Часть 1. Почти бесплодная
Глава 1. Ах эта славная свекровь
Маргарита
— Что ты сидишь тут, нежничаешь с ней, она же бесплодная! — Свекровь выкрикивает это как обвинение, едва появившись в гостиной.
Немая сцена.
Мы с мужем сидим за накрытым столом, отмечаем вдвоем мой день рождения. Точнее, отмечали, пока в наш дом не ворвалась его мать, красная как рак и запыхавшаяся. На ее лбу выступает пот, видно бежала сюда от машины.
После высказывания Мариам Вазгеновны я роняю на пол вилку.
Мой муж Арнак замирает с не донесенным до рта бокалом воды.
— Что вы такое говорите? — спрашиваю с побледневшим лицом, нервно убираю за ухо русую прядь волос.
Я действительно проходила недавно обследование в клинике, но еще не получила окончательных результатов.
Свекровь шагает к нам, одетая, как всегда, во все черное, точно всадник апокалипсиса. Ее пышные телеса аж потряхивает от нескрываемого гнева. Она отталкивает блюдо с уткой, которое стоит по центру стола, да так яростно, что птица почти слетает на пол.
Кладет на белую скатерть какие-то бумажки и тычет в них пальцем.
— Бесплодная! Тут все черным по белому! И я не верю, что ты не знала о своем положении, когда выходила замуж. Разве можно о таком не знать?
Я наконец понимаю, что это за бумажки: результаты анализов из клиники, где делала проверку.
Поднимаюсь с места, хватаю бумажки и буквально вырываю их из пухлых пальцев Мариам Вазгеновны.
Просматриваю их и убеждаюсь в своей правоте. Так и есть — анализы на гормоны. Но почему они оказались у нее? Как она могла получить их раньше меня? Да как она вообще могла их получить?
— Но подождите, как это возможно? — Смотрю на нее с возмущением. — Это же мои анализы! Почему они у вас? Это я должна информировать мужа о своем здоровье, а не вы. Есть такое понятие, как врачебная этика!
Я, конечно, понимаю, что клиника, где проходила обследование, принадлежит мужу ее подруги. Но это же не значит, что теперь чужие анализы могут раздавать свекровям.
Меня аж колотит от подобной бестактности. Она ведь мне и шанса не дала все обдумать, как-то деликатно преподнести мужу новость. Или хотя бы для начала самой с этой новостью свыкнуться, провести исследование. Может, там какое лечение есть гормональное… Ведь бывает же.
Свекровь продолжает возмущаться, потрясая пальцем в воздухе:
— Что ты тут стоишь, мелкая пигалица, глазенками своими голубыми хлопаешь. Думаешь, за красивые глазки тебя в семье оставят, так? Будешь и дальше из моего Арнака жилы тянуть?
— Мама, не смей! — Тут уже подскакивает Арнак.
Мерит меня и мать своим фирменным гневным взглядом. Его черные глаза, кажется, становятся на порядок больше в размере. Он подходит ко мне, нависает, забирает результаты, пытается вникнуть в суть написанного.
Но мать не дает, она продолжает возмущаться:
— Вы посмотрите на уровень ее гормонов. С такими анализами у нее ни одной путной яйцеклетки не вызреет! Если когда-то чудом и залетит, то дебила родит! Хотя какое там залетит… Три года не беременеет! Теперь понятно, почему…
Стою как обухом по голове прибитая и не знаю, что сказать.
Новость про гормоны просто оглушает, ведь мы с Арнаком так хотели маленького, так давно к этому стремились. Неужели мне не суждено стать мамой? На глаза невольно наворачиваются слезы.
Свекровь не унимается:
— Мало нам кист по всем яичникам, так теперь еще и это! Ты кого в жены взял, Арнак?
Он тоже будто не слышит, все смотрит и смотрит на результаты анализов. Трет лоб, достает телефон, что-то ищет в поисковике, снова смотрит на анализы.
С каждой секундой, что я на него смотрю, мне становится все хуже и хуже. Такое ощущение, будто из-под ног почву выбили.
Неужели и вправду там все так ужасно? Мне ведь даже посмотреть толком не дали.
А его мамаша и не думает успокаиваться.
Орет дальше:
— Вы три года женаты! Да за три года любая порядочная девушка тебе трех сыновей должна родить. А эта и на одного не сподобилась! Нам брак в генофонде не нужен!
— Мариам Вазгеновна, хватит! — кричу я, наконец не выдержав. — Всему есть предел, и мой наступил. Вы переходите все границы! Немедленно уходите!
— А ты рот не раскрывай на мать своего мужа! Ишь что удумала, гнать меня из дома, который мы же с отцом вам на свадьбу подарили…
Наконец к разговору подключается Арнак:
— Мама, ты сказала достаточно. Уймись! Хоть какие-то приличия в тебе есть?
— Бросай ее, сынок, негожая она. Мы тебе лучше найдем, качественнее…
Ее последние слова для меня как оплеуха.
Я тут же взрываюсь:
— Мариам Вазгеновна, это ни в какие ворота! Вам не стыдно?
Маргарита
Я дергаюсь, когда слышу звук баханья входной двери.
Ушли.
Но перед этим как следует выместили злобу на ни в чем не повинной дверной створке.
Кто? Арнак? Свекровь?
Тихонько прохожу к дивану у телевизора.
Конечно же, ничего не включаю. Сжимаю в руках бумажные листки и цепляюсь взглядом за строки, внимательно вчитываюсь в результаты анализов.
Я в них ничего не понимаю, хотя уже неплохо разобралась во многом, касающемся репродуктивной функции женщины. Но даже мне, не слишком сведущей в вопросах гормонов, ясно, что с моими анализами совсем беда. Ведь они сильно выходят за рамки нормы.
Сижу, поджав к груди ноги, в сотый раз проглядываю результаты. И от обилия проступивших слез перед глазами все плывет.
Повышенный Пролактин, крайне высокий Эстрадиол, Лютеинизирующий гормон…
Какая лютая жесть!
Мало мне было операции в прошлом году… Удаляли кисту на одном из яичников.
Теперь еще и это!
Конца и края нет моим бедам…
Хотя до брака я ведь никогда не жаловалась на здоровье. Месячные пошли в тринадцать лет, как у всех. И потом сколько ни жила на белом свете, с организмом никаких проблем.
Мы с Арнаком поженились, когда мне был двадцать один год. Сразу приступили к зачатию, ведь он объявил, что хочет наследника как можно скорее. Я тем более не возражала, потому что с юности хотела маленького.
Первые месяцы, как дурочка, бегала с этими тестами, делала их чуть ли не каждый день. Потом успокоилась, затем и вовсе приуныла. Стала ловить овуляции и заниматься прочими ухищрениями, которые помогают забеременеть.
Через год пошла проверяться, через два случилась операция на яичнике.
Теперь вот решила сделать полное обследование заново, более развернутое.
И вот пожалуйста… Мои гормоны взбесились.
В отличие от меня, Арнак полностью здоров, ведь его проверяли тоже. Ему сейчас тридцать, он в расцвете сил, только и думает, что о детях, и они могут у него быть. Только вряд ли от меня…
Откуда на наши головы эта напасть?
Свекровь меня теперь точно съест!
Она и раньше меня недолюбливала. Все время меня подкалывала, подщипывала, на каждом празднике придиралась по поводу и без. Может, даже говорила Арнаку про меня плохое наедине, хотя он не подавал виду. Однако такого, как сегодня, еще не устраивала.
Я больше чем уверена, она всю дорогу домой льет ему в уши, какая я негодная жена, и как от меня надо избавляться.
Конечно же, я пойду и все пересдам в другой клинике, ведь всегда есть шанс, что в анализах ошибки. Но на это уйдет время, силы, деньги. Попробую лечиться, естественно. Но что если это ни к чему не приведет?
А что если Арнаку уже поперек горла мое лечение и ожидание чуда?
Он ведь со мной разведется при таком раскладе.
Сердце колет ржавой иголкой, как только представляю, что Арнак от меня уходит…
А ведь он уйдет, если никого ему не рожу!
Он так и сказал мне, когда начали встречаться, — ты такая красивая, Рита, у нас будут замечательные дети, мы должны пожениться.
Муж и сам у меня ого-го, высокий, широкоплечий, смуглый, со слегка вьющимися черными волосами и глазами, которые смотрят прямо в душу. С тех пор как мы познакомились, я ни на кого другого даже не оглянулась.
И что? Все? Нашей любви конец?
Неожиданно слышу шаги в коридоре, а затем и гостиной.
Это наша домработница Лусине, видимо, прошла через черный вход.
— Что вы здесь делаете? — Немного напрягаюсь. — Я же вас отпустила на сегодня.
— Забежала проверить, не нужна ли помощь в уборке после праздника, — немного виновато тянет она.
Лусине в принципе выглядит жалкой всегда — маленькая, совсем худая старушка, с большими блеклыми глазами. Но когда ей кажется, что она сделала что-то не так, ее и вовсе хочется обнять да успокоить. Вот такой тип внешности.
Она досталась нам вместе с домом, ведь давно служит в семье моего мужа. И у меня рука не поднимается ее уволить, хотя я предпочла бы делать все сама.
Неожиданно домработница подает мне блистер с таблетками, который я оставила на кухне.
— Выпейте, вы пропустили сегодняшнюю дозу витаминов, важно ведь пить каждый день.
Ах да, она еще неустанно следит за моим здоровьем.
Мне делается смешно. Глупо пить пренатальные витамины, когда тебе фактически подписали приговор по части детей.
Но я не хочу сейчас объяснять домработнице, что со мной не так. Просто принимаю из ее рук стакан с водой и таблетки. Кладу пилюли в рот и запиваю.
Даже не замечаю, как Лусине начинает убирать со стола в гостиной, как наконец уходит домой.
Замыкаюсь в себе, даже не вытираю струящиеся по щекам слезы.
Маргарита
Как самая последняя трусиха на свете, я сжимаюсь в комочек, укрываюсь пледом. Меня знобит, хотя майский вечер довольно теплый. И дико страшно встретиться с мужем.
Но встреча неумолимо приближается.
Не получив моего ответа, Арнак идет из прихожей прямиком в гостиную. Я слышу его приближающиеся шаги, и хочется накрыться пледом с головой, а лучше забраться под диван. Не выдержу его разочарованного взгляда, а он наверняка сейчас жутко разочарован во мне.
— Малыш, ты что тут прячешься? — спрашивает муж.
А я не могу ему и слова сказать.
— Рита? — Он еще больше напрягается. — С тобой все в порядке?
И тут меня пробивает. Скидываю плед, швыряю в мужа скомканными и мокрыми от слез бумажками с анализами, кричу:
— Не-е-ет… Со мной не все в порядке, как видишь! Я практически бесплодная, если верить вот этому!
Муж наклоняется, собирает потрепанные бумажки, складывает их на кофейный столик.
А я швыряю в него пледом и рыдаю уже чуть ли не навзрыд:
— Видишь, какая тебе бракованная досталась…
Арнак выпрямляется, шумно вздыхает, громко отвечает:
— Вы с матерью сегодня как с цепи сорвались. Одна рыдает, другая рыдает.
— Она еще и плакала? — Я издаю смешок сквозь слезы. — Типа ах, какая у тебя дрянная жена, Арнак. Так было дело? Разводись с ней скорее, разводись…
Вижу, как у него на скулах играют желваки.
— Я сказал, прекрати, — цедит он.
А я не могу прекратить. Меня несет все дальше и дальше.
Обиженным донельзя голосом спрашиваю:
— Ты теперь со мной разведешься, да? После этого…
— Не мели чушь! И вообще, придержи язык за зубами, женщина… — Он говорит это строго, даже резко.
И я затыкаюсь, потому что не умею спорить с ним открыто, хотя делается жутко обидно, что он второй раз за сегодня затыкает мне рот.
А потом происходит нечто удивительное.
Арнак шагает к дивану, тянется ко мне и берет на руки. Словно легкую пушинку, несет меня вон из гостиной, затем по лестнице на второй этаж. При этом даже не спрашивает, хочу ли я, чтобы он куда-то меня нес.
Впрочем, мне не хочется ни вырываться, ни отстаивать какие-то там права. Хочется, чтобы все произошедшее сегодня и вправду было чушью, ничего не значащей ерундой.
Неожиданно Арнак целует меня. Прямо на ходу! Впивается в губы, мнет их своими, и весь мир уплывает.
Я мгновенно забываю обо всем на свете, обвиваю его шею, позволяю его языку проскочить внутрь.
Он целует меня страстно, жадно, от его ласк у меня мгновенно кружится голова и влажнеют трусики.
Даже не замечаю, как он укладывает меня на нашу постель.
А едва успеваю перевести дух, как он достает из кармана белую бархатную коробочку.
— Тебе подарок, малыш, — говорит он ласково.
Чем окончательно выбивает меня из колеи.
— Подарок? Мне? За что? — Я искренне удивлена.
Чего-чего, а этого не ожидала.
— Как же? — Арнак вскидывает брови. — У тебя ведь день рождения.
— О-о… — стону я, ведь из-за последних событий совершенно про него забыла.
Сажусь в кровати и осторожно открываю коробочку. Оттуда на меня смотрит кулон-сердечко удивительной красоты — он усыпан маленькими синими камнями, легко сверкает в свете ночника, который зажег Арнак.
— Нравится? — спрашивает он с загадочной улыбкой.
Я вытаскиваю кулон, за ним тянется длинная золотая цепочка.
— Вау… — только и могу вымолвить.
— Дай надену, — просит он.
И застегивает украшение на моей шее. Потом расстегивает на мне блузу, любуется кулоном, уютно устроившимся в ложбинке между грудей.
— Сердце к сердцу, — жарко шепчет он и целует меня в эту ложбинку.
Ласка получается такая интимная, что я издаю сладкий стон.
— Давай сегодня просто праздновать твой день рождения, а все проблемы оставим на завтра, — просит Арнак.
— Лусине уже убрала со стола, — пожимаю плечами. — Если хочешь, я накрою все заново, или приготовлю что-то новое для тебя, или…
— Отпразднуем по-другому, — говорит Арнак со значением.
При этом смотрит на меня таким взглядом, что делается жарко.
И снова впивается в губы.
Я позволяю ему сделать со мной все, что он хочет. А он, как всегда, хочет много.
Мой муж — изобретательный любовник, с ним одним разом в миссионерской позиции не отделаешься. Он любит меня по-разному, страстно и долго. В спальне на кровати, в ванной прямо под душем и даже на кухне, куда мы все-таки спускаемся перекусить и выпить по бокальчику красного.
Маргарита
Мне понадобились сутки, чтобы собрать себя по кусочкам.
Первые часы я выла громко, потом выла тихо. К вечеру уже шепотом, потому что охрипла.
Прокрутилась ночь, а на следующий день все же подняла себя с кровати.
Душ, охлаждающая маска для лица, макияж, свежий кофе, прическа.
Я приехала к мужу в офис ближе к вечеру, чтобы поймать после работы. Ведь трубку он так и не взял вчера ни разу, ни на одно сообщение не ответил.
Боялась, что охранник меня не пропустит.
Но я прошла без проблем, поднялась на нужный этаж, однако внутрь не вошла.
Так осталась стоять возле надписи «Меликян-СтройОрг». Это строительная фирма моего свекра, где Арнак работает заместителем генерального. Большая фирма, занимающая в бизнес-центре целых три этажа.
Арнак работает на втором, тут я и заняла выжидательный пост, зачем — даже сама не знаю.
Наверное, нормальная женщина на моем месте послала бы мужа в пешее эротическое. Собрала шмотье и устроила ритуальное сожжение во дворе. Или вовсе сложила вещички, и поминай как звали. На развод можно подать и раздельно — это вообще не проблема.
Если тебя бросают при помощи сраной бумажки, это ж какое унижение… Такое прощать никому и никогда нельзя. Этого человека нужно вычеркнуть из жизни и идти дальше с гордо поднятой головой.
Но…
Я не нормальная, я влюбленная.
И меня лихорадит от одной только мысли, что я больше не увижусь с Арнаком, что это его сапфировое сердечко — последний подарок и вчера был последний раз, когда он меня целовал.
Мне дорогого стоит не разрыдаться снова. Прямо тут посредине коридора на глазах у спешащих домой сотрудников.
Некоторые из них здороваются со мной, другие просто с опаской поглядывают. Почти никто не решается сказать больше настороженного «Здравствуйте, Маргарита Ивановна». Наверное, я выгляжу соответствующе — не подходи, разревусь.
Ручеек работников фирмы иссякает.
И вот наконец я вижу Арнака.
Он выходит и резко тормозит, увидев меня.
Вижу, как мечется.
Подойти ко мне или уйти к лифту?
Вот такой у моего мужа непростой выбор.
Ошалело на него смотрю, неужели и сейчас у него не хватит соображения поговорить со мной по-человечески?
Но все же он подходит ко мне.
Гладко выбритый, наглаженный, в новом пиджаке, который я на нем раньше не видела. Надушен духами, опять-таки новыми. Чувствую ноты свежести — цитрус, мяту, морской бриз.
Надо же…
Ходил по магазинам, пока я рыдала в подушку?
— Зачем пришла? — Арнак не здоровается, пристально на меня смотрит.
— Я…
Ни слова не могу ему ответить.
Мне физически больно чувствовать, что ему все равно. Мне орать хочется…
А он стоит с нейтральной миной и смотрит на меня сверху вниз, как будто я никто. Как будто это не меня он взял в жены, не со мной прожил три года, не мне клялся в любви.
— Рит, ты помолчать пришла?
Он как будто издевается, неужели не понимает, как мне больно и плохо?
— Я… — снова хриплю, а потом меня прорывает: — Арнак, ты это из-за анализов? Ты же понимаешь, что я в этом не виновата! Не могу контролировать собственную кровь и эти гормоны. Я буду лечиться, я…
Затыкаюсь, поняв, что следующими будут мои мольбы подождать и не рубить с плеча. Не разводиться со мной, в конце концов.
Как будто мало мне предыдущих унижений, осталось еще на колени перед ним упасть и начать биться лбом об пол.
Арнак игнорирует все, что я сказала.
Спрашивает конкретно:
— Что ты хочешь при разводе?
Что можно хотеть при разводе? Не разводиться?
А-а-а, он про деньги?
Черт, я не подумала.
А можно я отдам все деньги, которые у меня есть и будут, но он от меня не уйдет?
Не озвучиваю свое суперпредложение, конечно же.
Моргаю, пытаясь смахнуть ресницами слезы, потому что уже почти ничего не вижу, все мутнеет от обилия влаги в глазах.
Арнак по-своему принимает мое молчание и награждает меня новым унижением:
— Я оставлю тебе дом, кину сумму на карту, как только выведу с офшоров. Тебе хватит. Вопросом развода займется мой адвокат. Больше не приходи.
С этими словами он отворачивается и уходит к лифту.
А я чувствую себя самой большой идиоткой на свете.
Неужели в нашем браке только я одна любила?
***
Арнак
Маргарита
Я не знаю, как мне хватает сил добраться до дома.
Не догадалась вызвать такси, долго брела пешком от бизнес-центра, где находится фирма мужа. Потом увидела трамвай, села в него, доехала до последней остановки. Откуда до нашего дома в пригороде еще полчаса ходу.
И вот теперь на автопилоте шагаю вперед, плохо ориентируясь в пространстве.
Босоножки изрядно натерли ноги, но мне плевать.
Я ругаю себя на все корки за то, что вообще пошла к Арнаку на работу. Что я выходила в своем крестовом походе? Ведь даже ни одного путного вопроса не задала. А их вертелось в голове много. «Как ты мог бросить меня с подобной жестокостью?» «Как у тебя хватило наглости так подло со мной поступить?» «Ты любил меня вообще, Арнак?»
Нет, ни одного из этих вопросов я не задала. Просто стояла там как дура, оправдывалась, блеяла что-то про лечение.
Зачем вообще пошла? Неужели лишь для того, чтобы в глаза ему посмотреть?
Посмотрела, и что? Легче стало?
Легче мне и близко не стало. В мозгу до сих пор пульсируют сказанные Арнаком слова.
«Больше не приходи».
Одна, казалось бы, фраза. Но в каком контексте сказана.
Больше не приходи, больше не нужна, больше не жена.
Неужели ему и вправду так просто со мной расстаться?
Я с ума схожу, а ему это просто.
Со всхлипом бреду домой, поворачиваю на нужную улицу и вдруг вижу грузовик прямо возле ворот. На белом боку здоровенного монстра надпись: «Перевозки любой сложности».
Сердце ухает вниз, и я уже бегу домой как угорелая.
Подбегаю, вижу распахнутые настежь ворота, а во дворе снуют люди.
Туда-сюда, туда-сюда…
Таскают все из дома.
Торшер, коробки, из которых торчат провода бытовых приборов, и прочее.
Но по-настоящему мои глаза круглеют, когда я вижу, как четверо крепких ребят несут синий диван, который еще недавно украшал нашу гостиную.
Диван!
— Что происходит? — визжу так, что меня, кажется, слышно за пару кварталов.
Все замирают на какие-то доли секунды. А потом будто бы ускоряют бег. Словно муравьи, если вдруг кто-то тычет палкой в муравейник.
Ко мне подходит какой-то мужик в черной униформе и рапортует:
— Вещи почти сложены.
— Чьи вещи? — Хлопаю ресницами.
— Вещи Арнака Артуровича Меликяна, — поясняет он. — Пожалуйста, не мешайте, у меня инструкции.
Он делает знак грузчикам, и те принимаются затаскивать несчастный диван в грузовик.
— Стойте! — командую. — Остановитесь немедленно!
Но кто бы меня слушал.
Грузчики со скоростью звука завершают работу, игнорируют мои возгласы и забираются в машину.
Грузовик трогается с места и уезжает.
Некоторое время я стою и смотрю ему вслед.
Все это не могло случиться без ведома Арнака. Видимо, когда увидел меня в бизнес-центре, дал задание своим людям, чтобы собирали вещи. Воспользовался моим отсутствием? Или это Лусине доложила, что я ушла?
А я вообще видела Лусине в доме сегодня или хотя бы вчера? Кажется, она не приходила на работу, хотя не просила выходных.
В немом ступоре я еще некоторое время стою у открытых ворот. Потом все же догадываюсь их закрыть.
Прохожу в дом и морщусь, видя, сколько пыльных следов оставили рабочие на нашем новеньком светло-коричневом паркете.
Но больше шокируют даже не следы, а вот этот гул, когда ступаю в босоножках по абсолютно пустому помещению…
Из дома вынесли все.
Кроме вещей Арнака, грузчики также забрали мебель, технику, телевизор, посуду.
Кажется, я даже слышу эхо собственных шагов, так везде пусто. Оставили лишь шкафы.
— Как такое может быть? — спрашиваю у самой себя.
Горько усмехаюсь.
Ну да, Арнак сказал, что оставит мне дом, но ведь про мебель не было и речи. Мебель, видимо, решил забрать. И воспользовался моментом, когда меня точно не было дома. Чтоб с комфортом и размахом, ну и чтобы я не успела вызвать полицию.
Я нащупываю на груди кулон с сапфирами, подарок Арнака.
Сердце к сердцу.
Мне как будто дарил его другой человек. Тот Арнак из прошлого, который любил меня больше себя самого, обещал всегда быть рядом, стремился исполнить любое желание.
В нем никогда не было мелочности. Если я хотела что-то в дом, он с радостью позволял мне это купить. Возил в отпуск в хорошие отели, одаривал украшениями.
Да, он не миллиардер какой-нибудь, но давно трудился замом у отца и к тридцати годам успел прилично заработать, ведь заключил немало выгодных контрактов на своей должности. До этой самой минуты я считала мужа щедрым. Видимо, надобность в этом отпала, раз мы все равно разводимся. И полезло истинное нутро.
Маргарита
Я сижу в сквере, неподалеку от салона красоты «Мэджик Леди», пью кофе с молоком, купленное навынос в соседнем кафе, и ежусь, слушая по телефону мамин треп:
— Доченька, я поговорила с Гильермо, он совсем не против, приезжай к нам в Испанию. У нас большой дом, отдохнешь, развлечешься…
Моя мамуля каким-то образом умудрилась в сорок выскочить замуж за горячего испанца, правда он старше ее на десять лет. Гильермо, кстати, нормальный дядька, вот только дико общительный. Русский он знает плохо, но это совсем ему не мешает. Представляю, как эти двое насядут на меня, вынимая душу…
Мне пока что сложно общаться с людьми, даже с близкими. Нет не так — особенно с близкими, ведь им надо рассказывать, как у меня дела. А я не могу говорить о личном без слез.
Мне жить больно, мне вставать по утрам больно, я есть не могу, мне еда невкусная.
Естественно, маме всего этого не объяснишь. Да и не готова я к таким откровениям.
Есть и еще одна причина — лишнего полтинника на билеты в Испанию тоже нет. Все свои накопления я потратила на то, чтобы как-то обустроить житье-бытье в доме, который теперь кажется мне мертвым. А Арнак, видимо, забыл про свое обещание прислать мне какие-то деньги.
Матери об этом также не говорю, потому что стыдно.
— Нет, мамуль, я как-то тут… Пытаюсь налаживать ж-ж-жизнь…
Не знаю, как так получается, но я умудряюсь начать стучать зубами, будто замерзаю насмерть.
Это происходит со мной вот уже несколько дней подряд.
После того как меня ограбили, а по-другому вывоз вещей я назвать не могу, внутри все будто заледенело. Вместе со мной и мои эмоции. Надо сказать, даже проще так жить — замерзшей.
Мама мгновенно реагирует неудобным вопросом:
— Дочь, что с тобой?
Как будто она не понимает, через что я сейчас прохожу, ведь сама пережила жуткий развод с моим отцом, когда я была еще маленькой. Я вдоволь наслушалась от нее историй по этому поводу.
— Да что-то знобит. — Я не вдаюсь в детали.
— У вас же июнь! — подмечает мама. — Как можно замерзнуть в июне?
Да, вот такой парадокс: у нас лето, жара на улице, а я зубами стучу.
Такое ощущение, будто я потеряла опору в жизни, заодно собственный комфорт, а с ним ушло и тепло.
Меня больше ничего не радует. Отвлекаюсь разве что только на работе — это единственное, что держит меня на плаву.
— Мам, все в порядке, — нагло ей вру.
В этот момент мимо меня проходит владелица салона красоты, Виолетта Эдуардовна. Как кошмарное видение, как гений злобной красоты.
За глаза мы называем ее Выдрой. Потому что больно похожа, хоть и блондинка.
— Маргарита, заканчивай пить кофе, тебя там ждет очень настырная клиентка, — отмечает она с профессионально недовольным видом.
И уходит в сторону ресторана, что находится напротив. Видимо, обедать.
А ведь у меня не было записи на это время!
Ух…
Шумно вздыхаю, возвращаюсь на свое рабочее место.
Салон элитный, зарплата хорошая, работу терять не хочется. Учитывая, сколько я старалась для того, чтобы меня сюда взяли. Тружусь в «Мэджик Леди» парикмахером-колористом вот уже больше года, среди моих клиенток элита администрации города.
Я работаю парикмахером с шестнадцати лет. Призвание. А начала учиться этому чуть ли не с десяти лет — у мамы в салоне.
Смешно, но Арнак постоянно говорил мне — бросай работу, милая. Зачем тебе это все?
Его бесили и мой рабочий график, и курсы по повышению квалификации, а мечта открыть свой салон красоты вообще казалась глупостью.
Неудивительно, ведь у него были совсем другие планы на мою жизнь.
Он хотел, чтобы я сидела дома с детьми. Которых не смогу родить…
Правда, перепроверять анализы или что-то делать по поводу своего бесплодия я пока не стала. Займусь этим позже, когда… Разморожусь?
Не хочу думать об этом.
Впрочем, мне сейчас и рожать-то некому, так что этот вопрос, без сомнений, можно отложить.
Интересно, что бы я сейчас делала, как бы выживала, если бы вправду послушалась Арнака и бросила работу? Об этом он не думал, разумеется.
К слову, муж совсем не возражал, чтобы я его стригла. Говорил — я его лучший мастер, хотя сама специализируюсь по женским стрижкам.
Я шумно вздыхаю, захожу в салон, киваю Лидочке, администратору, прохожу в зал.
Мое рабочее место возле окна.
Большое зеркало, открытая полочка с кучей баночек с муссами, гелями и прочими прибамбасами для ухода за волосами. Стойка с расческами и феном.
Посреди всего этого стоит черное кресло для клиентов.
В котором восседает…
Моя свекровь!
Дорогие, любимые, представляю вашему вниманию визуал героев, какими их вижу я.
Арнак, 30 лет. Муж. Пока что…
Его осознания еще впереди. Как и сожаления, и серьезные мужские решения.

Маргарита, 24 года. Жена. Почти бывшая…
Девушка с сильным характером, у нее обязательно все получится.

Мариам Вавзгеновна, 53 года. Свекровь.
Она жила с очень строгими родителями и не любящим мужем. Но это, конечно, не оправдание. Ее осознания тоже еще впереди.

В будущем я покажу вам больше визуала, но поскольку он содержит спойлеры, решила пока придержать остальное.
Надеюсь, понравилось!
А теперь возвращаемся к нашим героям...
Маргарита
— Что скажешь, Маргарита, — тянет Мариам Вазгеновна с едкой ухмылкой. — Будем дружить? Я тут пообщалась с директором салона, оказалось милая женщина. У нас даже нашлись общие знакомые… К слову, она тебя очень рекомендовала как специалиста.
За все три года нашей с Арнаком совместной жизни она не воспользовалась моими услугами ни разу, хотя я предлагала. И тут явилась — не запылилась.
Таращусь на свекровь во все глаза, с трудом вслушиваясь в ее треп. А она будто бы наслаждается моим замешательством.
Может, Мариам Вазгеновна просто надеется, что я устрою скандал и выпровожу ее? Заодно получу по шапке от начальства. Например, за то, что отказалась обслуживать выгодную клиентку. Небось, специально подобрала такое время, чтобы встретиться с Выдрой, которая обычно стелется перед клиентами и нас этому учит.
Судя по довольной улыбке свекрови, все так и есть!
Не доставлю ей подобного удовольствия… Она — не единственная, кто умеет играть в такие игры.
Подобно ей, растягиваю губы в дьявольской улыбке.
— Конечно, Мариам Вазгеновна. — Подхожу к креслу.
Берусь за спинку и поворачиваю свекровь к зеркалу, становлюсь за ее спиной и делаю вид, что разглядываю ее шевелюру.
— Я с удовольствием наведу для вас красоту. — Продолжаю мило улыбаться. — Что бы вы хотели? Может, добавить блеска вашим тусклым волосам? Или, наконец, состричь секущиеся кончики? Может быть, сделаем маску для шелковистости? А то ваши локоны выглядят слегка совершенно безжизненными… Вы пользуетесь бальзамом?
На самом деле с волосами у Мариам Вазгеновны все окей, хотя я бы на ее месте давно состригла длиннющие локоны, которые она постоянно убирает в высокую прическу, тратя при этом неимоверное количество лака. И волосам бы было легче жить, и природа бы так не страдала. Хотя я бы, конечно, поиграла с цветом, сделала его менее черным, добавила ноту теплого, шоколадного оттенка. Это позволило бы свекрови визуально сбросить пяток годков, а заодно сделало ее менее похожей на злющую стерву.
— Кстати, корни уже пробиваются, надо бы подкрасить, — выношу я вердикт.
В этот момент свекровь начинает икать. Да так забористо, что мне хочется смеяться. Видно, не ожидала критики своей идеальной внешности.
— Водички? — Я снова лучезарно улыбаюсь.
— Да, пожалуй, — тянет она.
После того как я даю ей воды, Мариам Вазгеновна любезно соглашается подкрасить корни и подравнять длину волос.
Я приступаю к смешиванию красок для нее.
Отхожу в сторону к своему шкафчику, где у меня тысяча и один оттенок черного, коричневого, русого, красного, розового. Любого, даже зеленого. Была у меня одна клиентка… А впрочем, неважно.
Стараюсь вслушаться в бесконечную болтовню Мариам Вазгеновны.
А она начинает говорить буквально без остановки:
— Конечно, я понимаю, что тебе тяжело. Но Арнак, он такой… Возвышенный мужчина. Такой не каждой по зубам. Наверное, в глубине души ты предчувствовала, что вы расстанетесь, верно? Ты же понимаешь, что все равно не подходила моему сыну…
— Это, интересно, почему? — не удерживаюсь от вопроса.
Нет я понимаю, если бы она опять начала тыкать палкой в мое больное — что я бесплодная с сумасшедшими гормонами и так далее. Но похоже, она даже не это имеет в виду.
— Ты хорошая девочка, славная, но… Ты же обслуживающий персонал. — Свекровь одаривает меня снисходительной улыбкой.
Последней фразой она будто кислотой в меня плещет, настолько жжет и горит лицо.
Никто и никогда не называл меня так из-за моего выбора профессии.
Я же не горничная, не уборщица, даже не официантка. Хотя лично я не вижу ничего плохого в этих профессиях. Они важны и очень нужны. Сложись моя жизнь по-другому, возможно у меня была бы и такая работа.
Но стрижка — искусство.
Она нужна каждой женщине, она поднимает настроение, позволяет чувствовать себя особенной.
Салон красоты — отдельный мир, где всегда вкусно пахнет, где люди доброжелательны. Это свой микрокосмос, если угодно, место, где ты становишься на порядок счастливее и, чего уж там, красивее. Я люблю находиться здесь, я сюда отлично вписываюсь. У меня много благодарных клиентов и запись на три недели вперед.
А оно вот, оказывается, как меня видели в семье мужа.
Обслуживающий персонал…
Интересно, Арнак тоже так обо мне думал, когда я его стригла?
— Что призадумалась? — спрашивает свекровь. — Надеюсь, я не обидела тебя? Я всего лишь была искренна…
Моя рука действует отдельно от меня. Резко ныряю за определенной баночкой в самую глубь шкафа, осторожно добавляю ее содержимое в мисочку, где мешала черную краску для свекрови.
— Нет, нет, вы что, я не обиделась, — спешу заявить и снова принимаюсь мешать краску.
***
Маргарита
Я думала, Выдра Эдуардовна уволит меня к шутам за выходку с зелеными волосами. Любого другого мастера она не пощадила бы.
Но…
За меня заступились девчонки, рассказали, какой ужас она несла, и все это слышали.
А когда начальница узнала, что это моя свекровь, даже похвалила. Видно, у нее тоже в жизни не все гладко, раз такая реакция. Пусть и не рассказывает нам ничего.
Я возвращаюсь домой вечером почти победительницей.
Бодро шагаю к дому, мечтая о ванне.
И вдруг во дворе натыкаюсь на Лусине.
Старая служанка, за три года службы ставшая родной, смотрит на меня глазами побитой собаки. Это особенно отчетливо видно в закатных бликах летнего солнца.
Лусине спрашивает, нужна ли мне еще ее помощь.
— Такой большой дом, — заламывает руки она. — Вам ни за что не справиться одной. Да и надежнее вдвоем, сколько на свете лихих людей. А я буду всегда рядом с вами, наводить в доме идеальную чистоту, продолжать следить за вашим питанием, приемом лекарств и прочее.
Вроде бы она ничего такого не говорит. Все обычное — перечисляет прошлые обязанности.
Но что-то мне становится не по себе.
Лусине — будто надсмотрщик надо мной, которого отправила сюда свекровь.
Как только это приходит в голову, в груди склизким слизнем ворочается беспокойство.
— Извините, Лусине, но мне сейчас нечем вам платить, так что… — использую отсутствие денег как отговорку, хотя это правда по сути.
— А и не надо, — вдруг кивает служанка, радостная, что нашла, за что зацепиться. — Мне достаточно крова и еды. Раньше платили хорошо, у меня есть накопления…
Вот так да. Оказывается, есть слуги, которые готовы работать бесплатно. Или она попросту получает основную зарплату не от меня.
— Помощь не нужна. Всего доброго, Лусине, — я делаю ударение на последнем слове.
Наблюдаю за тем, как служанка покидает двор. Прохожу к двери и обнаруживаю — она не заперта.
По коже пробегает холодок, но это отнюдь не из-за моего ставшего уже привычным озноба. Я ведь помню, как запирала дверь!
Наверное, сюда заходила Лусине. Зачем? Что-то взять? Посмотреть? Разнюхать? А кто еще сюда заходил? Ведь ключи есть не только у бывшей служанки, которая, к слову, так их и не вернула. Связки имеются и у Арнака, и у свекрови.
Осторожно ступаю по дому, заглядываю в каждую комнату.
Тут пусто, тихо и… Затхло. Хотя я утром проветривала.
Дом будто бы скис, как просроченный кефир, хотя ремонт здесь свежий. Захожу на кухню и особенно сильно ощущаю этот неприятный запах тут. Просматриваю все, открываю холодильник, который купила сюда на днях.
Здесь чисто, ничего не видно, но запах никуда не девается.
Последний мой шаг — заглянуть в вентиляцию.
Решетка, ведущая в трубу вентиляции находится как раз над газовой плитой.
Тяну носом — и вправду запах будто оттуда. Достаю табуретку, подставляю к стенке, взбираюсь и осторожно открываю крышку.
Внутри лежит дохлая крыса. Причем полуразложившаяся.
Как она сюда попала? Как вообще может попасть крыса в новый дом? Их тут никогда не водилось!
Может, подложили? Пытаются меня таким образом отсюда выселить?
Морщу губы в омерзении и спускаюсь на пол.
Мне нужно срочно поменять замки, возможно подключить сигнализацию, поставить камеры.
Достаю телефон и открываю приложение банка, подсчитываю оставшуюся копеечку и вдруг понимаю…
Этот склеп, зовущийся домом, не стоит того, чтобы я за него боролась.
Мне тут вообще ничего делать не нужно.
Этот дом съедает меня, с уходом Арнака я тут чужая, инородная.
Меня здесь не оставят в покое…
Сама не ведая, что творю, я отправляюсь в кладовую и достаю чемоданы, тащу их в спальню.
Открываю шкаф и вываливаю на надувной матрац свою одежду.
Да, да, все эти дни мне пришлось спать на надувном матраце, потому что Арнак забрал даже кровать. От воспоминаний о том, как отсюда вывозились вещи, я снова морщу губы в омерзении.
А впрочем, жирно ему будет, если я вот так просто возьму и съеду.
Считай, перевяжу дом ленточкой, нацеплю бантик и подарю ему и его правильной армянской девочке, или кого там ему присмотрела мамочка…
Представляю Арнака в постели с другой, и внутри аж все перекручивает от дикой, невыносимой боли.
А потом до меня доходит — он, скорей всего, давно в отношениях с другой. Может даже, какое-то время с ней спит. А я была так, для антуража. Иначе откуда бы взяться невесте так скоро?
Идея того, что Арнак мог мне изменять, больно ранит.
Мы ведь официально еще даже не развелись.
Маргарита
Пальцы немного трясутся, когда я открываю дверь родительской квартиры.
Мы с мамой тут прожили много счастливых лет, но тогда квадратные метры выглядели кардинально по-другому.
Потом с мамой случился Гильермо, и она укатила в Испанию. А со мной случился Арнак, и я тоже укатила в светлое замужнее будущее.
Квартира оказалась никому не нужна.
Мама благородно решила оставить ее моим нерожденным детям. А до того, как они повзрослеют или хотя бы родятся, она собиралась сделать в квартире ремонт и сдавать ее.
«Все какая-то копеечка, отложим на черный день», — любила повторять она.
Но это в мечтах, а на деле…
На деле делать ремонт в квартире, когда ты находишься за тридевять земель, — нереально.
Прогресс застопорился на том, что из квартиры вытащили все что только можно, старый паркет убрали, стены подготовили под шпаклевку. А потом мама с прорабом торжественно разругалась, потому что ну невозможно столько воровать и врать.
Мы собирались искать нового, но в тот момент выступили со своими авторитетными мнениями наши мужчины.
«Зачем вам вообще делать там ремонт?» — вопрошали они.
«Какие квартиранты?» — негодовали они.
«Ваш ремонт никогда не окупится, к тому же его непременно испортят. Вот когда квартира понадобится по прямому назначению, тогда и сделаем ремонт, хороший и современный. А пока что сидите на попе ровно, барышни», — вынесли они безапелляционный вердикт. Даже в кои-то веки друг с другом согласились, хотя не очень-то ладили.
И никто не подумал, что квартира может понадобиться мне, причем в такой ситуации, когда ни времени, ни денег делать пресловутый ремонт попросту нет.
Вот такая веселая история.
Прохожу в квартиру и аж присвистываю от ужаса.
Да, да, за те два года, что я сюда ни разу не зашла, ничего-то не поменялось. Бело-серые стены под шпаклевку, бетонный пол, грязная раковина и подобие плиты на кухне, целый унитаз в ванной.
Шикарно, чего уж там.
Это так ярко контрастирует с домом Арнака, что мне на секунду хочется опять расплакаться.
Но…
Это ли не прекрасно, что теперь у меня есть реальная цель, которая может меня занять достаточно сильно, чтобы не думать о разводе?
Сейчас как возьму, как пойду в хозяйственный, как куплю веник, повыметаю сор из углов. А потом и вовсе как выбью себе… кредит на ремонт в банке. Как-то да выплачу его — или из денег, которые мне причитаются после развода, или же сама потихоньку, если Арнак и дальше поведет себя как свинья.
Я ведь неплохо зарабатываю, как-то да справлюсь. К тому же некоторые вещи я и сама сделать в состоянии, например обои наклеить. Вон на Рутубе полно обучающих роликов. И сама смогу сделать со стенами все, что положено сделать до того, как клеить на них обои. И вообще…
Да, вот такой я чертов оптимист, аж самой от себя тошно.
***
Дни летят за днями, недели за неделями.
К наступлению июля моя хрущевская двушка уже выглядит не так убого.
Нет, нет, никакого путевого ремонта тут не появилось, как и денег от мужа, на которые я могла бы этот ремонт сделать.
Но у меня появился кредит, а в квартире пол — вполне себе человеческий, покрытый недорогим бежевым линолеумом на первое время.
Также появилась новая кухонная плита, кое-какой гарнитур, шкаф, куда я сложила вещи. А еще я купила высококачественный надувной матрац, на котором чувствую себя почти королевой.
Делаю закупки материала для предстоящих ремонтных работ, присмотрела себе ванну.
Есть даже одно особое достижение: я научилась купаться в раковине.
В общем, живу, ем, дышу, работаю, меня даже прекратил мучить озноб.
И вроде бы все ничего, но…
Дата нашего с Арнаком развода подкрадывается откуда-то сзади.
Она убивает все настроение, бередит душу.
Вроде бы прошло уже больше месяца со времени, когда я осталась без предателя-мужа. А вроде бы это случилось будто вчера.
И снова так же больно, и снова дикие переживания.
Надо было меня видеть, как я готовилась к нашей с Арнаком встрече в загсе.
Купила новый костюм — светло-бежевый, девчонки в салоне сделали мне прическу локон к локону, макияж, маникюр с педикюром. Я заказала себе шпильки!
Хотелось, как последней дуре, блеснуть напоследок.
Показать, какую красотку муж потерял.
Хоть чем-то утереть нос. Кто разводился, тот меня поймет.
А Арнак не пришел.
Точнее, не так: явился раньше, чтобы забрать свое свидетельство о разводе и при этом не встретиться со мной. Все равно что еще один трусливый удар в спину.
Маргарита
Не удерживаюсь, пишу Арнаку сообщение: «Подлец!»
Он читает и…
Молчит.
Молчит, скотина!
И я от его молчания злюсь еще больше.
Нет… Что-то печатает в ответ. Печатает, печатает… И ничего не приходит. Он стер?
Подлец! Подлец! Подлец!
Хоть тысячу раз повтори, а сути дела это не поменяет.
Я тут чуть на изнанку от боли не вывернулась, пока шла в загс подписывать бумаги о разводе, а он подмахнул их и умчал праздновать почти помолвку.
А почти ли?
Да, скорей всего, мое предположение о том, что он давно с другой женщиной — правда.
Теперь эта загадочная особь женского пола приобрела конкретное лицо.
И какое!
Я еще раз внимательным образом просматриваю пачку фото, выложенных женой деверя.
Некая Егине красуется на камеру от души.
На ней белое платье, она лучится хорошим настроением.
А лицо…
И вправду восточная красавица. Все как водится — белокожа, черноброва, кареглаза. И губы у нее полные, и нос маленький, что нехарактерно, конечно же. Волосы и вовсе обалденные — длинные, пышные локоны. Таких волос хватило бы с лихвой и на две девушки.
Впрочем, очень скоро образ Егине мутнеет, потому что в глазах у меня как по команде появляются слезы.
Словно мазохистка, я стою на ступеньках загса и читаю посты бывшей родственницы один за другим.
А там их много!
Ах, какая Егине затейница, умеет сама, своими белыми ручками, печь торт «Микадо», который Арнак так любит…
Он любит, факт. Я ему этот гребаный торт пыталась печь множество раз, и никогда у меня не получалось так же вкусно, как у его бабули!
Ах, какая Егине модница, недавно была в Милане, привезла оттуда кучу обновок и всем раздарила…
Да, я не была в Милане, потому что не родилась с золотой ложкой во рту и никто меня туда не отвез. Но разве я в этом виновата? И вообще, зачем я сравниваю себя с этой курицей, падкой до чужих мужей? Чтоб ей икалось до второго пришествия, твари такой.
Финалочка — надпись под фото, где Арнак входит в комнату, а красавица Егине ждет его со скромной улыбкой.
«Эти двое так чудно смотрятся…»
Когда вижу это, мне становится так больно, что сложно дышать. Грудь будто наполняется битым стеклом, которое ранит при малейшем движении.
— А-а-а… — тихо стону.
И не понимаю, зачем бог дал мне такую безумную, слепую любовь к этому человеку.
Я ведь думала, что почти примирилась с разводом, почти отошла, почти успокоилась.
А оказывается, и близко нет, если судить по моей реакции.
Прячу в сумку и мобильный, и свидетельство о разводе.
Игнорирую сочувствующие взгляды прохожих и спешно шагаю подальше от загса.
Я слишком взвинчена для каких-то рациональных действий, поэтому даже не смотрю в сторону трамвая, не вызываю такси.
Пытаюсь быстрым шагом выгнать из организма стресс, и мне даже плевать, что я на каблуках.
Вот только стресс не выгоняется.
Иду по улице, размазываю по лицу косметику, рыдаю…
Вспоминаю, как Нарэ, подобно сегодняшнему буму постов, радовалась нашей с Арнаком помолвке. С каким упоением я тогда читала посты, радовалась фото и тому, какие мы были счастливые на них.
Теперь Арнак будет счастлив с кем-то еще, а у меня даже нет права ревновать, мы ведь развелись.
Даже толком ничего не вижу впереди себя из-за собственных слез. Креплюсь изо всех сил, чтобы не начать выть прямо на улице.
Неожиданно откуда-то сбоку слышится крик женщины:
— Сумасшедший водитель!
Оборачиваюсь и вижу мутное желтое пятно, которое на поверку оказывается спорткаром, несущимся вперед на красный свет.
Не реагирую, потому что я на тротуаре, а не на проезжей части, хотя нахожусь на перекрестке.
Однако машина резко меняет траекторию движения. Она летит в мою сторону, даже не притормаживая.
В лихорадочно работающем мозге мелькает мысль, что этот спорткар несется на меня прицельно. Кому я так жить помешала?
Арнак
Я как раз паркую машину во дворе роскошного родительского особняка, когда телефон пищит сообщением.
Ненадолго задерживаюсь, открываю мессенджер, а оттуда на меня осуждающе напрыгивает одно лишь слово: «Подлец!»
И написано это слово моей женой Ритой. Бывшей.
Какое уродское сочетание — бывшая жена Рита. Эти слова не должны стоять в одном предложении.
Но стоят.
И Рита вполне закономерно считает меня подлецом.
Я дал ей на это очень весомую причину.
Но…
Я бы понял, напиши она мне это сразу после того, как оставил ей ту гребаную записку про развод.
Или позже… После того как она наведалась ко мне на работу. Я тогда не знал, что сказать такого, чтобы хоть как-то оправдаться в ее глазах. Впрочем, на свете вряд ли существует это что-то.
А сегодня я по какому поводу подлец?
Почему конкретно в эту минуту? Что я такого сделал?
У меня взрывается мозг!
Ей что, сложно было уточнить причину?
Это из-за того, что я решил не встречаться с ней в загсе и приехал за своим свидетельством раньше?
Ну вот да, я подумал, что нам с ней будет лишним встречаться.
Потому что до сих пор в глаза ей смотреть не могу.
Стыдно звездец. И больно адски.
Я себя уже трижды проклял за то свое уродское решение. Жаль, фарш не провернешь назад.
Кстати, может Рита так меня назвала из-за денег?
Но я ведь четко ей расписал в письме, что деньги вложены в одно дело за рубежом. Когда я их вкладывал, про развод еще и речи не было. Вернутся в ближайшее время, тогда ей достанется ее часть.
Круглая сумма, плюс дом, от которого она отказалась, потребовав за него деньги, — как по мне, неплохие отступные при разводе. Рите мало? Она хочет еще? Так сказала бы!
Я, конечно, мог бы продать дом и выплатить ей деньги сразу, но все еще лелею надежду, что она вернется туда жить. Хорошее место, хороший район. В тысячу раз лучше той убогой квартиры, куда она в итоге перебралась. Лучшего для нее хочу.
Неужели она вправду злится из-за денег?
Не-е-ет, это на нее совсем не похоже.
Я ведь знаю, что она со мной не за деньги была.
Единственные в моей жизни честные отношения.
Она даже не манипулировала мной ни разу за все время нашего брака. Не пыталась при помощи истерики получить колье, серьги или машину. Не требовала практически ничего. Ей было просто кайфово со мной жить.
И мне.
Я в первые месяцы охреневал от одной мысли, что такое может быть. Искал двойное дно, проверял ее всячески, изучал под микроскопом, просеивал ее жизнь через сито.
А она какая была наивняха, такая и осталась, даже спустя три года брака.
Так что дело не в деньгах. Но в чем тогда?
— Сыночек! — Слышу крик матери с порога, и меня передергивает.
Вот он — манипулятор восьмидесятого уровня.
Мать, едрить ее за ногу.
Прячу телефон в карман пиджака и выхожу. Тут же подмечаю, что во дворе, кроме машины отца, стоит чей-то вычурный бентли.
— Кто у нас в гостях? — спрашиваю с недовольной миной, кивая в сторону черного автомобиля.
— Считай, это мое последнее, предсмертное желание… — Мать сводит руки в молитвенном жесте.
Одной этой фразой она выхлестывает меня до такой степени, что хочется забраться обратно в тачку, выжать педаль газа и на полном ходу врезаться в стену.
Мать тем временем продолжает:
— Всего один ужин, от тебя ничего не потребуется, лишь присутствие и хорошее настроение…
С хорошим настроением напряг. Она шутит, что ли, предлагая такое? Не в курсе, что у меня сегодня был развод?
— Я не настроен общаться с гостями, — отрезаю строго.
И тут начина-а-ается…
— Но как же так? — Мать картинно закатывает глаза. — Как ты можешь быть таким эгоистом, что не можешь уделить время таким важным людям. Это будущие партнеры отца, неужели ты не хочешь его поддержать?
— Какие такие партнеры, о которых я не знаю? — резко спрашиваю у нее. — Я, вообще-то, его зам и в курсе всех дел, которые ведет отец.
Хотя бы потому, что он давно скинул на меня львиную долю своих обязанностей.
— Ни про каких партнеров отец мне не говорил. — Я подхожу к матери вплотную и строго на нее смотрю.
— Я не так выразилась, — лепечет мать, тут же меняясь в лице. — У нас в гостях очень хорошие друзья, Абеляны, и я уже нахвалилась им про тебя, что ты с нами поужинаешь.
Не так выразилась она, ага. Просто хотела всеми возможными способами загнать меня на ужин, вот и все. Как обычно, использовала любой способ давления, какой пришел на ум.
Арнак
Я встаю настолько резко, что стул с громким стуком падает назад.
Все сразу смотрят на меня во все глаза.
— Сын, что случилось? — спрашивает отец.
А у меня где-то в горле защемило, закоротило. Только и могу, что издать хриплое мычание:
— Р-р-рита, машина, больница…
Вроде и разные существительные, но в моем случае звездец какие связанные.
— Что случилось с Ритой? — Между бровей у отца прорезается глубокая морщина.
— Мне надо ехать!
С этими словами я отпихиваю ногой стул, собираюсь уйти.
Но не тут-то было, в уши врезается резкий возглас матери:
— Ты куда собрался? Какая Рита?! У тебя сегодня был развод!
Опа, значит про развод она все-таки помнит, просто ей плевать на то, что у меня в душе.
Гости недоуменно смотрят на мать. Видимо, не ожидали от нее такого выпада. Но ее ничего не смущает, она вскакивает с места и продолжает яростно возмущаться:
— Если Рите нужна помощь, пусть едет ее мать, зачем ты собрался?
У меня от ее высказывания аж волосы на затылке зашевелились.
— Ничего, что у нее мать в Испании? — тихо закипаю.
— Ничего! — визжит она, а потом резко оббегает стол и становится у меня на пути. — Не пущу к этой пигалице!
В моей голове снова что-то коротит, а потом и вовсе перегорает. Только в этот раз повреждения не в речевом спектре.
Я никогда не бил женщин, с детства воспитан уважать тех, кто слабее. Но видит бог, сейчас мне хочется врезать собственной матери.
Конечно же, я не бью, однако резко отодвигаю ее в сторону и выхожу.
Не трачу силы на объяснения, тем более что это бесполезно в ее случае.
Следующие полчаса моей жизни проходят, как в тумане.
Я никогда не водил машину настолько быстро и агрессивно, как сейчас. Давлю на газ, игнорирую скоростные лимиты, все что угодно, лишь бы быстрее добраться до Риты.
Пока еду, меня колотит, в мозгу рисуются самые страшные картины.
Но окончательно меня накрывает, когда попадаю в больницу.
Меня не пускают к Рите, ее отправили на МРТ, проверяют.
И пока ее нет, я общаюсь с заведующим отделения, который, на счастье, все еще на работе. Выбиваю ей одноместную палату, обеспечиваю лучший уход.
Потом несу вахту возле палаты, куда ее должны будут перевести.
Сижу в коридоре на коричневой банкетке и схожу с ума от беспокойства.
Мимо ходят люди, но я их не замечаю.
Краем уха слышу скрип коляски, но не ассоциирую этот звук ни с чем. Все же оборачиваюсь в сторону лифта и обалдеваю от увиденного…
На коляске везут Риту, точнее то, что от нее осталось.
Ее переодели в какую-то белую ночную рубашку, но пугает не это. Пугает сам факт, что она в коляске, бледная как смерть. А еще у нее синяк вокруг левого глаза и здоровенный пластырь на левом виске.
И то, как она сидит…
Будто это ей доставляет дикий дискомфорт.
Когда мне сказали, что отправили ее на МРТ, я думал, она пошла туда своим ходом! А она в коляске сидит с трудом.
У меня внутри все переворачивается от резкой боли за нее.
Я подскакиваю и спешу навстречу. Преодолеваю расстояние между нами в два прыжка и задыхаюсь от переизбытка эмоций.
— Рита, девочка моя, как же так…
К нам подходит ее лечащий врач, лысый дядька в очках.
— Везите ее в палату, — командует он.
Я отстраняю медсестру от коляски, сам аккуратнейшим образом завожу Риту в палату.
— Арнак, помоги, — просит она.
Пытается привстать с коляски и кривится от боли.
— Нога…
Я спешу помочь, подхватываю ее рукой за спину.
А она еще больше кривится и охает:
— Спина!
Есть у нее место, где не болит?!
— Осторожно, — шепчу, подхватив ее на руки.
Максимально аккуратно укладываю на кровать.
— Что с ногой? Что со спиной? А главное, с головой-то у тебя что? — Меня уже буквально лихорадит от недостатка данных и переизбытка волнений.
— Все не так плохо, — отвечает за нее лечащий врач.
— В смысле — не так плохо? — Я не знаю, зачем на него ору. — У нее синяк на пол-лица, она встать нормально не может, а вы говорите — не так плохо…
Врач игнорирует мой эмоциональный возглас поясняет:
— У Маргариты растяжение лодыжки, сильный ушиб плеча, синяки, ссадины и сотрясение. Наблюдалась краткосрочная потеря сознания, когда ее забирала скорая, но, к счастью, это не повторилось. Кости целые, и в нашем случае это уже много. Мягкие ткани заживут, последствия сотрясения пройдут за несколько недель. Нет ничего необратимого, могло быть гораздо хуже, уж поверьте…
Арнак
Этой ночью я почти не спал.
Провел несколько часов рядом с Ритой, затем пересел в кресло. Проснулся с утра пораньше из-за неудобной позы и затекшей шеи, потом глазел на спящую жену.
Умылся прямо в больничном туалете, купил в аптеке зубную щетку с пастой, хоть чуть привел себя в порядок.
Можно было, конечно, поехать домой.
Вот только я хотел поговорить с Ритой обо всем, прежде чем уезжать. Вчера нормально пообщаться не удалось, поскольку она была не в состоянии, а я слишком злой на ситуацию. Но сегодня — надо.
Мне много что есть ей сказать.
Например, что она всегда может ко мне обратиться, что я по-прежнему рядом, хоть и не в качестве мужа. Пусть другом буду, а что? Многие дружат после разводов. Не такая уж плохая идея. Хотя мне, конечно, будет больно видеть ее и не быть с ней.
Еще хочу попытаться объяснить, почему я так поступил с той запиской про развод…
Стыдно звездец, но пора объясниться.
Я нахожу неподалеку от больницы приличное кафе, заказываю завтрак на вынос, кофе. Все, что Рита любит. С этим набором спешу обратно.
Утром меня уже пускают в ее палату без проблем.
Надо же, я успеваю как раз к завтраку…
Рита сидит за крохотным столиком, который находится тут же в палате. Перед ней жуткая на вид молочная каша, кусок хлеба, а рядом квадратик масла и ломтик сыра. Еще вареное яйцо, неочищенное. И конечно же, граненый стакан с коричневой жидкостью, напоминающей по виду слабый чай, куда ж без него. Все это вряд ли напоминает съедобный завтрак.
— Привет! — Она определенно рада меня видеть.
Ее улыбка такая искренняя, что чуть не сбивает с ног. Даже фонаря у ее глаза не замечаю, акцентирую внимание на губах.
Я так скучал по этой ее улыбке! Таю. Меня плющит…
Как я ей сейчас буду объяснять про мать, мнимый инфаркт, собственную трусость… Но как-то надо.
— Риточка, родная, — вырывается из глубины души. — Я тебе завтрак принес.
С этими словами убираю подальше больничный набор вкусняшек. Ставлю перед ней большой пластиковый стакан, оглашаю меню:
— Кофе без кофеина, а то мало ли что, вдруг тебе нельзя кофеин. Сделано на твоем любимом банановом молоке. Вот еще омлет с семгой и творожным сыром. Нежнятина! Блинчики с шоколадом. Ешь, солнце.
Раскладываю это все перед ней, открываю крышку на кофейном стаканчике, и палату заполняет аромат кофе.
Нахожу под столом табуретку, вытаскиваю и сажусь. Внимательно смотрю на Риту. А она снова сбивает мне дыхание улыбкой. Прям лучится!
Пробует кофе, благодарит меня:
— Очень вкусно, ты такой у меня хороший, заботливый…
Не удерживаюсь, тяну к ней руку, нежно поглаживаю пальцами здоровую щеку.
А она вдруг хватает меня за руку и легонько трется о пальцы. Ластится, как кошка.
Она так раньше часто делала. Такой привычный поступок, очень интимный и абсолютно не вяжущийся с нашей с ней ситуацией.
Развелись же вчера.
Сижу на табуретке рядом с ней, туплю, как последний олень, и даже не нахожусь, что сказать.
А может…
Догадка прошивает меня, даря искру надежды.
Может, Рита меня уже простила? Ну по факту моего приезда в больницу, заботы о ней. Я ж старался, палату платную ей обеспечил, лечение, следователя напряг, чтобы разобрался с ее делом. Поучаствовал, короче.
К тому же люди, побывавшие на краю жизни и смерти, многое переосмысливают, так сказать отделяют зерна от плевел.
Вдруг Рита уже все для себя решила?
Может, и не обязательно мне сейчас перед ней все вываливать про мать и прочее. Объяснять, почему вместо человеческого разговора тогда записку ей оставил…
Раньше мне не приходилось перед ней извиняться, что-то там объяснять. Она умная девочка, всегда сама находила компромиссы или причины, почему нам не нужно ссориться.
Разумеется, у нас с ней не было особых разладов, которые требовали каких-то серьезных извинений. Я не косячил, она так тем более. Не было ни измен, ничего подобного.
— Ритуль, — бросаю пробный шар. — У нас как с тобой? Мир?
— Конечно. — Она улыбается мне еще ярче, чем раньше. — А как же еще?
Действительно, как же еще. После развода-то. Прям ничего другого на ум не приходит.
И тут я замечаю, как она достает из небольшого выреза больничной ночнушки цепочку. А на цепочке кулон в форме сердца, тот самый, с сапфирами.
Такая демонстрация моего прощального подарка сбивает с толку.
— Мне очень нравится, — говорит она и продолжает шкодно улыбаться. — Это ты на меня ночью надел? Пока я спала? Так обидно, что я загремела в больницу на день рождения! Прости меня, что не сможем нормально отметить. Но подарок очень красивый.
Арнак
Я иду по коридору больницы в направлении палаты Риты и ругаюсь со следователем по телефону:
— Вы издеваетесь надо мной? Прошло три дня. Три гребаных дня, а вы до сих пор не выяснили, кто владелец желтого спорткара?
Следователь, как обычно, мурыжится, пытается оправдаться:
— Я проверил все близлежащие камеры. При супермаркетах, дорожные камеры. Ни на одной из них спорткара не было.
— Как это не было? — буквально рычу в трубку я. — Он же не мог возникнуть из воздуха, сбить мою жену, а потом опять так же нырнуть в воздух? Он должен был где-то проявиться. Это не какая-то там киа или лада-веста белого цвета. Это желтый спорткар! Заметная машина.
— Наши сотрудники все еще просматривают изображения с камер, но на данный момент очевидно, что машина каким-то образом… Исчезла. Буду называть вещи своими именами.
— Ага, пришельцы забрали! — Я злюсь еще больше. — Нет ли с того перекрестка какой-то скрытой дороги, на которой не было бы камер?
— Нет, — докладывает следователь. — Мы все проверили, на каждом из маршрутов хоть где-то, но присутствует камера в радиусе километра-двух. Но мы все еще просматриваем видео, может где-то проглядели и…
— Работайте! — На этом я вешаю трубку.
Останавливаюсь и упираюсь спиной в стену. Тру пальцами переносицу, пару минут пытаюсь отдышаться и прийти в себя. При этом стараюсь убрать с лица недовольное выражение. Потому что не хочу, чтобы Риточка нервничала.
Я ведь так ей ничего и не сказал.
Не потому, что было неприятно признаваться или еще что.
Врач убедил, что сейчас для нее будет лучше незнание. Потому что правда — удар по психике, а в ее состоянии этого не нужно. Это может привести к самым разным последствиям. Вот когда полностью оправится…
Так что у нас с ней сейчас что-то вроде каникул от расставаний, разводов и прочего дерьмища, которым стала полна наша жизнь.
Я отгородил ее от всего на время.
Забрал ее телефон под девизом: «Милая, не нужно, чтобы тебя беспокоили. Вот тебе мой планшет, тут и фильмы смотреть удобнее, и мне писать. А маме твоей давай пока не будем сообщать. Зачем ей попусту волноваться в своей Испании? Лучше ей не звони пока, у тебя такой синяк, она сразу все поймет. А с работой я сам договорился, не волнуйся».
Рита все «съела», потому что привыкла доверять мне на сто процентов.
Оно правильно, потому что, так уж сложилось, что я единственный человек, кто может о ней позаботиться. И я забочусь так хорошо, как могу.
Едва захожу в палату, застаю тут доктора.
— Здравствуйте. — Он поправляет очки на носу.
Рита лучится улыбкой:
— Арнак, врач сказал, меня могут выписать уже сегодня.
— Да, да, можете забирать, — подтверждает врач и спешит убраться из палаты.
Вот же гад… Сбросил на мою голову бомбу и бежать!
А Рита подхватывает тему, да еще как:
— Я так хочу домой, забери меня, пожалуйста!
И одной лишь этой просьбой режет меня без ножа.
Как я ее заберу домой? Там же нет ее вещей! И моих вещей нет…
Да там за месяц наверняка пыли три слоя на каждом предмете мебели. Я понятия не имею, прибирали ли там вообще.
Рита увидит грязь и сразу поймет, что что-то не так.
Я не был дома все это время по понятным причинам — ведь оставил его жене.
А с другой стороны…
Как приятно снова произносить слово дом. И пусть это по факту будет только до того времени, пока Рита не придет в себя, но все же это будет!
Недели, может быть месяцы…
Я буду заботиться о ней ровно столько, сколько будет нужно.
Я должен ей это.
— Милая, домой сейчас никак не получится, — качаю головой с наигранной серьезностью. — Мне ведь нужно привести его в порядок, прежде чем пускать тебя туда.
— А что не так с домом? — Она кривит губы. — Брось, я видела любой твой бардак, это меня не волнует. А что, Лусине уволилась? Больше не работает?
— Она эм-м… В отпуске. Лусине в отпуске, так что я сам… В общем, туда нельзя заходить, но я до вечера все поправлю.
— Я помогу тебе, — уверенно заявляет Рита. — Уже хорошо себя чувствую.
Женщины… Хранительницы домашнего очага… Хрен их удержишь подальше от дома.
— Ритуль, не порти сюрприз. — Смотрю на нее с осуждением.
И это действует.
— Ты готовишь мне сюрприз? — Она явно радуется. — Это из-за моего дня рождения?
— Да, конечно, — киваю я.
Осталось придумать, какой.
— Я заберу тебя в семь вечера, дорогая, — обещаю ей.
А сам думаю, успею ли со всем до вечера?
Арнак
День у меня сегодня, конечно, адский…
Предстоят три остановки.
Квартира Риты, родительский дом, потом наш дом.
Открываю дверь квартиры Риты, вдыхаю затхлый воздух и громко присвистываю.
Не из-за качества воздуха в закрытом помещении, нет.
Тут есть поводы посерьезней.
Послал мне бог упрямейшее в мире создание. У Риты прямо-таки ослиное упрямство, не иначе. Если что решила, с места не сдвинешь, пусть даже давно сама поняла, как сильно неправа.
На кой…
Вот на кой хрен она переехала в эту квартиру?! Тут же ужас!
Прохожу по хрущевской двушке с нажатой на паузу драмой под названием «Ремонт» и диву даюсь — как так можно? Как она вообще могла тут жить? Здесь же даже нет ванной! Как она купалась? В раковине, что ли?
Пол покрыт дешевым линолеумом, стены даже не обклеены обоями, а кухонный гарнитур — я вообще молчу!
Апофеоз всего — надувной матрац, аккуратно застеленный коричневым клетчатым пледом.
Мне хочется выругаться матом.
Дважды.
Как она могла променять наш дом вот на это?
Чего ей там не жилось?
Я же позаботился о ней, чтобы нормально жила, а она вместо этого в клоповник…
Теперь четко понимаю фразу: «Назло кондуктору пойду пешком».
С шумом выдыхаю.
Достаю чемодан и пихаю туда все, что вижу. Косметику Риты, одежду из шкафа, прохожусь по полочке в ванной, точнее не полочке — а дешевой пластмассовой хрени белого цвета, на которой выставлены так обожаемые баночки моей жены.
Надеюсь, я сумею все это расставить дома так, чтобы было незаметно, что это делал я. В крайнем случае поможет Лусине.
Вскользь отмечаю, что в квартире находятся далеко не все вещи Риты. Их тут даже не половина — только летний гардероб и то не весь. Я самолично обустраивал ей дома гардеробную, где целую стену занимали ее туфли-сумочки. Я сам ей эти туфли-сумочки покупал, точнее заказывал по ее выбору. Это все где?
Или мисс Ослиное Упрямство решила не носить моих подарков? Пользоваться только тем, что купила сама? Ишь ты, какие мы гордые!
Ладно…
Мне сейчас не до расчленения причинно-следственных связей поступков Риты.
Тщательно запираю квартиру, отношу вещи в машину, запихиваю в багажник. Следующая остановка — дом родителей.
Паркую машину во дворе родительского особняка.
Спешу внутрь.
И уже в прихожей наталкиваюсь на внушительную фигуру матери.
— Сыночек, родненький, где ты все пропадаешь, мне очень нужно с тобой поговорить. Ты так некрасиво тогда ушел с ужина…
Игнорирую ее стенания.
— Мам, а где Лусине? Я вроде видел ее в доме. Она теперь работает здесь?
— Конечно, да, — кивает она. — Вернулась к своим обязанностям домработницы. А что такое?
— Найди себе новую помощницу, — сразу выдаю просьбу. — Лусине поедет со мной. Они неплохо ладили с Ритой, думаю поладят снова. Риту выписывают, и она возвращается домой, там нужна срочная уборка.
— Ты что, прикалываешься? — Мать смотрит на меня выпученными глазами. — Какая уборка? Что значит — Рита возвращается? А ты-то куда собрался? Ты!
Когда я сюда ехал, понимал — как только она узнает, что я задумал, вцепится мне в горло бульдожьей хваткой, да так, что не раздвинешь челюсти даже стамеской.
Вот только я так душевно задолбался ее слушать, что не даю ей такой возможности.
— Мама, Рите нужно прийти в себя после несчастного случая, и я обязан обеспечить ей максимальный комфорт. Мы с ней поживем какое-то время в нашем доме. И я не хочу слышать твоего мнения по этому поводу. Оно мне безразлично!
— Подожди… Так ты прямо сейчас домой собрался?
— Нет, — качаю головой. — Сначала вещи соберу.
Мои слова действуют на нее, будто звонок в театре, — тот самый, что знаменует начало пьесы.
— Ах, мне, кажется, плохо…
Она картинно типа бледнеет и начинает махать себе кистью руки, якобы спасаясь от резкой дурноты.
Но… Мы все это уже проходили.
— Мам, до свидания! — Я разворачиваюсь и ухожу.
Со скоростью звука поднимаюсь на второй этаж в свою спальню, не забываю запереть за собой дверь.
Тут я действую так же быстро, как и в квартире Риты. Без всякого разбора скидываю свои вещи в чемоданы. Что не заберу сегодня, мне пришлют.
Просто беру и сметаю все что есть с полок. При этом не стараюсь быть аккуратным.
Мать, конечно же, не сидит на попе ровно и не позволяет мне нормально собраться.
Она стучит в дверь, выкрикивает из коридора всякую чушь:
Арнак
Я смотрю в обеспокоенное лицо жены и сочиняю на ходу, потому что надо ж как-то выйти из положения:
— Ритуля, зайка моя, у меня неприятная новость. У нас дома термиты. Я не стал раньше говорить, чтобы не волновать тебя. Но там распылили отраву, и нужно какое-то время, чтобы все выветрилось.
— И что же? — Ее глаза расширяются. — Ты не заберешь меня из больницы?
— Конечно заберу. — Я глажу ее по руке. — Только не домой, а пока что в гостиницу.
— Но как же в гостиницу! — дует губы она. — Мне нужны мои вещи, одежда, халат, белье…
— Солнышко, я взял все необходимое, надеюсь ты не против? Если вдруг тебе понадобится что-то еще, мы купим. Так пойдет?
— Пойдет. — Она старается мне улыбнуться, хотя вижу, что расстроена.
Чувствую себя козлом, который обманывает ребенка.
Но я ж ей во благо действую, так? Защищаю психику.
Ага, ага, успокаивай себя, Арнак.
Во благо…
Ведь умом понимаю, что придется сказать про все. Так или иначе теперь придется, потому что произошедшее с домом не скроешь. Благодаря стараниям матери я и за неделю не приведу наше гнездо в надлежащий вид.
Да и стоит Рите вернуться на работу, ее тут же просветят. Пусть я и выбил для нее больничный на ближайший месяц.
Придется признаваться. И чем позже я это сделаю, тем хуже…
Однако я решаю, что еще одна ночь спокойствия Рите не повредит.
— Пойдем, малышка, я отвезу тебя в отличное место.
— Романтичное? — спрашивает она с надеждой. — Мы так давно не отдыхали вместе.
Кто о чем, а Рита о романтике.
— Будет тебе романтический отдых, — обещаю ей.
Оставляю жену переодеваться, сам иду за выпиской в регистратуру. И уже там улыбчивая медсестра интересуется:
— А ваша жена еще не подошла? Тут кое-что передали, выпало у нее в скорой. Извините, только получили.
С этими словами она вручает мне синюю папку для документов.
Открываю папку, а там…
Вашу мать!
Свидетельство о разводе.
А если бы я сейчас не подошел, она бы это Рите понесла?
***
Через полтора часа мы с женой уже в номере люкс одного из лучших отелей города, в центре.
Сидим за столом, уставленным блюдами.
Рита завернута в пушистый белый халат, волосы все еще влажные после душа.
Мы ужинаем. Точнее, Рита ужинает, а я ею любуюсь.
Чтобы жена не задавала лишних вопросов про дом, я заказал ей все, что увидел вкусного в меню. И теперь она дегустирует, попутно ругая меня за расточительство.
— Куча продуктов пропадет, мы же это не съедим. — Она смотрит на меня с укоризной, а сама за обе щеки уплетает салат с креветками.
При этом так аппетитно ест, что я тоже беру себе такой.
Обмакиваю в соус большую, жирную креветку.
Вкусно, но…
Наблюдать за Ритой — вкуснее.
Однако просто любоваться ею не могу. Я слишком для этого зол.
Это, вашу мать, позиция! Не сказать мне ни слова про то, что вытворила мать. Что Рите стоило взять да набрать меня? Или прислала бы видео, на худой конец. Поскандалила бы со мной! Что за гребаная интеллигентность, когда не надо?
У тебя мебель вывезли, из дома фактически выселили, который тебе муж оставил.
Самое паршивое, я понимаю, почему она так сделала.
Стопроцентно решила — это мое желание забрать мебель.
Неужели она вправду считает меня таким мелочным мудозвоном? Точнее, считала, пока памяти не лишилась. Небось, даже не подумала, что я могу быть не в курсе.
А грязные скандалы и склоки из-за вещей — это не про мою Риту. Внутри обидится, снаружи сделает вид, что все окей.
Что за женщина такая мне в жены досталась? Ну чистый уникум.
Покончив с салатом, Рита берет тарелку с чизкейком, красиво украшенным тертым шоколадом. Накалывает клубнику, которая лежит сверху, отправляет в рот и щурится от удовольствия.
— Вкусно тебе, милая? — спрашиваю ее с усмешкой.
— Очень, — говорит она и сыто мне улыбается.
В эту минуту мой телефон трещит сообщением. Проваливаюсь в почту, где меня ждет тысяча и одно письмо, ведь я в последние дни был каким угодно работником, но не хорошим.
За пролистыванием деловых писем я умудряюсь пропустить момент, когда Рита пододвигает ко мне свой стул.
Чувствую ее ладонь у себя на бедре — ближе к паху.
Первое желание — взять ее руку и опустить на мгновенно увеличившийся бугор. Ведь того места уже давно никто не касался. Но я еще не потерял остатков совести.