Подарок феи

Глава 1

— Ненавижу, когда ты это делаешь!
Мои ноги больно толкнули, заставляя поднять заплаканные глаза на Джудит. Помощница кухарки смотрела осуждающе, с ноткой брезгливости, на продолговатом лице, щедро усыпанном веснушками.
Из чепчика выбилась ярко-рыжая прядь и упала на лицо девушки.
Джудит было четырнадцать, но она уже считала себя невестой и посматривала на меня свысока. Впрочем, не только она.
— Перестань хныкать и вставай уже!
Служанка снова попробовала толкнуть меня, на этот раз в бок, но я была наготове и вовремя отодвинулась.
Тычки — это то, к чему очень быстро привыкаешь и учишься избегать, особенно если получаешь их каждый день.
— Милдред с тебя шкуру сдерет, если сейчас же не явишься. Леди Маргарет лютует и приказала отправить тебя в свинарник.
Я удивленно взглянула на Джудит. Неужели это всё? Неужели я просто обойдусь ссылкой в вонючий, но спокойный свинарник?
Да, запах там не очень, но свиньи на самом деле добрее людей. Они не бьют тебя и не кусают без причины. Они довольны, если ты просто накормишь их и почистишь загон. А милых розовых поросят даже можно украдкой пообнимать, уткнувшись в колючее, розовое тельце и всплакнуть потихоньку, пока никто из прислуги не видит.
— После того как предстанешь перед леди и получишь наказание, — злорадно добавила Джудит, с точностью угадав мои тайные мысли и надежду.
Она недолюбливала меня и потешалась над моим тяжёлым положением девочки для бытия, хотя я ни разу не дала ей повод себя ненавидеть.
Впрочем, как и остальным обитателям замка Лагедок, но все они повторяли за своей госпожой, леди Маргарет Вичерстер, а та нашла во мне объект для издевательств.
Я уже не раз и не два прокляла тот день, когда уронила поднос, забрызгав подол платья юной хозяйки и "унизив" её тем самым перед женихом.

Леди лишь сочувственно мне улыбнулась в тот момент, представляясь ангелом доброты перед Его Высочеством, но её взгляд... О, её взгляд говорил, что я пожалею.

Я и правда тут же пожалела, что была настолько растеряна и невнимательна, но я никак не ожидала увидеть принца так близко. Его Высочество — он был...

Я даже не знаю, как объяснить...

...словно создание не из этого мира. Высокий, статный, с тёмными глазами, которые казались бездонными. В тот момент мне показалось, что он смотрит не просто на меня, а внутрь меня — видит всё, что я пытаюсь скрыть от мира. Его взгляд был исполнен благородства, и я едва сдерживалась, чтобы не опустить голову перед ним. Но, конечно, моё волнение привело к тому самому подносу, который я уронила у его ног. И теперь расплачиваюсь за это каждый день.

С того дня леди Маргарет будто поставила перед собой цель — сделать мою жизнь невыносимой. Если до этого я была просто одной из прислуги, невидимой и незаметной, то теперь каждый мой шаг отслеживался, каждое слово становилось причиной для наказания.

Я сглотнула, заставив себя вернуться в реальность и посмотреть в глаза Джудит. Она наслаждалась моим отчаянием, и я понимала, что сочувствия здесь не найду. Трудно бороться, когда все против тебя, когда каждая служанка в замке готова подливать масла в огонь, лишь бы самой избежать лишних обязанностей. Но что бы они обо мне ни думали, я знала одно: что бы ни случилось, я найду способ выстоять.

Наверное, выживать — это то, что я умею лучше всего. Ещё с младенчества, когда чума унесла всех моих родных, оставив меня, кроху, на растерзание этому жестокому миру.

Мои мысли прервал грубый окрик Милдред. Кухарка выглянула из двери, едва не срываясь на вопль:

— Мари! Сколько можно ждать? Иди уже! Леди Маргарет сейчас придёт в бешенство, а знаешь, кто за это поплатится? — в её взгляде читалась угроза, и я знала, что если не поспешу, то неприятностей не избежать.

Я только хотела вздохнуть, когда Джудит снова больно толкнула меня в бок и прошипела:

— Вперёд, замарашка, или тебе мало неприятностей на сегодня?

И я побежала.
Слёзы предательски жгли глаза, но сейчас не время было плакать. Я понимала, что, как бы ни было тяжело, перед леди Маргарет я должна выглядеть абсолютно бесстрастной, иначе...

Ох, фантазия у леди была богатой и очень изобретательной на всякие наказания. У неё был особый талант к нахождению слабого места у окружающих её людей и способов побольнее в него ударить.

Но мне эти знания никогда не помогали, так как гнев леди всегда обрушивался на мою голову неожиданно и безвозвратно.

И с каждым разом он становился всё более и более сокрушительным. Я даже подумывала... Нет, не буду об этом. Какой бы ни была тяжёлой моя судьба, я всегда принимала её как должное.
И только лишь сам факт, что смогла дожить до пятнадцати лет, выдержав приют Святой Агнесы, где умирал каждый восьмой, дом горшечника, где меня с семи лет держали как прислугу и постоянно избивали, не давая есть по три дня, — заставляли меня ценить собственную жизнь. Пусть и довольно несчастливую.

Хотя, нет, счастье в ней было, и много.
Даже в своей чёрной работе я умела находить радость в мельчайших моментах, которые другим казались бы незначительными. Когда мне выпадала редкая минута покоя — обычно на бегу от одной работы к другой — я ценила тёплый луч солнца на лице, запах влажной земли после дождя или шёпот ветра, едва слышный сквозь высокие замковые стены.
У меня не было возможности для долгих прогулок, но я наслаждалась каждым мгновением на свежем воздухе, где можно было почувствовать, что мир, чудесный, неповторимый, простирается за пределы этого замка.

Особенно я любила животных.
Они были единственными существами, с кем я могла позволить себе быть немного мягче, откровеннее. Свиньи в загоне, лошади в конюшне, кошки, которые крутились около кухни — все они казались мне бесхитростными существами, живущими простыми радостями.
Когда я кормила их, гладила или просто смотрела в их ясные глаза, мне казалось, что хоть кто-то принимает меня безусловно, без осуждения и злобы. В их мире не было ни обмана, ни притворства, ни того лицемерия, что так часто окружало меня среди людей.

Глава 2

Телега уныло тряслась вверх по извилистой дороге, подпрыгивая на каждом камешке и проваливаясь в каждую ухабину. Помощник повара исподтишка бросал сочувственные взгляды, но в открытую сострадать не посмел, так как Антуан не спускал с нас взгляда, восседая на одной из замковых лошадей.

Но мне было всё равно и на охранника, и на невольного кучера, и на всё окружающее пространство в целом.

Я сидела внутри телеги, обхватив колени руками и уткнувшись лицом вниз. Зубы стучали в ритме чечётки, а сама я ощущала себя погребённой заживо.

Руины замка Грейвальд! Может ли быть судьба хуже этой?

Проклятое место, откуда никто не возвращался! Говорят, что прошлые хозяева были людьми разбойными и очень жестокими, не жалели никого, и Бог их проклял, заставив весь род вымереть.

После этого все живые поспешно покинули замок, и с того времени там живут только привидения и тени проклятых душ. Те глупцы, что пытались пробраться в замок, никогда больше не возвращались, а теней, водящих хоровод в полночь в окрестностях замка, становилось всё больше.

Я бы посмеялась над этой историей, назвав её просто байкой для непослушных детей, если бы на моей памяти не пропало два таких смельчака.
Кроме того, покойный батюшка нашей госпожи самолично издал указ, запрещающий жителям графства ходить к руинам замка.
А теперь волей его жестокой дочери мне приходится идти на верную смерть, потеряв при этом и свою бессмертную душу.

Ведь если верить проповедям нашего духовника, в тех развалинах обитает дьявол, способный утащить грешников за собой в преисподнюю.

— Тпрр! — телега вздрогнула и остановилась. — Приехали, Антуан!

Что? Уже? Боже, нет! Я не хочу!
Не отрывая лица от коленей, я замотала головой так, что чепчик, который и так держался на честном слове, съехал с волос мне на спину.

— Давай, Мари, не усугубляй! — на удивление мягко сказал стражник, подъезжая ближе. — Ты же понимаешь, что не сбежишь.

На этот раз его слова прозвучали с угрозой.

Нет, нет, нет, я не хочу! Не буду!

— Вставай, Мари! Не зли меня!

Меня грубо потянули за плечи и с силой дёрнули из телеги.

Я пробовала брыкаться, но меня, как маленького зверька, схватили за шиворот и хорошенько вытряхнули.

Я повисла в воздухе, оказавшись почти наравне с Антуаном. Суровые глаза стражника смотрели прямо на меня.

— Это конец, девочка! — без обиняков жёстко сообщил он. — Никто тебе не поможет и не даст сбежать. Прими свою судьбу и отправляйся к замку.

Меня опустили на землю, и я тут же осела сломанной куклой.
Господи, я не хочу умирать!

Рядом со мной приземлилась огромная плетёная корзинка и уткнулась в мой подол.

— Вставай, Мари, бери корзину и иди!

Стражник навис надо мной, как великан над мошкой. Ещё секунда — и раздавит своим тяжёлым башмаком.

— Подожди, Антуан, — вдруг встрял в разговор помощник повара Карте, не проронивший до этого ни слова. — Дай ей хоть минуточку отдышаться. Вот...

Месье Карте присел рядом и достал из-за пазухи небольшой свёрток, обмотанный белой тканью, а также зеленоватую бутылку, в каких обычно в замке разливали вино.

— Зайдёшь на тропу и выпей сразу, не жди, — он вложил всё в корзину под неодобрительное фырканье Антуана. — Спасти не спасёт, но участь облегчит. И это... прости, девочка.

После этих слов помощник повара поднялся, отвернулся и отошёл в сторону.

— Так, всё, хватит, — тяжёлая рука Антуана снова опустилась на моё плечо. — Иди, Мари! Не задерживай больше нас.

И я пошла. Тяжёлой, старушечьей поступью, пошатываясь, как пьяница, я пошла к заросшей тропе, сжимая в сведённых судорогой руках корзинку для цветов.

Я обречена! У меня нет выбора...
Обернулась, но суровый стражник был на месте и снова указал на путь к руинам.

Слёзы бесперестанно текли по моим щекам, но делать было нечего. С обречённой безысходностью я снова повернулась и ступила на тропу, ведущую к замку.

Тропа была слегка заметной среди густой травы и разросшихся бурьянов.
Когда-то её явно использовали часто, но теперь она заросла настолько, что на каждом шагу приходилось пробираться сквозь хаотично разбросанные кусты.
Под ногами — неровный грунт, усеянный корнями и камнями, которые так и норовили споткнуть путника.
Здесь всё казалось серым и безжизненным, как будто сама природа давно забыла о существовании этого пути.

Я долго шла, спотыкаясь, пока телега и мои палачи не скрылись из виду, и только тогда остановилась.
Сев на какую-то кочку в высокой траве, я просто, не сдерживаясь, заголосила.
Возвращаться смысла не было — Антуан никуда не уйдёт и будет ждать до завтра, а ночью...
Мороз пробежал по коже, когда я представила, что будет ночью.
Необязательно подниматься к руинам — блуждающие проклятые духи найдут тебя и так, стоит только ступить на тропу.

От этой мысли мои рыдания, которые постепенно сходили на всхлипы, снова вернулись с удвоенной силой.

Боже, как же не хотелось умирать! Да, моя жизнь была отнюдь не сладкой, но она была.
Я существовала, дышала, преодолевала трудности. И теперь...

К моим всхлипам добавился ещё какой-то звук. Он доносился из высокой травы впереди, вдоль тропы.

Я замерла, как мышь, и даже перестала икать, вся превратившись в слух.

Через некоторое время мне удалось разобрать приглушённое: «Помогите!».

О, Боже, неужели это проклятые духи?! Уже?!

Первым порывом было развернуться и стремглав сбежать по тропе обратно к стражнику.
Упасть на колени и умолять убить меня сейчас, чтобы не переживать весь этот ужас.

Но мои слабые ноги так и не смогли сдвинуться с места, а звуки всё приближались, и в них я уже ясно различала слабый и беспомощный женский голос.

— Спасите, кто-нибудь!

Страх сковал меня ещё сильнее.
Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как они дрожат, а сердце бешено колотится в груди.
Я пыталась решить, что делать — неужели это ловушка? Или кто-то действительно попал в беду?

Глава 3

Дыхание старушки становилось всё более тяжёлым, она задыхалась, а на лбу блестели капли пота.
Её шаги были всё медленнее, казалось, что её удерживает лишь моя рука и невероятная сила воли, которая вот-вот оставит её.
Мы обе понимали — ей не хватит сил дойти до цели.

— Всё, милая... больше не могу... — прошептала она с трудом, оседая на землю у очередного поворота тропы.
Её силы окончательно иссякли.

Я растерянно оглянулась вокруг. Тёмные руины замка, словно гнилые зубы, торчали из-за высокой травы, но до них было ещё слишком далеко.

— Всё, милая, всё... — старушка продолжала бормотать, как в полусне, но внезапно замолчала, крепко стиснув мою руку.

Я обернулась и встретилась с её ясным взглядом, полным решимости.

— Тебе нужно идти... сейчас, иначе будет поздно... — она сняла с шеи зеркальце на цепочке и протянула его мне. — Опусти голову, деточка, чтобы я смогла надеть его на тебя.

— Я не смогу... — прошептала я, едва размыкая пересохшие губы, и снова посмотрела на руины замка. — Я не справлюсь...

— Справишься! — отрезала старушка с неожиданной твёрдостью, снова потянув меня за руку. — Поверь мне, люди способны на многое, когда им угрожает опасность.
Наклони голову, потому что этот дар можно только принять. Забрать его нельзя.

Повинуясь её взгляду, я склонилась, и цепочка с зеркальцем мягко скользнула мне на шею.
Вместе с этим я ощутила горячий, неожиданный поцелуй в лоб от её сухих, старческих губ.

— Благословляю тебя, дитя... — прошептала она. — Теперь иди. Пока ещё светло, ты доберёшься до замка без преград.
Но внутри, среди руин, тебя ждут испытания. Никому не верь и не слушай, что бы ни звало тебя.
Как только вступишь на землю замка, возьми это зеркальце и держи его перед глазами.
Смотри только в него и ни за что не отводи взгляд, иначе погибнешь, как многие до тебя, и станешь одной из тех, кто навечно прикован к этому месту.
Иди спиной, следи за светом. Когда увидишь необычный свет, ты поймёшь. Твоя задача — найти её... и принести...

Её голос становился всё тише, пока не угас полностью. Старушка обмякла в моих руках.

— Бабушка! — я бросилась к ней, проверяя дыхание.

Боже, неужели она умерла?

Нет, её грудь всё ещё слабо поднималась и опускалась, хоть и очень редко. Она просто потеряла сознание.

— Что я должна найти? Куда это отнести? — отчаянно прошептала я, но ответа не последовало.

Солнце уже склонялось к горизонту, и времени оставалось всё меньше.

Смахнув слезу отчаяния, я поняла — нужно идти. Сейчас. Немедленно.

Я аккуратно оттащила старушку в сторону, примяв траву у дороги, чтобы ей было хоть немного удобнее.
Склонившись над ней в последний раз и осенив её защитным знамением, я направилась к замку, где меня ждали мои испытания.

Тропа, по которой я шла, становилась всё уже, и камни под ногами скрипели, словно предупреждая о том, что дальше будет только сложнее.
В голове звенели слова старушки: «Не смотри, не отворачивайся».
Зеркальце на шее словно пульсировало, обжигая кожу холодом.
Я почувствовала, что с каждым шагом приближаюсь к чему-то неведомому, скрытому в руинах замка.

Когда я подошла ближе, ветер усилился, и откуда-то из руин донёсся странный шорох, будто кто-то крался среди зарослей травы.
Я остановилась, прислушиваясь. Внутри всё сжалось от страха, но теперь отступать было нельзя.
Шорох усиливался с каждой секундой и слышался теперь со всех сторон.

Паника подступала к горлу, было очень страшно, и я уже думала повернуть назад, как зеркальце на моей груди стало нагреваться.
Тепло побежало от него по всему телу, расслабляя мышцы и оставляя какое-то успокаивающее ощущение.
Будто бы меня завернули в пушистый, шерстяной платок или... крепко обняли.

«Зеркальце защитит», — прозвучали в голове слова бабушки перед тем, как она потеряла сознание.

И правда, оно защитит, главное — верить и идти вперёд.
Давай, Мари, будь мужественной хоть раз в жизни.

Уговаривая себя таким образом, я глубоко вздохнула и снова направилась к руинам, до которых было рукой подать.

С каждым шагом я ощущала, как страх постепенно отступает, уступая место странному спокойствию.
Зеркальце словно пульсировало в такт моему сердцу, и с этим теплом внутри я чувствовала себя сильнее.
Шорохи вокруг не исчезли, но теперь они казались далёкими, словно потеряли свою власть надо мной.

Я подошла к разрушенной арке, ведущей вглубь замка.
Каменные плиты, покрытые мхом, были древними — каждая из них хранила историю. Но сейчас не время было думать о подобном.

Крепко взяв зеркальце в руки, я повернулась спиной к арке и поднесла его к глазам.
Побелевшими губами я прочитала молитву и решилась. Всё, пора начинать!

Шагнув внутрь, я очутилась в обширном дворе, поросшем дикими травами.
В центре двора стоял огромный, полуразрушенный фонтан. Вода больше не текла, но его очертания напоминали о былой роскоши этого места.

Двигаться было непросто: вокруг валялись булыжники, трухлявое дерево, буйствовала дикая растительность.
Но я продвигалась очень медленно, стараясь рассмотреть всё до мельчайших деталей в зеркале.

Мой взгляд вдруг упал на старый каменный постамент, наполовину погружённый в землю.
Его грани были едва различимы сквозь слой мха и плесени, но форма была чёткой — это была основа для чего-то, что когда-то стояло на нём.
Однако сейчас верхушка постамента была пуста, словно сам объект исчез, оставив лишь тёмный след своего присутствия.

Но не это привлекло моё внимание.
Вокруг постамента были выложены маленькие медные пластины, каждая из которых выглядела так, словно её только что кто-то бросил на землю.
Они блестели под странным, тусклым светом, который не мог исходить от солнца — это было нечто другое, будто скрытое за пределами обычного восприятия.
Символы, выгравированные на пластинах, сложились в причудливый узор, который в зеркале казался живым, пульсирующим и шевелящимся, как волны на воде.

Глава 4

Из замка я бежала сломя голову и не разбирая дороги в внезапно наступивших сумерках.
В спину мне летели вопли, крики, завывания.

— Отдай! Верни! Не верь ведьме! Она обманула! Верни обруч!

Но я лишь крепче прижимала обруч и зеркальце к груди.
Юбки цеплялись за камни и высокую траву, но мне казалось, что это руки проклятых тянутся ко мне с земли, пытаясь ухватить и утащить в преисподнюю.

И всё же этот страх помог мне.
Я и сама не заметила, как домчала к тому повороту, где оставила старушку.

Её скрюченное тельце было едва заметно в обступившей её зелени.

— Бабушка!

Я упала на колени рядом и схватила её лицо в ладони, пытаясь разбудить.
За спиной какофония только нарастала, но я не оборачивалась.
Было страшно! До жути! А что делать — я не знала!

— Бабушка! Очнитесь, помогите!

Я трясла её, уже не размеряя силы!
В спину ударил порыв ветра, и моё воображение живо нарисовало армию призраков, спускающихся с чёрных руин, полных кровожадных желаний и жажды мести.

Старая женщина оставалась неподвижной, а мой страх и паника с каждой секундой росли.
Я трясла её всё настойчивее, надеясь на хоть какой-то отклик.
Ветер становился сильнее, донося крики, и воображаемые призраки, полные ненависти и жажды мести, словно уже нависли надо мной, готовые разорвать на части.
Я чувствовала, что времени почти не осталось.

— Бабушка, прошу! — закричала я, но тут её губы едва заметно шевельнулись.

— Обруч... — её голос был почти не слышен, тихий, как шелест листьев в последний момент перед бурей. — Надень его... на меня...

Я замерла. И это всё? Как это нам поможет?
Сомнения охватили меня, но голоса за спиной становились всё громче, а холодные тени были уже так близко, что я не могла больше ждать.
У меня не было времени на размышления.

Трясущимися руками я взяла обруч и, почти не осознавая, что делаю, медленно надела его на голову старушки.
В тот же миг, как только обруч коснулся её седых волос, её глаза резко распахнулись.

Но это были не те глаза, которые я знала.
В них горел странный, неестественный свет, полный торжества и силы.
Она медленно улыбнулась, и эта улыбка была такой пугающей, что холод прошёл по моей спине.

— Наконец-то, — прошептала она. Её голос вдруг стал крепче, словно вместе с обручем в неё вернулись все утраченные силы. — Я ждала этого так долго...

Я отшатнулась, осознавая, что что-то пошло не так.
Она поднялась на ноги с лёгкостью, которую я не могла бы себе представить для такой старой и немощной женщины.
Её спина больше не была согнута, а тело словно помолодело.

— Спасибо, дитя, — произнесла она. Её голос стал твёрдым, полным глубокой уверенности. — Теперь я свободна.

Как только старушка произнесла эти слова, её тело начало меняться прямо на моих глазах.
Её согнутая фигура, которая казалась такой хрупкой и измождённой, вдруг начала выпрямляться.
Сухие, потрескавшиеся руки постепенно начали обретать новую жизнь — кожа стала гладкой и нежной, мягкой, словно сливочное масло, и светилась слабым золотистым светом.

Её седые волосы, раньше свисающие тусклыми прядями, засияли в свете сумерек, медленно становясь длинными и шелковистыми, переливаясь серебром.
Они засияли сами по себе, словно отражая свет луны, которой не было видно на небе.
Линии её морщинистого лица начали сглаживаться, черты становились изящными и утончёнными, а её глаза — те, что только что горели странным торжеством, — наполнились мягким светом, глубоким и мистическим, словно отражающим вечность.

Её одеяния, которые казались старыми и изношенными, словно соткались заново.
Тёмная, потрёпанная ткань начала превращаться в блестящий и лёгкий шёлк, струящийся по её телу, как водопад из света и тени.
Одежда теперь переливалась на ветру тонкими нитями серебра и зелени, вписывая её в саму природу, как будто она была неотъемлемой её частью.

Но самое удивительное произошло с её спиной.
Медленно и грациозно за её плечами начали расправляться крылья.
Сначала это были едва заметные тени, но с каждым мгновением они становились всё более явными.
Огромные, прозрачные, переливающиеся крылья — тонкие и искрящиеся, как утренние росинки на солнечных лучах — распростёрлись за ней, сияя зелёным и золотым светом.
Крылья тихо шуршали, как будто играли с воздухом, а их движение было настолько мягким и естественным, что казалось, они принадлежат этой земле с самого начала.

Её голос изменился вместе с её обликом, став мелодичным, будто пением ветра в листве.

Но самое главное — на её голове медный обруч преобразился.
Блеклая медь исчезла, уступая место сияющему золоту.
Форма также изменилась: края вытянулись, образуя острые зубцы короны, в центре которой светился блестящий и огромный сапфир.

— Наконец-то, — пропела волшебная дева, расправляя точёные плечи, и её голос прозвучал как переливы колокольчика. — Столько веков заточения и мучений в этом смертном теле — и вот я снова свободна.

Потом взгляд её лучистых глаз обратился на меня.

— Благодаря тебе, милая, — ласково сказала она мне. — Но с твоего позволения, моя дорогая спасительница, я отложу наш разговор и начну с тех, кто так долго ждал моего внимания.

И её взор устремился мне за спину.
Я тоже обернулась, повинуясь рефлексу, и едва не потеряла сознание от ужаса и неожиданности.

За моей спиной собралась целая армия из призраков.
Тёмные тени и искажённые лица, в которых едва-едва можно было узнать человеческие черты.
Там были мужчины и женщины разных лет — но, слава Богу, ни одного ребёнка.

Вся эта ужасающая бестелесная масса толпилась в темноте, не решаясь ступить в круг, освещённый сиянием моей необычной собеседницы.

— Ваш час пришёл! — возгласила фея (а я уверена, что это была именно она. Весь её облик походил на описание, которое испокон веков передавалось в сказках и небылицах нашего графства). — Каждый из вас был наказан за собственную жадность, зависть, ревность. Все вы знаете те грехи, что держали вас здесь, но больше эта земля не будет терпеть ваше мерзкое присутствие. Я разрываю узы моего собственного проклятия, что держали ваши чёрные души здесь, у замка Грейвальд! Отправляйтесь туда, куда должны были.

Глава 5

Фея опустила взгляд на землю, словно собираясь с мыслями, и на её лице отразилась глубокая печаль.
Она сделала шаг вперёд, поглаживая рукой свою корону, а затем начала говорить, и её голос был тихим, как шелест ветра, но полон эмоций.

— Давным-давно, когда этот замок ещё был прекрасен и величественен, я, как и многие феи, бродила по этим землям.
Моё сердце было свободным, и я не знала зла или предательства.
Тогда я встретила Артума, красивого и смелого мужчину, владельца этих земель.
Он попал в западню, устроенную его врагами, и я решила вытащить его, тем самым спасая жизнь.
Знаешь, мы, феи, очень привязываемся к тем, кому помогаем, и я захотела увидеть его снова. А потом — ещё и ещё...
Мне показалось, что он был не таким, как остальные смертные. В нём была дерзость, амбиции и... любовь.
Или то, что я приняла за любовь.

Она замолчала на мгновение, её глаза снова устремились к руинам замка, теперь спокойным и тихим.

— Он обольстил меня, уверил в своей преданности, и я доверила ему своё сердце.
Я, в своей наивности, даже не заметила, что он жаждет не меня, а моей силы.
Моя корона, — фея коснулась блестящего венца на своей голове, — была символом моей власти не только над природой, но и над жизнью.
С её помощью можно было даровать богатства, изменить ход событий, влиять на людей и судьбы.
Артум знал об этом, и его жадность росла с каждым днём.

Она вздохнула, и на её лице мелькнула тень гнева.

— В одну ночь, когда мы готовились соединить наши жизни, он предал меня.
Он организовал ритуал, используя тёмную магию, чтобы заполучить корону.
Я была усыплена зельями, которыми снабдила его одна ведьма, и не могла сопротивляться.
Артум надел её на себя, думая, что теперь он станет самым могущественным существом на земле.
Но он не понимал — сила фей не подчиняется злу.
Моя корона — это не просто источник власти, это символ гармонии, и тот, кто жаждет её для собственных целей, обречён на гибель.

Фея замолчала на мгновение, её глаза потемнели, вспоминая те события.

— Он попытался использовать силу короны, но всё, что смог сделать — это разрушить замок.
Замок, который должен был стать символом нашей любви, стал местом страданий и тьмы.
А потом я в гневе прокляла его.

На этом моменте слёзы наполнили её глаза и покатились по щеке, моментально превратившись в бриллианты.
Фея небрежно смахнула их, и они упали на землю, где тут же растворились, а на том месте поднялся росток.

— Но светлые феи не могут носить ненависть в сердце. За это нас очень строго наказывают.
Я оказалась заточённой в смертное тело, обречённой наблюдать за его падением и разрухой, в то время как он погряз в своих собственных грехах.
Артум был обречён блуждать в тенях, связанный своей жадностью и страхом.

Её глаза вспыхнули яростью, но голос остался спокойным.

— Он лишил меня моего мира, но главное — лишил возможности любить снова.
Я пережила века заточения, видя, как мрак поглощает этот замок и души его обитателей.
Всё, что я могла сделать, — это ждать. Ждать, пока кто-то освободит меня, восстановит справедливость и вернёт мне мою корону.
И вот теперь, благодаря тебе, я снова обрела свою силу.

Она посмотрела на меня, её глаза смягчились.

— Вот почему я говорю, дитя, что любовь — это самое сложное из всех желаний.
Никто не может заставить другого любить.
Даже такие могущественные создания, как я, не могут управлять сердцами.

Я стояла, не в силах произнести ни слова.
История феи была исполнена боли и предательства, и её печаль была понятна.
Она потеряла всё, что было ей дорого, из-за жадности того, кого она любила.

— Так что же ты выберешь? — спросила фея мягко, вновь поворачиваясь ко мне. — Я могу дать тебе многое, но любовь не входит в число этих даров.

Я задумалась.

— Ты можешь стать правительницей этой страны. Или, если ты желаешь мести леди Маргарет...

— Нет, — я тут же замотала головой.
Вот чего-чего, а леди я не желала мстить.
Я просто хотела...

— Счастья, — ответила я, поднимая на неё взор, полный надежды. — Я просто хочу быть счастливой.

Искренняя улыбка осияла её лицо, делая его немыслимо прекрасным.

— Я не обманулась в тебе, девочка, — рассмеялась волшебница. — Твоё сердце и правда чисто, как первый снег.
И ты достойна такой награды.
Я благословляю тебя и обещаю исполнить твоё желание.
Ты будешь счастлива, но помимо этого — ещё и богата, и могущественна, и даже власть будет в твоих руках.
Главное — сбереги тот свет, что есть в твоём сердце.
И ещё...

С этими словами фея нагнулась и сорвала цветок, что успел вырасти за время нашего разговора с её слёз.

Цветок был необычным — лепестки переливались светом, меняя оттенки от мягкого розового до глубокого золотого, а его стебель был прочным, как хрусталь.
Я приняла его с трепетом, чувствуя, как тёплая энергия пронизывает меня.

— Сохрани этот цветок — мой дар, — произнесла фея и, протянув руку, нежно погладила тонкие лепестки, от чего они ещё больше засияли. — Он может исцелять недуги, но самое главное его свойство — это излечить смертельно больного. Но лишь однажды.
Помни это и не истрать его силу напрасно.
Ведь достаточно будет тебе пожелать от всего сердца спасти кого-то — и цветок тут же исполнит твою просьбу.
И ещё...

Рука феи переместилась с цветка на зеркало, что всё ещё висело у меня на груди.
Она также коснулась его, и зеркало засияло, сменяя ржавую медь на вычищенное золото, а потом и вовсе, уменьшившись в размерах, превратилось в красивый круглый медальон.

— Это я тоже оставлю у тебя. Если захочешь со мной связаться — открой медальон и позови.
Моё имя Мелиана, и я приду тебе на помощь.
А теперь иди, дитя, и отныне ничего не бойся, потому что самый мой главный дар всегда будет с тобою.

Глава 6

Дорога обратно была полной противоположностью восхождению.
Все тревоги и страхи оставались позади, уступая место надежде.
Теперь же мои ноги казались лёгкими, а каждый вздох наполнял меня радостью и верой в лучшее.
Корзина, доверху заполненная пурпурными фиалками, словно не имела веса — я могла легко нести её одной рукой, а сердце моё пело от счастья.
Все беды казались далёкими, почти нереальными.

Когда я добралась до подножия холма, мои шаги замедлились — я заметила лагерь и две фигуры, дремавшие возле костра.
Это были охранник леди Маргарет и помощник повара.
Они явно не рассчитывали, что я вернусь, и ночевали здесь лишь для того, чтобы исполнить приказание леди, которую все боялись до икоты.

Антуан дремал, облокотившись на дерево, а помощник повара, худой и неуклюжий, лежал, скрутившись рядом, тихо посапывая.

Я остановилась перед ними, но не успела ничего сказать — охранник вдруг вздрогнул и проснулся.
Увидев меня, его глаза широко распахнулись, и он резко поднялся на ноги.

— Свят, свят, свят! Призрак! — воскликнул он, поражённый, и осенил себя защитным знамением.

От его вопля проснулся и месье Карте. Схватившись за сердце, он быстро спрятался за широкой спиной Антуана.

— Я не призрак, — ответила я обоим и, наверное, впервые в жизни улыбнулась кому-то из жителей замка. — Вот, смотрите!

— С корзинкой? — пробормотал помощник, выглядывая из-за спины стражника и не веря своим глазам.

— Да! — воскликнула я, сияя от радости. — Посмотрите! Эти цветы — те самые фиалки, что желала леди Маргарет!

— И правда она!

Пробормотал Антуан, расслабляя руку на оружии.
Интересно, что бы он с ним делал, если бы на них действительно напал дух из проклятого замка.

— Мы думали, что ты никогда не вернёшься оттуда!

Охранник недоверчиво шагнул вперёд и заглянул в корзину.
Его лицо постепенно переходило от недоверия к ошеломлённому удивлению.

— Это просто чудо, — пробормотал он, не зная, что и думать.

— Откуда ты их достала? — спросил помощник повара, глядя на меня с широко открытыми глазами. — Там, в проклятых руинах, фиалки не растут!

— Они там выросли, — ответила я, загадочно улыбаясь. — Всё, что нужно было сделать — это верить и проявить настойчивость.

Охранник потерянно посмотрел на помощника, не зная, что и думать.
Они оба выглядели так, будто произошло нечто невероятное, не поддающееся объяснению.
Что, по сути, так и было, если вспомнить все мои приключения за последние сутки.

— Так или иначе, — произнёс охранник, наконец вернув себе привычную уверенность, — леди Маргарет разберётся сама. Технически мы её поручение выполнили, а что там дальше...

Стражник задумался и покачал головой.
Настроение и у меня немного испортилось, а радость охладилась.
Леди Маргарет — фиалки не помеха. Я достаточно изучила госпожу за эти годы, чтобы понимать: если она уже кого-то невзлюбила, то обязательно изведёт.

— Садись в повозку, мы немедленно возвращаемся в замок, —
сказал помрачневший Антуан и пошёл седлать свою лошадь.
Мне же оставалось только подчиниться.

Я села в повозку, и её деревянные колёса с глухим стуком покатились по каменистой дороге, унося меня обратно в замок.
Радость, которую я ощущала всего несколько минут назад, начала медленно угасать, уступая место тревожным мыслям.
Леди Маргарет, несмотря на свои утончённые манеры и внешнюю сдержанность, могла быть беспощадной, особенно если кто-то однажды оказался у неё в немилости.
Цветы могли лишь на время смягчить её гнев, но что будет дальше?

Антуан и месье Карте ехали молча, каждый погружённый в свои мысли.
Я слышала, как иногда лошадь Антуана тихо фыркает, а изредка колёса повозки скрипели в унисон с моими мыслями.
Дорога, которая прежде казалась лёгкой, теперь тянулась бесконечно.
Впереди замок Винтервуд поднимался на горизонте, его острые шпили возвышались над деревьями, как напоминание о том, что меня ждёт встреча с леди Маргарет.

Наконец, когда мы подъехали к воротам замка, стражники, стоявшие на посту, лишь удивлённо переглянулись, увидев корзину с пурпурными фиалками, но ничего не сказали.
Они пропустили нас, и вскоре мы уже остановились перед главным входом.

Антуан первым слез с лошади и передал что-то одному из мальчишек, что вечно ошивались во дворе замка.
Тот быстро кивнул и скрылся в дверях кухни, но ненадолго.
Уже через минут пять его черноволосая голова мелькнула в проёме, и, прошептав что-то на ухо стражнику, мальчишка сбежал.

— Пойдём, — пробормотал он, не глядя мне в глаза. — Леди Маргарет ждёт.

С тяжёлым сердцем я вышла из повозки, сжимая корзину в руках.
Теперь корзина снова обрела вес, и мне казалось, что каждая фиалка давит на мои плечи.
Мы направились в замок, и месье Карте шёл за нами, всё ещё нервно поглядывая по сторонам.

Войдя в холл замка, мы увидели, как леди Маргарет уже стояла на верхней лестнице, словно ожидала нас с самого утра.
Её платье, как всегда, было безукоризненным — мягкий бархатный шлейф струился за ней, а глаза смотрели холодно и властно.

— Ну, наконец-то, — сказала она. Её голос прозвучал ровно, но в нём было что-то, что заставило меня вздрогнуть. — Неужели ты и вправду принесла эти фиалки?

Я низко-низко склонилась перед леди, чтобы скрыть страх в моих глазах, и сказала, вернее, прошептала едва слышно:

— Да, моя леди.

— Чушь! — тут же выкрикнула леди Маргарет. — Ты обманщица! Это не пурпурные фиалки, а жалкая подделка! Ты просто собрала их в лесу, а эти двое были твоими сообщниками.

У меня перехватило дыхание от её обвинений. Сердце бешено заколотилось, и руки непроизвольно сжали корзину с цветами крепче.
Но всё, что я смогла сделать в этот момент, — это молча стоять, с трудом удерживая слёзы.

Антуан и месье Карте тоже замерли, их лица застыли в недоумении.
Они знали, что цветы настоящие, но никто не осмелился возразить леди Маргарет.

Глава 7

Вот так и началась моя новая жизнь, что кардинально отличалась от предыдущей. Леди Генриэтта Рошфор, графиня де Монклер, была женщиной вздорной, своевольной, упрямой и эпатажной. Но в ней и на сотую долю не присутствовало той яростной жестокости, что скрывалась под милым фасадом её племянницы.

И всё же леди была намного опаснее, чем та же Маргарет Винтервуд. За мнимым добродушием и эксцентричностью скрывалась наблюдательная натура прожжённой интригантки, которая многое пережила на своём веку.

— Помню, при отце его величества, — как-то раз вспоминала разоткровенничавшаяся при мне леди Генриэтта, качая в воздухе своим массивным перстнем, будто дирижируя невидимой оркестровой пьесой, — приходилось вертеться, как уж на сковородке, чтобы не попасть в опалу. О, дорогая моя, времена были жестокие, и люди тоже. А уж я там такое повидала! И не просто видела, но и участницей была. — Она хмыкнула, словно вспоминая какой-то старый забавный фарс, и обмахнулась алым платком, щекочущим её кольца на пальцах.

— Однажды, — продолжала она, наклоняясь ко мне, как будто раскрывала нечто ужасное, — я видела, как маркиз Ламберти чуть не сгорел со стыда, когда ему пришлось объяснять, откуда в его покоях оказался… — тут она запнулась, искоса глянув на меня. — Ну, скажем, посторонний человек, совершенно неподобающего происхождения. Бедняга, — добавила она, закатив глаза, — так краснел, что весь двор несколько месяцев после его только так и звал — Красный Ламберти. Ах уж эти дворцовые интриги…

Она рассмеялась своим привычным, раскатистым смехом, будто наслаждаясь воспоминаниями, которые другие предпочли бы забыть. В такие моменты я видела её не как чудаковатую пожилую даму, а как опытную женщину, изворотливую и опасную, которая знала, как использовать любую мелочь в своих интересах.

Её язык мог быть сладким, как мёд, или острым, как красный перец, но я очень редко попадала на его острие.

Ко мне леди питала особые покровительственные чувства и очень быстро приблизила к себе, найдя молчаливого и покорного слушателя. Возможно, это то, что ей и требовалось.

Уши, способные выслушать её кажущуюся бесконечной болтовню, за которой скрывались большой опыт и неординарный ум.

Не зря его величество назначил леди Рошфор распорядительницей отбора — что было само по себе неординарным событием.

Во дворце должны были выбрать будущую королеву и мать правителя страны.

— Мать нации должна быть безупречной, — восклицала леди Генриетта, плавно водя рукой в воздухе, будто рисуя идеальный образ, — не только по происхождению, но и по красоте, достоинству, уму и, разумеется, характеру. Ох, бедные девочки, — добавляла она с притворной грустью, прищурив глаза, — как они будут стараться меня впечатлить!

Я слушала её речи с уважением, хотя не могла не замечать её лёгкой иронии. За этими словами скрывалась не только врождённая хитрость, но и глубокое понимание человеческой природы.

— Пойми, девочка, — лукаво говорила леди Генриетта, кивая в мою сторону, — претенденток будет много, но настоящих достоинства и характера — единицы. Ох, как же любят люди примерять маски! И мне предстоит одна из самых изысканных и сложных задач — разоблачить всё ненастоящее и найти ту, кто будет достойна королевского титула.

Как бы там ни было, леди Генриетта не только болтала, но и работала, не покладая рук. А также заставляла делать то же самое всех вокруг.

Графиня подступила к подготовке торжества с размахом и дотошностью, присущими истинной интригантке и перфекционистке. Каждый этап праздника — от украшений до самого списка невест — был продуман до мельчайших деталей.

Сначала были выбраны основные цвета праздника — насыщенный пурпур и королевское золото, символы благородства и власти. Леди Генриетта лично отправила запросы лучшим ремесленникам королевства, требуя образцы: ленты, скатерти, ткани для драпировок, канделябры, вылитые в строгих и изысканных формах. Она проверяла каждый макет и примерочные изделия, вынося жёсткие правки.

— Эта бахрома должна быть короче, а нити — толще, — командовала она, разглядывая представленный образец. — И вот этот пурпур не передаёт всей глубины цвета. Как это можно выставить перед королевским двором?

Украшения, заказанные леди Генриеттой, представляли собой искусно вырезанные цветочные композиции, фонтаны, венки, гирлянды, флаги. Она лично проверяла макеты и планировала их размещение в зале, составляя схему рассадки так, чтобы важнейшие аристократы сидели на видных местах, а те, кто был менее значим, — подальше от центральных событий.

— Гостей нужно рассаживать так, чтобы они не загораживали друг друга, — говорила она, отмечая каждое кресло на чертеже. — Претендентки должны быть всегда на виду, но под пристальным вниманием. У нас не должно быть ни одной скрытой интриги, только те, что мы сами сочтём уместными, — добавила она с лукавой усмешкой.

Гвоздём торжества должны были стать пурпурные фиалки, и именно их обильное цветение — любимый элемент леди Генриетты — символизировало рождение новой королевской эпохи. Ну и, конечно же, демонстрировало мощь и богатство существующей династии.

Для меня же была назначена специальная задача — вырастить огромное количество этих уникальных фиалок. На протяжении всех трёх лет я должна была ухаживать за редкими цветами, окружая их заботой, чтобы они смогли превратить зал в пурпурное сияние.

Леди Генриетта часто навещала меня в теплице, строго проверяя каждое растение, задавая вопросы о почве и температуре, чтобы всё было идеально. Фиалки стали её личной гордостью, и я понимала, что даже малейшая ошибка может вызвать гнев распорядительницы.

И я старалась что есть сил. Тем более что во дворце мне нравилось намного больше.

Во-первых, здесь было удивительно красиво.

Во дворце мне сразу стало казаться, что я попала в волшебный мир, о котором раньше могла только мечтать. Высокие залы и длинные коридоры, казалось, тянулись до самого неба. Стены были украшены яркими картинами и гобеленами, на которых, как рассказывали, запечатлены великие события и подвиги королей. Огромные хрустальные люстры свисали с потолков, и когда на них падал свет, они переливались, как звёзды, рассыпая сияние по всему залу.

Глава 8

Однажды, когда я снова была занята в своём уголке сада, между зелёных кустов и стройных клумб, послышались лёгкие шаги. Я замерла, не смея пошевелиться, и, спрятавшись за высоким цветущим кустом, не захотела попадаться кому-то на глаза.

Тем более в королевском саду, где гуляли в основном аристократы или приближённые к королю знатные лорды и леди.

И всё же любопытство взяло верх, и я выглянула из своего убежища, чтобы увидеть, как на аллее появился он — принц, вместе с одной красивой и нарядно одетой леди. Они шли, поглощённые беседой, и не замечали меня. Я затаила дыхание, боясь нарушить их тихий разговор.

Тем более что мне выпала небывалая возможность безнаказанно полюбоваться на его высочество.

Принц был невероятно красив. Его лёгкая походка, внимательный взгляд и тёплая улыбка, которую он бросал своей спутнице, околдовали меня. Его тёмные волосы касались воротника изящного камзола, а на лице светилось спокойное выражение, словно он был здесь, в этом саду, дома.

— Ах, посмотрите, Ваше Высочество! — придворная дама с восхищением указала на пурпурные фиалки. — Такие редкие цветы, и как они чудесно смотрятся среди зелени!

Принц, уловив её восторг, слегка улыбнулся. Я следила за каждым их движением, не в силах отвести глаз. Желая, видимо, поразить свою спутницу, он потянулся к одной из фиалок и безжалостно сорвал её.

Моё сердце упало. Нет!

Но стоило только цветку коснуться его рук, как чудесные пурпурные лепестки начали увядать, теряя свой блеск и насыщенный цвет.

От вида увядающего цветка у меня сжалось сердце, и прежде чем я успела себя остановить, бросилась к ним. Принц и дама обернулись, поражённые моим внезапным появлением, но не стали сопротивляться.

Я выхватила цветок из рук принца и, не задумываясь, на каком-то интуитивном уровне зная, что надо делать, начала дышать на него, осторожно согревая дыханием вялые лепестки. Цветок дрогнул и, будто почувствовав моё тепло, начал оживать, возвращая себе прежний сияющий цвет.

Придворная дама ахнула, возмущённая моей дерзостью, и, совсем не обращая внимания на только что произошедшее чудо, сказала:

— Как ты смеешь! — воскликнула она. — Ваше Высочество, что позволяет себе эта простолюдинка?!

Но принц лишь рассмеялся, не обращая внимания на негодование спутницы. Его глаза сверкнули с неподдельным интересом. Он взглянул на меня, как на диковинную зверюшку, и произнёс с мягким весельем в голосе:

— Какая храбрая маленькая птичка. Ты, должно быть, настоящая волшебница, если цветы оживают в твоих руках.

Только после этих слов я осознала, что только что наделала.

Я стояла, прижимая цветок к груди, ощущая, как кровь пульсирует у висков. Я не знала, что сказать — после своего неожиданного поступка мне хотелось просто исчезнуть, чтобы никто не видел меня, но принц не выказывал никакого недовольства. Наоборот, его глаза смотрели на меня с доброй улыбкой, а голос звучал ободряюще.

— Ты спасла цветок, — мягко заметил он, увидев мою панику и правильно её оценив. — Это достойно восхищения. Похоже, эти фиалки живут только благодаря тебе.

Придворная дама, заметив, куда дует ветер, тут же подхватила его тон, надеясь привлечь внимание к себе.

— Действительно, Ваше Высочество, в этой простушке есть смелость и талант к садоводству! Такое внимание к простым цветам, такое умение обращаться с растениями — это настоящий дар! — воскликнула она с притворным восхищением, улыбаясь так, словно я была не просто простолюдинкой, а близкой подругой и вообще давно потерянной сестрой.

От её слов я смутилась ещё больше и почувствовала, как краснею, не зная, куда спрятать глаза. Принц заметил моё замешательство и, понимая, что моё смущение возрастает, сделал шаг назад.

— Мы, пожалуй, оставим нашу маленькую волшебницу заниматься своими цветами, — с улыбкой сказал он, бросив на меня последний, мягкий взгляд. — Прощай, маленькая птичка.

Я молча смотрела, как они уходят, а сердце билось с такой силой, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Их фигуры скрылись за поворотом, и я осталась одна, но ощущение его взгляда и его слов ещё долго оставалось со мной.

И это было ещё не самым главным. Чудо случилось после.

С того дня принц стал частым гостем в саду. Я всегда замечала его шаги и, затаив дыхание, наблюдала, как он приближался. Со временем он стал здороваться со мной, делая небольшие остановки у клумб с фиалками. Сначала я боязливо отвечала, склоняя голову вниз, но его доброжелательный взгляд и мягкий голос постепенно избавили меня от страха, и я осмелилась заговорить с ним.

Наши беседы начинались с простых слов о цветах и уходе за ними, но с каждым днём становились длиннее и откровеннее. Принц оказался не только красивым, но и глубоким, проницательным человеком. Ему нравилось слушать мои рассказы о саде, о цветах, о животных, о тех чувствах, которые они пробуждали. Я же всё больше поражалась его уму, его способности видеть других насквозь.

А ещё он начал приносить с собой книги и читать. Недолго и незаметно, но это было как глоток свежего воздуха для меня. Те миры! О, какие же они были удивительные. И дамы с кавалерами, которые жили там — благородные, добрые и бескорыстные. А любовь! Какая же там была любовь.

— Ты что, плачешь, крошка Мари? — спросил меня принц, отрываясь от чтения книги, что мне особенно нравилась.

Я быстро подняла перепачканные ладони к красным щекам. И правда, расчувствовавшись, я даже не заметила, как влага потекла по моим щекам. Какой ужас!

— Стой, глупышка! — рассмеялся принц, доставая белый ажурный платок с королевским вензелем из кармана. — Ты же ещё больше запачкаешься.

И несмотря на мой слабый протест, он начал вытирать этим белоснежным чудом мои грязные щёки.

Я замирала, чувствуя, как его тёплые пальцы осторожно касаются моего лица. Казалось, сама природа в этот момент задержала дыхание, и ни единого звука не было слышно вокруг, лишь шелест листьев где-то вдали. Я хотела бы отстраниться — даже если бы в это мгновение моя жизнь стояла бы на кону.

Глава 9

Три года спустя...

Прошло три года с тех пор, как принц впервые назвал меня «маленькой птичкой» и отнёсся ко мне не как к простой служанке, а как к подруге. Теперь, стоя в этом же саду, я понимала, насколько сильно изменилась за это время. Бывшие страх и робость остались далеко позади, и я чувствовала себя совсем иной — спокойной, уверенной и, как бы странно это ни звучало, свободной. Теперь я знала, что меня уважают и даже, возможно, немного побаиваются — благодаря нашему с принцем дружескому расположению друг к другу.

Но сегодня я понимала, что всё изменится. Во дворце начался настоящий переполох — вот-вот должен был начаться великий отбор невест для принца. Всё вокруг дышало ожиданием: от приглушённых голосов слуг до шороха платьев, в которых невесты проходили по коридорам. Невесты прибывали со всего королевства и даже из дальних земель: я видела их кареты, наблюдала за тем, как они выходят, изящно ступая по каменным ступеням. Я замечала, как их спутницы с интересом и ревностью осматривают дворец, как будто пытались заранее прикинуть, кому достанется главный приз.

Одна из последних прибыла леди Маргарет. Её карета подъехала под покровом сумерек, но даже в полутьме можно было заметить её надменное выражение лица и высоко поднятую голову. Увидев её, я лишь глубоко вздохнула, позволяя старому воспоминанию вспыхнуть и исчезнуть. Теперь её присутствие не внушало мне ни страха, ни беспокойства. За эти три года я стала сильнее и больше не боялась ни её холодного взгляда, ни её саркастичных слов.

Пока я занималась цветами, в саду было тихо, но я слышала, как внутри дворца поднимался гул голосов и шорох тканей, а за стенами сада пробегали молоденькие фрейлины, посланные для срочных поручений. Моя работа сейчас была обычной, но я знала, что вскоре понадобится подготовить для великого праздника самое важное — пурпурные фиалки. За три года, что я о них заботилась, я чувствовала с ними особую связь. Эти цветы раскрывались только в моих руках, и я ощущала, что они, как и я, жили этим садом, были его душой и нежным украшением.

И хотя я понимала, что принц всё равно будет принадлежать не мне, а кому-то из этих высокородных девушек, это странным образом больше не приносило боли. Я знала, что наши тихие разговоры в саду, наши минуты среди цветов и книг, наши взгляды и полуслова — они были реальными. И даже если всё это исчезнет, у меня останется моя память, моя уверенность и тепло в душе, которые уже не отнять.

Может, я и была маленькой птичкой, но теперь я знала, что умею летать.

Слуга появился внезапно, прерывая мои мысли. Его ровный голос вывел меня из уединения сада, заставив вернуться к реальности:

— Мари, леди Генриэтта велела тебе немедленно явиться в зал торжеств. Поторопись.

Я кивнула, слегка выпрямившись, и отряхнула передник. Слова «немедленно» от леди Генриэтты означали ровно то, что они значили. Бесполезно задавать вопросы и очень опасно мешкать. При всех своих позитивных качествах королевская распорядительница ненавидела ждать и могла наказать за опоздание.

Я последовала за слугой, пытаясь угадать, что могло потребоваться от меня в столь важный день. Ответ стал очевиден вскоре.

Когда я вошла в зал торжеств, меня охватило изумление. Комната, которую я прежде видела только в её повседневном великолепии, теперь сияла, словно её коснулось волшебство. Высокие колонны были обвиты гирляндами зелени, мерцавшей от вплетённых между листьями золотых лент. Огромные хрустальные люстры свисали с потолка, отбрасывая мягкий, нежный свет. Зеркала, расположенные вдоль стен, отражали это сияние, делая зал бесконечным.

Но главной гордостью украшения зала были мои пурпурные фиалки. Они были повсюду: в огромных вазах на мраморных подставках, в изящных корзинках, подвешенных к сводам потолка, даже на каждом столе. Их глубокий цвет создавал гармоничный контраст с золотым и кремовым декором, заполняя зал особой магией.

Однако не успела я восстановить дыхание, что перехватило от увиденного, как заметила: все цветы были повядшими. Их лепестки, которые я так бережно растила три года, опустились, словно сдались под тяжестью своего веса. Сердце сжалось от жалости к этим малюткам — что могло пойти не так?

Но леди Генриэтта не выглядела обеспокоенной, наоборот, она энергично раздавала указания слугам, координируя последние приготовления.

— Не стойте как истуканы! Шарфы поправьте, вот те свечи нужно заменить! — кричала она. — А вы, что замерли? Быстрее несите бокалы!

Секунда — и её острый взгляд упал на меня. Её лицо сразу озарилось широкой улыбкой.

— Ах, вот ты где, деточка! — воскликнула она. — Что ж, всё идёт, как я и ожидала. Не стой там! Иди сюда!

Я послушно ступила в зал — и тут же произошло настоящее чудо, к которому я наотрез отказываюсь привыкать.

Стоило мне сделать шаг в зал, как фиалки мгновенно ожили. Их лепестки поднялись, словно в ответ на моё присутствие, наполняя воздух своим нежным ароматом и возвращая комнате утраченный блеск. Слуги застыли на месте, наблюдая за этим волшебным зрелищем.

— Ну вот! Я же говорила! — торжествующе провозгласила Генриэтта, хлопнув в ладоши. — Эти цветы нуждаются только в тебе, Мари. Ну что ж, они ожили, как я и предполагала. А теперь — к делу.

Её голос стал мягче, но в нём чувствовалась железная уверенность.

— Сегодня ты будешь присутствовать на празднике представления претенденток, — заявила она. — Адель, проведи Мари к нише и убедись, что её не будет видно. Сиди там как мышка и не отсвечивай, девочка. Твоя задача — держать цветы живыми, а гостей и их величества — в неведении о твоём существовании. Поняла?

Голос её стал жёстким, но уже через секунду смягчился.

— Зато будешь внукам рассказывать, как побывала на королевском отборе и своими глазами видела, как избирается будущее нашей страны. Ах, какой прекрасный день! — заявила леди, сложив пухлые ладони в лодочку и прижав их к щеке, а потом, смахнув слезу с совершенно сухих глаз, добавила:

Глава 10

Торжественное представление невест наследного принца должно было восхищать и поражать умы всех зрителей — от простых дворян, которым удача позволила затесаться среди именитых гостей, до важных представителей королевских родов соседних стран.

В принципе, со своей задачей леди Генриэтта справилась, показав на деле значение слова «пышность».

Гостей радовали редкие и дорогие напитки, а декор услаждал око. Ну и, конечно же, фиалки — куда без них?

Эти редкие, волшебные цветочки произвели фурор не меньший, чем предстоящий отбор.

Заговорили, что принц по праву получает самое лучшее. Впрочем, цель была именно такова — показать соседям, кто на что горазд.

Но я смотрела на всё это блестящее сборище без должного трепета в груди. Всё это было... грустным. Ведь за фасадом могущества и богатства скрывается банальное рабство. Знать не может просто любить. Знать не может просто выбирать. Их жизнь — это всегда сделка. Дружба, родство, брак — это всегда ещё одно выгодное вложение.

Но сегодня я искренне надеялась, что принцу повезёт.

Зал наполнился звуками труб и лёгким перезвоном колокольчиков, оповещая о начале. Толпа возбуждённо зашевелилась и двинулась поближе к трону. Каждый чётко занял своё место согласно иерархии. Всё напоминало хорошо отрепетированный спектакль с талантливыми актёрами, знающими и любящими свою работу.

В глубине зала, на возвышении под балдахином из белого шёлка, переливающегося в свете свечей, воссели король и королева. Его величество выглядел усталым, но по-королевски собранным: в золотом камзоле с пурпурной лентой через плечо, сдержанным выражением лица и орлиным профилем. Королева, как всегда, была воплощением элегантности и холода: в её взгляде таилось нечто незыблемое, а тонкие пальцы беззвучно теребили расшитую перчатку.

Принц же стоял чуть в стороне, будто не желая блистать на фоне родителей. Но всё равно выделялся. Его высокая фигура, уверенная осанка, светлая улыбка и тот особый блеск в глазах, который можно было заметить только тем, кто знал его ближе, — всё в нём притягивало взгляды. Даже стоя молча, он был центром этого мира.

Сначала шло представление послов и членов королевских семейств других держав. Конечно же, всё это была пустая формальность — все друг друга прекрасно знали и уже успели переговорить до бала, но церемониал соблюдали неукоснительно.

Я наблюдала, как шествовали послы заморских держав в одеждах, украшенных драгоценными нитями, как низко кланялись младшие потомки и как сдержанно переговаривались знатные дамы, склонившись друг к другу под завитками причёсок.

Но по-настоящему всё началось, когда распахнулись двери, и в зал одна за другой вошли претендентки.

Их было много. Каждая — в самом лучшем, что могла себе позволить её семья: атлас и бархат, жемчуг и кружево, платья всех оттенков — от небесно-голубого до глубокого бордового. Яркие камни поблёскивали на шейных украшениях, волосы были уложены в затейливые причёски, лица — свежи и улыбающиеся, хотя некоторые не могли скрыть дрожь в пальцах или напряжённость взгляда.

Шли они по одной, под аккомпанемент музыки, и каждая склонялась в реверансе перед троном, прежде чем отойти к своей отведённой позиции. Среди них я узнала и леди Маргарет. Она двигалась с привычной грацией — в платье цвета ночной синевы, усыпанном мельчайшими камнями, словно звёздами. Её лицо было спокойным, почти надменным. Она ни разу не посмотрела в сторону зрителей — только прямо перед собой, туда, где сидела королевская чета и стоял принц.

Я знала, что дальше начнётся бал, а после — представление талантов и достоинств, беседы, испытания. Всё это было впереди.

Но сердце моё по-прежнему стучало глухо и тревожно. Что-то не давало мне покоя...

В это время представление дебютанток подходило к концу.

Мастер церемоний — сухощавый старик с голосом, как удар колокола, — называл девушек одну за другой. Каждая выходила вперёд, делала реверанс, произносила заранее заученные слова приветствия и склонялась перед их величествами.

Первые были дочери великих домов: графини, маркизы, внучки герцогов — все до единой воспитанные, грациозные, как фарфоровые куклы. Их улыбки сияли, а речи лились, словно по нотам. И всё же я не могла отделаться от странного ощущения: за этой безупречностью не чувствовалось тепла. Будто я в игрушечной лавке и смотрю на ряд прекрасных, разодетых, но совершенно пустых и одинаковых кукол.

Будто кто-то невидимый подгонял их под одну копирку.

Но вот одна девушка всё-таки привлекла моё внимание. Она называлась Клэр де Вийон, дочь старого рода, хоть и бедного, и в её выступлении было что-то живое. Она говорила искренне, без жеманства, с лёгкой улыбкой, а её взгляд — открытый и ясный — задержался на принце чуть дольше, чем у остальных. Мне она показалась… настоящей. Неказистой на фоне других, но тёплой.

Ещё одна — леди Эстель де Валон. Высокая, с изящной осанкой, как у танцовщицы. Её голос был мягким, а слова о долге и верности произнесены без лишнего пафоса. Она не пыталась понравиться — она просто была собой, и, глядя на неё, я поймала себя на мысли, что именно таких женщин запоминают. С прекрасными манерами, чувством собственного достоинства и некой изюминкой внутри.

Затаив дыхание, я взглянула на принца, пытаясь угадать его реакцию на неподражаемую леди Эстель, но тот был спокоен, хоть и любезен. И ничем не выдал своего отношения.

Было совершенно непонятно, понравились ли ему невесты или нет.

Сердечко моё царапнула смесь горечи и обиды на жизнь, но я тут же мысленно запретила себе думать о чём-то подобном.

Принц — это недосягаемая звезда, Мари. А ты — лишь маленький сверчок, что прячется в буйстве травы, и единственная радость которого — это возможность лицезреть объект обожания издалека.

Девушки шли одна за другой, и зал постепенно начинал уставать от блеска и восторженных слов. Я уже почти начала терять интерес, когда прозвучало имя последней девушки.