От души наслаждаюсь едой, после чего сажусь читать книгу, которую дал аль-Хасан. Но сосредоточиться на романе о Великом шёлковом пути никак не получается. Мысли постоянно возвращаются к шейху.
Утром он ушёл раньше, чем я проснулась. Но моя рубашка пропиталась запахом сандала, а в памяти осталось то, как ночью Карим обнимал меня. Ощущение тепла и силы, исходящее от мужчины, было на грани сна и яви. Руки аль-Хасана дарили удивительно приятное чувство защищённости, умиротворения. Шейх не пытался облапать меня или потереться причинным местом. Его жест был продиктован не похотью, а человеческим порывом. Поэтому я не сопротивлялась объятиям.
Сейчас же вспоминая жилистое тело Карима, его широкую грудь и будоражащий аромат кожи, испытываю некоторое возбуждение. Трясу головой, отгоняя от себя порочные фантазии.
Аль-Хасан по своему обыкновению возвращается под вечер. Принимает душ, затем мы ужинаем. Разговор за едой не слишком клеится. Шейх задумчив и слегка напряжён. Я не задаю лишних вопросов, считая себя не вправе лезть в душу малознакомому человеку. Если бы случилось что-то экстраординарное, касающееся меня, Карим сам бы рассказал об этом.
— Ты спросил про мои документы у местных? – впервые обращаюсь на «ты» к шейху. Впрочем, разницы в английском языке относительно этого аспекта нет. Но у меня в голове местоимение «Вы», применительно к аль-Хасану, больше не звучит. После того, как мы спали прошлой ночью в обнимку, «выкать» странно.
— Да. Сказали, при тебе не было паспорта. И вообще ты добровольно сама вызвалась обслуживать меня за денежное вознаграждение.
— Это враньё! Всё до последнего слова! – яростно возмущаюсь. Мало того, что меня похитили, так ещё и выставляют шлюхой.
— Возможно. Но документы тебе не вернут. Их наверняка уже сожгли.
— Возможно? – чувствую, как холодеют руки. – То есть ты мне не веришь?
Шейх с меланхоличным выражением лица пожимает плечами. Убеждать его дальше в том, что я не лгу, не считаю нужным. Пусть думает обо мне что хочет. А вот чудовищный смысл фразы об уничтоженных документах вызывает приступ паники. Забыв про еду, вскакиваю с подушек, разложенных на полу перед низким столиком, и начинаю метаться по комнате.
— Что же теперь делать? Как я буду без документов? – в мозгу выстраивается логическая цепочка из сплошных «не». Без паспорта не выпустят из страны, не посадят на самолёт, не смогу уехать домой. И деньги! Налички у меня было немного, но в сумочке лежали кредитки. Как выжить в чужой стране без рубля в кармане? Вернее, без драхмы. Это же конец всему! Конец исследованию! Мои усилия, несколько лет упорной работы, чтобы скопить необходимую сумму для поездки, всё коту под хвост! Если удастся каким-то чудесным образом улететь домой, то я вернусь ни с чем.
— Лада, успокойся, - в хаос мыслей врывается бархатный голос аль-Хасана. – Когда приедем в Эмар, я отведу тебя в посольство твоей страны. Они решат вопрос с документами.
— А с деньгами? С деньгами они тоже решат? Оплатят моё пребывание до окончания сбора научного материала? – парирую с вызовом. Меня редко можно довести до такого состояния, но в данную минуту я готова рвать и метать. Растерзать собственными руками тех, кто похитил, кто всё отнял и сделал бесправным существом.
— А с деньгами решу я, - уверенно заявляет шейх.
— Значит, ты всё же не думаешь, что я проститутка и сама предложила услуги?
— Разумеется, нет. Но признаюсь честно, впервые в жизни я буду давать деньги женщине, не получив от неё ничего взамен, - смеётся Карим.
— Я тебе их верну, - обещаю ему. – Не сразу, но по частям буду высылать.
Шейх саркастически хмыкает.
— Я не ростовщик и не одалживаю деньги женщинам, Лада. Поэтому назад ничего не приму.
— Но как же тогда? Я ведь буду чувствовать себя обязанной, - растерянно хлопаю глазами. Мне в жизни никто не дал ни копейки просто так. Наоборот, только забирали. А тут фактически посторонний мужчина готов подарить приличную сумму. Понятно, что он шейх, и денег у него куры не клюют, но это не повод, чтобы безвозмездно раздавать их направо и налево.
— Ну… Ты всегда можешь найти способ, чтобы отблагодарить меня, - взгляд Карима становится игривым. На тёмно-карей радужке вспыхивают лукавые огоньки. Красивые полные губы расплываются в обаятельной, слегка дразнящей улыбке.
— Я не буду спать с тобой за деньги! – негодующе сжимаю руки в кулаки. – Я не шлюха!
— Ясно, - сухо бросает он. Его шутливый настрой мгновенно испаряется. – Пойду, прогуляюсь.
— Возьми меня с собой, - прошу аль-Хасана. – Я уже почти трое суток не выходила на свежий воздух.
Шейх коротко кивает в знак согласия.
В небольшом саду прохладно. Это так странно, учитывая, что днём стояла адская жара. С наслаждением вдыхаю аромат жасмина и особый запах пустыни.
Для прогулки Карим выдал мне свой халат, чтобы я не светила голыми ногами перед охранниками. Из-за приличной разницы в росте между шейхом и мной, подол вещи волочится по земле. Надеюсь, благо цивилизации в виде стиральной машинки добралось до этого богом забытого уголка, и слуги аль-Хасана не стирают вручную.
Придерживая спереди белую хлопковую ткань, осторожно ступаю босыми ногами по дорожке, вымощенной булыжниками. Обувь Карима оказалась слишком большой, чтобы я могла надеть её.
Мы молчим. И в этом молчании есть что-то сокровенное. Каждый из нас погружён в свои мысли, однако между нами существует незримая связь. Ни на секунду меня не покидает волнующее чувство, что аль-Хасан хочет чего-то большего, чем просто нейтральные отношения. Не знаю, как я это понимаю. Интуитивно, что ли?
Впрочем, моя интуиция может и ошибаться. Относительно мужчин она у меня находится в зачаточном состоянии. Дожив до двадцати семи лет, я являюсь абсолютным профаном в любовных делах.
Карим
Притворяться спящим, лёжа в одной кровати с Ладой, оказалось тем ещё испытанием. За тридцать пять лет аль-Хасана целовало много женщин. Опытных и не очень. Однако ни от одной разум не отключался. Карим всегда контролировал ситуацию.
Но сегодня, едва Лада откликнулась на поцелуй, на шейха, словно затмение нашло. Робкие движения губ и языка, ласковые руки, скользящие по плечам, тонкие пальчики, зарывающиеся в волосы, мгновенно воспламенили мужчину. Это было похоже на разгон Феррари - с места до ста километров меньше, чем за три секунды. Карим попал в эмоциональную турбулентность и пропал.
Штормить его начало ещё вчера. Обнимая Ладу в постели, аль-Хасан вдыхал медовый запах её волос. Ощущал мягкость тёплого тела и мучился диким стояком. Однако наряду с эротичными сценами в голове Карима проносились и другие. Те, в которых он приводит Ладу в свой дворец, завтракает с ней, вместе принимает ванну, появляется на публике.
Почему-то аль-Хасану захотелось, чтобы весь мир узнал, что дева из северных земель принадлежит ему. Он прямо видел, как заходит с Ладой в зал для приёмов, и у министров, у правителей соседних государств падает челюсть от красоты этой девушки так отличающейся внешне от местных.
Подобное желание для Карима было нонсенсом. Он никогда не отличался чрезмерным тщеславием или хвастовством, а своих любовниц предпочитал не афишировать.
Шейх решил, что ему надо просто переспать с Ладой и таким образом прочистить мозги. После хорошего секса нелепые мысли пропадут сами собой.
Но опуститься до того, чтобы вероломно поиметь спящую девушку, которая доверяет ему, аль-Хасан не мог. Он же не животное, в конце концов. К тому же, шейх любил живой отклик в постели. Кариму всегда было важно не только получать, но и дарить удовольствие женщине. Поэтому он, как дурной мазохист, дотерпел до утра и на рассвете ушёл из спальни.
Во время поцелуев в саду шейха снова накрыло. Да так лихо, что он даже слегка растерялся. Тихий женский стон, трепещущие пушистые ресницы, дрожь податливого тела вызвали отклик не только в члене, но и в душе аль-Хасана.
Совсем не к месту Карим вдруг представил, что дева из северных земель может родить ему необычайно красивых здоровых детей. Смешение двух настолько разных генотипов, как у него и Лады, обычно даёт потрясающий результат.
Кроме того, шейх допускал мысль, что его жена дважды теряла ребёнка по причине дальнего родства с семьёй аль-Хасан. За столетия династических браков среди узкого круга правящей верхушки Эмара, каждый из её представителей в какой-то мере приходился родственником другому. Видимо, в случае с Жасмин, природа отторгала возможное потомство. С Ладой этот момент исключался.
Как бы то ни было, шейху не понравилась собственная реакция на зеленоглазую девушку. Он вообще не любил всё, что не поддавалось его контролю. Особенно, если речь шла об инстинктах и чувствах.
С детства в нём воспитывали хладнокровие, умение сдерживать свои порывы. Правителю страны не пристало идти на поводу у страстного темперамента и эмоций, ведь они иррациональны. А всё, что иррационально, губительно и часто влечёт за собой непоправимые последствия.
Отгоняя от себя морок похоти, аль-Хасан принял решение притормозить. Ему надо остыть.
Одно дело провести пару ночей вместе с женщиной для удовлетворения физиологических потребностей. Получить удовольствие и разбежаться. И совсем другое - увязнуть в ней. Прикипеть сердцем.
Карим знал, что такое увлечение, лёгкая влюблённость, острое вожделение, но настоящей любви, глубокой душевной привязанности к женщинам никогда не испытывал.
Брак он рассматривал как экономический и социальный союз. О чувствах в нём речи не шло. Так было заведено в семье аль-Хасана из поколения в поколение. Объединить любовь и брак никому в голову не приходило. Смешивать эти понятия, всё равно, что есть сладкое одновременно с солёным. Зачем?
Ладе за считанные минуты удалось пошатнуть привычное мировосприятие шейха. Это показалось ему опасным.
Лада
Засыпаю только на рассвете. Всю ночь проворочалась с боку на бок. Если раньше присутствие аль-Хасана доставляло мне моральный дискомфорт, то сейчас он превратился в физический. Неутолённое желание даёт о себе знать.
Вообще я атеистка. Но в ночи мысленно обращалась к Высшим силам, чтобы всё поскорее закончилось, и мы с шейхом разошлись как в море корабли. Однако кто-то на небе решил знатно постебаться надо мной.
Рано утром в спальню стучится Рифат. Карим перекидывается с ним парой фраз, после чего захлопывает дверь и застывает посередине комнаты с лицом мрачнее тучи.
— Что-то случилось? – сажусь на постели, потирая глаза.
— Аль-Мехди через слугу принёс свои глубочайшие извинения и просил передать, что вынужден отлучиться из крепости на пару дней. Вроде как внезапно возникли неотложные обстоятельства, требующие его личного присутствия в столице, - глядя в пространство сообщает шейх.
— И что это значит?
— То, что мой визит из пяти дней превратится в семь или продлиться на столько, сколько этот упырь будет отсутствовать. Уверен, он просто захотел потянуть время, чтобы придать себе значимости, - хмуро изрекает он. Совершенно ясно, что возникшая ситуация совсем не нравится Кариму.
— Но почему ты не можешь уехать, как рассчитывал?
— Потому что на данный момент мы ни до чего толком не договорились.
Вдруг меня осеняет гениальная идея.
— Слушай, а может, пока нет аль-Мехди, я свалю отсюда?
— Нет, - жёстко отрезает шейх.
— Но ведь сейчас очень удачный момент. Когда Бармалей вернётся, я буду уже далеко, и он не сможет ничего мне сделать, - переисполненная надежд, привожу логический довод.
— И насколько далеко ты будешь? – вопросительно поднимает широкую бровь аль-Хасан. - Без документов тебя не посадят на самолёт, не заселят ни в одну гостиницу. Ты попадёшься в лапы людей аль-Мехди раньше, чем успеешь произнести своё имя.
Лада
Перебрав различные идеи, прихожу к выводу, что с аль-Хасаном нужно бороться его же оружием – хитростью.
За завтраком, подобострастно глядя на шейха, прошу:
— Мой господин, раз уж нам придётся задержаться в этом месте, может, мы могли бы совершить небольшую прогулку в пустыню? Я ведь так и не побывала в ней.
Карим давится кофе.
— «Мой господин»? – откашлявшись, со смехом переспрашивает он. – Ох, Лада! Не стоит тебе меня так называть. А то привыкну, - его губы расплываются в соблазнительной, но немного хищной улыбке. - Зови меня просто Карим.
— Хорошо,- зависаю, на пару минут забыв о своём плане. Любуюсь карими глазами мужчины, которым яркий солнечный свет придал ореховый оттенок.
— У меня есть мысль получше, - сообщает аль-Хасан. - Предлагаю пообедать в пустыне. Недалеко отсюда, примерно в часе езды, есть небольшой оазис. Что скажешь?
— С удовольствием! – я согласна на всё, что угодно, чтобы только попасть за периметр крепости.
Смысл, затеянного мной предприятия, - оценить обстановку снаружи. Если аль-Мехди уехал в столицу, значит, он забрал с собой какую-то часть людей. Следовательно, охраны в бастионе осталось меньше. Надо понять, где расположены центральные ворота, есть ли запасные, и насколько бдительно они сейчас охраняются. Если сориентируюсь на местности заранее, ночью смогу сбежать, не тратя время на поиски выхода.
— Договорились. Я зайду за тобой ближе к обеду, а пока поработаю с Рифатом над документами. Если что, его комната напротив, - с этими словами Карим уходит. Кажется, он ничего не заподозрил.
Ощущаю небывалый душевный подъём. Запах близкой свободы приятно щекочет ноздри.
Но мой оптимизм заметно угасает, когда вижу, что крепость буквально выдолблена в горном массиве. Красно-коричневые горы растянулись вдоль горизонта насколько хватает глаз. Единственная дорога из моей тюрьмы проложена через небольшое ущелье, сразу за которым начинается пустыня.
Идеальное место для оборонительного форта. С тыла он защищён высоким горным хребтом, а спереди со сторожевых башен и крепостной стены периметр просматривается как на ладони. Аль-Хасан был прав, когда предупреждал, что бежать здесь некуда. Думаю, враги не раз обламывались в попытках завоевать эту крепость.
В качестве транспортного средства Карим выбрал лошадь.
— Чтобы ты могла насладиться местными красотами, - объяснил он.
Однако у меня есть подозрение, что шейх не столько хочет показать живописные пейзажи, сколько продемонстрировать невозможность побега. Хотя, вероятно, я излишне подозрительна.
Поскольку езда верхом не входит в круг моих навыков и умений, аль-Хасан посадил меня к себе. И сейчас я сижу, вжатая в твёрдый торс Карима, и делаю вид, что очень интересуюсь выступающими каменистыми плато, пальмами и прочей растительностью в тенистом ущелье. На самом деле близость шейха и сила, исходящая от него, волнует гораздо больше, нежели окружающий ландшафт. Аль-Хасан так непринуждённо управляет лошадью, будто родился в седле.
Дорога, по которой мы спускаемся в ущелье, узкая, поэтому охрана шейха разделилась на две группы. Одна следует перед нами, а вторая позади. Как только мы выезжаем в пустыню, телохранители сразу рассредоточиваются, окружая нас свободным кольцом.
Солнце нещадно палит над головой. Мысленно благодарю Карима за то, что он дал мне, кроме своей одежды, арафатку и показал, как правильно замотать ею лицо, чтобы остались открытыми только глаза. Иначе я бы моментально обгорела.
Пекло стоит как в аду. Дуновения ветра не дарят прохладу. Они обжигают, иссушают. Из-за них мелкий песок, похожий на пыль, не просто забивается в складки одежды, а въедается в кожу.
Не зря пустыню часто сравнивают с морем. Она такая же безбрежная, опасная, жестокая по отношению к неопытным путешественникам. Вместо волн здесь барханы. Вместо рыб и прочих обитателей водных глубин – скорпионы и ядовитые змеи.
Краски вокруг удивляют своей богатой палитрой. Бледно-жёлтый песок переходит в медовый, золотой сменяется янтарным, горчичным и красновато-коричневым там, где падают тени от гребней дюн.
Посередине этой могучей суровой стихии ощущаю себя крошечной букашкой. Неким чужеродным элементом, который в любой момент пустыня может слизнуть со своей поверхности раскалённым языком, не оставив даже следа.
Финиковый оазис встречает нас сочной зеленью и благословенной свежестью. После километров песка и зноя высокие пальмы, трава, небольшое озерцо кажутся настоящим чудом.
Карим помогает мне слезть с лошади. Когда его руки скользят по моей талии, приятный трепет охватывает тело.
— Спасибо, - произношу с улыбкой, освобождая лицо от платка.
— Не за что, - он отдаёт поводья одному из своих охранников, затем берёт меня за руку и ведёт вглубь оазиса.
Там усаживает на ковры, расстеленные в тени раскидистой пальмы. Поодаль от нас стоит брезентовая палатка с навесом. На шатёр из восточных сказок это сооружение мало похоже.
— Кто там живёт? – интересуюсь у аль-Хасана.
— Никто. Это полевая кухня.
— Ты велел приехать сюда целой кухне, чтобы мы могли пообедать? – мои глаза вот-вот вылезут из орбит от удивления.
— Ну да, - спокойно пожимает плечами Карим. – Иначе что бы мы ели? – добавляет посмеиваясь.
О еде я не думала. У меня была другая цель, связанная с этой вылазкой. В любом случае, мы могли бы обойтись парой бутербродов и фруктами. Но, видимо, шейх не привык к скромным турпоходам.
Молодой парень приносит нам таз с чистой водой для мытья рук. Тут же подаёт белоснежные полотенца. Следом за первым слугой появляется второй. Он подносит кувшин охлаждённого гранатового сока. С удовольствием сразу выпиваю целый стакан.
— Если ты так хотела пить, могла бы сказать мне, - говорит аль-Хасан. – Я всегда беру с собой воду в бурдюке.
— Не хотела, чтобы из-за меня все останавливались, - леплю первое, что приходит в голову. На самом деле, я не чаяла, когда мы доберемся до оазиса. Постоянная близость Карима, его частное дыхание за спиной, сильные руки, удерживающие меня от падения, действовали на меня как горячий кофе на мороженое. В голове проносились совсем иные картинки, а не прогулка по пустыне.
Лада
Сдержанная ласка Карима будоражит меня. В том месте, где его губы соприкасаются с моей рукой, кожу покалывает как от лёгких разрядов тока. Игривые импульсы бегут до локтя, взбираются выше, к плечу. Расходятся тёплыми волнами по груди.
Вообще я заметила, что аль-Хасан владеет исключительным навыком соблазнять не соблазняя. В его исполнении любой невинный взгляд или жест кажется мне полным эротизма и сексуальности. Шейх не позволяет себе открыто выражать свои желания, поэтому обвинить его в несоблюдении приличий нельзя. Однако считываю транслируемый мужчиной подтекст буквально из воздуха. Тонкая игра восточного искусителя горячит мою кровь.
Аль-Хасан умеет смотреть так, что не нужны никакие слова. Вот и сейчас он гипнотизирует меня своим бархатным карим взглядом, в глубине которого тлеет что-то такое, определение чему затрудняюсь подобрать. Это не страсть, не похоть, а некая интрига или обещание, или приглашение. Мне сложно разобраться, ведь все мужчины, встречавшиеся в моей жизни до шейха, были достаточно прямолинейными и никогда не скрывали свои намерения.
А Карим словно вовлекает меня в интимную шараду. Он даёт подсказку и ждёт, как я её интерпретирую. "Да" здесь вовсе не означет "Да", за "Нет" может таиться что угодно. Это так необычно, что мне с каждым днём всё больше нравится.
— У тебя очень красивые глаза, Лада. Блеск изумрудов в моей сокровищнице ничто по сравнению с ними, - тихо произносит шейх.
Опускаю ресницы, делая вид, что польщена и смущена комплиментом. На самом деле держусь из последних сил, чтобы не заржать. Такую нелепицу в свой адрес я слышу впервые.
Все мы читали персидские и арабские сказки. Фразы типа «алмаз души моей», «свет очей моих», «рубин моего сердца» даже в детстве я находила очень смешными. Помню, в институте, когда изучали историю Древней Персии, мы с девчонками прикалывались, обращаясь друг к другу такими словечками. И уж абсолютно точно я не могла себе представить, что когда-нибудь услышу нечто подобное от мужчины на серьёзных щщах.
От полного фиаско меня спасает появление слуги, который приносит кабсу. Есть блюдо, напоминающее плов, полагается руками. Думала после обильных закусок не смогу проглотить больше не кусочка, но рис с овощами, пропитанный насыщенным бульоном, пахнущий шафраном, кардамоном, гвоздикой и прочими ароматными специями, а также подкопченная курица, сами просятся в рот.
Трапеза превращается в показательное выступление. Моё. Карим внимательно наблюдает, как я облизываю пальцы, после каждой щепотки маслянистого риса. Неловко, чёрт возьми!
Хотя о неловкости, оказывается, я знала не так уж и много до того момента, когда чуть хрипловатым голосом шейх говорит:
— Позволь мне, - он берёт немного кабсы из блюда и подносит её к моим губам.
Впадаю в ступор. Сказать «Нет» не решаюсь. Покорно приоткрываю рот.
Дыхание аль-Хасана учащается, как только мой язык и губы соприкасаются с кончиками его пальцев. Медленно пережёвываю еду, глядя Кариму в глаза. Напряжение между нами усиливается.
— Ещё, - шейх повторяет трюк.
— Я наелась, спасибо, - ёрзаю на ковре, инстинктивно отодвигаясь корпусом от мужчины.
— Окей. Тогда покорми меня, - аль-Хасан находит новый способ провокации. А в том, что это именно она, не сомневаюсь.
Отказать ему сложно. Просто потому, что ответ «Не хочу» будет звучать глупо и совсем по-детски. Ещё решит, чего доброго, что я к нему неравнодушна. Поэтому взяв щепотку риса, без тени эмоций на лице начинаю кормить Карима.
Влажный горячий язык скользит по подушечками моих пальцев. Уже собираюсь отдёрнуть руку, как шейх перехватывает запястье, останавливая меня. По очереди он нежно вбирает в рот каждый пальчик. Тщательно облизывает. Слегка посасывает. И я чувствую, что внизу живота тяжелеет, а сердце колотится быстрее. Подмышками выступает пот. Ощущение, будто солнце резко выкрутили на максимум. Сейчас оно прожаривает меня до костей.
Не знаю, чем бы закончился, этот интимный обед, если бы вдруг к оазису не подъехал серебристый джип.
Карим извиняется и тут же встаёт с ковра. На ходу вытирает руки салфеткой.
Из внедорожника выходит Рифат. Он сразу направляется к шейху. Мужчины коротко разговаривают на арабском, после чего аль-Хасан кивает. Мол, хорошо.
Личный помощник приносит из машины бумаги и отдаёт их Кариму. Тот бегло просматривает их, постепенно удаляясь от места нашего пикника.
Когда шейх отходит с Рифатом на приличное расстояние, меня осеняет идея.
Поднимаюсь на ноги со скучающим видом. Обвожу взглядом территорию. Охранники на расслабоне, копошатся около палатки и даже не смотрят в мою сторону.
Не спеша иду к джипу, прикидываясь, что рассматриваю пальмы. Приближаюсь к машине, как бы между делом.
Сердце глухо стучит в груди. От нервного мандража во рту пересыхает.
То, что я задумала, капец как дерзко и отчаянно, но возможно, это мой единственный шанс на свободу. Вдруг судьба в лице Рифата сжалилась надо мной и оставила ключи в замке зажигания?
Делаю ставку на то, что мы приехали в оазис на лошадях. Других машин я не видела. А это значит, скакать верхом за мной охрана шейха может долго и упорно, но всё равно не догонит. Пока они вернутся в крепость за каким-нибудь авто, моих следов уже не найдут.
Знаю, что рискую навлечь на себя гнев аль-Хасана, если меня поймают. Понятия не имею, сколько в баке бензина, и как далеко получится уехать. Собственно, в каком направлении ехать я тоже не в курсе. Главное, в противоположном от бастиона. Остальное неважно.
Надо просто добраться до какого-нибудь поселения и там попросить помощи. Я верю в добрых, неравнодушных людей. Они есть везде. Стоит только хорошенько поискать.
Незаметно юркаю на водительское сидение. Да! Да! ДА! Всё-таки существует на свете высшая справедливость!
Плавный поворот ключа, и педаль газа в пол.
***
Вести машину по пустыне оказывается сложнее, чем я предполагала. Из-за слепящего солнца ландшафт сливается в бесконечное светло-жёлтое полотно. Дюны вырастают перед глазами совершенно внезапно. Мне остаётся только молиться всем богам, чтобы не застрять в песках и скорее добраться до трассы. Насколько я помню, мы съехали с неё минут за тридцать до того, как показался оазис. Значит, на машине ещё ближе.