Подлинная история графини Марицы

Пролог

Замени слово «оборотень» на слово «еврей», «диабетик» или «лысый» и подумай, что получится. Ведь ты не считаешь, что один лысый посвящен во все тайны другого на том лишь основании, что у обоих не хватает волос на голове? Так и с оборотнями.

Дж. Р. Р. Мартин «Шесть серебряных пуль» [The Skin Trade] по изданию 2015 г.

Начало повествования апрель 1907 года

Графиня Бекефи блистательно скучала. Удачно оказавшись молодой вдовой, она не утруждала себя затворничеством. Траур очень шел к ее темно-русым волосам, и отсидев месяц дома, она возобновила визиты к знакомым, а затем с головой нырнула в разгул вечерней Вены. Выйдя замуж в семнадцать лет по указанию отца, она вначале тяготилась супружескими обязанностями, а затем открыла для себя балы и приемы. Немолодой супруг, жаждавший рождения наследников, отстал от нее, так как устал дожидаться юной жены с очередного бала. Коммерсант, купивший себе титул и жену по сходной цене, нашел все же жене применение: траты должны быть оправданы! Он давал ей наставления с кем и как флиртовать, чтобы ее мужу было оказано предпочтение среди поставщиков. На большее, чем флирт, Марица Бекефи не согласилась бы, а так, отчего бы не сделать мужу приятное. Внезапно обнаружив себя наследницей нескольких миллионов, графиня Марица сделалась завидной невестой. Ее домогались как благородные искатели руки и сердца с приятным призом в виде наследства, так и бесстыдные проматыватели капиталов состоятельных женщин. Оказавшись в осаде, богатая вдовушка не растерялась и держала всех соискателей на расстоянии, но на короткой сворке. Никто не мог похвастаться тем, что тронул каменное сердце прекрасной графини. Сама же божественная Марица, став украшением балов, тем не менее тосковала. Ее пресытили балы, маскарады, пикники, которые сливались в беспросветный мрак. В театрах скучнейшие пьесы, а актеры – сплошь бездарности. Парады – громыхание труб и толчея на площади. Желание прекрасного приводило Марицу в церковь, лишь игра известного органиста утоляла ее тоску. Вконец наскучив светской суетой, Марица решила тосковать по-настоящему, уехав в деревню.

– Понимаешь, я выработала иммунитет к любым пошлостям, – говорила Марица своей компаньонке Лизе. – Я могу не поморщившись выслушать откровенное вранье, улыбаюсь одинаково как омерзительному старику, так и цветущему юноше.

Лиза была наемной прислугой на жаловании, но Марица не афишировала этот факт. Отношения между ними были самые дружеские, невзирая на разницу в десять лет. Марица представляла друзьям графиню Эндреди-Виттемберг как свою подругу, а особенно въедливым дамам как воспитанницу. Лиза – сирота, говорила графиня; нищая, делали выводы маменьки взрослых сыновей. Опекуном Лизы был ее брат, о местонахождении которого после банкротства семьи, Лиза отвечала уклончиво, вроде завербовался в африканские колонии. Марица полагала, что беспутный брат попал в сомнительную историю и пропал навсегда и с удвоенным вниманием «защищала» Лизу. Какое счастье, что она не выкинула письмо директрисы пансиона, а удосужилась прочесть скупые строки, о том, что некоторые ее воспитанницы предлагают свои услуги. Было бы ужасно, если бы они не встретились!

Из письма графа Эндреди-Виттемберг барону Либенбергу: «… Знаешь, дорогой друг, я вполне счастлив здесь. Тоска по городской жизни куда-то испарилась, а в дела я втянулся. За эти три года я похудел, однако нарастил мышцы. Местные девушки находят меня неотразимым. То, что казалось ранее тоской смертной (ты помнишь, как я ненавидел составлять отчеты, разбирать счета, и ужас!, предоставлять отчет о фуражировке!), ныне составляет приятный досуг мой. Помнишь, как я жаловался, что ничего не понимаю в сельских делах, как разрываюсь между необходимостью постоянно куда-то ехать, с полным непониманием видеть что-то далекое от моей компетенции и принимать решение, от которого все зависят. Я падал на койку от усталости, даже не раздеваясь. Я стал изучать сельское дело с научной стороны и кажется преуспел: доходность, судя по моим подсчетам, выросла вдвое. Вспоминая юность, полк, я не могу понять, как тратил столько времени на ерунду?

С другой стороны, что если наши похождения (вижу, как ты улыбаешься во весь рот!) были не только молодечеством, бурлением молодой крови, а жаждой настоящего занятия, такого, куда мы вложили бы всю нашу душу, неуёмную силу духа? Став полковником, ты погрузишься в штабные дела так, что поймешь меня нынешнего. Ведь отвечать за несколько сот душ и тысячу лошадей дело нелегкое, даже при полной канцелярии, а может и труднее, ибо полагаться на других – значит запустить дела полностью. Для меня сейчас странно, что дела семьи были запущены до полного разорения. Здесь же я заслужил полный авторитет: меня уважают приказчики, поставщики, купцы и арендаторы. Крестьяне смотрят на меня, как на барина. И в самом деле, чем я не властелин сих мест? Я выбрал себе жеребчика и приручил его, ездить могу только на нем. Помнишь, как у меня были проблемы с лошадьми в полку? Только лошади из нашего поместья снисходили до меня. Долги семьи наконец-то погашены и я могу начать копить. Благо, живу на всем готовом: пью хозяйское вино, кормят, обстирывают и обслуживают меня бесплатно и с любовью, жалованье копится и Лиза не будет знать тех бед, что сопутствуют бесприданницам…».

Перечитав письмо, Тассило Торёк, управляющий, уже вложил письмо в конверт, готовясь запечатать его, как вошел Михай, бывший камердинером еще при отце покойного владельца.

– Так что извиняюсь, почту привезли, – сказал он.

– Проси подождать, я отдам письма, – ответил управляющий.

Тассило взял корреспонденцию, его внимание привлекла телеграмма от поверенного графини Бекефи. Он чертыхнулся негромко, вынул письмо из конверта и дописал:

«P. S. Не успел я отписать тебе о вольном своем житье, как принесли телеграмму, которой сообщается о скором прибытии графини. К счастью, я не был знаком с графиней в Вене, и не боюсь быть опознанным. Но кажется знаю ее, благодаря твоим письмам. Пойдут приемы, пикники, etc. Надеюсь, что она не станет придираться к управлению хозяйством, и я останусь здесь подольше, чтобы накопить достаточно денег».

Часть 1. Знакомство

Марица посмотрела на миленькие ручные часики:

– Лиза, мы подъезжаем. Надень шляпку. Где же Берта? Пора взять саквояжи.

Лиза повиновалась.

– А кто нас встречает? Кучер и лакеи из поместья?

– Поверенный сказал, что нас встретит управляющий лично.

Выйдя на платформу, дамы были оглушены неслаженным, но вдохновенным духовым оркестром. Толпа замахала платочками и закричала «Ура!».

– Что это значит? Кого-то встречают, а мы вышли не вовремя? – спросила Лиза.

Марица не успела ответить, как ее руку подхватил и прижал к усам пожилой мужчина, одетый с претензией на щегольство.

– Я имею честь приветствовать графиню Бекефи? – Марица кивнула. – Позвольте представиться: Мориц-Драгомир Популеску, князь и предводитель местного дворянства!

– Очень рада, но скажите, князь, кого встречают с такой помпой?

– Кого же, как не вас, прелестнейшая госпожа графиня?!

– Неужели вся эта шумиха ради моей скромной персоны? – улыбнулась Марица.

– Скромной, о нет, вы истинная роза нашей округи…– загомонили остальные встречающие. – Дворянство нашей округи счастливо видеть вас… приветствовать на нашей прекрасной земле нового члена нашего общества…

Марица послала воздушный поцелуй толпе, вызвав новую волну восторгов.

– Благодарю вас, князь, за оказанную встречу. В ответ я просто обязана устроить прием для местного дворянства. Скажем, в восемь вечера у меня в поместье?

– Наше общество почтет своим долгом приветствовать вас – но прошу вас пожаловать в мой экипаж, я доставлю вас лично и по дороге охарактеризую ваших соседей и наши прекрасные места …

– Меня должен был встретить мой управляющий, вы не видели его?

– О, этот управляющий редкостный болван и хам, который преступно забыл о своем долге перед своей хозяйкой. Если бы не я, вам пришлось бы добираться к себе на наемном возчике, что унизительно для особы вашего положения и богатейшей помещицы нашего комитата. Прошу вас в мою коляску…

Этот монолог князя прервал Чекко, наконец-то протиснувшийся к своей хозяйке.

– Ваше сиятельство, госпожа графиня! – возопил он, чтобы его не оттолкнули назад. – С приездом, госпожа графиня! Я Чекко, то есть Франтичек Бурак, дворецкий вашего сиятельства, меня прислал за вами с экипажем господин Торёк, управляющий!

С этими словами Чекко бухнулся на колено, протягивая хозяйке корзину роз. Марица посмотрела на Лизу, та забрала корзину.

– Встань, Чекко, я рада видеть тебя. Скажи, отчего же управляющего здесь нет?

– Господин Торёк собирался встретить вас, но его отвлекли дела, и он послал меня.

– Какие же дела могут быть важнее, чем встретить хозяйку на вокзале? – нахмурилась Марица.

– Забудьте об этом недостойном упоминания болване, госпожа графиня! – вклинился в разговор Популеску, – Прошу в мою коляску, сочту за честь сопроводить вас до вашего поместья. Зовите меня попросту, как принято в наших краях – Драгомир. Кто ваша спутница?

– Моя воспитанница – графиня Эндреди-Виттемберг, – Лиза сделала книксен.

– Прошу госпожу Эндреди присоединиться к нам, – галантно, но холодно сказал Драгомир.

– О нет, я поеду в присланном экипаже с горничными, а ты, Марица, поезжай с князем, – ответила Лиза.

– Как знаешь, – сказала Марица, подавая руку Драгомиру.

Вслед коляске Популеску потянулась вереница других экипажей. Покуда Чекко с кучером перегружали багаж на подводу, Лиза расположилась с корзиной роз на сиденье брички.

Встреча в поместье привела Марицу в самое благодушное настроение. Хозяйку встречали хвалебной песнью. Женщины и юноши в колоритных народных костюмах с зелеными ветвями в руках образовали живой коридор, через который поезд из колясок втянулся во двор. Прочие слуги стояли вдоль дорожки ведущей к дому. Когда Марица сошла на землю, детишки стали бросать ей под ноги полевые цветы, чрезвычайно умилив хозяйку. Девицы в лентах и бусах стояли у самого крыльца. Одна из них подбежала к графине, сделала книксен и протянула ей роскошный букет, прочие затянули песню и закружились вокруг хороводом.

– Слава прекрасной графине! Слава добрейшей из женщин! Розе благоуханной подобной! Слава! Слава! Слава! – пели они.

Затем они подхватили графиню под руки и повели к крыльцу. Старый Михай уже ждал у крыльца с золотым кубком на подносе.

– Добро пожаловать, госпожа графиня! – с поклоном сказал он, протягивая вино.

Марица взяла кубок и отпила прохладного вина. В самый раз, подумала она, эта дорожная пыль пересушила мне горло. Как только она отняла кубок от губ, девицы повлекли ее к массивному резному креслу, похожему на трон. Заиграла скрипка и вперед вышли цыгане.

– Как мило, – обратилась Марица к князю, – неужели это вы организовали, Драгомир? Лучшего распорядителя торжества и не найти!

– Это мой долг, – отвечал Популеску. – Разве мог я оставить такое важное дело без надзора? На вашего управляющего нельзя положиться! Разумеется, я прибыл в ваше поместье лично и сам все организовал: цыгане и все такое…

– Особенно меня порадовали цыгане. Это так напоминает мое детство! Какой же еще сюрприз меня ждет?

– Сюрприз.., – Драгомир слегка замялся, он не знал, что еще придумал проклятый управляющий, но тут же вспомнил, что ему рассказали торговцы в городе, – заключается в оркестре – вас ждет настоящий бал!

– Вы просто прелесть, Драгомир! – улыбнулась Марица.

Популеску надулся от гордости как индюк: ему удалось очаровать богатую графиню, но как видно, женщину простодушную. Лучшего сочетания и не найти, а финансы князя давно скулили от голода. Меж тем цыганки плясали чардаш, и нога Марицы сама собой стала отстукивать ритм, а плечи подрагивать. Красотки уже кружились вокруг трона Марицы и она не выдержала, встала и вошла в круг. О, нет, она не собиралась плясать, а лишь стояла, уперев руки в бока, напевая знакомый мотив, но и этого было достаточно. Гости устроили ей овацию:

– Вы истая дочь Венгрии! Дух нашей великой родины неистребим!

Часть 1. Месть Популеску

Драгомир уехал домой в задумчивости: этот управляющий оказался совсем не так прост, как хотел казаться. Князь поставил своей целью добиться благосклонности графини Бекефи, но она раз за разом ускользала от него. Теперь причина была ясна, красавец-управляющий наверняка занял ее сердце. Драгомир был честолюбив и не желал отдавать кому-либо то, что считал своим по праву. Если ему взбрело влюбить в себя Марицу, то она будет его, и он не остановится ни перед чем. Он был готов погубить молодую женщину, ославив ее, но только не отдавать ее другому. Князь знал толк в интригах, но мог действовать и грубой силой.

На балу он несколько раз протанцевал с Марицей, но это всего лишь была дань вежливости, не более. Другие партнеры также не вызывали в ней отклика, но этот Торёк… С ним Марица была податливой куницей, пылала самой настоящей страстью, как льнула к этому красавчику! А этот управляющий держался с гостями как равный, элегантно одет, непринужденно вел беседу, отпуская остроумные замечания, в том числе и в его адрес. Осанка выдавала офицерскую выправку, а горделивое поведение и несомненная породистость – аристократическое происхождение. Ничего, Драгомир так просто не сдастся, он раскроет тайну этого управляющего! Он сломает хребет наглецу, посмевшему встать на его пути. Если это родовитый дворянин, почему он прячется под маской управляющего? Охотится за деньгами графини? Несомненно. Против этой версии было то, что красавчик объявился в поместье тогда еще не вдовы Бекефи три года назад и показал себя толковым управляющим.

Начать следовало с полиции, но начальник полицейского управления ничего на гаденыша не имел: никакой Торёк не разыскивался, в неблагонадежных не числился, похожих жуликов в розыске не было. Это был ложный след, следует поискать дружков красавца. Должны ведь у него быть друзья, родные или сообщники. Драгомир поехал на почту, гайдуки собирались остаться у коляски, но он сделал им знак идти с ним. Посетителей было немного. Небрежно облокотясь на стойку, князь рассеянно поинтересовался, есть ли для него почта.

– Никак нет, ваша светлость! – подобострастно отозвался почтарь. – Еще вчера все на ваше поместье отослали.

– А есть ли что-нибудь для госпожи Бекефи? Я как раз еду в Трезжку, могу и захватить почту для своей невесты.

– Поздравляю вас, ваша светлость! Весь комитат счастлив такому знаменательному событию! Уверен, празднование свадьбы превзойдет блеском недавний бал! Ах, что рассказывают об этом прекрасном бале!

Кумушки насторожили уши, но князь махнул рукой и гайдуки мгновенно вытеснили зрителей из тесной комнатушки.

– Давай почту! – Драгомир протянул руку.

– Ваша светлость! Господин Популеску! Я не имею права отдавать чужую переписку в чужие руки!

– Дурень! Моя невеста мне не чужая, а уже практически жена! Давай почту по-хорошему!

Оценив тон, каким были сказаны последние слова, Фери, рябой молодчик с увесистыми кулаками перемахнул через стойку. Почтарь, отступая, вцепился в кусок сургуча и прижимал его к груди.

– В-ваша светлость! Никак не могу!

Когда Фери ударил почтаря, тот всхлипнул и кивнул на стойку.

– Враз поумнел! – удовлетворенно бросил Лаци.

Драгомир поморщился, он не любил, когда его подручные проявляли инициативу. Перебрав стопку писем, князь поинтересовался:

– А управляющий часто письма получает? И кому он пишет?

– Много пишет: людям разным, в сельскохозяйственное общество, еще журналы выписывает, из библиотеки книги.

– Покажи!

Почтарь покосился на Фери, стоящего со злобной ухмылкой, и вытащил конверты и несколько телеграмм.

– Письма еще отправить не успели, – сообщил он.

Уходя, Драгомир бросил на стойку купюру. За ним громыхали сапогами его подчиненные.

Дома он без малейшего угрызения совести вскрыл адресованную Марице корреспонденцию. Ничего интересного в ней не было. Это были письма от ее друзей со свежими столичными сплетнями. Управляющему было адресовано несколько предложений от закупщиков скота и счет поместью за аренду машин. Это все яйца выеденного не стоило, наконец Драгомир добрался до послания некоему И. Либенбергу от Т. Торёка.

О, это стоило почитать! Письмо было написано на немецком, который Драгомир слегка недолюбливал за обилие трудных падежей и склонений. В письме, как видно, закадычному другу, управляющий изливал душу. Рассказ о последних событиях перемежался признаниями в любви к хозяйке, которая вначале показалась редкостной стервой, и сожалениями, что из гордости нищий граф никогда не признается в своем чувстве хозяйке. Хотя ему кажется, что и Марица к нему неравнодушна, но ее богатство заставляет его молчать. Между нами стоят деньги, писал управляющий. Прежде его интересовало только приданое для сестры, а теперь он благословляет каждый день рядом с Марицей. Он продолжит работать, чтобы обеспечить будущее Лизы. Так-так! А кто у нас эта Лиза? Подруга Марицы является графиней Эндреди-Виттемберг, с какой стати какой-то там Торёк должен копить приданое для графини? Род Эндреди является одним из древнейших домов Верхней Венгрии, но увы, совершенно нищим. Драгомир наводил справки о состоянии Лизы и узнав, что она бесприданница, потерял к ней всякий интерес. В конце письма стояла подпись «Твой друг Тассило Эндреди-Виттемберг».

Письмо было настоящим сокровищем. Что мы имеем? Один нищий граф и его сестра на содержании блистательной и богатой вдовы. Условие задачи: как добиться того, чтобы отделить графа Э от графини Б? Ответ: используя женскую ревность и письмо. Допускаем, что графиня Б. заподозрит возлюбленного в измене с графиней Л. и делим троицу пополам! Умница Драгомир! Молодец, князь! Мы им всем покажем: вышвырнем наглого управляющего и его сестрицу на улицу, а сами утешим прекрасную вдовицу! Гордячка поплачет у меня на плече, а после нехитрое дело затащить ее в спальню, а там и к алтарю!

Но если показать письмо в полном варианте, пожалуй, выйдет все наоборот. Марица растрогается и падет в объятия красавца. А если надорвать нужные места, вот так; вырвать ненужные куски, особенно последний, с подписью; смять, как будто черновик бросили в мусорную корзину и вуаля, готова улика против охотников за деньгами Марицы.