Подставить Ангела

Пролог

Перед глазами плясали ослепляюще яркие пятна, то расплываясь и перемешиваясь, то концентрируясь в чётких выпуклых границах. Фиолетовые, изумрудные, алые цвета сменяли друг друга, заставляя напряжённо наблюдать за хаотичным движением.

Это давалось мне с трудом — очень мешала острая боль. Чугунные веки не желали подниматься, лоб сдавило массивными тисками, при этом всю меня потряхивало, словно я скрючилась в барабане работающей стиральной машины.

Хуже всего было то, что я не помнила кто я и где нахожусь, больна я или здорова, есть ли рядом люди, готовые помочь, вытащить меня из ужасного положения, в котором я оказалась, объяснить, что со мной и как меня зовут.

Сквозь гул в ушах, сквозь плотную вату в голове прорывались незнакомые голоса. Впрочем, нет, один из них казался знакомым — довольно высокий, взволнованный тенор:

— Вы обещали! Я привёл её сюда, этого достаточно!

— Кто сказал, что достаточно? — отвечал сиплый, злой, принадлежащий мужчине постарше, голос. — Привёл — молодец. Больше ты ничего не должен. Пока. А теперь убирайся, если не хочешь остаться здесь навсегда.

— Нет! — кричал тенор. — Я не уйду без неё.

— Не уйдёшь — унесут, — грозился сиплый.

Я, сделав невозможное усилие, приоткрыла глаза и подняла голову. Пятна расплылись в стороны, образуя мутное окошко с надорванными краями. Сквозь болезненный туман я смогла увидеть серые, покрытые плесенью стены, решётку, загораживающую дневной свет. Меня сковал ужас: это тюрьма или больница для сумасшедших? Судя по тому, что я не помнила ничего о себе, второе было более вероятным.

Очень хотелось застонать и позвать на помощь, но я сдержалась. Подсознательно была уверена, что не нужно раньше времени сообщать, что очнулась.

Спор за стеной продолжался.

— Геля! Геля не верь им! Ничего не подписывай, они убьют…

Звук удара и последующего падения оборвал фразу.

— Идиот! — сквозь зубы выплюнул сиплый и позвал кого-то третьего: — Отвези его подальше отсюда и брось в ущелье, чтобы тело искали как можно дольше.

Последовал звук волочения. Моё сердце сжалось. К жуткой головной боли добавилась ещё и тянущая в груди. Кто этот парень? Кого он пытался предупредить? Меня? Тогда, выходит, я и есть Геля.

Геля… Как будет полное имя?

Тяжёлые шаги, последующий скрежет отпираемого замка испугали меня. Я уронила голову на комкастый тюфяк и плотно зажмурилась. Пусть думают, что пленница всё ещё в отключке.

Душный, пахнущий плесенью воздух пришёл в движение, потянуло куревом. Шаги приблизились, меня накрыла тень. Я не видела, но на физическом уровне ощутила её — озноб пробежал по всему телу. Боль усилилась, я сжала зубы, чтобы не стонать.

— Дылда! — позвал сиплый, но, вероятно вспомнив, что услал своего подельника, выругался, добавив: — Говорил, полдозы хватит этой слабачке! Так нет, тут все умные… Придурки! С кем приходится работать.

Высказавшись, человек направился к выходу, я осторожно приоткрыла веки, подсматривая за ним сквозь ресницы, но увидела только широкую, сутулую спину в грязной спецодежде.

Это совершенно точно не медицинский работник. На тюремщика тоже не похож. Вывод напрашивался неутешительный: я в плену у бандитов. Не зря парень кричал, что меня хотят убить, как только я что-то подпишу. Я богачка? У меня хотят отжать бизнес? Или просто квартиру или дом… Чем я владею?

Трудно сообразить, когда даже имени своего не помнишь. Геля…

Галина? Аглая? Глафира?

Ни одно из пришедших на ум имён не казалось родным.

Глава 1

За полтора месяца до событий пролога

Кто любит зиму, тот я. Вернее так, я любила каждое время года по-своему. А больше всего мне нравилось их разнообразие. Летом тепло, можно выбегать на улицу, не кутаясь. Я, бывало, наслаждаюсь солнечной погодой или радуюсь очищающему дождичку и хочу, чтобы лето не кончалось! А придёт осень, вокруг такая красота и яркость! Подумается: какое классное время! Подольше бы не было морозов. А тут снег… Всё бело, свежо, по-детски счастливо!

Так примерно я и рассуждала, шагая декабрьским вечером из офиса домой. Размечталась и едва не налетела на стоявшего на моём пути парня. Сделала шаг вправо, чтобы разминуться, а он опять передо мной. Я влево, и он туточки. Посмотрела наконец ему в лицо и оторопела, узнав широкую белозубую улыбку:

— Эдик? Тихоновский!

— Привет, Удалова! Ты как всегда в облаках. Не зря в классе тебя Ангелом прозвали.

Я отмахнулась. Устала повторять, что прозвище моё — всего лишь усечённое имя, получила я его вовсе не по причине мечтательности и отличного поведения или успешной учёбы. Ангелина — Ангел, вот и всё! Тогда как Эдика дразнили Граммофоном как раз в соответствии с характером. Он вечно что-то вещал, всегда был в центре внимания и заводил весь класс. Завуч как-то сказала:

— Какой же ты Тихий, Эдуард? Очень даже громкий, граммофон просто какой-то!

Вот и повелось.

Я не стала вспоминать все эти истории, просто спросила:

— Каким ветром в наших краях? Тебя родаки вроде в Питер увезли.

— Ну-у-у-у... Не совсем в Питер, рядышком. Они там и живут, а я вот решил на разведку мигнуть в родной город, подвернулась интересная работёнка.

Мы шли в направлении к моему дому и болтали так, словно расстались только вчера, или позавчера. А ведь после школы уже семь лет пролетело! Около подъезда остановились, нужно было расставаться, хоть и жаль мне было терять душевный подъём, который Эдик умудрился организовать за четверть часа. Он всегда такой был: оптимист, весельчак, свой парень всем и каждому. Правда, я не особенно вписывалась в шумные компании, вращающиеся вокруг Тихоновского. Сторонилась, несмотря на то, что он был чуть ли не первым романтическим увлечением Ангела. Правильно говорят: противоположности притягиваются. Это я про себя. Эдик в притяжении ко мне замечен не был. Поэтому его слова поставили меня в тупик.

— На чай пригласишь, Гель?

Это в ответ на моё робкое «Пока». Догадался, что я не хочу с ним расставаться?

Стояла и хлопала глазами, словно пятиклашка, которой предложили решить интегральное уравнение. Попыталась вспомнить, что за обстановка у меня дома. Не разбросаны ли часом какие-нибудь детали женского туалета, вымыта ли посуда и вообще, найдётся ли хоть что-нибудь к чаю, кроме трёх корочек хлеба.

— Не комплексуй, Ангел! Я же не комиссия из Москвы. Посидим по приятельски, потреплемся. Пиццу я закажу. С тебя кипяток и заварка. Ну, и чашки.

— Ладно, идём, — согласилась я, точно вспомнив, что в квартире всё норм.

Всё-таки Эдик удивительный человек. Я не заметила, как пролетели три часа. Мы слопали пиццу, потом я раскопала в буфете бабушкино варенье из луговой клубники, мы его намазывали на крекеры и весело хрустели, вспоминая ласковый июнь. Тихоновский с таким мечтательным видом говорил о тёплом солнце, что я спросила:

— Тебе больше нравится лето?

— Да без разницы! Лишь бы не работать и не учиться. Ты, кстати, в деревню ездила на каникулы?

Я покачала головой:

— У нас нет родни в деревне. Так что только дача, дача и ещё раз дача. У меня родители фанаты грядок и теплиц.

Эдик посмотрел на меня недоверчиво и констатировал с кислой улыбкой:

— Много потеряла. Подростку в деревне раздолье. Никакого контроля, вкусная натуральная еда, экология, свежий воздух, купание, лес, грибы, всё такое.

— Ну, значит, не повезло мне.

Расстроилась я не из-за деревни, конечно, просто не понимала, к чему одноклассник завёл этот разговор. Он же продолжал с прежним нажимом:

— Гель! А разве тётки у тебя нет деревенской? Тут неподалёку, километров в ста?

— Какой ещё тётки? У меня и мама единственная, и у отца только брат.

— Не-е-е! Я имею в виду бабушкину сестру.

— Эк, маханул! — засмеялась я. — Ничего я от бабушки про сестру не слышала. Хочешь сказать, моих родственников лучше меня знаешь?

— Погоди! Неужели не слышала? Деревня такая — Баяки. Я туда с дружком одним ездил недавно. Познакомился с бабулей, мы ей дрова рубили. Так, чисто из благотворительности. Вот она и сказала, что имеет родню в городе, а фамилию твою назвала. Я удивился, мол, учился с Ангелиной Ударовой. Вот эта бабка и признала тебя за внучку. Собиралась письмо тебе написать.

— Не было никакого письма. Ты что-то путаешь, Граммофон.

Эдик посмотрел на меня долгим, необычно серьёзным взглядом и вздохнул:

— Ну, не было и не было. Может, ещё пишет. Но ты всё-таки в почтовый ящик заглядывай. Жалко бабулю, старенькая уже.

Я пообещала обязательно проверять почту и намекнула Эдику, что пора бы ему отчаливать. Из-за стола он вставал с печальным видом, немного повеселел, получив мой номер телефона, поскольку в его старой записной книжке значился только домашний стационарный, и тот в родительской квартире. Да и вообще, теперь все привыкли общаться в мессенджерах и, если разговаривать, то по мобильному.

Сговорились мы в ближайший выходной встретиться и погулять. Не скрою, мне был приятен интерес парня, который мне когда-то очень нравился. Всколыхнулось тепло в области сердца, я почувствовала себя школьницей, верящей в удивительное и прекрасное будущее.

***

Неужели в мою жизнь пришла любовь? Теперь, когда у меня появился парень — красивый, остроумный, щедрый, — все прежние переживания стали казаться глупыми, даже стыдными. Ещё месяц назад я всерьёз присматривалась к очкарику из курьерской службы, потом пыталась кокетничать с охранником офиса. А ещё коллега собиралась познакомить меня — приличную, как она тогда сказала, девушку — со своим великовозрастным сыном, который кроме игрушек в компьютере ничем не интересовался.

Глава 2

На работе мой сияющий вид заметили все. Некоторые коллеги, кто считал себя моими подругами, так или иначе выпытывали, что такого грандиозного случилось в моей жизни. Молчать было сложно, а колечко, сверкающее на моём пальце, говорило само за себя.

— Признавайся, — теребила меня любопытная Вика из отдела снабжения, она всегда первой узнавала новости офиса, — замуж выходишь? Твой парень сделал предложение? Как это случилось? На свадьбу пригласишь? Когда будете отмечать?

— Мы пока ничего не планируем, — я пыталась унять её пыл. — Летом, наверное. Или осенью.

— Да ты чего! — возмущалась сотрудница, пихая меня в плечо. — Пока мужик не разочаровался, хватай и беги! Все эти откладывания добром не кончаются. Вон, Варя из бухгалтерии, тоже тянула-тянула, всё чего-то рассчитывала то по нумерологии, то по гороскопу, а её Вовчик на Лариску, подружку Варькину, запал. Тоже думала, что никуда не денется.

— Я ничего не думаю, — мне хотелось поскорее прекратить неприятный разговор, — Любовь либо есть, либо её нет. А если нет, и ловить нечего. Иди, пожалуйста, к себе, Вика. Я должна проект к завтрашнему дню завершить.

— Ну-ну, — фыркнула сплетница, отрывая зад от моего стола, на котором нагло сидела во время разговора, — типа умные все, в советах не нуждаетесь.

Вика ушла, а настроение моё не торопилось подниматься. Я полезла в сумочку, достала из неё фотографию выпускного класса, где в центре смеялся Эдик Тихоновский, подсунула карточку под стекло на своём столе так, чтобы, даже работая на компьютере, могла видеть любимого, чуть-чуть скосив глаза. Его улыбка всегда меня вдохновляла! Я постаралась забыть о навязчивой «подруге» и углубилась в работу. Начальник срочно требовал черновой вариант, торопится изучить и сделать замечания, чтобы я смогла до праздников исправить все ошибки и недочёты.

Сотрудницы шушукались, поглядывая в мою сторону. Иногда я слышала отдельные фразы, сказанные излишне эмоционально. Смысл их сводился к непониманию, что такого мог найти во мне — такой неприметной и неинтересной — эффектный, даже неподражаемый парень. Вывод сделала Вика, она нарочно сказала громче, чтобы кое-кто слишком увлечённый работой всё-таки расслышал:

— Да хата ему нужна Гелькина! У неё же двухкомнатная в центре! Женится, уговорит продать, и взять в ипотеку трёшку, а потом выставит нашу наивняшку за порог.

— А если дети родятся? С детьми не выставит, — резонно заметила рассудительная и вдумчивая Надя.

— Ой, — махнула на неё, отстаивая свою теорию Вика, — ты не знаешь мужиков! Видела Гелькиного брюнета? Да на нем жирным шрифтом написано: «альфонс и мошенник»!

Я торопливо сохранила файл, отправила его по сети начальнику и выбежала из комнаты. Пусть без меня обсуждают. Пустомели! Около четверти часа провела в дамской комнате. Прикладывала к раскрасневшимся щекам смоченные холодной водой ладони, долго и тщательно расчёсывала волосы, даже сделала несколько дыхательных упражнений. Успокоившись, пошла на рабочее место. К моему великому удовольствию, сотрудницы разошлись, и теперь каждая упорно смотрела в экран своего компа.

— Геля! — обратилась ко мне Надежда. — Там у тебя мобильный в сумке надрывался.

— А! — я полезла в сумку. — Спасибо, Надь.

— Наверное, парень твой тебя потерял, — выглянула из смежного кабинета Вика.

Перезванивать я не стала, увидела сообщение и ответила на него. Эдик собирался встретить меня после работы и спрашивал, когда удобнее подойти.

«Что ж, это очень даже кстати! — с чувством превосходства подумала я. — Пусть «эти» увидят, как относится ко мне мой парень! Никакой он не мошенник».

Стоило мне выйти на улицу, сразу же заметила Эдика. Он широко раскрыл руки, спеша мне навстречу, как всегда сияя улыбкой. Тихоновский приподнял меня, заключив в объятья, и закружился. Оборот, второй, третий… Недавно выпавший снег звонко скрипел под его ботинками, я смеялась, совершенно позабыв об испортивших мне настроение сплетницах. Ни о ком и ни о чём не хотела думать. Эдик опустил меня на землю, обнял за талию и повёл к дому.

По дороге мы зашли в магазин, купили продукты. Пакет получился тяжёлый, Эд вызвался его донести. Я обрадовалась и намекнула, что совсем не буду против, если мы поужинаем вдвоём.

— Отличная мысль! — воскликнул мой парень. — Я сам хотел напроситься, да не знал как.

— Ой! — шутливо подмигнула ему я. — Чтобы Граммофон растерял все слова? Никогда не поверю.

Весело, с шутками, мы довольно быстро дошли до моего дома. Я открыла дверь подъезда, оглянулась посмотреть, как Эдик протиснется в проём с тяжёлой сумкой, и запнулась. Я заметила двух мужчин, показавшихся мне знакомыми. Они были одеты в чёрное, держались поодаль, но пристально за нами наблюдали. Мои ноги будто вросли в пол.

— Ты знаешь, кто это? — спросила я, указывая глазами во двор.

Тихоновский не оглянулся, лишь легонько подтолкнул меня:

— Проходи, Геля! Не нужно смотреть.

— Ты их знаешь? — испуганно спросила я, когда дверь за нами закрылась.

— Не знаю, и знать не хочу, — ответил Эд и, взяв меня под руку, повёл вверх по лестнице.

Непривычно серьёзный, даже строгий голос удивил, моего парня будто подменили. Я шла, напряжённо размышляя, стоит ли расспрашивать дальше, или лучше успокоиться тем, что мне было сказано. Не успела ничего придумать. Эдик остановился на площадке около почтовых ящиков и попросил:

— Проверь, пожалуйста, нет ли письма.

Меня это почему-то разозлило. Чего он, спрашивается, привязался ко мне с этим письмом? Звякнув связкой ключей, нашла тот, что от ящика, открыла, продемонстрировала Тихоновскому пустоту внутри, сердито заперла и стала подниматься дальше.

— Гель, ну ты чего? Не дуйся, просто переживаю.

Можно подумать, он один переживает! Письмо какой-то неведомой бабули из неизвестной мне деревни меня лично совсем не волновало, а вот странные дядьки, то и дело попадавшиеся нам с Эдиком на пути, сильно нервировали.

Глава 3

Письмо всё-таки нашлось.

На следующий день, возвращаясь домой одна, я столкнулась около лифта с дамой из соседней квартиры.

— Извините, девушка, — обратилась она ко мне, — сын ещё неделю назад принёс почту, а я только-только стала её разбирать. Знаете, мы здесь недавно, новый адрес никому не сообщали, вот и не жду корреспонденции. В ящик одну рекламу пихают. А тут вдруг письмо. Странное такое. Конверт как из позапрошлого века. И толстое. Я даже испугалась сначала, а потом увидела, что и фамилия чужая, и номер квартиры другой.

— Мой? — насторожилась я.

— Всё забываю обратно в ваш ящик бросить, — извинялась соседка, — давайте, раз уж мы встретились, я вам прямо в руки отдам.

Мы поднялись на этаж, я, дожидаясь, когда мне вынесут письмо, достала мобильный и набрала номер Эдика, чтобы его порадовать. Увы, абонент оказался недоступным. Дама вышла через минуту. Улыбнулась мне, прочла строку с именем получателя:

— Ангелина? Приятно познакомиться. Меня зовут Светлана Сергеевна, а сына Серёжа.

Я улыбнулась, поблагодарила и поспешила скрыться в квартире. Признаться, конверт жёг мне руку. Не физически, просто взяв его, почувствовала тревогу, даже забыла, что собиралась звонить Эдику.

Может, не вскрывать, просто выбросить, как будто и не было никакого письма? Или сжечь... Я даже огляделась, прикидывая, как можно безопасно уничтожить объёмное послание. В раковине? Или лучше в ванной? Следы, наверное, останутся. А если противень подложить? Перед глазами возник образ пылающего в ванной костра и послышался тоненький плач.

Что такое? Это у соседей? Не такая уж у нас и слышимость. Другое дело перфоратор или низкие частоты современной музыки, но, чтобы разговоры или рыдания... Никогда раньше не проникали чужие голоса.

— Так и быть, — пообещала я письму, — прочитаю тебя. Но если что, уничтожу, не обижайся.

В зале включила торшер, уселась на диван и аккуратно надорвала конверт по его правому краю. Вытащила сложенный вчетверо лист шершавой серой бумаги — толстой и упругой. Разгладила его на колене, поднесла к глазам.

«Дорогая внученька, обращаюсь к тебе с великой просьбой. Прости, но больше не к кому. И, хоть я клятвенно пообещала сестрице своей забыть о ней и о её дочери, не смогла это исполнить. Все годы после нашей ссоры я интересовалась ими, а потом и внуками.

Поверь, милая Гелечка, если б не крайняя нужда, не стала бы тебя беспокоить, но так уж сложилось, не дал Господь женского счастья, своих детей не имею, и кроме вас некому передать своё послушание. Ты из троих старшенькая. Сестрёнка мала, не справится, а братец... Поверь, мужскому племени труднее удержаться от соблазнов. Вот и получается, что одна ты — моя надежда и опора.

Доверить опасную тайну бумаге опасаюсь, расскажу всё при встрече. Приезжай в Баяки, зайди в большой кирпичный дом рядом с магазином, скажи хозяину, что ты моя внучка, он тебе всё объяснит. А чтобы поверил, назови имя моей прабабки, Клаша помнит, у неё спроси.

Только про письмо моё молчи. Никто, даже родня, знать о нём не должен. Опасно это. Для них опасно. Ты, как моя преемница, не пострадаешь, а те, кто рядом, защиты не имеют.

Целую тебя в сладкие щёчки,

Твоя двоюродная бабка Ефросинья».

Что началось-то?

Я повертела бумагу, понюхала даже, уловив тонкий свечной запах. Ещё раз перечитала.

Тревога ушла, её сменило любопытство.

Как это называют в народе? Синдром отличницы. Он про меня. За вечное стремление решить задачу, тщательно выполнив все условия, меня уважали учителя и начальники, зато презирали одноклассники, недолюбливали коллеги. Увы, сколько ни убеждала я себя придерживать рвение и критически относиться к подброшенным жизнью испытаниям, переродиться не могла. Есть задание — нужно выполнить идеально, во всяком случае, постараться.

Итак...

Первое: я, конечно, поеду в эти Баяки, посмотрю, что за старушка там обитает, и узнаю, зачем я ей понадобилась.

Второе: в субботу так и так собиралась навещать родителей, а бабушка Клаша живёт в соседней с ними квартире, у меня будет возможность расспросить её о сестре.

Кстати, почему она молчала о ней? Просто забыла? И при этом помнит имя своей прабабушки. Бабуля вообще не рассказывала нам о своём прошлом, да мы, собственно, не интересовались. Значит, пришла пора выпытать у неё всё!

Третье, самое сложное. Не говорить Эдику о письме.

Ефросинья однозначно предупредила, что знание о нём опасно для всех, кроме меня. Даже не это явилось главным аргументом. За моим парнем следят, пусть он сам и не верит в это. Но я-то видела, и не раз! Мало чёрных мужиков, так ещё и волк!

Как бы не хотелось мне отправиться в Баяки вместе со своим парнем, я приведу туда «хвост». А этого делать не стоило. Во всяком случае до тех пор, пока не разберусь, что там вообще приключилось.

Конечно, есть вариант, что Ефросинья свихнулась от одиночества, но пока такие выводы делать рано. Тем более, если вспомнить, что Тихоновский вспоминал её, как вполне адекватную старушенцию.

Решено! В субботу навещу своих, а в воскресенье мигну к скучающей в деревне бабуле. Прямо от них и поеду.

Выстроив план, я стала готовиться. Нашла в телефоне карту, построила маршрут. Автобусы в эти Баяки ходили регулярно. Вернее, они проезжали мимо, останавливались на трассе, от которой нужно топать примерно полтора километра, зато из-за того, что это не конечная, я могла выбрать из нескольких маршрутов наиболее подходящий по времени.

Ого! Можно билет забронировать. Удобно.

Меня охватил азарт, который я всегда ощущала, получая новое нестандартное задание. Штамповать стандартные проекты — не мой удел. Всегда предпочитала что-то с изюминкой, с закавыкой, чтобы мозги включались.

В таком приподнятом, оптимистичном настроении я отправилась ужинать, предварительно спрятав письмо бабушки Ефросиньи в тайный карман дорожного рюкзачка.

Глава 4

Мне было тепло и уютно вот так сидеть на бабулиной кухне, слушать её неторопливую певучую речь. Во мне пробудились почти забытые ощущения, словно я, как это случалось в детстве, выполнила все домашние задания и, пока мама загоняет младших в постели, улизнула в соседнюю квартиру послушать сказки. Я много читала и очень любила книги, особенно, с иллюстрациями, однако именно рассказанные бабушкой Клашей истории оставляли в девичьем сердце ни с чем не сравнимое ощущение чуда.

...

Значит, любопытно тебе, Гелечка, что за предки были у нас в роду. Слушай. А то ведь мои тайны в могилу вместе с гробом закопают. Тебе, как самой серьёзной и ответственной, раскрою секреты. Ольге не говорила ничего, да она, слава тебе Господи, и не спрашивала. Я, честно говоря, боялась за дочь, и без того лет двадцать назад Олюшка мистикой увлеклась, прознала б тогда о своих возможностях, не успокоилась.

Чего глаза вылупила? Нет! Нет ничего, теперь я точно знаю, что на мне дар истаял. У Ольги не проявился, у вас с Ленкой тоже. Можно умирать спокойно.

Ты спрашивала о моей прабабке, так она и была самой сильной. Имя её Олига — особенное. Но так запросто люди к ней не обращались. Олига-Вещая — под этим прозвищем прославилась она в нашей округе. Великая прозорливица была, даже до столицы слухи о ней доходили, много кто приезжал в Баяки, чтобы про судьбу свою расспросить.

Хорошо ли это, всё наперёд знать, сомневаюсь. Олига на двести лет за собой потомков видела, от неё и пришёл наказ дар свой прятать, мол, настанут времена, когда всех особенных, что из толпы торчат, по дальним весям ушлют на погибель, а кого и тут расстреляют.

Дочь Олиги Меланья — бабушка моя — уже не так известна была. В будущее заглядывать отказывалась, уверяла всех, что Господь отнял у неё дар предвидения. Травы собирала, снадобья готовила, вот и считали её знахаркой, не более того.

Меланья родила Елену, мою матушку. Она и вовсе затаилась, стала как все односельчане жить, скопленное, что в избе нашлось, в колхоз сдала, работала на ферме, а если и ворожила, никто об этом знать не мог. Тяжёлые были года, как мы выжили, трудно понять. Кроме как чудом объяснить не могу. Вот и думай, был у моей мамы дар, или это Бог её хранил.

А я? Меня в город тянуло с неимоверной силой. Ещё девчонкой уговорила мать отпустить меня в училище медицинское, куда угодно готова была уйти, только бы от деревни подальше. Елена предупреждала, что бегать от своего предназначения нехорошо, я не слушала. Отреклась. Так что, если и было что во мне заложено, не проявилось.

Жалею? Нет. За себя, за дочь и внуков, приняла решение, и убеждена, что оно верное.

...

Бабушка замолчала, глядя на висевшие в углу над кухонным столом иконы. О чём думала, не представляю. У меня гортань жгло любопытство: почему не сказала про сестру? Ефросинья в письме сообщила, что Клаша взяла с неё обещание забыть о ней навсегда, неужели и сама выбросила из сердца память о той, с кем выросла под одной крышей? Выждав пару минут и убедившись, что бабуля ничего не собирается добавлять, спросила:

— Получается, у каждой женщины из нашего рода одна-единственная девочка рождалась? — Видя, как поджала губы недовольная моим вопросом рассказчица, я упрямо уточнила: — У Олиги Меланья. У Меланьи Елена. У Елены ты. Так? Почему же у мамы нас трое? Ещё и сын.

— Кто ж тебе скажет? Я не знаю. Связано это с предназначением, или ещё с чем. Не меня нужно спрашивать. — Бабуля поднялась, тяжело опёршись на столешницу и, строго сдвинув брови, велела: — Иди, Геля. Знаешь ведь, где брать постель, раскладывай диван. Поздно уже. Засиделись. Я, ежели в десять не усну, потом всю ночь буду вертеться.

Так и не сказала мне про Ефросинью. Что ж, придётся мне самой во всём разбираться.

Чем уж так утомили меня бабушкины рассказы, не имею представления, только проспала я дольше обычного. Утреннюю дрёму разогнал звонкий голосок сестры. Узнав о моём визите, Ленка с утра пораньше явилась к бабуле и безапелляционно потребовала срочно разбудить «эту засоню».

Виделись мы редко, но я следила за соцсетями сестрёнки, куда она регулярно выкладывала истории, селфи, рилсы и прочие новости, поэтому не слишком удивилась, увидев вполне оформившуюся девушку. Разве что полный любопытства и восторга взгляд выдавал её очень юный возраст. Мы немного поболтали за завтраком. Ленка трещала о своих тусовках и упорно игнорила мои вопросы про учёбу. Услышав, что я скоро собираюсь уходить, напустилась на меня с возмущёнными криками:

— Ты вот так по городу ходишь? Теперь понятно, почему до сих пор парня не завела. Кто на серую мышь клюнет? Разве что ботаник, такой же как наш Данька. Да и то... У них одни проги на уме, да учёба. На девчонок не глядят. Щас, погоди!

Она унеслась домой и вернулась через пару минут, я даже толком одеться не успела. Не слушая возражений, сестрица усадила меня на стул и принялась «приводить в порядок».

— Вот вы талдычите все как по телесуфлёру: учись, получай образование, развивайся... А зачем это вот всё, если мне нравится людей красивыми делать? — рассуждала Ленка, наклеивая мне ресницы, оформляя брови, накладывая на лицо слой крем-пудры. — Окончу курсы, да пойду косметологом работать. Они норм зарабатывают, кстати, особенно, опытные.

— Решила на сестре попрактиковаться? — с ехидцей спросила я.

— А что? Я на всех подружках практикуюсь, и никто до сих пор не жаловался. Жаль только, в школу с моим крутым дизайном не пускают. Мы только тусить такими красивыми ходим.

Когда сестрёнка завершила экзекуцию и позволила мне посмотреться в зеркало, я себя не узнала.

— Что за пугало?! — воскликнула бабушка, заходя в комнату. — Ленка, ты во что нашего Ангела превратила? В женщину-вамп? Геля, иди сейчас же умываться.

— Нет! — прыгнул, раскинув руки мой личный визажист. — Не дам портить произведение искусства!

Чувствуя, что назревает скандал, я примирительно сказала:

Глава 5

Мужчина шёл первым, я за ним, на ходу расстёгиваясь — в доме было тепло. Мы пересекли веранду и попали в большую комнату из которой вели три двери на кухню, в санузел и в спальню. Догадливый хозяин указал взглядом на белую, чуть приоткрытую дверь и предложил помыть руки с дороги. Замявшись немного, я кивнула. Ещё неизвестно, какие удобства в доме Ефросиньи, на всякий случай надо воспользоваться здешними, вполне современными.

Я ненадолго скрылась в туалете, совмещённом с ванной, где пыхал жаром большой котёл. Вода оказалась горячей, мыло душистым, полотенце мягким. Почему-то я почувствовала себя очень уютно в этом совершенно незнакомом месте.

Выйдя обратно, увидела, что мужчина стоит в алькове между входами в спальню и на кухню. Он отодвинул скрывавшую этот закуток занавеску и теперь поджидал меня.

— Разве мы не идём к бабушке прямо сейчас? — уточнила я. — Она сказала, что вы мне всё объясните. Вы кто, кстати?

Он кивнул, жестом подзывая меня к вмонтированному в стену сейфу.

— Сергей Фролов. Местный участковый. Приложите сюда ладонь, Ангелина.

Приближаясь, я рассмотрела на металлической двери углубление в форме отпечатка раскрытой ладони.

— Зачем?

— Сейф может открыть только кровный родственник Ефросиньи.

— Хм... Контроль доступа. А зачем она, в таком случае, велела узнавать имя своей прабабки? Вы его даже не спросили.

Сергей не ответил, кивнул на сейф, торопя меня. Я прижала к вмятине ладонь, внутри раздался щелчок, и дверь с лёгким скрежетом отворилась.

— Бери ключи, — скомандовал участковый.

— Там ещё бумаги, — рассмотрела я.

— Дарственная на дом. Пусть пока лежат здесь, целее будут. Идём.

Я сунула ключи в карман и стала застёгиваться на ходу. Сергей схватил висящую у выхода куртку, сунул ноги в растоптанные боты и опередил меня, первым выскочив на улицу. Дверь запирать не стал, а на мой вопрос только усмехнулся, мол, сумасшедших здесь нет.

— Полицейских не грабят? — съязвила я, топая за ним по тропинке. — Кстати, не знала, что в деревнях бывают участковые. Тем более, такие молодые. Неужели в город не тянет?

Мужчина недовольно мотнул головой и процедил сквозь зубы:

— Хватило мне города, больше не хочу.

Ну, вот! А поначалу показался даже обаятельным. Чего злится? Разве я дичь какую сказала?

Мы прошли через всю улицу, миновали рощицу по одной стороне дороги, поле по другой. Из зарослей неожиданно выглянула усадьба — иначе и не скажешь. Не барская, конечно, и не купеческая. Однако представить, что в протяжённом деревянном доме с большим сараем, амбаром и курятником во дворе жил один человек, было невозможно. Тут на крепкую крестьянскую семью, где семеро по лавкам, вполне хватит места. За домом виднелись яблони, наверняка и огородик есть, может быть, даже теплица. А мама с папой горбятся на шести сотках в СНТ, не подозревая, что у бабушкиной сестры имеются такие владения!

Сергей терпеливо ждал, когда я отопру замок, который слегка заело. Поковырявшись, я посмотрела на спутника:

— Бабушка лежачая? Сама открыть не может?

— Не может, — кивнул мужчина и, ненавязчиво отодвинув меня плечом, легко повернул ключ. — Тут с оттяжечкой надо. Лучше бы тебе научиться самой.

Мы прошли в горницу. Помещение казалось нежилым. Воздух застоялся, остро пахло сухими травами: полынью, пижмой, крапивой. Вероятно, Ефросинья, как и её бабушка Меланья, занималась нетрадиционным лечением. Себя, как минимум, а может, и односельчанам помогала.

Я осмотрелась, не понимая куда идти дальше.

— А где же бабушка?

— Здесь, — ответил Сергей и крикнул: — Ефросинья! Внучку привёл, покажись.

— Книгу ей дай, — раздался низкий, приглушённый, будто говорили в подушку, голос. — И уходи.

Мой провожатый понятливо кивнул, подошёл к стене, взял с покрытой вязаной салфеткой полки очень толстую книгу большого формата, сдул пыль с кожаного переплёта и понёс к стоявшему напротив окна столу с толстыми ножками из тёмного бруса и такой же потемневшей столешницей.

Я успела снять и повесить на торчащий из стены гвоздь свой пуховик и обошла горницу, ища глазами дверь, за которой пряталась бабушка. Сергей водрузил на стол фолиант и спросил:

— Может, прибавить отопление?

— Не... — помотала я головой. — Норм.

— Ну, я пошёл.

Вообще-то мне не хотелось, чтобы мужчина уходил, во всяком случае, пока не показалась Ефросинья. Необъяснимое поведение бабки меня напрягало. Увы, моим мнением никто не поинтересовался. Дверь за Сергеем захлопнулась, я осталась наедине с фолиантом.

***

С текстом творилось что-то непонятное. При первом взгляде на страницу я увидела только графики, рисунки, схемы и каракули вместо пояснений. Однако стоило приглядеться, как сквозь эту нелепицу проступил вполне читабельный текст. Пробежав глазами по строчкам, я не совсем уловила его смысл, фразы были построены непривычно, словно древнюю сказку на современный русский язык переводила нейросеть. Я стала перечитывать более внимательно, ведя по словам пальцем, увлеклась и вздрогнула от неожиданности, услышав совсем рядом тихий голос:

— Ничего, привыкнешь. Всё, что надо, потом поймёшь и запомнишь.

Я подняла взгляд и увидела сидящую напротив меня женщину. Ни шагов я не слышала, ни шороха, ни дыхания. Секунду назад не было никого, и вдруг возникла, словно из воздуха, вполне заметная незнакомка. Довольно молодая и даже привлекательная, разве что одета как богомолица из старого фильма, и ещё... Она немного светилась и будто не имела плотности, во всяком случае, я могла рассмотреть сквозь неё и окно напротив, и полку на стене, с которой Сергей доставал фолиант.

— Кто вы? — спросила я, икнув.

— Не бойся. Ничего плохого тут с тобой не случится.

— А где бабушка Ефросинья?

— Я и есть твоя бабушка Ефросинья, — улыбнулась женщина. — А молодая, потому что такой вид после смерти приняла.

— Какой такой? — ещё сильнее струхнула я.

Глава 6

«Тёмным продался» — эти слова застряли в мозгу, как рыбья кость под языком. Раздражает, колет, а вытащить не получается. Первая мысль была про Эдика. Теперь его шутки о деревенской бабуле и письме, которое она должна прислать, уже не казались ни смешными, ни безобидными.

Какие-такие «тёмные»? Мои предположения про ад и рай Ефросинья не поддержала, мол, это совсем другое. И ангелы, о которых шла речь, не те привычные христианам служители единого Бога, а вот она, например. Бывшая вратарница после смерти опекает новую, неопытную. Её саму мать Елена долго по жизни вела, а той Меланья помогала. Олига-Вещая со всеми возится, как с детьми. Вот и выходит, что служба продолжается ровно до тех пор, пока охраняемые врата на запоре.

Кто Олигу опекал, неизвестно, и не узнать теперь. Разве что у неё самой спросить, да только разговоров с ней об этом Ефросинье вести пока не доводилось.

Это что же получается? Я тоже после смерти ангелом стану? Очень непонятные ощущения возникали при этих мыслях. Словно меня голышом в снегу вываляли, да ещё бегать заставили, чтобы согрелась.

Выпроводила меня Ефросинья, как только стало темнеть. Заставила лишь повторить все её указания, как я их запомнила, удовлетворённо кивнула и велела захватить с собой фолиант, чтобы дома изучать. Без свидетелей, разумеется.

Я достала телефон, глянула расписание автобусов, до следующего рейса оставалось ещё два часа. Я испугалась, думая, что придётся топать по лесу в темноте, но призрак меня успокоил. Оказывается, Ефросинья заранее договорилась с участковым, он должен доставить меня в город на своей машине.

Сергей поджидал меня во дворе. Извинился, что не подогнал машину к воротам. Здесь давно снег не чистили, сельская администрация не считала нужным заботиться об умершей бабуле. Пришлось нам брести по неширокой тропе до околицы.

Фолиант я не без сложностей засунула в рюкзачок, и теперь его лямки ощутимо давили мне на плечи. Мужчина предложил помочь, но я завертела головой, уже не понимая, кому я могу доверить это сокровище, а кому нет. Настаивать Сергей не стал. Расспрашивать тоже. Шёл размеренным шагом и с очень сосредоточенным видом смотрел вперёд. Он явно готовился к поездке в город. Вместо растоптанных башмаков на ногах участкового были модные ботинки с толстой подошвой, растянутые спортивки он сменил на отутюженные брюки, драповое полупальто серого цвета выглядело элегантно и сидело на мужчине великолепно. Шапку он не надел, зато из-под ворота виднелось пёстрое кашне.

Я невольно залюбовалась спутником, смутилась, когда он перехватил мой взгляд и спросила его:

— Почему вы помогали моей бабушке, Сергей?

— Я? — Он хмыкнул, качая головой. — Всё с точностью до наоборот. Она спасла меня. Если бы не Евросинья, сидеть мне до конца жизни за решёткой.

Я вспомнила, слова призрака о том, что участковый раньше работал в городе, и его выгнали, вот и предположила:

— Типа оборотень в погонах? — Старалась говорить шутливо, но взгляд мужчины заставил меня съёжиться и пролепетать: — Извините, я ничего такого не...

Он снова хмыкнул и кивнул с кривой улыбкой:

— В некотором смысле ты права.

— Я тоже могу перейти на «ты»? — Беззаботно поинтересовалась я в надежде замять неловкость, вызванную моим нелицеприятным предположением.

Мы подошли к поджидавшему нас на обочине джипу. Пискнул электронный замок, Сергей распахнул пассажирскую дверь и ответил:

— Как будет угодно.

— Хорошо, — согласилась я, стягивая рюкзак и усаживаясь. — Давай по-простому. Мне сейчас вообще не до условностей. Столько всего!

— Ты справишься, — заверил меня участковый, обходя машину.

— Твои слова бы, да Богу в уши, — вздохнула я, всё ещё не до конца осознавая объём ответственности, который на меня свалился.

— Просто ничего никому не говори, — усмехнулся Сергей, запуская двигатель. — Особенно Тихоновскому.

Я и сама всё время думала про Эдика, и всё же удивилась, откуда малознакомый мне человек обладает всей полнотой информации. Проанализировав сказанное о нём бабулей и вспомнив, где он раньше работал, поняла, что долгое время была под колпаком. Так может, те двое в чёрном — люди Фролова? Слежка велась за мной, а я грешила на Эда!

Обиделась? Не то чтобы... Всё-равно неприятно. Минут двадцать я молча смотрела в окно. Мимо летели белые поля с изредка торчавшими там и сям редкими кустиками, покрытая льдом река то приближалась к шоссе, то снова уходила в сторону и терялась в белом полотне рельефа. Встречных машин можно было пересчитать по пальцам. Нас никто не обгонял, зато мы периодически объезжали то трактор, то грузовик, то легковушку.

— Дорога вроде неплохая, — я наконец нарушила молчание. — Почему автобусы сюда не ходят?

— Раньше были два рейса утром и вечером. Посчитали нерентабельными, отменили. — Ответил Фролов, не поворачиваясь ко мне. — Молодёжь в основном перебралась в город, а дома и участки оставила под дачи. Кто ещё живёт и работает в Баяках, имеет собственный транспорт. Потом, всегда можно дойти по просеке до трассы и сесть на автобус там.

— В Баяках, получается, тупик? Дальше дороги нет?

— Тупик, — подтвердил Сергей с таким хмурым лицом, что мне стало не по себе.

Я снова замолчала и теперь не открывала рта до самого своего дома.

***

Фролов, не спрашивал адреса, а ехал при этом уверенно. Не сказала бы, что меня радовало лишнее подтверждение того, что за мной тайно следили, знали, где живу и работаю, и вообще, казалось, читали мысли. Чуть не спросила Сергея, не его ли люди шатались за нами с Эдиком по городу.

Он остановился на проспекте, не сворачивая в дворы:

— Добежишь?

— Конечно. Спасибо, — взялась за ручку, чтобы открыть дверцу, и вдруг вспомнила: — Слушай, Серый... Ой, извини, Ефросинья так тебя называла, вот и сорвалось.

— Ничего, я привык, — уголки губ мужчины дрогнули в полуулыбке. — Что хотела спросить?

— Я насчёт имения. Я же не первой очереди наследница. Там, наверное, налог надо заплатить немаленький.

Глава 7

Эд Тихоновский

Эдик смотрел, как подъездная дверь закрывается за Гелей, и не хотел уходить. Вообще не осталось сил шевелиться. Произошло именно то, чего хотелось избежать. Ему с самого начала предлагали заманить одноклассницу в укромное место и слиться. Это было не по душе. Почему? Да тупо не хотелось выглядеть перед Ангелом продажной тварью.

Заказчики усмехались, слушая его аргументы, но разрешили осуществить собственный план. Он обладал ораторским талантом и убедил, что сумеет выманить у девушки письмо, заморочить ей голову, уговорить подписать доверенность, а дальше всё пойдёт по накатанной схеме.

Питерские дружки не раз использовали его, как покупателя недвижимости — одного из длинной цепочки, составленной для того, чтобы сложно было найти концы. Он прекрасно представлял, как это работает. Правда, в конце концов, аферу раскрыли, даже похватали мелких сошек и объявили в розыск деятелей покрупнее. А всё потому, что нужно было раньше остановиться! Вот и Эдику следовало бы выйти из круга ещё год назад, чувствовал же, что ищейки идут по следу! Повезло, что сумел убедить следаков в полной непричастности, неведении, наивности. Чего-чего, а болтать он умел и в отличие от многих не путался в показаниях.

От тюрьмы отвертелся, а вот долг... Немалую сумму занял для сорвавшейся махинации. В результате надеялся наварить двести процентов, а не смог вернуть даже вложенные.

С нового года его обещали поставить на счётчик, тогда...

Дело казалось простым как три копейки. Охмурить серую мышку — чего может быть проще? Тем более, что Эдик прекрасно помнил её восторженный взгляд тогда на выпускном... Он танцевал со всеми девчонками из класса, каждой отвешивал комплименты. Все они были счастливы получить внимание Граммофона и восприняли флирт как добрую и весёлую шутку. Позже, просматривая видео с последнего школьного бала, где он и был главной звездой, заметил, что Ангелина Удалова покинула тусовку, не дождавшись своей очереди. Его это, между прочим, задело. Не сильно, но... Ведь была влюблена в него по уши, а танцевать не стала.

Наверное, именно это воспоминание стало триггером, захотелось увлечь девушку, пробудить в ней давние чувства. И ведь получалось! А дальше... Всё выглядело ещё проще. Ангелина знать не знает о своём наследстве, значит, легко согласится продать участок в Баяках, где никогда не бывала. Эдик подстраховался — под разными никами выложил страшилки о местечке с дурной славой. На сайте, посвящённом аномалиям, организовал внушительную статью-исследование, где излагались факты давней и ближайшей истории. Удалова должна серьёзно воспринять выложенные в интернете материалы, она всегда была внимательным читателем, не отмахнётся. А уж то, что самой ей не нужно будет брать на себя юридические хлопоты, наверняка сыграет на руку мошенникам.

Ну, почему же мошенникам? Деньги-то ей отдадут! Не по рыночной стоимости, разумеется, часть суммы прилипнет к ладоням посредников, но Геля взрослый человек, должна понимать, что иначе в наше время дела не делаются.

Где он лопухнулся? Почему Ангел затаилась? Что она могла заподозрить?

Свет в знакомом окне зажёгся, через минуту шевельнулась занавеска. Эдик поднял руку и махнул выглянувшей девушке. Она, улыбнулась, помахала в ответ, исчезла. Парень продолжал стоять, задрав голову, и смотреть в то самое окно. Чего ждал, и сам не смог бы объяснить. Быть может, надеялся, что Геля передумает и позовёт его к себе, а уж там, что называется в тёплой дружественной обстановке, он внушит девушке любую мысль.

Затрезвонил телефон. Эдик успел обрадоваться и выхватил трубу из кармана, уверен был, что Ангел услышала его мысли, а теперь хочет пригласить… Э-э-э… Незнакомый номер.

Тяжёлый вздох вырвался из груди Эдуарда. Очень хотелось сбросить звонок, но с кураторами такие шутки не проходили. Не сомневался, что это они набирают через интернет, прикрываясь рандомными номерами: чтобы никто, даже если очень заморочится, отследить не смог.

— Алло?

— Ты чего там топчешься? Иди уже! — хрипловатый голос, изменённый программой, но Эдик узнал его:

— Дылда, просил же не следить, она в прошлый раз засекла.

— Ты это… Не переводи стрелки, — абонент выругался, прежде чем продолжить: — Сам накосячил, а на других валишь. Давай, топай за угол, побазарить надо.

Поплёлся, деваться было некуда.

Дылда и его подручный ждали, сидя на ограждении детской площадки, держась в тени заснеженных кустов. Не окликнули они его, Эдик прошёл бы мимо, не заметив.

Два брюнета в чёрных полупальто и джинсах выглядели как шпионы из боевика, неудивительно, что Геля, заметив слежку, перепугалась.

— Ну? Чего хотел? — остановился напротив сидящего Дылды Эдик.

— Мы? — заржал тот. — Нам, паря, ничего не надо, а вот тебе больно хочется должок списать. Не?

— Да.

— Уболтал тёлочку? Согласна она с тобой хоть на край света?

— Согласна.

— Паспорт дала?

Тихоновский покачал головой и, видя, как обозлился, поднимающийся с ограды мужик, попятился:

— Данные обещала прислать! Зачем тебе сам паспорт-то?

— Ладно, живи, задохлик, — процедил сквозь зубы Дылда, глядя на Эдика сверху. — Данные тоже неплохо.

Только он успел сказать, как смартфон в кармане Эда булькнул, поймав сообщение. Пришлось лезть и тут же открывать. Удалова не особо парилась, отправила скан нужной странички. Открыв изображение, Эдик спросил:

— Куда тебе переслать?

— Никуда, — хмуро ответил Дылда. — Сделай покрупнее, сфоткаю.

Он заснял экран смартфона Тихоновского, проверил у себя, насколько всё читаемо и милостиво позволил: — Топай, братан! Завтра всё будет оформлено. Ты уж не подведи, а то сам знаешь…

Эдик знал, поэтому хмуро кивнул и поплёлся в сторону автобусной остановки. Бредя один по тёмному переулку, пытался уговорить себя, что ничего плохого случиться не должно. Они с Гелей прекрасно проведут время в горах, она будет чувствовать себя счастливой и, конечно, не откажется продавать участок и дом, которых даже не видела никогда. Ладно бы она детство там провела, или планы имела жить в деревне, а так…

Глава 8

Ангелина Удалова

Эдика я не узнавала! Прежде всего, потому, что никак не ожидала, что вечный разгильдяй по прозвищу Граммофон способен так быстро и качественно подготовить путешествие, и не куда-нибудь в пределах нашей области, а так далеко — на Алтай.

Дороги я почти не заметила, и вовсе не потому, что Эд развлекал меня, наоборот, мой парень был на удивление молчалив и сосредоточен. Переживал за то, чтобы не случилось накладок. А как он расстроился, увидев снятое на неделю жильё! Вполне уютная комнатка, даже с удобствами: компактным туалетом и узкой душевой кабиной. Зато, горячую воду подавали без перебоев, и батареи всё время были тёплыми, а у камина можно было посидеть, спустившись в общий зал, где собирались постояльцы, когда на горы опускалась ночь. Хотя, мне и под звёздами нравилось гулять. О! Я была в полном восторге. Честно говоря, даже мечтать не могла о таком чудесном отпуске!

Мне казалось, что мы с моим любимым поменялись ролями. Я то и дело хохотала, тормошила его. Визжала от восторга, спустившись по крутой трассе. Скакала как мячик, когда видела ловко закладывающего виражи Эдика. С удовольствием знакомилась с другими отдыхающими, обменивалась с ними номерами телефонов и обещаниями не теряться после того, как разъедемся по домам. Тихоновский же производил впечатление скромняшки, тихони, ботаника… Он постоянно осматривался, будто ждал чего-то или кого-то.

Каникулы промелькнули стремительно. Осознав, что уже послезавтра придётся покидать удивительное местечко и прощаться с новыми друзьями, я немного грустила. Эдик тоже был сам не свой. После ужина мы, не сговариваясь, пошли к себе в коттедж и улеглись спать. Я ещё некоторое время смотрела в потолок. Очень хотелось, чтобы любимый обнял меня, утешил, сказал что-нибудь ободряющее, а он лежал, повернувшись ко мне спиной, молчал и не шевелился. Неужели так быстро уснул? Или расстроен тем, что наше будущее по-прежнему не определено. Я до сих пор не призналась, что мама запретила мне приводить своего парня в квартиру, во всяком случае, пока мы не расписаны официально. Меня это огорчало ничуть не меньше, чем Тихоновского, я так привыкла к тому, что он постоянно рядом, что даже представить не могла наше расставание.

Наутро нас ждал новый облом. Как только мы спустились вниз, увидели объявление, что все трассы закрыты на сегодня в связи с профилактическими работами и ожидающейся проверкой. Возмущаться и протестовать было бесполезно.

— Ну во-о-от, — разочарованно протянула я, — сегодня наш последний день, а мы даже покататься не сможем.

Как альтернативу организаторы предлагали прогулки по красивым местам, и я почти смирилась с такой перспективой, но Эдик шепнул, что знает место, где можно кататься. Мне казалось, он просто хотел увести меня подальше от всех, чтобы просто побыть вдвоём. Идея мне понравилась. Мы довольно долго шли по непривычной дороге, сворачивая то направо, то налево, пока не оказались у довольно пологого склона. Он заканчивался ровным плато, с одной стороны ограниченным высокой скалой, а с другой крутым обрывом. Там и сям из-под снега торчали крохотные молодые сосенки, а над всей этой красотой сияло голубое небо с белым солнцем. Пахло почему-то яблоками.

— Нравится? — спросил Эдик.

— Во всяком случае, не страшно. Удивительно, что сюда никто не пошёл кататься.

— Трасса немаркированная. Её считают банальной. Не разгонишься, трюков никаких не выполнишь. Вот и не стали разрабатывать. Даже дикарей этот спуск не привлекает. Ну, а нам сгодится напоследок, правда ведь?

— Конечно! — Я улыбнулась, переступив пару раз лыжами, приблизилась к своему парню и поцеловала его в щёку: — Спасибо! А то я собиралась расстраиваться, что в последний день не покатаюсь.

— Ну? — Он тоже улыбнулся. — Чур, я первый!

Тихоновский проворно добежал до начала спуска, резко толкнулся палками, гикнул и заскользил вниз. Я залюбовалась, подумав: как же мне будет не хватать этого всего в городе!

Проехав по инерции чуть не половину горизонтальной площадки, Эд развернулся и вскинул руки, призывая меня тоже начать спуск.

А обратно-то придётся подниматься «ёлочкой» — мелькнуло в голове. Вот он недостаток лишённых сервиса склонов.

Ничего! Вспомню детство — заберусь. Как говаривали раньше: любишь кататься, люби и саночки возить.

И-и-и-эх!

Понеслась я с горы! Первые две-три секунды прекрасно видела смеющегося Эдика, но примерно на середине спуска заметила клубы чёрного тумана, выползающего из обрыва и прожорливо глотавшего метр за метром заснеженное плато, склон, по которому я неслась, сосенки… Вот уже и Эдика не видно, его скрыла от меня тёмная пелена. Хотелось затормозить, упасть… Увы, я ничего не успела сделать — въехала на полной скорости в густую душную массу.

— Ге-е-еля-а-а-а! — Будто из глубокого колодца донёсся любимый тенор.

— Э-э-э… — Попыталась крикнуть я, но горло перехватило, грудь стиснуло, колени подогнулись, земля ушла из-под ног.

Последнее, что я почувствовала: удар в бок и то, как зарылась лицом в холодный снег.

***

Меня окружала непроглядная сизая мгла. Я не чувствовала боли, не ощущала даже биения собственного сердца, будто меня выдернули из тела и поместили в заполненный дымом пузырь. Мысли — единственное, что ещё оставалось из привычного — вяло текли, то накатив, то отхлынув, словно волны спокойного моря на мокрую гальку. Обманчивое спокойствие и неизменность пространства тревожили. Хотелось пошевелиться, застонать, позвать на помощь, но даже эти естественные желания постепенно притуплялись, уступая место апатии. Горечь от дыма или тумана, которого я наглоталась во время спуска, раздражала всё меньше. Бесчувственность и подсознательное понимание, что изменить ничего невозможно, лишали меня надежды на возвращение к прежнему состоянию тела и души. Если в первые мгновения верилось, что Тихоновский разыщет меня в густом тумане и спасёт, то спустя минуту-другую я перестала на это рассчитывать.

Глава 9

Эд Тихоновский

Удалова казалась такой счастливой, так радовалась возможности покататься напоследок! Любуясь ею, Эд совсем забыл о том, что вот-вот выполнит задание, и можно будет вздохнуть спокойно, выбросить из головы заботу о висящем и уже начавшем расти долге. От Гели шло благодатное тепло, девушка обладала позитивной энергетикой, рядом с ней уходили на дальний план заботы и переживания, жизнь воспринималась как удивительное и прекрасное приключение.

Съезжая по пологому склону, Тихоновский взметнул в воздух фонтаны пушистого, не укатанного снега, лихо развернулся и помахал Ангелине, призывая её проделать тот же путь. Ничего плохого не ждал. Наслаждался чудесными пейзажами, комфортной погодой, близостью любимой. Вот-вот она скатится к нему, он крепко обнимет, поцелует своего Ангела и...

Э-э-э...

Откуда мог взяться сизый туман? Плотные языки выползли на склон с невероятной скоростью. Геля была на середине спуска, когда тёмная пелена совершенно закрыла её фигуру от Эдика. Он побежал навстречу, выкрикивая любимое имя. Ответом была глухая тишина.

Только-только заступив за тёмную границу, парень закашлялся. Туман отравлял, душил, сковывал мышцы, заставлял сердце выпрыгивать из грудной клетки.

— Что за хрень? — прошептал Эдик, падая в снег.

Он очнулся далеко не сразу. Закоченел так, что едва мог шевелиться. От сизого тумана не осталось и следа, опять сияло белое солнце, радовало бесконечной синью небо, блестели чистотой горные вершины. Парень встал на четвереньки, потряс головой, пытаясь окончательно прийти в чувство, с большим трудом поднялся на ноги. На плато он оставался один, наверху тоже никого не было. Лишь два чётких следа свидетельствовали о том, что недавно тут спускались лыжники. Одна дорожка вела сюда и заканчивалась разворотом чуть позади Эдика, вторая обрывалась на середине склона. Создавалось впечатление, что Ангел улетел в небо — прямо так, в полном горнолыжном снаряжении.

Это казалось невозможным. Не могла Геля подняться обратно точно по собственным следам! Или могла?

Путаясь в лыжах, Эдик стал забираться наверх. «Ангел, Ангел, где же ты?» — пульсировало в висках. С высоты внимательно осмотрел окрестности. Прятаться тут было совершенно негде! Ровная площадка с одной стороны ограничивалась высокой скалой без трещин и провалов, хоть немного напоминавших пещеры, с двух других пологим склоном, на вершине которого стоял парень, с четвёртой резко обрывалась вниз. Думать о том, что Ангелина сорвалась в пропасть не хотелось. Этого и быть не могло! Во-первых, дотуда метров восемьсот, не меньше, во-вторых на девственно ровном снегу не осталось ни одного следочка! Да и торчавшие из сугробов низкие сосенки служили естественным ограждением.

Спокойнее всего было думать, что Удалова вернулась в гостиницу. Быть может, она почувствовала себя плохо и обратилась за помощью. Или наоборот, испугавшись за Эдика, решила позвать людей на помощь.

Маловероятно, но это хоть какое-то объяснение!

Всю дорогу до коттеджа нёсся как на соревнованиях. Лыжи с палками бросил в снег у порога, громко топая пробежал через небольшой холл, прыгая через ступеньку, поднялся по лестнице на второй этаж, ткнулся в номер. Не заперто! Геля здесь!

Ввалился в прихожую, радостно выкрикивая любимое имя, но сразу же натолкнулся на Дылду. Тот схватил Эдика за грудки, слегка приподнял над полом и хорошенько встряхнул:

— Хорош орать!

— Где? Где она? — выдохнул Тихоновский, начав подозревать нехорошее.

— Всё с ней нормально, — успокоил Дылда, подтолкнул Эдика в глубину помещения и плотно прикрыл входную дверь. — Она пока у нас. Очухается, подпишет дарственную и отпустим домой.

— Что значит, очухается? — Напрягся Тихоновский.

— Кончай базар! Твоё дело собраться, чтобы завтра утром спокойно убыть в направлении аэропорта. Твоя миссия выполнена. Билет на комоде.

Дылда направился было в прихожую, но Эдик повис на нём, не отпуская. Он успел заметить, что Гелиных вещей в комнате нет. Его собственный рюкзак одиноко скучал в углу, на вешалке болтался единственный пуховик, а в обувнице тоже отсутствовали женские сапожки, туфельки и даже тапочки.

— Что вы с ней сделали, сволочи? Почему надо ждать, когда очухается?

— Забей! — глумливо засмеялся Дылда. — Ничего страшного с твоей тёлкой не случится. А в отключке, потому что дозу немного не рассчитали. Езжай спокойно домой.

— Я без неё не поеду!

— Поедешь! Ты ведь не хочешь с нами ссориться. — Отцепив от себя руки Эдика, Дылда сильно толкнул его и, пока парень поднимался с пола, вышел из комнаты.

Тихоновский сначала кинулся посмотреть на билет. Один! Один, только на его имя. Завтра утром придётся покинуть коттедж и уехать. Доставят ли Ангелину к самолёту? А если нет?

Перебежав комнату, Эдик прилип к холодному стеклу окна. Успел увидеть, как Дылда спускается по крыльцу и расслабленной походкой шагает по той самой дороге, что разлучила Эдика с Ангелиной.

Надо за ним проследить! Нужно найти девушку уже сегодня, завтра может быть поздно!

Стремительно, как будто он собирался на пожар, Тихоновский переобулся в обычные ботинки, прямо поверх комбинезона надел пуховик, считая его неприметным по сравнению с яркой курткой, бросил очки, оставив серую шапку, и побежал догонять Дылду. Тот обязательно приведёт его к Гелечке!

Увидел длинную фигуру в чёрном, прямо перед развилкой. Дылда свернул налево, тогда как дорога к склону, где недавно катались Эд и Ангелина, вела правее. Понять, каким образом бандиты перетащили девушку и не оставили следов, было невозможно, пока...

Подойдя к развилке, Тихоновский замер, чувствуя, как в животе всё скрутилось в холодный жгут. Дылда не оставлял следов! Здоровенный мужик шёл, не касаясь земли.

Хотелось поплевать через плечо и перекреститься.

***

Времени решать неожиданно возникший ребус не было — Эдику пришлось красться за фигурой в чёрном, оставляя на снегу предательскую цепочку следов. Вариант: держаться поодаль отпал из-за необъяснимого явления: объект левитировал. Дылда и прежде казался Тихоновскому не просто качком, а каким-то экстрасенсом, но, чтобы вот так! Прямо нечистая сила в человеческом облике!

Глава 10

Ангелина Удалова

Сизый туман в голове постепенно рассеялся, стали слышны звуки: чьё-то ровное дыхание, голоса: один очень низкий, другой сиплый. Тело моё оставалось расслабленным, будто набитым ватой, шевелиться я не могла, и даже пробовать не хотела. Лежала в неудобной позе на чём-то жёстком и прислушивалась к происходящему.

— Ты кретин, Дылда! Сколько нам ещё ждать, пока она очнётся? — обвинил подельника сиплый бандит.

— Чего сразу — кретин? — недовольно спросил второй. — Если бы я сделал меньшую концентрацию, этот козёл не отрубился бы и попытался её отбить.

— Он и так попытался, — недовольно заметил главный. — Признай уже, что недооценил парня. Кстати, где он?

— На дне самого глубокого ущелья, — хохотнул подручный. — К утру замёрзнет. А найдут его не скоро.

— Туда ему и дорога. И так мы с ним возились целую вечность. Надеюсь, ты всё подчистил?

— Как было велено. Девкины вещи сразу вынесли, я в её облике выписался и как бы уехал в аэропорт. За Эда Приквел действовал. Не думаю, что на ресепшене заметили разницу. Будь уверен, хозяин, всё в ажуре.

— «В ажу-у-уре!» — передразнил его сиплый. — Деваху разбуди. Сколько мне ещё ждать?

— Щас...

Шаги удалились, дверь скрипнула. Я чуть-чуть приоткрыла глаза. Значит, это не сон! Меня, действительно, посадили под замок, а Эдика, который пришёл на выручку, бросили умирать. Этим уродам что-то нужно от меня. Так! Это пока не важно! Главное, выбраться и позвать на помощь! Твари сделали всё, чтобы исчезнувших постояльцев никто не искал, я должна организовать спасательную операцию, пока мой парень не погиб!

С невероятными усилиями, села, а потом и встала с неудобной лежанки. Покачнулась, ловя равновесие, и придерживаясь рукой сначала за кровать, а потом за стенку, добралась до окошка. Зажмурилась от яркого снега, подождала, когда уймётся головокружение и снова посмотрела сквозь решётку за помутневшее стекло. На пушистом снегу заметила следы волочения — это Эдика уносили. Наклонилась, чтобы определить куда, но следы обрывались. Я в недоумении посмотрела в другую сторону и увидела крупного мужчину в чёрной одежде, показавшегося мне знакомым. Так это тот самый! Один из двоих, которые следили за Тихоновским в городе.

Не за ним! Они за мной следили — сделала я вывод. Это от меня им что-то нужно. Что?

Здоровенный мужик набрал в горсть снега из-под ближайшей сосёнки, легко развернулся и двинул к дому. Я отпрянула от окна: как бы не заметил, что наблюдаю. Мне по-прежнему требовалось время, чтобы сообразить, как действовать, поэтому я решила притворяться и дальше.

Не очень шустро вернулась на лежанку, постаралась принять прежнюю позу, хотя левый бок ужасно болел из-за долгого неподвижного лежания. Едва я успела закрыть глаза, как дверь распахнулась от удара ногой, и в следующее мгновение лицо обожгло холодом. Кожа стала мокрой, прохладные струйки потекли по шее, за ухо и спрятались в волосах. Я дёрнулась, смахивая снег ладонью, отползла к стене, села, опёршись на неё спиной.

Громила стоял передо мной осклабившись. Даже секунды не дал, чтобы прийти в себя, грубо схватил за плечи, поставил на ноги, встряхнул и поволок в другую комнату, больно вывернув руку. Я закричала.

— Отпустите! Кто вы? Что вы делаете?

Меня усадили за стол на самый край лавки, а когда я попыталась встать, Дылда сильно надавил на плечи, я даже испугалась, что доска подо мной проломится, и я окажусь на полу. Только теперь я увидела второго, похожего на персонажа из сюжетов про охотников, рыболовов и прочих любителей активного отдыха вдали от цивилизации. Мужественное лицо можно было бы назвать красивым, если бы не жутковатый взгляд. У меня создалось впечатление, что вместо радужки у этого мужчины круглые зеркала, в которых отражается огонь. Притом, что в комнате царили сумрак и прохлада, ничего не горело, даже банальной лампочки не было.

— Не бойся, куколка, — сказал он сипло и вальяжным жестом придвинул ко мне стопку листов с печатным текстом. — Как только подпишешь договор купли-продажи, сразу же отправишься домой.

— Продажи чего? — спросила я, вытирая лицо рукавом.

— Как в старой сказке, — усмехнулся «охотник», — отдай нам то, о чём ты не знаешь.

Я бегло просмотрела начало документа, но не смогла прорваться сквозь бюрократический язык. Ухватила только, что документ составлен от человека с моей фамилией, именем, отчеством, проживающим по адресу моей прописки. Паспортные данные тоже были мои.

Стоявший за моей спиной качок проявил нетерпение:

— Хорош выделываться! Бери перо и ставь закорючку!

Главный сердито посмотрел на подельника, едва заметно покачал головой, опасаясь, что грубость меня спугнёт, и заговорил приторно-сладким тоном:

— Тут всё без обмана, куколка. Получишь хорошие деньги, сможешь купить себе квартирку. В центре двухкомнатную. На окраине, даже на трёшку хватит. Подписывай. Ты ведь замуж собралась? Так вот, самое время. — Сказав это, мужчина поперхнулся, отвёл взгляд и придвинул ближе ко мне шариковую ручку.

Замуж. Эдик! Из вязкого сумбура в моей голове, всплыли крики: «Геля, ничего не подписывай, они убьют тебя!»

Они ведь что-то с ним сделали! Громила сказал, что мой парень замерзает на дне какого-то ущелья. Я нашла возможность для торга.

— Эд… — выдавила я, прерывисто вдохнула и продолжила: — Где он? Пусть придёт, тогда и подпишу.

С минуту «охотник» смотрел на меня немигающими жёлтыми глазами. Мне даже показалось, что из них идёт дым. Понятно, что глюк — я чувствовала себя ужасно. Заговорил мужчина сухо, без эмоций:

— Сожалею, куколка. Твой жених улетел ещё утром. У него обнаружились срочные дела. Не огорчайся, ты скоро увидишь своего жениха, просто подпиши бумаги, сразу после этого тебя отвезут в Горно-Алтайск. Зарегистрируешься на рейс и…

— Я вам не верю. Где мой телефон? Я хочу поговорить с Эдиком!

— Нет здесь связи! — рявкнул мне в ухо громила. — Вообще не догоняешь? Тут не ты ставишь условия.

Глава 11

Эд Тихоновский

Холод. Жуткая нестерпимая стылость, добравшаяся до самого сердца. Тело напоминало ледяную скульптуру, неспособную ни шевелиться, ни даже думать. Очнуться заставил горячий, показавшийся жаром печи, дующий в лицо воздух. Эдик с усилием разлепил заиндевевшие ресницы, приоткрыл глаза. По скулам скатились тёплые капли растопленного снега. Губы слиплись, говорить не получалось, парень смог только замычать — так тихо, что сам едва услышал.

Сфокусировав взгляд на большом сером пятне, Тихоновский смог распознать огромную волчью морду. Необычайно умные глаза смотрели на лежащего в сугробе человека изучающе.

Сожрёт? Или дождётся своих, чтобы потрапезничать в компании?

Как ни странно, Эдик не боялся. Сил не было ни на страх, ни на хоть какое-то сопротивление. Хотелось одного: уснуть и никогда не просыпаться.

Зверь рыкнул и снова дунул в лицо парня горячим дыханием. «Нельзя отключаться», — таков приказ. Эдик это понял и даже сделал попытку пошевелить рукой. Увы, ничего не получилось. Единственное, что он смог — широко распахнуть веки, моргнуть и ещё раз моргнуть, подтверждая, что не спит.

Раз хищнику приятнее убивать жертву, которая находится в сознании...

О, нет! Расправа откладывается.

Волк обошёл беспомощного человека, схватился зубами за капюшон его пуховика и, пятясь задом, потянул вниз по пологому склону. После того, как его развернули, Эдик рассмотрел заснеженный обрыв со следами качения. Вон с той верхотуры его сбросили! Если бы не глубокий и пушистый покров, камни прикончили бы Тихоновского ещё в пути.

Мимо проплывали редкие чахлые кустики, вверху ослепительно синело высоченное небо. Скрипел примятый снег. Склон перетёк в гладкую утоптанную тропу, Эд ощутил изменения спиной. Чувствительность постепенно возвращалась, хотя это совсем не радовало: миллиарды иголок воткнулись в кожу по всему телу, доставляя мучения.

Безумно долго длилась эта дорога. Тихоновский мечтал о том, чтобы забыться, и вместе с тем боялся окончательно выпасть из реальности. Геля — в голове всплыл образ мчащейся на лыжах девушки, которую поглощает сизый отравленный туман. Ангела нужно спасать! Для этого необходимо добраться до людей и сообщить о случившемся. Он должен встать на ноги! Обязан!

Попытка пошевелиться вызвала суровое рычание зверя.

— Куда ты меня тянешь? — сумел, наконец, разлепить смёрзшиеся губы Эдик, тут же ощутил, как тёплые струйки засочились и, собираясь в капли, застыли тонкой корочкой.

Волк снова рыкнул. Глупо, конечно, спрашивать у него, ведь говорящих зверей не бывает. Повезло ещё, что встречаются вот такие умные и благородные. Эдик верил, что хищник намерен его спасти. Это подтвердили мужские голоса. Они кричали. Кто-то выстрелил в воздух. Выплюнув капюшон, волк развернулся и замер, глядя в сторону, откуда раздавался шум. Немного попятился, пригнул голову, давая кому-то знак. Убедившись, что люди бегут на помощь, прыгнул в сторону и потрусил прочь.

Через минуту небо загородили два мужика, склонившихся над Тихоновским.

— Откуда волчара его выкопал? Смотри, Гена, мальчишка весь в снегу, словно Дед Мороз, — удивился бородач с надетой набекрень лыжной шапкой ещё советского образца.

— Не болтай, — сердясь, отозвался рябой мужик с белёсыми бровями. — Бери за ноги, а я подмышки. Отнесём его в избу.

В избе было жарко. Просто нестерпимо жарко. Эдика раздели догола и принялись натирать чем-то жутко вонючим. Он периодически отключался, его хлопали по щекам, приводя в чувство, потом снова растирали. Наконец, экзекуция закончилась. Рябой принёс нагретое на печке бельё и комбез, помог вялому парню натянуть всё это на себя. Бородатый налил большую кружку крепкого чая, поставил её на табуретку рядом с лежанкой, где полусидел одетый и накрытый пахнущим овцой тулупом Эдик. Здесь же вскоре появились лежащие на тарелке бутерброды с салом. Эдик замычал, хватаясь двумя руками за оплетённую хэбэшным шнуром кружку.

— Ты немой, что ли? — сурово спросил тот, кого приятель называл Геной. — Ешь, давай! Потом расскажешь, как докатился до жизни такой.

— Эх, жаль, связи нет, — со вздохом покачал головой бородач. — Придётся, на лыжах идти в посёлок.

— Схожу, чего уж. Не оставлять же мороженку здесь.

— Девушка, Моя девушка... — с набитым ртом заговорил Тихоновский.

— Ты не один был? Так, может, волк за девушкой твоей побежал?

Эдик затряс головой и закашлялся, подавившись. Бородач чувствительно вдарил ему по спине.

— Говори! Вдвоём катались?

— Нет. То есть да, то есть...

— Да, что же это! — возмутился рябой. — Совсем мозги смёрзлись? Говори, где искать девицу?

— Она наверху. В охотничьем домике. Её удерживают...

— Ну, так и чего всполошился? Если в доме, так не замёрзнет. — Заключил бородатый и кивнул приятелю. — Пойдём, Геннадий, я тебя снаряжу, а сам пойду капканы проверить. Малой пусть отдыхает.

Они вышли в сени, что-то негромко обсуждая. У Эдика слипались глаза, он уронил голову на скрученный пуховик, заменявший ему подушку. Перед мысленным взором, словно на карусели, замелькали проносящиеся мимо образы: Ангелина, Дылда, Хозяин, Волк… Последний оскалился и зарычал угрожающе. Тихоновский очнулся, напряг слух. Вроде кто-то возвращается. Неужели Геннадий сумел так скоро привести помощь?

— Блин! Чего я, в самом деле! — заругался на себя Эд. — Они же меня в посёлок уволокут, а мне Гелю надо спасать!

Он резво вскочил, сунул ноги в ботинки, не потрудившись застегнуть липучки, набросил пуховик и кинулся через комнату, чтобы выглянуть в окошко.

Ой-ой! Это не помощь! Во дворе, рассматривая следы, стояли Дылда и главарь. Больше никого видно не было.

***

После того, как его скинули с обрыва и оставили замерзать в снегу, общаться с бывшими компаньонами Тихоновскому не хотелось от слова «совсем». Он крепко уяснил: хорошего от них ждать не приходится. Версия, что у бандитов проснулась совесть, и они решили спасти того, кого сами же приговорили к смерти, не выдерживала никакой критики.